Выбить дверь не удалось — мешала вода. Тогда парни еще раз обшарили лавку и нашли латунную копию Статуи Свободы. Используя ее воздетый факел, как рычаг, им удалось отжать замок, и мы оказались на лестнице, ведущей в апартаменты хозяина.
— Эй! Кто-нибудь дома? — Поднимаясь, на всякий случай окликнула Нэнси по-английски, хотя ясно было, что, останься тут кто-то, он давно бы вышел на грохот, который мы подняли.
Дверь в квартиру с лестницы была не заперта, и мы вошли, озираясь, точно преступники. Одно дело — вломиться, спасая свою жизнь, в и без того уже разрушенный ураганом и наводнением магазин, и совсем другое — войти в чужую квартиру, в которой еще чувствуется присутствие хозяев, где вещи хранят их тепло и запахи; куда вас не звали и вовсе не хотели бы видеть. Так что, с одной стороны, мы испытывали стыд и неловкость, заставлявшие передвигаться на цыпочках и разговаривать вполголоса, а с другой — невыразимое облегчение: там было сухо.
Нэнси опустилась прямо на ковролин посреди гостиной, с отвращением разглядывая свои сморщенные от воды ладони и пятки.
— Больше никогда в жизни не захочу купаться, — объявила она мрачно. — Даже ванну принимать буду только раз в неделю. А лучше — раз в месяц.
Я разулась и молча ушла искать ванную: мне надо было отжать мокрое платье. У меня болели ноги и спина: несмотря на жару, вода, в которой мы бродили все это время, была довольно холодной, от нее мышцы сводило судорогой и колотил противный мелкий озноб. К тому же, все тело у меня было в синяках, видимо, от ударов о стенку в подвале и столкновений с обломками. Поколебавшись, я взяла из шкафчика чистое полотенце и растерлась с ног до головы.
— Вера, ты в порядке?.. — Антон легонько постучал в дверь ванной.
— Да, — ответила я, помедлив, и быстро завернулась в полотенце. — Входи.
Он вошел, посмотрел мне в лицо, потом молча снял очки и, не глядя, положил их на край умывальника.
Он был мокрый, горячий, и, когда он обнял меня, мне захотелось то ли заплакать, то ли засмеяться. Я целовала его и, вроде бы, смеялась, но скорее, все-таки, плакала. И не верила, что все это происходит со мной — этот затопленный город, эта чужая квартира, этот чужой мальчик, воевавший в Ираке и едва не погибший в мирное время в мирной стране. Я так целовала его, как никогда в жизни никого не целовала. По-моему, он испугался, что я, наконец, рехнулась от выпавших на нашу долю испытаний. Его рот был на вкус как горячее молоко с медом, которым меня поили в детстве во время бесконечных простуд. И дрожал он так же, как я в детском температурном ознобе.
Я целовала его и не могла оторваться.
— Верочка! — Нэнси нетерпеливо распахнула дверь и остановилась на пороге. — Тьфу на вас!.. Нашли время. Иди сюда, я тут обнаружила некоторое количество разных шмоток, нам же надо на себя что-нибудь надеть!..
Она была в одних трусиках, а свою роскошную грудь стыдливо прикрывала какой-то розовой тряпкой. Впрочем, это выглядело не более целомудренно, чем картинки в «Плейбое». Если бы тут каким-то чудом оказался тамошний фотограф, он бы душу продал за снимки мокрой, измученной, бледной Нэнси в прозрачных беленьких трусиках.
Я подняла с пола упавшее полотенце и замоталась в него. Антон надел очки и прислонился плечом к стене. Наверное, мы выглядели, как нашкодившие подростки. Нэнси подняла бровь, хотела что-то сказать, но удержалась. Я выскользнула из ванной, точно гимназистка, которую директриса застукала в классе с учителем музыки. Нэнси фыркнула, но снова ничего не сказала, и затолкала меня в спальню, где в стенном шкафу висело на плечиках разное хозяйское барахло. Иван уже переоделся во фланелевый спортивный костюм — штаны были ему коротки, а джемпер широк. Он сидел в кресле в гостиной и выглядел бледновато. Глеб тоже, ворча, облачился в трикотажные шаровары и майку с изображением Луи Армстронга и теперь старательно развешивал на стульях свои джинсы и рубаху в надежде, что они просохнут. Мы с Нэнси, стыдливо порывшись в шкафу, выбрали себе майки и лосины — Нэнси ее лосины были коротки, мне мои пришлось слегка подвернуть. А размер бесформенных длинных маек не имел значеиия.
— Ну, ты красотка, — съязвила Нэнси, критически оглядев меня. — Надеюсь, хозяйка не обидится, что мы разорили ее парадный гардеробчик.
— На себя посмотри, — устало огрызнулась я и села на пол, на мягкий сухой ковролин. — Знаешь, чего я сейчас больше всего хочу?..
— Спать, — уверенно ответила она. — Я и сама просто с ног валюсь…
В дверях спальни появился Антон. Он снял майку и разулся, но оставался в своих насквозь промокших джинсах. В руках у него была непочатая бутылка виски, а на шее на серебряной цепочке висело что-то вроде ключика. Я сначала подумала, что это крест, но это и был ключик. Как у Буратино. Не знаю, какую дверцу он отпирал.
— Надо выпить, — пояснил Антон. — А то заболеем.
— Мы уже один раз выпили, — напомнила Нэнси. — И чем это кончилось?.. — Потом она горестно вздохнула, опустилась на пол рядом со мной и сказала: — Ну, надо так надо. Наливай.
— Иван, — негромко позвал Антон. — Глеб!.. Принесите стаканы, там, на кухне я видел.
— Ты бы переоделся, — посоветовала я. — В сухое… вон там, в шкафу…
Он не шевельнулся. Я встала, подошла к шкафу и, не глядя, вытащила еще один дурацкий спортивный костюм.
— Иди в ванную, Тош, — сказала я тихо, не глядя на него. — Нельзя сидеть в мокрых джинсах. Высохнут — наденешь.
— Я знаю, — произнес он рассеянно, явно думая о другом. — Девчонки… Сейчас мы отдохнем… а потом нам надо будет уходить отсюда.
— Почему? — Нэнси приподнялась на локте. Иван и Глеб со стаканами в руках молча стояли в дверях и смотрели на нас. — Почему мы не можем подождать спасателей здесь?
— Потому что тут нет воды, — с трудом сказал Антон, глядя в пол. — Я смотрел. В холодильнике только одна бутылка «зельцера». Начатая… А без воды мы долго не протянем.
— Тошка, не тупи, — Иван нахмурился. — Спасатели с минуты на минуту появятся. Куда двигаться, да еще с девчонками? Ты в окна выглядывал? Я выглянул. Там не только дохлые собаки плавают, но и дохлые ниггеры. В количестве больше трех. И змеи, ты же знаешь. Миссисипи пришла в город. На чем ты будешь выгребаться отсюда? Вплавь?
— Плавсредство можно соорудить, это не проблема, — сказал Антон твердо. — На, открой виски… У меня резон один: спасатели могут не прибыть или прибыть слишком поздно. Пока у нас есть силы, надо пытаться спасать себя самим. Это азбука выживания.
Иван привычным жестом бармена откупорил бутылку и плеснул в каждый стакан по одинаковой порции.
— Не знаю я, как насчет азбуки, но, кроме надувного матраца в качестве плотика, мне в голову ничего не приходит. А надувной матрац нас пятерых не выдержит. Вот разве что кому-то из нас поплавать на нем по окрестностям, поискать воды…
— Кстати, да! — оживился Глеб. — Вообще, надо оглядеться, пошарить тут вокруг…
— Помародерствовать не терпится? — съехидничала Нэнси, которая не могла простить Глебу сцену у кассы сувенирной лавки.
— Анютка, не заводись, — Иван обнял ее за плечи. — Пей вот лучше. И молчи, пока джигиты разговаривают.
Нэнси фыркнула и стряхнула его руку, но затихла.
Мне вдруг пришла в голову одна мысль.
— Эй, — сказала я нерешительно, — скажите… этот дом, в котором мы сейчас находимся… это же роу-хаус?..
Все замолчали и уставились на меня.
— А ведь точно… — протянул Иван.
— Не понял, — Глеб переводил глаза с одного на другого. — Что такое роу-хаус?
— Когда мы сюда шли… в бар… я смотрела на эти домики, — пояснила я с некоторой неловкостью, — и вспомнила иллюстрацию к первой сказке про Нарнию. Там девочка и мальчик проходят целый квартал по чердакам — потому что дома прилеплены друг к другу, каждый имеет общую стену с другим. Это и называется роу-хаус.
— Чердаки тут вряд ли есть, хоть дома и старые, — усомнился Иван. — Но вообще, ты молодец. Тошка, что скажешь?
— Да, Вера молодец, — сказал Антон, и я чуть не растаяла от радости, что он меня похвалил. — Можно попробовать по крышам. Здесь ведь, в основном, магазины, Иван?..
— Квартиры, если есть, только наверху, — кивнул Иван. — Здесь не всякому по карману поселиться. Можем проверить, остался ли где-нибудь в них народ, и заодно воду поищем. Магазины нам в этом смысле без пользы — они тут специфические: сувениры, модные тряпки, серебро, музыкальные инструменты… А нам нужна вода. Это — только в супермаркетах, аптеках и гросери. Не помню, есть ли что-то такое в нашем квартале. Но сдается мне, что нет. В любом случае, я сейчас с места точно не двинусь. Сил нет.
— Интересно, начались уже спасательные работы? — задумчиво спросила Нэнси, вытягиваясь на ковре. — Вот Бушу задачка! Наводнение, да еще такое… — Она зевнула. — Анекдот вспомнила. Рамсфильд докладывает Бушу: вчера в Ираке были убиты три бразилиан солджерс…
Я покосилась на Антона — он и бровью не повел.
— Буш хватается за голову, — продолжала Нэнси, — кошмар!.. катастрофа!.. весь кабинет смотрит на него во все глаза… тут он поднимает голову и спрашивает: «Кто-нибудь скажет мне, бразиллион — это сколько?»
Глеб хохотнул, у остальных, кажется, не было сил. Хотя анекдот был смешной.
Хлебнув по паре глотков виски, не только мы с Нэнси, но и парни начали откровенно клевать носами. Дело кончилось тем, что Глеб, сидевший на диване, так на нем и уснул: вот только что разговаривал — и пожалуйста, уже похрапывает, приоткрыв рот. Нэнси со стоном переползла с ковра на хозяйскую кровать, Иван побрел за ней. Лично мне никуда двигаться не хотелось — на ковролине было не жестко, да и сил встать у меня не было. Я свернулась клубочком и подложила под голову локоть.
— Приподнимись чуть-чуть, Вера.
Антон подсунул мне под щеку маленькую диванную подушку, я благодарно вздохнула и закрыла глаза. Его рука обняла меня совершенно по-братски, теплое дыхание согревало затылок, и я уснула почти мгновенно, как будто меня выключили.