Фукидид, кн. VI. Та же мысль в кн. V, где афиняне, на стороне которых в то время был перевес силы, обратились к милосцам с такими речами: «Человеческому разуму представляется истинным определять справедливость мерой необходимости с каждой стороны; впрочем, сильнейшими творится все, что в их власти, а более слабые вынуждены терпеть».
У Плутарха Лисандр, обнажая меч, говорит: «Тот, кто владеет этим, тот лучше всего умеет распределять границы земли». У того же автора Цезарь говорит: «Одно время благоприятно мечу, другое – закону». Сенека в книге четвертой «О благодеяниях» (гл. XXXVIII) пишет: «Напрасно, между прочим, во время походов цари щедро раздают дары, так сказать, закрыв глаза; в походе один справедливый человек не в состоянии удовлетворить по соразмерности множество желаний вооруженных людей; невозможно в одно и то же время быть и добрым мужем, и отличным полководцем».
Плутарх следующим образом передает это обращение Помпея к мамертинцам: «Когда же вы прекратите чтение законов нам, препоясанным мечом?» Квинт Курций: «До такой степени война извращает даже естественный порядок и право» (кн. IX).
Златоуст, «На послание апостола Павла к римлянам» (слово XXXI): «Разве мы, люди, от природы не имеем взаимной приязни к людям, когда нечто подобное свойственно даже зверям?» Смотри у него же в главе первой слова на послание к ефесеям, где он учит, что в нас от природы заложены семена добродетели. Марк Аврелий Антонин, император и великий мудрец, полагает: «Давно же достоверно известно, что мы рождены для общежития. Разве не очевидно, что худшее существует ради лучшего, а лучшее – взаимно друг для друга?»
Древняя пословица гласит: «Собака не ест собачьего мяса». Ювенал пишет:
Тигр свирепый живет в мире с хищником тигром.
Звери одной и той же породы щадят друг друга.
Есть великолепное место у Филона в толковании на пятую заповедь, которое, если кому угодно, можно прочесть по-гречески. Я же, ввиду его пространности, здесь передам в переводе: «Люди, берите хотя бы пример с бессловесных животных, которые платят благодарностью за оказанные им благодеяния. Собаки – сторожат жилища и даже готовы поплатиться жизнью, защищая хозяина, если последний внезапно подвергнется какой-нибудь опасности. Говорят, что собаки пастуха бегут впереди стада и готовы сражаться до последнего издыхания, лишь бы хозяин остался невредим. Разве не позорнее всего то, что человек, существо самое кроткое, в чувстве благодарности уступает первенство собаке, самому свирепому животному? Если недостаточно воспользоваться примером земных животных, обратимся к природе птиц, носящихся по воздуху, чтобы хоть у них поучиться чему следует. Аисты в старости, уже неспособные летать, остаются в своих гнездах. А молодые аисты, обязанные им жизнью, так сказать, летают над сушей и морем, добывая повсюду пропитание своим родителям; последние, как приличествует их возрасту, наслаждаются покоем, изобилием и всяческими удовольствиями; молодым же в преодолении трудностей пути утешением служит сознание выполненного долга и надежда на подобное же обращение в старости со стороны своего потомства; они возмещают лишь то, что некогда получили от своих родителей. Нет каких-либо других животных, у которых ни малые птенцы в начале жизни, ни престарелые родители на исходе жизни не могли бы получить пропитание, потому что никто, кроме природы, не научил аистов питать в старости тех, кто их питал в нежном возрасте. Разве, слушая такие рассказы, не должны сгорать со стыда те, которые не заботятся о своих родителях и пренебрегают теми, кого они только и должны поддерживать не в пример прочим, тем более что, поступая таким образом, они лишь воздают то, что они обязаны возместить? Ибо все, чем пользуются дети, сначала принадлежит родителям, которые или уделяют им это непосредственно из своего имущества, или же дают им средства для приобретения». О чрезвычайных заботах голубей о своем потомстве см. Порфирия «О воздержании от мяса животных» (кн. III). О взаимных заботах некоторых морских рыб, носящих название «морской попугай», см. у Кассиодора (XI, 40).
Император Марк Аврелий (кн. IX) говорит: «Человек от природы склонен к благотворительности». И далее, там же: «Легче найти земное тело, свободное от притяжения к земле, нежели человека, отчужденного от человеческого рода». Он же (кн. X): «Существо, наделенное разумом, тем самым склонно к общежитию». Никита Хониат пишет: «Природа ведь внедрила и внушила нам сочувствие к нашим ближним». Сюда же относится сказанное у Августина – «О христианском учении» (кн. III, гл. 14).
Сенека, «О благодеяниях» (кн. IV, гл. XVIII): «Доказательством того, что чувство благодарности есть нечто само по себе желательное и ценное, служит то обстоятельство, что, наоборот, неблагодарность сама по себе есть нечто ненавистное, так как ничто до такой степени не расстраивает и не разрушает человеческое согласие, как этот порок. Разве может наша безопасность зависеть от чего-нибудь иного, как не от обязанности взаимных услуг? Только благодаря взаимности благодеяний жизнь становится благоустроеннее и обеспеченнее от неожиданных нападений. Чем бы мы стали порознь, предоставленные самим себе? Добычей и жертвой диких зверей, кровь наша лилась бы бесславно и беспрепятственно, потому что другие животные наделены достаточными силами для самосохранения. Те из них, которые от природы предназначены к бродячему состоянию и жизни в одиночку, вооружены средствами самозащиты; человек же кругом беззащитен, не имея ни когтей, ни зубов, чтобы внушать другим страх. Природа наделила его двоякими свойствами: одновременно – слабостью по сравнению с другими существами и могуществом, а именно – разумом и общительностью. Так что тот, кто в одиночку не смеет равняться ни с кем, в соединении с другими оказывается могущественнее всех. Общительность дает ему господство над всеми животными. Общение народов, живущих на суше, распространило власть человека в его пользу на царство другой стихии и дало ему господство также над морем. Оно же дает средства борьбы с болезнями, обеспечивает опору старости, дает утешение в скорбях; оно же внушает человеку мужество в превратностях судьбы. С прекращением общения людей исчезает единство человеческого рода, от которого зависит самая жизнь. Общение же прекратится, если только неблагодарность сама по себе перестанет быть чем-то ненавистным и водворится в человеческих взаимоотношениях».
Порфирий, «О воздержании от мяса животных» (кн. III): «Справедливость состоит в том, чтобы воздерживаться от присвоения чужого и не вредить тем, кто сам не причиняет зла другим».
Об этом предмете имеются рассуждения у Амвросия в книге первой – «Об обязанностях».
Оттого-то император Марк Аврелий Антонин (кн. IX) полагает, «что поступающий несправедливо нарушает благочестие».
Слово Златоуста «На послание I к коринфянам»: «Когда я говорю о природе, то разумею Бога, ибо Он – создатель природы» (XI, 3). Хризипп в книге III «О богах»: «Нельзя найти иного начала или источника справедливости, кроме Юпитера и общей природы, ибо она должна иметь свой источник там, поскольку речь идет о добре и зле».
Если только не вернее то, что os получилось из ossum путем отпадения последнего слога, тогда, значит, не менее верно и то, что из iussum [повеление] получилось ius, в родительном падеже – iuris, подобно тому как Papisiis перешло в Papirii. См. Цицерон, «Письма» (кн. IX, письмо XXI).
Гиерокл в комментарии на «Золотые стихи» Пифагора называет отца и мать «земные боги». Филон в толковании на десять заповедей называет их «видимые боги, подобно нерожденному богу, дающие жизнь новому существу». Святой Иероним в послании XCII называет союз родителей и детей вторым союзом после завета с Богом. Платон называет родителей «образом божества» («Законы», кн. XI). Согласно Аристотелю, родителям подобает почет, как богам («Этика Никомаха», кн. IX, гл. II).
К этому месту Акрон или какой-то древний толкователь Горация делает следующее замечание: «Он отвергает предписания стоиков; он хочет показать, что справедливость есть не что-то свойственное самой природе, а нечто порождаемое пользой». Против такого мнения возражает Августин («О христианском учении», кн. III гл. XIV).
Этим же самым сравнением, кстати, пользуется император Марк Аврелий (кн. IX): «Всякое твое действие, не имеющее ближайшего или хотя бы отдаленного отношения к общественному благу, вносит в жизнь расстройство и препятствует единению; оно не менее мятежно, чем тот гражданин, который в народе сеет смуты и раздоры». И в другом месте (кн. XI) он говорит следующее: «Человек, порвавший с другим, тем самым, стало быть, порвал со всем человеческим родом». В самом деле, как говорит тот же Марк Аврелий еще в другом месте, что полезно всему рою пчел, то полезно и отдельной пчеле.
Стих приведен у Плутарха в жизнеописании Солона. Тот же смысл в стихах Овидия «Метаморфозы»:
Силен и правдою он и его защищающим войском.
Златоуст в слове «На послание к ефесеям» (гл. IV): «Но, возразит кто-нибудь, как же могут разбойники жить в мире? Скажи, когда же, спрошу я? Очевидно, когда они поступают не по-разбойничьи; ибо ведь если бы они не соблюдали справедливости даже при дележе добычи и не производили бы дележа поровну, то и они, конечно, вступали бы в раздоры и драки между собой». Приведя заявление Пирра, обещавшего оставить царство в наследство тому из своих сыновей, чей меч окажется острее других, Плутарх замечает, что слово Пирра есть не что иное, как давнишнее изречение Еврипида в «Финикиянках», а именно:
Мечом кровавым делят отчее добро,
и сопровождает все великолепным восклицанием: «До чего противообщественно и зверско стремление к излишнему стяжанию!» Цицерон (письмо XI, 16) говорит: «Ни на что нельзя рассчитывать, как только люди перестанут руководствоваться правом». Полибий (кн. IV) замечает: «Даже шайки разбойников и воров по большей части распадаются оттого, что они в отношениях между собой не соблюдают справедливости, и вообще когда между ними исчезает всякое взаимное доверие».
Плутарх в жизнеописании Агесилая пишет: «Лакедемоняне, полагая, что высшая доблесть состоит в служении благу отечества, не ведают и ведать не хотят иного права, кроме того, которое, по их мнению, может способствовать величию Спарты». О тех же лакедемонянах афиняне у Фукидида (кн. V) говорят следующее: «Что касается их частных взаимоотношений и соблюдения их отечественного права, они поступают весьма добросовестно. Что же касается их отношений к чужестранцам, то можно было бы привести немало примеров на этот счет: только некто выразил кратко существо дела, сказав, что в их глазах достойно лишь то, что им приятно, и справедливо лишь то, что им полезно».
Когда в присутствии Агесилая кто-то назвал персидского царя великим, тот воскликнул: «Чем же он превосходит меня, если не справедливостью?» Это приведено у Плутарха.
Прекрасно сказано у Марка Аврелия Антонина: «Мое государство и родина для меня как Антонина – Рим, как для человека – весь мир». У Порфирия в трактате «О воздержании от мяса животных» (III): «Тот, кто руководствуется указаниями разума, пусть будет непогрешим как по отношению к своим согражданам, так равно к чужестранцам и ко всем людям; чем он разумнее, тем ближе к божеству».
Об этом гласит стих древнего поэта:
Целый остров стонал, угнетенный игом Миноса.
См. об этом Кирилла, «Против императора Юлиана» (кн. VI).
Однажды король Альфонс на вопрос о том, чему он обязан в большей мере – книгам или оружию, ответил, что он извлек из книг познание как военного дела, так и права войны. У Плутарха читаем: «У людей добрых существует также и некое право войны, и не следует простирать жажду победных лавров до того, чтобы лишиться пользы вследствие гнусных и нечестивых деяний».
Отличное изречение Помпея приводится у Аппиана: «Следует полагаться на волю богов и на честное и справедливое рвение в осуществлении целей войны, предпринятой ради сохранения государственного порядка в родной стране». У него же приведены следующие слова Кассия: «На войне самая твердая надежда поддерживается верой в правоту дела». У Иосифа Флавия («Иудейские древности», кн. XV) Ирод, царь иудейский, воодушевляет войска, внушая им, что «на чьей стороне право, той помогает Бог». Много есть на эту тему у Прокопия, как, например, в речи Велисария к войскам во время африканского похода, где, между прочим, говорится: «Одна только храбрость бессильна даровать победу, если ее не поддерживает справедливость»; и еще в другой речи его же, перед сражением близ Карфагена, а также в обращении лонгобардов к герулам, приводимом с некоторыми поправками, внесенными мною в подлинник, говорится: «Мы призываем в свидетели самого Бога, чье всемогущество и даже Его малейшая воля превозмогает всякую человеческую силу; следует надеяться, что Он, ведая намерения той и другой стороны, дарует обеим заслуженный исход в сражении». Исход сражения вскоре подтвердил правильность этих слов. У того же автора Тотила обращается к готам со следующими словами: «Не может быть, говорю вам, быть не может, чтобы те, кто творит насилия и неправду, стяжали себе честь оружием, но каждого на войне постигает та участь, какую он заслужил своей жизнью». Вскоре по взятии Рима Тотила произносит другую речь по тому же предмету. Она приведена у другого историка того времени – Агафия (кн. II): «Неправды и забвения Бога следует всячески избегать, как роковых для дела, в особенности же, когда исход войны в руках самих войск, выстроенных в боевом порядке». О том же самом свидетельствуют, кроме того, блестящие примеры побед и поражений Дария, Ксеркса и афинян в Сицилии. Если угодно, можно также заглянуть в речь Криспина, обращенную к обитателям Аквилен, у Геродиана (кн. VIII). У Фукидида (кн. VII) поражения близ о. Пилоса и в иных местах лакедемоняне сами приписывали своей собственной вине, так как они отвергли предложение передать спор на рассмотрение третейского суда. Но когда афиняне, в свою очередь, после многих бесчестных поступков отказались от передачи спора на разрешение третейского суда, то надежда на больший успех вновь вернулась к лакедемонянам.
Тертуллиан, «О воскресении плоти»: «Меч, обагренный кровью на войне, – лучший человекоубийца».
Следует также добавить Иоанна из Картагены, Рим, 1609.
У того же Еврипида Гермиона обращается к Андромахе со следующими словами:
Не варварским обычаем живут в сем городе,
на что Андромаха отвечает:
Позорное у варваров – не без вины у нас.
Почему же в самом деле не воспользоваться, когда даже император Александр Север постоянно перечитывал сочинения Цицерона «О государстве» и «Об обязанностях»?
Эти слова заимствованы у Лактанция в его «Божественных наставлениях» (кн. VI, гл. IX). Юстин Мученик в «Первой апологии» говорит то же самое: «Нельзя сказать, чтобы учения Платона были совершенно отличны от учения Христа, но они все же не вполне ему соответствуют, так же как и иные учения, например, учения стоиков, равно как мысли, встречающиеся у поэтов и историков. Каждый из них в силу прирожденного людям разума, постигая истину лишь отчасти, высказывал ее в той мере, в какой это было ему доступно». По словам Тертуллиана, «Сенека зачастую с нами заодно»; тот же Тертуллиан не устает твердить, что никто из людей, кроме Христа, не обладал всей полнотой духовных истин. Августин в послании CCII пишет: «Правила нравов, предлагаемые Цицероном и другими философами, преподаются и изучаются во всех церквях, распространяющихся по всему миру». См., что говорит тот же самый Августин по тому же предмету о платониках, которых, за исключением некоторых незначительных отличий, он называет христианами в послании LVI, а также в слове «Об истинной вере» (гл. III) и в «Исповеди» (кн. VII, гл. 9, и кн. VIII, гл. 11).
Подробно об этом распространяется Лактанций («Божественные наставления», кн. VI, гл. гл. XV, XVI и XVII). Также Кассиодор: «Полезно или пагубно возбуждаться не аффектами, но сообразно с ними».
У Агафия (кн. V, в речи Велисария): «Из душевных движений всецело и непосредственно приемлемы те, в коих нечто, согласное с долгом и достойное избрания, отличается чистотой и искренностью. А случается и так, что они устремляются или уклоняются ко злу; этими отнюдь не следует пользоваться при всех обстоятельствах, но лишь поскольку они могут быть полезны. Никто не станет отрицать, что благоразумие есть добро чистое и нетленное. Гнев же, поскольку он воодушевляет к деятельности, заслуживает одобрения; если же он выходит из границ, то его следует всячески избегать, так как он приносит вред».
Такого же мнения держится Кассиан в «Наставлении к изучению Священного Писания».
В настоящем русском переводе цитаты на греческом языке не приводятся. Также опущены тексты на древнееврейском языке. – Прим. переводчика.
Филон, «Об особых законах»: «Неприятелями считаются не только те, кто сражается на море или на суше, но такими должны считаться также те, кто подводит военные машины к портам или к стенам города, даже если они еще не начинают сражения» (II). Сервий в комментарии «На «Энеиду» (кн. I) по поводу следующего стиха:
В войне и бою непревзойден,
говорит: «Война предполагает составление военного плана; бой же состоит в самом действии». Также в комментарии на книгу VIII «Война включает как время, необходимое для приготовления к какому-нибудь неизбежному сражению, так и время самого сражения. Сражением же называется самое столкновение во время войны».
Тот же Сенека (письмо XLVIII) пишет: «Следует усердно и благоговейно блюсти то общество, которое нас всех соединяет со всеми и научает тому, что есть на самом деле некое право, общее человеческому роду». О том же можно прочесть у Златоуста в слове «На Послание I к коринфянам» (XI, 1).
Подобно тому как грамматики различают конструкцию, заключающую согласование, и конструкцию, заключающую подчинение.
О такого рода общении см. у Филона, толкование на текст Ветхого Завета. Нечто подходящее высказал также Плутарх в жизнеописании Нумы.
Оттого римские юристы весьма удачно называют свободу способностью.
Схолиаст [комментатор] Горация пишет, что слово «право» употребляется вместо «права собственности».
Филон замечает по этому поводу: «Серебро, золото и другие драгоценности, бережно хранимые подданными, принадлежат не столько их владельцам, сколько правителям». Плиний в «Панегирике» пишет: «Тот, кому принадлежит имущество всех подданных, имеет столько же, сколько и все подданные». И несколько далее: «Разве Цезарь видит что-нибудь, что не принадлежит ему?» См. также Иоанн Солсберийский, «Поликратикус» (кн. V, гл. 1).
Цицерон, «Об обязанностях» (кн. I): «Если сопоставить и сравнить, кому люди обязаны оказывать наибольшие услуги, вывод может быть такой: во-первых, отечеству и родителям, благодеяниям которых мы обязаны в наибольшей мере; затем непосредственно следуют дети и вся семья, которые взирают на нас и не могут иметь прибежища помимо нас; далее следуют родственники, с которыми мы находимся в добром согласии и с которыми в большинстве случаев мы делим общее достояние. Оттого-то доставление перечисленным лицам средств существования составляет нашу главную обязанность, имеющую преимущество перед всеми прочими. Что же касается жизни и сожительства, добрых советов, разговоров, уговоров, утешений, а иногда и порицаний – все это в основном свойственно дружбе». Ср. с тем, что следует ниже, в кн. II, гл. VII, IX и Х настоящего сочинения. Сенека в трактате «О благодеяниях» (кн. IV, гл. II), где речь идет о завещаниях: «Мы ищем достойнейших, кому бы передать наше имущество». Сюда же относится сказанное у Августина в труде «О христианском учении» (кн. I, гл. XXVIII и XXIX).
Кассиодор называет ее сравнением состояния. Вспомним удачное сражение этой так называемой распределительной справедливости у Гомера:
Лучшему он уделял, что получше, похуже – плохому.
См. у того же Ксенофонта, «Воспитание Кира» (кн. II). Ту же цель преследует закон Моисея: «И бедному не потворствуй в тяжбе его» (Исход, XXIII, 15). По словам Филона, «следует дело решать невзирая на лица».
В этом смысле сказано у Горация:
Страх побуждает права изобресть, чтобы избегнуть насилья.
И в другом месте:
Все права попирает.
На что схолиаст замечает: «Да будет нарушителем законов».
Примером может служить закон Селевка, которым налагалась кара на того, кто вопреки воспрещению врача станет пить вино.
Так у Моисея Маймонида в трактате «Руководитель сомневающихся» (кн. III, гл. XXVI).
Филон в трактате «О свободе каждого добродетельного» пишет: «Непогрешимый закон есть здравый разум, бессмертный, не исходящий ни от того, ни от иного смертного, начертанный не на бездушной бумаге или бездушных колоннах, но нетленной, бессмертной природой начертанный в бессмертном разуме». Тетуллиан в «Венце воина» пишет: «Итак, ты ищешь Закона Божия, тогда как общий закон начертан на естественных таблицах очам всего мира». Марк Аврелий Антонин (кн. II): «Цель живых существ, одаренных разумом, – следовать закону и норме древнейшей гражданской общины и государства». Сюда же относится место из трактата Цицерона «О государстве» (кн. III), приведенное Лактанцием (VI, 8). Превосходно об этом говорит Златоуст в слове «О статуях» (XII и XIII). Не следует также обходить молчанием сказанное у Фомы Аквинского (Secunda Secundae, LVII, 2) и Дунса Скота (III, разд. 37).
Император Юлиан: «Второй же после познания и почитания Бога закон есть сама святая и божественная природа, повелевающая всегда и всюду воздерживаться от чужого добра и не позволяющая посягать на него ни словом, ни делом, ни тайным помышлением». А Цицерон в трактате «Об обязанностях» (кн. III) приводит место из Хризиппа: «Ни для кого не преступно стремиться в жизни к тому, что может служить ему на пользу; похищать же имущество другого есть правонарушение».
Ювенал в сатире XV пишет:
Мы отличны от стада
Бессловесных животных: наделены мы достойным
Познающим умом и способны постичь неземное,
Также в искусствах мудреных способны весьма упражняться
Мы, наделенные смыслом, небес божественным даром.
Звери его лишены, к земле обращенные взором;
Их наделил искони Создатель единого мира
Смертной душой, нас – духом, внушившим взаимное чувство:
Ждать друг от друга услуг и оказывать их обоюдно,
Объединяться рассеянным порознь в народы…
Златоуст в толковании «На Послание к римлянам» пишет: «Никогда не следует отклоняться от правил справедливости и несправедливости, даже если дело идет о животных, лишенных души и чувства».
Примером может служить история Хама (кн. Бытие, X, 22), где за нарушением следует наказание.
Златоуст в слове «О статуях» (XIII) говорит: «Мы предрасположены природой сочувственно негодовать вместе с теми, кто потерпит оскорбление; оттого мы враждебны нарушителям справедливости, даже если сами и не подвергнемся обиде». Схолиаст на сатиру Горация (I, III): «Чувство и душа негодуют одним образом, услышав о совершившемся убийстве человека, другим, – услышав о похищении имущества».
Плиний (кн. VIII, гл. V) приписывает слонам некое чутье справедливости. Он же (кн. X) сообщает об ехидне, которая сама убила своего детеныша за то, что тот погубил сына ее хозяина.
По этому поводу Сенека («О гневе», кн. V, гл. 3) высказывает мысль, что диким зверям не свойственен гнев, но что вместо того им свойственны слепые порывы: «Бессловесные животные чужды человеческих страстей, но им свойственны лишь сходные побуждения». По словам Оригена («Против Цельса»), животным не свойственен порок, но некоторое подобие порочности; по словам перипатетиков, приведенным у Порфирия («О воздержании от мяса животных»): «Лев как бы гневается».
Аристотель в «Этике Никомаха» (кн. X, 2) пишет: «В чем согласны все, то, по-нашему, так и есть, а кто вздумал бы поколебать такую уверенность, тот не в состоянии привести ничего более вероятного». Сенека: «Среди всеобщего разногласия в человеческих суждениях все единодушно согласятся с тобой в том, что людям за их благодеяния следует воздавать благодарность». Квинтилиан: «Согласное мнение ученых я назову обычным оборотом речи, житейским обычаем я назову согласное мнение добрых людей». Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» (кн. XVI) пишет: «Нет такого народа, который в целом соблюдал бы одни и те же обычаи; часто почти каждый город весьма отличается своими обычаями. Самое же право в равной мере годится всем людям, потому что оно полезно как варварам, таи и грекам; действующие же у нас законы в особенности следуют началам справедливости, так что, соблюдая их в точности, мы становимся благосклонны и дружелюбны по отношению ко всем людям. Вот все, чего мы вправе ожидать от законов. И прочие народы не должны отвращаться и чуждаться нас по причине отличия их установлений от наших законов, но главным образом иметь в виду, насколько последние согласованы с добродетелью и честностью. Ибо они необходимы всем народам и одни только сами по себе достаточны для безопасности человеческого общежития». Тертуллиан в «Наставлениях против еретиков» пишет: «То, что одинаково признается многими, есть не ошибка, но предание».
Юстин в «Диалоге с Трифоном»; «За исключением тех, кто одержим злыми духами или под влиянием дурного воспитания, извращенных установлений и несправедливых законов утратил естественные понятия». Филон в книге «О свободе каждого добродетельного»:
«Недаром, стало быть, может показаться странной полная слепота тех, кто не видит даже очевидных свойств вещей». Златоуст в слове «О божественности Христа» дает совет: «Не следует поэтому обращаться к суждениям тех, в чей дух проникла порча».
То же самое утверждает Златоуст в слове «О статуях» (XI). Подробнее распространяется о том же Филон в толковании на десять заповедей: «Самое кроткое живое существо природа в наибольшей степени наделила общительностью и стремлением к общежитию, предназначила к согласию и сообществу, наделив также даром речи, что способствует укрощению умов и приводит ко взаимному единению». Так же в трактате «О бессмертии мира»: «Кротчайшее живое существо есть человек, наделенный от природы даром речи, благодаря чему самые бешеные страсти смиряются как бы по волшебству».
См. Васкес, «Спорные вопросы» (II, LVI, 4).
У Плутарха в жизнеописании Александра Великого.
Такого же мнения держится и Моисей Маймонид, основывая свое мнение на Второзаконии (XXXIII, 4).
Также в разделе Талмуда о синедрионе (гл. XI).
Об этом же гласит Исход (XII, 45). От чужестранца отличается прозелит, то есть обрезанный пришелец, как показывает сопоставление с местом в книге Чисел (XI, 14). О благочестивых необрезанных многое имеется у Маймонида в книге «Об идолопоклонстве» (гл. X, 6). Также в комментарии «На Миснагиот» и во многих иных местах он утверждает, что такие благочестивые чужестранцы будут причастны благам грядущей жизни. Златоуст в толковании «На Послание к римлянам» (гл. II): «Кого здесь апостол именует иудеем и от каких эллинов он его отличает? От живших до пришествия Христа, ибо речь его не доходит до времен благодати». Затем: «Эллины, которых имеет в виду апостол, – не язычники, но имевшие страх Божий люди, следовавшие естественному разуму, которые, кроме обрядов иудейской веры, выполняли все, предписываемое благочестием». И он приводит примеры Мелхиседека. Иова, ниневиян и центуриона Корнилия. И еще ниже он повторяет, «что под эллином следует разуметь не язычника, но человека благочестивого, добродетельного, но свободного от исполнения обрядов закона». Он развивает те же мысли, изъясняя изречение; «С беззаконными я поступил, как если бы я сам был беззаконным». И в слове «О статуях» (XII) тот же Златоуст говорит: «Эллинами здесь он называет не преданных идолослужению, но поклоняющихся единому Богу, однако же таких, которые не связаны обязательством выполнения иудейских обрядов, а именно – соблюдением субботы, обрезания, различных омовений, и тем не менее всегда обнаруживают усердие в изучении закона и благочестии».
См. у Иосифа Флавия в повествовании об истории храма Соломона.
То же мнение высказывает св. Иларий в толковании на Евангелие от Матфея (XII).
Можно также добавить Феодорита.
От них, вероятно, произошли эфиопы, которых Геродот причисляет к обрезанным. Эпифаний же называет их гомеритами.
«По внушению природы», – как говорит Златоуст. Он же продолжает: «Оттого удивительно, что они не имели надобности в законе». И далее: «Вместо закона достаточны совесть и обладание разумом». Тертуллиан в слове «Против иудеев» пишет: «До писаного Закона Моисея, начертанного на каменных таблицах, существовал неписаный закон, который был внушен природой и соблюдался праотцами». Близко к сказанному мнение Исократа: «Кому желательно быть гражданами благоустроенного государства, те не должны наполнять портики писаными законами, но хранить начертанные в душе начала справедливости».
Сам Трифон, отступая от крайнего защищаемого им мнения, так обращается к Юстину: «Если бы ты был верен указаниям божественной философии, то тебе оставалась бы некоторая надежда на лучшую участь».
Юстин в «Диалоге с Трифоном» поясняет; «Ревнитель, присоединившийся к народу через обрезание, равен члену коренного населения».
И потому допускались к участию в пасхальных обрядах.
См. толкование Златоуста «На Послание к римлянам» (в конце гл. VII).
Тертуллиан в слове «О целомудрии»: «Свобода во Христе не наносит ущерба невинности, остается всецело незыблемым закон благочестия, истины, постоянства, чистоты, справедливости, милосердия, благоволения, целомудрия».
Златоуст, «О девстве» (XCIV): «Ныне надлежит явить большую меру добродетели, ибо излита великая благодать духа и обилен источник даров пришествия Христова». Подобные же места имеются в его же словах «О происхождении пороков от небрежения» и «О постах» (III), а также в толковании «На Послание к римлянам» (VI, 14, и VII, 5). Сюда же относится место из Иринея (кн. IV, гл. XXVI). Автор «Свода Священного Писания», имеющегося в собрании творений Афанасия, в толковании на пятую главу Евангелия от Матфея пишет: «Христос здесь усугубляет силу предписаний Закона».
Так же применяют этот закон у христиан Ириней (кн. IV, гл. XXXIV) и Златоуст в толковании «На Послание I к коринфянам» (конец последней главы) и в толковании «На Послание к ефесянам» (II, 10).
Сенека в письме CXXIV пишет: «Подобно тому как вся природа производит свои блага не иначе как в совершенной форме, так и благо человека проявляется не иначе как в совершенстве его разума».
Сенека в письме LXXVI пишет: «В каждом существе наилучшее есть то, к чему оно предназначено от рождения, что составляет его превосходство; что же в таком случае есть наилучшее в человеке? Его разум».
См. также письма CXXI и CXXVIII.
Сатира XV Ювенала:
Увлекают нас силой своей: но не все разрешают.
Что для жизни важнее всего.
У Марциала:
Лбом безрогим бодает, кидается в бой теленок.
Порфирий в трактате «О воздержании от мяса животных» (кн. III) пишет так: «Каждому животному известны как слабейшие, так и сильнейшие его части. За первые оно опасается, последними пользуется, как, например, леопард – зубами, лев – когтями и зубами, лошадь – копытом, бык – рогами». Златоуст в слове «О статуях» (XI) высказывает мысли, совершенно согласные с приведенными в тексте из Галена, а именно – следующие: «Лишенные разума животные, однако же, вооружены от природы, как, например, бык – рогами, вепрь – зубами, лев – когтями. Мне же Бог вооружил не природу моего тела, но дал оружие вне его, тем самым показывая, что человек – существо кроткое и что я должен пользоваться этим Оружием не в любое время. Ибо часто я откладываю копье, иногда же опять берусь за него. Дабы мне быть свободнее и не связанным и не носить его всегда с собой, он сотворил его отдельно от моей природы».
Кассиодор («О душе»): «А так как человеческое тело не вооружено для защиты ни рогами, ни зубами, ни проворными ногами, как прочие животные, то ему даны мощное туловище и сильные руки, чтобы от нападения защищаться рукой и противодействием собственного тела, как своего рода щитом».
Сенека: «Вернейшее средство защиты исходит от того; что всего ближе; каждый предоставлен самому себе».
Квинтилиан: «Прежде всего и во всех отношениях необходима самозащита, ибо по природе наша собственная безопасность важнее гибели противника» (кн. VII, гл. 11).
Верно поэтому сказано о Геркулесе в «Трахинянках» Софокла:
Коли хотел он защищать себя,
Смягчится Зевс к нему за правый бой.
См. также «Закон вестготов» (кн. VI, разд. I, гл. 6).
Таким же образом Сенека толкует о диких животных: «Хотя они неспособны понимать и ценить благодеяния, тем не менее их покоряет постоянство неизменно оказываемых благ». См. все место в трактате «О благодеяниях» (кн. I, гл. III) и сравни с тем, что мы привели из Филона в примечании 5 к пролегоменам настоящего труда.
Автор жизнеописаний знаменитых мужей в жизнеописании Фемистокла пишет следующее: «Он объявил, что по его совету афиняне сделали то, что они могли согласно общему праву народов, а именно они обнесли стенами государственные божества, отечественных богов и домашние пенаты, чтобы тем легче защитить их от нападения врагов».
У Аполлодора читаем: «Закон Радаманта состоит в том, что отмщение за причиненное ранее насилие остается безнаказанным».
Сервий в комментарии на первую книгу «Энеиды» объясняет Luetis, persolvetis: «искупите, оплатите», и говорит: «Эти слова происходят от денежной платы, ибо в древности все взыскания были денежные». А в комментарии на вторую книгу он объясняет expondere – как «отвешивать», и говорит: «Это слово произошло тоже от денежной уплаты, ибо у предков, как известно, взыскания были денежные, а в первобытные времена деньги отвешивались. Впоследствии это слово стало употребляться и применительно к наказанию смертью». В комментарии на шестую книгу по поводу слова «отвешивать»: «Это слово заимствовано от присуждения к уплате денежной пени». Плиний в «Естественной истории» упоминает, что первый смертный приговор был произнесен в Ареопаге (кн. VII, гл. LVI).
Или, скорее, если совершит что-либо подобное, ибо такой смысл слов у Моисея.
Иосиф Флавий: «Я говорю, что руки должны быть чисты от убийства человека; если же кто-нибудь совершит убийство, то понесет и наказание».
К сказанному относится следующее место у Иеронима: «Одни – законы кесаря, другие – законы Христа. Одному учит Папиниан, другому – наш Павел».
Место у Юстина в послании к Зене; тот же смысл встречается у Оригена в сборнике, носящем название «Добротолюбие».
О том, что ненависть к ним [к семи враждебным народам] дозволена законом, сказано у славнейшего Абарбанеля в толковании: на Второзаконие (XXIII, 21).
Нечто относящееся сюда см. в примечаниях к концу первой главы настоящего труда. Особенно превосходно место у Златоуста в слове «О девстве» (гл. XLIV): «Некогда нам не полагалась такая мера добродетели, но и было дозволено требовать возмездия за причиненное насилие и на поношение отвечать поношением, и заботиться: о приумножении денег, и клясться не ложно, и выбивать око за око и питать ненависть к врагам; ибо не было воспрещено ни проводить жизнь в наслаждении, ни гневаться, ни изгонять одну жену и брать другую. Мало того, закон разрешал даже иметь одновременно двух жен; и большое было в те времена снисхождение как в этих, так и в иных делах. А после пришествия Христова жизнь стала гораздо строже». В этой же книге (гл. LXXXIII): «Не одна и та же мера добродетели предъявляется к нам и к ним». Точно так же в слове «О равенстве сына отцу» в томе VI он утверждает, что в Евангелии имеются «как заповеди, так и наставления более высокой степени совершенства».
Сенека в письме LXXIII находит, что неправильно считать людей, беззаветно преданных философии, хулителями властей и царей. «Напротив, – по его словам, – нет более преданных подданных, и не случайно, ибо они никому не обязаны в большей мере, нежели царям, благодаря коим они наслаждаются спокойным досугом». Заслуживает прочтения также то письмо, в котором находится следующее место: «Благодеяния этого мира, необходимые всем, ближе всего касаются тех, кто умеет ими пользоваться».
Если только не предпочесть такое толкование, согласно которому здесь речь идет об окончании христианской жизни.
Эдесса находится в Осроене. Имя Абгара весьма распространено в этой местности. Это видно из древних монет, а также из свидетельств Тацита, Аппиана, фрагментов из Диона, как изданных ранее, так и новооткрытых, и Капитолина.
Что отлично показывает Златоуст в толковании на это место Послания апостола Павла к римлянам.
«Ради этого установлены суды, законы и казни и всевозможные виды наказаний», – говорил Златоуст в слове «К отцу-христианину».
На авторитет этого места ссылается правило Африканского собора: «Против неистовства таких людей мы можем требовать обычной и не отвергаемой Писанием охраны; раз апостол Павел, как указано в подлинных Деяниях апостолов, против шайки злодеев потребовал даже содействия военной силы». Августин также часто ссылается на это место, например в Послании I к Бонифацию. В послании CLIV к Публиколе имеется следующее место: «Если бы эти злодеи попали в руки вооруженного отряда, то Павел не признал бы своей вины в пролитии их крови». Он же в послании CLXIV: «Павел поступил так затем, чтобы получить вооруженную охрану».
Так, и в Деяниях святых апостолов (XXVII, 18): «Потому, что нет во мне никакой вины, достойной смерти». Юстин во «Второй апологии»: «Нам угодно, чтобы вами самими были наказаны те, кто живет не согласно с теми заповедями Евангелия и лишь по имени является христианином».
О всеобщем мире, водворившемся на земле благоволением Римской империи, дает следующее толкование Златоуст в слове «О божественности Христа»: «Было предсказано не только то, что это вероучение будет твердо, недвижно и незыблемо, но и то, что вместе с ним наступит великий мир на всем свете, прекратятся правительства многоличные и единоличные в отдельных государствах и будет надо всеми единая власть и обретет мир большая их часть вопреки прежнему. Ибо ранее ремесленники и ораторы облекались оружием и выступали в поход. После же пришествия Христа обычай этот прекратился, и военные занятия стали достоянием определенного сословия людей». Точно такую же мысль мы находим в евсеевском «О приуготовлении» (кн. I, гл. 10).
Ибо о христианах сказано у Юстина: «Мы не сражаемся против врагов». То же самое о ессеях сказано у Филона в слове «О свободе каждого добродетельного»: «Не встретишь среди них никого, кто изготовлял бы дротик или стрелы, меч или панцирь, или щит, ни одного, кто выделывал бы оружие или сооружал военные машины». Сходно высказывается Златоуст в толковании «На Послание I к коринфянам» (III, 3): «Если бы среди людей господствовала надлежащая любовь, то не было бы смертных приговоров».
Как и у Луки сказано в речи Стефана: «…творящий неправду ближнему своему».
Это место толкуется Киприаном в слове «О терпении» так: «Не истребуй похищенного у тебя». Иреней (кн. IV, гл. XXVII): «Взявшему у тебя рубашку отдай также плащ, чтобы не огорчаться, как бы примирившись с похищением, но чтобы радоваться, как бы даруя добровольно». «И если кто-нибудь пригласит тебя пройти с ним тысячу шагов, пройди с ним еще две другие, дабы не следовать за ним насильно, подобно рабу, но предшествовать ему как свободный». Также и Ливаний, читавший Евангелие, хвалит не спорящих на суде из-за рубашки и плаща в слове «О защите обвиняемых». Иероним в диалоге I «Против Пелагия»: «Евангелие учит: если кто хочет затеять с нами судебное дело и путем жалобы и спора отнять рубашку, то ему следует уступить также и плащ».
Юстин во «Второй апологии»: «Сюда относится сказанное об обязанности быть по отношению ко всем терпеливыми, услужливыми, сдерживать свой гнев».
Юстин в той же «Апологии»: «Об обязанности поделиться нашим имуществом с нуждающимися и не творить что-либо ради славы о нас сказано следующее: “просящему дай”, и так далее». И в другом месте: «Уделим от своего достатка каждому нуждающемуся». Киприан в «Свидетельствах» говорит: «Никому не следует отказывать в милостыне. Кто бы ни просил, следует подавать и не отвергать того, кто желает занять у тебя» (кн. III, I).
Сенека в книге второй «О благодеяниях»: «Я дам нуждающемуся, но поскольку я сам не нуждаюсь». Златоуст на приведенное в тексте место Послания к коринфянам: «Бог требует от каждого сообразно имеющимся средствам, а не поскольку их нет». А для правильного понимания сказанного следует прибавить дальнейшее: «Апостол хвалил за содеянное свыше сил (разумеются фессалоникийцы), но других (то есть жителей Ахайи) он не принуждает делать то же».
См. у Златоуста указанное уже место.
Златоуст, «На Послание к римлянам»: «Эта блестящая победа, так сказать, воздает напавшему щедрее его ожиданий, превосходит пределы его недостойных вожделений мерой нашего собственного терпения» (гл. VII).
Златоуст в слове первом «О статуях» говорит: «Оскорбление наносит удар или не наносит не в силу намерения наносящего, но согласно суждению потерпевших».
«Подставить щеку» – это выражение в том же смысле приведено в комедии Теренция «Братья».
«Прозелит», то есть ревнитель, ставился наравне с евреем; законы же, воспрещавшие причинять вред другому, распространялись также на тех необрезаных пришельцев, о которых речь шла в гл. I, XVI настоящего труда. Так полагают талмудисты.
Тертуллиан, «Против Маркиона» (IV): «Вторую степень достоинства составляют чужеземцы, первую же – ближние». Иероним в диалоге I «Против Пелагия»: «Мне предписано любить врагов и молиться за моих гонителей. Но справедливо ли, если я люблю их как ближних и единокровных; так что нет никакой разницы между соперником и родственником?»
Слова эти принадлежат Сенеке («О милосердии», кн. I, гл. 2). Златоуст в слове «На Послание I к коринфянам» (III, 12 и сл.), говоря о человеческих наказаниях, утверждает: «Не по жестокости, но по благости творят сие люди». Августин: «Подобно тому как иногда милосердие карает, так и жестокость щадит». Императоры Валентиниан, Феодосий и Аркадий в законе третьем «О защитниках государства» в Кодексе Феодосия постановляют: «Необходимо устранить всякое покровительство, которое, благоприятствуя виновным и способствуя преступным, содействует развитию злодеяний». Тотила у Прокопия в «Готском походе» (II): «Я ставлю наравне тех, кто совершает преступление, и тех, кто препятствует наказанию преступников». См. сказанное в кн. II, гл. XXI, II настоящего трактата.
См. по этому предмету Кирилла, «Против Юлиана», кн. V.
Сюда же относятся места в Евангелиях от Матфея (XXI, 44) и от Луки (XIX, 12, 14, 27). Златоуст в толковании «На Послание к римлянам» (гл. XIV), сообщив о бедствиях обитателей Иерусалима, пишет «Христос совершил все это, слушай его собственные пророчества, высказанные им как в притчах иносказательно, так и открыто, и прямо». То же самое в слове втором «Против иудеев».
Златоуст, «На Послание I к коринфянам»: «Умерщвлю ли, искалечу ли? Ибо ведь существует дух суровости, как и дух кротости» (IV, 21). См. также Августина, слово «О нагорной проповеди» (кн. I) и иных авторов, приведенных у Грациана (XXIII, Quaest. VIII).
В Вульгате здесь вместо «отмстители» сказано «защитники». Однако это слово у христиан часто употребляется в смысле «отмщения». У Тертуллиана в слове «О терпении» сказано: «Если мы защищаемся слабо, то обезумеешь; если защищаемся сильнее, то затруднишься. Как же мне быть с отмщением, меру которого я не в силах соблюсти вследствие нетерпения от боли?» Он же в слове «Против Маркиона» (II): «Не ведает разумной меры произвол взаимно наносимых насилий, но каждая сторона стремится к полному обоюдному прекращению насилия, подобно тому как народу, упорствующему и изменившему Богу, казалось слишком продолжительным и даже невероятным дожидаться от Бога отмщения, предсказанного пророком «Мне отмщение, я воздам, – говорит Господь»; между тем совершение насилия сдерживается страхом возмездия и возможность обратного воздаяния служит препятствием для вызывающего образа действия; так что коварная преступность прекращается, поскольку дозволением последующего пресекается предшествующее насилие; если же первое пресечено, то отпадает последующее насилие. Иными словами, легко внушается страх равного возмездия предвкушением того же самого страдания. Нет ничего горше, как терпеть то же, что причинено тобой другим». В слове «О единобрачии» у того же учителя сказано: «Всемирный потоп вызвали иные неправды, наказанные, однако же, единожды, а не семижды семьдесят раз, что заслужили двойные браки». Место из апостола Павла неплохо изъясняет Августин в послании (CLIV): «Оттого-то сказано: не противьтесь злу, дабы не тешиться местью, которая питает душу зрелищем чужого страдания» См. ниже, в кн. II, гл. XX, V и X настоящего труда.
Златоуст к этому месту замечает: «Под плотским оружием разумеется: богатство, слава, власть, красноречие, ловкость, происки, лесть, обман».
Тот же Филон в трактате «О созерцательной жизни» приводит следующий стих Гомера:
Молокоядных, и племя абийцев, мужей справедливых.
А Юстин свидетельствует о скифах: «Они не алчут стяжания золота и серебра в такой степени, как другие народы», и немного далее: «Такое воздержание сообщило также справедливость этим людям, не алчущим чужого добра, ибо, как известно, жажда стяжания богатства встречается там, где им больше пользуются». О скифах же имеется сходное, заслуживающее прочтения место у Григоры (кн. II). Таксила обращается к Александру со следующими словами: «Какая нам с тобой, Александр, надобность воевать и сражаться, когда ты ведь пришел сюда не за тем, чтобы отнять у нас воду или насущное пропитание, ради которых только и стоит сражаться людям, одаренным разумом?» Сюда же относится также следующее изречение Диогена: «Не из тех, кто питается ячневой кашей, выходят воры и зачинщики войн». Порфирий в трактате «О воздержании от мяса животных» (кн. II) пишет: «То, что можно легко приготовить и стоит дешево, всегда способствует благочестию у всех людей».
Может ли повредить, если мы подкрепим многими другими отличными отрывками из древних авторов и не менее выразительными выдержками весьма верное, но в то же время плохо усвоенное людьми изречение? Так, например, Афиней, философ, у Диогена Лаэртского восклицает:
Вы проливаете в бедствиях пот; без конца увлекает
В схватки и войны стремглав некая страстная сила.
Фабиан Папирий так рассуждает в «Спорных вопросах» у Сенеки-отца: «Вот выстроенные в боевом порядке войска, где нередко сограждане и даже кровные родственники готовы сразиться между собой, и холмы со всех сторон покрываются всадниками, а затем вся местность устилается искалеченными телами, множеством распростертых трупов или наполняется грабителями мертвецов. Спрашивается, какая же причина внушает человеку неистовство совершать злодеяния против человека? Ведь даже дикие звери не ведут между собою войн; но если бы даже они их вели, то все равно войны не приличествовали бы людям, этому мирному и столь близкому к Богам роду живых существ. К чему же столь великая ненависть влечет вас, когда вы образуете единое племя, в ваших жилах течет общая кровь; или какое безумие побуждает вас проливать взаимно кровь? Что может накликать такое бедствие на человеческий род и его участь? Неужели столько убийств творятся ради установленных кубками пиршественных столов и блеска золоченых потолков? Должно, стало быть, существовать нечто великое и прекрасное, ради чего стоит предпочесть оплаченный такою ценой обильно уставленный стол и роскошное убранство – созерцанию солнечного света и сохранению невинности. Или разве необходимо порабощение всего света ради того лишь, чтобы не было ни в чем недостатка желудку и прочим плотским вожделениям? Для чего же грабятся эти богатства, как не для того, чтобы оставить их затем детям». У Филона в толковании на десять заповедей сказано: «Жажда денег, женщин, славы или, наконец, жажда чего-либо другого, что дает удовольствие, и тому подобное разве являлись причиной только маловажных, незначительных и ничтожных зол? Не они ли разлучают кровных родственников, так как естественное доброжелательство между ними превращается в непримиримую ненависть? Разве обширные и густо населенные области вследствие раздоров не превращаются в безлюдные пустыни? Разве земли и моря не наполняются нескончаемыми бедствиями вследствие сухопутных и морских сражений? Потому что эти войны греков и варваров или тех и других между собой, даже воспроизведенные в трагедиях, проистекали из одного общего источника – жажды богатства, славы или наслаждений». Плиний в «Естественной истории» (кн. II, гл. III) пишет: «Мы пользуемся покоренной землей таким образом, что обладание всеми этими богатствами побуждает нас к преступлениям, убийствам и войнам; мы орошаем ее нашей кровью и покрываем своими непогребенными костями». У Иеронима в слове «Против Иовиниана» (II) сказано: «Диоген утверждает, что тираны и разрушители городов раздувают войны международные и гражданские не просто ради средств существования, зелени и плодов, но ради изысканных плотских наслаждений и пиров». Златоуст в слове «На Послание I к коринфянам» замечает: «Ведь если бы люди взаимно любили друг друга, то никто не причинял бы обид другому, им были бы чужды убийства, сражения, войны, восстания, грабежи, сопровождаемые насилием, обманы и всевозможные бедствия». Он же в обращении «К отцу-христианину» о богатствах пишет: «Разве не из-за них происходят восстания и войны, сражения, избиения городского населения, раны, порабощения, пленения, убийства и бесчисленные житейские бедствия?» А Клавдиан пишет:
Если б то ведомо было, мы б жизнь безмятежно вкушали,
Не трубили бы трубы, копье не пронзало бы воздух,
Ветер не бил бы в корму, стен не крушили б машины.
Агафий в первой книге «Истории» пишет: «Люди, добровольно опустившиеся до крайних пределов страстей и неправды, наполняют мир войнами и потрясениями». В заключение после многих метких изречений я приведу одно лишь место из Полибия: «Человек, довольный необходимым для жизни, не нуждается в другом учителе мудрости».
У того же Тертуллиана в слове «О душе» сказано: «Кто не предпочтет мирскую правду, которую не напрасно и апостол считает перепоясанной мечом, которую надлежит благоговейно соблюдать, свирепствуя для блага человека?» А в послании к проконсулу Скапуле он пишет: «Не устрашаем тебя, так как сами не имеем страха. Но я хотел бы сделать всех причастными спасению, убеждая не богоборствовать. Ты можешь и отправлять обязанности своей должности, и памятовать о человечности, ибо и такие, как вы, подвластны мечу».
Различие, проводимое здесь в отношении воинства, он же применяет еще к бракам, как в книге «О единобрачии», так и в увещании «о целомудрии».
Тертуллиан в слове «Об идолопоклонстве»: «В церковь не допускаются упражняющиеся в искусствах, не согласных с церковным благочинием». Августин, «О вере и занятиях»: «Блудницы и лицедеи, и всякие мастера общественного нечестия допускаются к Таинствам Христовым не иначе как освободившись от него или сбросив такие оковы». Пример лицедея встречается у Киприана (послание LXV); примеры учителей фехтования, сводников и поставщиков жертвенных животных приводятся у Тертуллиана; пример циркового возницы – у Августина.
Слова Иосифа Флавия в «Иудейских древностях» (кн. XI).
Правило IV Карфагенского собора гласит: «Епископ да не вступает по вызову противной стороны в судебные споры о вещах преходящих». Сюда же относится сказанное Амвросием («Об обязанностях», кн. II, гл. XXI) и Григорием Великим (кн. II, ind. XI, Посл. LVIII).
Эта книга написана, по-видимому, в конце второго столетия нашей эры.
См. об этом у Ксифилина.
Следует добавить еще некоего воина, крещенного Корнилием, упоминание о котором имеется у Адона.
Жестокость этого сенатус-консульта смягчена императором Адрианом, о чем имеется свидетельство у Спартиана. В качестве примера суровости римских законов можно добавить еще запрещение рабам свидетельствовать на суде иначе как под пыткой.
Зонара: «Он проявлял милосердие к тому, кто оставлял порочную жизнь, ибо во избежание заражения здорового необходимо отсечение больного и гнилого члена, но не выздоровевшего или выздоравливающего». См. у Евсевия. О чрезвычайном милосердии, подобном милосердию Константина по отношению к христианам, можно найти у Саксонца, историка, в свидетельствах датчан о короле Гарольде.
Августин: «Обязанность священнослужителя составляет заступничество за виновных». В посланиях его приводится множество примеров милосердия.
См. Златоуст, слово «О статуях» (XVI); правила Орлеанского собора (гл. 3); «Законы вестготов» (кн. VI, разд. V, гл. 16; кн. IX, разд. II, гл. 3).
L. Nemo, С. de Episc. audientia.
Об этом см. у Кассиодора (XI, 40 и т. д.); также в «Декреталиях» – о церковной неприкосновенности.
Симеон Учитель, излагая это соборное правило, пишет: «Те, которые сначала, как видно, оказывали сопротивление насилию, но были побеждены нечестием и вновь приняли воинское звание, подлежат отлучению от причастия на десять лет». Тот же смысл этого правила выражают Вальсамон и Зонара, а также Руфин (кн. X, гл. 6).
Этот грех считается самым тяжким; «величайшее преступление века» – называет его Тертуллиан в слове «Об идолопоклонстве»; «тягчайшее и крайнее преступление» – говорит Киприан в послании XII.
Сульпиций Север: «Понятно, что Лициний, намеревавшийся оспаривать у Константина обладание императорской властью, предписал своим воинам участвовать в жертвоприношениях; отказывавшихся же он изгонял из вой- ска». По этой же причине Валентиниан, ставший впоследствии императором, при Юлиане был вынужден снять воинский пояс. Близко к этому сообщение Виктора Утического о том, что при короле Гунерике многие отказались от воинского звания, которое тогда было связано с арианством.
Папа Лев в послании ХС к Рустику: «Ходатайствующим о прощении их недостойных поступков надлежит воздерживаться даже от многого дозволенного». В послании епископов к королю Людовику читаем: «Каждый должен отвергнуть многое дозволенное, памятуя свое коснение во многом недозволенном». В капитулах Карла Лысого сказано: «Пусть каждый стремится совершить тем больше добрых дел, чем большее осуждение он навлек на себя своей виной».
Евсевий в «Доказательствах» (кн. I) изображает двоякую жизнь христиан: одну – совершенную; другую – низшую по сравнению с первой. Между прочим, «тех, кто праведно воюет, надлежит наставлять в том, как следует поступать».
См. правило Майнцского собора у Грациана, в разделе Ne Clerici vel monachi.
См. послание Иеронима к Непотиану.
В послании к пресвитерам, диаконам и простому народу Фурна. Сюда относится L. Generaliter, С. de episcopis et clericis.
Тертуллиан, «Об идолопоклонстве»: «Как же он станет сражаться даже в мирное время?» Он же, «Об избежании гонений»: «Для нашего мира что есть война, как не преследование?» Киприан в послании X: «Когда сама мать наша Церковь первая установила мир по милосердию Божию». Послание XXII: «Так как Господь решил даровать мир самой церкви». Послание XXXI: «О водворении, то есть об ожидании церковного мира». «О заблуждениях»: «Ибо продолжительный мир разрушил унаследованное нами благочиние». Сульпиций Север «По повелению Антонина Пия водворился в церквах мир», и несколько далее: «По миновании затем 38 лет для христиан наступил мир», а в период Константина: «С тех пор в спокойствии мы наслаждаемся миром». И в начале «Истории»: «Происходили гонения христианского народа, а вскоре наступили мирные времена».
То же самое см. в «Эдикте» Теодориха (гл. Х и CXXIV).
Сервий, «На «Энеиду» (XI), по поводу слов «парки наложили руку»: «Они перевели долг на себя. Поэт здесь воспользовался языком права, ибо наложение руки означает захват причитающегося нам имущества без разрешения судебной власти».
Слова Солона «Если кто-нибудь похитит днем что-либо на сумму свыше пятидесяти драхм, его следует отвести на суд одиннадцати мужей, если кто-нибудь похитит ночью хотя бы на самую ничтожную сумму, его можно даже убить» Сюда же относится сказанное ниже в кн. II, гл. XII
См. также правило Орлеанского собора, приведенное у Грациана (с. ult. causa XIII, qu II).
См. Кассиодор, «О дружбе». «Никто, конечно, не обязан ни каким-либо правилом, ни заповедью предпочесть спасение души ближнего ценой гибели своей души или утратить свою жизнь для спасения жизни ближнего в надежде на вечное спасение».
Амвросий в книге Х толкования на Евангелие от Луки «О Господи, к чему повелеваешь мне браться за меч, когда воспрещаешь мне наносить удары? Для чего повелеваешь носить то, что воспрещаешь извлекать? Быть может, для самозащиты, а не для отмщения? Ибо если не готова защита, то отмщение излишне».
Даже среди граждан по внутригосударственному праву бывали незаконные браки, незаконные дети. Павел, «Заключения» (кн. II, разд. XIX, L. Si uxor D. ad L. lullam de Adulterlls). Так и свобода по внутригосударственному праву иногда могла быть незаконной. Сенека, «О блаженной жизни» (гл. XXIV) Светоний в жизнеописании Октавия (гл. XI).
Августин, «Против Фавста» (кн. XXII гл. LXXIV). Это место приводится у Грациана (с quid culpatur, causa XXIII quaest I). У евреев всякая война, предпринимаемая по повелению Бога, называется войной держав.
К цитируемым по этому вопросу юристам можно также добавить Франциска Аретина («Заключения», XIV, 7) Гайлия («О государственном мире», I, гл. II 20), кардинала Тоски («Практические вопросы», LV, лит. В, слово «война», 10), Геддэя («Марб. заключения», XXVIII, 202 и сл.).
См. закон императора Фридриха у Конрада, аббата Аугсбургского.
Можно было бы также перевести «преследующие свои собственные выгоды», как полагает схолиаст на Фукидида. Ибо слово это – двусмысленно.
Сервий, «На «Энеиду» (I), по поводу слов «в полном подчинении»: «Правильнее «во всяком подчинении», нежели «в подчинении каждого», так как означает «всякую власть, мир, законодательство, войну».
Кахеран «Пьемонтские решения» (CXXXIX, 6).
Гаилий, «Об арестах» (гл. VI, 22 и сл.).
Цицерон в трактате «О законах» (кн. III). «При всяком обвинении несправедливо оставлять без внимания достоинства, исчисляя все недостатки и выискивая все заблуждения», и далее добавляет: «Но искомое там благо возможно ли без участия зла?»
В то время городская община Аугсбурга ходатайствовала перед императором Карлом V о том, чтобы постановления ее городского совета получали силу не иначе как с утверждения цеховых старшин. Нюрнберг, напротив, стремился к прямо противоположному.
Подобно фалискам у Ливия (кн. V) и самнитянам (кн. VIII). Так граждане Эпидамна, покинутые коркирянами, передались коринфянам, чтобы те защитили их от таулантийцев и соединившихся с ними изгнанников (Фукидид, кн. I).
И венецианцы (Бембо, кн. VI).
Сенека («О благодеяниях», кн. II, гл. XX) так говорит о Бруте: «Хотя, по-моему, этот человек и был велик в остальном, тем не менее, как кажется, он в этом глубоко погрешил и не вел себя по уставам стоической школы. Или он боялся имени царя, тогда как наилучшая форма правления – под властью справедливого царя, или он надеялся на свободу в будущем там, где сначала столь велика была цена власти и подчинения, или, наконец, он надеялся вернуть государство в первоначальное состояние, несмотря на исчезновение прежних нравов, и восстановить равенство между гражданами и устойчивость законов там, где он наблюдал множество людей, сражавшихся не для того, чтобы избегнуть рабства, но для избрания себе главы». См. также Визаррий, «История генуэзцев» (кн. XIV, с. 329).
Исократ сообщает о том, как многие переселились из свободных греческих республик в Саламин на Кипре, где царствовал Эвагор.
Дион у Филострата (кн. V, гл. XI): «Опасаюсь, что римляне после продолжительного подчинения не потерпят более каких-либо изменений».
Так остров Саламин по праву принадлежал афинянам со времен Филея и Эвризака, потомков Аякса, о чем сообщает Плутарх в жизнеописании Солона. Этот остров Саламин Август отнял у афинян, подобно тому как впоследствии Адриан отнял Кефалонию, о чем свидетельствует Ксифилин, Атарней издревле принадлежал хиосцам, по свидетельству Геродота (кн. I); а самосцам принадлежали многие города на материке, по сообщению Страбона (кн. XIV). Часть города Анактория принадлежала коринфянам, часть коркирянам, как сообщает Фукидид (кн. I). В мирном договоре с этолиянами у Ливия сказано «Энеады со своим городом и полями пусть отойдут к акарнанянам». Шесть городов уделены Галикарнассу Александром Великим, о чем упоминает Плиний в «Естественной истории» (кн. V, гл. XXIX). Он же (кн. XXXIII, гл. IV) упоминает о принадлежности острова Линда родосцам, то же можно найти о Каунусе (кн. XXXV). То же самое свидетельствует Цицерон в письме к брату. Тем же родосцам за помощь, оказанную ими римлянам против Антиоха, были уступлены в дар несколько городов, по словам Евтропия (кн. III), а именно города Карийские и Ликийские, отнятые впоследствии у них постановлением сената. Оба эти случая приводятся в извлечениях из Полибия.
Это Ганаким, о чем сказано во Второзаконии (II, 10), откуда также происходит богиня Гонка, которой в Фивах Кадмом посвящен был храм. Греки назвали ее Палладой. Говорят, что инахиды у Эсхила не кто иные, как пелазги, то есть по-сирийски – изгнанники из родной страны. Первые поселенцы Лакедемона также были пелазги, отчего лакедемоняне называли себя потомками Авраама, что видно из истории маккавеев. Аргосские цари обладали полновластием по примеру царей Востока, откуда они пришли, также и фиванские цари, происходившие от финикиян. Это следует из слов Креона у Софокла, а также из слов фиванского глашатая в «Молящих» Еврипида.
Сын Тесея Демофонт в «Гераклидах» Еврипида говорит:
Не варварская власть мне вручена,
Но водворенье правого правления.
Слова самого Корнелия Непота или того, кто написал жизнеописания знаменитых людей, в жизнеописании Агесилая: «Дабы они имели двух царей больше по имени, чем по действительной власти». А в другом месте: «У лакедемонян же Агесилай был царем не по власти, но по имени, ничем не отличаясь от прочих спартанцев».
Ливий Салинатор во время своего цензорства упразднил единолично все подати, за исключением одной, устроил казначейство и тем проявил свою власть над всем народом.
Феодорит (кн. IV, гл. V) так передает слова Валентиниана: «В отсутствие императора ваше дело, солдаты, было возложить на меня бразды правления. А раз я достиг власти, то не на вас, но на мне уже лежит забота о благе государства».
У Ксифилика: «Суд принадлежит одному только Богу». Царь Витигес у Кассиодора говорит: «Цель царской власти есть осуществление правосудия над начальствующими, всякий раз как это требуется Небом, и одному только Небу царь обязан соблюдать непогрешимость». У того же Кассиодора читаем: «Мы не можем подчиниться другому, потому что не имеем над собой судей».
У Гомера:
От Зевеса и высшая честь.
Диодор Сицилийский говорит об египтянах (кн. I): «Они ведь полагают, что цари не без некоего божественного провидения овладели верховной властью над всеми – «Августин, «О граде Божием» (кн. V): «Он (дал верховную власть) как Веспасиану отцу и его сыну – самым кротким императорам, так и жесточайшему Домициану, и не только такому, как Константин, но даже самому Юлиану Отступнику». Витигес у Кассиодора говорит: «Всякое возвышение в достоинство, в особенности же удостоение царской власти, следует приписать божественному провидению». Императору Титу принадлежит изречение: «Власть даруется судьбой».
То же и автор жизнеописания Ганнибала: «Подобно консулам в Риме, в Карфагене ежегодно назначалось по два царя». К тем, кого условно называют царями, можно присоединить также сыновей, на которых переходило царское имя от родителей, пока они сохраняли царский сан. Таков был и Дарий, которого отец Артаксеркс присудил к смерти, по словам Плутарха в жизнеописании Артаксеркса.
Такое же замечание у Дионисия Галикарнасского (кн. II и V).
См. у Карла Молинеуса «Толкование на Парижские обычаи» (разд. I, 2, прим. 4, 16 и 17).
Пример временной императорской власти у Никифора Григоры (в начале кн. IV).
Так что, когда народ пожелал спасти жизнь Фабия Рутилиана, он обратился с ходатайством к диктатору.
Это – следы древних обычаев бегетриев; см. у Марианы (кн. XVI).
То же сообщал о герулах Прокопий в «Готском походе» (кн. II); о лангобардах – Павел Варнефрид (кн. IV и VI), о бургундах – Аммиан Марцеллин (кн. ХХVIII), о молдаванах – Лаоник Халкокондила, о царе Агаде у африканцев – Иоанн Лев (кн. VII), о жителях Норвегии Вильгельм Нейбригенский сообщает, что царем там становится каждый, кто убьет царя, о квадах и язигах можно найти нечто подобное в извлечениях из Диона.
Фукидид пишет: «Этот Тер, отец Ситалка основал царство одрисов, чье господство распространил на большую часть Фракии, хотя значительная часть фракийцев оставалась свободной». Сенека-отец в книге первой «Наставлений» пишет: «Ибо в свободном государстве решение не постановляется таким же образом, как и при царе». Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» (кн. XIII) пишет: «У царей и свободных народов». Цицерон в письме XV, 4: «С помощью свободных народов и союзных царей». Плиний об индийцах пишет (кн. VI, гл. XX): «Напротив, здесь благодаря горам, непрерывно тянущимся вдоль океана, население живет в полной независимости и без царей».
Подобный же пример см. у Визаррия, «История генуэзцев» (кн. XIX).