Время тяжелее печали

Когда не пишу вижу тревожные сны

мужчина на казенной кушетке с длинным шрамом на теплой щеке

глядя перед собой говорит:

я внук венгерского еврея

узкие палеты вдоль Братского шоссе

по ним мы идем одна за другой

грязь чавкает под настилом

неясная боль

зелень сменяется талым снегом

с тоской улыбаюсь во сне

по утрам я плачу

мои слезы холоднее росы

они легче воды

они сохнут быстро

я их выделяю как растение перед рассветом

я помню такие слезы на виске матери по утрам

они высыхали быстро

и оставляли рыхлую бороздку соли

пишу в уме

лежа с открытым ртом в стоматологическом кресле

и боюсь забыть все что приходит на ум

у снов как и стихотворений

есть коварный аспект – когда ты в нем – все кажется важным

по пробуждении помнишь только детали

материалы на ощупь

обрывки фраз

дантистка не взяла с меня денег

я помню странный укол

когда кусочек зуба попал между нёбом и языком

словно во рту родился осколок камня

они говорят: бруксизм

я говорю: нет сил терпеть

и тру друг об друга тупые клыки

на голодный желудок беру маленький фильтр и стреляю у владельца кафе сигарету

дымок его красного Мальборо после моих самокруток

кажется чем-то постыдно безвкусным

легкий дымок

легче утренних слез

чем дольше я сплю – тем меньше пишу стихов

когда я не сплю – запах гнилого лука и морок плодовых мушек занимают мой ум

наступая на мокрые листья по пути домой

я размышляю: плотность времени выше плотности глины

и вспоминаю строчку из Мандельштама:

время срезает меня как монету

стихотворение похоже на осколок кости

оно откололось

неприятно вести языком по свежей щербинке

так и время идет —

я наблюдаю за металлической стрелкой своих черных часов

она медленно двигается над циферблатом

не устает и не помнит

где закончился день

не знает

где начинается утро

так пишется стихотворение

стихотворение не знает времени

время и есть его материал

стихотворение знает тяжелый ход

мне хочется думать:

слышит зубовный скрежет

Мне приснилось стихотворение

Табачный дым долго стоит над головой

ветер полощет травы

еле живые они отражают октябрьский свет

Мне снятся серые сны

сны в тупиках разрушенных многоэтажных домов

здесь в свете забвенья я могу врачевать разрывы

Заслышав начальный слог

срастается бархатный борт пиджака

Есть слова которых вне сна я не помню

помню лишь взгляд и напряжение связок

дальше —

ткань зарастает

Утром я слышу дыханье времени

оно тяжелей антидактиля

Хотя строчка как тяжелые бочки спокойные катятся дни

мне подходит чтобы почувствовать вкус табака

и услышать гудение газонокосилки на школьном дворе

Я вспоминаю пороги квартир

в которых когда-то жила

темные коридоры

запах избитой пыли аптечки кошачьей мочи

В воскресенье машина везет меня

на Затулинку в переулок Южный в Кузьминки

Я смотрю на огни черной Москвы

и не знаю мира который касался моей щеки еще год назад

Вспоминаю пороги и прикрываю глаза

Возможно дело не в том что память крадет у меня настоящее

в том что 225 миллиграмм венлафаксина в сочетании с лагером

дарит чувство безвременья

Я сплю подолгу

и открывая глаза

отпускаю с пологой горы деревянную бочку

смотрю как медленно с глухим скрежетом она катится вниз

Труд Сизифа теперь мне кажется жалким

Что тебе когда ты ежедневно поднимаешь на гору камень

Твои мышцы раскалены напряжением

А на вершине ты можешь почувствовать кратко

что справляешься с весом

Но когда каждое утро с одной и той же горы

наблюдаешь за временем охолостелым

То понимаешь – труды слов твоих тщетны

*

Прошлой зимой я смотрела дельфину в глаза

он лежал на галечном пляже и сиял как мокрая шина

Загрузка...