О Марсе и чайных чашках

Потом они сели во внедорожник и поехали обратно, и все было совершенно как на пути туда, только саднило под бинтом перевязанное запястье. Джон мысленно сделал себе пометку, что нужно обязательно зайти в травмпункт, сдать анализы на красную лихорадку.

Ну и еще молчание в машине было не холодным и отчужденным, а вполне свойским. Усталым только.

— Так что, — проговорил Джон, когда они отъехали от Пещеры шепотов на несколько миль, — ты все-таки в этот раз ошибся?

— Не понимаю, о чем ты, — равнодушно проговорил Шерлок.

Но теперь Джона этим тоном было не обмануть. Теперь Джон взялся бы расшифровать каждое слово, каждую интонацию Шерлока, промаркировать, объяснить и положить в архив. И ему почти неловко было перед самим собой, насколько счастливым его делала эта возможность. Почти как если он много лет любил без взаимности, а потом выяснил бы, что его пассия просто стеснялась… ладно, к черту «почти». Каким-то образом эта дружба, эта связь с Шерлоком казалась полнее и сильнее любовной. Заколдовал он его, что ли?..

— Я о том, — ровно проговорил Джон, — что ты хотел доказать, что Картер убил из человеческих побуждений, и что натуру не переделаешь. И что в итоге? Пещера признала, что он не виновен. Что он убил своего друга… собрата, или как там, не из ревности и не из-за денег, что он правда соблюдал законы чести…

— Пещера? — Шерлок приподнял бровь, губы его сардонически изогнулись.

— Ну ладно, не пещера, а мы, свидетели, или как это назвать… Кто там вердикт выносил, я так и не понял.

Шерлок то ли фыркнул, то ли хрюкнул — не самый приятный его смешок, но Джона и такой сейчас умилял.

— Он сам и выносил вердикт, Джон. Пещера — точнее, жилы андероксита и подходящая компания — просто позволяют заглянуть внутрь себя. Поэтому нужен обвинитель или Вопрошающий, как его называют марсиане. Обвинения самого себя редко у кого бывают достаточно искренними.

— И?

— «И» ничего. Пещера рассчитана на марсиан, не забывай. У них конфликт совести гораздо мощней, чем у людей, и врать себе они не умеют — на этом строится вся их литература, спроси любого специалиста. Что такое «послание звездам» при ритуальном убийстве, как не уведомление о своих мотивах? И оно не подлежит сомнению, никогда. Марсиане не лгут другим, Джон, все это знают, но мало кто задумывается, что в первую очередь они не способны лгать себе. Homo sapiens этот фокус дается легче.

— То есть ты хочешь сказать… — медленно проговорил Джон.

— Этот опыт ровным счетом ничего не доказал, — отчеканил Шерлок. — Я с самого начала знал, что так и будет… точнее, вероятность именно такого исхода была выше всего. Картер не мог стать внутренне марсианином, и точно так же пещера никак не могла выявить его истинные мотивы.

— Но ведь мог и…

— О, Джон! Ты правда веришь, что кто-то может убить своего супруга в такой ситуации не из ревности?

— Супруга?! — Джон чуть не задохнулся в третий раз за последние пару часов. — Они что…

— Бог ты мой, да нет же! У марсиан нет семей, — Шерлок покосился на него с трудно различимым выражением на грани иронии и сарказма. — Ты же в курсе, как они размножаются. То, что мы называем «дружбой» или «духовным братством» между двумя взрослыми марсианами — это, грубо говоря, брак в нашем понимании. Он был его мужем, Джон. Или женой, если тебе так проще.

— Да мне, в общем, все равно… — машинально отозвался Джон. — То есть не в этом смысле. То есть и в этом смысле, но не так. Короче… — тут Джона посетила еще одна мысль, совершенно безумная. — Эй! Ты что, хочешь сказать, что после того, что произошло в пещере, мы женаты?!

— Если мы дадим объявление в Таймс, Майкрофт и мамочка будут счастливы, — усмехнулся Шерлок.

— Да, и учитывая слухи, никто не удивится… — вздохнул Джон. — Нет, ну правда. Если ты не хотел доказать виновность Картера, зачем ты вытащил нас на Марс? Ради чего? Чтобы удовлетворить твое ненасытное любопытство?

— Я правда никогда не бывал на Марсе, — проговорил Шерлок с неожиданной мягкостью. — А задавать вопросы, ответ на которые уже знаешь, тебе не идет.

Джон закрыл глаза.

Шерлоку тоже было тяжело. Очень тяжело. А сказать прямо, попросить прощения или потребовать извинений у Джона, возмутиться, наорать в конце концов, он не мог. Никак. Одна мысль об этом вызывала у него отвращение, и Джон понимал теперь, почему. Более того, Джон даже начинал проникать в самую суть этого сложного, двойного отношение к своей собственной скромной персоне; и готов был принять его, потому что он тоже к Шерлоку относился не лучше.

У каждого свои недостатки, как говорилось в той старой комедии.

И может быть, Шерлок был все-таки неправ. Может быть, Картер правда стал марсианином, принял чужую психологию и чужую веру. Он ведь так хотел измениться, Джон чувствовал это… Джон тоже хочет измениться. Иногда. А потом просыпается и бежит за Шерлоком.

У Картера и этого Аргха были отношения, не нуждающиеся в стихах. У них с Шерлоком тоже. А теперь благодаря Шерлоку и Пещере они еще и без слов обошлись…

— Спи, пока можешь, — донесся голос Шерлока, словно издалека. — Мое дело закончено, и имей в виду, что я буду претендовать на кровать.

Долгий марсианский день заканчивался.

До взлета «Ареса» оставалось еще часа четыре, аренда гостиничного номера истекла два часа назад, и они, толком не выспавшиеся (Шерлок невыносимо пинался), но относительно бодрые, коротали время в одном из крошечных кафе, притулившихся у внешней стены нижнего яруса космопорта, где всего-то и было, что с пяток столиков и огромное панорамное окно — единственное достоинство забегаловки. Торговали тут лежалыми, не портящимися годами сэндвичами, химическим, еле газированным лимонадом и неизменными брелоками.

И пивом. Даже холодным.

Донце бутылки звякнуло о металлизированный пластик столешницы. Шерлок поднял на Джона отсутствующий взгляд и нахмурился.

— Я знаю, что ты такое не пьешь, — терпеливо пояснил Джон, — но скотча или вина у них тем более не было… по крайней мере, питьевых. Это чертов Марс.

— Спасибо, — Шерлок моргнул, взял бутылку так, словно не знал, что с ней делать — и в следующий момент очень уверенным движением (Джону показалось, что его пальцы буквально исчезли на секунду) свернул крышку и отпил глоток.

— Терпимо, — вынес Шерлок вердикт. Джон взглянул на него удивленно. — Что? Я понимаю, есть люди, которые считают, что я за тридцать пять лет ни разу не занимался сексом, но думать, что я ни разу не выпил пива… — он сделал многозначительную паузу, давая Джону прочувствовать весь идиотизм человеческой популяции.

Джон не проникся; пожав плечами, он опустился на пластиковый стул рядом.

Снаружи садилось Солнце — крошечное, меньше, чем Луна, как ее видно с Земли. Бело-желтый диск касался черной ломаной линии гор на горизонте; сгущавшиеся сумерки отливали охристо-розовым, не серым и синим, как на Земле. В этом свете все отбрасывало странные, шоколадно-бежевые тени. Руки Шерлока, лежащие на столешнице рядом с запотевшей темной бутылкой, показались очень загорелыми; Джон никогда их такими не видел.

— Немного похоже на Негев перед песчаной бурей, — заметил Джон, кивнув на окно. — Тоже все такое…

— Абсурд, — вздохнул Шерлок. Отпил еще глоток пива, поморщился. — Мы на другой планете. Все уникальное. Однако тебе обязательно сравнивать с чем-то знакомым и предсказуемо скучным.

— Ты никогда не был в пустыне Негев.

Шерлок дернул уголком рта.

— А этот вид… камни и камни. К ним быстро привыкаешь. Посмотри в это окно лет пять… — Джон не договорил.

Над солнечным диском, уже почти скрывшимся за изломами гор, в желто-кирпичных облаках начала разгораться холодно-голубоватая дымка, огромный конус на полнеба. У основания конуса цвет был ярким, насыщенным, почти кобальтово-синим; дальше свечение истончалось, выцветало, переходя через все оттенки лазурного почти к белизне, где снова смешивалось с густо-коричневым туманом, каким всегда становилось марсианское небо к этому часу.

— Изумительно, — Шерлок бросил на Джона заинтересованный взгляд. — А ты мне об этом не говорил. Мелкодисперсная пыль, не так ли? Отражает свет заходящего солнца в атмосферу.

— Угу, — кивнул Джон. — Типа того. На Земле закаты и восходы алые, на Марсе — голубые. Вроде как симметрия.

— Довольно странно говорить о симметрии применительно к космическим телам, — хмыкнул Шерлок. — На Венере закатов нет вообще.

Джон кивнул и машинально потер левую руку выше локтя. Шерлок нахмурился, на секунду отвел взгляд. Джон дернул плечом, мол, пустяки.

За столько лет уже можно было привыкнуть. Шерлок не умеет извиняться. Джон не любит говорить, что простил.

На Венере ночь наползает долго, много часов: в воздух словно понемногу выливают чернил, а потом вдруг внезапно, за пять-десять минут наваливается глухая темнота. Заката не видно из-за облачного слоя. А жаль: Солнце там крупнее, чем на Земле, было бы красиво.

На Меркурии Солнце, наверное, занимает полнеба, но какой там заход, никто не видел — люди еще там не побывали.

На Амальтее Солнце почти не отличается от прочих звезд, зато необыкновенно красив заход Юпитера, особенно когда Ио и Каллисто выстраиваются за ним, как на параде.

— Ты не жалеешь? — внезапно спросил Шерлок.

— О чем? — Джон уставился на него с удивлением.

— О Внеземелье. Что пришлось его оставить. Ты мог бы вернуться, знаешь ли, — Шерлок говорил с деланным безразличием, которое Джона не обманывало. — Как турист. Или как колонист.

Джон подумал о безумных просторах Солнечной системы; о пустоте между гигантскими вертящимися камнями и сгустками газа; о расстояниях, которые не в силах объять человеческий разум, но так охотно сглаживает сердце. Свет зарождался у Солнца, в центре паутины, и путешествовал к границам освоенного пространства медленно, но верно. Вслед за светом двигалось человечество.

Небесная Игла прошивала небеса Лондона, соединяя столицу бывшей Британской Империи с самыми удаленными уголками пространства. Люди и нелюди приезжали в город ворочать делами, кутить и развлекаться. Поток разворачивался вспять, вселенная сама лезла назад в чайную чашку, забиралась под кожу.

Допустим, история сейчас творится за Большой Орбитой — но начинается она не там. Шерлок это знает лучше всех, потому что он-то в самом эпицентре.

— Скажи, а если бы не было Пещеры шепотов? — спросил Джон, не отвечая на вопрос.

Шерлок сразу понял, что он имеет в виду.

— Вселенная большая, а Лондон еще больше. Что-нибудь бы подвернулось.

— Ну вот тебе и ответ, — хмыкнул Джон.

И пока солнце садилось, они пили пиво в самом дружелюбном молчании, не вспоминая о чае, который остался на Земле.