Три недели спустя
Паша
– Чёртова шайтан-машина! Какого хрена ты не включаешься? Я же статью на флешку не скинул! Не вздумай, сука, сдохнуть!
Прыгаю вокруг ноутбука уже второй час. Ничего не могу сделать. Каждый раз, когда я пытаюсь его включить, бегут какие-то буковки и циферки, а потом просто чёрный экран, символизирующий преждевременную кончину моего ноута.
Ну и что мне теперь делать? Сижу, думаю. В мастерскую надо идти. Хотя… Я же теперь работаю с самими крутыми программистами. Ну, они так говорят… Их там одиннадцать человек, не считая заведующего. Ого, значит я тринадцатый? Круто, не задумывался. Я даже уже всех их по именам выучил. Может эти сливки программистского общества смогут починить один жалкий старенький ноут? Ну или хотя бы статью спасти? Очень надеюсь.
– Ну что, шайтан-машина, собирайся, завтра к профессионалам тебя понесу.
На следующий день захожу на кафедру.
– Привет, парни!
– Привет, эколог! – почти хором кричат.
Я, кончено, не совсем эколог, но они вряд ли поймут все эти тонкости. Так что пусть будет «эколог».
Говорю им:
– Ребят, у меня тут ноут подыхает. Может поможете? Кто-нибудь? – Достаю своё сокровище.
Ой, чего это они? Как пираньи на него смотрят, руки тянут. Димка первый хватает. Хорошо. Отойду в сторонку, пусть ассы работают.
Чёрт, чего они так галдят? Я половины слов не понимаю. Какой биос, говорите? Какая плата? Какая шина? Вирусы? А, это вы не мне говорите. Ну ладно. Ещё подальше отхожу, чтобы энергетикой программистской не зашибло. К стенке прислоняюсь, стою тихонько.
Открывается дверь. Денис Петрович.
– Чего галдим? – спрашивает сурово наш начальник. – Из коридора вас слышно.
Все оборачиваются к нему. Я отлепляюсь от стенки, говорю:
– Вот, у меня ноутбук не включается. Я подумал, что ребята помогут.
Ребята опять начинают галдеть про шины, биос и вирусы. Денис Петрович подходит к столу, берёт мой ноутбук, говорит программистам «свободны», смотрит на меня своим пронизывающим взглядом, кидает короткое «пошли» и выходит.
Ну да, он мне теперь «ты» говорит. Он всем парням «ты» говорит, ну и почему я должен быть исключением? Три недели работаем уже вместе, вот так незаметно и получилось. А что, я не против.
Иду за ним по коридору.
– Мне, наверное, лучше в мастерскую обратиться, – говорю его спине.
Он оборачивается на ходу:
– Расслабься, эколог. Разберёмся.
Заходим в его кабинет. Он с моим ноутом садиться за стол.
– Дай мышку. Вон там, в тумбочке. – Кивает на тумбочку возле шкафа. – Не люблю тачпады.
Ищу мышку.
– Знаешь в чём твоя ошибка, эколог?
Смотрю на него вопросительно.
– Ты их всех сразу попросил. Они все супергерои, но у каждого своё представление о прекрасном и свой подход. Все их подходы и представления, соединяясь вместе, порождают хаос, который несёт разрушение.
– А?
Это он о чём? Открываю рот как дебил.
– Короче, – смотрит он снисходительно, – если бы ты попросил кого-то из них, но одного, причём любого, твой ноут вернули бы к жизни. А так ты только свалку устроил. Я думаю, они ещё нескоро успокоятся.
Денис Петрович улыбается. А я… Ну а что я? Опять таю от его улыбки. Завораживает меня его улыбка. Блин, он так редко улыбается, что для меня это просто праздник.
Денис Петрович включает мой ноут, смотрит на экран с умным видом. Чего-то нажимает, опять смотрит.
Говорит:
– Батарейка села.
– Я заряжал, – блею я.
Ну да, блею. Я вообще, когда чего-то не понимаю, не чувствую себя уверенно.
– На материнской плате батарейка села, – объясняет он спокойно.
Он, наверное, и студентам своим так же объясняет, почему-то думаю я.
Спрашиваю:
– Что теперь делать?
– Не поверишь, эколог! Менять!
– Эээ… Как?
– Ну… – тянет он с умным видом, – разные есть способы.
И вдруг начинает смеяться:
– Эколог, какой ты смешной. Видел бы ты своё лицо! Как будто я тебе про операцию на сердце рассказываю! Давай отвёртки! Там же, где мышку брал.
А я смотрю на его лицо и не понимаю, что он говорит. Когда он засмеялся, я пропал. Совсем. Ничего не вижу, кроме его смеющихся глаз. А, ну ещё улыбку. И губы. Интересно, какие они на ощупь, эти губы? А на вкус? А Денис Петрович уже не смеётся, тоже на меня смотрит. Прямо в глаза, прямо в душу. Секунда. Две. Три… Не могу отвернуться.
– Эй, эколог, алё. – Слышу, как в тумане, его голос чуть с хрипотцой. – Отвёртки, говорю, неси. Там, где мышку брал.
Я прихожу в себя, достаю набор отвёрток и передаю ему. Мой ноутбук безжалостно переворачивают и заведующий приступает к вскрытию. Я всё также стою возле тумбочки и вытянув шею пытаюсь разглядеть, что там с моим сокровищем происходит.
– Иди сюда, эколог, я не кусаюсь. Садись рядом и посмотри на работу мастера.
Оттенок бравады в голосе Дениса Петровича? Хм, звучит сексуально. Блин, не правильный поворот мыслей. Подхожу, придвигаю стул и сажусь рядом.
– А информация сохранится? – спрашиваю я несмело, вспомнив про свою многострадальную статью.
– Угу. Не переживай, – говорит заведующий, не отрываясь от выкручивания винтиков. А потом добавляет: – Слушай, эколог, я всё тебя спросить хотел, ты чего в наш вуз пришел? Чем твой старый тебе не угодил?
– Ну, тут всё просто. У вас здесь зарплата выше и ездить ближе, да и… так…
– Что так?
– Да нет, ничего. Просто.
Заведующий ничего больше не говорит. Я тоже. Ну а что? Не буду же я ему рассказывать, как Егор весной припёрся ко мне на работу отношения выяснять, устроил сцену ревности возле проходной, которую видели и студенты, и коллеги, и вообще все, кому не лень. Я не знаю, поползли тогда слухи или нет, до меня они не доходили. Но я решил, что это как раз тот момент, когда стоит решиться на переход в другой вуз, в который я давно уже, кстати, хотел перейти.
Денис Петрович достаёт пепельницу. Курить, что ли будет? Не положено вроде в кабинете. А, нет, он в неё винтики складывает, от моего ноута. Прикольно. Наклоняюсь ближе к ноуту, чтобы лучше видеть процесс, и случайно задеваю коленкой бедро заведующего.
– Чёрт! – Он роняет винтик на стол.
– Извините, – тихо говорю я.
Он замирает, но не смотрит на меня, и ногу не убирает. И я не убираю. Не могу убрать. Я чувствую своей коленкой тепло от его ноги, я не готов с этим теплом расстаться, оно мне почему-то очень нужно сейчас.
Денис Петрович отмирает, отодвигает ногу, и я чувствую, что моей коленке стало холодно, в том месте, где она соприкасалась с его ногой.
Он находит на столе винтик, кладёт его в пепельницу, достаёт из стола початую пачку маленьких батареек, меняет на моём ноуте севшую и закручивает все винтики обратно. А я сижу и смотрю на его руки. Нравятся мне его руки. Хочу быть на месте моего ноутбука, чтобы эти руки ко мне прикасались.
Последний винтик закручен. Денис Петрович переворачивает мой ноутбук, включает, проверяет – всё работает.
– Ну что, ты рад, эколог?
Я рад? Да мне вообще пофиг сейчас на этот ноут, и на статью, и вообще на всё. Можно я так ещё посижу? Ну хотя бы… вечность.
– Да, спасибо. – Слышу я свой голос.
Встаю, иду к двери. Вспоминаю про ноут. Возвращаюсь, беру его. Смотрю на Дениса Петровича, а он на меня. Секунда. Две. Три… Меня здесь нет. Я где-то там, во вселенной его глаз.
– Смотри, не ломай больше, – говорит он, и я возвращаюсь на землю.
– Постараюсь.
– Ну, если сломаешь, приноси, конечно, – улыбается мне Денис Петрович.
– Спасибо.
Выхожу, закрываю за собой дверь. Стою в коридоре, обнимаю ноутбук и улыбаюсь как дебил. Иду к преподавательской в обнимку с ноутбуком и улыбаюсь как дебил. Захожу в преподавательскую, продолжаю обнимать ноутбук и улыбаюсь как дебил.
– Ну что, починили? – по-моему, Макс спрашивает.
– А?
Это он о чём? Что починили? А, мой ноутбук, точно. Опять возвращаюсь на землю:
– Да, починили. Батарейка села. На материнской плате. – Надо же, какие я слова запомнил. Странно даже, я думал, что я сейчас и имени своего не вспомню.
Поворачиваюсь и вижу пристальный взгляд Эдика. Мне становится не по себе от этого взгляда. Что это он так на меня смотрит?
Быстро прохожу к своему столу и убираю ноут. Смотрю на часы. Блин, пара уже десять минут как идёт! Вообще про неё забыл. Хватаю журнал, распечатки, ключ и иду счастливый на занятия. Почему счастливый? Так мне же зануда-заведующий улыбался. Улыбался и в глаза смотрел. Что мне ещё надо для счастья?
Денис
Чёрт! Я схожу с ума! Этот эколог меня доконает! Смотрит на меня своими глазищами бездонными, я даже дышать забываю. Вообще забываю, где нахожусь. А если это увидит кто? Заведующий кафедрой пялится на своего доцента как дебил, разве что слюни не пускает. А сегодня он сидел так близко, ногой коснулся, я чуть не подпрыгнул. Что ж ты творишь, эколог?! Я же забудусь и изнасилую тебя!
Открывается дверь, заходит Эдик. Да, стучаться – это не для нас. Плюхается на диван. Не видит, что ли, что я и так практически невменяемый? Ну давай брат, чем добьёшь?
– Дэн, что у вас тут было?
Начинается. Всё то он замечает.
– Где? Когда? – включаю я дурачка.
– Не прикидывайся. С экологом.
– Ноут чинили.
– Да ты что? – тянет Эдик ядовито.
– А что?
– Просто чинили и всё? – Получаю ещё порцию яда.
– Нет, не просто.
Эдик таращится на меня весь в ожидании скандальных подробностей.
– Ещё батарейку поменяли, – добавляю я будничным тоном.
– Стебёшься? Зря, – злится на меня брат.
– Эдик, успокойся. Ничего не было. Я просто поменял батарейку и отдал ему ноутбук. Всё. Он ушёл.
– Не врёшь?
– Не вру.
Эдик смотрит на меня очень внимательно. Ну что ты смотришь? Что ты разглядеть во мне хочешь, братишка? Что я влюбился? Ну смотри, смотри на брата-идиота.
Эдик отворачивается – он всё понял.
– Нравится он тебе? Сильно? – Брат смотрит в пол.
– Да, Эдик, нравится. Да, сильно. Ты же сам всё видишь.
– Что делать будешь? Подкатишь к нему?
– Дурак? Конечно, нет. Он натурал, пошлёт меня, я только опозорюсь. – Я встаю и отворачиваюсь к окну. Говорю тихо: – Так буду страдать, молча. Мне не привыкать. Глядишь, перегорит.
Я смотрю в окно, и мы оба молчим. Но я знаю, что сейчас мы думаем об одном и том же человеке. О Ярике. О парне, с которым я был два года вместе и который бросил меня три года назад. О Ярике, которого я любил безумно, практически боготворил. А он ушёл к другому. Ты, братишка, прекрасно помнишь, как я загибался тогда. Как бухал, как путался не пойми с кем, только чтобы заглушить эту боль предательства. Это же ты меня тогда вытаскивал всеми правдами и неправдами из этого дерьма. Ты мозги мне вправлял. Благодаря тебе я такой сейчас. Правильный, строгий, весь в работе. Работа – это хорошо. Она помогла мне вернуться к жизни.
Когда я взялся за ум, мне почти сразу дали эту кафедру. Я погрузился в неё полностью, чтобы не думать, чтобы отвлечься, чтобы забыть. И забыл, и отвлёкся, и не думаю. Одиноко только мне очень, братишка. Знаешь, как одиноко? А пустить кого-то в свою жизнь страшно. Поверить кому-то боюсь. Боюсь, что опять предадут, что опять бросят. Конечно я не жил монахом всё это время. У моего организма есть определённые потребности, и иногда я пускал кого-то в свою постель. Но я никого не пускал в своё сердце. Я закрыл его наглухо. Запечатал своим страхом. А тут эколог этот со своими глазами-омутами. Я посмотрел в них раз, другой, третий, и сам не заметил, как пропал.
Эдик отрывает меня от воспоминаний:
– Дэн, я может не должен тебе сейчас этого говорить, но мне кажется, он не натурал, мне кажется, он такой же как ты.
– Что ты хочешь этим сказать? – Я поворачиваюсь к брату.
Нет, ну я правда же не понимаю о чём он. Не хочет же он сказать, что красавчик-эколог гей? Так не бывает просто, два гея на одной кафедре. Я хорошо учился, я знаю теорию вероятности.
– Ты же меня понял, Дэн, – вздыхает Эдик. – И ещё мне кажется, что ты ему нравишься.
Моё сердце бьётся где-то в горле. В ушах стучит.
– Когда кажется, креститься надо. – Слышу я свой хриплый голос. – С чего ты вообще это взял?
– Он, когда пришёл от тебя со своим ноутом, так улыбался… Как девчонка, которая получила валентинку от того, от кого и мечтать не смела.
– Может тебе просто показалось?
– Нет, не просто. Когда его спросили, починили или нет ноут, он вообще не понял о чём речь. Он реально в облаках витал. – Брат замолкает ненадолго и продолжает: – Слушай, Дэн, может всё-таки уволишь его, пока не вышло чего? Пока не поздно, а?
– Поздно, Эдик, уже поздно. Я не смогу.
– Почему? Ты же сам твердил, что не готов к отношениям, что лучше будешь один, чем потом опять страдать и всё такое.
– Скорее всего никаких отношений и не будет. Даже если он окажется геем, не факт, что он прям так уж и западёт на меня.
– Дай Бог. Если вы тут, с ним… Представляешь какой будет скандал, и чем это закончится?
– Эдик, ну какой скандал? Что ты вечно нагнетаешь?
– Большой скандал, Дэн, большой! Ты представляешь, заведующий кафедрой и доцент в отношениях, и при этом оба мужчины? Да вас двоих тут с говном сожрут!
– Подавятся. А вообще, пусть жрут, мне плевать.
– Плевать?! – Эдик начинает злиться. – Ты что, готов пожертвовать своей должностью и вообще работой ради этого парня? Ты понимаешь, что тебя потом ни в один вуз даже лаборантом не возьмут?
– Значит пойду куда-нибудь программистом работать. Там моя ориентация никого волновать не будет.
Эдик вздыхает, а потом тихо спрашивает:
– Что, у тебя всё так серьёзно?
– Да.
– Я так и подумал. Поэтому и рассказал тебе.
Я молчу. Я думаю о том, может ли эколог оказаться геем. Я не верю. Я очень хочу верить, но не верю. Это просто невозможно.
– Что думаешь делать теперь? – спрашивает Эдик.
– Я не знаю. Надо убедиться.
– И как ты хочешь «убедиться»?
– Не знаю. Не в лоб же его спрашивать: «Эколог, а ты случайно не голубой? По парням не прикалываешься?»
– Было бы забавно! – ржёт Эдик-зараза.
Я задумываюсь. Ну правда, как?
– Я за ним прослежу, – выдаю я гениальную идею.
– Чего? – Эдик смотрит на меня и не понимает. – Это как?
– Очень просто. Как в кино.
– В каком кино? – Брат явно офигевает от моей затеи.
– Да в любом. Везде кто-то за кем-то следит. И я прослежу.
– Ты дебил, Дэн? Как ты собрался за ним следить? Да и что ты хочешь увидеть? Ну идёт он с парнем, или с девчонкой, это же не значит, что они трахаются. А может он, как и ты, один и одинок на данном жизненном этапе?
– То, что трахаются, не значит. Но может он её или его за руку возьмёт, поцелует, посмотрит как-то особенно, или ещё чего-нибудь. Я сразу пойму.
– Удачи, Шерлок!
Эдик смотрит на меня как на больного и уходит.
Я бросаюсь к компьютеру, нахожу конкурсные документы эколога. Вот адрес! Распечатываю. Так. Не буду откладывать в долгий ящик. Сегодня же поеду. Скорее всего, Эдик прав, и я ничего не увижу, я просто потрачу время на эту дурацкую затею и ничего не выясню.
Потрачу время… Мне вдруг становится так грустно. Вечера, выходные… На что я их трачу? Я один. Я уже так давно один. Да, у меня есть друзья, и я общаюсь с братом, с его женой и с их детьми – двумя моими племянниками. Но я всё равно при этом один.
Я один с тех пор, как научился жить без Ярика. С тех пор, как смог наконец его забыть. Но, когда я перестал страдать от его измены, я начал страдать от одиночества. Да, мне уже не было больно, но мне стало одиноко. Тем не менее ни каких новых отношениях я не допускал, я боялся очередного предательства. Я боялся опять влюбиться. Я боялся, что опять придётся страдать. Страданиям я предпочёл одиночество. С тех пор я один и я одинок.
Когда я учил английский язык, нам объясняли разницу между «alone» и «single». «Single» – это когда у тебя нет партнёра, но ты об этом и не паришься, тебе и одному сейчас хорошо, ты понимаешь, что партнёр рано или поздно будет, а если не будет, то и не надо, ты и так довольная самодостаточная личность. А «alone» – это когда ты не просто один, а одинок, когда тебе реально плохо одному, когда ты страдаешь от этого одиночества.
Так вот, я уже очень давно «alone». Поэтому я с удовольствием потрачу свои бесконечные одинокие вечера и выходные на слежку за экологом. Даже если это не даст ровным счётом ничего, уверен – я не пожалею.
Убираю листок с адресом в карман и возвращаюсь к работе.