О чем молчат камни

Это было за пятьсот лет до Колумба.

…Асмунд, прозванный Рыжим Ярлом, успел схватиться рукой за выступ рифа — прежде чем ударил вал прибоя. Переждав, пока схлынет вода, он подтянулся еще выше и распластался на глыбе, обессиленный, неподвижный. Берег был до смешного близко, но сейчас ярлу было не до него. Он не мог поднять даже руку, чтобы убрать со лба слипшиеся волосы. Плыть от восхода до полудня по бурному морю — это было слишком даже для викинга, пенителя моря.

Сколько он так пролежал, Асмунд не помнил. Наконец, приподнял голову, сел и принялся шарить в расселинах рифа… Жадно проглотил какого-то моллюска. Он не ел с тех пор, как пошли ко дну останки «Морского Змея». Последней пищей ярла был Ролло-берсерк: оба голодали, и Ролло пришлось умереть сонным. Ярл не хотел убивать старого соратника, но не было выхода.

Все началось в тот день, когда злой бог Локи внушил ярлу мысль присоединиться к конунгу Эстольду. Асмунд был вольным викингом, пенителем открытого моря. Его быстроходные драккары плыли вдоль побережья Валланда, высматривая поживу. Франки на берегу в страхе прислушивались к мерному звону бронзовых дисков, в которые били кормчие, задавая ритм гребли сидевшим на веслах викингам. А Эстольд встретился ему у южной оконечности Острова Саксов. «Идем со мной в Италийское море, — сказал хитрый конунг. — Там богатые города».

И Асмунд дал уговорить себя.

Хотя у Эстольда было шесть драккаров, первыми ворвались на стены италийского города викинги Асмунда. Они успели перебить почти всех защитников, проникли на улицы и до подхода отрядов конунга разграбили собор и дома богатых горожан. Асмунд был все-таки более опытным военачальником и прирожденные бойцом.

Пришло время делить добычу — и ярл взбунтовался. Конунг Эстольд требовал три четверти. Правда, это было по обычаю: ведь каждый викинг должен получить свое, а их у Эстольда втрое больше. «Но кто завоевал город?» — Асмунд упирался, спорил до хрипоты, однако сила была не на его стороне. Ничего не оставалось, как ночью сняться с якоря и бесшумно отплыть к Геркулесовым Столбам. Тем более, что самая ценная добыча находилась на борту его драккаров.

На рассвете Эстольд обнаружил бегство и пустился в погоню. Если бы не штиль у берегов Лузитании!.. Потеряв в абордажной схватке драккар, Асмунд успел перепрыгнуть на второй и, отпихнув кормчего, задал диском невероятно быстрый темп гребли. Отрезанный от берега, он повернул на запад, в Море Мрака. Вскоре на воду опустился вечерний туман. Призрачная гонка в тумане продолжалась. Пронзительный перезвон дисков слился в непрерывный лязг. Гребцы ярла стали уставать, а сменить их было некем — не то что у конунга.

Асмунда спасли ночь и внезапная буря, налетевшая с той стороны, где садится солнце.

…Драккар уносило куда-то в темноту. Буря разыгралась в полную силу. Когда сквозь тяжелые, низкие тучи пробился серый рассвет, ярл скрепя сердце облегчил перегруженное судно, выбросив за борт половину добычи. Но день спустя пришлось выкинуть и все остальное. Ураган разбил мачту, порвал парус и такелаж, расщепил руль. Корпус был еще крепок, и ветер, волны, течения продолжали гнать драккар все дальше от знакомых берегов.

Наконец проглянуло солнце. Море стало лазурным, вода укротилась. Асмунд осмотрелся и понял: «Морской Змей» был игрушкой волн и течений. Почти все его викинги погибли в схватке с Эстольдом или были ранены обломками весел. «Это рок, Фатум, накрыл меня своим ледяным крылом, — подумал ярл. — А скальды говорят, что перед роком бессильны даже боги. Но надо бороться. Рано или поздно, надеюсь, корпус драккара прибьет к какой-нибудь земле».

Шли дни и недели, а корпус все плыл и плыл, подгоняемый неведомыми течениями. Казалось, Море Мрака не кончится никогда. Неужели правы скальды? «Огромный океан, — учили они, — достигая края мира, изливается в бездонную яму — Утгарду. Там злой Локи вместе с волком Фафниром ждет назначенного часа, когда начнется битва при Рагнаради и он победит Вотана. В этой последней битве падут все боги и все герои».

Асмунд не очень-то верил скальдам. С помощью берсерка Ролло он собрал на корме остатки продовольствия и запасы воды. Уцелевшие викинги возмутились, но никто не решился единоборствовать с ярлом. Постепенно викинги съели свою обувь, кожаное снаряжение. Временами они приближались к корме и злобно выли, требуя воды. Асмунд молчал: к чему пустые слова?

Вскоре викинги ослабели и не могли даже встать. Тогда Ролло помог им быстро и легко умереть.

Так они остались вдвоем посреди Моря Мрака. А течения все тащили корабль — туда, где каждый вечер заходило солнце. Асмунд по привычке отмечал дни. Когда их набралось больше полутораста, кончились пища и вода. И наступил черед Ролло…

Асмунд пил дождевую воду, а когда не было дождей, выжимал сок морских рыб. Его могучий организм начал сдавать. Ярл с тоской вглядывался в горизонт, ждал — не покажется ли край земли, спуск в Утгарду. «Пусть меня швырнет в черную яму. Но я еще успею схватить за горло Локи. А потом придет вечный отдых».

Волны крошили борта, размокало и гнило дерево. Корпус драккара глубоко осел. По ночам из глубин моря поднимались какие-то чудовища, в их громадных глазах отражался свет звезд. Асмунд плыл уже на обломке киля. Он страшно устал и едва удерживался от соблазна покончить счеты с жизнью — погрузиться в воду и больше не вынырнуть.

Но вот на туманном краю неба, словно мираж, возник берег. Асмунду мерещились деревья, селения, но отчетливо видел он лишь остроконечные конусы гор, розовеющие в лучах солнца… Прошел день, второй, но земля не приближалась: течения несли обломок драккара к северу. Тогда Асмунд бросился в море и поплыл. Как ему удалось достичь прибрежного рифа, он не помнил.

Сильные грубые ступни ярла глубоко уходили в сырой желтоватый песок, начинавшийся сразу от кромки воды. За его спиной едва слышно рокотали валы, медленно выраставшие из сине-зеленой бездны моря. Впереди сверкала лагуна, окаймленная густым лесом. На краю леса стояли высокие пальмы с причудливыми чешуйчатыми стволами и раскидистыми ветвями, напоминавшими перья гигантских птиц. Такие Асмунд видел впервые. Странные на вид зеленые бабочки выпорхнули вдруг из зарослей. Все здесь было незнакомо и ничто не напоминало родной Вестфольд. Асмунд понял, что ему удалось переплыть Море Мрака. Значит, нет никакого края мира? Есть птицы, деревья, горы, солнце.

Справа несколькими рукавами впадала в море многоводная река. Вдали, на отмели, вышагивали какие-то птицы, похожие на цапель. У них были странные розовые перья. За спиной Асмунда прозвучал сварливый крик. Он резко обернулся — и увидел пурпурную голову еще одной птицы. Куда же он попал? Асмунду казалось, что он умер и очутился в Валгалле. Но в песнях скальдов Валгалла очень напоминала суровый, холодный Вестфольд. Или скальды тоже не все знают?

Кто-то дико завыл, захохотал в чаще леса. Человек или зверь?.. Рука ярла легла на рукоять меча. Другой рукой он нащупал арабский нож в чехле. Жаль, что не удалось сохранить доспехи. Пришлось сбросить все, кроме шлема и кольчуги-рубахи, даже сандалии. Он сел, вытер пот, заливавший глаза. В этом мире было очень жарко. Потом он увидел возле себя растение с большими жесткими листьями. Он отсек ножом несколько листьев и кое-как прикрепил их к подошвам. Этой обуви хватало ненадолго, но идти стало легче.

Голод гнал его дальше, в глубь побережья. Асмунд внимательно изучал местность, с надеждой вглядывался в заросли. Вон с молниеносной быстротой вскарабкался на дерево небольшой зверек. Разве поймаешь такого?

Все же ему удалось подкрасться и убить одну из птиц с розовым оперением. В бычьем пузыре у пояса нашлись огниво и кресало. Запылал костер. Он зажарил птицу и съел. Блаженная сытость разлилась по телу, сомкнула веки… Разбудил его зной. Полуденное солнце стояло в зените, все живое попряталось в тень. Лишь на руке ярла сидел перламутрово-синий жук. Вспугнутый движением пальцев, он расправил крылья и улетел.

Асмунд упорно шел вперед, вслед за опускающимся солнцем. Куда — не знал. Он просто искал людей: одному не прожить среди этой дикой природы. В сгущающихся сумерках мелькали зеленые и огненно-красные огоньки светлячков. В ветвях дерева раздался переливчатый звук. Асмунд поднял глаза и на светлом фоне еще не угасшего неба рассмотрел крохотную, не больше шмеля, птичку с трепещущими крылышками.

Устроившись в развилке громадного дерева, он долго смотрел на звездное небо, размышляя. Прошлое кануло в вечность. Пути назад не было. И будущего тоже не было… Стремительно прочертила небосклон летучая мышь. Распластав крылья, в воздухе беззвучно кружилась сова — сестра тьмы. Асмунд хорошо видел огромные глаза ночной птицы. Вдруг небосклон впереди осветило багровым. Послышался глухой гул, чуть дрогнула земля. «Что это?» — спросил себя ярл. И припомнил: подобное наблюдал он в Италийском море, где есть гора, которую римляне зовут Этна.

Незаметно он уснул.

Утром Асмунд проснулся от того, что кто-то грубо сбросил его на землю. Он даже не успел шевельнуть рукой, как был связан ремнями. Всю жизнь провел он в битвах и походах, но сейчас невольно содрогнулся. Над ним стояли чудовища с причудливыми головами койотов, ягуаров и еще каких-то фантастических зверей. Особенно поразила его морда громадной полосатой кошки. Потом он различил в глубине разинутых пастей горбоносые, смуглые лица людей, будто готовые скрыться в глотке чудовища. И понял, что видит просто маски, обтянутые звериной шкурой.

Эти люди были увешаны оружием. Копья длиной в два человеческих роста, луки, согнутые из упругого дерева; палицы, головки которых напоминали сжатый кулак; длинные мечи из дерева с лезвиями из осколков блестящего камня. А за спиной у каждого воина висел топор — тяжелый каменный клин, насаженный на прямое топорище. «Они не знают железа, — с пренебрежением подумал ярл. — Тем лучше».

Воин с маской ягуара наклонился к нему, спросил:

— Йе-кам-ил, цул?

Асмунд непонимающе смотрел в блестевшие из звериной пасти глаза человека.

— Тутуль-шиа? Ица, киче? — еще резче прозвучал вопрос.

Ярл отрицательно качнул головой. Он догадался, о чем его спрашивают.

— Я пришел из Моря Мрака, — медленно сказал ярл. — А ты кто?

«Полосатая кошка» гордо выпрямилась. Асмунд услышал странное слово «тольтек». Видимо, так называется племя, к которому принадлежат эти воины.

— Толь-тек, — повторил Асмунд.

Воин обернулся и что-то сказал товарищам. Асмунд запомнил слова:

— …Топильцин Кецалькоатль.

Это имя крепко врезалось в память.

Старший воин снял с пояса короткий нож из прямого куска блестящего стекловидного камня. Одним ударом рассек ремень, стягивавший ноги ярла, и жестом велел встать.

Шагая по узкой тропе, проходившей совсем недалеко от дерева, где он спал, Асмунд пытался предугадать, что его ждет. Но страха он не испытывал. Ярл верил в свою звезду. Ведь переплыл же он Море Мрака!

Вскоре отряд вышел к берегу той же реки, ближе к ее устью. Здесь при впадении в океан, на высоком обрывистом берегу, стоял белый дворец, а рядом что-то вроде храма, тоже из белого камня. Вокруг дворца ютились хижины с остроконечными крышами, покрытыми пальмовыми листьями. На большой поляне росли какие-то злаки. Асмунд видел странные высокие стебли с широкими листьями, из них выглядывали белые и желтые плоды, состоявшие из множества зерен, каждое из которых напоминало своей формой женскую грудь.

— Иш-им, — кивнув на стебли, добродушно сказал ярлу старший воин, как будто тот мог это понять.

…Полутемным сырым коридором Асмунда провели в квадратную комнату, стены ее были выложены большими плитами белого камня. Здесь воинов встретили жрецы, в сандалиях и одеждах, украшенных перьями неведомых птиц. Куда-то вверх уходила широкая лестница. Окружив со всех сторон Асмунда, жрецы стали медленно, чуть-чуть задерживаясь на каждой ступени, увлекая за собой ярла, подниматься вверх. По бокам лестницы застыли стройные юноши. На их бронзовые тела, покрытые татуировкой, были накинуты лишь набедренные повязки. Смуглые, горбоносые лица были бесстрастны.

Наконец его ввели в зал, потолок и стены которого были завешаны огромными коврами из перьев — желтых, синих, белых, красных. Ярла принудили опуститься на колени перед ложем из черных, отливающих золотом перьев.

Лежащий человек, укрытый в белое, о чем-то спросил ярла. Это было похоже на вопрос — «кто ты?»

— Я викинг, — коротко ответил Асмунд.

Человек на ложе приподнялся, сел. Асмунд увидел могучего старика в белом плаще, со взглядом тяжелым и проницательным. «Вождь или король», — решил про себя Асмунд.

Старик знаком поднял его на ноги. Ярл встал и принялся спокойно рассматривать вождя. У него был громадный покатый лоб, крупные, резкие черты лица. Лица свирепого, но умного.

Жрецы и воины замерли в изумлении. Никто еще не осмеливался так дерзко разглядывать Топильцина, знаменитого правителя Толлана, которого послали людям Месеты сами боги. Однако Топильцин, видели они, не собирался наказывать дерзкого краснобородого чужака. Пленник держал себя независимо, как равный.

«Откуда он?» — думал Топильцин. Он взглянул на старшего жреца. Тот опустил глаза.

— Ты хотел сказать что-то?

— Великий господин, — запинаясь, пробормотал жрец. — Этот…

Жрец умолк.

— Говори!

— Он… не похож ни на одного жителя Месеты. Я никогда не встречал таких.

Топильцин перевел взгляд на ярла и ничего не сказал. Жрец истолковал это по-своему:

— Да, великий! Он умрет на рассвете. Боги будут довольны.

— Кто знает намерения богов? — возразил Топильцин. В его холодных глазах пронеслась какая-то мысль. — Развяжите пленника и накормите. — Он помолчал и добавил: — Боги открыли мне нечто.

Жрец послушно склонил голову. Разноцветные перья на его головном уборе плавно качнулись.

На другой день Асмунда опять привели к Топильцину. Вождь тольтеков держал в руках меч Асмунда, снятый когда-то викингом с убитого франкского вождя. На бесстрастном лице Топильцина появилась слабая улыбка. Он был восхищен, но не мог понять, из какого вещества сделано чудесное оружие. Потом стал рассматривать кинжал и кольчужную рубаху ярла.

— Откуда ты? Твое имя? — опять спросил вождь.

Внезапно ярл ударил себя в грудь:

— Я викинг и сын викингов! Силу этого меча, — Асмунд указал на стальное лезвие, — испытали франки и саксы, фризоны и римляне. Они долго будут помнить Рыжего Ярла, Асмунда.

— Асмунд? — вопросительно повторил Топильцин.

— Да, Асмунд.

Топильцин кивнул воину, стоявшему у входа, коротко сказал ему что-то. Воин подбежал, опустился на колени и подал вождю свой меч с обсидиановым лезвием. Топильцин сжал его в левой руке и вдруг ударил по нему мечом ярла.

— Ихэ!.. — сдавленно крикнул воин, но тут же умолк, страшась жестокого наказания за несдержанность.

Топильцин смотрел на обломок деревянного меча, слушал, как звенит чужой меч. Лицо вождя превратилось в застывшую маску. Он размышлял. Едва заметное движение бровью — и телохранитель, подобрав обломки своего меча, попятился к двери. Спустя мгновение появились жрецы. Топильцин резко заговорил, поглядывая на ярла. Жрецы кивали головами. Когда вождь умолк, они повели Асмунда к выходу. Викинг понял: Топильцин решил его судьбу. Но как?

…Ярла долго обучали языку тольтеков — так повелел Топильцин, Пернатый Змей. И Асмунд понимал: вождь возлагает на него большие надежды. Что ж, он не ошибся. В военном искусстве ярл не знал себе равных там, в Вестфольде. Лишь презренный конунг не оценил этого. Но Асмунд еще посчитается с ним в Валгалле… А пока он уяснил твердо: чтобы вернуться в родной фьорд, нужно завоевать доверие Топильцина.

Шло время, и Асмунд начинал понимать, куда забросил его Фатум. Местный народ — тольтеки — вел обособленную, замкнутую жизнь. О землях по ту сторону Океана никто здесь ничего не знал. А жрецы, которым Асмунд попробовал рассказать об этом, просто не слушали его. Нет на свете других людей, кроме тех, что живут в пределах огромной Месеты. Мир, повторяли они, создан в начале начал наивысшим из богов — Солнцем. То было время, называемое «солнцем вод». В мире господствовала вода. И так продолжалось четыре тысячи восемь лет. Потом на землю обрушился великий потоп, и люди превратились в рыб. Еще четыре тысячи и десять лет длилось второе время — «солнце земли». Тогда появились люди-гиганты. Но вскоре вздыбилась земля, гигантских людей поглотили трещины и пропасти. Настало третье время — «солнце ветра». Оно закончилось ураганами невиданной силы, а люди были превращены в обезьян.

— Ныне длится четвертое время, «солнце огня», — монотонно бормотал жрец. В его глазах на аскетическом лице светилась вера. — Да, Солнце Огня! Оно завершится через тысячу лет от сегодня.

— А что будет потом? — в голосе ярла звучала скрытая насмешка. Он мог бы рассказать жрецу о Валгалле, страшном часе Рагнаради, о песнях скальдов. Но поймет ли его тольтек?

Жрец сузил глаза, враждебно глянул на Асмунда. Ничтожный еще смеет улыбаться. Если бы не воля Топильцина… Всадил бы он нож в грудь чужаку, вырвал сердце и подарил бы его Тескатлипоке. Но Пернатый Змей, посланник богов, покровительствует пленнику. И чужеземец может улыбаться.

— Через тысячу лет великий огонь сожжет всех людей, — процедил жрец и снова закатил глаза. — Так будет!.. Трижды погибали люди, их было слишком много. Погибнут и в четвертый.

Ярл подавил зевок. Эти тольтеки, не знающие железа, домашнего скота, не подозревающие даже, что такое колесо, — не открыли ему ничего нового. Их мир был так же стар, как земля и небо, океан и фьорды. Всюду одно и то же. Побеждает лишь сильнейший — в это Асмунд верил твердо.

А жрец все так же монотонно твердил:

— …Смерть держит каждого в невидимых объятиях. Легкое сжатие — и тебя нет. Но воин не должен бояться смерти. Ее никто не боится в Месете.

«Вот с этим я согласен», — подумал ярл. Он уже видел сам, как спокойно ложились на жертвенный камень пленники тольтеков. Здесь все привыкли к виду смерти, к священному насилию над жертвой. Так хотят боги тольтеков. Так придется делать и ему, Асмунду, он должен быть, как все — если хочет победить.

— …Угождай великим богам. Корми богов. Они требуют сердца людей. Несчастье и смерть повсюду, они — как змеи, притаившиеся в траве.

— Плевал я на змей, — вполголоса сказал ярл на своем языке, разглядывая храмовые украшения. Многие скульптуры изображали змею — знак неумолимой и беспощадной силы. Рядом — чудовищные статуи выставляли напоказ черты, полные значения. Мать богов — Коатликуэ — стояла на толстых ногах с когтями вместо пальцев и раскрывала перед сморщенной грудью безобразные лапы. На зобастой шее — не голова, а курносый череп, потому что Коатликуэ была также и богиней земли, то есть Смертью. В глубине храма Асмунд видел еще одну скульптуру. Мертвая женщина — ее изваяли стоя — с закрытыми глазами на отекшем лице, с обвисшей нижней губой. «Койолшауки», — не без усилия вспомнил ярл. Сам же бог войны обладал двумя масками — ягуара и человека. Все — преувеличенное, во всем — особенный, подавляющий намек.

Ярл не боялся чужих богов. Просто разукрашенные идолы. Разве можно сравнивать их с богами викингов, валькириями и героями Валгаллы? Не удивишь его и видом жертв, у которых вырвано сердце. В набегах на Остров Саксов он встречал нечто похожее. Однажды, когда он был совсем юным, отряд викингов в поисках добычи углубился в дремучие кельтские леса. Они шли почти всю ночь — сквозь странную мглу, застилавшую небо. Едва просвечивала полная луна. Внезапно лес кончился, открылась равнина, окаймленная холмами. Обостренный слух юного Асмунда уловил вдали тихий говор, лязг оружия. Викинги ступали неслышно. И вдруг у подножия холмов он и увидели массы кельтов. Говор затих, наступила глубокая тишина. Уже был рассвет. Кельты чего-то ждали… В ущелье между холмами прорвался первый луч света… Женщины с длинными косами, в ослепительно-белых одеждах что-то делали, окружив высокий жертвенник из четырех каменных плит, поставленных торчком. Асмунд скорее догадался, чем увидел, как в дымном луче солнца взлетают золотые серпы, они взрезывали груди пленных. Вырвав живое сердце, кельтки показывали его восходящему солнцу. Затем сжигали в огне, пылающем на жертвеннике. Сердце Асмунда дрогнуло, когда он увидел этих женщин: они были прекрасны и зловещи.

Топильцин полулежал на возвышении, покрытом шкурой ягуара. Его сак бук, белый плащ, падал на пол свободными складками. Напротив него сидел Асмунд.

Топильцин все допытывался, не от богов ли пришел к ним рыжеволосый ярл. Асмунд качал головой и рассказывал о фьордах, штормовом море Севера, о жизни викингов, саксах, арабах, римлянах-византийцах. Вождь лишь чуть усмехался, воспринимая все это как искусную выдумку. Ибо в опыте тольтеков не было такого. А раз не было — значит, не существовало. Правда, в глазах ярла Топильцин читал искреннюю тревогу и тоску по родине. Ясно, что чужак неотступно думает о том, что с ним было раньше.

А разве и сам он мог забыть свое прошлое?.. Перед внутренним взором Топильцина Кецалькоатля встал шумный город Солнца, Тула-Толлан. Долгие годы был он там могущественным владыкой, и его слово, слово посланца богов, было священным для всех тольтеков. Но высшая знать и жрецы, подстрекаемые сводными братьями по отцу, сумели победить его в борьбе за власть… Топильцин припомнил, как ему пришлось ночью покинуть Толлан. Днем и ночью шел его отряд на юго-восток, к морю. Через горы и безводные пустыни, под палящим солнцем. И нельзя было остановиться: преследователи шли по пятам. О эта отчаянная битва при Синалоа!.. Лишь боги, что зажгли в ночном небе цветные огни, помогли ему вырваться из смертельного кольца. Да, сводные братья хотели видеть его на жертвенном камне. Не удалось… Сколько лет прошло с тех пор, как он здесь, в болотистых джунглях Ноновалько? Но пусть он тогда потерял все. Он не сдался. Вот его новый город, столица будущего царства, Тулапан-Чиконаутлан. У него много друзей в Толлане, часть из них последовала за ним в изгнание. И он, Пернатый Змей, оправдает их надежды. Мир еще услышит его имя. Боги помогут осуществить великий замысел.

— Теперь ты знаешь язык тольтеков. И будешь служить мне. Забудь о своем прошлом, как забыл его я… — словно очнувшись, медленно проговорил Топильцин. — Это говорит тебе Пернатый Змей.

— Да, — ответил Асмунд. — Я, потомок Вотана, буду служить тебе, великий вождь. Но я викинг, и моя рука скучает без оружия. Назови своих врагов!

Топильцин удовлетворенно наклонил голову, встал. Его плащ распахнулся.

— Ты верно понял мои мысли… Боги тольтеков учат: добро — это победа, это чужие сердца, вырванные из груди. Зло — это поражение и твое сердце на жертвеннике. — Черты лица Топильцина исказились, в глазах вспыхнул огонь. — Я, Пернатый Змей, отныне буду только побеждать! Скоро я двину воинов на завоевание мира…

Топильцин зорко вглядывался в ярла.

— На рассвете ты поведешь отряд, — добавил он спустя некоторое время. — Надо испытать силу врага. — Топильцин простер руку на восток. — Там лежат царства. По богатству нет им равных.

Асмунд внимательно слушал, и перед ним вставали очертания могущественных и сказочно богатых государств племен киче, тутуль-шиа и других, названий которых он не мог запомнить: тучные поля маиса, белокаменные селения со взметнувшимися к небу пирамидами, храмы и дворцы правителей.

— …Там сильные, мудрые жрецы, познавшие тайны земли и неба. Но я сломлю их могущество, а знания этих жрецов будут служить мне. Пока у меня мало воинов. Потом придет время — и я, великий Пернатый Змей, крикну: горе вам, люди киче! Берегитесь, жрецы и правители!.. Я несу конец вашему могуществу. Кто сможет остановить тучи моих воинов? Горе вам, люди киче!

— Я готов, вождь. Но дай мне оружие.

— Завтра на рассвете, — медленно повторил Топильцин, не глядя на ярла, — ты поведешь воинов в земли киче. Верю: ты победишь.

Второй месяц двухтысячный отряд тольтеков пробирался по запутанным тропам Ноновалько — страны, опаленной солнцем, покрытой непроходимыми лесами, болотами. Город Пернатого Змея, Тулапан-Чиконаутлан, остался далеко позади. Только теперь Асмунд понял, что такое Ноновалько. Здесь, в долине девяти рек, жили, копошились, как в муравейнике, бесчисленные воинственные племена. Даже воины могущественного Толлана, лежавшего где-то в стороне, не осмеливались проникать в это царство дикости, жестокости, безумной храбрости и вечной войны. Племена издревле враждовали между собой. Каждую минуту они готовы были кинуться в смертельную схватку с любым, кто захотел бы посягнуть на их неограниченную свободу и несуществующие богатства, кто просто был сыт, богат и не знал, как они, постоянной погони за скудной пищей. Племена ица, киче, тутуль-шиа, какчикелей — дикие родичи тех, кто жил в белокаменных городах. «И этих дикарей Топильцин надеется объединить, поднять на войну против сильных царств? — Асмунд с сомнением качал головой. — Пустая затея. Хотя вождю тольтеков виднее, он ведь посланец богов».

Какой-то отрывистый, непривычный звук нарушил вековой шум девственной сельвы. «Цок!» — прозвучало опять. Ярл подал знак ахкакаутину. Воины остановились. С ветви альгаробо вспорхнул пугливый кецаль. Возбужденно застрекотали обезьяны.

«Цок, цок, цок!» — все настойчивее звучало в зарослях.

— Это каменотесы, рабы, господин, — вполголоса пояснил ахкакаутин. — Они строят храм. Я посылал разведчика. Он говорит: осталось семь полетов стрелы.

— Пора, — Асмунд вытащил из ножен меч. Отточенное лезвие блеснуло в лунном свете.

Воины развязали тюки, надели длинные рубахи, толсто простеганные хлопком и пропитанные солью. Эта жесткая и прочная одежда хорошо защищала тело от копий, стрел и обсидиановых мечей. Медленно продираясь в подлеске, тольтеки вспугивали ядовитых гадин, кишевших под ногами. Все громче раздавались цокающие звуки.

…Асмунд на рассвете напал столь внезапно, что успел без сопротивления пройти до главной площади города. И только здесь, среди храмов и дворцов, началась настоящая битва. Казалось, каждый дом, платформа, каждая ступень пирамиды сражались против тольтеков. Стража и правители майя не сразу поняли, кто осмелился напасть на священный Копан. Свист летящих стрел, глухой скрежет обсидиановых мечей, хрипы умирающих, воинственные крики наполнили еще не вполне проснувшийся город.

Яростный бой кипел на ступенях главной пирамиды. Ряды воинов, подобно волнам, то взлетали вверх на несколько ступеней, то опадали вниз. Постепенно ярлу и его воинам удалось пробиться на широкие площадки — главные уступы пирамиды. Они закрепились здесь, но сопротивление майя нарастало с каждым мгновением. Жрецы и стража бились насмерть. К тому же все новые воины вливались в их ряды. Пока тольтеков спасала сама религия майя: она требовала не убивать врага, а брать в плен, чтобы принести в жертву богам или продать в рабство. Уже много людей Асмунда попало в плен, и он видел, как их волокли на вершину пирамиды — к жертвенному алтарю.

Сверху обрушилась новая волна защитников. Ряды тольтеков дрогнули, медленно покатились вниз. Асмунд понял: если сейчас не произойдет чуда, все они погибнут. Их просто не выпустят живыми отсюда. Топильцин с презрением проклянет его имя. И он, Асмунд, никогда не увидит родных фьордов, не услышит гула штормового моря.

— За мной! Боги зовут нас вперед, сыны Толлана! — заревел он, прыгая сразу на две ступени вверх. Бешено вращавшийся над его головой меч превратился в сверкающий круг. В шлеме, кольчужной рубахе, от которой отскакивали стрелы и копья, Асмунд был неуязвим. Майя пятились от него, считая, что неведомого воина охраняют чужие боги. А в крови ярла словно ожил дух убитого им берсерка Ролло, и Асмунд впал в мрачное безумие, находя упоение в бесконечном убийстве. Франкский меч легко крушил деревянные щиты и шлемы, просекал рубахи из простеганного хлопка, бронзовые тела. Всякий раз, когда удар достигал цели, поверженный падал сверху прямо на ярла, и тот движением плеч едва успевал сбрасывать с себя безжизненное тело. Ступени пирамиды были высокими и узкими, но ярл не чувствовал усталости. Ему удалось прорубить проход среди воинов майя и подняться ступеней на шестьдесят. В проделанную брешь за ним хлынули тольтеки.

Все ближе вершина пирамиды… Вдруг позади жрецов Асмунд разглядел огромные плюмажи головных уборов. Его сердце забилось толчками. Он понял: вот она, решительная минута! Такие плюмажи могли принадлежать только двоим: правителю и верховному жрецу. Стоит захватить их в плен или просто убить — и победа за ним. Войско майя разбежится, немедленно прекратит сопротивление. Ибо потеря вождя означает, что боги покинули обреченных.

Тут Асмунд заметил, что жрецы майя что-то задумали: сразу за линией стражи, оборонявшей вершину пирамиды, собрался хорошо вооруженный отряд. «Сейчас эти майя бросятся вниз, — подумал Асмунд. — Своими телами он хотят опрокинуть нас. А правитель и верховный жрец, воспользовавшись общим замешательством, вырвутся из кольца».

Хрипло, дико закричал верховный жрец майя — и воины устремились вниз. Решение пришло к Асмунду мгновенно.

— Все ложись! — скомандовал он во всю силу легких.

Приказ был настолько неожиданным по смыслу и невероятным, что воины — и тольтеки, и майя — не рассуждая, бросились ниц на каменные ступени. Отряд, начавший атаку, не смог удержаться на ногах. Гора барахтающихся тел, все увеличиваясь в размерах, поползла вниз. И тогда Асмунд поднялся на ноги. Прямо перед ним — без охраны и свиты — стояли две одинокие фигуры: правитель и верховный жрец Копана. Ужас сковал их движения, надменность на лицах сменилась страхом.

Дважды со свистом рассек воздух острый франкский меч…

На следующий день нагруженные добычей тольтеки покидали город. Они шли мимо дымившихся громад храмов, еще недавно наполнявших сердца горожан священным трепетом; мимо испепеленных жилищ, среди разбросанных тут и там изваяний правителей и статуй богов. Асмунд наполовину дремал в носилках, которые несли знатные пленники. В его памяти еще жили картины вчерашнего празднества в честь победы.

Торжество состоялось там же — на ступенях главной пирамиды.

Тольтеки были полны пьянящей радости победы. Огромный ярко раскрашенный барабан, в который били два силача, наполнял своими звуками весь мир. Под его всезаглушающий грохот вверх по пирамиде, к площадке на ее вершине, где находился невидимый снизу алтарь, тянулись колонной победители и побежденные, по трое в ряд — в центре пленник, по бокам его — два тольтека. Среди пленных — бывшие жрецы майя, военачальники, знатные горожане… Боги требовали их сердца. Лица приговоренных не выражали ни страха, ни озлобления. Покорное ожидание своей последней минуты. Если б победили они — тольтеки с таким же спокойствием пошли бы на жертвенный камень. Боги не любят побежденных.

Высокие ступени доходили воинам до бедра. Не выпуская связанных рук жертвы, тольтеки разом вспрыгивали на ступень. Поворот — и наверх рывком втаскивался майя. Размеренно, гулко рычал священный барабан, и, подчиняясь его ритму, цепь не рвалась. Каждая ступень постоянно была занята. Словно исполняя ритуальный танец, вновь и вновь возносились со ступени на ступень звенья-тройки. Никто из обреченных не сопротивлялся. Многие даже гордо облегчали усилия победителей и прыгали сами. И Асмунд понимал их: им не дорога теперь жизнь. Они проиграли, боги отвернулись от них. К чему тогда жить? Лучше смерть на жертвенном алтаре. Такая участь не страшила. Тем более, что души жертв вступят в особую обитель неба, где их ждут боги. Бытие там несравнимо с долей тех, кто умирал на земле — от болезни, укуса змеи, когтей зверя, просто от голода или старости.

Вслед за движущейся цепью Асмунд поднялся к алтарю. Жрецы тольтеков в одеждах, залитых кровью, работали без отдыха. Одни грубо опрокидывали пленника спиной на жертвенный камень, цепкие руки других, сжимая мертвой хваткой руки и ноги пленника, тянули вниз, отчего грудь вздымалась вверх. Сверкал холодный обсидиан ножа, разрывая грудь. И вот уже стоит жрец с высоко поднятой рукой, и еще бьется в ней человеческое сердце.

Заглушаемое барабаном, таинство жертвоприношения совершалось как бы бесшумно. Многие тольтеки впали в священный экстаз. Они выли, раздирая себе уши, лица, пронзая длинными шипами языки. Своей мукой и кровью они надеялись еще теснее скрепить союз с богами, даровавшими победу.

Носильщики ступали бережно, чтобы не потревожить Асмунда.

— Приведите, — жестом приказал Топильцин.

К его ногам бросили коренастого человека с плетеной корзиной за спиной. Человек был схвачен воинами у границ страны Ноновалько.

— Кто ты? — спросил вождь.

— Я из людей тутуль-шиа, господин. Продаю перья кецаля, есть у меня и камни чальчихуитес. Я купец, об этом знают все.

— Откуда и куда идешь?

— Был в Уук-Йабналь, великий вождь. А иду в Толлан.

— Город Солнца… — медленно произнес Топильцин, и его лицо омрачилось. — Когда будешь в Толлане, поклонись его богам.

— Повинуюсь, великий господин.

— А теперь расскажи обо всем, что видел в стране киче. Все, что захочет знать Рыжий Након[1]. — Топильцин сделал едва заметный кивок в сторону ярла. — Но говори только правду.

— Только правду, великий вождь, — пробормотал купец, косясь на глубокую яму в трех шагах справа. Оттуда доносились глухие стоны и вопли. Он знал, что это такое… Яма пыток. Ее дно было устлано толстым ковром из гибких ветвей, утыканных ядовитыми шипами. Ветви эти оживали от малейшего прикосновения, от самого незначительного движения человека. Они опутывали обнаженное тело, разрывая кожу в клочья. Лежать неподвижно на таком ковре было невозможно, яд шипов вызывал нестерпимый зуд, усиливавшийся от жары и пота. Только смерть могла избавить пленника от нечеловеческих страданий. А смерть не спешила: иногда «ковер» стонал и шевелился в течение многих дней. Купец знал свирепый нрав Пернатого Змея. «Должно быть, тот, кого допрашивали до меня, что-нибудь утаил?» — гадал купец, обливаясь холодным потом.

Асмунд сидел на каменной скамье, а перед ним на плоской плите лежала карта. Он сам вычертил ее краской на большом куске белой ткани. Карта создавалась постепенно. Месяц за месяцем допрашивал Топильцин лазутчиков и торговцев — лучших знатоков расстояний, дорог и троп. Отвечая, индейцы дивились непонятной им жажде знаний свирепого вождя тольтеков. И вот теперь карта была почти готова. Глядя на нее, Топильцин и Асмунд могли точно представить каждую тропинку в сельве, каждое ущелье, перевал, по которым двинутся в страну майя боевые отряды. Они знали наперечет колодцы и ручьи, где можно напиться во время похода.

…День и ночь к Тулапан-Чиконаутлану шли послы и вожди племен Ноновалько. Топильцин упорно убеждал их оставить внутренние распри и под его знаменами сокрушить богатые города-государства. И так велик был в уговорах вождь тольтеков, так умел подчинять своей воле окружающих, что дикие племена, не признававшие ничьей власти, не знавшие ни богов, ни героев, не помнившие своего прошлого, охотно пошли за Топильцином.

Слава о Пернатом Змее проникла в самые глухие уголки сельвы, докатилась до неприступных гор на западе и севере. Люди многих племен заполонили прибрежную равнину. Асмунд, ставший Рыжим Наконом, полководцем, учил их брать приступом каменные пирамиды, знакомил с военной тактикой франков, норманнов, саксов, показывал, как лучше всего сражаться ночью, в темноте.

И люди сельвы передавали из уст в уста: «Великий Пернатый Змей, пришедший в наши земли от богов, непобедим. Теперь мы забудем, что такое голод: на тучных полях майя уже зреют маис, фасоль, тыква, жиреют индюки. Готовьтесь, люди, к большому походу! У Пернатого Змея есть Рыжий Након — тот, что победил священный Копан. Бог тольтеков подарили ему Меч, чудесный Блестящий Меч. В страну майя нас поведет Рыжий Након. Собирайтесь, люди сельвы, в Тулапан-Чиконаутлану. Скоро болььшой поход, уже скоро!»

Облаченный в сак бук, Топильцин стоял в центре круга, образованного сидевшими на земле вождями. Надвинутая на лоб плетеная повязка доходила ему почти до бровей. Сине-зеленые перья головного убора вырастали из повязки сплошным высоким частоколом, образуя перевернутый конус со срезанной верхушкой.

Топильцин поднял руку, полы его белого плаща всколыхнулись.

— Великие вожди страны Девяти рек! Я, Пернатый Змей, правитель Толлана — города Солнца, собрал вас для военного совета. Слушайте меня, священного Пернатого Змея — К-ук-улькана!

Родовые вожди почтительно склонили головы, скрестив руки на груди. Асмунд видел, что эти грубо раскрашенные дикари довольны столь лестным для них обращением. К тому же Топильцин впервые назвал свое имя Пернатого Змея — Кецалькоатля на их родном языке.

— …Непобедимые вожди страны Ноновалько! Боги сказали мне: «Пора!» Мы готовились долгие годы… Так обрушимся на плодородные долины киче и какчикелей, ибо фасоль и маис созрели! Вперед, братья К-ук-улькана! Маленькое облако не может закрыть своей тенью даже самое маленькое селение. Но я собрал облака в тучи. Наши воины, объединив свои силы, закроют солнце над землей врага. Мы сметем самые большие города майя — и построим столицу К-ук-улькана. Люди и звери будут трепетать перед великим царством Пернатого Змея. Поднимайтесь, храбрые вожди! Наши воины ждут. Пусть забурлят девять рек и выйдут из берегов! Мы затопим телами наших врагов весь мир. Великой войной идет К-ук-улькан.

— Йе-кам-ил тун!.. — закричали вожди, вскакивая на ноги и потрясая обсидиановыми мечами.

Раскатисто ударили священные барабаны.

— Ток-тун хил сак тун!..

— Настало время копий, время ягуаров!

Еще громче загудели барабаны и раковины.

Все дальше в прошлое отодвигалась родина, покрывалась туманной дымкой забвения. И ярлу порой мнилось, что не было никогда на свете снеговых вершин Вестфольда, не было ни фьордов, ни штормового северного океана. И не плавал он на драккаре, не сидел у очага, вдыхая горький, привычный с детства дым. Ему казалось, что он родился и вырос он здесь — в этой жаркой и душной стране, которую тольтеки называют Месетой, где почитают одну только волю беспощадных богов.

Уже много лет длился поход Пернатого Змея — К-ук-улькана. Рыжий Након всегда был там, где требовалось сломить упорствующего врага. Никто из тольтекских военачальников не мог сравниться с ним в искусстве боя. Умение ярла приходить с войском именно туда, где всего легче было одолеть сопротивление майя, представлялось им чудом. Асмунд наносил удар в нужный момент по самому слабому месту — и тогда струилась кровь, рушились белокаменные храмы, гарью заволакивало селения.

…Асмунд стоял на склоне пологого холма, мимо бесконечной колонной шли воины. Палило солнце, над дорогой висели плотные клубы пыли. Купол синего неба застилали тучи дыма от пожарищ. Склонив голову, украшенную убором из перьев, Асмунд размышлял, и думы его были безотрадными. Вот еще один поход, еще больше будет богатств у Пернатого Змея. А что дальше, что впереди?.. Кончится ли все это когда-нибудь?.. Он, Рыжий Ярл, завоевал для Топильцина — К-ук-улькана множество городов и храмов, взял неисчислимые толпы пленных. Но Топильцин ненасытен, ему все мало. Или он надеется покорить весь мир? Однако, где они — границы здешнего мира?.. От дальних лазутчиков Асмунд знал: Месета, омываемая на востоке и западе океаном, беспредельна к северу и югу. По их рассказам, на юге высились неприступные хребты, а за ними до самого края земли лежала непроходимая сельва — еще более дикая, чем Ноновалько. Эта сельва наполнена страшными племенами и невиданными зверями. «Не хватит и двух жизней, чтобы покорить эти земли, племена и неведомые царства. А время уходит, надвигается старость. Хотелось бы умереть у родного очага. Нужно что-то решать…»

И тут ему пришла в голову неожиданная мысль… Да, это единственный способ обмануть судьбу, рок, и вырваться из тольтекского плена.

…Асмунд разложил у ног Топильцина искусно раскрашенную карту и, водя по ней бамбуковой палочкой, неторопливо говорил:

— Взгляни сюда, великий вождь. Вот Уук-Йабналь. Чтобы взять его, наши воины должны пройти по сельве пять тысяч полетов стрелы. Это больше двадцати лун пути… Но есть верная и легкая дорога — море. На большой лодке с веслами и парусом я доплыву в Уук-Йабналь за шесть лун.

— Тольтеки не умеют строить таких лодок, — возразил Топильцин. — Боги не учили людей Месеты этому искусству.

— Я знаю, как строить лодку. Она зовется драккаром. Прикажи!

Пернатый Змей неторопливо размышлял. Ярлу же казалось, что у тольтека зародились какие-то смутные подозрения. С трудом выдерживая тяжелый взгляд Топильцина, Асмунд как мог равнодушно добавил:

— Две таких лодки перевезут шестьсот воинов.

Свирепые черты Топильцина немного смягчились:

— Это хорошо. Пусть будет так! Делай большие лодки. Но быстро.

…Только что пал белокаменный Йашчилан. Покрытый пылью и потом, еще разгоряченный недавним сражением, Асмунд медленно шел навстречу процессии: в покоренный город майя вступал сам К-ук-улькан. Глухо выли раковины, рычали барабаны, тонко визжали флейты. Пернатый Змей торжественно продвигался в коридоре, образованном побежденными. Стоя на коленях, они протягивали к вождю тольтеков окровавленные руки, потому что ногти на пальцах были вырваны:

— Пощади нас, о К-ук-улькан! Ты велик, могуч и добр, — хрипели пленники, сами не веря в это. — Даруй нам жизнь, о милосердный господин! Мы будем твоими верными слугами!..

Пернатый Змей шагал размеренно, с каменным лицом, не обращая внимания на извивающихся у ног людей-червяков.

Топильцин остановился, поднял руку. Все замерло.

— Отбери искусных мастеров, резчиков по камню, художников, ваятелей, — сказал он ярлу, склонившемуся в ритуальном приветствии. — Всех остальных придется убить. Рабов у нас много, а пленных нечем кормить. Но пусть они умрут легко. А самых знатных…

Асмунд взглянул на вершину пирамиды, горой вздымавшейся над Йашчиланом. Там, подобные каменным изваяниям, вырисовывались фигуры тольтекских жрецов. «Коршуны уже поджидают свою законную добычу», — подумал ярл. Жрецов он не переваривал еще со времени обучения в их школе-храме. А вслух пробормотал:

— Повинуюсь, великий воджь. — Отступив немного в сторону, Асмунд добавил вполголоса: — Хотел бы поговорить с тобой.

— О чем? — нахмурился Топильцин. — Военный совет был, тропа нового похода намечена. Завтра на рассвете ты поведешь воинов к победе.

— Прошу выслушать меня, великий.

— Не сейчас, — оборвал его Топильцин. — Приходи, когда настанет ночь. Вот знак. — Он извлек из складок плаща четырехугольную пластину из нефрита, подал ее Асмунду.

…Красный диск солнца скрылся за горизонтом, сразу наступила темнота. На мертвом небе зажглись серебристо-синие звезды. По внутреннему двору ярл прошел к восточной стене дворца, где поместился К-ук-улькан. Скульптурная группа у входа — фигуры жрецов в натуральную величину — поразила ярла своей естественностью. В оранжевом свете факела, который нес перед собой воин охраны, гипсовое лицо юноши-жреца внезапно как бы ожило, и Асмунду почудилось, будто он предостерегает его, хочет предупредить о чем-то… Или в каменных чертах застыла невысказанная угроза?.. Не отрываясь, Асмунд долго смотрел на скульптуру. «Пусть будет, что будет. Я должен победить рок».

Пернатый Змей не пожелал, как обычно, пройти в паровую баню, а спустился прямо в опочивальню. Жрецы помогли ему снять сандалии и верхнюю одежду. Затем поднесли напиток из маиса и бобов какао и вышли в темный коридор. Потом по лестнице они спустились вниз, в свои комнаты. Только четыре воина в боевых доспехах — панцирь из стеганого хлопка, сверху шкура ягуара, круглый щит и топорик — остались стоять каждый в своем окне между колоннами, на которых покоилась каменная крыша-шатер. Дежурный жрец-звездочет сидел на специальной скамье, готовый по первому зову броситься в опочивальню, если понадобится сообщить правителю точное время.

Увидев поднимающегося на площадку Рыжего Накона, жрец встал. Приняв нефритовую пластинку-пропуск, он кивком отослал воина охраны и повел Асмунда к К-ук-улькану.

— О человечнейший и милостивейший господин наш, любимейший… — донеслось до ярла. «Кто это? — подумал он. Так могли обращаться к Пернатому Змею только высокопоставленные помощники. — Ну, конечно, старый змей Шихуакоатль, главный судья. Зачем он здесь?»

Асмунд слышал, что Шихуакоатль пользуется особым доверием Топильцина.

Жрец осторожно просунул голову в завешенную ковром из перьев дверь и сообщил Топильцину о прибытии накона.

— Входи!.. Огорчение или радость с тобой?

В голосе обычно невозмутимо спокойного Топильцина клокотала сдержанная ярость. Ярл покосился на Шихуакоатля. О чем мог нашептать вождю этот человек с мордой хорька, перед которым дрожали все приближенные Топильцина, ибо Шихуакоатль был главой тайной службы безопасности?

— Говори! — перехватив взгляд Асмунда, процедил Пернатый Змей. — Сначала расскажи мне о большой лодке, которую ты построил. Куда она поплывет?

Догадка, словно холодная молния, сверкнула в сознании ярла. Теперь он понял, почему и куда исчез Мискит, лучший мастер на строительстве драккаров. Сейчас, когда был заложен второй, Мискита так не хватало. Точно по чертежу ярла раб без единого металлического гвоздя создавал прочную деревянную конструкцию, Мискит был пленен в Копане. Асмунд сохранил ему жизнь, узнав, что тот славится среди майя как искусный строитель каноэ. Мискит был родом откуда-то с севера, где на бесконечных пространствах зеленых прерий бродили миллионные стада неведомых майя рогатых зверей, о которых смутно рассказывали легенды. Племя Мискита жило в болотистой дельте великой реки и однажды подверглось нападению людей Месеты. После ряда перепродаж Мискит очутился, наконец, в стране майя… Он многое знал, этот раб: советуясь с ним при сооружении драккара, Асмунд вынужден был упоминать о плавании в открытом океане, о том, что «лодка» должна быть способна пересечь Море Мрака и выдержать жестокие штормы. Видимо, Мискита предал кто-то из его доверенных помощников, и раб был схвачен людьми Шихуакоатля. Остальное довершили изощренные пытки.

— Ты хочешь знать, великий вождь… — медленно, собираясь с мыслями, начал Асмунд.

Топильцин стремительно поднялся с ложа, схватил ярла за плечо:

— Так куда ты хочешь уплыть на большой лодке?

Асмунд понял: это Фатум опять заносит над ним свое ледяное крыло. Сердце забилось тяжелыми редкими толчками. Немного помолчав, Асмунд решительно сказал:

— Много лун я честно служил великому вождю. Много лун!.. Но не мог забыть о родине. Да, я родился в туманном фьорде и хочу снова увидеть его. Вернуться к очагу моих предков.

— О какой родине говоришь ты, предатель? Разве она не здесь, на земле тольтеков? Или не я сохранил тебе жалкую жизнь?

— Я родился на берегу фьорда. И не могу забыть море Севера.

— Он не достоин быть наконом! — прошипел судья. Его морщинистое вытянутое лицо дергалось. — Я предупреждал, великий! Нельзя верить чужеземцам…

— Я переплыву океан, чтобы прославить имя К-ук-улькана на другом краю мира, — в последней надежде сказал ярл, обращаясь и Топильцину.

— Да, ты больше не након! — прервал его Топильцин. — Я отдаю тебя жрецам.

Асмунд осознал, что все рушится. Зачем тогда ждал он все это долгое время? Четверть жизни мужчины в походах и сражениях!.. Усталость и жажда, пот, кровь — все было напрасно. И холодная злоба поднялась в душе ярла. Что ж… Он вздохнул и неуловимо точным движением воткнул арабский нож в сердце К-ук-улькана. Оружие Асмунд прятал в складках плаща, а обыскать его, накона, жрец-звездочет не смел.

Какое-то мгновение Топильцин стоял недвижно, сверля Асмунда огненным взглядом. Потом его могучая фигура качнулась, он сделал неверный шаг, еще один… И, вырвав из груди нож, упал ничком. Ни звука, ни стона. Пернатый Змей, великий вождь, умер молча.

Шихуакоатль беззвучно открывал и закрывал безгубый рот, силясь подняться на ноги. Но клинок ярла уже щекотал ему горло.

— Ты тоже отправишься к богам, старый змей, — шепотом сказал Асмунд. — Если не будешь молчать.

Главный судья бессмысленно вращал головой. Его шея, морщинистая, как у старого индюка-улума, зябко подергивалась.

— Ты поможешь мне. Отсюда мы выйдем вместе. Зови жреца. Ну?

Шихуакоатль послушно кивнул головой. Напряженным голосом окликнул он звездочета. Тот вбежал, ни о чем не подозревая. Прибившийся у входа ярл одной рукой зажал ему рот, другой схватил за горло и задушил.

Судья стал громко икать от страха. Асмунд выразительно погрозил ему ножом, и старик замер.

— Живо! Вставай.

Вместе с Шихуакоатлем он подтащил труп Пернатого Змея в узкому проему окна и сбросил вниз — там грохотал горный поток, омывающий подножие дворца. Затем туда же отправился и мертвый жрец. Понукаемый ярлом судья тщательно вытер следы крови на полу.

— Теперь садись. Пиши! — приказал Асмунд.

— Что… писать? — заикаясь, спросил Шихуакоатль.

Асмунд молча указал на низкий столик у ложа К-ук-улькана. Там были чистые листы луба фикуса, краска в сосуде, напоминающем морду ягуара, и кисть.

— Пиши, — повторил ярл, пряча нож. — «Сыны Толлана! Я, великий Пернатый Змей, сегодня ночью беседовал с богами. Они позвали меня к себе, в обитель неба. Ибо я выполнил свой долг на земле. Со мной отправился младший жрец Акатль. Я вернусь к тольтекам, когда будет угодно богам. Но сыны Толлана должны продолжать поход в страну майя. Вождем тольтеков я оставляю моего сына, Почотля Кецалькоатля.

Рыжему Накону повелеваю пересечь Голубое море и узнать, что лежит за ним.

Мою волю записал Шихуакоатль. Он был при этом.

Я, Пернатый Змей, сказал все».

Шихуакоатль остановился, его глаза еще больше выпучились, кисточка дрожала в руке.

— Ну, живо! — подстегнул его Асмунд.

Судья дописал последние знаки. Асмунд наклонился над его плечом, проверил написанное. Потом взял лист луба и положил его на видное место, у изголовья постели К-ук-улькана.

— Идем, — поднял он старика за плечо. — Но не вздумай выдать хоть жестом, когда пойдем мимо стражи.

…Чувствуя у ребра холодное острие, Шихуакоатль медленно двинулся вперед, чуть справа от накона. Со стороны все выглядело так, будто они о чем-то братски беседуют, касаясь друг друга плечом. Воины охраны с каменными лицами стояли между колоннами. Факелы в их руках шипели и потрескивали, освещая площадку оранжевыми бликами.

Асмунд и судья неторопливо спустились вниз, миновали площадь, где вокруг костров вповалку спали тольтеки. Ярл поглаживал надетый на палец личный перстень Топильцина — знак высшей власти — и лихорадочно обдумывал, что предпринять дальше. У темного края площади он остановился и сказал Шихуакоатлю:

— За смерть Пернатого Змея не простят никого. Запомни это крепко. А потому молчи до конца жизни, которую я тебе дарю. Если откроешь тайну, меня, конечно, схватят. Но я назову тебя своим сообщником. И ты тоже погибнешь на жертвенном камне. А сначала будет яма пыток. Ты понял меня?

Шихуакоатль молчал. Что он мог возразить?

— Где Мискит? — вспомнил Асмунд.

— В подвале главного храма, — пробормотал судья.

— Он еще жив?

— Да. Потому что сказал все после первой же пытки.

— Сейчас я позову воина, — ярл кивнул на ближайший костер. — А ты дашь ему приказ привести Мискита сюда.

…Ночь была на исходе, когда Рыжий Након, по-прежнему сопровождаемый Шихуакоатлем, отыскал начальника гвардии К-ук-улькана. А за четыре часа до этого ушел к побережью Голубого моря, к бухте, где стоял построенный драккар, раб Мискит. Ушел, чтобы подготовить судно к отплытию.

Ярл показал начальнику гвардии личный перстень Топильцина. Тот почтительно склонил голову.

— По воле Пернатого Змея я ухожу на восток, к морю, — торжественно говорил Асмунд. — Ты дашь мне отряд отборных воинов. Сейчас, немедленно. Большие лодки готовы. Я переплыву Голубое море и высажусь у Уук-Йабналя. А ты и другие наконы придете туда же — через сельву. Я буду ждать вас к исходу двадцать первой луны. И мы сокрушим великий город, где много золота и индюков. Я сказал все. — И Асмунд опять показал тольтеку личный знак Топильцина.

…На окраине города Асмунд наконец отпустил Шихуакоатля.

— Прощай, старый змей с вырванным жалом. Тебе придется очень толково объяснить жрецам и Совету непререкаемых, — Асмунд насмешливо улыбнулся, — все чудеса этой ночи. И то, что написал на лубе фикуса Пернатый Змей… Я ухожу. Совсем. Навсегда.

Глядя вслед ярлу, уводившему в темноту отряд гвардейцев, судья бормотал в бессильной злобе:

— Тебя покарают великие боги, чужеземец. Ты не уйдешь от их мести!

Но умом Шихуакоатль понимал, что Рыжий Након ускользает безнаказанным. Никто никогда не узнает правду о великом Топильцине. Никто не должен знать. Он, Шихуакоатль, создаст легенду о Кецалькоатле. Легенду, которая переживет века. А сам будет молчать — о правде. Как молчат камни.

Асмунд почувствовал, что становится, наконец, самим собой, вольным викингом. Да, он еще будет королем открытого моря, снова услышит вдохновляющий звон бронзового диска. Плечи ярла оттягивала кожаная сумка с золотом и драгоценными камнями — военная добыча за годы походов. Этого вполне хватит на покупку там, в Вестфольде, нескольких первоклассных драккаров. И о нем, Рыжем Ярле, снова заговорят. Скальды будут петь о Рыжем Асмунде, который дважды переплыл Море Мрака, побывал в сказочных странах и, совершив немыслимые подвиги, сумел вернуться назад.

Ярл снова мечтал о морских походах и набегах. Франки и саксы, италийцы и арабы будут дрожать от страха еще задолго до того, как драккары Асмунда войдут в пролив между Островом Саксов и землей фризонов, когда он будет плыть еще в Туманном море.

Быстроногие, закаленные в походах воины едва поспевали за широко шагавшим Наконом. Трое суток без отдыха и сна шел отряд к морю. Они продирались сквозь сельву, карабкались по перевалам, преодолевали реки и ущелья. И лишь на четвертый день Асмунд дал измученным людям отдых.

К ночлегу никто не готовился: тольтеки падали там, где их застал приказ, и мгновенно засыпали.

Но Рыжий Ярл бодрствовал. Он знал, что не заснет, пока не ощутит под ногами знакомой палубы, не увидит взлетающую на рифах пену прибоя.

…Черное небо придавило сельву, растеклось по ней удушливыми испарениями. Все оцепенело. Тишина — тягучая, густая — властвовала над забывшимися в глубоком сне тольтеками. Где-то чуть слышно завыл койот. Потом звук повторился ближе… Асмунд поднял голову. Напрягая зрение и слух, он пытался понять, почему осторожный зверь, обычно избегающий встреч с людьми, приближается к их лагерю.

Стрела свистнула по-змеиному тихо и тонко. Просвистела у самого уха ярла, скользнув по забралу, вонзилась в чье-то горло, приглушив крик боли и ужаса… Видно, правы были скальды, говорившие, что бороться с Фатумом, если он восстал против тебя, бессмысленно. Какая-нибудь тысяча полетов стрелы оставалась до моря, и тут-то Асмунда выследил превосходящий по численности отряд воинов майя. Они обнаружили тольтеков еще до заходе солнца и скрытно преследовали, не выдавая своего присутствия.

В звонкой тишине раздалась команда Накона. Мертвые от усталости воины сразу ожили. Еще мгновение — и они сомкнулись в боевой строй. Так решительно и быстро могли действовать лишь отборные бойцы Пернатого Змея. Молча, без единого возгласа, они бросились в атаку на едва различимую массу врагов, наползавших из темноты.

Никто не просил пощады. В густом мраке слышались только хриплое дыхание сражающихся, тупые удары палиц да пронзительный скрежет обсидиановых мечей… Битва длилась до самого рассвета. Она не утихала, пока не был убит последний тольтек. Заплатив жизнями сотен своих людей, майя одолели воинов Рыжего Накона, всех до единого — кроме самого ярла. Шлем с забралом и кольчужная рубаха спасали его от смертельных ран, зато ноги и бедра были исколоты мечами и пиками. С обломками стрел, торчащими из ран, Асмунд стоял на невысоком бугре. В правой руке у него был меч, в левой — арабский нож. Он непрерывно, не имея возможности даже отереть пот, отражал удары. Задние ряды воинов майя, плотным кольцом окруживших бугор, с удивлением и страхом смотрели на массивный силуэт ярла, выделявшийся на фона посветлевшего неба… Вдруг тишину разорвал хриплый рев. Размахивая мечом и ножом, Асмунд прыгнул вперед, смял ряды врагов. Получив еще несколько ран, оглушенный ударами палиц по шлему, он все же прорвал кольцо и скрылся в темной сельве. Преследовать его никто не решился.

На заре Асмунд выполз из сельвы на прибрежную отмель. Соленый ветер освежил его лицо. Он попытался встать, но не смог: сильно ослабел от потери крови. В бухте было тихо и безлюдно. Сиротливо стоял на колодках остов второго драккара, начатого строительством.

«Где же мои люди? — думал ярл в забытьи. — Кто увел их? Или рабы сами освободились? Но тогда как? Кто им помог? Те самые майя?..» Асмунда охватило отчаяние. Проклятье! Что он может теперь — без гребцов, обессиленный, один против Океана?

Он из последних сил доплыл к готовому драккару, на котором осталось лишь поднять парус. Целую вечность взбирался он по якорному канату. Пальцы немели, мускулы не повиновались. И Асмунд решил сдаться. Нельзя победить рок. Сейчас, когда до края борта оставалось два локтя, он оборвется… Чья-то рука схватила ярла за плечо, сильно потянула вверх. Асмунд с трудом перевалился через борт.

— Ты?.. — прошептал он, увидев над собой склонившегося Мискита. — Ты жив? А что произошло на берегу?

— На нас напали люди Шихуакоатля, господин. Они шли за мной по следу… Напали на исходе ночи. Всех увели с собой… Мне удалось бежать и доплыть сюда.

Мискит сам едва держался на ногах. Его обнаженное тело покрывали кровавые полосы, на лице засохла корка грязи и крови. Вдруг он молча повалился на палубу рядом с ярлом.

— Что… прикажет… господин? — спросил он невнятно.

— Подай мне нож.

С помощью Мискита ярл подполз к борту, одним взмахом перерезал канат. Больше он не вернется в эту душную, дикую сельву. Не увидит никогда майя и тольтеков, их чудовищных богов. Асмунд бесконечно устал и думал только об отдыхе. Он жаждал покоя. С Фатумом невозможно бороться. Он, Асмунд, проиграл. Пусть!.. Но он умрет так, как умирают викинги — в открытом море, под мерный плеск волн.

Медленно-медленно натягивался шкот. Вместе с Мискитом ярл развернул тяжелый парус, сшитый из дубленых шкур молодых оленей. Корабль, подгоняемый легким бризом, тихо поплыл к выходу из бухты. Теряя сознание и вновь приходя в себя, Асмунд добрался до руля, помог судну миновать рифы.

…Когда ослепительный диск солнца поднялся к зениту, Рыжий Ярл был далеко в море. Его мучила жажда, Мискит то и дело давал ему пить, черпая воду ковшом из огромного глиняного сосуда. Потом ярл растянулся на кормовой площадке, закрыл глаза. Мискит тупо следил, как жизнь постепенно уходит из этого могучего тела.

Нещадно палило солнце, в борт драккара с гулом била крутая волна. Хлопал парус. И ярлу стало хорошо. Сквозь непрерывный звон в ушах он слышал родную песнь штормового океана. Мискит снова подал ему воды. Сознание ярла на миг прояснилось. Он обвел взглядом лазурное небо. И ему почудилось: все бывшее с ним за эти годы — просто короткое сновидение в перерыве между двумя походами. Никуда не надо спешить. Он в родном фьорде, крепок, здоров, полон сил, а впереди — новый набег. Но тут Асмунд увидел Мискита, с мрачной покорностью сложившего руки на груди. Что-то еще жило в душе ярла, потому что он спросил:

— Где твоя родина?

Мискит долго думал, потом указал рукой на север, где стояли башни кучевых облаков:

— Там, в сторону ночи. «Шаман», как говорят майя. Но мне не найти дорогу… Я все забыл. Помню лишь великую реку, где рос мальчиком.

— Не падай… духом, — хрипел Асмунд. — Фатум преследует только меня. Держи вот этот руль. На север, «шаман», все время туда… Вот так. И драккар приплывет к земле… Ты увидишь свою реку… А я ухожу… в Валгаллу.

…Агония началась вечером. Рыжему Ярлу чудилось: по небесной дороге летит белый как снег и чистый как свет конь. Всадница-валькирия приветливо машет ему, Асмунду, прекрасной рукой. «Да, она зовет меня в Валгаллу, — думал ярл. — Зовет к отцу всех викингов и героев — могучему Вотану». Затем в сиянии Валгаллы он увидел самого Вотана, но тут путь Асмунду преградил злобно ухмыляющийся Локи, взмахнул черным крылом. Ледяной ветер пахнул Асмунду в лицо. «Удар меча… блеск топора», — беззвучно проносилось в его меркнущем сознании. То были слова песни Великого Скальда — «И мир исчез в твоих глазах. Валгаллы луч бежит к тебе».

Кроваво-красный диск солнца медленно тонул в океане.

Четкий драккар с тяжело хлопающим парусом уплывал все дальше и дальше — пока не растворился в быстро сгущавшемся мраке.