О чем говорят и молчат почвы

Глава пятая. “Откуда есть пошла русская земля…”

Счастливые мы с вами люди — нет у нас на Русской равнине ни землетрясений, ни цунами, ни горных обвалов — живем в геологическом смысле спокойно. И обязаны этим гранитной платформе, которая давно успокоилась в своих движениях и в разных местах лежит на разных глубинах. В Москве, например, до гранита более полутора километров (1600 метров), а южнее Воронежа, на Дону, у городов Павловск и Богучар, граниты выходят на поверхность. То же самое можно наблюдать и на Украине в Запорожской области (Каменные могилы и днепровские пороги), южнее Киева и, конечно, в Карелии. Между двумя крайними выходами гранитов в Карелии и на Дону, в прогибе гранитного фундамента, расположились большие толщи осадочных пород, как правило, морского происхождения (известняки, глины). Соответственно в Москве толща осадочных пород составляет около полутора километров. Тем самым осадочные породы сровняли неровности гранитного рельефа, образовав великую Восточно–Европейскую равнину.

И гранитная платформа, и видимая нами волнистая равнина от Балтики до Запорожья названы Русскими. На Русской платформе и Русской равнине в течение сотен миллионов лет сменялись разные геологические условия — то плескались холодные соленые моря, сменявшиеся теплыми солеными водами, то наступали континентальные сухопутные условия, и предпоследней страничкой этой интереснейшей геологической летописи был ледниковый период, окончательно сформировавший основные черты современного рельефа Русской равнины. Те черты, которые мы с вами застали и которые, к сожалению, стремимся менять по всяким “проектам” вроде переброски рек.

Хотя среди ученых нет единого мнения о числе оледенений на Русской равнине, определяющую роль в формировании многих ландшафтов сыграло самое большое по площади Днепровское оледенение, включавшее Московскую стадию. Последнее — Валдайское — оледенение в основном сформировало ландшафты севера России, образовав преимущественно различные формы холмисто–моренных ландшафтов.

Так вот. Днепровское оледенение, дойдя до северных оконечностей Среднерусской возвышенности, встретило сопротивление твердых известковых пород и обошло эту возвышенность с востока и запада двумя языками — донским и днепровским, — достигнув широты Киева.

Ледник покинул Центральную Россию тридцать–сорок тысячелетий тому назад в южных широтах, а в северных широтах совсем недавно: три–четыре тысячи лет назад.

Послеледниковая история Русской равнины необычайно интересна как со стороны естественной истории, так и со стороны расселения и влияния человека на природу. Каждый из основных ландшафтов Русской равнины достоин отдельной книги.

Для правильного понимания истории Русской равнины и истории ее освоения необходимо знать, как шли процессы формирования Русской равнины, как готовилась основа, как создавались материнские породы наших почв, как возникали современные долины и другие ландшафты, как и почему отлагались глины, пески и суглинки. Наконец, важно знать, как расселялась жизнь на послеледниковой равнине, как менялась гидрология территории и как начиналось современное почвообразование.

Природоведческий подход с ландшафтно–почвенных и биосферных позиций много может дать для трактовки “сухого” археологического материала и для планирования современной деятельности людей. И опять нам нужно вспомнить В. В. Докучаева, впервые применившего историко–природоведческий анализ к расшифровке истории степей, их почв и вод, растений и животных. Сделал он это в ставшей классической монографии “Наши степи прежде и теперь”.

Несмотря на общий спокойный характер Русской платформы, различные тектонические структуры ее не находятся в вечном покое, а медленно смещаются относительно друг друга со скоростями 1—3 миллиметра в год. Имеются участки опусканий, например, в районе Запорожья, скорость движения которых достигает почти 10 миллиметров в год. Но все же важно, что речь идет о классическом платформенном массиве. Роль швов между соседними тектоническими структурами занимают долины рек, заложенные в основном еще в доюрское время (примерно 60 миллионов лет назад).

Значение тектонического фактора в орографии и гидрографии Русской равнины и в особенности в строении ее речных долин капитально разработал львовский профессор К. И. Геренчук.

Наиболее типичными ландшафтами, сформировавшимися на Русской равнине в послеледниковую эпоху, можно считать гряды и равнины, ландшафты песчаных полесий, суглинистых ополий, долин рек. Особо следует выделить останцовые, то есть не покрывавшиеся ледником высокие участки Среднерусской возвышенности. К типичным ландшафтам конечно–моренных гряд и равнин могут быть отнесены ландшафты Смоленско–Московской возвышенности, включающие Клинско–Дмитровскую гряду.

С отступлением ледника с Русской равнины начинается новая биогеоценотическая эпоха в жизни этого региона биосферы, связанная с процессом аридизации суши.

Сделаем попытку в общей форме проследить явление аридизации в послеледниковое время на Русской равнине. Существо такого рассмотрения изложено достаточно подробно в упомянутой работе В. В. Докучаева “Наши степи прежде и теперь”. В этой работе естественноисторический анализ причин засух в наших степях в конце прошлого века дан с наибольшей полнотой и глубиной. Выводы Докучаева относятся не только к конкретному району или области (например, к Полтавщине), а имеют значение для больших регионов и к планете в целом. В работе “Ополья Центральной России и их почвы” полностью подтверждаются выводы замечательного ученого применительно к нашим дням.

Общеизвестно, что Русская равнина неоднократно подвергалась великому материковому оледенению, центр которого располагался в северных широтах. Общий вектор стока был направлен на юг в сторону гигантских предгорных впадин молодой альпийской складчатости. Не вдаваясь в подробности многочисленных гипотез о причинах материковых оледенений, можно лишь предположить, что их окончание связано с выходом им в тыл теплого течения Гольфстрим.

Важнейшая особенность Русской равнины состоит в том, что она имеет гидрографическую сеть доледникового, чаще всего доюрского возраста. Механизм движения ледника можно представить в следующем виде. Льды двигались прежде всего по доледниковым долинам стока, заполняли их, и только после этого расползались по широким просторам Русской равнины, покрывая ее относительно мощным чехлом льда, крайне условно измеряемого десятками метров. Наличие во льдах различных твердых частиц (песка, глины, камней), захваченных при его движении, определило одну из важнейших черт оледенения — образование после таяния ледника различных типов морен. Таяние ледника совершалось в обратном порядке: сначала вытаивались и обнажались водоразделы, так как на них ледовый покров был тоньше, и лишь в последнюю очередь освобождались ото льда долины рек. Таяние льда шло по затухающей кривой, так как образовавшийся на поверхности песчано–глинистый материал удерживал льды от быстрого таяния. Таким образом, широкую Русскую равнину, лишенную четкой гидрографической сети (долины были еще заполнены льдом, а грунты охвачены мерзлотой), бороздили многочисленные потоки, откладывая взмученный материал по всем правилам гидродинамики и устремляясь к главному базису эрозии — предгорным прогибам альпийской складчатости — нынешних акваторий Черного и Каспийского морей. Там скопились огромные массы ледниковых пресных слабоминерализованных холодных вод со своеобразной пресноводной флорой и фауной. Воды было так много, что акватория этого бассейна доходила почти до нынешнего Запорожья и Саратова (абсолютные отметки около 50—60 метров), затопляла равнины между современными Черным и Каспийским морями. Крайне важно помнить, и в этом состоит ключ к пониманию всей проблемы аридизации, что связи с Мировым океаном этот пресноводный бассейн не имел, так как не было Босфора, а уровень воды стоял на 50—60 метров выше уровня Мирового океана.

Итак, пока на Русской равнине разыгрывался грандиозный по своим масштабам процесс таяния материковых льдов, приведший к образованию поверхностных наносов — морен, песков, суглинков и глин, на юге формировался уникальный огромный пресноводный бассейн, заполненный ледниковыми водами. Теперь вспомним, что южное обрамление гигантского пресноводного водоема представлено горами молодой альпийской складчатости, где и поныне продолжаются интенсивные горообразовательные процессы. Кто не знает о грандиозных землетрясениях Шемахи, Крыма, Ашхабада, а теперь и Армении? И вот примерно 11—12 тысяч лет назад в силу тектонических процессов произошел мощный разлом в узкой перемычке альпийской складчатости, образовавший пролив Босфор. Через эту горловину начался энергичный отток вод пресноводного бассейна в соленое Средиземье. И до сих пор в Босфоре существуют два противоположных течения. Уровень рассматриваемого нами пресноводного бассейна упал относительно быстро с отметки +50 метров до уровня Мирового океана (отметка 0 метров). Соленые воды, поступившие со стороны Средиземного моря, привели к гибели богатой пресноводной фауны и флоры. В упавших на дно животных и растительных остатках начался интенсивный процесс гниения, сопровождавшийся резким снижением окислительно–восстановительного потенциала с образованием сероводорода — токсичного вещества. И сейчас Черное море, начиная с глубины 200 метров, безжизненно и заражено сероводородом.

Образование пролива и понижение уровня воды до нулевой отметки вызвали резкую перестройку всей гидрографической сети на Русской равнине, которая получила стимул для глубинного врезания и оформления четко очерченной речной сети. Огромные массы льда, захороненные под наносами, дали начало горизонтам пресных грунтовых вод, которые устремились по вектору стока в реки и далее в Мировой океан или Каспий. Начался первый этап великого иссушения (аридизации) Русской равнины — разгрузка грунтовых вод, что должно было сравнительно быстро привести к образованию сухих равнинных ландшафтов, растительный покров которых полностью зависел бы от атмосферного типа водного питания, так как быстро мог исчезнуть грунтовый его тип. Таким образом, аридизация Русской равнины должна была свершиться в результате таяния захороненных льдов, давших начало грунтовым водам несколько тысяч лет назад. Так, далекий взрыв в полосе альпийской складчатости определил ход событий на просторах Русской равнины за тысячи километров от эпицентра. Нужно добавить, что освобождение территории ото льда, формирование наносов сопровождалось быстрым развитием растительного покрова, вышедшего из многочисленных убежищ (рефугий), расположенных в южных широтах. Растительный покров сдержал поверхностно–эрозионные процессы и заметно повлиял на замедление общего осушения. Это был первый вызов внешне слабой биологической силы грандиозной альпийской катастрофе. Но, как известно, живое вещество представлено не только растительным, но и животным миром, и мы выделим один род млекопитающих, которому суждено было сыграть выдающуюся гидрологическую роль в торможении аридизации палеарктических равнин — Русской и Северо–Американской, бросивших второй вызов последствиям ледниковой эпохи. Речь идет о бобрах. Их численность достигала многих сотен миллионов голов. Создавая многочисленные плотинки на бесконечных протоках и малых реках, заваливая их деревьями, они сдержали огромные массы пресной воды, обреченной без этого на сброс в Мировой океан. Процесс аридизации тем самым затормозился, по–видимому, на одно–два тысячелетия, а Русская равнина со хранила на это время свой лугово–лесной характер в средних широтах и лугово–степной — в южных (в низовьях рек рассматриваемого бассейна). Тогда же возникали наши прославленные черноземы. Но процесс оттока неумолим, и дело было только за временем. А тут еще вмешался человек, который примерно к XV—XVII векам уничтожил бобровые популяции, чем способствовал усилению иссушения. Одновременно шло сведение лесов и распашка территорий, что еще более усиливало оттоковые процессы. На рубеже XVIII века должно было завершиться сравнительно полное иссушение Русской равнины. Однако этого не произошло, человек стихийно взял на себя “бобровую роль” — возникло огромное количество мельничных плотин на малых водотоках, выполнявших помимо своего прямого назначения (мукомолья) огромную работу по подпору горизонтов грунтовых вод. Так, в одном Козельском уезде Калужской губернии во времена Петра I было 103 водяных мельницы. На земле войска Донского число плотин составляло 1,5—2 тысячи.

Скромным гидротехническим сооружениям — мельничным плотинам — принадлежит выдающаяся роль и в военной истории России. Известно, что финал нашествия Наполеона на Россию определился в жестоком сражении под Малоярославцем. Французы тайком ушли из Москвы, стремясь проскочить на Украину. Это им практически удалось. Поднятые по тревоге русские войска шли на перехват к Малоярославцу, расположенному на высоком берегу маленькой речки Лужи со сравнительно широкой (около 500 метров) поймой. Но время было упущено. Вышедшие к реке французы стали наводить на виду у города переправу. И вдруг гениальная мысль осенила местного судью Савву Беляева. Он вскочил на коня, кликнул с собой мужиков и поскакал вверх по реке туда, где находилась плотина. Они быстро разобрали ее и поскакали дальше, разбирая по пути все плотины. Французская переправа рухнула, пойму затопила вода, войска топтались на месте. Подоспевшие русские корпуса завязали бой…

Конечно, ни бобры, ни плотины, как бы ни было приятно отметить их “спасительную” роль в гидрологии России, не смогли изменить направление стока. Они могли лишь повлиять на его замедление, но, повторяем, не на его геологически обусловленную направленность. В южных широтах аридизация связана была преимущественно с процессами вторичного засоления. В умеренных широтах, к которым относится Русская равнина, аридизация, иссушение, бесплодие, рассматриваемые как синонимы, определяются судьбой воды в ландшафте. Это важно понять, ибо процесс аридизации имеет много конкретных выражений, обусловленных преимущественно конкретными ландшафтными факторами. Таким образом, мы приходим к выводу, что аридизация суши есть не только функция общеклиматического режима планеты, а прежде всего функция генезиса и эволюции подземного “гидрологического банка” страны, то есть ближайшего к поверхности горизонта грунтовых вод в конкретных ландшафтах.

Решающие события в изменении водного режима Русской равнины начались в конце XIX — начале XX веков и завершились в основном в 20‑х годах нашего века. Перевод мукомольной промышленности в город привел к разрушению многочисленных плотин на малых реках и водостоках, снижению уровня верхнего горизонта грунтовых вод и разгрузке его в реки. Наступило время великого полноводия среднерусских рек, создавшего иллюзию бесконечности и неисчерпаемости наших пресных вод. В эти годы прошло детство нынешнего старшего поколения, запечатлевшего в своей памяти яркие картины: обилие вод и рыбы в реках, сочные, высокотравные луга, чарующие заводи и старицы в поймах рек и многое другое. А вода тем временем бежала… Если в первые годы нашего столетия почти возле каждого дома обычной среднерусской деревни был свой колодец, то уже к началу 40‑х годов работал лишь один из 5—6 колодцев, в остальных вода исчезла. В трудные послевоенные годы колоритной фигурой сельской жизни стал водовоз с бочкой, бравший воду в лучшем из оставшихся колодцев и развозивший ее по домам. Но это, как известно, было экономически невыгодно, и государство пошло в целях подъема сельского хозяйства на большие затраты по бурению глубоких скважин и обеспечению нужд села чистой питьевой водой из глубоких горизонтов. Стихийный процесс обезвоживания территорий шел усиленными темпами, и растущие потребности народного хозяйства в воде стали обеспечиваться, главным образом, за счет глубинных вод. В 50‑е годы развернулось грандиозное строительство плотин и водохранилищ на крупных реках. Созданные водохранилища затопили плодородные поймы, но не приостановили, да и не могли приостановить изменение всей гидрологической обстановки в бассейне: русла больших рек слишком глубоко врезаны и могут подпирать лишь глубинные горизонты подземных вод. Уровень воды в крупных водохранилищах находится, как правило, ниже уровня грунтовых вод. А воды тем временем бежали и бегут… Напряжение в водном хозяйстве нарастало и нарастает, “цена” воды росла и растет.

Орошение стало обычным явлением на огромных территориях Русской равнины, еще недавно считавшихся “зонами достаточного увлажнения”. Даже исконно влажные места — поймы среднерусских рек — стали орошаемыми территориями, хотя всего несколько лет назад их водный режим обеспечивался подпиткой верхних горизонтов пойменных почв за счет грунтовых вод, в свою очередь питавшихся из вод стариц, пойменных озер и притеррасных болот. Спуск воды из этих водоемов резко ухудшил гидрологическую обстановку в поймах рек, а труд по поддержанию плодородия и биопродуктивности пойменных ландшафтов человек добровольно взвалил на свои плечи. К тому же поливы не старичными, а речными водами, в той или иной мере загрязненными индустриальными, сельскохозяйственными и коммунальными отходами, снижают качество продукции, получаемой с этих ландшафтов.

Ухудшение водного режима суши можно иллюстрировать примером малых водотоков, которые заметно снизили свой расход или просто исчезли из памяти нашего поколения. Впервые это было показано В. В. Докучаевым в конце прошлого века на примере Полтавской губернии.

Картина исчезновения водотоков Русской равнины отражена в ее топонимике и гидронимике, то есть в названиях некогда существовавших рек или водоемов: Гнилой ключ, Беловодье, Желтые воды, Родники и т. п. И в наши дни происходит обмеление и исчезновение водотоков, сместившееся за столетие на 500—1000 километров севернее описанной В. В. Докучаевым Полтавской губернии и захватившее влажные ландшафты ополий и полесий Центральной России. По сообщению ученых, за последние 50 лет в одном лишь Судогодском районе Владимирской области исчезло или находится на грани исчезновения 46 из 78 малых водотоков. А прибавьте к этому огромный размах осушительных мелиорации в Нечерноземье, в основном связанных со сбросом вод из ландшафта в большие реки и далее в моря! Что и говорить — явление настораживающее.

Однако проведенные за стоком крупных рек наблюдения часто не показывают такой резкой картины иссушения и обмеления, которая следует из сказанного. Связано это с тем, что в бассейне больших и средних рек располагаются крупные производственные комплексы, использующие для своих нужд глубинные воды. Расход таких вод бывает значительный, а поступление их в реки затушевывает истинную картину их обмеления. Все это должно учитываться при составлении долгосрочных прогнозов водного режима территорий, особенно в интенсивно мелиорируемых ландшафтах.

Итак, природный процесс послеледниковой аридизации Русской равнины, длящийся в течение нескольких тысячелетий, в последнее столетие был усилен хозяйственной деятельностью человека. Любыми средствами противостоять оттоку вод и аридизации суши особенно важно сейчас, в условиях грандиозных мелиоративных работ, которые должны быть направлены не на спуск воды в реки и Мировой океан, а на сохранение неизменности водного баланса грунтовых и других пресных вод в конкретных ландшафтах.

Здесь к месту будет напомнить о замечательном общественном движении в нашей стране по регулированию водного режима территории. Речь идет о проекте “Десна”, разработанном для всего бассейна одной из крупных рек Русской равнины, охватывающего несколько административных областей. Руководящие органы этих областей вместе с общественными организациями приступили к решительному улучшению гидрологической обстановки в бассейне реки и ее притоков. Методом народных строек, при активном участии молодежи было построено большое число плотинок и плотин, берега рек очищены и засажены кустарником, установлен санитарный контроль. Результаты не замедлили сказаться. В реках бассейна увеличилось количество воды, пригодной для бытовых целей, улучшилась санитарная обстановка на водосборе, стала возрастать численность популяций рыб, массовое купание и водный туризм стали обычным явлением, к Десне вернулось ее народное название Десна–красавица.

Аридизация суши — это отнюдь не местное явление. Она захватила Центральную Америку, Африку, Среднюю и Малую Азию, Китай, Индию и ряд других регионов и субконтинентов. В этом смысле аридизация может рассматриваться как биосферное явление. Можно выделить два основных направления аридизации: первое, — периодические климатические изменения регионально–глобального характера, о которых сейчас много говорят и пишут, — увеличение ледового покрова в приполярных областях суши и океана, наступление малого ледникового периода, отражение повышенной солнечной активности и т. д.; второе, — изменение стока из ландшафтов, обусловленное тем, что наша эпоха по времени относится к окончанию великих материковых оледенений Евразиатского и Североамериканского континентов. Не следует забывать, что области аридизации в основном прилегают к молодым регионам альпийского горного пояса. Недавние мощные землетрясения в Европе и Азии — тяжелое напоминание о до конца не понятых нами планетарно–космических механизмах, определяющих жизнь биосферы Земли. Трудно судить, какая причина — общеклиматическая или ландшафтно–гидрологическая — вызывает аридизацию. Больше того, в качестве причины можно предположить и нефтяную пленку на просторах Мирового океана, сведение лесов, распашку земель и тому подобные явления. Преувеличивать ту или иную причину вряд ли правомочно, правильнее говорить об их сложном характере. Говоря о роли гидрологических причин аридизации, разгрузке суши от пресных грунтовых вод, мы должны считаться с тем фактом, что с начала нынешнего столетия уровень Мирового океана поднялся на 10 сантиметров. Вспомним при этом, что суша занимает 1/3 планеты, а Мировой океан — 2/3. По–видимому, это связано с резким нарушением гидрологии суши, которое характерно для нашего столетия и было иллюстрировано примером Русской равнины.

Для приостановления процесса аридизации в конкретных регионах и усиления их гумидности нужно, во–первых, резко уменьшить речной сток из ландшафтов строительством многочисленных плотин на мелких водотоках (приостановить утечку “венозной крови” ландшафта); во–вторых, всеми возможными мерами и средствами увеличить зеленый покров планеты как в пространстве, так и во времени (прекратить бесполезную утечку “капиллярной крови” ландшафта), и, наконец, в-третьих, свести к минимуму сток пресных вод с суши в Мировой океан (предотвратить утечку “артериальной крови” регионов). Несмотря на естественноисторическую предопределенность аридизации некоторых регионов, человечество в состоянии замедлить ее и даже изменить этот процесс в сторону гумидности, но для этого надо больше обращать внимание не на атмосферные источники влаги, а на землю, на которой должны быть сохранены и умножены водные ресурсы биосферы.

Одновременно с процессом обсыхания территорий формировались новые ландшафты и почвы холодных палеопойменных, лесотундровых и лесолуговых равнин, которые впоследствии эволюционировали в дошедшие до наших дней останцовые ландшафты ополий.

Ополья представляют собой пологоволнистые равнины, в разной мере расчлененные эрозионной сетью и отчетливо выделяющиеся своими естественноисторическими условиями среди других ландшафтов Центральной России.

На карте европейской части СССР ополья вырисовываются как “островное ожерелье”, протянувшееся с юго–запада Украины на северо–восток через Черниговскую, Брянскую, Калужскую, Московскую, Владимирскую области к Татарской АССР, Кировской и Пермской областям. Но, к сожалению, до настоящего времени еще нет четкого представления о распространенности этих ландшафтов. В последние годы в связи с интенсификацией сельского хозяйства в районах Центральной России заметно усилилось изучение ополий. Необходимо более детальное географическое почвенное и биогеографическое исследование природы Центральной России для оценки биологических и земледельческих ресурсов этой области.

Такое углубленное исследование приведет к открытию новых ополий и, следовательно, новых перспективных сельскохозяйственных районов.

Отличительными чертами ополий можно считать: первое — возвышенный пологоволнистый характер местности, заметно возвышающейся над соседними ландшафтами (абсолютные высоты ополий варьируют от 170 до 250 метров, но иногда выходят за эти пределы); от соседних ландшафтов ополья на большом протяжении отделены четкими рубежами — широкими долинами рек (реки Угра, Ока, Десна, Судость, Жиздра, Нерль, Клязьма и другие); второе — наличие по преимуществу положительных тектонических структур, лежащих в основе опольных ландшафтов, и существование в недалеком прошлом, а местами и сейчас заметных новейших тектонических движений положительного знака; третье — на значительном протяжении ландшафтными границами ополий являются участки древних доледниковых рек, по которым осуществлялся сток ледниковых вод последнего (Валдайского) оледенения и которые, по–видимому, служат границами раздела двух или нескольких тектонических структур; четвертое — сплошное распространение лессовидных пылеватых суглинков в качестве почвообразующей породы, подстилаемой на глубине 0,5—3,5 метра моренными наносами супесчано–хрящеватого состава; пятое — существование на поверхности таких равнин комплексного (западинно–полого–гривистого) микрорельефа, заметно снивелированного в процессе длительной распашки и плоскостной эрозии почв, но сохранившего в нижних горизонтах пород черты–реликты аллювиального генезиса рельефа и пород; шестое — лугово–лесной характер первичного растительного покрова, практически полностью измененный в результате интенсивного земледельческого освоения, которое началось на таких равнинах свыше 1000 лет тому назад, о чем свидетельствуют археологические материалы; седьмое — широкое распространение сопряженных по микрорельефу двух или нескольких типов почв, создающих мозаику почвенного покрова, из которых особого внимания заслуживают своеобразные почвы “со вторым гумусовым горизонтом”, описанные многими исследователями; и, наконец, последнее — рассматриваемые ландшафты до сих пор сохраняют значение основных сельскохозяйственных районов в соответствующих областях Центральной России.

Пологоволнистые возвышенные равнины ополий, как правило, приурочены к положительным тектоническим структурам. В цоколях этих структур лежат твердые или плотные породы каменноугольного или юрского возраста. Поверхность этих погребенных под четвертичными наносами пород неровная, так как за длительное геологическое время они испытали сильные изменения эрозионного, карстового и иного характера. Новейшая тектоника ополий, проявляющаяся в снижении или повышении тех или иных участков, в послеледниковую эпоху оказала существенное влияние на характер обводненности и строение почвенного покрова ополий.

В целом ополья приурочены к тектонически относительно спокойной части Русской платформы. Проведенные за последние годы наблюдения, в основном по программе Международного геофизического года, показали, что неоднородность Русской платформы в сильной степени сказывается на новейших тектонических движениях ее структур. На составленной учеными карте новейших тектонических движений Русской платформы видно, что ополья Русской равнины расположены в районах, где интенсивность новейших тектонических движений измеряется величиной до ±5 миллиметров в год; чаще всего она равна ±2 миллиметрам в год.

Один из важных выводов геодезических исследований состоит в том, что конкретные участки Русской равнины с однотипной тектонической структурой имеют постоянный знак движения — плюс или минус.

Геолого–геоморфологические наблюдения застроением аллювия рек показали, что в бассейнах среднерусских рек, таких как Ока, Москва–река, Клязьма, Десна, Верхнее Приднепровье, Сож, верховья Волги и т. д., встречается несколько контрастных по строению и знаку тектонического движения участков. Это заключение позволяет предположить, что два соседних ландшафта, разделенные древней по происхождению долиной реки, могут иметь разный знак тектонического движения или, будучи направленными в одну (положительную или отрицательную) сторону, обладают разной интенсивностью (темпом) движений. Роль шва или границы между такими двумя соседними ландшафтами выполняет долина реки. Высокая сохранность древних пород на территории ополий, положительные формы их рельефа, положительный знак движения за геологически обозримые отрезки времени позволяют рассматривать ополья как территории, поднимающиеся со скоростью 2—3 миллиметра в год, а соседние заречные песчаные полесские ландшафты либо опускаются с такой же скоростью, либо поднимаются, но значительно медленнее. Все это дает возможность в первом приближении рассчитать скорость относительного поднятия опольных ландшафтов над полесьями за конкретные отрезки времени. Такими отрезками можно избрать интервалы в 20 000 и 100 000 лет, соответствующие времени окончания Валдайского и Днепровского оледенений. Считая амплитуду движений между двумя типичными парами среднерусских ландшафтов (ополья–полесья) равной 2 миллиметрам в год, получаем, что за время, прошедшее с конца Валдайского оледенения, эти ландшафты могли разойтись на 40 метров, а за время, прошедшее с момента окончания Днепровского оледенения, — на 200 метров. Более скромные оценки, исходящие из расчета скорости тектонического движения в 1 Миллиметр в год дают для тех же отрезков времени величины порядка 20 и 100 метров. Сопоставляя все эти величины с современной разницей высот ополий и полесий (50—100 метров), можно объяснить ее как результат новейших послеледниковых тектонических движений, частично сглаженных вторичными, экзогенными, в основном эрозионно–аккумулятивными процессами. Этот важный вывод, сделанный на основании учета тектонической динамики, открывает, как нам кажется, большие перспективы в реставрации палеогеографической обстановки на Русской равнине. Прежние представления об истории ландшафтов Русской равнины, не принимавшие в расчет характера темпов новейших тектонических движений, опиравшиеся на утверждение о неподвижности Русской платформы, должны быть пересмотрены в соответствии с достижениями геодезии, географии и четвертичной геологии.

Анализ истории ландшафтов Русской равнины показал, что их возникновение в большинстве случаев связано с таянием ледового покрова в эпоху Днепровского, Московского и Валдайского оледенений, когда в перигляциальных (приледниковых) областях формировались обширные пресноводные водоемы и потоки, ориентированные в сторону южного гигантского пресноводного водоема, представленного сейчас лишь цепью разрозненных соленых и солоноватых водоемов (Черное, Азовское, Каспийское, Аральское моря). Изолированный (до прорыва Босфора и Дарданелл) от Мирового океана этот южный пресноводный водоем занимал большие территории, так как наполнялся водами палеорек, питавшихся тающим ледником. На Русской равнине преобладал палеопойменный режим со своеобразным “холодным” гидроморфизмом (водный режим). По существу, большая часть перигляциальной области была водно–аккумулятивной равниной, наносы которой формировались палеореками послеледниковой эпохи, широко разлившимися по Русской равнине. Вследствие неглубокого врезания палеорек в коренные породы “блуждание” (меандрирование) потоков обеспечивало существование водно–аккумулятивного режима осадконакопления (палеоаллювий) на больших площадях.

Русская равнина в основном из–за ее платформенного строения представляла собой великую аллювиальную, точнее, палеопойменную, равнину сначала тундрового (лесотундрового), а позже лесолугового характера. Грунтовые воды на всей территории были обязательным компонентом почвообразования. Эволюция ландшафтов привела к ослаблению палеопойменного осадкообразования, “холодного” гидроморфизма и лесотундрового режима и соответственно к нарастанию “теплового” гидроморфизма, лесолугового характера почвообразования и переходу палеопойменных ландшафтов в режим сухопутно–наземного существования. Такая эволюция была вызвана повышением тектонической активности в областях альпийского орогенеза и, в первую очередь, в горных массивах Копетдага, Кавказа, Крыма, Карпат, Малой Азии и Балкан; прорывом Босфора и Дарданелл, то есть соединением Понто–Эвксинского бассейна через Средиземное море с Мировым океаном, усилением новейших тектонических движений в полосе предгорных прогибов и разрывом Арала, Каспия и Черного моря; заметным понижением общего и местного базисов эрозии, врезанием гидрографической сети; общим потеплением климата по мере отступания ледника на север; нарастанием “биогенности” ландшафтов, выходом многих растений и животных из разнообразных убежищ и формированием все усложняющихся по структуре и биогеохимической работе биогеоценозов. Возраст последних крупных событий, обусловивших современный характер эволюции ландшафтов Русской равнины, — 11-13 тысяч лет (прорыв Босфора).

Перечисленные причины имели неодинаковое значение, но их совокупность обусловила эволюцию территории от палеопойменных лесотундровых ландшафтов через лесолуговой этап к “зрелому” (но еще мало измененному человеком) современному сухопутному (зональному) этапу жизни ландшафтов. Естественно, что на разных участках в разное время облик и темпы эволюции были неодинаковыми, что привело к формированию ландшафтной мозаики на Русской равнине, одним из важных компонентов которой стали “островные” ландшафты ополий.

Изучение почвообразующих пород является обязательным разделом любого почвенного, ландшафтного или геологического исследования территории, так как породы и почвы хранят в себе летопись последних геологических и физико–географических событий в стране. Почвообразующие породы — это особая группа геологических образований, разнообразная по происхождению, возрасту, составу и свойствам. Эти породы представляют собой верхнюю (1,5—2,0 метра) толщу наносов и кор выветривания разнотипного и разновозрастного происхождения.

На Русской равнине почвообразующие породы возникли в результате переотложения выветрелых мелкоземистых наносов в последние этапы работы вод таявшего ледника и последующей длительной эволюции этих осадков.

Наиболее сложным вопросом, всегда вызывавшим дискуссии и породившим много различных точек зрения на характер палеографической обстановки на Русской равнине, был вопрос о происхождении лёссов и лёссовидных суглинков — основной почвообразующей породы ополий и степей России. Одно лишь перечисление имен исследователей лёсса невольно воскрешает основные этапы развития четвертичной геологии, почвоведения и географии. В. В. Докучаев и К. Д. Глинка, Л. С. Берг и Я. Н. Афанасьев, П. А. Тутковский и Р. С. Ильин, Г. Ф. Мирчинк, А. А. Красюк, А. В. Костюкевич, П. Н. Чижиков, И. П. Герасимов, К. К. Марков, П. А. Кучинский, Е. В. Шанцер и многие другие известные ученые посвящали свои труды исследованию лёссов и лёссовидных суглинков Русской равнины.

При исследовании почв ополий можно наблюдать довольно четко выраженную связь между распространением почв и составом, топографией, возрастом и генезисом материнских пород. Это наводит на мысль, что ключ к расшифровке генезиса почв и закономерностей их распространения лежит в сопряженном анализе почв и их материнских пород. К сожалению, проблема генезиса почвообразующих пород по–прежнему остается дискуссионной, и сейчас еще есть активные сторонники старых гипотез о происхождении лёссов (эоловой, элювиальной, водной). Наиболее заметным событием в рассматриваемой проблеме стало создание в 1969 году П. Н. Чижиковым “Карты почвообразующих пород европейской части СССР” в масштабе 1:4000000. Эта карта позволила увидеть многие закономерности распределения почвообразующих пород. В частности, ополья выступили на этой карте как “ожерелье сухопутных островов” с лёссовидными суглинками среди обширных территорий, покрытых моренными и зандровыми наносами. Это обстоятельство лишь подтвердило мнение о самобытности ополных ландшафтов. Лёссовые, то есть безвалунные, Нюроды позволили древним земледельцам быстро освоить их почвы: сохи не ломались о камни, а плодородие их было надежней и выше, чем у заречных песков с сосновыми борами.

Проблема происхождения почвообразующих пород опольных ландшафтов является, по нашему мнению, наиболее сложной. Как уже сказано, свидетельством этому служит исключительная по длительности и напряженности дискуссия о происхождении лёссовидных суглинков Русской равнины. Наиболее ранние взгляды на генезис этой породы ополий были высказаны в конце XIX века в связи с полемикой, развернувшейся по проблеме “юрьевских лёссов”, служащих почвообразующей породой во Владимирском ополье.

Исследования почв и их материнских пород во Владимирском, Брянском, Стародубском, Смоленско–Починковском, Мещовском, Тарусском и других опольях позволили оценить общие и индивидуальные черты в облике и строении каждого ополья. В частности, это хорошо видно при сопоставлении химического состава почвообразующих пород этих ополий.

Возникновение ландшафтов и пород ополий, наряду с новейшей тектоникой, прежде всего обусловлено аккумулятивной деятельностью древних рек во время таяния гигантского ледника. Воды прарек, стекавшие по древним ложбинам стока, несли большое количество взвешенного материала — продуктов эрозии моренных наносов и коренных пород Русской равнины (известняки, пески, глины). Морена представляет собой плохо сортированный нанос преимущественно супесчано–хрящеватого состава с включениями валунов. Характерной чертой морены является низкое содержание тонких фракций и преобладание легких минералов, главным образом, кварца и полевых шпатов. Холодный климат перигляциальной области не способствовал биохимическому выветриванию морены, поэтому минерализация вод была низкой. В эту первую фазу выветривания в составе стока преобладали ионы щелочей и кремнезема, хотя абсолютное содержание их не превышало минимального значения.

Реки, возникшие в эпоху таяния ледника, как уже говорилось, не были глубоко врезаны в породы, а их сток был весьма велик. Это определило необычайно большие размеры пойм (палеопоймы). Основные черты формирования аллювия палеопойм перигляциальной области из–за постоянства гидродинамических законов сходны с современными, отличаясь, однако, большими размерами и мощностями различных фаций (от лат. facies — облик) — прирусловой, пойменной и старичной. Русловая и прирусловая фации палеопойм представлены мощной (в несколько метров) толщей песков разной крупности, пойменная — толщей пылеватых суглинков, известных под названием лёссовидных, или покровных, и, наконец, старичная фация — осадками озерного типа с большим содержанием трепеловидного аморфного кремнезема. Рельеф палеопойм также в общих чертах был схож с современным. Прирусловой фации песков соответствовал слабоволнистый рельеф, пойменной фации суглинков — снивелированный гривистозападинный, а старичной фации — плоскозападинный.

Уровень грунтовых вод в палеопоймах из–за слабого их дренирования устанавливался высоко. Характер гидроморфизма в почвах палеопойм был неодинаковым на различных участках. Малая минерализация вод и низкие температуры определили специфический характер геохимической аккумуляции в палеопоймах. Типоморфным элементом палеопойменных ландшафтов перигляциальной области был кремнезем, осаждавшийся из холодных поверхностных и грунтовых вод как химическим, так и биологическим путем (расцвет диатомовых). Высшая растительность была представлена как древесными, так и травянистыми формациями, которые распределялись по пойме в зависимости от состава наносов и уровня грунтовых вод. На развитие растительности существенное влияние оказали холодные условия перигляциальной области. По характеру растительного покрова ландшафт палеопойм можно назвать луголесьем.

Строение аллювия палеопойм в общих чертах схоже с современным аллювием — его профиль был многочисленным. По широкому развитию пойменной фации (лёссовидные суглинки) можно судить о том, что в области ополий преобладал процесс спокойного меандрирования русла палеорек. Этот процесс проявлялся в том, что волнистый рельеф песков прирусловой фации был перекрыт и заметно снивелирован пылевато–суглинистыми лёссовидными наносами пойменной фации. Отложение суглинков достигало мощности 0,5—2,0 метра в средних течениях палеорек и 2—5 метров в их низовьях. Однако не только по продольному, но и по поперечному профилю палеопойм мощность суглинков была неодинаковой: на повышениях песков прирусловой фации мощность суглинков была в 1,5—3 раза меньше, чем в межгривных понижениях — западинах палеопойм.

Как говорилось, происхождение почв ополий привлекало внимание русских почвоведов еще в докучаевское время. Классическим объектом дискуссий по этой проблеме стали почвы Владимирского ополья (так называемый юрьевский чернозем).

Владимирское ополье служит водоразделом для многих мелких рек. С востока его огибает река Нерль с притоками Селекша, Шардога, Ирмез, Каменка, с запада — реки Рпень, Колокша, Пекша с многочисленными притоками (причем истоки как крупных, так и мелких рек находятся на очень близких расстояниях). Реки Селекша, Пекша, Колокша берут начало в северо–западной повышенной части ополья, представляющей собой большую луговину, богатую западинами и поросшую кустарником. Густой травянистый покров, наличие небольших лесков вокруг плато — все это способствует накоплению здесь вод, питающих реки. Пространство между реками Рпень и Нерль небогато проточными водами, но котловинки и блюдца, заполненные водой, высохшие участки, покрытые кочками и хвощом, торфяники, осушенные болота — показатели большей обводненности в прошлом. В. В. Докучаев в свое время указывал, что характер долин и оврагов без ясно очерченных берегов с задернованными склонами свидетельствует о престарелом возрасте края и о более яркой деятельности вод в давние времена. Обилие заболоченных мест характерно для периферии ополья. Например, огромное Берендеево болото, располомкенное по правому берегу реки Нерль, включает 1-ав — себя ряд небольших полузаросших озер. Можно предположить, что некогда на месте этого болота была впадина, заполненная водой. То же самое можно заключить относительно заболоченных мест по верховьям рек Скомянки, Симы, Пекши. Отложения Юрьевской котловины также свидетельствуют о том, что некогда здесь находился озеровидный бассейн.

Почвенно–грунтовые воды ополья можно считать умеренно жесткими. Щелочная реакция обусловливается, по–видимому, большим содержанием в них бикарбоната кальция. Среди минеральных веществ плотного остатка преобладает кальций. Щелочной реакцией объясняется отсутствие растворимых форм полуторных окислов и органических веществ в проанализированных пробах.

Таким образом, химический состав вод ополья отражает “карбонатный” характер его ландшафтов и почв. В условиях капиллярного потока таких вод к гумусовым горизонтам почв депрессий возникают темноцветные луговые почвы. Гидроморфные ландшафты ополья (поймы и низины) испытывают на себе влияние этих вод, поэтому в поймах и западинах широко распространены темноцветные луговые и перегнойно–глеевые почвы. Болотных и особенно торфяных почв в ополье мало. В поймах рек расположены прекрасные луговые угодья.

Химический состав почвенно–грунтовых вод ополья оказывает существенное влияние на процессы разрушения белокаменных памятников Владимиро–Суздальской Руси. Одна из наиболее распространенных причин разрушения церквей — мучнистое выветривание известняков, слагающих стены и фундаменты зданий. Этот тип выветривания развивается очень быстро и особенно усилился в последние годы.

Поверхность разрушающихся камней во многих местах покрыта белыми солевыми выцветами (так называемой ямчугой) то игольчатого строения, то образующими тонкие, отслаивающиеся корочки, слегка напоминающие “накипь”. Химический анализ выцветов показывает, что они представляют собой слоистую смесь переменного состава, состоящую в основном из сульфатов натрия и магния в растворимой части и гипса и карбоната кальция — в нерастворимой. Растворимая часть резко преобладает. Подчиненное значение имеют различные хлориды. Анализ причин этого явления, проведенный учеными в 1952 году, показал, что источником сульфатов служат грунтовые воды. Старинные здания, церкви представляют собой как бы солончак, в котором испарение преобладает над промыванием, вследствие чего происходит засоление находящихся под крышей поверхностей стен, защищенных от воздействия дождевых и талых вод. Таким образом, почвенно–химические особенности ландшафтов ополий неожиданно находят отражение в процессах разрушения памятников Древней Руси.

Владимирское ополье оказалось объектом, на котором были сделаны первые наблюдения и выводы о генезисе опольных почв. Ф. И. Рупрехт, В. В. Докучаев, С. Н. Никитин, Г. И. Танфильев, Л. А. Иванов, А. П. Черный, И. Л. Щеглов, А. А. Красюк, В. Г. Касаткин и многие другие почвоведы, геологи и ботаники не только посетили этот край, но и способствовали его превращению в своеобразный полигон для дискуссий по наиболее спорным вопросам: о северной границе степей и черноземов, былой гидрологии и палеогеографии Центральной России и т. д.

Уже в XVI веке юрьевские почвы известны как почвы плодородные, называемые местными жителями “черноземами”. Более точные сведения о почвах Владимирского ополья встречаются в литературе, начиная с 50‑х годов XIX века. Первым исследователем этих почв был Н. Я. Дубенский. Он определял их как глинистые почвы, голубоватые в сухом и черноватые в мокром состоянии. Малая нагреваемость и большая плотность этих почв, по его мнению, приводит к тому, что растительные остатки слабо разлагаются, а разложившись, долго сохраняются, что способствует образованию темноцветной почвы. Возникновение этих почв он связывал с длительным воздействием на нее человека, отмечая приуроченность темноцветных почв ополья к местам древнейшего заселения. Называя почвы “черноземами”, он говорил об отличии их от южнорусских черноземов. В работах кадастровой комиссии по Владимирской губернии эти почвы названы “черноземными суглинками”.

В 1866 году Ф. И. Рупрехт отмечал, что в районе города Владимира встречаются слои земли, которые иногда трудно отличить от чернозема. Но он отрицал происхождение этих почв как “результат унаваживания” с древнейших времен, доказывая это следующими положениями: в некоторых местах, никогда не подвергавшихся обработке человеком, встречаются темноцветные почвы и, наоборот, в 12 километрах к северо–востоку от Суздаля, несмотря на обработку с давних пор, почва не темноцветная, кроме того, почвы эти встречаются исключительно на высотах. Описывая темноцветные почвы Владимирской губернии, Ф. И. Рупрехт подчеркивает, что их можно и не заметить “по причине светлого цвета”.

В дальнейшем упоминание об этом северном острове черноземных почв мы находим в трудах А. Дитмара (1890), А. А. Крылова (1876), С. И. Никитина (1884, 1885), Л. Майкова (1874), И, С. Смирнова (1896). Практически все, кому приходилось исследовать природу или хозяйство Владимирского края, не могли не заинтересоваться своеобразными темноокрашенными почвами Владимирского ополья.

Среди работ “докучаевского периода” заслуживает внимания труд Л. Майкова “Заметка по географии Древней Руси”, где он доказывает исконное безлесье территории Владимирского ополья. По его мнению, древние славянские “насельники” этого края “…за лесными дебрями песчано–болотистой полосы между Клязьмою и Окою находили довольно значительное пространство земли, издревле безлесное и открытое, которое, быть может, напоминало пришельцам с юга степи их родины… здесь, преимущественно на левом берегу р. Колокши, встречаются… древние названия: Белехово поле, Юрьевское поле, Юрьев–Польской. Доныне здешний край, на протяжении от Юрьева почти до Владимира, слывет в народе под названием Ополыцины, а волнообразная, перерезанная крутыми оврагами поверхность этой площади имеет очень плодородную черноземную землю; это последнее обстоятельство делает несомненным факт древней безлесности этого края”.

Как мы уже говорили, с момента выхода в свет работы В. В. Докучаева “Русский чернозем” генезис почв Владимирского ополья стал предметом многолетней оживленной, а порой ожесточенной дискуссии. До этого наличие “владимирских черноземов” не вызывало научных сомнений и споров. В. В. Докучаев был первым, кто, основываясь на своей научной концепции о происхождении почв вообще и русского чернозема особенно, высказался отрицательно по поводу северного (Владимирского) чернозема: “Многочисленные черноземные острова, показанные на существующих общих картах в губерниях Архангельской, Олонецкой, Костромской, Ярославской, Владимирской, Московской… кажутся нам весьма и весьма сомнительными, особенно в северных губерниях: и действительно, при наличии имеющихся физико–географических данных, было бы весьма трудно допустить во всех упомянутых местностях такой комплекс условий грунта, возраста и рельефа, который мог бы заменить сравнительно невыгодный характер растительности и климата рассматриваемых пунктов”. Почвы Владимирского ополья В. В. Докучаев отнес к северным лугово–болотным, считая их болотно–наземными образованиями.

С. Н. Никитин, а вслед за ним и П. А. Костычев упорно отстаивали версию о черноземной природе почв Владимирского ополья, считая их северными братьями южнорусского степного чернозема.

В период, последовавший за выходом в свет “Русского чернозема”, появилось много работ, посвященных выяснению палеографической обстановки Владимирского ополья и генезису его почв. Горячим сторонником степного прошлого Владимирского ополья был Г. И. Танфильев, который особенно подчеркивал “чисто степной” рельеф этой местности. Л. А. Иванов, напротив, доказывал лесистость края в прошлом, считая, что название “ополыцина” происходит от слова “палит”. Он считал, что эта область была очищена от леса с помощью огня (выпалена).

Н. М. Сибирцев также высказывался в пользу степного происхождения владимирского чернозема. В своих лекциях по почвоведению он называет темные почвы Владимирской губернии “коричневым черноземом”, который “образовался в условиях полустепной природы древней степи, позднее давшей у себя место лесу, но не развился в глубокий и тучный чернозем потому, что этому мешали условия климата, относительно более влажного”.

Следующий этап в познании почв Владимирского ополья — оценочно–статистический. И. Л. Щеглов (1903), обследовавший Юрьевский и Суздальский уезды Владимирской губернии, считал, что большая часть темноцветных почв Владимирского ополья относится к группе серых лесных земель, а наиболее темные почвы обязаны своим происхождением лесной и травянистой растительности. Он допускал существование во Владимирской губернии небольших луговых полян, окаймленных лесами.

Крупный русский почвовед В. Г. Касаткин в 1931 году указывал, что темноцветные почвы ополья образовались при совокупном влиянии, с одной стороны, травянистой растительности, а с другой, — карбонатной материнской породы и высокого уровня жестких грунтовых вод. Он особенно подчеркивал роль грунтовых вод, считая, что в условиях северного климата даже на карбонатной породе темноцветные почвы не могут образоваться, если уровень грунтовых вод глубокий. Распределение почв в зависимости от рельефа, а также богатую травянистую растительность ученый также связывал с высоким уровнем жестких грунтовых вод. С подобным суждением о роли грунтовых вод в генезисе темноцветных почв ополья соглашались и другие ученые.

Ф. Н. Мильков следующим образом высказывается по проблеме генезиса ландшафтов Владимирского ополья: “Общие черты природы согласно указывают на северно–лесостепной характер Владимирского ополья, находящегося внутри зоны смешанных лесов примерно в 200 километрах по прямой от северной границы лесостепи… Мы в природе Владимирского ополья не видим принципиальных отличий от природы северно–степных районов Русской равнины. Это — остров современной лесостепи, расположенный в глубине зоны смешанных лесов”. Приведенное высказывание известного советского географа не вызывает существенных возражений по вопросу об общности природы Владимирского ополья и северной лесостепи, но, к сожалению, не объясняет причин, обусловивших нахождение этого опольного острова среди резко контрастных ему ландшафтов.

В заключение приведенного обзора исследований происхождения ландшафта и темноокрашенных почв Владимирского ополья, следует отметить, что суждения об их генезисе высказывались, главным образом, в плане “зональной” концепции. Поэтому ополье как явление исключительное выделяли в разряд интразональных (вкрапленных) объектов. Генезис своеобразных почв ополья связывался не с генезисом ландшафта, а со свойствами пород (карбонатность), растительностью (былая лесистость), гидрологией (былая заболоченность). Почвы ополий называли то юрьевскими черноземами, то серыми лесными, то темноцветными, то луговыми и т. д.

Рассматривая проблему генезиса почв Владимирского ополья, все авторы, по существу, не уделяли внимания вопросам мелкой пространственной неоднородности (пестроты) почвенного покрова, свойственной этой территории. Выяснение генезиса структуры почвенного покрова ополий — следующий после определения генезиса почвообразующих пород этап решения проблемы.

В период становления почвоведения внимание исследователей привлекали проблемы зональности и региональности почв на равнинах и в горах, что было продиктовано, с одной стороны, необходимостью самой общей инвентаризации почв России, а с другой–потребностью в разработке общетеоретической концепции о почве как природном теле. В этот период работ по анализу структуры почвенного покрова почти не было. Классические работы Н. А. Димо и Б. А. Келлера “В области полупустыни” и Я. Н. Афанасьева по темноцветным почвам Черниговской губернии появились позднее.

Я. Н. Афанасьев, изучая генезис темноцветных почв западин лёссовых плато Черниговской губернии, учитывал не только естественноисторические факторы их образования, но и агрохозяйственную историю края. Он провел специальные исследования особенностей этих почв в связи с микрорельефом. Исходной посылкой ему послужили высказывания В. В. Докучаева об огромной роли западин (блюдец) в гидрологическом режиме южнорусских степей. По мнению Я. Н. Афанасьева, распашка степей привела к усилению делювиальных процессов, заилению западин с последующим формированием промоин и оврагов. За этими изменениями микрорельефа и гидрологического режима последовали изменения почв и их плодородия.

Особого внимания заслуживает замечание Я. Н. Афанасьева о том, что в Черниговской губернии западины свойственны всем широтам края и могут быть встречены как на породах лёссового типа, так и на песках и валунных суглиносупесях. Лёссовые плато, как правило, буквально усеяны западинами, что обусловливает “ячеистое” строение микрорельефа и комплексность почвенного покрова. Наиболее распространенная форма западин — овальная, реже — округлая и дугообразная; много западин с неправильными лопастными очертаниями. Размеры и глубина западин крайне непостоянны, однако, как хорошо заметил Я. Н. Афанасьев, для всякой данной площади наблюдается свой определенный тип формы, величины и процентного отношения к площадям. Ученый привел подробную морфологическую характеристику исследованных им темноцветных почв, из которых видно, что гумусовый горизонт этих почв состоит из двух подгоризонтов: верхнего — наносного и расположенного под ним — темноокрашенного. Такое строение, по его мнению, несомненно свидетельствует о процессе заиления, начавшемся с момента распашки степи. Если удалить верхний слой в 30—50 сантиметров (образовавшийся в результате сноса частиц с окружающей пашни), то реставрируется нормальная темноцветная почва западин. Доказательством этому служит характер распределения гумуса, когда максимум его (7—10 процентов) отмечается не в верхней части горизонта А, а на глубине 35—55 сантиметров, и тонкослоистая структура этого слоя, представляющая собой не что иное, как делювий, спрессованный застойными водами.

Итак, с момента распашки лёссовых плато Черниговской губернии началась нивелировка первоначального микрорельефа в широком масштабе: многие западины заилены до краев, другие — на пути к этому. Лёссовые площади неуклонно меняют свой облик и все дальше и дальше уходят от того режима, которым жила девственная поверхность. К сожалению, вопрос о том, как и когда возникли описанные им западины и мозаичность структуры почвенного покрова и микрорельефа, Я. Н. Афанасьевым не обсуждался.

Спустя примерно десятилетие после Я. Н. Афанасьева, в 1928 году, калужский почвовед Р. С. Ильин обратил внимание на некоторые черты генезиса структуры почвенного покрова ополий. Как и другие ранние исследователи опольных почв, он считал, что их темноцветный облик и повышенное плодородие связаны с близким залеганием уровня грунтовых вод, богатых кальцием. Он писал: “В результате постепенного усыхания грунтов от вод послевюрмского времени в природе существуют в значительном количестве всевозможные переходные разности от… темноцветной влажно–луговой почвы на жесткой верховодке к серым лесостепным деградированным почвам… различного рода комплексы их имеют широкое распространение во всех районах лёссовидных пород”.

Таким образом, на примере Мещовского ополья Калужской области Р. С. Ильин ясно видел распространение интразональных, как он считал, темноцветных почв в комплексе с зональными серыми лесостепными почвами и связывал их генезис с былой гидрологией территории. Однако, как и все другие исследователи опольных почв, он не увидел в них равноправного с зональным типом компонента структуры почвенного покрова ополий.

В настоящее время появилось много работ, посвященных изучению структуры почвенного покрова. Как пойдет исследование этой проблемы, покажет будущее. Сейчас важно подчеркнуть, что это — задача географо–генетическая, и она должна решаться преимущественно в плане естественноисторической концепции. Появившаяся тенденция преувеличивать роль статистических подходов при анализе структуры почвенного покрова мешает раскрыть объективные закономерности жизни почв, в частности выпадает из поля зрения главнейший фактор почвообразования — время.

Нельзя забывать, что компоненты почвенных комплексов часто одновозрастны, и хотя развитие их идет разными путями и темпами, но сопряженно через сток и ландшафтно–геохимическую обстановку. Памятуя о том, что генезис почв неотделим от генезиса материнских пород, возраст структуры почвенного покрова должен исчисляться с момента возникновения материнской породы. Однако не следует путать материнскую породу с подстилающей, ибо горизонт С — это подстилающая порода, а верхние горизонты почвы возникли из уже измененных почвообразованием горизонтов собственно материнской породы.

Для понимания закономерностей эволюции структуры почвенного покрова существенно, что почвы, наиболее полно соответствующие понятию того или иного генетического типа, занимают, как правило, малую площадь, доминируют же различные переходные варианты. Это в свое время отмечалось для поймы реки Волхов, где доминировали дерново–луговые почвы, а не луговые или дерновые. Поэтому при картографии почв основные по площади контуры будут закрашены в “переходные” тона. В этом смысле площадь сплошного распространения того или иного варианта почв — необязательное условие для выделения генетических категорий почв. Больше того, поскольку “тип” есть понятие собирательное (относящееся к совокупностям), то критерием для выделения типа может служить повторяемость контуров сходных почв в пространстве.

Изучив почвы Центральной России, можно сделать вывод: современные почвы ополий, отражая особенности происхождения территории, пород и рельефа, представляют собой два возникших одновременно и сопряженно эволюционирующих самостоятельных генетических типа почв. Почвы, приуроченные к повышениям микрорельефа, выделяем в генетический тип — ополец. Почвы, приуроченные к понижениям микрорельефа, выделены в генетический тип, названный ополица. В опольях опольцы и ополицы занимают небольшую площадь, доминируют в основном их переходные разновидности.

В общей классификации почв земного шара генетические типы опольных почв — ополец и ополица — входят в генетический переходный (от гидроморфных к автоморфным) класс почв, являясь по своему генезису и географии северными гомологами смониц Балканского полуострова, грумозолей Америки, тирсов Марокко, регуров Индии и других почв палеогидроморфного происхождения.

Говоря о генезисе почв ополий, следует особо подчеркнуть значение гривисто–западинного микрорельефа пойменных озеровидных расширений для формирования пойменных почв на двучленных (гривах) и одночленных (в западинах) наносах. Такой микрорельеф свойствен не только современным, но и палеопоймам. И так же, как в современной луговой пойме, почвам на гривах и в западинах присущ разный водный режим (и как следствие этого — разный растительный покров), так и в палеопоймах на территории современных ополий микроповышения и микрозападины имели ряд существенных различий в характере почвообразования.

С момента образования микрорельефа палеопойм микрозападинам и микроповышениям был свойствен разный почвенно–гидрологический режим, обусловленный в основном былым уровнем грунтовых вод и стоком вод с микроповышений в микрозападины. Эти различия были выражены сильнее на ранних этапах эволюции почв и растительного покрова ополий. Обсыхание территории привело к уменьшению контрастности почвенно–гидрологического режима гривы и западины. Но, несмотря на это, в современных почвах ополий сохранились реликтовые признаки — свидетели древнепойменного этапа их истории (слоистость почвообразующих пород, большое число точечных ортштейнов, пористость и кавернозность, остатки некогда мощных черных гумусовых горизонтов и т. д.). Эти черты выражены в разной степени в микрозападине и на микроповышениях современного рельефа ополий. Как правило, в настоящее время в почвах микрозападин мы находим остатки черного горизонта (второй гумусовый горизонт современных почв), залегающего на глубине 25—50 сантиметров от поверхности, большое число точечных ортштейнов и ортштейноподобных образований по всему профилю (до глубины 2 метров), сильную пористость и т. д. Из–за более интенсивного увлажнения микрозападин в профиле их почв никогда не встречаются карбонаты.

В строении почвы микроповышений и микрозападин имеется ряд различий, которые находят отражение в величине потери от прокаливания, в содержании и, главным образом, в характере распределения кальция и железа. Почвы микроповышений отличаются более легким механическим составом, особенно в нижней части профиля. Ряд других признаков — мощность и окраска гумусовых горизонтов, количество капролитов и ходов червей, наличие обильной кремнеземистой присыпки — подчеркивает исходные генетические различия почв микроповышений и микрозападин. Существующие в настоящее время различия в строении почвы микроповышений и микрозападин являются следствием иных условий почвообразования, имевших место на ранних этапах формирования этих почв.

Одним из важных доказательств генетического своеобразия опольных почв может служить состав органического вещества этих почв. Сравнительная характеристика органического вещества различных почв Русской равнины показала, что по соотношению фракций гуминовых и фульвокислот опольцы ближе всего соответствуют подзолистым почвам Русской равнины, а ополицы — черноземным почвам.

Такое резкое совпадение состава органического вещества опольных почв с двумя контрастными генетическими типами почв Русской равнины кажется парадоксальным, если мы вспомним, что ополец и ополица существуют в одном ландшафте на крайне малых расстояниях друг от друга, иногда это всего лишь десятки и сотни метров. Ясно, что чернозем и подзол (если опираться только на данные состава органического вещества) не могут соседствовать столь близко.

Наблюдения по географии, морфологии, составу и свойствам опольных почв убеждают в том, что они имеют палеопойменное происхождение и, следовательно, их гомологов нужно искать среди почв современных и палеоарктических пойм. И в самом деле, по составу органического вещества опольцы и ополицы оказались гомологами пойменных подбелов и луговых современных пойм Палеарктики. Таким образом, состав органического вещества опольных почв послужил еще одним доказательством палеопойменного генезиса почв ополий.

Итак, Владимирское ополье относится к числу типичных ополий Центральной России. Этот вывод сделан на основе его сравнения с ландшафтами других ополий. Исследования Владимирского ополья показали, что оно так же, как и другие ополья Центральной России, представляет собой останец палеопойменного ландшафта последнепровской ледниковой эпохи, и Тем самым подтвердили вывод о палеогеографической и историко–генетической общности ландшафтов ополий Центральной России.

Опольным ландшафтам принадлежит особая роль в истории Центральной России как первым, а потому наиболее древним очагам земледельческой культуры. Высокое плодородие почв ополий издревле привлекало внимание человека, превратившего их в пашни.

Киев и Чернигов, Брянск и Калуга, Владимир и Суздаль и многие другие древние русские города возникли в опольях — этих хлебных житницах Древней Руси. Обладание опольными землями решало многие политические и экономические проблемы далекого прошлого. Неспроста Александр Невский отомстил новгородцам, изгнавшим его из Новгорода, тем, что перекрыл хлебную дорогу из Владимирского ополья, избрав своей резиденцией Переславль–Залесский.

Владимирское ополье — район древнейшего поселения и культуры. Выгодное расположение среди больших судоходных рек, относительная разреженность лесов, обилие влаги, сравнительно плодородные почвы обусловили раннее развитие здесь земледелия, сделавшего впоследствии этот край житницей Ростово–Суздальского и окружающих княжеств. Земледелие велось очень примитивным способом, господствовала подсечная система, которая привела к уничтожению больших массивов лесов. Подсечное земледелие не удовлетворяло потребностей растущего населения, поэтому со временем его заменили пашенным (VII—VIII века нашей эры). Позже начинает применяться паровая система (пар, озимь, яровые), которая господствовала здесь вплоть до революции. Особенностью здешнего трехполья было наличие зеленого пара (пар засевался репой).

В IV—V веках параллельно происходило совершенствование сельскохозяйственных орудий: от суковатки времен подсечной системы, через соху, “косулю” и вязаную борону — к железному плугу.

Основными культурами были рожь, овес, лен, горох. Посевы пшеницы незначительны. Животноводство также развивалось здесь с давних пор, основой для его развития служили богатейшие луга.

Мещовское ополье в Калужской области издавна заселяли славянские племена вятичей, живших в бассейнах рек верхней Оки, Угры, Жиздры и их притоков. В I тысячелетии до нашей эры основным занятием славян–вятичей было скотоводство (преимущественно разведение лошадей), которое дополнялось земледелием, рыбной ловлей и охотой. Археологические раскопки показали, что в это время славяне–вятичи широко пользовались изделиями из кости, постепенно вытеснявшимися изделиями из железа, меди и бронзы. Железо добывалось из местного сырья (болотная руда), медь выплавлялась из привозной руды. Широко было развито у вятичей гончарное производство.

Примерно в V—VI веках нашей эры земледелие стало ведущим направлением в хозяйстве славян–вятичей. Одновременно изменялось и совершенствовалось гончарное производство, изменялся тип жилища, росли связи с племенами из Прибалтики, Приднепровья, Причерноморья, о чем свидетельствуют многочисленные находки вещей неместного происхождения. Особенно значительный “расцвет” земледелия наступил в конце I тысячелетия нашей эры, то есть примерно 1000 лет тому назад. Богатый и разнообразный сельскохозяйственный инвентарь: железные сошники, серпы, косы, топоры — свидетельствует о существенном прогрессе в земледелии. Лошадь все больше использовалась как тягловая сила. В пищевом рационе конину вытесняло мясо рогатого скота.

Славяне–вятичи селились по берегам рек Оки, Жиздры, Угры, Выссы, Брыни, Зуши и др. На высоких берегах этих рек они создавали города–укрепления, из которых наиболее известны Мещовск, Козельск, Воротынск, Перемышль, Серпейск, Серенск. Вокруг городов и поселков располагались пашни, засеянные в основном зерновыми культурами (рожь, овес). На широких пойменных лугах пасся скот. Пашни возникали сначала на естественных полянках, разбросанных среди лесов паркового типа. Постепенно пашни расширялись за счет вырубки и выжигания лесов. Раннее развитие земледелия оказало существенное влияние на характер естественной растительности ополий.

Ознакомление с историческими данными и обобщение материалов наших почвенных исследований позволяют высказать мнение, что в прошлом (V—Х века нашей эры) ополья имели свой специфический облик растительного покрова, который можно определить как луголесье. Дубравные леса паркового типа чередовались с луговыми и отчасти с болотными угодьями. Леса занимали все возвышенности, оставляя понижения влажно–луговым и болотным ассоциациям. Мягкие формы рельефа, длинные пологие склоны и плоские обширные неглубокие западины определяли сравнительно большие размеры полян с их луговой и лугово–болотной растительностью и специфическими темноцветными, хорошо увлажненными слабокислыми почвами, обладавшими сравнительно высоким плодородием. Наиболее возвышенные участки (Сухиничи, Козельск, Воротынск и другие), по–видимому, были сильно облесены, леса здесь располагались большими массивами — засеками. Здесь и пряталось население древних городов во время набегов врагов. В пониженных частях ополий лесов было меньше, к тому же они располагались небольшими очагами, разделенными влажно–луговыми полянами. Поэтому нельзя оценивать ополья только как исторически лесной край или как огромное поле или степь. Скорее, это ландшафт луголесья.

Послеледниковая история опольных ландшафтов, как уже говорилось, связана с обсыханием территории, разгрузкой грунтовых вод в реки, потеплением климата, усилением биогенности всего ландшафта и, наконец, земледельческой историей человека.

Сведение лесов, разрушение мелких плотин на реках, несоблюдение агротехнических и агрохимических рациональных приемов, разгрузка горизонтов грунтовых вод, возникновение водной эрозии и другие явления естественного и антропогенного характера сильно изменили природный вид ополий, направляя процесс их эволюции от исходного палеопойменного влажно–лугового состояния к лесостепному. Облик ополий все более изменялся и, наконец, в XIX—XX веках принял современный почти безлесный вид. Островной характер ополий и, как правило, положительный знак новейших тектонических движений на их территории привели к врезанию окраинной гидрографической сети и дренированию верхнего горизонта грунтовых вод. Капиллярный подток влаги в почву из грунтовой воды прекратился, почвы из гидрогенно–лугового типа почвообразования все более развивались в сторону “атмосферного” (дернового и лесного) почвообразования.

Наряду с изменением гидрологической обстановки в опольях, приведших к ухудшению водного режима почв, появились и другие отрицательные явления. Один из парадоксов земледелия состоит в том, что углубление пахотного слоя до 22—24 сантиметров, свершившееся с приходом на поля мощных тракторов, привело к смешению верхнего, самого плодородного, слоя с менее гумусным и менее плодородным (в старину глубина вспашки составляла 10—15 сантиметров). Многократная обработка почвы “усреднила” столетиями складывавшийся биоаккумулятивный горизонт (0—10 сантиметров) с нижележащим, что в конечном итоге привело к снижению плодородия. Усиление технической базы земледелия, вложение больших средств не дает ожидаемого крупного эффекта, ибо проблема повышения уровня сельского хозяйства в опольях необычайно сложна. Плотины на речках, пруды и водоемы в оврагах и балках, лесополосы на полях, травопольные севообороты, семеноводство, система удобрений, развитие племенного животноводства — вот не полный перечень вопросов, решение которых улучшит хозяйствование в опольях.

Почвы ополий Центральной России представляют собой благодарный объект для внедрения прогрессивной системы земледелия. Интенсификация сельскохозяйственного производства, включающая внедрение апробированных временем, научно обоснованных севооборотов, увеличение доз и сортимента удобрений, улучшение водного режима территорий, безоговорочная борьба с эрозией почв, восстановление травосеяния как важного условия повышения и защиты почвенного плодородия и улучшения кормовой базы животноводства, соблюдение норм и правил агротехники, успешная селекционная работа с сельскохозяйственными культурами, возделываемыми в опольях, — все эти меры в совокупности при хорошей организации и управлении неизбежно приведут к восстановлению и резкому подъему биопродуктивности опольных ландшафтов.

Изучая почвы ополий на современном уровне, очень полезно прочитать “сверхвнимательно” труды ранних исследователей ополий. У этих тружеников не было многого из того, что есть сегодня у нас. Но они были полевиками–исследователями почв в конкретных лесах, лугах, болотах, на сельхозугодьях. Каждый из них за свое почвоведческое житие выкопал много почвенных разрезов и прикопок, описал почвы, сопоставляя их, как учил В. В. Докучаев, с приуроченностью к разным элементам рельефа, к разным материнским породам, к разной растительности, климату и к разным типам хозяйствования. Они не имели информативных аналитических результатов исследований, но были неторопливы и внимательны. Время не бежало у них так быстро, как у нас. Центр тяжести их работы приходился на наблюдения и описание почв: не толкование аналитических таблиц, а морфологические описания. Сегодня, когда приоритет отдается результатам тонких спектральных, электронно–микроскопических и даже лазерных исследований, морфологические описания почв кажутся архаизмом. И тем не менее эти описания — наша классика.

Просматривая описания почв в отчетах старых почвоведов, часто встречаешь слова: черный, черноватый, очень темный, черно–серый и другие. В описаниях современных нам почвоведов таких цветовых оттенков не найти. Черный оттенок в описаниях теперь не встретишь, доминируют оттенки серого цвета. В чем дело? Неужели за один век произошла эволюция цветового зрения. Маловероятно. Изменился цвет наших почв. Сказалась так называемая “выпаханность”, а еще хуже “окультуривание” почв.

Когда первые почвоведы в конце прошлого века писали о юрьевском черноземе, они были правы. Когда мы говорим не о юрьевских черноземах, а об опольных почвах — опольцах и ополицах — мы тоже правы. Нас разделяет эпоха не окультуривания, а физического (технического) и химического насилия над почвами. Вторые гумусовые горизонты опольных почв (ополиц) на глубине 30—50 сантиметров — это нижние хвостики былых черногумусовых горизонтов юрьевских черноземов. Так, в сравнении разновременных морфологических описаний почв ополий мы видим то, чего не даст ни один современный анализ. Хочется крикнуть: “Почвоведы, берегите старые образцы почв!”. Они будут эталонами при сравнении почв во времени. Создавайте коллекции почв, продолжите, пожалуйста, великое дело Николая Ивановича Вавилова!

Мы привезем грунт с Луны и Венеры, Марса и других планет, но мы никогда не воссоздадим почвы XIX и XX веков, если вовремя не создадим банк почв, датированных по времени взятия образцов. И, конечно, нужна Красная книга почв!

Ополья Центральной России становятся сейчас местом паломничества туристов, желающих увидеть “откуда есть пошла Русская земля”, поклониться народному гению, создавшему уникальные памятники Владимира, Суздаля, Юрьева–Польского и других городов. Памятники старины великолепны не только, да и не столько своей кладкой, материалом или пропорциями. Главное в них — их способность фокусировать на себе “душу” ландшафта. Вспомните, как среди пойменных лугов устья Нерли стоит очаровательная церковь Покрова на Нерли, которой очень идет сравнение с девушкой, гуляющей среди луговыхцветов и смотрящейся в прозрачную воду. А вдали, на высокой горе города Владимира стоит статный витязь в старинном шлеме — Дмитровский собор. И они видят друг друга, видят всю славную землю Владимирскую вот уже 800 лет. И как бы говорят нам: “Люди, берегите нашу землю — мать Ополье”.

За Владимиром и Суздалем настанет черед Стародубу и Трубчевску, Касимову и Новгороду — Северскому и другим городам, чьи земли и воды взлелеял русский народ.

Чтобы опольные земли не были опальными, надо часто вспоминать о своей прародине, ее истории и славе, а вспоминая, поведать о них внукам и правнукам нашим. Рассказывая о былом и настоящем ополий, надо открыть потомкам одно простое правило, сформулированное всей историей науки о земле: чтобы где–либо преобразовывать природу, надо сначала ее изучить.

Главная сила человечества — это его знания, а не киловатты, тонны или рубли. Вот почему хочется пожелать не торопиться “преобразовывать” ландшафты ополий, ибо знаем мы о них крайне мало, а лучше, полнее их изучать, стремясь сначала восстановить неразумно нарушенные связи в природе ополий, и лишь потом, приложив знания, начать сотрудничать с землей на взаимовыгодной основе. Ополья Центральной России — это материнское сердце страны. Так пусть же оно бьется бесперебойно и ритмично на радость и счастье потомкам.

Реки Русской равнины разделяют, как правило, два типа ландшафтов: возвышенные суглинистые ландшафты ополий и низменные и заболоченные ландшафты полесий. К типичным песчаным полесьям относится и воспетая К. Г. Паустовским Мещёра — край озоновых сосновых боров, комариных болот, тихих лесных озер и речек. И почвы здесь — то песчаные бедные лесные, то болотные, от минеральных заболоченных до мощных торфяных. При рассказе о Мещёре, начинающейся на окраинах Москвы и уходящей на восток почти до Мурома, следует напомнить о больших различиях между северной, более кислой и заторфованной, Мещёрой и южной приокской, где в почвах ощущается дыхание подстилающих известковых пород и жестких грунтовых вод.

Современная Мещёра — легкие Москвы, но не надо забывать, что одновременно это скрепленные лесом и влажными болотами подмосковные Каракумы. Сведение лесов и спуск воды экологически неграмотными мелиораторами в ряде случаев уже привели к созданию подвижных песков.

Полесье — край больших богатств, а почвы полесий отзывчивы на доброе отношение к ним человека. Речь идет о больших возможностях вдумчивой мелиорации и о сохранении природной сущности этих ландшафтов как рекреационных зон (туризм, здравницы, пионерские лагеря, национальные парки). Биопродукция полесий должна быть преимущественно природной (грибы, ягоды, охотничьи промыслы, рыбалка и т. п.), а не земледельческой.

Речные долины и реки располагаются по швам тектонических структур. Как бы пробираясь между ними, река стремится к своему основному базису эрозии, к своему устью. Как правило, таким базисом для больших рек служит Мировой океан и его окраинные моря. Уровень воды в них принят за нулевую отметку, от которой отсчитываются все абсолютные высоты суши, включая Эверест. Но многие реки, такие как Волга, Кура, Амударья, Сырдарья, Чу и другие, впадают не в Мировой океан, а в бессточные котловинные водоемы. Некоторые же, например Мургаб, Теджен, вообще никуда не впадают, теряясь в бессточных песках.

С точки зрения эволюции ландшафтов Русской равнины следует выделить два основных базиса эрозии. Первый, приуроченный к окраинным морям Мирового океана (отметка 0 метров), включает Днепр, Дунай, Дон, Кубань, Западную Двину, Северную Двину. Второй — огромный Волжский бассейн с Окой и Камой, приуроченный к Каспийскому морю (озеру), находящемуся на отметке около 30 метров ниже уровня Мирового океана.

В своем течении реки не имеют монотонно–пологого спуска к устью — их сток определяется неровностями и твердостью пород разных тектонических структур, прорезаемых рекой. По продольному профилю реки течение бывает то замедленным, то быстрым, а в своем крайнем выражении отличается порожистостью и водопадами.

Типы отдельных долин и их участков разнообразны, но самая характерная особенность долин рек Центральной России проявляется в их террасовом строении, то есть в ступенчатости по поперечному профилю долины. По продольному профилю (от истока до устья) долина многократно меняет свои размеры: суженные участки чередуются с расширениями. Например, на Москве–реке ниже Москвы имеется 4 таких расширения: Быковское, Раменское, Фаустовское и Коломенское, между которыми долина резко сужается у Бронниц и Воскресенска.

Террасовое строение долин рек связано с различным уровнем залегания долины в разное геологическое время, обусловленным изменениями высоты основного или местного базиса эрозии. Число террас и количество террасовых наносов у разных рек неодинаковы.

По продольному профилю реки выделяют верхнее, среднее и нижнее течения. Бассейн верхнего течения реки называют эрозионной областью, в ней река и ее притоки производят наибольшую эрозионную размывную работу, оставляя мало собственных аллювиальных отложений.

Бассейн нижнего течения реки характеризуется нарастанием аккумулятивной работы реки — отложением аллювиальных наносов на больших участках долины. Бассейн среднего течения имеет промежуточный эрозионно–аккумулятивный характер. О строении, наносах, гидрологии и других особенностях разных террас долины рек написано большое число специальных научных статей и монографий. Они дают богатый материал для реставрации былой палеогеографической картины. Мы же рассмотрим ландшафтную и почвенную обстановки пойменных террас долин рек лишь Русской равнины.

Поймы рек — это территории, подвергающиеся ежегодному или периодическому затоплению паводковыми водами. После спада паводковых вод на поверхности поймы остается слой плодородного наилка, который, накапливаясь из года в год, служит материнской породой для формирующихся в пойме почв. Эти не повторяющиеся в других ландшафтах процессы и связанные с ними вторичйые явления придают поймам своеобразный вид и определяют существование здесь особого гидрологического режима, почвенного и растительного покровов. Несмотря на большое разнообразие типов пойм (минеральные, заторфованные нейтральные, кислые, хорошо или плохо дренированные), всем им присущи одни и те же черты: орошая водообеспеченность, плодородные почвы, высокоурожайные луга.

Пойменный ландшафт — самый молодой и динамичный ландшафт суши. Он постоянно развивается и преобразуется под влиянием “блуждания” реки по пойме. Подмывая один из берегов и намывая другой, река постоянно изменяет облик поймы, создавая сложную мозаику разнообразных пойменных угодий и определяя комплексность почвенного и растительного покровов, различную влагообеспеченность почв (от сильно заболоченных до сухих песчаных). Иногда река, спрямляя себе путь, может резко изменить направление и прорвать перемычку между двумя изгибами русла. В этом случае брошенное русло превращается в старицу, которая долгое время сохраняется как замкнутый водоем, не связанный с рекой поверхностным стоком, но подпитывающий всю пойму грунтовыми водами. Почвенно–грунтовые воды поймы играют большую роль в формировании высокоплодородных пойменных почв и продуктивного пойменного травостоя. Весной, в период половодья, грунтовые воды стоят у самой поверхности почвы, на отдельных участках смыкаясь с паводковыми. После спада полой воды вместе с опусканием воды в реке снижается уровень грунтовых вод на территории поймы, причем на разных участках это происходит с разной скоростью. В середине лета грунтовые воды находятся в среднем на глубине 1,0—2,0 метра. В течение вегетационного периода из грунтовых вод к корнеобитаемому слою по капиллярам осуществляется постоянный подток влаги, обеспечивающий пышное развитие растительности. Забота о сохранении, регулировании и разумном использовании ресурсов почвенно–грунтовых вод пойм должна быть постоянной целью всех мероприятий по поддержанию и повышению продуктивности пойменных угодий.

Несмотря на всю сложность природной обстановки, в пойме четко выделяются три участка: наиболее дренированная, примыкающая к руслу реки прирусловая пойма; выровненная, как правило, наиболее широкая и с оптимальными условиями увлажнения центральная пойма и притеррасная пойма, обычно заболоченная, с большим числом стариц. Каждая часть поймы характеризуется определенным рельефом, режимом грунтовых вод, механическим составом пойменного аллювия, почвенным и растительным покровами.

Прирусловая пойма расположена выше центральной и притеррасной. Здесь залегает легкий по механическому составу, резко слоистый аллювий. Это наиболее сухая часть поймы, в первую очередь освобождающаяся от паводковых вод. Грунтовая вода быстро опускается после паводка на глубину 3,5—5,0 метров и становится недоступной корням растений. Типичная прирусловая пойма имеет один или несколько прирусловых валов высотой 5—8 метров, которые сложены песком или супесью. На прирусловых валах развиваются пойменные дерновые почвы, покрытые пырейными или костровыми лугами. В заболоченных понижениях между валами на песках произрастают ивняки.

Центральная пойма обычно занимает наибольшую площадь. Ее ширина на отдельных участках среднерусских рек может достигать 4—б километров. Она имеет выровненный или слабоволнистый рельеф, с большим количеством блюдцеобразных понижений и вытянутых западин (бывших проток). Здесь много озер и стариц, берега которых обычно закустарены. Часто центральная пойма имеет гривистый рельеф, представляющий собой чередование вытянутых грив с межгривными понижениями. Относительная высота грив на отдельных участках может колебаться от 0,5 до 3,0 метра. Пойменный аллювий в этой части поймы имеет более тяжелый механический состав (в основном средние и тяжелые суглинки). Наиболее распространены в почвенном покрове центральной поймы дерново–луговые пойменные почвы, развивающиеся на невысоких гривах и выровненных, относительно повышенных участках. Это наиболее плодородные почвы поймы. Уровень грунтовых вод здесь после паводка опускается медленно и к середине лета устанавливается на глубине 2,0 метра. Хорошая влагообеспеченность почв в первой половине вегетационного периода и их высокое плодородие обусловливают пышное развитие растительности. Как правило, на дерново–луговых почвах развиваются красочные злаково–разнотравные луга, дающие в период летнего сенокоса до 70—80 центнеров сена с гектара. В понижениях центральной поймы формируются луговые пойменные почвы, характеризующиеся более высоким (около 1 метра в середине лета) стоянием уровня грунтовых вод. На таких участках произрастает влаголюбивая растительность, в составе которой преобладают луговой лисохвост, обыкновенная бекмания, луговая герань, едкий лютик.

Притеррасная пойма неширокой (0,3—0,5 километра) полосой протягивается у подножия коренного берега или надпойменных террас. Это наиболее пониженная и заболоченная область поймы. Она подпитывается постоянным горизонтом грунтовых вод, часто с выходом ключей, выклинивающихся в пойму с водосборной площади. Для этой части поймы характерны притеррасные озера и старицы. Избыточное увлажнение обусловливает высокое (0,2—0,8 метра) стояние грунтовых вод в течение всего вегетационного периода. Здесь формируются различные по морфологическому облику тяжелосуглинистые иловатые болотные почвы, часто оторфованные. Из растений обычны дернистая щучка, различные виды осок, манники, ползучий лютик. Часто притеррасье занято черноольшаниками. Грунтовые воды, выклинивающиеся со стороны террас и водоразделов, попадают в области притеррасной поймы в иные условия окислительно–восстановительного режима. В результате происходит осаждение растворенных в них веществ, а в почвах притеррасья накапливаются отложения известкового туфа, вивианита (фосфорсодержащего минерала), бобовой железной руды. Область притеррасной поймы — геохимический барьер на пути стока грунтового потока с водоразделом в реку.

Описанные три части поймы на разных реках и разных отрезках одной и той же реки могут иметь различный удельный вес в общей площади поймы, что связано с непрерывным изменением рекой своего пойменного ландшафта.

Паводок играет важную роль в жизни пойменного ландшафта и накладывает свой отпечаток на развитие растительности поймы. Известно, что приспособление луговых растений к паводку отражает частично зональные особенности пойм. В поймах северных рек вегетация растений начинается, как правило, после спада паводковых вод, а в южных поймах (например, в Волго–Ахтубинской) луговые растения успевают осемениться до наступления паводка.

В жизни луговых растений заливаемых участков поймы существенную роль играют два фактора: затопление поймы водой (главным образом, продолжительность паводка) и отложение наилка полыми водами. В зависимости от характера паводка один из этих факторов может преобладать над другими и оказывать решающее влияние на формирование растительных сообществ поймы. Затопление поймы водой на непродолжительный срок от 10 до 20 дней не нарушает нормального хода жизнедеятельности растений и создает благоприятные условия для их роста в послепаводковый период. Только длительное, затяжное затопление поймы может вызвать угнетение или гибель растений.

В период затопления под небольшим слоем воды растения не прекращают фотосинтеза. В дневные часы можно наблюдать, как с зеленых листьев луговых растений, находящихся под водой, выделяются пузырьки кислорода, которые сбивают осаждающиеся на листьях илистые частички. Кроме живых зеленых растений под водой находится большое количество отмерших стеблей и листьев, густо облепленных илом.

После спада паводковых вод на поверхности поймы остается наилок. Различная мощность оставшегося наилка в дальнейшем приводит к дифференциации растительного покрова как по степени развитости, так и по составу. Максимальная мощность наилков достигается в области прирусловой поймы. Так, например, в нижнем течении реки Москвы она может достигать 40 и более сантиметров. Так было в 1955 году.

На участках, где наилок имеет небольшую мощность (до 1 сантиметра), растения, не погребенные наносом, продолжают вегетировать. Заиление заметно не отражается на их развитии. Если толщина наилка превышает 5 сантиметров, фотосинтез прерывается. После спада воды поверхность таких участков покрывается зелеными водорослями. При подсыхании наилок растрескивается на плиты. Чем толще наилок, тем крупнее плитки и меньше трещин. Растения пробиваются сначала по трещинам, а через некоторое время прямо через наилок. Однако затвердевший, он становится серьезным препятствием для прорастания растений.

К пойменным почвам приурочена довольно разнообразная фауна: дождевые черви, моллюски, насекомые и другие представители беспозвоночных.

В подводный период жизни пойменных почв развивается донная фауна — ведь пресноводные илы богаты органическими остатками. Особенно обильно представлена личиночная фауна, деятельность которой играет большую роль в пойменном почвообразовании. Личинки перерабатывают громадные количества органического вещества.

В поверхностной пленке ила (до 2 миллиметров) развивается фауна хирономид. Их ходы можно увидеть на только что отложенном наилке, на границе окислительной и восстановительной зон. В более глубоких частях обитает особая группа роющих червей, которые выбрасывают большие количества иловых веществ в виде экскрементов.

После спада паводковых вод и в связи с наступлением “сухого” этапа в жизни пойменных почв начинается интенсивное передвижение червей в поверхностные горизонты почв. Их повышенная подвижность способствует тому, что наилок распадается на структурные зернистые отдельности. При этом резко улучшается аэрация почвы, и начинается бурный рост луговой растительности.

В доказательство той огромной роли в почвообразовательном процессе пойменных почв, которая отведена природой дождевым червям, приведем такой пример. Через 5 дней после спада паводковых вод в Коломенском расширении реки Москвы на площади в 1 квадратный метр было обнаружено 8,5 килограмма капролитов дождевых червей.

Сложность пойменного рельефа и в то же время пышное развитие травянистой растительности делают поймы рек территориями, наиболее пригодными для использования их в качестве сенокосов и пастбищ. Естественные травостои пойменных лугов, часто насчитывающие до 50 видов растений на площади в 100 квадратных метров, — прекрасный корм для скота, по своей питательности и целебности превосходящий все остальные виды кормов. Им намного уступают травостои искусственных лугов, состоящие из 3—4ком–понентной травосмеси.

Поэтому коренная мелиорация пойменных лугов, включающая глубокую перепашку как общепринятый метод улучшения лугов, должна быть резко ограничена в практике пойменного хозяйствования. Сохранение естественного травостоя пойменных лугов тем более важно, что поймы среднерусских рек являются важнейшим резервом естественной луговой растительности в этой полосе России. Оживления пойменного плодородия и высоких урожаев трав можно достигнуть, не прибегая к хирургии коренной мелиорации. Применение умеренных доз удобрений, особенно азотных, существенно повышает урожайность травостоя, не нарушая его ботанического состава и тем самым сохраняя его целебность. Следует помнить, что высокие дозы азотных удобрений могут существенно нарушить ботанический состав лугов, резко увеличив в травостое количество злаков, что нежелательно, ибо качеству и целебности пойменного сена надо отдать предпочтение перед его урожайностью. Один из важных приемов поддержания высокой продуктивности пойменных пастбищ состоит в организации загонной пастьбы скота с обязательным орошением пастбищ. Пашня должна занимать небольшой удельный вес в общей площади пойменных угодий. Тем более недопустима сплошная распашка поймы, которая может привести к катастрофическим последствиям (снос во время половодья плодородного гумусового слоя почв, занос пашни песком, особенно вблизи русла реки, сильное разрушение во время половодья распаханных берегов). В поймах рек должна применяться только бесплужная система земледелия.

Высокой продуктивностью пойменных угодий невозможно добиться без правильного регулирования уровня грунтовых вод в пойме. Часто, осушая избыточно увлажненное притеррасье, переосушают территорию всей поймы, что неизбежно приводит к падению продуктивности пойменных лугов. Недопустимо сквозное сбрасывание дренажных вод в реку. Необходима организация простого регулирования и управления водным режимом поймы. Это прежде всего шлюзование всей дренажной сети и регулярное наблюдение за уровнем грунтовых вод. Опыт территорий с высоким уровнем мелиоративной культуры (Прибалтика) позволяет сделать вывод: регулирование водного режима — дело хотя и не очень сложное, но ответственное. На хозяйственно важных пойменных угодьях необходимо иметь несколько смотровых скважин для наблюдения и регулирования уровня грунтовых вод. Следует помнить, что их оптимум в поймах находится на глубине 1,0—1,5 метра, и поддерживать его.

Кроме того, пойменные местообитания играют важную роль в жизни биосферы Земли. Они представляют собой естественный барьер, аккумулирующий смытые с водораздела вещества и предотвращающий их попадание в моря и океаны.

Поймы — мощный биологический фильтр по очистке растворенных веществ, поступающих со стоком грунтовых вод. Особая роль в фильтрации химических веществ почвенно–грунтовых вод принадлежит притеррасной части поймы.

Как известно, именно пойменные луга больше всего пострадали от гидростроительства. Если при инвентаризации природных кормовых угодий в 1932—1933 годах пойменных лугов насчитывалось в стране 36 миллионов гектаров, то сейчас эта цифра снизилась до 30 миллионов. Только затопленная водохранилищами площадь на начало 1983 года составила 6,8 миллиона гектаров, из которых 2,9 миллиона приходится на сельскохозяйственные угодья, в том числе 2,1 миллиона гектаров — пойменные сенокосы и пастбища и 800 тысяч гектаров — пашня.

Исходя из сложившихся темпов выделения средств на гидротехническое строительство, можно предположить, что до 2000 года водохранилищами может быть затоплено еще более 2,2 миллиона гектаров земельных угодий, из которых более 700 тысяч гектаров сельскохозяйственных угодий и земель, потенциально пригодных для сельскохозяйственного освоения.

Кроме затопления пойменных лугов, а следовательно, и исключения их из сельскохозяйственного оборота, создание водохранилищ повлекло за собой также подтопление прилегающих к ним земель и образование мелководий. Площадь подтопленных пойменных лугов в целом по стране оценивается в 297 тысяч гектаров, тогда как общая площадь мелководий составляет 1378,5 тысячи гектаров. В связи со строительством новых водохранилищ площадь подтопленных сенокосов и пастбищ к 2000 году возрастет по экспертным оценкам на 187 тысяч гектаров, а площадь мелководий — на 405,6 тысячи гектаров, что, конечно же, вызывает сильную тревогу.

В настоящее время подтопленные площади, как правило, или совсем не используются, или превращены в малопродуктивные пастбища. Между тем еще в 1974 году СевНИИГиМ разработал “Рекомендации по использованию в сельском хозяйстве подтопленных и временно затопляемых водохранилищами земель”, но они вышли ограниченным тиражом и не имели широкого выхода в практику.

Помимо всего прочего, в нижних бьефах гидроузлов происходят изменения режима обводнения и удобрения илом заливных лугов. Травостой их постепенно изменяется: влаголюбивые растения сменяются менее влаголюбивыми, злаковые и бобовые травы уступают место неприхотливому, но и менее ценному в кормовом отношении разнотравью. Происходит, таким образом, процесс превращения заливных лугов в суходольные. Такова судьба знаменитой Волго–Ахтубинской поймы.

В настоящее время задача правильного использования пойменных земель не может быть решена только с узких позиций той или иной отрасли сельского хозяйства. Проблема рационального использования пойм рек — проблема биосферная. Поймы рек — это наиболее “ранимые” ландшафты, и неправильное использование пойменных земель нарушает весь ход биосферных процессов, приводит к нежелательным последствиям.

Подход к освоению и использованию пойм с биосферных позиций, учет их исторически сложившихся природных особенностей показывает, что поймы рек в народном хозяйстве страны надо в основном использовать как луговые угодья.

Скашивая травостой на сено, мы с пойменных лугов отчуждаем сравнительно небольшую часть растительной продукции, а основная часть ее остается в почве, обеспечивая жизнедеятельность почвенной фауны и микрофлоры, поддерживая процесс образования и накопления почвенного гумуса. При выращивании на поймах овощных и полевых кормовых культур мы увозим с полей большую часть биопродукции, уменьшая тем самым содержание гумуса, разрушая структуру, обедняя состав почвенной микрофлоры, а при бессменном выращивании овощей на одних и тех же полях способствуем накоплению в почве токсических веществ и патогенных организмов.

Таким образом, сенокосно–пастбищное хозяйство способствует поддержанию высокой и стабильной биологической продуктивности пойменных угодий и сохранению плодородия пойменных почв.

Пойменный ландшафт — это единый “организм”. Любые изменения, производимые человеком в одной его части, незамедлительно влияют на всю биосистему. Поэтому при освоении пойм необходимо создание единых органов управления для крупных участков поймы и речной системы в целом, которые бы отвечали за состояние и правильную эксплуатацию всей пойменной территории.