О фонологических последствиях звуковых замен при взаимодействии диалектов

1

Подстрочные индексы 1, 2 перед знаками фонем и звуков указывают на их принадлежность соответственно первичной или вторичной системам.

2

О понятии диасистемы как суперсистемы, которая может быть сконструирована в качестве средства изучения переходных во времени и в пространстве диалектных образований, см.: U. Weinreich. On the description of phonic interference. «Word», 1957, v. 13, №1. См. также: T. M. Судник, С. M. Шуp. Диалектология и структурная типология. «Исследования по структурной типологии». М., 1963, стр. 219—223. — Ср. также понятие макросистемы, предложенное Р. И. Аванесовым в статье «Описательная диалектология и история языка» (см. сб.: «Славянское языкознание». М., 1963, стр. 297). О принципах и методах конструирования диасистем (применительно к лексико-семантическому уровню языка) см.: Н. И. Толстой. Из опытов типологии славянского словарного состава. — ВЯ, 1963, №1, стр. 31—39.

3

О статуте этих говоров как говоров с развивающейся переходностью от среднебелорусских к южнорусским см.: А. Б. Пеньковский. Фонетика говоров Западной Брянщины. Автореф. канд. дисс. М., 1967.

4

Противопоставление фонем /Ч/ и /Ц/ может осуществляться не только по признаку «шипящесть» — «свистящесть» («нёбность» — «зубность» и т. п.), но и по признаку «мягкость» — «твердость» (см. об этом.: Л. Л. Касаткин. Прогрессивное ассимилятивное смягчение задненёбных согласных в русских говорах. М., 1968, стр. 98). Именно так, по предположению Л. Л. Касаткина, и обстояло дело в тех ю.‑р. говорах, которые в определенный период их истории пережили названное ассимилятивное изменение не только в положении после «нормальных» парных мягких согласных, но и после [чʼ] (указ. соч., стр. 99). Однако западные ю.‑р. говоры вторичной формации, и в их составе говоры Восточной Брянщины, ассимилятивного смягчения задненёбных никогда не знали, и на них это предположение не распространяется. Ср. также точку зрения А. И. Подлужного, в соответствии с которой звуки [ч] и [ц] в белорусском языке воплощают фонемы /ћ/ и /ћʼ/, противопоставленные по «твердости» — «мягкости» (см.: А. І. Падлужны. Фаналагічная сістэма беларускай літаратурнай мовы. Мінск, 1969, стр. 57—66).

5

А. В. Пеньковский. Ассимилятивные изменения согласных по твердости-мягкости в говорах Западной Брянщины. «Уч. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена», 1958, т. 173, стр. 240—249.

6

Аналогичный процесс замены твердого [ч] мягким [чʼ] в более раннее время осуществлялся, как можно предполагать, и в некоторых других говорах, территориально и структурно близких к говорам Западной Брянщины, — смоленских, калужских, восточнобрянских, западноорловских, которые пережили ю.‑р. влияние и развили многие ю.‑р. особенности значительно раньше и в большей мере, чем западнобрянские; см.: Н. Н. Дурново. Диалектологические разыскания в области великорусских говоров, ч. I, вып. 2. М., 1917, стр. 29—30; В. Г. Орлова. История аффрикат в русском языке в связи с образованием русских народных говоров. М., 1959, стр. 172—173.

7

Ср.: Р. И. Аванесов. Указ. соч., стр. 297—298.

8

О вариантных рядах как показателях и полях живого актуального развития в динамической синхронии, о их типах и закономерностях протекающих в них изменений см: А. Б. Пеньковский. Об изучении процессов развития в живой диалектной речи. «Тезисы докладов на X диалектологическом совещании». М., 1965, стр. 16—21. — В применении к единицам синтаксического уровня сходный подход предложен Н. Ю. Шведовой («Активные процессы в современном русском синтаксисе». М., 1966). Ср. также. Л. И. Баранникова. О вариантных единицах диалектных систем. «Тезисы докладов на совещании по Общеславянскому лингвистическому атласу». М., 1969, стр. 101—104.

9

Ср.: С. К. Шаумян. Проблема фонемы. — Изв. ОЛЯ, 1952, т. XI, вып. 4, стр. 341.

10

Ср. связанные с этим резкие возражения против устранения из фонологии избыточных признаков (А. Мартине. Принцип экономии в фонетических изменениях. М., 1960, стр. 105).

11

В некоторых укр. и блр. говорах известно смягченное д͡жʼ, но лишь в положении перед і < ѣ, перед которым все твердые согласные «приобретают более или менее ясную мягкость», см.: Н. Т. Вайтовіч. Да характарыстыкі сучасных беларускіх гаворак. «Уч. зап. Минского гос. пед. ин‑та», 1956, вып. VI, стр. 217.

12

А. Б. Пеньковский. Фонетика говоров Западной Брянщины, ч. II (канд. дисс.). Владимир, 1966, стр. 53.

13

Современная граница распространения фонемы /Д͡Ж/ почти совпадает со старой административной границей Черниговской губ., а в нижнем ее отрезке буквально накладывается на границу между быв. Стародубским и Трубчевским уездами, противопоставляя территорию старой Малороссии прежней Орловщине, говоры брянских «литвинов» и «хохлов» — говорам орловских «москалей».

14

А. А. Шахматов. Очерк древнейшего периода истории русского языка. Пг., 1915, стр. 123—124, 297; Он же. Нариси з історії української мови. Київ, 1924, стр. 73. — Как пережиток дописьменной эпохи рассматривал д͡ж в украинском и белорусском И. Волк-Леванович (см.: И. Волк-Леванович. Еще раз о ляшских чертах в белорусской фонетике». «Slavia», 1930, R. IX, z. 3). Сходное понимание находим и у других авторов: Ю. Ф. Мацкевич. Марфалогія дзеяслова у беларускай мове. Минск, 1959, стр. 49; Л. Э. Калнынь. — ВЯ, 1962, №4, стр. 137; Л. Л. Касаткин. Прогрессивное ассимилятивное смягчение задненёбных согласных в русских говорах, стр. 91—92.

Иную точку зрения представляет работа Л. П. Якубинского («История древнерусского языка». М., 1953, стр. 137), рассматривавшего д͡ж уже в древнерусских диалектах как явление вторичное, возникшее на месте ж под влиянием других форм тех же слов со звуком д.

Иные авторы колеблются между двумя названными позициями, см., например, Н. Н. Дурново. Введение в историю русского языка. Brno, 1927, стр. 235—236 и Л. А. Булаховский. Питання походження української мови. Київ, 1956, стр. 162.

Подробный анализ всех высказываний и взглядов на происхождение аффрикаты д͡ж в украинском и белорусском был в свое время проделан Г. А. Ильинским. Согласно выдвинутой им теории, аффриката д͡ж возникла как результат своеобразной контаминации вост.-слав. ж и зап.-слав. (польск.) д͡з в соответствующих формах. Украинские и белорусские крестьяне, подражая речи польских панов, произносили д͡ж, в котором смычный элемент воспроизводил соответствующую особенность польской аффрикаты, а фрикативный оставался восточнославянским (Г. А. Ильинский. К вопросу о происхождении украинского звука д͡ж (1930‑е годы, 20 л.). Архив АН СССР, ф. 752, оп. 3, №16; оп. I, №230).

15

П. А. Расторгуев. Северско-белорусский говор. Л., 1927, стр. 54.

16

М. В. Ушаков. Описание говора местечка Мглина Гомельской губ. и его окрестностей. «Труды постоянной комиссии по русскому языку», вып. 9. Л., 1927, стр. 145.

17

П. А. Расторгуев. Указ. соч., стр. 54.

18

Ср. указание А. Мартине о том, что изменение какого-либо признака данной фонемы должно затронуть тот же признак и у всех остальных фонем той же серии или того же ряда (А. Мартине. Принцип экономии в фонетических изменениях. М., 1960, стр. 106—107). В данном случае, однако, выравниванию подвергается недифференциальный, интегральный признак. В связи с этим стоит вспомнить замечание Вяч. Вс. Иванова, что в ряде случаев классификация фонем на основании чисто артикуляторных признаков может быть более объясняющей, чем классификация по фонологическим признакам Р. Якобсона, и предлагаемое им возвращение к понятию артикуляционной базы в связи с пониманием, например, фонемы /р/ «как фонемы, тесно связанной с другими переднеязычными» (см.: Вяч. Вс. Иванов. Теория фонологических различительных признаков. «Новое в лингвистике», т. II. М., 1962, стр. 165).

19

Если это предположение справедливо, то оно могло бы пролить свет на загадочную мягкость шипящих в некоторых западных ю.‑в.‑р. говорах, территориально и структурно близких к говорам Западной Брянщины: не являющаяся архаической (ср. обнаруживаемые здесь, как об этом говорилось выше, на стр. 108, признаки былой твердости аффрикаты [ч]), спорадическая мягкость или полумягкость шипящих [ш, ж] в жиздринских, калужских, мосальских говорах могла бы объясняться как результат вторичного смягчения аффрикаты [ч], пережитого этими говорами в прошлом. Ср. замечание О. Брока по поводу качества шипящих в мосальских говорах: «š и ž этого говора не особенно тверды; не удивительно поэтому, если наблюдатель иногда колеблется, говорят ли š, ž или š́, ž́» (О. Брок. Говоры к западу от Мосальска. Пг., 1916, стр. 100). См. также: А. А. Никольский. Говоры Калужской области. «Уч. зап. Калужского гос. пед. ин‑та», 1950, вып. 1, стр. 135; Н. Н. Дурново. Диалектологическая карта Калужской губернии. СПб., 1903, стр. 5, 8, 9, 16—17, 19—20; А. А. Шахматов. Звуковые особенности ельнинских и мосальских говоров. Варшава, 1903, стр. 20.

20

А. В. Пеньковский. Об одном ассимилятивном изменении шипящих согласных в говорах Западной Брянщины. «Уч. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена», 1959, т. 202.

21

О понятии периферийности фонем см.: А. Б. Пеньковский. Фонетика говоров Западной Брянщины, ч. II, стр. 3; см. об этом также: «Travaux linguistiques de Prague», 2. Les problèmes du centre et de la périphérie du système de la langue. Prague, 1966.

22

М. И. Стеблин-Каменский. Очерки по диахронической фонологии скандинавских языков. Л., 1966, стр. 10.

23

Подробнее см.: А. Б. Пеньковский. Фонетика говоров Западной Брянщины, ч. II, стр. 104—123; А. М. Кузнецова. Некоторые вопросы фонетической характеристики явления твердости — мягкости согласных в русских говорах. «Экспериментально-фонетическое изучение русских говоров». М., 1969.

24

А. Б. Пеньковский. Фонетика говоров Западной Брянщины, ч. II, стр. 30—33.

25

А. Б. Пеньковский. Фонетика говоров Западной Брянщины, стр. 58—61.

26

Ср.: Л. І. Прокопова. Приголосні фонеми сучасної української літературної мови. Київ, 1958, стр. 30.

27

Понятно, что в современных условиях диалектного развития, при все более усиливающемся регулирующем воздействии литературного языка, тенденция к слиянию ₁/Д͡Ж/ и ₁/дʼ/, как рассмотренная ранее тенденция к смягчению твердых шипящих [ш] и [ж], также обусловленная смягчением аффрикаты [ч], не имеет возможности сколько-нибудь широкого развития. Она может проявить себя либо в специфически диалектной лексике, не имеющей надежных литературных соответствий (ср., например, западнобрянские образования на ‑нджа типа хроман/дж/а, слепан/дж/а и т. п. и восточнобрянские их соответствия на ‑идя типа хроман/дʼ/а, слепан/дʼ/а), либо в тех грамматических формах, где рассматриваемое фонетическое развитие открывает простор морфологической аналогии и получает поддержку со стороны морфонологии. Таковы, например, формы 1‑го лица ед. ч. настоящего времени глаголов 2‑го спряжения (типа хо/дʼ/у́, гля/дʼ/ю́ и т. п.), формы деепричастий на ‑омшы (типа хо/дʼ/о́мшы, проце/дʼ/о́мшы и т. п.), формы сравнительной степени (типа моло/дʼ/е́й, жи/дʼ/е́й) и нек. др.