О чем на самом деле писал Шекспир

1. Краткое содержание шекспировского «Гамлета»

Снова воспользуемся известным изданием Шекспира самого начала XX века [971]. Трагедия «Гамлет» включена в него в переводе А. Кронеберга с предисловием приват-доцента М.Н. Розанова, содержащим важные данные о первоисточниках «Гамлета».

Принц Гамлет (рис. 2.1–2.3) – сын датского короля (тоже по имени Гамлет, как сообщает Шекспир) и его жены Гертруды. Мы будем условно называть отца принца – Гамлетом Старшим, чтобы не путать его с Гамлетом Младшим, то есть с принцем. У Гамлета Старшего есть брат Клавдий. Завистливый Клавдий коварно убивает брата, становится королем и женится на Гертруде, которая в общем то не против этого брака (а может быть, даже знала про убийство).

Шекспир изображает Гертруду скорее «плохой», чем «хорошей». Однажды к принцу Гамлету является тень его отца.

Гамлет Старший рассказывает своему сыну всю правду об убийстве и кровосмесительном браке его матери. Гамлет потрясен, и у него возникает желание отомстить Клавдию. Юноша прикидывается безумцем, чтобы скрыть свои истинные чувства и замысел.

Рис. 2.1. Гамлет. Картина известного французского художника Шарля Лемана (Charles-Emest Rodolphe Lehman, 1814–1882). Поздний условный «портрет принца». Взято из [971], т. 3, с. 97

При дворе короля находится хитрый и суетливый царедворец Полоний, у которого есть хорошая дочь Офелия. Она и Гамлет испытывают друг к другу взаимное влечение. Полоний склонен объяснять «безумие» Гамлета его сердечными делами. Но Клавдий и Гертруда хотят узнать истинную причину странного поведения Гамлета. Король поручает двум хитрым царедворцам, школьным друзьям Гамлета, – Розенкранцу и Гильденштерну втереться в доверие к Гамлету и разузнать его потаенные мысли. Полоний, Розенкранц и Гильденштерн берутся за дело и беседуют с Гамлетом. Однако безрезультатно.

Рис. 2.2. Знаменитый английский актер Ирвинг (Sir Henry Irving, род. 1838) в роли Гамлета. С картины английского художника Эрмитэджа (Armytage). Скорее всего, сэр Ирвинг не понимал, что на самом деле он представляет на сцене Андроника-Христа, то есть Андрея Боголюбского. Взято из [971], т. 3, с. 109

Рис. 2.3. Сара Бернар (Sarah Bernhardt, род. 1844) в роли Гамлета. Взято из [971], т. 3, вклейка между с. 86–87

Тут в замок прибывает труппа странствующих актеров – друзей Гамлета, рис. 2.4, рис. 2.5. Принц устраивает перед королем Клавдием, матерью и придворными спектакль, в который актеры, по его просьбе, вставляют сцену убийства правителя (Гонзаго) его братом и показывают свадьбу убийцы и жены погибшего, рис. 2.6. Клавдий потрясен увиденным, все понимает и тут же решает избавиться от Гамлета. В это время суетливый Полоний предлагает устроить встречу Гамлета с матерью, на которой тайно будет присутствовать сам Полоний. Тогда, дескать, ему удастся проникнуть в замысел Гамлета, поскольку сын, скорее всего, откроется матери в откровенном разговоре «один на один». Встреча состоялась, но Гамлет, поняв, что его заманивают в ловушку, неожиданно убивает Полония, спрятавшегося за ширмой в комнате Гертруды.

Рис. 2.4. Передвижная (на колесах) сцена времен Шекспира для уличных представлений. Из издания Найта. Взято из [971], т. 3, с. 589

Рис. 2.5. Театр времен Шекспира. Рисунок голландца Иоганна Девита, посетившего Лондон якобы в 1596 году. Сцена находится посередине, поэтому декораций не было. Актеры появлялись из дверей задней части сцены. Над сценой – балкон, откуда часто говорили действующие лица шекспировских пьес. Зрители – в ложах, а большей частью – вокруг сцены. Взято из [971], т. 5, с. 481

Тогда Клавдий приказывает юноше отплыть в Британию в сопровождении коварных Розенкранца и Гильденштерна. Им вручено секретное письмо короля к британскому владыке с просьбой казнить Гамлета. Однако во время плавания Гамлету удается прочитать письмо и незаметно подменить его другим, в котором британцам поручается казнить Розенкранца и Гильденштерна. После чего Гамлет покидает корабль и возвращается в Данию. А два сопровождавших его царедворца продолжают плаванье и, прибыв у Англию, погибают.

Вернувшись домой, Гамлет узнаёт, что красавица Офелия сошла с ума из-за гибели своего отца Полония и утонула. Лаэрт, брат Офелии, желает отомстить Гамлету. Король Клавдий предлагает устроить рыцарский поединок между Гамлетом и Лаэртом и подговаривает Лаэрта убить Гамлета. Кроме того, король подсыпает отраву в кубок с вином, надеясь, что уставший Гамлет захочет пить. Юноши сражаются, Гамлет ранен отравленной шпагой, но успевает нанести смертельный удар Лаэрту. Перед смертью тот сознается в своем бесчестном поступке, но указывает на Клавдия как на главного виновника происшедшего. В этот момент умирает королева, по ошибке выпившая вместо Гамлета отравленное питье. Поняв всё, Гамлет закалывает Клавдия, но и сам падает мертвым. Конец трагедии.

Рис. 2.6. Создатель роли Гамлета в Германии – знаменитый актер Брокман (Brockmann, 1745–1812) в сцене театрального представления. Гравюра известного немецкого гравера Ходовецкого (Chodowetzky, 1726–1801). Взято из [971], т. 3, с. 111

На первый взгляд никаких следов жизнеописания Христа и Иоанна Крестителя здесь нет и в помине. Однако не будем спешить. Надо отдавать себе отчет в том, что трагедия Шекспира является довольно поздним литературным произведением, заметно отдалившимся от тех первоисточников, на которые опирался поэт. А такие источники, как известно, были. Шекспир вовсе не выдумывал историю Гамлета «из головы». Он лишь обработал старинную хронику. Конечно, переписал ее не буквально. Взял только то, что счел наиболее выигрышным для зрителей. Отбросил факты, мало-интересные, по его мнению. Освежил сцену – ввел элементы современной ему действительности, приблизил время действия к своей эпохе. Все это надо учитывать при анализе истории Гамлета. А потому самое естественное – обратиться теперь к первоисточникам трагедии Шекспира, что мы сейчас и сделаем. Вот что говорят исследователи творчества поэта.

2. Что известно об истории Гамлета

Обратимся к ценным комментариям М. Розанова, содержащимся в фундаментальном издании произведений Шекспира начала XX века [971].

«Ни одно из произведений Шекспира не пользовалось постоянно такою широкою популярностью, ни одно не вызывало такого всеобщего удивления и восторгов, ни одно не произвело такого громадного влияния на европейскую литературу, – как "Гамлет"…

Гениальная глубина мысли, безгранично широкий захват величайших вопросов человеческого существования, проникновенный психологический анализ и, наконец, художественное совершенство целого обеспечивают "Гамлету" выдающееся положение среди драгоценнейших творений всемирной литературы…

Первое издание… вышло в Лондоне в 1603 году (см. рис. 2.7 – Авт.) под заглавием: "Трагическая история Гамлета, принца Датского. Сочинение Вилльяма Шекспира. В том виде, как она была несколько раз представлена актерами Его Величества в Лондоне, в также в университетах Кембриджском, Оксфордском и в других местах".

В следующем 1604 году "Гамлет" появился уже вторым изданием (см. рис. 2.8 – Авт.)… но уже в новой, более обширной редакции… под измененным названием: "Трагическая история Гамлета, принца Датского. Сочинение Вилльяма Шекспира. Вновь напечатанная и УВЕЛИЧЕННАЯ ПОЧТИ ВДВОЕ против прежнего… по подлинной и полной рукописи".

Только в этом втором издании трагедия приняла тот окончательный вид, под которым она завоевала себе всемирную славу…

Несомненно, что задолго до 1602 г. в Англии уже существовала какая-то трагедия о Гамлете. Об этом свидетельствует целый ряд современников, которые, к сожалению, не упоминают имени автора этой пьесы…

Рис. 2.7. Первое издание «Гамлета», якобы 1603 года. Взято из [971], т. 5, с. 501

Рис. 2.8. Второе издание «Гамлета», якобы 1604 года. Взято из [971], т. 5, с. 503

Трагедия о Гамлете, упоминаемая в более ранних свидетельствах, принадлежала не Шекспиру… По догадке Мэлона и Колльера, автором ее был Томас Кид… В XVII в. разыгрывалась в Германии… под заглавием "Наказанное братоубийство, или трагедия о "Гамлете, принце Датском"…

Мотив мщения за смерть отца встречается еще в сагах древности. Известен греческий миф об Оресте, драматически обработанный Эсхилом и Софоклом. Орест, как и Гамлет, должен мстить убийце своего отца, женившемуся на его матери. Мотив мщения за смерть близких родственников узурпатору престола играет существенную роль и в римской саге о Бруте, в которой говорится о притворном сумасшествии в целях исполнения мести.

Не без влияния этих классических сказаний образовалась средневековая скандинавская легенда об Амлете, рассказанная в латинской хронике датского летописца XII в. (! – Авт.) Саксона-Грамматика. Легенда эта и дала Шекспиру фабулу его знаменитой трагедии (этот важный рассказ Саксона Грамматика мы полностью процитируем в следующем разделе – Авт.)…

В XVI в. бесхитростный рассказ Саксона Грамматика (см. условное изображение этого летописца на рис. 2.9 – Авт.) был переработан на французском языке историографом Карла IX Бельфорэ в его сочинении "Histoires tragiques" (1564 г.)… Рассказ Бельфорэ в подлиннике или английском переводе послужил Шекспиру источником для его трагедии…

При изучении источников шекспировских пьес исследователя почти всегда поражает, как из ничтожного материала создавал Шекспир свои драмы. Но нигде, по-видимому, пропасть, отделяющая сырой материал от художественного произведения, не так глубока, как в "Гамлете". Легенда дала ему только фабулу… вся же внутренняя сторона трагедии… принадлежит исключительно самому поэту…

В легенде рассказ приурочивается к полу-мифической, до-христианской эпохе истории Дании, всецело еще носящей на себе печать варварской грубости и жестокости. Шекспир перенес действие в более позднюю и более образованную эпоху… Молодежь получает внешний лоск в Париже; многие юноши, как и Гамлет, выносят из германских университетов философское образование…

Коренному изменению подвергся у Шекспира сам герой сказания… На место полуварварского героя саги в трагедии является тип новейшей эпохи… грубого и жестокого мстителя заменяет человек с нежной духовной организацией… Герой саги человек хитрый, осторожный, хладнокровный и решительный. У него есть определенный план мщения, к исполнению которого он неуклонно стремится, не зная никаких внутренних колебаний…

Многочисленные издания "Гамлета", сделанные еще при жизни Шекспира, свидетельствуют о большом успехе трагедии у современников… В течение XVII и XVIII веков популярность "Гамлета" возрастала все более и более… "Трагедия Гамлет, – пишет Шефтсбэри в 1710 г. – обладает силою производить особенное действие на английские сердца, и ни одна пьеса не ставится в наших театрах так часто".

Рис. 2.9. Условный и весьма поздний «портрет» Саксона Грамматика. Из книги Frederic Winkel Horn’s Book Saxo Grammaticus. Danmarks Kronike, 1898. Взято из Интернета

Около половины XVIII в. "Гамлет" проник на французскую и немецкую сцены… В XVIII в. уже было положено основание критической литературе о "Гамлете", которая в настоящее время достигла колоссальных размеров. Только два произведения могут посоперничать с "Гамлетом" в этом отношении: "Божественная Комедия" Данте и "Фауст" Гете… С середины XIX в. литература о "Гамлете" так разрастается, что не представляется возможным… проследить ее развитие в хронологическом порядке» [971], т. 3, с. 60–70.

Особо ретивые «исследователи» даже «нашли могилу Гамлета», рис. 2.10 и заявили, следуя Шекспиру, будто события разворачивались именно в замке Эльсинор (Кронборг), рис. 2.11. Некоторые искренние почитатели поэта поклонялись и поклоняются «найденной могиле Гамлета». Они ошибаются местом (и временем).

Рис. 2.10. Так называемая «могила Гамлета» в окрестностях Эльсинора. Это – ошибка историков. Сделано для туристов. Взято из [971], т. 3, с. 79

Добавим также следующее. Современные комментаторы, опираясь на неверную скалигеровскую хронологию, пытаются проследить истоки шекспировской трагедии вглубь времен. Желание естественное. Натыкаются на некоторые тексты, говорящие о Гамлете и датируемые якобы более ранними эпохами, чем время Шекспира. Но теперь, с точки зрения новой хронологии, некоторые из них могут оказаться вовсе не «далекими» предшественниками, а куда более близкими (во времени), или даже современниками шекспировской трагедии. Хотя, надо признать, что текст Шекспира выделяется на их фоне своей литературной завершенностью, свидетельствующей о длительной традиции, необходимой для создания такой школы и стиля. Трагедия Шекспира, как и «Одиссея» Гомера – вершина творчества большой литературной школы. А потому – довольно позднее произведение.

Поскольку, как справедливо отмечают комментаторы, Шекспир литературно обработал скупые ранние первоисточники, необходимо обратиться к ним. Они, вероятно, ближе к «оригиналу», содержат сведения, которые Шекспир мог отбросить, как «неинтересные». А для нас они могут оказаться ценными.

Рис. 2.11. Замок в Эльсиноре (Кронборг). Якобы здесь разворачивались основные события, связанные с Гамлетом. Это – тоже ошибка историков. Действие происходило совсем в другом месте. Взято из [971], т. 3, с. 60

Поэтому в первую очередь следует познакомиться с Сагой о Гамлете, содержащейся в хронике Саксона Грамматика «Деяния Датчан», якобы XII века. Мы приведем этот раздел старинной хроники полностью. Он исключительно интересен. Именно благодаря ему нам удастся, наконец, разобраться в подлинной сути знаменитой истории «датского» принца.

3. Старинная сага о Гамлете на страницах хроники «Деяния датчан» Саксона Грамматика

Итак, берем средневековую «Сагу о Гамлете» Саксона Грамматика (Saxo Grammaticus). Она содержится в его труде «Деяния датчан (Gesta Danorum)» [758:а]. Мы цитируем русский перевод, но иногда будем пользоваться латинским оригиналом: Saxonis Gesta Danorum/ Jorgen Olrik og Hans Raeder. – Kobenhavn, 1931, Det Kongelige Bibliotek., опубликованным в Интернете.

Сага о Гамлете из конца книги III

После трех лет отважнейших военных действий он¹ предназначил Рорику² почетные трофеи³ и лучшую добычу, желая тем завоевать еще большее его расположение. Поощренный дружбой с ним, он в жены испросил себе Геруту⁴, дочь его, и у нее родился сын Гамлет⁵.

Фенгон⁶, снедаемый завистью к такому счастью, решился извести брата кознями. – Столь мало доблесть ограждена от опасностей даже со стороны родственников. – Как только выпал случай для убийства, насытил он кровавою рукой пагубную страсть своего сердца. И овладев затем женой убитого брата, усугубил злодейство кровосмешением. – Ибо всякий, кто предался одному бесчестью, вскоре еще легче бросится к другому; так первое является второго побужденьем. – К тому же он прикрыл чудовищность содеянного столь наглой хитростью, что придумал оправдать вину видом доброжелательства, и убийство брата скрасить долгом милосердия. Герута, говорил он, хоть так кротка, что никому не причинила и самой маленькой обиды, терпела между тем от мужа лютую ненависть. И брата он убил ради ее спасенья, ибо ему казалось нестерпимым, чтобы нежнейшая, без злобы, женщина страдала от тяжелейшей надменности супруга. И уверение достигло цели. Ибо у вельмож лжи обеспечено доверие, у них шутам порой оказывается милость и честь клеветникам. И Фенгон не колеблясь простер братоубийственные руки к постыдным объятиям, усугубив грех двойного нечестия вторым подобным же преступлением.

Гамлет видел все это, но, опасаясь, как бы слишком большой проницательностью не навлечь на себя подозрений дяди, облекшись в притворное слабоумие, изобразил великое повреждение рассудка; такого рода хитростью он не только ум прикрыл, но и безопасность свою обеспечил. Ежедневно в покоях своей матери, грязный и безучастный, кидался он на землю, марая себя мерзкой слякотью нечистот. Его оскверненный лик и опачканная грязью наружность являли безумие в виде потешного шутовства. Что бы он ни говорил, соответствовало такому роду безумия, что бы ни делал – дышало безмерной тупостью. Чего же более? Не за человека его можно было почесть, а за чудовищную потеху безумной судьбы. Часто сидя у очага, он сгребал руками тлеющую золу, вытачивал деревянные крючья и обжигал их на огне. Концам их он придавал форму зубцов, желая сделать их еще более прочными в сцеплениях. А когда его спрашивали, что он делает, отвечал, что готовит острые дротики для мести за своего отца. Ответ этот вызывал немало издевок, потому что все с пренебрежением относились к бессмысленности его смешного занятия, хотя оно и помогло впоследствии выполнению его замысла.

Впрочем, у наблюдателей с умом более тонким занятие это возбудило первые подозрения в хитрости Гамлета. Ибо сама по себе ловкость, хотя и в пустяковом деле, выдавала скрытый талант мастера. Невозможно было поверить, что помрачен ум у того, чьи руки способны к столь искусной работе. К тому же он всегда с тщательнейшей заботливостью сохранял груду своих обожженных на огне крючьев. Вот почему многие уверяли, что он в здравом уме и только прячет его под маской простоватости, и что он прикрывает глубокий умысел ловким притворством; для разоблачения его хитрости, говорили они, ничего не может быть лучше, чем вывести ему навстречу в каком-либо укромном месте красивую женщину, которая воспламенит его сердце любовным желанием. Ибо естественная склонность к любви столь велика, что скрыть ее искусно невозможно; эта страсть слишком пылка, чтобы быть преодоленной хитростью. Поэтому, если тупость его притворна, он не упустит случай и тотчас уступит порыву страсти. И вот поручено было людям проводить юношу верхом на лошади в дальнюю часть леса и провести такого рода испытание.

Случилось оказаться среди них молочному брату Гамлета, в душе которого еще не угасло уважение к их общему воспитанию; и он, предпочитая память о прошлой их совместной жизни теперешнему повелению, сопровождал Гамлета среди прочих отряженных спутников скорее из желанья защитить его, чем изловить в сети; потому что он не сомневался, что тот претерпит худшее, если проявит хотя бы слабый признак здравомыслия. Особенно же, если он открыто поддастся Венере. Это и самому Гамлету было совершенно ясно. Ибо, получив приглашение сесть на коня, он умышленно уселся так, что спиной был повернут к его шее, лицом же обращен к хвосту, на который он принялся накидывать узду, как будто и с этой стороны намеревался править конем в его стремительной скачке. Благодаря этой выдумке он избежал ловушки дяди, одолел коварство. Это было презабавное зрелище – бегущий без поводьев конь со всадником, который правил его хвостом.

Продолжая путь, Гамлет в кустарнике встретил волка, и когда спутники сказали, что это выбежал ему навстречу молодой жеребенок, он согласился, добавив, что в стаде Фенгона имеется слишком мало такого рода бойцов; в такой сдержанной и остроумной форме он призвал проклятие на богатства дяди⁷. Когда они в ответ ему сказали, что слова его разумны, он в свою очередь стал уверять, что говорил это нарочно, чтобы никоим образом не подумали, что он склонен ко лжи. Ведь желая казаться чуждым лживости, он смешивал хитрость и прямоту таким образом, что в его словах всегда была истина, однако острота ее не обнаруживалась никакими признаками.

Равным образом, когда он проезжал вдоль берега и его спутники, наткнувшись на руль потерпевшего крушение корабля, сказали, что нашли необычайно большой нож, он ответил: «Им можно резать громадный окорок», разумея под ним море, бескрайности которого под стать огромный руль. Далее, когда они проезжали мимо дюн и предложили ему взглянуть на «муку», имея в виду песок, он заметил, что она намолота седыми бурями моря. Когда спутники осмеяли его ответ, он снова стал уверять, что сказанное им разумно. После этого они умышленно оставили его одного, чтобы он мог набраться большей храбрости для удовлетворения своей страсти. И вот он повстречался с женщиной, подосланной дядей и будто случайно оказавшейся на его пути в темном месте, и овладел бы ею, не подай ему безмолвно его молочный брат знака о ловушке. Брат этот, соображая, как бы ему удобнее исполнить свой долг тайной опеки и предупредить опасную выходку юноши, подобрал на земле соломинку и приладил ее к хвосту летящего мимо овода, а овода погнал как раз туда, где, как он знал, был Гамлет. И этим оказал он неосторожному великую услугу: знак был истолкован с неменьшим остроумием, чем передан. Ибо Гамлет, увидев овода, сразу заметил и соломинку, что была прилажена к его хвосту, и понял, что это тайное предостережение опасаться коварства. Встревоженный подозрением о засаде, он обхватил девушку и отнес подальше к непроходимому болоту, где было безопаснее. Насладившись любовью, он стал просить ее весьма настойчиво никому не говорить об этом; и просьба о молчании была с такой же страстностью обещана, как и испрошена. Ибо в детстве у обоих были одни и те же попечители, и эта общность воспитания соединила тесной дружбой Гамлета и девушку.

Когда он вернулся домой и все стали его с насмешкой спрашивать, преуспел ли он в любви, он заявил, что так оно и было. Когда его опять спросили, где это случилось и что служило ему подушкой, ответил: конские копытца и петушьи гребешки служили ложем; ибо когда он шел на испытание, то, во избежанье лжи, собрал листочки растений, носящих такое название. Ответ его присутствующие встретили громким смехом, хотя шуткой он ущерба истине ничуть не причинил. Девушка, тоже спрошенная об этом, ответила, что ничего подобного он не содеял. Отрицанию ее поверили и притом тем легче, чем меньше, как было очевидно, провожатые об этом знали. Тогда тот, кто метил овода, чтобы подать сигнал, желая показать Гамлету, что он своим спасением обязан его смекалке, стал говорить, что недавно один лишь он ему был предан. Ответ юноши был подходящим; чтобы ясно было, что он не пренебрег заслугой знака, он сказал, что видел некоего носильщика соломы, который вдруг пролетел мимо него с соломинкой, прилаженной к хвосту. Слова эти разумностью своей обрадовали друга Гамлета, прочих же заставили трястись от смеха.

Итак, все потерпели поражение, и никто не смог открыть секретного замка мудрости молодого человека; но один из друзей⁸ Фенгона, наделенный больше самонадеянностью, нежели рассудительностью, заявил, что непостижимую хитрость его ума невозможно разоблачить какой-то обычной интригой, ибо его упорство слишком велико, чтобы можно было сломить его легкими средствами. Вот почему к его многообразной хитрости следует подступаться не с простым способом испытания. И тогда, продолжал он, его глубокая проницательность натолкнется на более тонкое и разумное средство, которое легко выполнимо и для распознания сути дела наиболее действенно: Фенгон должен будет нарочно отлучиться, якобы по важному делу, и Гамлет останется наедине со своей матерью в ее опочивальне; но прежде надо будет поручить кому-то притаиться в темной части комнаты, так чтобы остаться незамеченным, и внимательнейшим образом слушать их беседу. Ибо, будь у сына хоть какое-то соображенье, он не колеблясь выскажется пред ушами матери и доверится без опасений той, что родила его. В то же время советчик усердно предлагал себя в подслушиватели, дабы не казаться только зачинщиком плана, но и его исполнителем.

Обрадовавшись такому плану, Фенгон отбыл, будто бы в дальнее путешествие. А тот, кто дал совет, тайком пробрался в спальню, где Гамлет должен был закрыться с матерью, и расположился под соломенной подстилкой. Однако у Гамлета не было недостатка в средствах против козней. Опасаясь, как бы его не подслушали какие-нибудь скрытые уши, он первым делом прибег к своему обычному приему – прикинулся больным. Он закукарекал, как голосистый петух, и, колотя по бокам руками, как будто хлопая крыльями, вскочил на подстилку и принялся, раскачиваясь, прыгать туда-сюда, намереваясь узнать, не скрывается ли там что-нибудь. И когда ощутил под ногами ком, то, нащупав мечом это место, пронзил лежащего и, вытащив из тайника, убил. Тело его он разрубил на части, ошпарил кипятком и сбросил через открытое отверстие сточной трубы на корм свиньям, покрыв жалкими останками зловонную грязь.

Избежав таким способом ловушки, он вернулся в опочивальню. И когда мать с громкими воплями стала оплакивать безумие своего сына при нем же, он ей сказал: «Бесчестнейшая из женщин! Под этим притворным плачем ты пытаешься скрыть тягчайшее преступление? Похотливая, как блудница, не ты ли вступила в этот преступный и омерзительный брак, прижимая к греховной груди убийцу твоего мужа? Не ты ли ласкала с бесстыдно-соблазнительной нежностью того, кто убил отца твоего сына? Так поистине лишь кобылицы сочетаются с победителями их самцов – животным присуще поспешно и без разбора спариваться. Наверное, и у тебя по их примеру изгладилась память о первом супруге. Что до меня, то я прикинулся умалишенным не без цели, ибо, несомненно, убийца своего брата будет неистовствовать с равной жестокостью и против других своих родичей. Поэтому лучше облачиться в наряд глупости, чем здравомыслия, и защиту своей безопасности искать в видимости полного безумия. Но стремление отмстить за отца еще твердо в моем сердце; я ловлю такой случай, выжидаю удобное время. Всему свое место. Против темного и жестокого духа должно напрячь все умственные силы. Тебе же, коей лучше горевать о собственном бесчестье, ни к чему лить слезы о моем безумии! Не чужой, а собственной души пороки оплакивать надобно. О прочем помни и храни молчание». Таким упреком терзал он сердце своей матери, призывая ее почитать стезю добродетели и увещевая предпочесть прежнюю любовь теперешним соблазнам.

Фенгон по возвращении, нигде не находя зачинщика коварного плана, продолжал его искать тщательно и долго, но никто не мог сказать, что видел его где-либо. Гамлет тоже был спрошен в шутку, не заметил ли он какого-нибудь его следа, и ответил, что тот подошел к сточной трубе, свалился вниз, и его, заваленного гущей нечистот, пожрали набежавшие отовсюду свиньи. И хотя ответ этот выражал истину, он был осмеян теми, кто его слышал, ибо казался им бессмысленным. Фенгон же, заподозрив пасынка в несомненной хитрости, захотел убить его; но не осмеливался на это из боязни вызвать недовольство не только деда его Рорика, но и своей супруги; и он решил осуществить убийство с помощью британского короля, так, чтобы другой за него сотворил дело, а он бы прикинулся невинным. Итак, желая скрыть собственную жестокость, он предпочел лучше опорочить друга, чем на себя навлечь бесславие.

При отъезде Гамлет потихоньку попросил мать увесить зал ткаными занавесями и через год справить по нему мнимые поминки. К этому времени он обещал вернуться. С ним отправились в путь два вассала⁹ Фенгона, которые везли с собой послание, начертанное на дереве (это был в те времена обычный способ письма), в коем королю Британии поручалось убить направляемого к нему юношу. Но пока они спали, Гамлет, обыскав их карманы, нашел письмо; прочитав приказ, он тщательно соскоблил написанное и, вписав новые слова, изменил содержание поручения так, что свое собственное осуждение обратил на своих спутников. Не довольствуясь избавлением от смертного приговора и перенесением опасности на других, он приписал под фальшивой подписью Фенгона просьбу о том, чтобы король Британии выдал свою дочь за умнейшего юношу, коего он к нему посылает.

И вот по прибытии в Британию послы пришли к королю и передали ему в письме, которое считали средством гибели другого, собственный смертный приговор. Король, скрыв это, оказал им гостеприимный и дружелюбный прием. Гамлет, однако, с пренебрежением отверг все великолепие королевского стола, как будто это была самая обыкновенная еда; он отвернулся с удивительной воздержанностью от всего изобилия пира и от питья удержался также, как от кушаний. Всем было на диво, что молодой чужеземец пренебрегает изысканнейшими лакомствами королевского стола и пышной роскошью пира, словно это какая-то деревенская закуска. А когда пир закончился и король отпустил гостей на отдых, то подосланному к ним в спальню человеку поручил узнать об их ночной беседе. И вот на вопрос спутников, почему он отказался от вчерашнего угощения, будто от яда, Гамлет ответил, что хлеб был обрызган заразной кровью, что питье отдавало железом, что мясные блюда были пропитаны зловонием человеческих трупов и испорчены чем-то вроде могильного смрада. Он добавил еще, что у короля глаза раба и что королева трижды выказала манеры, присущие лишь служанке; так поносил он оскорбительной бранью не только обед, но и тех, кто давал его. Тотчас спутники, попрекая его прежним слабоумием, принялись взводить его разными насмешками за дерзость: что он порицал благопристойное, придирался к достойному, что замечательного короля в женщину столь благородного обхождения оскорбил непочтительной болтовней и тех, кто заслуживает всяческой похвалы, очернил позорящими упреками.

Узнав все это от слуги, король уверенно заявил, что сказавший такое должен быть или сверхчеловечески умен, или вовсе безумен; в этих немногих словах он выразил всю глубину проницательности Гамлета. Потом он осведомился у вызванного управляющего, откуда был получен хлеб. Когда тот заверил, что выпечен он в королевской пекарне, поинтересовался также, где росло зерно, из которого он выпечен, и нет ли там каких-либо признаков человеческого побоища. Тот отвечал, что неподалеку есть поле, усеянное старыми костями убитых, которое и до сих пор обнаруживает следы давней битвы; и что он сам его засеял весенним зерном, поскольку оно было плодороднее других, в надежде на богатый урожай. Вот почему, быть может, хлеб и вобрал в себя какой-то дурной запах крови. Когда король услышал это, то, удостоверившись, что Гамлет сказал правду, постарался также выяснить, откуда были доставлены свиньи. Управляющий сообщил, что его свиньи, по нерадивости пастухов, отбившиеся от стада, паслись на истлевших трупах грабителей, и потому, пожалуй, мясо их приобрело несколько гнилостный привкус.

Когда король понял, что и в этом случае суждение Гамлета справедливо, то спросил, какой жидкостью разбавлялся напиток? И, узнав, что приготовлен он был из воды и муки, приказал копать указанное ему место источника в глубину и обнаружил там несколько разъеденных ржавчиной мечей, от которых вода, очевидно, и получила скверный привкус. – Король, видя, что мнение

Гамлета об испорченности вкуса справедливо, и, предчувствуя, что неблагородство глаз, в чем попрекал его Гамлет, касается какого-то пятна в его происхождении, украдкой встретился с матерью и спросил у нее, кто был его отцом. Сперва она ответила, что никому, кроме короля, не принадлежала, но, когда он пригрозил, что дознается у нее истины пыткой, то услышал, что рожден он от раба, и через очевидность вынужденного признания узнал о своем позорном происхождении. Подавленный стыдом своего положения, но и восхищенный прозорливостью юноши, он спросил у него, почему он запятнал королеву упреком в рабских повадках. Однако же, пока он еще досадовал о том, что обходительность его супруги была осуждена в ночном разговоре чужеземца, он узнал, что мать ее была служанкой. Ибо Гамлет сказал, что отметил у нее три недостатка, выдающих повадки рабыни: во-первых, что она прикрывает голову плащом, как служанка¹⁰, во-вторых, что при ходьбе подбирает платье, в-третьих, что она выковыривает остатки пищи, застрявшей между зубами, и выковыренное прожевывает снова. Упомянул он также, что мать ее попала в рабство из плена, чтобы ясно было, что она рабыня не только по своим повадкам, но вдобавок и по своей природе.

Король, чтя мудрость Гамлета, как некий божественный дар, отдал ему в жены свою дочь. И всякое его слово принимал будто какое-то указание свыше. Как бы там ни было, стремясь исполнить поручение друга, он приказал на следующий день повесить спутников (Гамлета). А он принял эту любезность, словно несправедливость, с таким притворным недовольством, что получил от короля в счет возмещения золото, которое впоследствии, расплавив тайно на огне, велел залить в две выдолбленные трости¹¹.

По истечении года Гамлет испросил у короля позволение на путешествие и отправился на родину, ничего не увозя с собой из всего великолепия королевских сокровищ, кроме тростей, наполненных золотом. По прибытии в Ютландию он сменил свою теперешнюю манеру держаться на прежнюю, что была необходима для достойного дела, и умышленно напустил на себя шутовской вид. И когда он весь в грязи вошел в триклиний, где справляли его собственные поминки, то поразил всех необычайно, потому что ложный слух о его смерти уже разнесся повсюду. В конце концов оцепенение сменилось смехом, и гости в шутку пеняли один другому, что тот, по ком они справляли поминки, стоит живой пред ними.

Когда его спросили о спутниках, он, посмотрев на трости, что нес с собой, ответил: «Здесь они оба». Сказал ли это он всерьез или же в шутку – неведомо. Ибо слова его, хотя и были сочтены большинством за бессмыслицу, от истины, однако, не отклонялись: они указывали на плату, полученную им в качестве вознагражденья за убитых.

Вслед за тем Гамлет присоединился к виночерпиям, желая еще больше потешить гостей, и самым усердным образом принялся исполнять обязанность розлива напитков. А чтобы его просторная одежда не стесняла движений, он повязал на боку свой меч, и, умышленно обнажая его время от времени, ранил острием кончики пальцев. Поэтому стоящие рядом позаботились сколотить меч и ножны железным гвоздем. Для обеспечения еще более надежного исхода своего коварного плана он подходил к вельможам с бокалами и вынуждал их пить беспрерывно и до того опоил всех неразбавленным вином, что ноги их ослабели от опьянения и они предались отдыху посреди королевского зала, в том самом месте, где пировали.

И вот когда он увидел, что они в подходящем для его замысла состоянии, то, полагая, что представился случай исполнить задуманное, извлек из-за пазухи давно припасенные крючья из дерева и вошел в зал, где на полу там и сям вперемешку лежали тела знатных и изрыгали во сне хмель. Сбив крепления, он стянул занавеси, изготовленные его матерью, что покрывали также и внутренние стены зала, набросил их на храпящих и с помощью крючьев связал столь искусно запутанными узлами, что никто из лежащих внизу не сумел бы подняться, хотя бы и старался изо всех сил. После этого он поджег крышу; разраставшееся пламя, распространяя пожар вширь, охватило весь дом, уничтожило зал и сожгло всех, объятых ли глубоким сном или напрасно силившихся подняться. Потом он пошел в спальню Фенгона, куда того еще раньше проводили придворные, выхватил меч, висевший у изголовья, и повесил вместо него свой собственный.

После этого, разбудив дядю, он сказал ему, что гости его сгорели в огне, что здесь перед ним Гамлет, во всеоружии давешних своих крючьев, и жаждет взыскать кару, причитающуюся за убийство отца. При этих словах Фенгон вскочил с кровати, но был убит, прежде чем, лишенный своего меча, тщетно пытался обнажить чужой. Храбрый муж, достойный вечной славы, благоразумно вооружившись притворным безрассудством, Гамлет скрыл под личиной слабоумия поразительное для человека разуменье! И не только получил в хитрости защиту собственной безопасности, но с ее помощью нашел способ отмстить за отца! Искусно защитив себя, отважно отомстив за родителя, он заставляет нас недоумевать, храбростью он славнее или мудростью.

Здесь завершается интересующий нас раздел из Хроники Саксона Грамматика. Приведем также сведения о нем и примечания из [758:а].

Саксон Грамматик

Саксон, прозванный Грамматиком, вероятно, за совершенство стиля, – видный датский историк второй половины XII в. (умер ок. 1216). Был капелланом и доверенным лицом влиятельных советников короля. Его монументальный труд «Деяния датчан»; («Gesta Danorum») состоит из 16 книг, в которых излагается история датских королей от древнейших времен до 1187 г. Черпая из самых различных источников, будь то античная словесность или средневековые хроники, языческие скандинавские легенды, исландские саги, датские песни и др., Саксон Грамматик проявляет несомненный литературный талант…. Писатели ряда столетий неоднократно обращались к «Деяниям датчан», заимствуя из них различные сюжеты и образы. Среди этих писателей встречаем мы и В. Шекспира, нашедшего в конце III книги «Деяний» увлекательную сагу о Гамлете, принце ютландском, мстящем за предательское убийство отца.

Дальнейшие судьбы Гамлета, излагаемые в IV книге «Деяний», к шекспировской трагедии отношения не имеют.

ПРИМЕЧАНИЯ комментаторов:

1) Т. е. Хорвендил XIX, король Ютландии, возвратившийся из экспедиции против норвежских викингов.

2) Король всей Дании.

3) Т. е. доспехи и вооружение, снятое с побежденных полководцев.

4) Гертруда в трагедии Шекспира.

5) Гамлет (или Амлед) – исл. Amlodi; в современной Исландии это слово используется метафорически, означая «дурак», «слабоумный» и т. п.

6) Дядя Гамлета (у Шекспира это Клавдий).

7) Желая как будто прироста жеребцов, Гамлет в действительности желал дяде несчастья, т. е. волков в стаде.

8) У Шекспира это Полоний.

9) У Шекспира – Розенкранц и Гильденштерн.

10) Только свободные женщины носили головной убор.

11) Ср. Ливий 1,56, где Юний Брут несет в дар дельфийскому оракулу полую трость, в которой скрыто золото – символ его ума.

Перейдем к анализу.

4. Наши предыдущие результаты позволяют сразу указать на возможный оригинал истории Гамлета в XII веке

Начнем с того, что некоторые комментаторы уже давно указали на явную параллель истории Гамлета с «античным» мифом об Оресте. Якобы пришедшим из чудовищной древности, задолго до н. э. Мы проанализировали это наблюдение историков и обнаружили, что они правы в том, что истории Ореста и Гамлета являются дубликатами. Но выяснилось, что параллель оказалась намного глубже и интереснее, чем они полагали. Поскольку скалигеровская история ошибочно отделяет «эпоху Гамлета» от «эпохи Ореста» многими-многими столетиями, то для историков замечанные ими соответствия – всего лишь некий курьез. Или, в лучшем случае, не очень понятное проникновение «ужасно древних воспоминаний», сквозь толщу времен, в события средних веков.

Подробнее мы расскажем обо всем этом ниже. Теперь обратимся к сути дела.

Наша мысль следующая. Ведь мы уже хорошо знаем – что такое «история Ореста» на самом деле. Это – сложный составной миф, ЦЕНТРАЛЬНЫМ СТЕРЖНЕМ КОТОРОГО ЯВЛЯЕТСЯ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АНДРОНИКА-ХРИСТА И ИОАННА КРЕСТИТЕЛЯ ИЗ XII ВЕКА. Это наше открытие (мы считаем его важным) описано в книге «Христос родился в Крыму. Там же умерла Богородица». Не вдаваясь в детали обнаруженного нами соответствия, сформулируем вытекающее отсюда следствие.

Получается, что история Гамлета – это в значительной степени отражение жизнеописания Андроника-Христа (князя Андрея Боголюбского) и Иоанна Крестителя из XII века. Иными словами, опираясь на новую хронологию, мы сразу получаем ответ (или подсказку) – «где искать оригинал Гамлета». Вскоре мы обнаружим яркие подтверждения нашего «логического вычисления».

Здесь уместно отметить, что время жизни Саксона Грамматика датируют второй половиной XII – началом XIII века (считается, что он умер в 1216 году, см. выше). Если эта датировка хотя бы приблизительно верна, то она хорошо согласуется с нашим предыдущим логическим заключением. Выходит, что Саксон Грамматик был достаточно близок (во времени) к эпохе Андроника-Христа (Гамлета). Поэтому его Саге о Гамлете следует уделить особо пристальное внимание. Она могла сохранить больше подлинных сведений, чем более поздняя трагедия Шекспира, носящая уже литературный и нравоучительный характер.

Пойдем дальше. Комментаторы справедливо отмечают, что в истории Гамлета прослеживается связь с жизнеописанием «античного» Брута. Но мы уже хорошо знаем, что этот Брут – один из персонажей эпохи Юлия Цезаря. А Юлий Цезарь опять-таки является одним из фантомных отражений Андроника-Христа (Андрея Боголюбского). Об этом мы подробно говорим в книге «Царь Славян». Выходит, получается еще одно независимое указание на «биографию» Андроника-Христа как на возможный прообраз «истории принца Гамлета».

Но это – лишь первый, хотя и основной, слой, в саге о Гамлете. Есть, оказывается, и второй, более бледный, но тоже важный и интересный. И опять-таки его след был замечен некоторыми комментаторами до нас. Еще в XIX–XX веках. Но опять-таки не был оценен по заслугам. И вообще не понят. Подлинную суть дела мы вскроем ниже и это будет сделано впервые. Речь идет о следующем.

М. Розанов пишет: «Легенда об Амлете могла тем легче подвергнуться драматической обработке, что современная действительность давала Шекспиру возможность наблюдать семейные трагедии вроде той, о которой повествует рассказ Саксона-Грамматика.

Грех Гертруды был также на душе шотландской королевы Марии Стюарт, которая, влюбившись в лорда Ботвеля, умертвила в сообщничестве с ним своего мужа-короля Дарнлея, взорвала на воздух его замок для сокрытия следов преступления и затем обвенчалась со своим возлюбленным» [971], т. 3, с. 65.

Все верно. Только по-настоящему не было понято. Ведь комментаторы не знали, что история Марии Стюарт – это одно из фантомных отражений «истории Есфири», о которой мы уже говорили в предыдущей главе. Соответствие: Мария Стюарт = Елена Волошанка (Есфирь) обнаружено и подробно описано нами в книге «Реконструкция». Таким образом, в историю Гамлета могли частично войти некоторые бурные события из XVI века, развернувшиеся в метрополии Руси-Орды, в семье царя-хана Ивана IV Грозного. Недаром комментаторы справедливо отмечали, что Шекспир «осовременил» старинный сюжет, добавив к нему некоторые реалии из близкой (по времени) современности. Все верно. Добавил животрепещущие в то время рассказы о перевороте «из-за женщины», совершенном в Москве – метрополии Империи. Столичные события, конечно, рассматривались западно-европейскими авторами как особо важные. Ими интересовались, обсуждали. Ведь от них многое зависело.

Таким образом, опираясь на наши предыдущие исследования, сразу можем сказать следующее. Сага о Гамлете состоит из двух слоев. Первый – основной – опирается на жизнеописание Андроника-Христа (Андрея Боголюбского) и Иоанна Крестителя из XII века. Второй слой, менее яркий, но тоже важный, имеет своим оригиналом «историю Есфири» из XVI века. Настоящая глава посвящена подробному обоснованию этих наших логических выводов.

Как и при анализе истории короля Лира, мы будем обращать внимание на условные характеристики персонажей – «плохой» или «хороший», вытекающие из описаний у Шекспира и в других текстах. Как мы уже отмечали, подобные детали, несмотря на всю их условность и приблизительность, помогают разобраться в параллелизме.

5. Убитый отец Гамлета – это Иоанн Креститель. Его жена Гертруда (Герата) – это евангельская Иродиада. А убийца и новый муж Гертруды, король Клавдий, – это евангельский царь Ирод

Так как наши «хронологические вычисления» уже указали на жизнеописание Андроника-Христа и Иоанна Крестителя как на оригинал истории Гамлета, то взглянем на трагедию Шекспира именно с этой новой точки зрения. Безусловно непривычной для предыдущих исследователей творчества поэта. И мы обнаруживаем следы яркого соответствия. Судите сами. Обратимся к Евангелиям.

«В то время Ирод четвертовластник услышал молву об Иисусе и сказал служащим при нем: это Иоанн Креститель; он воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им. Ибо Ирод, взяв Иоанна, связал его и посадил в темницу за Иродиаду, жену Филиппа, брата своего, потому что Иоанн говорил ему: не должно тебе иметь ее. И хотел убить его, но боялся народа, потому что его почитали за пророка. Во время же празднования дня рождения Ирода дочь Иродиады плясала перед собранием и угодила Ироду, посему он с клятвою обещал ей дать, чего она ни попросит. Она же, по наущению матери своей, сказала: дай мне здесь на блюде голову Иоанна Крестителя. И опечалился царь, но, ради клятвы и возлежащих с ним, повелел дать ей, и послал отсечь Иоанну голову в темнице. И принесли голову его на блюде и дали девице, а она отнесла матери своей. Ученики же его, придя, взяли тело его и погребли его; и пошли, возвестили Иисусу» (Матфей 14:1 – 12). См. рис. 2.12.

♦ КОРОЛЬ КЛАВДИЙ – ЭТО ЕВАНГЕЛЬСКИЙ ИРОД. – У царя Ирода есть брат Филипп, жена которого – Иродиада. Какова судьба Филиппа – неизвестно, Евангелия ничего не говорят об этом. Но, скорее всего, умер или убит, поскольку его жена переходит к брату Ироду. Причем царь Ирод характеризуется евангелистами (и вообще всей христианской традицией) как плохой, злобный и коварный царь.

Согласно Шекспиру (и Саксону Грамматику), король Клавдий (Фенгон у Грамматика) является братом Гамлета Старшего (Горвендилла у Грамматика), женой которого и была Гертруда (Герута у Грамматика). После смерти Гамлета Старшего, его жена переходит к Клавдию. Как и царь Ирод, король Клавдий однозначно описывается Шекспиром и Грамматиком как плохой, вероломный человек.

Получается наложение шекспировского Клавдия (Фенгона) на евангельского Ирода.

♦ КОРОЛЕВА ГЕРУТА = ГЕРТРУДА – ЭТО ЕВАНГЕЛЬСКАЯ ИРОДИАДА. – Гертруда – бывшая жена Гамлета Старшего, становится женой Клавдия. Либо не зная об убийстве своего первого мужа, либо закрывая на это глаза. По Шекспиру, она – не очень добродельная женщина. Гамлет впрямую обвиняет ее в кровосмесительном браке.

Рис. 2.12. Пир Ирода. Справа Саломея подносит Иродиаде голову Иоанна. Малозино (Masolino). Якобы 1435 год. Взято из [981:1], с. 605

По Евангелиям, Иродиада становится женой Ирода и не отличается добродетелями. Во всяком случае, она возмущается, когда Иоанн Креститель справедливо указывает на неправедность ее брака с Иродом. Сказано так: Иродиада же, ЗЛОБЯСЬ НА НЕГО, желала убить его; но не могла» (Марк 6:19).

Между прочим, здесь мы натыкаемся на яркий лингвистический след. Жену Гамлета Старшего, согласно Грамматику, зовут ГЕРУТА (Гертруда у Шекспира). Но ведь это, попросту, имя ИРОД или HEROD, как оно пишется латиницей: Герута = ГРТ = ГРД = Герод = Ирод. Мы видим, что в гамлетовской истории евангельское имя ИРОД названо прямым текстом. Правда, отнесено не к плохому королю Клавдию, а к его жене. Но зато Шекспир называется жену ГЕРТРУДОЙ, что практически совпадает с евангельским именем ИРОДИАДА или ГЕРОДИАДА, лат. HERODIAS, которое употреблялось в разных вариантах склонения, например, HERODLADEM (см. латинскую Библию – Mark 6:17). Итак: Гертруда = ГРТРД = ГРАД = Геродиада (Иродиада). Получается, что и Шекспир, и Евангелия, именуют «плохую» жену одинаково.

♦ ГАМЛЕТ СТАРШИЙ – ЭТО ИОАНН КРЕСТИТЕЛЬ. – Данное соответствие не настолько прямое, как два предыдущих, но тоже вполне узнаваемое. Особенно если воспользоваться нашими предыдущими результатами. Вспомним, что евангельский Ирод убил (казнил) Иоанна Крестителя. Аналогично, Шекспир и Грамматик сообщают, что Клавдий (Фенгон) убил Гамлета Старшего. Следовательно, Иоанн Креститель накладывается на Гамлета Старшего.

♦ ЖЕНА ГАМЛЕТА СТАРШЕГО – ГЕРТРУДА = ИРОДИАДА, А ЖЕНА ИОАННА КРЕСЦЕНТИЯ – СТЕФАНИЯ = ИРОДИАДА. – Как показал А. Т. Фоменко в книге «Античность – это средневековье», одним из ярких фантомных отражений Иоанна Крестителя является известный «римский герой» Иоанн Кресцентий, ошибочно относимый историками к X веку. Напомним фрагменты обнаруженного соответствия между Стефанией и Иродиадой.

1a. Кресцентий. – Легенда о вероломстве, приведшем к казни Иоанна Кресцентия. В этой средневековой версии «вероломство» демонстрирует сам император Оттон, то есть евангельский царь Ирод. «Не было недостатка и в таких версиях, которыми падение Кресцентия приписывалось позорному вероломству со стороны Оттона» [196], т. 3, с. 358–359. Якобы, Оттон через рыцаря Тамма вероломно пообещал Кресцентию помилование, а когда тот, поверив, сдался на этих условиях, Оттон приказал казнить Иоанна как изменника. Казнь Кресцентия оказалась настолько серьезным политическим событием, что даже смерть императора Оттона, последовавшая затем в 1002 году, в легендах о нем связывается с Иоанном Кресцентием [196], т. 3, с. 404.

1b. Креститель. – Выше мы привели евангельский рассказ о вероломстве, приведшем к казни Иоанна Крестителя. Евангелия считают, что казнь Иоанна состоялась из-за вероломства Иродиады, хитростью добившейся казни пророка при помощи своей дочери (Марк 6:21–28).

2а. Кресцентий. – Стефания считается ВИНОВНИЦЕЙ СМЕРТИ ОТТОНА И ЖЕНОЙ ИОАННА КРЕСЦЕНТИЯ. В других версиях, она была ЛЮБОВНИЦЕЙ ИМПЕРАТОРА ОТТОНА. Сравнивая Евангелия с римскими средневековыми хрониками, мы видим, что в них термин «жена» переставлен местами, явно перепутан. Это, вероятно, привело к путанице мужа с его противником. «Смерть Оттона… очень скоро получила легендарный характер. Рассказывали, что новая Медея в лице ВДОВЫ КРЕСЦЕНТИЯ ОПУТАЛА ОТТОНА СВОИМИ ЧАРАМИ (сравните с Евангелиями, где речь идет о дочери Иродиады, очаровавшей Ирода! – Авт.); желая будто вылечить императора, она, по одним сказаниям, завернула его в отравленную оленью шкуру, по другим – ПОДМЕШАЛА К ЕГО ПИТЬЮ ЯД, по третьим – надела ему на палец отравленное кольцо» [196], т. 3, с. 404.

2Ь. Креститель. – Евангелист Марк указывает на Иродиаду как на прямую ВИНОВНИЦУ СМЕРТИ ИОАННА КРЕСТИТЕЛЯ (Марк 6:24–25). Напомним, что Иродиада – жена царя Ирода (двойника Оттона?).

Отсюда видно, что версия Шекспира очень близка к римской версии якобы X века. При этом соответствие выглядит так.

Плохая Гертруда = плохая Иродиада = плохая Стефания.

Хороший Гамлет Старший = хороший Иоанн Креститель = хороший Иоанн Кресцентий.

Плохой король Клавдий = плохой царь Ирод = плохой император Оттон.

♦ ОТРАВЛЕНИЕ КОРОЛЯ ГАМЛЕТА СТАРШЕГО (ТО ЕСТЬ ОТРАВЛЕНИЕ ИМПЕРАТОРА ОТТОНА) – ЭТО УБИЙСТВО ИОАННА КРЕСТИТЕЛЯ. – Параллелизм между евангельским Иоанном Крестителем и римским Иоанном Кресцентием неожиданным образом помогает лучше понять и соответствие этих персонажей с шекспировским Гамлетом Старшим. Ведь Шекспир утверждает, что Гамлет Старший был отравлен: ему в ухо влили яд. Хотя в римской версии Иоанну Кресцентию, как и Иоанну Крестителю, отрубили голову, но император Оттон БЫЛ ОТРАВЛЕН. Причем отравила его именно Стефания, жена (вдова) Иоанна Кресцентия (то есть шекспировская Гертруда). Так что «совсем рядом» со смертью Кресцентия-Крестителя находится отравление Оттона. Поздние авторы, вроде Шекспира, могли спутать и заявить, будто отравлен был именно Гамлет Старший – дубликат Иоанна Крестителя.

Кстати, более ранний автор – Саксон Грамматик – просто говорит, что отец принца Гамлета был убит, не уточняя – как именно. Так что Гамлету Старшему действительно могли отрубить голову, как Иоанну Крестителю. Во всяком случае, в обеих версиях убийства – евангельского Иоанна Крестителя и шекспировского Гамлета Старшего – смертельный удар или ранение нанесли в голову: либо ее отрубили, либо в ухо влили яд. В общем, что-то ужасное сделали с головой, рис. 2.13.

♦ ПЛОХОЙ БРАТ И ЕГО ПЛОХАЯ ЖЕНА – ОБА ПРИЧАСТНЫ К УБИЙСТВУ. – Согласно Евангелиям, в смерти Иоанна Крестителя повинны как царь Ирод, так и его жена Иродиада. Более того, Иродиада представлена даже инициатором трагедии – она настойчиво требует от колеблющегося Ирода побыстрее казнить пророка, поскольку, дескать, он обижает ее. Вот что говорит евангелист Марк:

«Царь Ирод, услышав об Иисусе… говорил: это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им. Другие говорили: это Илия, а иные говорили: это пророк, или как один из пророков. Ирод же, услышав, сказал: это Иоанн, которого я обезглавил; он воскрес из мертвых. Ибо сей Ирод, послав, взял Иоанна и заключил его в темницу за Иродиаду, жену Филиппа, брата своего, потому что женился на ней. Ибо Иоанн говорил Ироду: не должно тебе иметь жену брата твоего.

ИРОДИАДА ЖЕ, ЗЛОБЯСЬ НА НЕГО, ЖЕЛАЛА УБИТЬ ЕГО; НО НЕ МОГЛА. Ибо Ирод боялся Иоанна, зная, что он муж праведный и святой, и берёг его; многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его. Настал удобный день, когда Ирод, по случаю дня рождения своего, делал пир вельможам своим, тысяченачальникам и старейшинам Галилейским, – дочь Иродиады вошла, плясала и угодила Ироду и возлежавшим с ним; царь сказал девице: проси у меня, чего хочешь, и дам тебе; и клялся ей: чего ни попросишь у меня, дам тебе, даже до половины моего царства.

Рис. 2.13. Усекновение главы Иоанна Крестителя. Ханс Мемлинг (Johannis Memling), якобы 1479 год. Фрагмент. Справа – Саломея, принимающая на блюдо голову святого. В глубине – пир Ирода и танец Саломеи. В пейзаже, вверху, на берегу реки – Крещение Христа. Взято из [586:2], с. 200

Она вышла и спросила у матери своей: чего просить? ТА ОТВЕЧАЛА: ГОЛОВЫ ИОАННА КРЕСТИТЕЛЯ. И она тотчас пошла с поспешностью к царю и просила, говоря: ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ДАЛ МНЕ ТЕПЕРЬ ЖЕ НА БЛЮДЕ ГОЛОВУ ИОАННА КРЕСТИТЕЛЯ. Царь опечалился, но ради клятвы и возлежавших с ним не захотел отказать ей. И тотчас, послав оруженосца, царь повелел принести голову его. Он пошел, отсек ему голову в темнице, и принес голову его на блюде, и отдал ее девице, А ДЕВИЦА ОТД АЛА ЕЕ МАТЕРИ СВОЕЙ. Ученики его, услышав, пришли и взяли тело его, и положили его во гробе» (Марк 6:14–29).

Аналогична роль королевы Гертруды у Шекспира. Комментаторы справедливо отмечают: «Нет уже речи о том, чтобы она (Гертруда – Авт.) сделалась сообщницей сына. Напротив того, есть основание полагать, что ЗЛОДЕЯНИЕ КЛАВДИЯ НЕ ОСТАЛОСЬ ДЛЯ НЕЕ ТАЙНОЙ И, МОЖЕТ БЫТЬ, ДАЖЕ НЕ ОБОШЛОСЬ БЕЗ ЕЕ УЧАСТИЯ. По крайней мере, на обличение Гамлета она отвечает словами, похожими на признание в преступлении: "Умолкни, Гамлет! В глубь моей души ты обратил мой взор: я вижу пятна, – их черный цвет впитался там глубоко, что их не смыть водами океана". Во второй редакции она представлена женщиной уже пожилой, поведение которой нельзя объяснить одним увлечением» [971], т. 3, с. 65.

Кроме того, еще более явное указание на вину шекспировской Гертруды мы находим в спектакле-напоминании, представленном Гамлетом и его актерами двору короля Клавдия, рис. 2.14. Актриса, изображающая коварную жену, восклицает: «Измена злая – а не любовь… Супругой вновь быть может только та, кто кровью первого обагрена», с. 110.

Таким образом, здесь и евангельская и шекспировская версии говорят в общем одно и то же: король-брат, и перешедшая к нему женщина-царица, – оба виновны в гибели Иоанна Крестителя = Гамлета Старшего.

Саксон Грамматик рисует в целом ту же самую картину. «Фенгон (Клавдий – Авт.) снедаемый завистью… решился извести брата кознями… Как только выпал случай для убийства, насытил он кровавою рукой пагубную страсть своего сердца. И овладев затем женой убитого брата, усугубил злодейство кровосмешением… К тому же он прикрыл чудовищность содеянного столь наглой хитростью… Герута, говорил он… терпела между тем от мужа лютую ненависть. И брата он убил ради ее спасенья… И Фенгон не колеблясь простер братоубийственные руки к постыдным объятиям, усугубив грех двойного нечестия вторым подобным же преступлением», см. выше.

Правда, Грамматик здесь более снисходителен к Гертруде, чем Шекспир.

♦ БАПТИСТА-ГЕРТРУДА И ИОАНН КРЕСТИТЕЛЬ (БАПТИСТ). – Неожиданно яркий факт, подтверждающий обнаруженное нами соответствие, мы видим в сцене уже упомянутого спектакля, устроенного принцем Гамлетом перед двором Клавдия, рис. 2.15. Клавдий настороженно спрашивает: «А как называется пьеса? Гамлет: Мышеловка… Это представление убийства, совершенного в Вене. Гонзаго имя герцога, ЖЕНА ЕГО БАПТИСТА. Вы сейчас увидите: это злодейское дело», с. 112.