О чем поет вереск (СИ)

Глава 11. Вересковая дружба

Погибших волков похоронили в заповедному лесу еще вчера, и пять молодых елей зашелестели над могилами. Негромкая печальная музыка, издаваемая стенами Черного замка, становилась все звонче и веселее.

Сегодня время пить, есть и любить.

Воган прислал мясо для короля и что-то сложное, непонятное даже по запаху — для Этайн.

Мидир не отпускал ее даже обмыться, очищая ее тело магией. Он не понимал, почему так желал именно ее, всей своей звериной натурой, до судорог, до дрожи — да и не хотел это понимать… И Этайн вновь и вновь таяла в его объятиях.

Встали они куда позже обеда.

— Но как… — Этайн, уцепившись руками в серый мех одеяла, потерянно оглядывала сброшенную одежду.

Одеваться без слуг было явно непривычно для нее, и она не ждала, что Мидир поможет ей с порванной шнуровкой. И впрямь — королева. Этайн готова была голодать и мучиться от жажды, но не просить об одолжении.

Мидир погладил ее плечи, шепнул в ушко:

— Посмотри на одежду и задержи на ней взгляд дольше пары вздохов.

Блио, рванувшись серой тенью, вновь тесно обняло стройный стан, заструилось прохладным шелком.

— Раздетой ты мне нравишься больше. Но я не готов драться со всем Двором сегодня! — Мидир надел на рыжую голову обруч и застегнул на запястьях широкие браслеты. — За прическу тоже беспокоиться не стоит.

Ощущая ее неуверенность, попросил замок о зеркале. Черная стена отразила земную женщину и волчьего короля, стоящего за ней.

Этайн провела ладонью по упругим локонам в серебристых искрах, дотронулась до сверкающих льдистым блеском сережек. Помедлив, коснулась пальцами губ, словно проверяя, ее ли это отражение.

— Нет, моя дорогая. Тебя я не менял! Та чаровница с огненными волосами и хризолитовыми очами — это ты!

— Ты читаешь мои мысли?!

Мидир покачал головой. Этайн вздохнула:

— Это я… верю. А этот высокий незнакомец с обольстительной улыбкой и серебряными глазами, прекрасный, как сам грех — правда, мой муж? Не верю.

— Ты бы хотела такого?

— Я такого люблю… — прошептала женщина, и их выход из королевской опочивальни опять задержался…

Мидир вывел Этайн на южную галерею, с которой хорошо был виден внутренний двор, и порадовался ее восхищению. Молодые волки, выстроившись в восемь рядов, слаженно и четко отрабатывали удары. Потом, повинуясь хлопку Алана и короткому приказу, разбились на пары и подхватили длинные палки. Траур трауром, но занятия никто не отменял.

Правда, некоторые сбивались. Видимо, Этайн, стоящая рядом с Мидиром в серебряном обруче королевы, отвлекала волков от боя.

— О! — поразилась Этайн, разглядев у некоторых под строгой одеждой женские формы.

— Да, женщины-воины у нас тоже есть. Как ваша королева, Боудикка, в честь которой назвали твою бабушку.

— Я тоже умею стрелять! — заблестела глазами Этайн. — Она меня научила!

— Очень надеюсь, это умение тебе никогда не пригодится.

Мэллин, появившийся словно из ниоткуда, произнес:

— Достанет и того, что вы пронзили сердце нашего короля.

— Мэллин! — рявкнул Мидир. Мало того, что ослушался приказа, так еще и на глаза показался, строптивый паршивец!

Этайн, прикрыв рот рукой, еле сдерживала смех. Мидир старался подобрать такие слова, чтобы развернуть брата и заставить его исчезнуть. Сегодня он не желал семейного общения!

— Можете пострелять в меня, моя королева, — склонился Мэллин, вытащил красное яблоко из кармана и положил себе на голову. — А если вы промахнетесь и убьете меня, никто не расстроится, — поклонился, подхватил яблоко и хрупнул им как конь. Выговорил сквозь мешанину во рту: — Все лишь вздохнут с облегчением.

Этайн перестала смеяться:

— Принц Мэллин, нет! Я уверена, вы не правы! Постойте, принц…

Но он скрылся так же внезапно, как и появился. Мидир лишь пожал плечами в ответ на недоуменный взгляд Этайн.

— Го лер*! — раздался со двора резкий окрик Алана, и волчий король обернулся.

Один из волков упал, сжимая вывернутое запястье. Второй отбросил палку, вскинул подбородок, метнув взгляд на галерею. Калечить в потешном бою воспрещено, первое правило, которое все знали. Взметнулось пламя жаровни, волк потянулся к крючкам дублета… Слишком гордый, слишком торопливый. Скинул рубашку и, разведя руки, повернулся вокруг.

Словно красуется, пришло в голову Мидиру. Хорош, как все волки. Пожалуй, как немногие, прищурился Мидир по-новому. Литые мышцы, разгоряченные схваткой, играли под белой кожей, длинные иссиня-черные волосы, не подхваченные в косу, были небрежно отброшены назад.

Молодой волк поднял взгляд на Этайн, сверкнул желтизной даже на солнце, и Мидир поразился чужой дерзости.

— Алан! — мыслеслов редко передавал рык, хотя судя по спешности ответа волка, Мидиру удалось сказать главное.

— Я видел. Мой король, не стоит огорчать королеву во второй день Лугнасада, — прошелестел голос начальника замковой стражи. — Вы не знаете его, это Кроук. Знатный восточный род, не так давно в столице. Отец недоволен поведением наследника и просил особой строгости, о чем Кроук не знает. Он ее получит. Не калечьте невежду!

Алан подкинул носком сапога свободный шест Кроуку, вышел в круг сам, покручивая второй.

Мидир усмехнулся. Начальник замковой стражи ударит по самому больному — по самолюбию. Невысокий жилистый Алан был непобедимым мечником и виртуозно владел приемами рукопашного боя. По всему выходило, он знал искусство боя и раньше: тут не магия, а память тела помогала всемерно.

Джаред, выступивший из полутьмы на другой стороне галереи, кивнул и показал ладонь. Мидир пошевелил всеми пальцами, без слов отвечая советнику.

— Что? О чем вы? — подхватила Этайн его руку.

— Алану хватит пяти ударов, — пояснил Мидир. — Так считает советник. Я склоняюсь к десяти.

Дисциплинированные воины, волки внизу тоже пришли в оживление, отступили, стараясь не терять строй и не загораживать круг, куда ступил невысокий и вовсе не такой впечатляющий, как наследник восточного рода, Алан.

Кроук пошевелился недоверчиво, с сомнением, как будто хотел требовать поединка с кем-то достойным его по положению и праву рождения. Уж не принял ли начальника замковой стражи за распорядителя тренировок?

Молодой волк крутанул палку, нарисовал пару смазанных фигур и замер в боевой стойке, готовясь отражать нападение. Алан не рисовался вовсе, но судя по тому, как мало размялся с древком, уже хорошенечко сегодня потренировался.

И что здесь забыл Джаред в послеобеденное время?

Мидир потряс головой, отбросил глупые вопросы и сосредоточился на прильнувшей к его боку Этайн. Она завороженно смотрела вниз, с азартом ожидая схватки. Мидир вздохнул счастливо — в ней не было страха — и снова вернулся взглядом к волкам.

Алан стоял так же естественно, как дышал, легко и без всякого напряжения. Мидир знал цену этой легкости, а вот молодому наследнику восточного рода все еще предстояло узнать.

Первый замах Кроука свистнул сверху, выше головы Алана, внезапно сделавшего полшага вбок — и палка в руках начальника стражи ударила по шее, а затем врезалась поперек живота противника.

Кроук задышал быстрее, умеренная сила ударов делала их скорее обидными, чем болезненными.

— Во-первых, — тихий голос Алана без труда разносился по внутреннему двору и достигал тех, кто должен был его слышать, — никогда не смотри на противника свысока, даже если тебе позволяет рост.

Волк с востока ничего не сказал, полыхнул желтыми глазами зло, а вот Джаред, все еще маячащий на галерее неподалеку, явно прятал довольство.

Начальник замковой стражи отступил и снова поднял палку в первой стойке, предлагая нападать. Кроук помедлил, зашел с одной стороны, примериваясь, с другой, размахнулся быстро, метя перетянуть грудь Алана ударом, однако начальник замковой стражи опять просочился мимо и подпер чужой подбородок намеком на гарду и условным лезвием меча. Алан не спешил отойти, позволяя окружающим волкам посмотреть, как можно пропустить вражеский удар вдоль спины, не вывихнуть руку с мечом и правильно перенести вес.

Алан позволял поучиться.

На достойно грустном примере Кроука.

Наследник зло заполыхал глазами, чувствуя себя в центре совершенно иного внимания, тут красуйся или нет, невысокий жилистый Алан смотрится лучше!

— Во-вторых, — деревянная гарда от горла никуда не пропадала, — не торопись, не бывает быстрой победы, бывает выверенный удар.

Кроук на сей раз не дождался нового витка схватки, взрыкнул, оттолкнул Алана… Вернее, попытался, за что тут же получил по уху: совсем не больно, но обидно. Легкий шлепок плашмя!

— В-третьих, — тупой конец меча назидательно ткнулся в середину лба, чтобы тут же вернуться на уровень глаз, — научись уважать противника. Неуважение позволяет думать о нем хуже и не ждать удара там, где стоило бы.

Начальник замковой стражи отвернулся, оглядывая остальных, отошел на шаг, не боясь подставить спину. Наследник с севера попытался потянуть магию, не зная, что на площадке для игр на нее наложен запрет. Тогда Кроук, подняв меч, ринулся вперед — Этайн вздрогнула — но Алан мгновенно завел руку за спину над головой, и палка сухо щелкнула, встретившись с лезвием.

Начальник замковой стражи мгновенно обернулся, отводя чужой клинок. Поднырнул, толкая ногой в колено, а плечом в плечо. Кроук упал, затряс головой.

— В-четвертых, не иди на поводу обстоятельств. Ты волк, пусть обстоятельства подстраиваются под тебя, — Алан пожал плечами, будто безмолвно соглашаясь с мысленным замечанием Мидира: если шанс попадался под руку, следовало его использовать, не выжидая ничего! Но Алан натаскивал королевских волков, которым не только лучше бить наверняка, но и честь забывать не след.

— Я знаю вас, мой король, — мыслеслов Алана был пока медленный, но разборчивый. — Знаю и люблю. Вы никогда бы не ударили в спину.

Мидир поморщился, а Алан опустил палку, отряхнул руки и прибавил безмятежно:

— В-пятых, не забывай о Слове Благого Двора. За удар в спину получишь двойное наказание.

На что его королеве явно не стоило смотреть. Ожог Кроук залечит за ночь, уязвленная гордость будет болеть куда дольше.

По дороге Этайн разглядывала многочисленные статуи, все также забавно отшатывалась от механесов, восхищалась замком и выдержкой волков…

Вереск в королевских покоях увял, прожив всего сутки, и Мидир, пока Этайн не увидела и не расстроилась понапрасну, восстановил его, усилив заклятие. А затем завалился обратно в постель, не слишком снижая чувствительность — кожа Этайн была восхитительно прохладной…

— Скажи, а Алан… — ладонь Этайн прошлась по ключице Мидира, а вслед за ней — губы, — молодой волк?

Мидир переплел свои пальцы с пальцами Этайн, отвел ее руку — иначе всем разговорам конец.

— Он… — Мидир поискал точное слово, а Этайн замерла, пристально глядя на него. — Он надежный. Я уверен в нем. Рассказать, как я его встретил?

Стремительности кивка Этайн позавидовали бы и мечники. Мидир отпустил ее пальцы, и Этайн улеглась на его грудь, сложила руки перед собой и уперлась в них подбородком.

— Восемь земных лет назад… Давай, я покажу тебе, — положил на свои виски ладони Этайн. — Память ши не блекнет.

***

В шатер Эохайда, ставшего королем галатов не так давно, заскакивает очередной гонец. Кислым страхом от него разит так, что Мидир отходит на пару шагов за стол, боясь дать волю инстинктам.

Но Эохайд, выслушав донесение и отпустив юношу, обращается именно к нему.

— Тебя же не зря зовут черным волком.

Отвлекшийся Мидир — ему не так уж интересны маленькие тревоги людей, чтобы прислушиваться к гонцам — откладывает стеклянные тонкие браслеты и поднимает взгляд.

Эохайд в задумчивости склоняет голову, трет пшеничную бровь.

— Значит ли это, что ты умеешь обращаться со многими зверюгами, пусть они и потеряли разум?

— Со всеми. А мои волки остаются моими! И под холмами и над холмами! — Мидир сводит брови в недоверии. — Но сейчас не Лугнасад. Гулять между мирами в фазе убывающей луны затратно даже для меня. Жить долго у вас могут только ши королевской крови, но никто из моих не пропадал. Откуда он?

— Сбежал… — Эохайд прикидывает что-то и отходит за дубовый стол, заканчивая уже оттуда: — Из балагана.

— Из балагана?! — ладонь Мидира ломает крепкую столешницу в щепу. — Кто-то поймал моего волка в балаган?!

Влетевших на шум воинов Эохайд отсылает кивком, затем поднимает руки, не обращая внимания на погром:

— Может, это не твой волк. Но судя по тому, что он искалечил и убил нескольких городских стражников, все-таки твой. Его загнали в старый амбар на окраине Манчинга. От меня ждут приказа выкурить и подстрелить. Но если ты хочешь…

— Разумеется, хочу! Где тот амбар?..

Эохайд не брезгует проводить Мидира на окраину города, хотя это дело для того же гонца, никак не короля галатов. Человек хочет ему помочь, боится отпускать одного или желает видеть, как творится волшебство? Мидир, поглядывая на Эохайда, останавливается на том, что возможны все три варианта.

Два коня — черный и белый — идут рядом, но они не слишком любят друг друга.

Волчий король чувствует другого волка все лучше, равно как и подступающее к дикому зверю безумие. И ощущает неуловимо знакомый след друидской магии.

Волк загнан в угол и ранен, его разум в кровавой пелене, но свет еще есть… Шанс спасти неизвестного заставляет Мидира глубоко вздохнуть и отвлечься от загривка и сбруи собственного коня. Волчий король накидывает капюшон, не желая выказывать чувства.

Эохайд внимательно и с интересом наблюдает за ним:

— Как я погляжу, ты и сам способен найти дорогу к своему волку. Полезное умение, — кивает, встряхивая светлыми прядями. — Интересно, есть ши, которые хотели бы стать людьми?

Мидир гонит воспоминание о старшем брате:

— Я знаю по крайней мере двоих. И один из них ждет нас впереди. Не будь он ши, его бы не травили в ваших землях, как зверя!

Место, которое должно было стать ареной казни, Мидир чует заранее, а вскоре видит вживую. Мидир толкает бока Грома пятками, хотя вороной и так спешит, чуя волнение всадника. Белый Лайтбан** Эохайда остается позади.

Амбар действительно ветхий, стоит почти за городской чертой, пугая вездесущих зевак Манчинга черным провалом сорванных ворот и стражами с факелами в оцеплении. Дождей не было давно, на дворе засушливое лето — амбар вспыхнет мгновенно, от одной искры.

***

Этайн потянулась рукой к волосам Мидира, загнула за ухо прядку, и тот прервал воспоминание. Она прикоснулась губами к скуле и посмотрела насмешливо:

— Женщина отвлекла тебя от рассказа? Я немного знаю эту историю. Мне жаль погибших людей, но Алан… Его, гордого ши, долго держали в неволе, а потом загнали в ловушку. Значит ли это, что он был не так уж виновен в смерти стражников?

— Себя он винит до сих пор. Все думает, что он неправильный волк. Балаган, явившись в столицу, расположился подле бойни — сильный запах крови позволил ему порвать цепь, но и… Знаешь, — прикусил Мидир кончики пальцев Этайн, — ты постарайся при мне ничем не резаться. Ты и так пахнешь слишком вкусно для волка.

Мидир отвел взгляд от зеленых глаз Этайн, заискрившихся весельем. Она и не думала пугаться!

— Что ты нюхливый, я уже поняла. Это хорошо, что я для тебя пахну вкусно! Сердце мое, как же тяжело тебе было находиться среди людей!

— Иногда невыносимо. Тяжелее всего пахнет страх. И город, — Мидир поморщился, — мне неприятен. Многие запахи для нас — как якоря. Сигналы, с которыми трудно спорить… Тогда, у амбара, я почуял это не как ши. Зверь внутри меня понял: как только запахнет дымом, тот волк вырвется, чтобы убивать. И остановить его я смогу только оружием. Или — собой.

— Ты сам — оружие, — шепнула Этайн и опять положила подбородок на скрещенные руки в ожидании продолжения.

***

Кровавая пелена, охватывающая разум, уплотняется, и Мидир кричит, спрыгивая с коня:

— Назад! Не сметь! Назад!

Стражи вздрагивают: верно, высокая фигура в черном плаще кажется им воплощением ночных кошмаров — из-под капюшона зло сверкают желтые глаза.

— Отойдите! Все отойдите! — подоспевший Эохайд оказывается как нельзя кстати, его узнают и успокаиваются.

Лучники и стражи с факелами отходят, но не перестают целиться в здание.

Мидир перебрасывает уздечку через седло, отдает повод спешившемуся Эохайду: его Гром не доверяет никому, кроме этого человека.

***

— Ты молчишь, мое сердце… — прошептала Этайн. — Уже давно.

Пальчики Этайн бродят по груди, снимая боль.

— Я подумал… — вздохнул Мидир. — Только Эохайду так доверял Гром. Словно считал его моим др…

— Др?.. — рассмеялась Этайн. — Ну скажи это ужасное слово!

— Я покажу, что было дальше.

***

— Сделай так, чтобы они не подходили и даже не шевелились, — говорит он Эохайду, и король людей кивает. — Волк уже почти совсем волк. Если сорвется, мне придется его убить.

Мгновение, неразличимое для смертных, Мидир думает — сказать или не сказать, но все же произносит:

— Я бы не хотел.

Эохайд улыбается широко, перекладывает обе уздечки в одну руку и похлопывает Мидира по плечу:

— Я понимаю тебя. Надеюсь, убивать твоего волка сегодня не придется, — и приказным голосом командует, оглядываясь: — Не стрелять! Не подходить! Держать строй!

И хоть стражи вытягиваются в струнку, их лица белы от липкого страха. Красная пелена безумия волка ощутима не только для ши.

Мидир входит в факельный круг.

До ворот амбара примерно десять шагов, но уже отсюда Мидир различает светящиеся таким же желтым, как у него, волчьи глаза. Зверь молод, его холка — до бедра короля.

Медленный плавный шаг Мидира заставляет волка оскалиться, вздыбить шерсть на загривке, присесть на задние лапы и вытянуться — отсутствие страха настораживает, заставляя пугать намеренно.

Волк, не чуя страха, начинает настороженно двигаться навстречу Мидиру.

Ребра торчат, шерсть свалялась колтунами, он бережет левую заднюю лапу. Только глаза горят свирепой желтизной — сдаваться волк не собирается.

Тот же вид, что вызывает в Мидире жалость, заставляет людей ужаснуться: кто-то бормочет молитвы, кто-то ищет под кольчугой кроличью лапку или другой талисман, кто-то шипит проклятья волшебному зверю.

Чуткие уши волка подрагивают, прижимаются, он щерится явственнее. Мидир подходит ближе.

Среди колтунов и слипшейся от крови шерсти становится заметен ошейник с оборванной цепью — именно от него разит полузнакомой магией, которая сводила скованного волка с ума и, похоже, держала его на одном месте: к белому ошейнику все еще присоединены несколько звеньев зачарованной цепи.

Мидир идет медленно, волк двигается навстречу тоже небыстро, и больше всего короля ши пугает — люди могут сорваться. Стрелы вложены, лучники выстрелят в любой момент. У одного стражника стучат зубы, в руке другого вихляется меч… Мидир мимоходом прислушивается к их страхам, самую малость успокаивает: и видит в их сознании несколько разорванных трупов. Видимо, волк уже вырывался из нескольких окружений. Будучи едва живым!

Мидир останавливается, и красная пелена вновь старается поглотить ясный свет разума. Он понимает: надо спешить, но слишком быстро двигаться тоже нельзя — можно напугать людей.

Зверь рычит, поводя шеей; король проверяет другим зрением — а ошейник непрост! В нем заговор на смерть. И убить при случайной встрече нужно его, Мидира, короля волков.

Волк скалится все сильнее. Не от свирепости, направленной на людей или их оружие, неправедную судьбу или испытанную на себе жестокость — волк щерится и мотает лобастой головой, стараясь стряхнуть желание броситься на своего короля. Уважение к пленнику растет — спасти такого подданного стоит любой ценой.

Мидир присаживается перед загнанным зверем на одно колено, протягивает руки, готовясь в любой момент перекинуться и защититься. Волк смиренно склоняет голову — красная пелена сильна, искра разума мигает, как пламя свечи под ветром, но ши сильнее собственного зверя, даже когда он заколдован! Глухо рычит, предостерегая, не давая поверить ему — этот волк сам не доверяет себе.

Тонкая кожа перчаток летит прочь, Мидир кладет руки за уши зверя, жалкое мгновение — ошейник слетит, но что-то останавливает его. Пальцы ши, обретя магическую чувствительность, гладят белый металл, лаская, выспрашивая, требуя — и тот подается.

Ловушка! Столь любимый друидами второй наговор, ловко спрятанный под первым! И потому не столь ощутимый. Но стоит снять ошейник — зверю конец.

Мидир поглаживает шерсть, теребит уши, досадуя: неужели этому волку, его волку, почти спасенному, не уйти от судьбы? Да и есть ли судьба в этом мире?

Сила слов иногда спасает. Снять нельзя. Нельзя распилить, разломать. Но есть слабый шанс… «Терпи, мой волк», — посылает в сознание зверя Мидир. И сжимает пальцы на толстом ошейнике, нагревая его все сильнее. Смягчить боль нет ни времени, ни сил.

Ошейник трещит, рассыпаясь в искры, а заговор — в ничто. Вместо волка напротив короля сидит тощий незнакомый юноша. Ребра торчат заметнее, чем у волка, щеки ввалились, глаза запали, но продолжают гореть гордым желтым огнем. Левая нога повреждена — но кость не сломана; грудь в ранах, а теперь, стараниями Мидира, добавился красный след на месте ошейника.

Сила ши в Верхнем убывает куда быстрее, взять ее неоткуда, но остатков волчьему королю хватает, чтобы унять боль волка, исцелить ожоги — как на шее волка, так и на своих ладонях, пока пелена боли от прожженных до костей рук не заволокла сознание. Ши платят за быстрое восстановление повышенной чувствительностью: благой легко может впасть в сон-жизнь, не в силах вынести телесную или душевную муку. Терять спасенного волка не хочется.

К тому же Мидир не хочет вызывать лишних вопросов или сочувствия Эохайда.

Волчий король сбрасывает плащ и накрывает плечи измотанного юноши:

— Я Мидир, волчий король. Кто ты, как тебя зовут и отчего ты был пойман?

— Король, — голова склоняется ниже, глаза потухают. — Я узнал вас. Я волк, но я все позабыл. Даже имя…

Волчий король шипяще выдыхает: это что должно было произойти с волком, чтобы он забыл собственное имя?! Имя — основа ши!

— Но я помню ту госпожу, которая желала мне унижения, а вам смерти, — глаза опять загораются желтым. — Она друидка, злая, старая, она жаждет крови…

Мидир договаривает сам:

— Боудикка.

***

— Боудикка?! — гневно повторила Этайн.

Она приподнялась, опершись о плечи Мидира.

— Этайн, я не хотел…

— Не может быть!

— Ложь недопустима для мага.

Боудикка настолько не связывалась в его сознании с Этайн, что он не подумал про кровное родство, священное для ши. Но она негодовала по иному поводу:

— Держать волка, вольного зверя, на привязи? Из-за чего? Из-за личной обиды? Что он ей сделал?!

— Не волк, а я. Видишь ли, Боудикка вроде как прокляла меня и Джареда, еще на земле. И, если тебе интересно, я не спал с ней.

Мидир хмыкнул, а Этайн помотала головой.

— Ты, мое сердце, можешь околдовать любую…

— Магией улыбки и голоса. Нет, далеко не каждую.

— Но… — выдохнула Этайн, опустив голову. — Откуда она тебя знает?

— Я спас ее. Случайно, когда убивал тех, кто погубил Мэрвина, моего старшего брата, отца Джареда. Помнишь, я говорил тебе, что хотел помочь? — Этайн кивнула. — Я опоздал. Знаешь, ты вторая женщина, с которой я говорю о Мэрвине!.. Отпустить Боудикку я мог, разве отрезав язык.

— Ты же… — охнула она.

— Вот и Джаред был против, — усмехнулся Мидир. — Пришлось ей немного пожить с нами, пока я не разобрался с… — волчий король запнулся, но все же договорил. — С кровной местью. Боудикка же хотела проникнуть в Нижний любым путем… А когда поняла, что ничего не выйдет, ранила Лейлу, женщину, что нас прятала, и отдала Джареда друидам.

— Но, раз он жив…

— Джареда я вытащил из ловушки. Разворошил их осиное гнездо и немного уменьшил количество низших. Но высшие, Не-сущие-свет, признали вину, пропустили нас в Нижний и пообещали помощь в дальнейшем. Видно, решили, что я и так сдохну от ран.

Мидир осекся… Боль в глазах Этайн была слишком очевидна. Боль и волнение за него.

— Я лишил Боудикку силы, и это огорчило ее больше всего. Она прошипела, что Джаред не сможет защитить своих женщин, как не смог защитить Лейлу. А я так и не смог убедить Джареда, что это только слова ревнивой су… прости. Хочешь узнать, что с Аланом было дальше?

***

Поднятый с колен молодой волк, закутанный в плащ, порывается идти сам, но Мидир придерживает своего подданного за плечи и, подстроившись под хромой шаг, медленно выводит его из круга огня и смерти.

Люди, все, кроме Эохайда, смотрят на спасенного ши злее, чем раньше на волка: тот, обладая разумом, вел себя как зверь, а все равно избежал наказания.

Король людей подзывает к себе старшего стражника, отдает команды, среди которых острый волчий слух улавливает приказ пройти в ближайшую таверну и выпить за счет короны. Повеселевшая стража прячет оружие и уходит, а Эохайд любопытно поворачивается к Мидиру:

— Так это все же твой волк.

— Ещё какой мой! — король удерживает дернувшегося отойти волка и скалится от боли, но договаривает спокойно. — Его зовут Алан, и он мой верный волк.

Эохайд бросает взгляд на руки Мидира, но ничего не говорит, раз тот не нуждается более в его помощи.

***

Мидир притянул к себе Этайн, шепнул уже на ушко:

— Я заплатил виру семьям погибших и покалеченных, а потом сам не понял, как остался с Эохайдом на несколько лет… Алан, у которого так и не нашлась родня, спросил уже здесь, в нашем мире, куда ему теперь. Понятно, мол, с глаз долой, но в темницу или сразу на плаху? — помедлил, вспоминая темно-серые печальные глаза на красивом худом лице.

— И что ты ответил? — встревожилась Этайн.

— Что его жизнь нужна мне. И что лучшего защитника мне не сыскать.

— Мидир, ты чу…

— Чудовище?

— Просто чудо! И если бы… — обвила его руками и ногами Этайн. — И если бы я уже не любила тебя так сильно, то обязательно бы влюбилась сейчас!..

Мидир решил, что бывают такие дни, когда можно и вовсе не вылезать из постели. Тем более, время проходило просто чудесно, хотя непривычно было ему только разговаривать!

Звон прошел по замку, отбивая полночь. Клепсидра считала летящее время, грохотала за окнами гроза…

А в королевской опочивальне темно-рыжим золотом стелились волосы, зеленым колдовским огнем горели глаза, молочно-белая кожа розовела от тепла волка. После единения душ единение тел ощущалось особенно остро, особенно сильно… И когда он прикусил ладонь, сдерживая крик — вспомнив, что так и не восстановил защиту, а потом все же завыл от сладкой выкручивающей муки, а Этайн простонала счастливо: «Мое сердце…» — он опять остался на всю ночь.

Третью из семи.

***

Под утро пришли мысли, гостями незваными и нежеланными.

Этайн словно высветила то, что было очевидным, но незаметным для Мидира. Повышенную чувствительность волков требовалось снижать при общении с людьми, но тогда Мидир, спасая Алана, слишком задумался, а осознал произошедшее лишь сейчас. Он не отшатнулся, когда Эохайд коснулся его руки! Словно Эохайду было можно дотронуться, словно он был где-то за можно-нельзя, положено-не положено, закона и Слова.

За гранью обыденных вещей.

Они не раз помогали друг другу в схватке, не раз буквально выдергивали друг друга из-под вражеского меча, передавали на пиру кубок, на привале — плащ, во время похода — поводья своих коней… Но раньше, Мидир был уверен в этом, каждое такое действие имело практическую цель. Зачем Эохайд не отдал приказ убить зверя? Все было бы понятно, просто и логично. Кроме этого. Словно Эохайд сделал это ради… Ради? Ради самого Мидира? Чтобы поддержать волчьего короля? Бессмертного мага, перед которым трепетал весь Нижний мир?

Нет. Нет и нет.

Мидир договорил ему про волка…

Мидир договаривал ему обо всем, о чем спрашивал человек. Только с Эохайдом он был так откровенен, пусть и не замечал этого по сей день. Мидир сердцем знал то, что понял теперь разумом.

Эохайд поддерживал не волчьего короля и бессмертного мага. Эохайд поддерживал Мидира, своего друга.

Только Эохайд был другом Мидиру. Мидир это понял, лишь потеряв Эохайда.

Он поцеловал затылок женщины, уже давно спящей рядом, погладил ее руку на своей груди. Он никого не обманул по законам ши! Но по человечьим законам… Сердце саднило от гибели волков и потери Грома. Но было и что-то еще.

Что понял Эохайд, потеряв жену, додумывать не хотелось.

Примечания:

*Го лер! — Довольно! (ирл.)

**Лайтбан — белая молния (ирл.)