Игорь Акимов, Виктор Клименко
О природе таланта
ПРЕДИСЛОВИЕ
1
Когда писатель, пытаясь освободиться от навязчивого чувства или идеи, пишет статью, рассказ или роман, — он ищет ключик от двери, за которой спрятано счастье. Мало кто из писателей это понимает (писательство не требует ума, поэтому в литературном деле умных людей не больше, чем во всяком ином), тем не менее это так.
Для большинства людей представление о счастье укладывается в формулу «много». Много денег, много вещей, много еды, водки, баб, развлечений — и т. д. Кажется, что может быть проще? — знай, греби под себя вот и вся технология. Но «много» не имеет потолка, поэтому неизбежное однообразие притупляет вкус, азарт сменяется скукой, а свободная охота оборачивается добровольным рабством. Мораль: когда в работе нет материала для души, она так и остается карлицей, и это ранит ее неизлечимым разочарованием.
Для других счастье укладывается в формулу «красиво». Разумеется, это компромисс: нет зубов, чтобы отхватить у жизни кусок мяса с кровью, поэтому приходится ограничиться ролью дегустатора чужой стряпни.
Наконец, есть люди, которые понимают, что счастье — это материализованный в чувстве покой. Иначе говоря, такая гармония с миром, когда человек его не ощущает. Правда, последние два-три столетия существует устойчивая тенденция вместо понятия «покой» пользоваться понятием «свобода». Это не путаница, это всего лишь две стороны одной медали. Ну что ж, свобода так свобода.
Мечтатель ищет счастье, романтик — свободу, реалист — покой.
И все приходят к одному.
2
Этой работе — исследующей природу таланта — четверть века.
Именно тогда, четверть века назад, расцвела и поныне живучая мода отбирать для гимнастики, музыки, математики, балета, шахмат, фигурного катания детей в самом нежном возрасте. «Чтобы талант не пропал, его нужно обнаружить как можно раньше (покуда он пластичен), и отдать в огранку не в случайные руки, а истинному мастеру», — вот что было начертано на знамени охотников за талантами.
На первый взгляд идея светлая, но стоит задуматься — и на ней начинают проявляться вопросы:
«каковы критерии таланта?»;
«зачем спешить с его обработкой? почему не дать ему созреть? — ведь только тогда можно узнать, каков истинный вкус его плодов»;
«почему его нужно гранить? — ведь именно своею самобытностью он интересен»;
«кто может поручиться, что этот тренер, этот педагог имеет столь безошибочный вкус, что нигде не повредит таланту, а только поспособствует?..»
Вопросов много, они сдирают с идеи ранней специализации красивенькую словесную вуаль — и открывается истинная морда: мерзкая, тупая и жестокая. Открывается страшная правда, как ради тщеславия и наживы уродуется жизнь тысячам детей, которых превращают в гуинпленов.
Если человек ослеплен глупостью — он не увидит истины, даже если разобьет об нее лоб; если он сам уродлив — по своей мерке он будет переделывать и окружающих; если он защищен цинизмом — он пренебрежет добротой. Поэтому охотник за талантами не понимает природу, которая во всем гармонична. Поэтому он не верит ей. Поэтому не понимает ее простой мудрости. Он руководствуется логикой: вот то, что я ищу; пусть этого пока мало, но оно есть, и если именно это развивать — задатки превратятся в большой талант…
Увы, природа — особа своенравная логике она и не подозревает. Она обещает одно (это родители и педагоги полагают, что природа обещает), а несколько лет спустя вынимает из рукава совсем иное. Но разве это оправдывает бессердечие, с каким через тренерско-педагогическую мясорубку пропускают тысячи детей? Каково будет им жить дальше, с душой, заклейменной печатью второсортности?..
Впредь свое счастье они будут собирать по пятачку, и даже если соберут большую кучу — это будет всего лишь куча меди. Дверь, за которой возможна свобода, они будут деликатно обходить, чтобы не оказаться в ситуации, когда нужно самостоятельно, смело, неординарно действовать. Страх (пусть и неосознанный — от этого он не перестает быть страхом) станет их тенью, никакое благополучие от него не избавит; поэтому покой не входит в реестр их ценностей: ведь покой — это самый изысканный плод гармонии, которая нашим гуинпленам доступна лишь в примитивных формах. Их прибежище — равнодушие.
3
Так вот, четверть века назад авторы этой работы оказались среди тех, кто получил заказ:
создать методику выявления талантливых детей;
создать технологию развития таланта от почки до созревшего плода.
Очевидно, заказчик представлял талант исключением из правила. Одиноким злаком, высоко вознесшимся над плотной порослью безликих, ничем не отличимых собратьев; жемчужиной, спящей в складках раковины, затерявшейся в огромной груде ей подобных — но бесплодных. Взгляд, прямо скажем, банальный. Взгляд человека, который никогда не размышлял на эту тему и равнодушно принял легкую для восприятия, не требующую усилий формулу.
Подразумевалось, что природа пользуется шаблоном; из биомассы она штампует серых, ничем не замечательных людей; но иногда случается внешняя помеха-мощный энергетический импульс (иначе говоря — Бог положил глаз) — и тогда появляется талант.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сразу увидеть здесь две ошибки.
Первая: в этом рассуждении не учтена человеческая сущность человека. Не учтено, что хотя он и состоит из тех же элементов, что и весь остальной живой мир, он все же выделен из этого мира. Одни считают, что он выделен сознанием, уникальной способностью мыслить; другие — наличием человеческой души (которая стоит над растительной и животной душами). Однако убедительней всего выделяет человека его способность сознательно переделывать мир. Это и есть талант. Он не у всех проявляется, но только потому, что обстоятельства жизни останавливают развитие человеческой сущности на каком-то предварительном этапе. Так что же, если у человека в детстве не сложилась жизнь (это всегда происходит не по его вине), мы откажем ему в возможности — если он сильно захочет ~ все-таки стать полноценным человеком?
Вторая ошибка: в руках природы не шаблон, а норма. Если шаблон — это жесткая, единственная форма, то норма — это диапазон (от и до), в котором может разместиться (свободно развиваясь!) огромное количество форм.
Норма триедина:
это диапазон развития,
это процесс развития и…
это результат развития; результат не конечный, а в любой момент, когда мы захотим поглядеть, с чем имеем дело.
Вывод первый: талант — это способность человека оригинально решать банальные задачи; способность, которая проявляется, когда человек находится в диапазоне нормы.
4
Если человек делает свое дело хорошо, даже — очень хорошо, даже — лучше остальных, можем ли мы сказать, что он талантлив? Нет. Просто он работает лучше других — вот и все.
Если столяры забивают гвозди с трех-пяти ударов, но есть среди них такой, который вгоняет гвоздь по шляпку одним ударом, причем никогда у него гвозди не гнутся, — можно ли утверждать, что он талантлив? Нет. Просто навык по забиванию гвоздей доведен у него до совершенства.
Еще ситуация: столяры мастерят стулья. У всех стулья неотличимы, каждый стул — копия тех, которые были сработаны и вчера, и год назад; и только у одного — совершенно иная продукция: хотя сработанные им стулья имеют общий замысел, общий абрис, и сразу видно, что они составляют один комплект, — все же каждый стул не похож на остальные, каждый имеет свое лицо и даже свой характер.
Нет сомнений: те столяры — обычные ремесленники, этот — несомненно — талантлив.
Почему он не работает — как они — по шаблону?
Не может.
Копировать ему скучно.
Скука создает дискомфорт; от работы ему становится тошно.
Чтобы избавиться от этой напасти, он вынужден выбирать: либо бросить работу, либо сделать ее интересно, — мастерить стулья не так, как надо, а так, как хочется.
Какие изменения при этом он будет вносить в каноническую форму?
Он будет убирать лишнее (по его мерке) и добавлять там, где не хватает. И угомонится только тогда, когда исчезнет дискомфорт.
Тут напрашиваются три вопроса.
Первый: бывают ли ситуации, в которых талантливый мастер исполняет рутинную работу не чувствуя дискомфорта?
Ответ: это происходит, если мастер переутомлен или пережил тяжелую болезнь (из-за больших энергопотерь сместился за пределы нормы). Мало энергии — механизм таланта не включается. Такое состояние может длиться годами, и все это время он будет тиражировать серийные стулья без ущерба для души.
Вопрос второй: талант и воля — как они связаны? Как воздействует воля на работу механизма таланта? В каких ситуациях мастер вынужден насиловать свой талант, приказывая ему работать? Если мастер говорит себе: «дай-ка я придумаю такой стул, чтобы все ахнули», — что при этом происходит?
Ответим сразу: нормальная работа механизма таланта (свободная его работа) не нуждается в хлысте; любое насилие над собой (вмешательство воли) искажает гармонию. Поэтому воля включается в энергетический процесс лишь по необходимости — чтобы компенсировать энергодефицит.
За счет чего? — за счет энергии почек. Тут есть над чем подумать: вы платите собой, чтобы получить сомнительный результат. Стоит ли?..
Очевидно, отношения таланта и воли определяются ситуацией, предшествующей работе. Вот основные варианты.
Когда мастер больше задачи, когда он в норме (значит, с энергией нет проблем), — ему нет нужды ни собираться в кулак, ни подхлестывать себя. Он сразу действует, он работает спокойно и просто, не заботясь о впечатлении.
Когда мастер равен задаче (форма стула вызывает у него дискомфорт, но он не может определить сразу, в чем тут дело), воля просыпается и встает у него за спиной, ожидая, какую ей отведут роль. Если с энергией нет проблем, воля ограничивается констатацией: вот задача; не стоит суетиться — спокойно ее решим. Если с энергией плохо, то воля берется за лопату, чтобы добыть из почетных загашников недостающий уголек.
Когда мастер меньше задачи — ему лучше отойти в сторону, иначе дискомфорт его раздавит.
Если ж предшествовавшего дискомфорта не было, если мастер вызывает дискомфорт искусственно, насилуя себя: измени! придумай что-нибудь! пусть не лучше — лишь бы иначе… — он обрекает себя на неудачу.
Пусть не очевидную;
пусть большинство людей ее не разглядит ни сейчас, ни потом;
пусть на какое-то время созданная им форма привлечет внимание своей необычностью, — все это слабое утешение.
Имеет шанс на продолжительную жизнь (потому что в ней сконцентрирована значительная энергия) только та гармония, которая родилась естественно, которая создана свободно. Если же она — результат насилия, — гармония будет искажена, а созданный предмет энергетически пуст. Поэтому и внимание к нему будет недолгим: пустота рождает дискомфорт, и человек старается поскорей от нее дистанцироваться.
Вопрос третий: зачем включается и начинает работать механизм таланта?
Ответ: чтобы освободиться от дискомфорта, обрести покой.
Например, писателя мучает сюжет или чувство — обычный писательский дискомфорт. Чтобы от него освободиться, нужно этот сюжет либо это чувство материализовать в слова. Еще: написав, он употребил некое слово, и тут же понял: не то. Хочет писать дальше — и не может: слово сидит занозой, требует к себе внимания, требует замены другим, точным — обычный писательский дискомфорт. Если писатель запечатлевает чувство столь удачно, что у каждого, кто прочитает текст, оно пробуждается в душе; если случайное слово ему удается заменить точным, теперь уже незаменимым, — мы говорим: он талантлив. Если же он удовлетворяется приблизительным описанием, первым подвернувшимся под руку словом, — мы говорим: он бездарь.
Итак, талант — точен; его главная забота — быть точным; но не абстрактно точным, а точно соответствовать своею деятельностью своему чувству, своей душе.
Когда это удается, мы говорим: он не похож ни на кого. Что и не удивительно: ведь каждая душа — единственна.
Такие же проблемы и у механика, и у земледельца — у каждого с его материалом.
Суть не в материале; суть в том, как человек ощущает соответствие норме, — и как реагирует на это чувство.
Вывод второй: механизм таланта включается сам — как ответ на дискомфорт, как стремление вернуть свободу (либо покой — выбирайте, что вам больше нравится).
5
Все есть во всем — это известно уже много тысяч лет. В момент зачатия, в момент объединения двух ничтожно малых биологических систем, в их сплаве, от которого до будущего зрелого человека так бесконечно далеко, — в этой оплодотворенной яйцеклетке уже заложены все механизмы, благодаря которым мы будем жить. И механизм таланта (механизм утилизации дискомфорта) заложен тоже. В каждого!.. Остается выяснить: отчего у одних людей этот механизм работает, а у других — нет?
Ответ необычайно прост, он вам уже известен: механизм таланта работает в тех, в ком он успел сформироваться.
Автомобиль, существующий только в воображении конструктора, уже автомобиль; но он не может функционировать, пока не материализуется в чертежи и расчеты, затем — в металл, потом в него введут источники энергии, — и лишь тогда он оживет, лишь тогда можно будет судить, какой груз он потянет, с какой скоростью, насколько он надежен и удобен в управлении.
Талант, заложенный в нас природой, может так и остаться нераскрывшейся почкой (в ней уже запрограммированы и побег, и листья, и цветы, и плоды), если эта почка была угнетена неблагоприятными обстоятельствами. Она не погибнет, она будет существовать (при условии, что будет получать необходимый минимум энергии — иначе она просто засохнет), но это будет всего лишь нереализованная потенция. Есть в ней плодоносящая ветвь? Вероятно. Но судить о ней в таком качестве бессмысленно, потому что она должна сперва развиться от почки до полноценной ветви, — и лишь тогда мы увидим, есть ли на ней плоды, а если есть — то каковы они на вкус.
Есть талант или нет — можно судить лишь по результатам его работы.
Если человек самостоятелен, если он чувствует необходимость нового решения и способен его найти, — он безусловно талантлив.
Но когда это проявляется? Когда можно с уверенностью заявить: это не просто симпатичный, энергичный пагонец, — это нормальная плодоносящая ветвь, — когда?..
Некоторые ослепленные любовью родители убеждены, что их чада талантливы едва ли не от рождения. Обсуждать этот лепет бессмысленно. Ведь прежде, чем взять в практическую работу (пропустить через механизм таланта) чувство или явление, или слово, или глину, или душу, — их нужно хотя бы осмыслить. Не слишком ли высокое требование к существу, которое, открыв от изумления рот, с восторгом проглатывает банальности «что такое хорошо и что такое плохо»?
Еще проще с вундеркиндами. Это дети, у которых гипертрофированно развивается специализированная память. Этот перегруз тормозит развитие чувств, формирование души уже на ранней стадии не соответствует норме. Вундеркинд цветет так недолго! — через 2–3 года сверстники начинают его обгонять. Формирующийся талант очарователен своею простодушной дерзостью, а вчерашний вундеркинд, ощутив свою неполноценность, либо сразу (и навсегда) сходит с дистанции, либо обречен всю жизнь (покуда не сломается) доказывать свою бесплодную силу.
Но вот наступает пора (на изломе отрочества, на пороге юности), когда вчерашние нигилисты пробуют писать стихи, по-своему мастерить или выращивать.
Вот когда заработал талант! Только что вылупившийся, он пока беспомощен; ничем, кроме претензий, он козырнуть не может. Он перебирает учителей, ищет лидера, ищет понимания, хочет понравиться.
И подражает, подражает, подражает; подражая — учится… Потом все заканчивается ничем. Либо — пожизненным подражанием. Либо он преодолевает слепое увлечение, начинает учиться осознанно, пока однажды вдруг не увидит, что своей сокровенной мечты (а в нем уже будет зреть — тревожа, напоминая о себе, неспешно порабощая душу — сокровенная мечта) никогда не достигнет чужими средствами, что все — от начала и до конца — придется делать собственными руками…
Вывод третий: формирование таланта завершается к 13 годам; до этого нужно следить, чтобы ребенок развивался свободно (в пределах нормы); после этого — чтобы юноша все делал качественно, точно;
чтобы — как моряк на Полярную звезду — был сориентирован на совершенство.
6
Так или приблизительно так мы размышляли четверть века назад, встретившись с древней задачей — как находить и растить таланты. Мы сразу увидели, что задача поставлена неверно, и предложили заказчику свой вариант:
КАКОВА ПРИРОДА ТАЛАНТА?
В ответе на этот вопрос содержались ответы и на все остальные вопросы, но поскольку умственные возможности заказчика вызывали у нас сомнение, мы для наглядности отщепили от главного ствола более близкие ему задачи:
как определить, развивается ли ребенок в пределах нормы (иначе говоря — формируется ли в нем механизм таланта)?
как контролировать развитие ребенка, чтобы оно происходило в пределах нормы?
как ликвидировать патологию, возвратив процесс в русло нормы?
Естественно, это не помогло; общего языка с заказчиком мы так и не нашли. Заказчик не скрывал, что хочет получить шаблон: приложил шаблон к ребенку — и сразу видишь — талантлив или нет. Что можно сказать на это? — каждый меряет по себе… Мы сложили свои наработки в папку (господи! какой плоской она была тогда) — и забросили ее повыше на стеллаж. С глаз долой — из сердца вон.
Сейчас не важно, сколько длилось забвение (зерну полезно пережить холод). но настал день — и забытая задача постучала в наши сердца. Вначале робко — вроде бы случайным воспоминанием; потом все настойчивей. Потом забарабанила так, что мы уже едва различали остальные звуки.
Поверьте на слово: характеров нам не занимать; мы умеем говорить «нет» не только другим, но и себе. Мы хорошо знали, что даже малейшее послабление непозволительно — и сделали все, чтобы настырный росток позабыть, закатать под асфальт неотложных текущих дел.
Увы! если жизнь подпитывается достаточно мощной энергетикой — никакие препоны ее не остановят. Короче говоря, задача о природе таланта оказалась столь магнетической, что, однажды прикоснувшись к ней, мы так и не смогли от нее отлепиться.
Теперь она решена.
Разумеется, разбираясь с одним механизмом (таланта), мы не могли не реконструировать всю машину (человека). Потому что талант становится понятным и простым лишь в случае, если он оказывается необходимой частью свободно развивающейся сущности — человека. Частью его души — но и тела тоже! Ведь талантлива не душа — талантлив человек. Да — это душа ощущает дискомфорт, это душа проявляет и называет его; но утилизирует дискомфорт — используя механизм таланта — именно человек. Человек как целостность тела и души.
Поэтому нам пришлось дать собственную концепцию феномена человека.
Прочитав наш опыт «О природе таланта», вы узнаете, как рождается и развивается душа; вы станете понимать своих детей, смысл их поведения и поступков, которыми прежде не придавали значения; вы сможете направлять процесс формирования их души; вы станете понимать себя, свои состояния, которые прежде либо тяготили вас, либо сбивали вас с толку; вы станете понимать окружающих — подоплеку их добрых и злых поступков; вы поймете, почему от одних нечего ждать — потому что им нечем делиться, почему другие только обещают — но не дают никогда, почему у третьих много, и они предлагают вам: бери! — а вы не можете взять… Не сомневайтесь: после этой книги вам станет легче жить. А может быть, откроется дверь — и вы войдете в совсем иную жизнь, о которой до сих пор только слышали от других.
Так что же — закрыта тема? И теперь о проблеме таланта нового ничего не скажешь?
Напротив.
Мы распахали огромное поле и приглашаем: пожалуйте! выбирайте себе участок по вкусу и по плечу — и возделывайте свою грядочку; места всем хватит! Всем талантам, на плодах трудов которых поднимутся таланты будущего.
Работа предстоит большая.
---------------------------
Глава первая
ТАЛАНТ ЕСТЬ НОРМА
С добрыми намерениями
Есть такая притча: о мальчике, который умел летать. Он просто летал, и это было для него так же естественно, как для нас с вами ходить, есть и дышать. Он летал, не замечая своей исключительности, разве что иногда удивляясь, отчего другие этого не делают. Но окружающим не давали покоя его полеты. Добро бы он чем-нибудь от них отличался; например, был бы фантастически силен или подозрительно легок, имел бы крылья или на худой конец моторчик с пропеллером, как у Карлсона, — притча донесла бы сведения об этом.
Так нет же! — ничего подобного не было.
По всем статьям мальчик был обыкновенный, такой, как все. И вот один умный человек сообразил: если мальчик может, и он такой, как мы, значит, и мы должны мочь тоже!..
Ах, логика, логика, доморощенная мудрость! Научился, что дважды два четыре, — и можно не думать.
Идея понравилась всем. Поэтому призвали ученых и поставили задачу: узнайте, как мальчик летает? Уговаривать ученых не пришлось. Они хорошо подготовились к изучению феномена: создали гипотезу, разработали методики, изготовили тончайшие приборы. Но перед тем, как мальчику лететь, остановили его: «Обожди; вначале расскажи, как ты это делаешь».
Прямо скажем, мальчик был к этому не готов. Ведь он никогда не задумывался, как он летает. А теперь ему пришлось погрузиться в себя и дифференцировать свою целостность настолько, насколько хватило его сил. И в общем-то он понял, что в нем происходит. И он постарался найти слова, чтобы передать свои ощущения. Учение были довольны. Уяснив суть процессов, они попросили мальчика показать, как он это делает, чтобы зафиксировать параметры полета и вывести формулы, пригодные для всех.
А мальчик не полетел. Не смог.
СПОРТИВНЫЙ ВАРИАНТ
А эта история произошла недавно, перед последней Олимпиадой. Молодой тренер, опаздывая на занятия в институт физкультуры, пошел проходным двором.
Там играли в баскетбол мальчишки. Баскетболом это можно было назвать лишь по тому, что играли мячом, который забрасывали в кольцо. Для профессионала зрелище не представляло интереса, и когда после неловкого броска мяч застрял между кольцом и щитом — тренер не задержался (ведь он опаздывал). И уже совсем было прошел мимо, как вдруг осознал: что-то необычное случилось… Он не сразу понял — что именно, но потом зрительная память восстановила прыжок мальчишки, который достал мяч. Прыжок поразительно легкий, свободный, исполненный без малейшего усилия…
Тренер знал цену прыжкам. Того — увиденного краем глаза — быть не могло. И чтоб избавиться от наваждения, он попросил мальчика прыгнуть еще раз. Тот прыгнул. Оно было…
Молодой тренер понял: в этом мальчике — его судьба. В сборной не было достойных прыгунов.
— Хочешь стать олимпийским чемпионом? — спросил он мальчишку.
— Хочу.
— «Тогда держись меня. — Я — твой тренер».
Он повел мальчика к тренерам сборной, и когда те увидали, как он прыгает, все поняли, что золотая олимпийская медаль наша. Правда, огрехов в технике прыжка у мальчика было многовато, но их это не огорчило: они видели в этом запас его возможностей. Значит, когда огрехи будут устранены, он станет прыгать еще лучше!..
И они стали учить мальчика прыгать правильно.
И добились своего.
Но на Олимпиаде он проиграл всем.
Оказывается, так бывало и прежде.
Притча о Дедале и Икаре — один из древнейших зарегистрированных случаев. Для нас он удобен тем, что его знает каждый.
Дедал (что в переводе означает «механик») сделал из воска и перьев крылья, с помощью которых вместе с сыном бежал с острова Крит. (Внимание! — перед нами рукотворный вариант летающего мальчика.)
Дедал был мудр; он знал, что любой процесс имеет границы дозволенного, некий диапазон; внутри которого данный процесс только и может существовать.
Поэтому они летели и не высоко (чтобы солнце не растопило воск), и не низко (чтоб от морских брызг не намокли крылья). Полет был успешен, потому что Икар следовал за отцом.
Но далось ему это непросто — ведь Икар был поэтом; значит, однообразные нагрузки его угнетали. И уже в Сицилии он попросил отца разрешить ему полетать свободно, для души.
— Можно, — сказал Дедал, — Только не забывай о том, чего нельзя.
Великий скульптор, великий архитектор и механик Дедал считал дисциплину настолько естественной (он знал ей цену, знал, что она — мать успеха, и ее не компенсируешь ничем), что забыл простую вещь: ведь Икар до сих пор ничего не делал самостоятельно.
К свободе нужна привычка; к ней нужно приучать так же постепенно, как ребенка приучают к пользованию огнем и острыми предметами. К ней нужен навык.
А Икар его не имел. И когда он взлетел и стал делать все, что захочет — парить, кувыркаться, свободно падать и делать замысловатые петли (ах, до чего же приятно, когда впереди нет потной, натруженной спины родителя, который подавляет своим присутствием!), — Икар, как первокурсник, впервые оказавшийся вдали от дома, опьянился воздухом свободы. Наслаждение полетом, высотой — эйфория — подавило в нем критичность. Забыв предупреждение отца, он взлетел слишком высоко. И когда из крыла выпало первое перо, он не придал этому значения. Но уже второе отделившееся перо подсказало ему, что он имеет дело с процессом.
Отрезвление наступило мгновенно.
Икар понял происходящее, вспомнил предостережение Дедала, однако процесс был уже неостановим. Воск размягчился, крылья распались и Икар разбился.
Обидно?
Конечно.
Однако, пережив эмоции, уже со спокойным сердцем рассудим, отчего это происходит. Почему они падают, ломаются, забывают — перестают летать?
ЗЕРКАЛЬНЫЙ СИНДРОМ
Первого — летающего мальчика — погубила добросовестность.
Как вы помните, перед ним была поставлена задача самопознания; задача, которую каждый из нас решает всю жизнь. Большинство делает это бессознательно. В результате возникает поверхностное представление о себе: достаточное, чтобы осознать свои потребности, и малоинформативное — когда нужно оценить свои возможности. Вот отчего так много людей закомплексованных: одни придавлены мнимыми недостатками, других заносит в суперменство.
Но есть люди, познающие себя сознательно. Их тоже немало. Кстати, осознанное самопознание — самый верный признак культуры. Чем полнее мы себя познали, чем отчетливей видим в зеркале самопознания свое истинное лицо — тем выше наши возможности. Тем больше территория, на которой мы можем действовать успешно.
Значит, копай в себе — и откроется дорога к успеху?
Ничего подобного.
Самокопание только ради самопознания — гибельно. Оно ведет к распаду личности. Голем рассыпается на песчинки, которые потом можно собрать разве что в кучу.
Этого никогда не случится, если у вас есть конкретная цель. Стержень, вокруг которого происходит работа самопознания. Цель сохраняет нашу целостность и в любых обстоятельствах позволяет нам остаться самим собой.
Цель создает человека. И сохраняет его.
Ну как, поняли, что произошло с летающим мальчиком?
Правильно: он потерял целостность.
Всю свою энергию он потратил на самоанализ, на дифференциацию себя. И когда почувствовал, что перешел границу дозволенного, было уже поздно — оказалось, что он разобран. Правда, у него еще хватило энергии, чтобы создать словесную модель своего полета. Естественно, это был суррогат, схема. А схема не может летать.
КАК ВАЖНО БЫТЬ СОБОЙ
Второму мальчику не повезло: его уложили в прокрустово ложе теории спорта.
Тренеры не имели злого умысла. Это были грамотные специалисты. Теория, которой они пользовались (подчеркнем: новейшая теория), аккумулировала весь прошлый опыт.
Увы:
любое заемное знание — даже самое качественное! — это ограничитель; оно мешает увидеть новое и тем более не гарантирует точной его оценки; а поскольку о любых предметах, явлениях и мыслях мы судим по тому, что знаем, — великое искушение втиснуть новое в пределы уже освоенного знания.
Как же избежать категоричности?
Иначе говоря: как найти гармонию, границы которой образует не знание, а незнание? — (что позволяет гармонии свободно развиваться в любом направлении).
Оказывается, достаточно помнить две простые вещи:
истина всегда впереди;
прошлый опыт — не мера истины, а только ключ к двери, за которой она находится.
Тренеры же, к которым попал прыгающий мальчик, искренне считали, что истиной владеют. Им все было ясно. Никому из них и в голову не пришло,
что прыжки мальчика совершаются за пределами их понимания;
значит эти прыжки открывают дверь в неведомое,
ставят задачу — но уже и
таят в себе ответ;
следовательно, тренерам не в себе, не в своем знании, а в нем — в мальчике — нужно было искать.
Но профессиональный снобизм оказался выше здравого смысла. Увидав, что мальчик не умещается на прокрустовом ложе их науки, тренеры ничтоже сумняшеся просто обрубили лишнее.
Понять их нетрудно. Не было сомнения, что мальчик делает технические ошибки во всех фазах прыжка.
Во-первых, во время разбега он набирал скорость постепенно и уходил в прыжок еще не достигнув максимума, хотя каждому ясно: чем сильнее разгонишься, тем дальше прыгнешь.
Во-вторых, последний шаг разбега — шаг перед отталкиванием — у него был непомерно велик, оттого он отталкивался почти прямой ногой, хотя опять же каждому ясно: чем больше согнута толчковая нога, тем большей мощности задействована пружина.
В-третьих, вместо классического вылета «столбиком» он как-то коряво — извиваясь — ввинчивался в воздух… Все это ему исправили.
Будь мальчик постарше — он имел бы больше веры в себя; он смелее полагался бы на свою критичность. А так он доверился взрослым дядям — и они разрушили его целостность. Остается добавить, что смысл его поражения никто не понял. Ни к тренерам, ни к ученым претензий не было. В отчете же записали — и авторы искренне верили в свою правоту, — что причиной неудачи было невнимание к психологической подготовке.
БАНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
К истории о третьем мальчике — Икаре — добавить нечего: его подвела недисциплинированность.
Что наша жизнь? — Игра!
Для тех, кому трудно расшифровать метафоры, объясним, почему этих мальчиков мы назвали летающими.
Как птица свободно в небе, рыба — в воде, так эти мальчики были свободны в действии. Они делали то что им было интересно — действовали — каждый в своем направлении, — и то, о чем другие даже мечтать не могли, получалось у них легко, свободно, без малейшего напряжения. Этими действиями они выражали себя. В этих действиях была их сущность. Но едва они попали в игровую ситуацию (а любой контакт с миром реализуется в игре, которую огромное большинство из нас умудряются превратить в унылую работу — в добровольную каторгу) — они изменили себе.
Первый мальчик стал играть в поддавки.
Второй — спортсмен — играл на проигрыш.
Третий — Икар — играл без правил.
Естественно, они проиграли. Они не могли не проиграть — ведь против них играли по-настоящему!..
У КАЖДОГО — СВОЙ ЭТАЛОН
Сколь сильно в нас доверие к стереотипам! Мы опросили десятки людей: каким качеством вы считаете добросовестность? — и не нашлось ни одного, кто бы сказал о ней худое слово. Матери мечтали, чтобы их дети были добросовестными, учителя хотели бы видеть ее у своих учеников, руководители — у своих подчиненных. Мы тоже не собираемся ее хулить, но раскрыть ее сущность считаем необходимым. Ведь если именно добросовестность загубила летающего мальчика, значит — не все в ней благо, как это представляется на первый взгляд; вишенка — с ядовитой косточкой.
Вот беда: добросовестность ограничивает свободу…
Добросовестность подразумевает работу (нельзя же быть добросовестным ничего не делая), но! — и в этом вся соль — работу по чужой указке. Почему по чужой?
Добросовестность — это не просто хорошая работа; это работа по совести.
Совесть — это оценка наших действий; оценка наша, но с точки зрения окружающих людей — как мы их понимаем; оценка, не имеющая ничего общего с реальностью — ведь мы судим об этих людях по себе, а они другие, совсем другие, чем мы их представляем. Значит, совесть — это уступка другим, это ничем — кроме страха, слабости, неуверенности в себе — не оправданное самоограничение. Совесть убивает в человеке самость, перерождает ее в чужойность. Чем больше человек оглядывается на оценки других, тем меньше в нем остается его самого, тем больше он становится частью других.
Значит, добросовестность — это дорога в добровольное рабство.
Так неужели совесть — это отрицательное чувство?
Конечно же — нет.
Истинная совесть — это такая оценка наших действий, когда мы судим себя, не оглядываясь ни на кого вокруг, а только на гармонию собственной души.
Следовательно, истинное действие совести — покаяние.
А покаяние истинно лишь тогда, когда меняет всю жизнь человека, рождая его в новом качестве, выводя на путь к себе такому, каким его задумал Бог.
КУДА ВЕДЕТ ПОВОДЫРЬ?
Существует устойчивое убеждение, что как бы человек ни ловчил в своей игре в жизнь, как бы ни мудрил — его поражение неминуемо. Под поражением каждый понимает свое, но для всех мнений существует и общий знаменатель — смерть.
Но всякую ли смерть можно считать поражением?
Если человек творил, создавая новое, если он нес добро, если его след через жизнь остался рукотворной гармонией, — то в смерть он переходит незаметно (оставаясь живым в памяти людей), а если осознанно — так с облегчением: душа и тело славно. потрудились — пора и на покой.
Именно такой исход — норма.
Когда же возникает неудовлетворенность прожитой жизнью, болезнь души, предсмертная тоска?
Если играл в чужие игры. (Вы уже знаете их: это
игра в поддавки,
на проигрыш,
без правил.)
Так что ж это за игра, в которой мы имеем шанс не проиграть (скажем сильней — обречены на выигрыш)?
Это — игра себя.
Игра себя с природой.
Почему прыжки мальчика-прыгуна привлекли внимание окружающих?
Потому что они были красивы и удачны.
А откуда бралась их легкость и красота?
От игры.
Он играл себя; он выражал себя этими прыжками;
он прыгал все дальше и дальше и даже не думал о той черте, дальше которой улететь не сможет. Да она его и не занимала! — ведь в этой игре — как и в каждой истинной игре — его интересовал не результат, а процесс.
Почему это не надоедало ему?
Потому что это была игра с Неизвестным, значит, каждый прыжок для него имел какую-то новизну, каждый прыжок был по-своему первым.
По этому же принципу делаются и небольшие изобретения, и грандиозные открытия, и все художественное творчество только этим и живет.
А тренеры предложили мальчику-прыгуну готовый ответ. Мало того, они подогнали под этот ответ решение, расписав его до мелочей. Игру они превратили в однообразную, тяжелую работу. Перестала ли она быть игрой? Нет. Игра есть всегда, она неистребима, только в зависимости от обстоятельств меняется ее смысл. Какое же обстоятельство заставило мальчика-прыгуна изменить своей игре?..
Это обстоятельство — воспитание.
Воспитание в семье, в школе, в любой социальной ситуации: в магазине, в общественном транспорте, на улице.
С первых шагов нам внушают самую благую установку: старших уважай, не перебивай их, не спорь с ними, уступай им место; и апофеоз — старший всегда прав!.. И что же мы получаем в результате? Ребенок именно с первых шагов приучается зажиматься, не верить себе, приучается ждать подсказки, оглядываться на каждом шагу: ведь могут не только пожурить, но и обругать, даже наказать… И этот страх сказать лишнее слово, сделать шаг в сторону с проторенной тропы, не говоря уж о том, чтоб пойти против, настоять на своем, — этот страх подавляет личность, становится натурой, сущностью — сущностью раба.
На примере мальчика-прыгуна мы видим, что этот процесс превращения летающей души в рабскую может произойти в любой момент, пока формируется гармония души и тела. Потом вы узнаете, что это формирование завершается — как принципиальная модель — к концу отрочества. Приблизительно к 13 годам. Если ребенок — а затем отрок — развивался свободно, и свободным вошел в юность — он останется свободным уже на всю последующую жизнь. Ничто его не уничтожит! Он может жить в рабстве, всем своим поведением демонстрируя свою рабскую сущность, — это ничего не означает. Если даже за всю свою жизнь он не выдаст себя ни словом, ни взглядом — сам он будет знать, что в его теле живет свободная душа. И если представится шанс
(а шанс для всех одинаков: жизнь ставит в обстоятельства, когда человек перестает терять энергию, значит накапливает ее до тех пор, пока не лопнут цепи на его окрепших руках)
— он свой шанс не упустит. Ничто — ни семья, ни долг, ни общественное мнение — не остановит его. Он может не дойти до цели — но он к ней пойдет, и будет идти через любые преграды и потери; и будет счастлив, потому что — свободен.
Мальчику-прыгуну не повезло: тренер заметил его, когда он был еще в поре формирования. Мы не утверждаем, что мальчик был воском или глиной;
пусть даже он был уже гранитом — не в этом суть. Важно, что он еще не перешел черту, за которой верят только себе, и поэтому — так замечательно воспитанный семьей, школой и прочим социумом — он доверился тренеру.
Но идти слепцом за поводырем — не очень интересное, а главное — не плодотворное занятие. Чтобы мальчик мог работать по чужой программе, сознательно ломая себя, свои движения, свой стиль жизни, — он должен был сделать идеи тренера своими. В нем должен был расцвести цветок веры в эти идеи, причем столь красочный и яркий, чтобы прежнее удовольствие от игры себя поблекло, стало менее привлекательным.
А вера требует действия. Она не может без действия, без воплощения себя. Она диктует это действие — превращая человека в раба. Но ей мало внешних атрибутов рабства — вера начинает с души, укладывает ее в прокрустово ложе своей идеи, — и вот именно этой страшной процедуры не выдерживает формирующаяся душа. Если однажды на этом ложе ее изуродовали — она остается калекой на всю жизнь.
Ну, ребенок доверился взрослым — это понятно. Но чтоб их вера стала его верой — требуется нечто большее, чем доверчивость…
Они подменили ему цель.
Прежде он соревновался только с самим собой, и рос в этом соревновании, и когда в нем оформлялось новое качество — он становился собой другим, выбираясь из себя прошлого, как змея из старой кожи.
Тренеры ему сказали: ты должен побеждать других; ты должен побеждать всех; ты должен стать первым среди лучших!
Прежде он ориентировался только на себя, на гармонию своего тела и своей души; теперь ему предложили эталон со стороны, который всегда — прокрустово ложе. Прежде он играл в прыжки с единственной целью — для удовольствия; теперь ему сказали: честолюбие — это хорошо, тщеславие — тоже полезная штука; ему сказали: все хорошо, что хоть на шаг приближает к победе, цель оправдывает средства. И когда это стало его верой — его поражение стало неотвратимым. Он летел навстречу поражению, как на стену. И он об нее разбился. Сперва — как спортсмен, а на много лет позже понял — что и как человек.
Парадокс о дисциплине
Несколькими страницами раньше мы квалифицировали случай с Икаром одной фразой — мол, пострадал от недисциплинированности. Почему так скупо? За внешней простотой содержания этой фразы таится глубочайший смысл (мы это специально подчеркнули: не мораль — именно смысл), и нам хотелось, чтоб вы сами его поискали. Кто почувствовал в нашей фразе задачу и задумался о ней хотя бы мельком — тот безусловно талантлив. Поздравляем. Точно так же он будет чувствовать задачи и в материале, с которым работает повседневно. Мы постараемся научить его не только чувствовать задачи, но и решать их, — ведь это всегда удовольствие, а иногда и счастье. Тем же, кто дальше содержания фразы не пошел (дисциплина — чего тут неясного? дисциплина она и есть дисциплина), мы покажем, как проявляется задача и как она решается. (Талантливые могут свериться с ответом.)
В случае с Икаром задача очевидна: он погибает от столкновения свободы с дисциплиной, причем дисциплине явно отдается предпочтение. Но так ведь не может быть! Ведь свобода превыше всего! И если дисциплина оказывается все-таки выше, возникает резонный вопрос (формулируем задачу): что же такое дисциплина?
Ответ: дисциплина — это свобода действующая.
Следовательно, это совсем не антипод свободы, это она сама, но если просто свобода — это некая абстракция, то дисциплина сгущает ее для конкретного действия.
Значит, дисциплина — это концентрированная, устремленная к цели свобода.
Вы привыкли к иному представлению о дисциплине. До сего дня для вас она означала послушание.
Условие порядка. Норм общественного поведения. И как апофеоз этого: «шаг влево, шаг вправо — стреляем»
Это дисциплина раба.
В ней нет даже духа свободы.
Потому что при этом человек — средство достижения чьих-то целей. Причем он этого может и не осознавать; не понимать, что какой-то кукольник дергает его за ниточки. Для родины, для коллектива, для семьи, для Дела он вжимается в свою тесную ячейку — и еще гордится своей ролью. Гордится тем, что он винтик!..
У винтика не может быть цели — он только исполняет функцию. Цель создает человек сам. Потому что цель — это и есть он сам, этот человек, только на новом, более высоком уровне, на который он поднимается (к себе) решая задачи. А то, что в его воображении цель материализована в каком-то деянии, надеемся, вас не смущает: ведь деяние — это всего лишь зеркало, в котором человек пытается себя разглядеть.
Значит, дисциплина-послушание — это всего лишь кургузый обрубок (после казни на прокрустовом ложе) дисциплины истинной, потому что дисциплина — это свобода быть самим собой.
Что нам известно из условий задачи об Икаре?
Он был поэт.
К свободе он летел на чужих крыльях.
Опьяненный возможностью вседозволенности он погиб. Спрашивается: почему это случилось? почему он нарушил дисциплину?
Когда о человеке говорят: он поэт, — подразумевается, что он не только видит мир не таким, как остальные (каждый из нас видит мир по-своему), но и материализует это видение в слова. Был ли Икар большим поэтом? Наверняка — нет (скажем так: не успел им стать) — поэтому улететь к свободе он не мог, ему пришлось воспользоваться крыльями, которые сделал Дедал. В этом нет ничего зазорного: все мы должны пережить ученичество, все в начале пути идем по тропе учителей.
Чем опасна чужая тропа? Тем — что она не твоя. Как бы ни была она близка твоей душе, она — чужая. Это не означает, что нужно все время глядеть по сторонам — куда бы сойти; но об этом необходимо все время помнить — и тогда однажды ты обнаружишь, что уже сам торишь тропу, а на прежнюю только ориентируешься.
Чем опасны чужие крылья? Тем — что они чужие. Свои крылья (своя идея; возьмем мельче — свой технический прием) не подведут никогда. Их возможности соответствуют нашим сегодняшним силам, поэтому они
дисциплинируют и
являются стимулом к внутреннему росту, без которого не появятся и более мощные крылья — инструменты новой свободы. И новой дисциплины, ведь каждая следующая задача труднее предыдущей, значит, требует
больше сил,
повышенного качества,
проясненной цели, — что фокусируется в одну точку именно дисциплиной. Чем точнее фокус — тем быстрей вспыхнет огонек свободы.
Доля вины за гибель Икара лежит на Дедале.
Все родители — никудышные педагоги, и здесь гениальный Дедал подтвердил это правило. Его педагогика не ушла дальше принципа «делай как я». По сути, он оказался в роли тех поводырей, которые считают, что знают единственную тропу к истине. Мы этой ошибки не повторим. Мы убеждены — и надеемся, вы с этим не будете спорить, — что дорог к истине столько же, сколько и людей.
Мораль: истинный поводырь (педагог, родитель) не указывает дорогу; он помогает человеку найти себя, понять себя, стать самим собой — чтобы действовать свободно.
Сон разума тоже рождает чудовищ.
Отчего судьбы этих мальчиков нас интересуют?
Ответ очевиден: тем, что они были талантливы. Были.
Мы привыкли к своей обыкновенности, может быть даже смирились с нею. Но где-то на донышке сердца все-таки живет мечта о жизни другой — более поэтичной, более осмысленной. Освещенной талантом. Как бы ни давила нас жизнь, как бы ни ломала, как бы ни внушала нам представление о нашей обыкновенности — мы все-таки знаем, знаем, знаем! что есть и в нас этот святой огонь, просто его живые искорки спрятаны очень глубоко, и никто нас не научил, как до него добраться, как дать ему простор, чтоб он запылал свободно — и озарил нашу жизнь, и наполнил ее новым смыслом.
А сколько горечи, сколько боли, сколько душевных терзаний выпадает на нашу долю, когда мы видим чужое деяние — механизм, приспособление, статью, роль, — и узнаем в нем то, что хотели сделать сами. Могли! и ведь лучше бы получилось! — но что-то помешало, где-то нас не хватило, чаще всего — энергии (а мы говорим — характера), и вот остается рубец на всю жизнь. Рубец на душе. Годы пройдут, но каждый раз, когда его коснется память, он будет вспыхивать острой болью, словно только вчера нанесен этот удар.
Значит, жили только в мечтах?
Выходит — так.
Вот отчего и оглянуться не на что.
Сколько людей живут мечтами! Не маниловскими — мечтами о реальных, полезных, интересных, совершенно новых делах. (А это уже признак таланта: ведь определена задача. Другие не видели, проходили мимо, а он первым заметил этот вопросительный знак.) Сколько людей наслаждаются мечтами, утешаются ими, оправдывают ими свое существование. Мечтают, мечтают- Но! -
ненаписанные романы — не существуют!
несозданные — в металле, пластмассе и резине — машины — не существуют!
несмастеренная вещь, неповторимую линию которой вы увидали однажды, вдруг, в своем воображении — и этот образ жил в вашей душе, утверждал вас и поддерживал в тяжкие минуты, — и ее тоже не существует!..
Их нет!
Их нет, потому что вы их не сделали.
Ведь что оправдывает нашу жизнь? Деяния. То, что произведено, выработано, сотворено ДЕЙСТВИЕМ. Только действием выражает себя талант. Действием, в результате которого появляется НОВОЕ.
Так неужели это удел избранных? Неужели нельзя выявить силу, поднимавшую в полет талантливых людей? Неужели нельзя ее понять, а поняв — научить других пользоваться ею?..
ТРИ КЛЮЧА К ОДНОМУ ЗАМКУ
Если проанализировать все три истории, станет ясно, что это три варианта одного и того же случая. Ведь каждый раз разрушалась целостность. В первом — иссякла энергия, во втором — разрушилась координация движений, в третьем — была подавлена критичность. Значит, напрашивается вывод: мальчики летали до тех пор, пока 1) энергия, 2)регуляция движений и 3) критичность — слитые воедино — позволят им быть самим собой.
В этой книге делаются три попытки:
научить талантливых людей распознавать опасности, грозящие их таланту;
изучается целостность человека;
исследуются способы реализации целостности в творческом действии.
Иначе говоря, изучается талант и условия, необходимые для его самовыражения.
Человек необъятен. Мы отдаем себе в этом отчет и потому не претендуем на исчерпывающие формулы. Тем не менее мы считаем, что целостность любого человека достаточно полно описывается тремя понятиями:
энергопотенциалом,
психомоторикой,
критичностью.
Здесь психомоторика обеспечивает механизм целостности, энергопотенциал — ее движущую силу, критичность — ее способность видеть задачу.
Мы вводим новую аббревиатуру: ЭПК (энергопотенциал-психомоторика-критичность). Давайте договоримся, что это не просто сочетание букв, не просто сокращенное написание трех слов. ЭПК — это понятие. Оно означает синтез трех понятий (энергопотенциал, психомоторика, критичность). ЭПК описывает
структуру целостности,
ее свойства,
ее функции,
качество деятельности,
продукт деятельности.
Значит, ЭПК — это механизм таланта.
Триада ЭПК неразрывна. Энергопотенциал человека находится в постоянном изменении. Это изменение упорядочивается психомоторикой и отмеряется критичностью.
Триада ЭПК текуча. В каждый следующий миг соотношение ее составляющих иное, чем в предыдущий. Разные по природе, они дополняют друг друга, и если надо — компенсируют.
Если ЭПК гармонична — задачи сами находят человека, и он с удовольствием выполняет творческую работу.
Эти три понятия своим содержанием (категориями) покрывают все возможные проявления человека действующего.
ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ЗНАКОМСТВО
Поскольку в этой книге чаще всего вам придется сталкиваться с понятиями энергопотенциала, психомоторики и критичности, — а для вас они пока что только слова, — познакомьтесь с визитными карточками каждого из этих трех понятий.
1
Энергопотенциал — это жизненная сила.
Это не то же самое, что энергия; между ними нельзя поставить знак равенства. И если в этой книге вместо «энергопотенциал» мы иногда употребляем «энергия» — это не намек и не описка. Просто длинный период понятия «энергопотенциал» иногда хочется (требует ритм фразы или абзаца) заменить чем-то более пружинистым и четким. Только и всего.
Различие между ними лучше всего видно по их отношениям со вторым законом термодинамики. Понятие энергии неотделимо от понятия энтропии. Что же до энергопотенциала, то он с одинаковым успехом участвует как в энтропийном, так и в антиэнтропийном процессах. Значит, об энергопотенциале можно говорить как об энергии, обогащенной новыми функциями.
Для первого знакомства с ним достаточно помнить, что энергопотенциал материален, измерим и направлен. Значит — это одновременно заряд и процесс.
В первой притче (о летающем мальчике) процесс был направлен на раздробление целостности, практически — на самоуничтожение, и был остановлен в самый последний момент, когда заряд достиг минимума. Оставшегося энергопотенциала хватило для поддержания жизни, но было слишком мало, чтобы мальчик мог действовать (летать).
2
Во второй притче — «исправляя» движения прыгучего мальчика — тренеры подавили в нем свободу движений.
Механизм регуляции движений — психомоторика — интересен тем, что он — суть зеркало координации процессов мышления.
Попросту говоря, как человек движется — так и мыслит, как мыслит — так и движется. Отчего же — описывая целостность — мы назвали не координацию, а психомоторику?
Дело в том, что координация движений ограничена пространством тела. Но ведь жизнедеятельность далеко выходит за эти пределы! Значит, требуется понятие, организующее территорию жизнедеятельности. Оно вам известно: это — душа (псюхе).
Можно сделать вывод, что психомоторика — это координация движения, действия, мысли. И наоборот, координация — это душевное действие (эмоциональное, волевое, интеллектуальное), воплощенное в живом движении.
Психомоторика — это одухотворенная машина, которую движет наша жизненная сила (энергопотенциал). В ней важны не формы и границы (физические либо духовные), а способность к действию. Сущность психомоторики — это нераздельные, слитые вместе мысль и движение.
Взятая сама по себе (предположим, что это возможно; как видите — и мы при первом же удобном случае готовы посягнуть на целостность) психомоторика — это наше телесное Я. Это механизм, способный к работе, но не действующий, пока его не подключили к источнику питания (энергопотенциалу). Воздушный шар, лежащий на земле бесформенной грудой. Автомобиль без бензина, паровоз без угля, трамвай без тока, мельница без ветра.
Психомоторика — это мыслящее тело, которое само по себе не действует, но способно действовать, если вдохнуть в него жизнь, если оно станет живым.
3
Если энергопотенциал обеспечивает возможность действовать, если психомоторика — это способность действовать, то критичность обеспечивает целесообразность действия.
Критичность — это проводник к истине. Далеко не всегда к истине в последней инстанции, но уж наверняка — к истине на уровне ЭПК данного человека в данный момент. Именно критичность дает оценку и позволяет сделать выбор. На самом примитивном уровне она служит самосохранению; на более высоком — помогает находить приятное и избегать дискомфорта; на самом высоком — проникает в суть вещей, в очевидном открывает истинное, заставляет преобразовывать окружающую дисгармонию в гармонию. Как вы поняли, последнее — уже творческий процесс.
Значит, критичность — это глаза таланта. Сущность критичности — быть мерой и инструментом.
Любовь к триаде
Мы любим цифру 3 неспроста.
1 — это точка опоры (вспомните замок на кончике иглы — такая система может жить только в нашем воображении).
2 — это источник мысли (потому что два предмета, две идеи, два действия мы имеем возможность сличить, сопоставить и оценить).
3 — это равновесие. Самое устойчивое положение предмета — на трех точках опоры.
Эвклиду — чтобы описать геометрию нашего мира — хватило трех понятий: точка, линия, плоскость. Введя четвертое понятие — сферу — Лобачевский открыл двери в неисчислимое множество новых геометрий. Но Эвклида он не зачеркнул! И мир для нас остается эвклидовским, что и не удивительно: он устойчив!
Описывая нашего героя тремя понятиями — энергопотенциалом, психомоторикой и критичностью, — мы утверждаем, что четвертого не надо. Любое четвертое понятие нарушит равновесие. Мы получим человека созерцающего, человека, живущего ассоциациями, человека, как потока сознания, человека, реагирующего на стимулы, человека, копающегося в себе, человека, ведомого сексом — и так далее. Мы получим человека скособоченного — и озабоченного этим. Когда болит зуб — он становится центром мироздания. При нарушенной устойчивости наше внимание невольно сосредоточено на точке, где система дает слабину. Частность принимается за целое. А мы изучаем человека, не расщепленного на отдельные проявления своей сути; человека, который выражает себя как целостность. А это возможно лишь когда он действует. Когда действие организует всю его сущность как магнит, как стержень. Когда — действуя — он добывает себе свободу.
О смысле целостности
Мы уже слышим, как начинает брюзжать нетерпеливый читатель: целостность, ЭПК — это все замечательно; но когда же, наконец, речь пойдет собственно о таланте?
А между тем — это все о нем. Потому что талант немыслим без целостности (в чем, надеемся, вас убедили три притчи). Но означает ли это, что между понятиями «целостность» и «талант» можно поставить знак равенства?
Нет.
Потому что талант — всегда целостность, но целостность — не всегда талант.
Посудите сами. Если энергопотенцил невелик — то и целостность ему соответствует. Она собирается в кулак, организует круговую оборону. Ее задача проста для понимания и невероятно сложна (при столь низком энергопотенциале) для исполнения:
удержать жизненную территорию, которая — практически — ограничена пространством тела. Отступать некуда. До таланта ли тут? Да о нем и не вспомнят ни разу!..
Если энергопотенциал больше прожиточного минимума — у целостности появляется апломб. Можно раскрыться и поглядеть по сторонам. И обнаружить совсем рядом огород, а на нем — грядки с редиской, морковкой и клубникой: дергай, что по душе! А если поднять глаза, можно увидать живописную природу, высокое небо, яркое солнце — и понять, что мир прекрасен и жизнь приятна, и жить стоит- Правда: жить нужно все же с оглядкой: энергопотенциал не столь велик, чтобы отважиться его тратить. Ведь целостность задействована все еще на прежнюю программу — на самосохранение.
«С оглядкой — это понятно, — скажет добросовестный читатель, привыкший каждое рассуждение доводить до логического завершения. — Когда кошелек худой — поневоле ведешь счет каждой копейке. Ну а если энергопотенциал прибывает? Ведь соответственно возрастают и возможности»
Верно. Но только до определенного предела: пока позволяет целостность, пока ее устойчивость вне опасности. Для целостности избыток столь же нежелателен, как и недостача. И едва энергопотенциал возрастет настолько, что начнет подавлять психомоторику и ослеплять критичность (ведь по условиям задачи меняется — возрастает — только энергопотенциал), как целостность тут же проявляет свой охранительный консерватизм: она отключается от источника энергии.
Представить это несложно. Скажем, оказался человек в светлой полосе, поймал восходящую волну; все у него хорошо, все ладится, и настроение соответствующее — боевое. И вот появляется у него ощущение, что сейчас он способен не только плыть по течению, делать необходимое, но и решиться на самостоятельное действие, что-то по-своему переделать.
Оказывается — не так все просто!
Оказывается — одного желания мало. Нужна не просто свободная сила (энергопотенциал), нужна сила достаточная, чтобы вырваться из прежней целостности, запрограммированной на самосохранение, и построить новую, запрограммированную на созидание. Иначе говоря — жизнь перестроить, отважиться жить по новым законам, ориентируясь совсем на иные ценности.
Естественно, прежняя целостность просто так свои позиции не уступит. Во-первых, как и всякая гармоничная ЭПК, она не только консервативна, но и замечательно устойчива. Во-вторых, ее психомоторика, предвидя новую нелегкую работу, пускается во все тяжкие, чтобы этой работы избежать.
Обратите внимание: напрашивается еще одно разделение функций. Критичность работу ищет — психомоторика стремится ее избежать. Значит, в механизме ЭПК критичность можно принять за «плюс», психомоторику — за «минус».)
Для торможения, для рассеивания энергопотенциала у психомоторики есть безотказные инструменты: логика и анализ. Дай психомоторике волю — она и мертвого уговорит. Например, еще не сформировалась мысль о самостоятельном действии, еще только настроение проявилось, а она уже перехватывает инициативу — нашептывает: «ну зачем тебе сырое мясо? еще неизвестно, смогут ли твои зубы его разорвать и разжевать, а желудок — переварить — а котлетки, приготовленные другими, которые так вкусны, к которым ты так привык, — это же верняк! и удовольствие наверняка, и наверняка — отсутствие риска; понятное дело — хочется чего-то новенького; так поищи другие котлетки, приготовленные по незнакомому рецепту — это ли не выход?..»
Представьте себе: такая философия, такая жизнь устраивает очень многих. Что и понятно: ведь это жизнь с удовольствием. Удовольствием постоянным и разнообразным. И целостность стоит на страже сохранности этого гармоничного мира, именно она делает его устойчивым. Человек, живущий в таком режиме, доволен собой: ведь он гурман. Он гордится своим умением безошибочно выбирать самое вкусное. И разнообразие его не утомляет. Именно такая жизнь представляется ему и полноценной, и наполненной высоким смыслом.
Желаете знать, почему он не завидует тем, кто занят приготовлением блюд?
До ответа дотянуться нетрудно. Рассуждаем: в ответе должны быть 1) самодостаточность (чтобы не нарушить равновесие, чтобы не возникало искушения нечто реальное предпринять) и 2) самодовольство (чтобы остался неизменным эмоциональный фон). Значит, его секрет в том, что он живет с ощущением, что и сам мог бы приготовить любое блюдо — стоит только по-настоящему захотеть! Но к плите он не подойдет никогда: у него нет необходимых для этого сил. Впрочем, толковать с ним об этом бесполезно: он глух к чужим аргументам и не поверит в свое бесплодие.
Короче говоря — не талант. Хотя так на талант похож! — привлекателен необычайно, а если и с энергией не имеет проблем, то полон интересных идей и планов. Но плотина целостности оказывается крепче энергетической волны — и весь пар уходит в свисток.
Итак, два варианта:
1) когда энергопотенциала едва достает на поддержание жизни и
2) когда энергопотенциала хватает на жизнь с удовольствием, — мы рассмотрели.
Но есть и третий — когда энергопотенциал столь велик, что вынуждает действовать активно.
Избыточная энергия всегда найдет себе выход; если вы удержите ее от внешних действий — она сожжет либо изломает вас внутри. (Конечно, целеустремленная внутренняя работа — иное дело. Но и для этой работы нужна 1) реальная цель и воистину огромный энергопотенциал. И об этом нужно всегда помнить, когда речь заходит о работе души. Потому что мечты и планы — маниловщина — к истиной работе души не имеют отношения.)
Что происходит при этом с целостностью?
Напрашивается простой ответ: она находит себя на новом — более высоком — соответствующем энергопотенциалу — уровне.
Ответ был бы верным, кабы психомоторика и критичность были функциями энергопотенциала. Подравнялись под него — и хорош. Но вы же знаете, что это не так. В ЭПК все составляющие — самостоятельны. Каждая имеет свою функцию, свою структуру и свою жизнь. И если энергопотенциал повысился столь резко, что целостность не может остаться прежней, в прежнем диапазоне, — это еще не значит, что она автоматически переместится на более высокий диапазон (чтобы себя сохранить).
Ведь для того — более высокого диапазона — психомоторика может оказаться недостаточной. Или критичность не потянет. А то и обе сразу. Что тогда будет с целостностью? Ясное дело: пойдет вразнос. Следовательно, для перехода на более высокий уровень одного энергопотенциала мало. Нужно, чтобы психомоторика и критичность уже ему соответствовали, уже были бы готовы его переварить.
Зато если и психомоторика и критичность готовы к работе на новом уровне, новая целостность формируется легко и естественно. И сколько бы теперь ни прибывал избыточный (превышающий потребности жизнеобеспечения) энергопотенциал — его никогда не будет слишком много. Потому что критичность найдет для него работу, а психомоторика подберет наилучшую технологию действия. Работа будет выбираться по плечу, цель — по энергопотенциалу. И для высочайшего из всех возможных энергопотенциала, когда человек становится сгустком специализированной энергии, — даже для него найдется достойное, всепоглощающее применение: не просто творческая — но божественная работа, когда творец не ограничивается гармоничной формовкой глины, а еще и одухотворяет ее, дарит ей жизнь.
Так в чем же смысл целостности?
В равновесии. В устойчивости. В консерватизме.
Значит, прежде всего — охранительные заботы. Фундамент жизнедеятельности. И лишь потом — фундамент созидательной работы.
Талант есть норма
Итак, вы познакомились с тремя состояниями целостности.
Состояние ущербной целостности обеспечивает существование.
Состояние ассимметричной целостности обеспечивает жизнь.
Состояние гармоничной целостности обеспечивает творческую работу.
Последнее состояние и есть норма.
Глава вторая
ТАЛАНТ И БОГ
Правда не есть истина
Прежде чем разбираться с природой таланта дальше, нужно ответить на вопрос: а возможно ли это? возможно ли вообще понять, что такое талант, откуда он взялся и как работает?
Ведь в обществе испокон веку живет идея, что талант — от Бога. Любой талант — играет ли он на скрипке, конструирует ли лазерные ускорители, сочиняет ли модели одежды, — все это неспроста, все это делается под контролем Бога, иначе как же объяснишь, что он — этот скрипач, физик, модельер — может, а остальные — нет. К тому же все читали признания -
поэтов: «Господь водил моей рукой; я только записывал, а сочинял — Он-»
математиков: «я столько лет бился над этой формулой, и вдруг — озарение — она явилась перед моим внутренним взором-»
исполнителей: «я почувствовал присутствие Бога, потому что из моей виолончели полились звуки, ничего подобного которым прежде я из нее извлечь не мог-»
Если эти мнения соответствуют истине, то бессмысленно даже пытаться разобраться в природе таланта. Ведь Бог непознаваем; его симпатии и прихоти подчинены его собственному Закону; не нам на него влиять!..
Мы думаем иначе.
Мы почему и взялись за это дело, что однажды поняли механизм таланта и убедились: Бог к нему не причастен.
Мы готовы это доказать.
(Чем докажем, кстати, что для Бога нет деления людей на любимчиков и бяк, — для него все равны.)
Мы готовы доказать, что только талантливая работа оправдывает нашу жизнь на земле, — и уже поэтому изначально она запрограммирована в каждого; значит, талант — это механизм природы; а коль так — талант работает независимо от нашего сознания.
Бог — это ответ
Откуда же взялся миф о божественной избранности таланта?
Как ни странно — понять это несложно. Человек не может жить рядом с неизвестным, непонятным, необъяснимым — и не дать этому неизвестному имя. Человек дает имя всему, что он видит, слышит и чувствует — независимо от того, понимает он это или не понимает. Дает имя сразу. Обозначает. Например, самое большое непознанное называют Бог. В том же ряду — Вселенная. И Время: его мы научили измерять на своем муравьином уровне, но познать пока не удалось никому.
То же и с талантом. Когда он есть — это видно сразу. Сразу — едва он начинает работать. Пока он бездействует — он такой, как все, может быть во многих отношениях (нам нравится искать на солнце пятна) даже хуже остальных. Но начал работать — мы снимаем шляпу. И если надо выбирать, кто должен действовать, мы выталкиваем его вперед: ведь у него наверняка получится лучше, чем у нас.
Но почему у него получается лучше?
Со стороны этого не видно. Стали расспрашивать: как ты это делаешь? (Вспомните притчу о первом — летающем — мальчике.) И вдруг выяснилось, что он сам толком ничего не может объяснить. В лучшем случае мямлит какую-нибудь ерунду вроде такой: ну делал и делал; сначала ничего не получалось, а потом словно кто-то стал меня направлять; я сперва даже не понимал, к чему это приведет, но чувствовал, даже знал сразу: иду правильно; а потом вдруг увидал все в завершенном виде, и тогда осталось только исполнить это руками-
Разумеется, такой рассказ ни у кого восторга не вызывал, потому что два важнейших момента: 1) что его «направляло» в начале работы и 2) почему в какой-то момент это новое он увидал внутренним взором в завершенном виде, — раскрыты не были. Поэтому перенять было нечего. Научиться — нечему.
(Кстати, отсюда мораль: если человек не талантлив — научиться талантливой работе он не может.)
Но факт есть. Значит, он должен иметь имя. Окружающие к этому не причастны, потому что они имеют доступ к этому факту через вторые руки — через посредство таланта. То, что они видят: задача — работа — результат, — ясно и просто; непонятен лишь ход его мысли, по какому принципу он выбрал направление и как решил задачу. Неизвестное ощущает только он. Именно ему и достается честь назвать это неизвестное. И ничтоже сумняшеся талант говорит: моею рукой водил Бог. Ничего не объяснил, но ответ есть, и ответ удовлетворительный. Все довольны.
Все — смертно; мифы — тоже
Чтобы миф родился — Неизведанное должно быть рядом со мной постоянно. Пусть оно не имеет ко мне отношения непосредственно, пусть я только свидетель, — я должен быть в нем уверен, как в том, например, что придет весна — и распустятся цветы.
Чтобы миф стал частью моего мировосприятия, чтобы я поверил в него, — нужно, чтобы он пришел ко мне, как достояние многих поколений. Нужно, чтобы из века в век все таланты, которых интересует только результат, с восторгом благодарили бы за свой успех Бога, а те единицы среди них, которых интересовал процесс (забегая вперед признаемся, что это — гении) — клали бы лучшие свои годы на анализ процесса творчества. Столько книг об этом написано!.. Каждому гению удавалось разложить процесс творчества на детали; потом они эти детали складывали в точности, как прежде было, — а процесс не возобновлялся. Гомункулус в пробирке не возникал. Препарированная лягушечка не оживала. Чтобы и первое, и второе, и третье произошло, недоставало последней детали, и этой деталью — одухотворяющей собранную машину — был Бог.
Если изначально веришь в миф, что заводит пружину Бог, то и все действия — помимо сознания — будут подчинены только подысканию доказательств его непосредственного участия.
Поймите нас правильно: мы вовсе не утверждаем, что этот миф принес вред. Напротив! — он помог сохранить множество талантов: вместо того, чтобы копаться в себе, люди делали конкретное новое дело. И еще: в них было меньше страха перед новым делом — ведь они были не одиноки, с ними был Бог, который — как они не раз убеждались — в решающий момент непременно подсказывал выигрывающий ход.
Так может быть самое лучшее — оставить все как есть и не лезть в эти дебри? не разрушать этот миф? не забирать у Бога такую красивую роль?..
В этом есть резон; но что делать, если мы открыли механизм творчества?
Это наш камень. Неподъемный для одного человека; но нас двое, у нас четыре крепких руки — и мы подняли его. И никуда нам не деться — наша судьба тащить его на верх грандиозной пирамиды, которую успели построить наши предшественники. Мы вовсе не утверждаем, что этот камень должен венчать пирамиду. Конечно же нет! Но сегодня его место — над остальными, выше всех, и эта книга — по сути — отчет о том, как мы тащили свой камень вверх.
Так хочется успеть самим положить его на уготованное ему Богом место!..
Отчего творчество беспамятно
Нам проще, чем нашим предшественникам, потому что мы знаем построенную ими пирамиду, а вот наш камень — он действительно только наш, это мы его откопали, до нас его не поднимал руками никто. И когда заходит речь о вмешательстве Бога в творческий процесс, мы поворачиваем камень нужной гранью, чтобы вам было удобней прочитать, что на ней написано. Трудно разобрать? — читаем сами: одноканальность души.
Разумеется, мы имеем в виду работу души. Состояние, когда она действует.
Душа может быть и многоканальной — если она работает на прием информации. Уточним: на пассивный прием. Если прием становится активным — значит, образовалась цель, — прием тоже сужается до одного канала.
Одноканальность — это еще одно важное понятие, которое в различных модификациях постоянно будет работать в этой книге.
Одноканальность — это свойство, заложенное в нас природой. (Для тех, кто приписывает все Богу — Создателем.) Именно она позволяет нам действовать результативно. Ведь именно благодаря одноканальности мы можем сосредоточиться. На чем? На любой цели — от «взять ложку» до «что есть истина?». Мы сосредоточились — и на какое-то время (практически это мгновения) весь остальной мир перестал для нас существовать. И это продолжается до тех пор, 1) пока мы не достигнем цели, либо 2) из-за потерь энергопотенциала потеряем ее, либо 3) переключимся на другую цель — если ее энергопотенциал более мощный, чем тот, которым жила первоначальная цель.
Мы не можем делать два дела одновременно. Это запрещено природой. (Зачем — узнаете чуть позже.)
Когда говорят, что Юлий Цезарь мог одновременно делать три дела, это означает, что он был способен очень быстро — практически мгновенно — переключаться с одного дела на другое. Его великолепная память держала наготове все цели, а огромный энергопотенциал позволял вмиг без усилия сосредотачиваться на очередном действии. Он перебирал действия, как четки; со стороны это было неуловимо; лишь он один знал, как это происходит, для него это была игра; и, очевидно, ему нравилась эта игра на публику, раз он к ней прибегал очень часто.
Точно такова же технология мышления выдающегося гроссмейстера, играющего вслепую на многих досках. Память позволяет ему держать наготове все шахматные позиции, а энергопотенциал — сосредоточиться именно на той, которая у него за спиной в данный момент. Если бы наше мышление не было бы одноканальным, этот фокус никогда бы не удался.
Одноканальность замечательна тем, что обеспечивается минимальными затратами энергопотенциала, да и то один раз — на формирование цели. Едва канал «я — цель» образовался, все процессы в нем текут без помех, без трения; по сути это канал сверхпроводимости для чувства и мысли.
«Если оглянешься — она окаменеет-»
Вы вправе спросить: но где связь между одноканальностью и Богом, диктующим талантливые действия?
Отвечаем: одноканальность объясняет, почему мы не осознаем свой путь к цели, почему упускаем момент рождения талантливого действия.
Чем отличается талантливое Действие от бесталанного?
Талантливое действие производит душа; оно неосознаваемо; оно совершается свободно и дает новый, неожиданный результат. Бесталанное действие производит разум; его главные инструменты — память и навыки; разум пользуется знаниями, добытыми до него, знаниями, превратившимися в шаблоны, а ведь шаблон мертв, из него не добудешь нового, так же как из знания с помощью разума ничего нового не добудешь. Бесталанное действие имеет всего три варианта:
1) соединение одного известного кирпича с другим известным кирпичом,
2) деление кирпича на множество маленьких,
3) раздувание его — насколько хватит сил.
Но во всех вариантах кирпич так и останется кирпичом.
Все элементы бесталанного действия всегда можно восстановить — лишь бы памяти не мешал склероз. Пусть вы восстановите порядок ходов не совсем так, как было на самом деле — это не имеет значения. Пусть вы где-то подшлифуете, приукрасите свою логику — не в этом суть. Важно, что
1) все элементы будут ясны,
2) все подогнаны один к одному плотно,
3) все будут ступеньками к предопределенному результату.
Талантливое действие реставрировать невозможно, потому что — хотя оно тоже состоит из элементов — в нем элементы не нанизаны на шампур логики, как в бесталанном действии, а в какой-то момент — именно в тот момент, когда родилось талантливое действие, — сливаются в целостный, нераздельный процесс.
Талантливое действие — это всегда результат жизни души. Когда ответ уже получен, задача решена, мы можем протянуть от условия к ответу логическую нить — и заполнить все пространство нужными элементами. Объяснит ли это, как родилось талантливое действие? Нет. Потому что в первом случае зеленая лягушечка прыгала, полная жизни, во втором — она мертва. Потому что талантливое действие повторить невозможно. Если вы его все же повторите — это будет бесталанная работа по талантливо исполненному стандарту. Если же вы в своей попытке повторить будете действовать талантливо — у вас получится еще одно талантливое действие, очевидно иное, чем образец.
При бесталанном действии именно одноканальность позволяет выстроить логику последовательных шагов. При талантливом — одноканальность позволяет материализовать жизнь души в живом процессе.
При бесталанном действии вы в любой момент осознаете каждый свой шаг. потому что этого требует логика, без этого вы не вытянете из памяти именно тот элемент, который вам в данный момент необходим. При этом ваше внимание неутомимо совершает маятниковое движение: к цели — к очередному шагу (задание) — к памяти (ответ на задание) — опять к цели — следующий шаг — в памяти подыскиваем подходящий элемент — ориентируемся на цель, чтобы не сбиться-
При талантливом действии этот принцип губителен.
Как только вы создали живой процесс, как только он зажил своей собственной жизнью — ваша роль сводится к тому, чтобы не мешать. Ориентироваться на цель — и не мешать! И если вас потащит неожиданной дорогой — значит, это для вас наилучший путь. И если в какой-то момент прежняя цель исчезнет, уступив место новой, неожиданной, рожденной процессом, — значит, либо прежняя цель была ложной, либо мелковатой для вас.
Обратили внимание? — здесь не маятниковое раскачивание, а неуклонное движение вперед. Здесь нет осознания очередного шага, нет осознанного обращения к памяти за недостающими элементами. Осознается только цель.
И вот представьте, что вы решили проанализировать жизнь процесса. Это возможно лишь двумя способами: либо остановить его (как при бесталанном действии), либо взглянуть на него со стороны. Но если сделать первое — процесс прекратится и лягушечка умрет; и если вы захотите запустить процесс снова — вам придется проделать снова всю подготовительную работу; но даже если он опять возникнет, опять наполнится жизнью — это будет уже другая жизнь и другой процесс.
А второе — взглянуть на процесс со стороны — сделать просто невозможно. Ведь мы одноканальны! Взгляд со стороны создает новый канал, значит, прежний перестает функционировать, процесс умирает — и наблюдать нечего.
Там, где должны были пересечься новый канал (аналитический) и прежний (творческий) — не оказывается ничего. Пустота. Для анализа нужны конкретные факты, но их не разглядишь в черном ящике творческого процесса.
Вот почему ни один талантливый человек не может объяснить, «как у него это получилось». Если он дилетант — талантливое действие наполнит его положительными эмоциями и ему даже в голову не придет разбираться в себе. Если же он профессионал — он осознанно будет отворачиваться от анализа, осознанно отключать разум, погружаясь в себя, давая свободу душе.
Творческое действие — это нормальное состояние работающей души. В ней все происходит по законам природы. И если знать эти законы — можно воздействовать на душу так, чтобы у нее оставалась лишь одна степень свободы — творческое действие. Ну, а если этих законов не знаешь, то не удивительно, что любой творческий порыв воспринимается как чудо, авторство которого, естественно, так легко и лестно приписать Богу.
***
Итак, проблема «талант и Бог» существует с того дня, как у человека, сотворившего нечто необычное, спросили: «как это у тебя получилось?»
Он не смог ответить; другие такие же — тоже; мы объяснили причину, отчего внятный ответ невозможен: одноканальность души. Мы назвали это, дали явлению имя. Но неужели так-таки никто до нас не понимал сути процесса?
Разумеется — понимали.
Когда мы говорим, что место нашего камня — выше остальных, мы вовсе не утверждаем, что этого камня не было до нас. Он был; был всегда; но мы его раскопали и расчистили; и заставили заговорить современным языком.
Что же до проблемы одноканальности, то она была подмечена еще древними. Вот один пример.
Все, кто интересовался в школе греческими мифами, помнят историю Орфея и Эвридики. Напомним: не в силах жить без трагически погибшей юной жены Эвридики (без творческого процесса), великий певец и музыкант Орфей спускается в царство мертвых (память), находит там тень Эвридики (его нерешенная проблема сформировалась), и, следуя за Гермесом (Орфей не знал пути в сегодняшний день, поэтому вместо творческого процесса на первых порах был вынужден довольствоваться работой по навыкам), ведет Эвридику наверх. Орфей знал, что она идет следом, знал, что нельзя оборачиваться; но когда до выхода из царства мертвых остались считанные шаги, не выдержал, обернулся — и все мгновенно было кончено. Эвридика осталась в царстве мертвых навсегда (зарождавшийся творческий процесс умер).
Вот уж где без богов не обошлось!
Орфей — сын бога; Аид — бог подземного царства — предостерегает его: будешь идти к свету — не оборачивайся на Эвридику; бог Гермес и вовсе его наперсник — чуть ли не за руку ведет к цели- И все-таки главная идея мифа: творческий процесс не от богов зависит — только от самого творящего человека. Решает задачи — он сам; обнаруживает проблемы тоже сам. Боги могут предостеречь; могут помочь одолеть 99 темных ступеней; но сотую — она может быть и первой, и семнадцатой, и восемьдесят второй — ту самую, которая рождает творческий процесс, — он должен одолеть сам.
Глава третья
ТРИ ЭТАЖА ЖИЗНИ
1
На каждой странице этой книги вам встречалось слово «талант»; вы успели кое-что узнать о механизме таланта; вы даже знаете, при каких условиях этот механизм самопроизвольно включается в работу, а при каких — перестает работать- Но что такое талант? Какое содержание вкладываем в это понятие мы — авторы? — Формулировки пока не было. И читатель, привыкший самостоятельно мыслить, уже негодует: да почему ж они не скажут толком, какую идею отстаивают? Да и остальные читатели чувствуют себя неуютно. Они ощущают: есть какой-то напряг, который с каждой страницей возрастает, а так хочется легкости, так хочется тверди под ногами — чтобы с уверенностью на нее опереться-
Ну что ж, открываем карты; получите твердь:
талант — это человеческая способность оригинально решать известные задачи.
Что здесь самое существенное?
Талант не открывает новых задач; задача, за которую он взялся, уже была известна — и даже решена — до него; но он решил ее не так, как другие, а по-своему, оригинально. И этого достаточно, чтобы утверждать: задачу решил талантливый человек.
Пример. Еще недавно — два-три десятка лет назад — чулки на детишках закрепляли к трусикам резинками. Так же поступали и женщины: они пристегивали чулки такими же резинками к специальному поясу. Задача решена? Безусловно. Но нашелся талантливый человек, который три вещи соединил в одну — и получились колготы.
Это решение задачи настолько удачно, что им пользуется все человечество. И настолько универсально, что более интересные решения пока никто не может предложить. А что же колготы с прорезями? колготы с тканым узором? колготы, пестро раскрашенные? — напрашиваются вопросы. — Неужели это не оригинальное решение задачи? — Нет. Потому что и там, и там, и там — все те же колготы. Это — вариации на известную тему. И только. Вариации известного решения.
Чтобы заметить талантливую работу, понять, что перед тобой нечто необычное, — не требуется ни высокого образования, ни специальной подготовки. Любой человек замечает талантливую работу сразу. Может быть он думал о чем-то другом, но в поле зрения оказался талантливо сделанный предмет — и все его внимание помимо воли переключается на этот предмет.
И тут следует различать новизну и оригинальность.
Любая новизна тоже останавливает внимание. Но она пугает (хотя мы этого не осознаем); как минимум — удивляет. Но в любом случае у нас возникает желание от нее отгородиться. Почему? Да потому, что новизна претендует на наше внимание, на нашу энергию. Она берет — ничего не возвращая. Ей нечем с нами поделиться, потому что любая новизна — это вариация, это необязательное внедрение в наш устоявшийся мир, это нарушение равновесия.
А оригинальность — это печать таланта. Оригинальное решение обогащает нас, обогащает каждого, кто с ним соприкоснется. Обогащает потому. что в нем заложена энергия, которую автор потратил на это решение. Правда — энергия небольшая: мы быстро привыкаем к оригинальности, и когда она перестает быть таковой, становится обыденностью, это значит, что мы утилизировали всю ее энергию, и теперь пользуемся ею — уже не замечая ее.
Колготки — великолепное решение, но, конечно же, не последнее. Каким будет следующее решение той же задачи — мы не знаем, но может быть кто-то из вас ее решит — почему бы нет? Но не исключено, что это произойдет лет через сто. Главное — понимать, что это произойдет непременно.
А вот еще пример, как великолепные решения одной и той же задачи сменялись на протяжении тысячелетий.
Две тысячи лет назад писали стилом по воску или сырой глине. Потом — пером. Потом перо стало металлическим. Потом к перу приделали баллон с чернилами — и получилась авторучка. Потом появились шариковые авторучки- Вы можете сказать: круг замкнулся, ведь шарик — это то же стило. Формально — так. Но может быть уже завтра придет талантливый человек — и предложит оригинальный инструмент для записи мыслей.
2
Если с талантом мало-мальски ясно, то кто же такой гений? Может быть — очень-очень большой талант?
Нет. Если вырастить очень большого зайца, в тысячу раз большего, чем обычный, все равно никто не примет его за льва. С первого же взгляда любой определит: да это же заяц!..
Между талантом и гением не количественное, а качественное различие. У них разное чувствование мира.
Гений — это человеческая способность чувствовать проблемы и решать их просто.
Там задачи — здесь проблемы.
Задачи — вокруг нас; проблемы — внутри, в душе.
Проблема — целина, которую первым из людей вспахивает гений. Нет задач, которые решаются впервые. Задача — это грядка на поле, вспаханном гением; и даже если гений не думал о ней, в его решении она присутствует.
Душа гения — живое зеркало вселенной. Он чувствует себя ее частью, и выполняет свое предназначение, культивируя эту часть. Гений — камертон природы; он сверяет жизнь по ее законам, и когда в их звучании возникает диссонанс — говорит: здесь — проблема.
Если орудие гения — его душа, то талант орудует инструментами души — чувствами, которыми он воспринимает окружающий мир.
Талант действует, чтобы преодолеть неудобство; гений — чтобы преодолеть боль.
Продукт деятельности таланта — оригинальность; продукт деятельности гения — простота. Оригинальность свежа до повторения; простота свежа навсегда.
Примеры решения проблем: рычаг, клин, колесо.
Еще пример, чтоб вы понимали различие между проблемой, задачей и исполнительским действием, сколь бы огромным оно ни было: гений открыл радиоактивность; таланты сделали бомбу; рабы ее применили.
3
Нам с вами предстоит долгий путь. Одни будут наблюдать это движение со стороны, другие отважатся в нем участвовать. Но и тем, и другим перед дорогой нужно определиться, ответить на вопрос: кто я?
Зачем это необходимо?
Представьте, что вы плывете через океан на теплоходе. Если вы палубный пассажир — у вас одно отношение к природе и движению теплохода; если вы пассажир трюмный — те же ситуации представляются вам совсем иными; если же у вас каюта-люкс и возможность пользоваться рестораном, бассейном, теннисным кортом- Короче говоря, перед тем, как судить о нашем движении через океан, который называется «природой таланта», вы должны дать себе (только себе!) ответ — какой меркой вы нас судите.
Ведь мерка — это вы сами. Поэтому вы должны определиться — кто вы сейчас? что вы сейчас из себя представляете? Причем не выдуманный вами же, а вы — реальный.
Не спешите. Чтобы сказать себе правду — назвать себя — у вас есть время, пока вы будете изучать эту главу, в которой мы познакомим вас с обитателями трех этажей жизни. Вы — на одном из этих этажей. И чем точнее вы определите свое сегодняшнее местожительство, тем легче вам будет находить с нами общий язык, тем проще будет ваш путь к себе (если вы захотите его пройти, обнадеженный этой книгой); тем точнее будут средства, которые вы для этого выберете.
Пожалуйста, отнеситесь с максимальной добросовестностью к этой задаче. Дело в том, что только один из двадцати людей оценивает себя точно. Остальные или завышают себе цену (таких большинство), или занижают ее. И то и другое гарантирует в любом деле неуспех.
4
Откуда такая тенденция: представлять себя больше, чем ты есть?
Во-первых, каждый из нас чувствует — и это чувство не обманывает, — что природа старалась каждому из нас дать поровну; во всяком случае — никого не обидеть. И если я вижу, как другие смогли, я чувствую, что где-то во мне спрятаны силы, чтобы и я смог тоже.
Во-вторых, в нас заложена программа, как подняться на вершины духа и разума. Эта программа перестает работать к совершеннолетию, но остается след в памяти мы до последнего дня будем помнить, как она толкала нас вверх.
В-третьих, мы живем под гипнозом когда-то достигнутого успеха. Не имеет значения, каковы были истинные его размеры. Важно, что мы его оценили, как некую ступеньку, и вообразили, что как легко поднялись на нее, так и всю лестницу можем одолеть.
Здесь допущены две ошибки.
Первая: это только снизу все ступени кажутся одинаковыми; на самом деле, начиная с некой высоты для подъема на очередную ступень потребуется новое качество усилий; иначе говоря, наша душа должна быть к этому готова — предварительно обновившись.
Вторая ошибка: истинный успех — это не результат, а процесс, поэтому мы должны были бы оценить себя не по высоте ступеньки, на которую поднялись, а по тяге, которая вынуждала бы нас к следующему усилию, к следующему шагу.
Завышенная самооценка идет не от души (душа, чувства — не ошибаются!); ее диктует голова, разум.
Человек сильный, человек мудрый, человек, получивший нормальное развитие, живет, доверяясь своему чувству; его разум идет вслед за чувством — материализуя его в мысль. Только такой порядок ориентации в окружающем мире гарантирует безошибочность действии.
Повторяем: впереди чувство — за ним мысль, которая неразрывна с чувством, потому что является его продолжением, его второй ипостасью.
Но нас с детства учат иному порядку действий: сперва хорошенько подумай (проанализируй, вспомни, прикинь варианты) — а уж затем-
А «затем» получается стресс. Потому что мысль, не рожденная чувством, никогда с ним не совпадет. Они оказываются по-разному заряженными, по-разному направленными; при их соприкосновении происходит не слияние, а резкая вспышка — короткое замыкание.
Значит, стресс — это конфликт между разумом и чувством.
Душа, чувство знают свои пределы; оберегая человека от стрессов, они работают как предохранитель. Голова, разум пределов не знают, отпущенные на свободу, они влекут человека в бездну.
Завышенная оценка заложена в памяти (одним из механизмов разума). Но это не просто завышенная мерка — если бы так! — это туго стянутая пружина (ее постоянно затягивает до предела все та же память и та же мысль — сожаление о несостоявшейся судьбе), которую отпускает — давая ей свободу — первый же подвернувшийся шанс.
Этот человек действует сразу — и вопреки себе.
Поэтому — пусть не на первом, а на втором, на третьем шаге — но он обречен на неудачу. Вместо успеха он получает стресс; сколько серьезных попыток — столько и стрессов. Это трагически сложившаяся жизнь, причем трагичной ее сделал сам этот человек, хотя, оцени он себя правильно — жил бы вполне счастливо.
5
Теперь разберемся с теми, кто занижает свои возможности.
(Они вовсе не считают себя плохими; и не считают себя хуже, чем они есть — речь идет не о нравственной самооценке, а о том, каким они видят мир; или — переходя на нашу терминологию — как они оценивают свою ЭПК).
Это люди с зазубриной в памяти.
Вы можете сказать: а у кого в памяти нет зазубрин? Согласны. Но этим людям жизнь поставила зазубрину в тот момент отрочества, когда волна возрастного развития неудержимо тащила их вверх. Что-то случилось — какая-то неудача. На волну это не могло повлиять, она продолжала реализовывать заложенную природой программу, но теперь она влекла не смелого, полного надежд пловца, а сломленного молодого человека, который думал лишь об одном: как бы не разбиться о каменистое дно, когда волна начнет опадать.
Этот человек не знает свободы, потому что живет с постоянным самоконтролем. Что бы он ни делал — все у него отмеряно от и до. Он сколотил себе прокрустово ложе, мучается на нем, но перебираться на другое — удобное — не соглашается: страшно.
Его мотивация — вне его; поэтому оценку своим действиям он ищет у окружающих. Он понимает, что нехорошо, унизительно заглядывать им в глаза — и все же делает это, потому что без их оценки потеряет ориентиры и будет несчастнейшим из людей («я никому не интересен!..»).
Это не означает, что он вообще не способен действовать. Он действует, и порою очень успешно! Ведь природа успела дать ему много, просто он 1) потерял ключ от своего ларца и 2) каждый раз, когда он на ларец смотрит, его сердце сжимается от былой боли, когда ларец упал ему на ногу — после чего он и охромел.
Значит, он добивается успеха, пока его действия им контролируемы, пока все логично, понятно, адекватно. Если он знает, что сложив а + б получит необходимое ему в — он действует уверенно.
Когда же проявляется его ущербность?
А в тот момент, когда созданный им процесс набирает инерцию, когда создается тяга — когда работа начинает отдавать больше, чем берет. Он видит, как набухает под ним волна, чувствует сплетение мощных, неподконтрольных ему струй, вспоминает о злопамятном каменистом дне — и выходит из игры.
Как бы высоко он ни поднялся по социальной лестнице — ему не позавидуешь. Ведь ему недоступно счастье — эти мгновения свободны, когда человек полностью погружен в стихию чувств. А счастье — это как раз то, о чем он больше всего думает, что он напрасно ищет всю жизнь. Ах, если б он решился на дерзость, на отвагу — и у него бы появился какой-то шанс. Но цели, которые он себе ставит, хотя для кого-то другого быть может и велики, но его-то не достойны, а потому достижение их не приносит ему удовлетворения. Маленькие победы не возбуждают его — и он перестает бороться. Он находит безопасное течение — и отдается ему, затрачивая минимальные усилия на поддержание себя на плаву.
Его судьба — угасание.
6
И только один из двадцати оценивает себя точно.
Это позволяет ему выбирать цели, для достижения которых от него требуется максимальное усилие — и в то же время он уверен, что не сорвется.
Зачем такие крайности? почему именно максимальное усилие? откуда в нем потребность к максимальному действию?
Именно во время действия человек живет (в отличие от существования, когда идеалом является покой, и все усилия направлены лишь на то, чтоб этот покой сохранить).
Максимальное — успешное! — действие рождает ощущение максимальной жизни.
При этом человек сливается с предметом своей деятельности в одно, а раз между ними нет дистанции, то нет места и мысли. Действуя на максимуме, он превращается в одно живое чувство. Чувство наполняет человека новой энергией — и именно этот энергетический прилив создает ощущение тяги, вдохновения, когда работа идет свободно, сама собой.
А когда работа закончена, действие завершено — и он отделяется от предмета своей деятельности, — энергия работавшего чувства какое-то время еще продолжает прибывать, но теперь она материализуется не в труд, а в переживание оставшегося позади процесса труда — то есть, в счастье.
7
Напомним, для чего вам эти три уровня притязаний, три (соответствующие им) картины мира, три видения себя в этом мире:
— для того, чтоб вы понимали, с какой точки зрения вы сегодня судите о нашем тексте.
Те, кто переоценивает себя, читает наш текст снисходительно. Им не приходит в голову, что они видят только то, что находится на уровне их горизонта и ниже. Как это все банально! — вот их вердикт.
Те, кто недооценивает себя, читает нас с опаской. Здесь что-то есть, — признают они, — но нужно думать! И откладывают текст, потому что чуют: он ведет их в неизведанное.
И только те, кто оценивает себя точно, узнают себя в тексте, живут им и действуют по нему.
8
Но мы никого не отвергаем. Мало того, именно обреченных на неудачи мы первым протягиваем руку: кому как не им помогать!.. Удачнику мы тоже нужны: чтобы понимать механизм его удачи и пользоваться им еще точнее. Но неудачнику мы нужней:
ведь у нас он может узнать диагноз своей болезни и способ, как стать здоровым. Мало того, именно неудачнику мы предсказываем: если ты поставишь себе верный диагноз и вылечишься — ты сможешь подняться выше любого удачника, потому что ты знаешь, каково внизу (а он — не знает), и каждая ступень будет дарить тебе больше счастья, чем ему, потому что его диапазон чувств меньше, он не имеет твоего горького опыта. Он движется от хорошего к лучшему; ты — от отчаяния к счастью. Память не даст тебе забыть, где ты был, поэтому твоя мера будет тоньше: ты будешь различать недоступное глазу удачника, и будешь слышать стук в твое сердце там, где его чувства спят.
9
Вывод: ваш уровень притязаний — это еще не вы; это то, что вы о себе думаете; либо полагаете, что так о себе думаете, поверив ситуации, в которой живете, поверив мнению окружающих людей (зачастую намеренно обманывающих вас), поверив своим удачам и неудачам.
Уровень притязаний — это ваша манера жить, это ваша привычка действовать. Это ваша вторая натура; костюм, к которому привыкли настолько, что он стал частью вас. Он закрывает ваше тело; вы полагаете, что в нем удобно — и этого достаточно, чтобы примирить вас с ним. Но ведь вы понятия не имеете, каково на самом деле ваше тело, каково вам будет жить, если вы доверитесь ему, а не костюму.
Значит, три уровня притязаний — это не реальное здание, в котором живет каждый из нас (каждый на своем этаже). Это — здание-мираж, на этажах которого живут наши представления о нас. Наши фантазии о себе. Наше воображение.
Давайте материализуемся.
Давайте наберемся мужества — и узнаем, кто мы есть на самом деле.
Чтобы жить не выдуманной, а настоящей жизнью. И не вполсилы — а чтобы унести максимум того, что предлагает нам жизнь.
До сих пор вы думали о себе — и полагали, что себя знаете. Мы предлагаем вам действовать. Потому что только действие назовет, кто вы на самом деле есть.
10
Перед тем, как двигаться вперед (или перед тем, как решать — хотите ли вы вообще двигаться, интересует ли вас задача понять себя и дойти до себя — до такого, каким вы были задуманы еще до вашего рождения), следует определиться с проблемой:
кто вы сегодня? на каком уровне развития находится ваша душа? и какой путь вам предстоит одолеть, если вы хотите прийти от себя сегодняшнего к себе истинному?
Чтобы ответить на эти вопросы, нужно на себя взглянуть. Не изнутри — как мы это делали до сих пор (и вместо себя реального видели себя-фантом), — а со стороны. Значит — поглядеть в зеркало, которое не врет.
Таким зеркалом для человека может быть любое действие.
Например, ответ на уже знакомый вам вопрос: как вы относитесь к идее, что талант — от Бога?
Этим вопросом мы испытали тысячи людей. В беседах; в опросах; в анкетах — где этот вопрос был спрятан в ряду других. Мы перебрали все профессии, до которых смогли дотянуться, все возрасты — от старшеклассников до стариков, все уровни образования и интеллекта. И обнаружили, что все ответы четко разделены на три группы. За ними были три группы людей. Состав групп не зависел ни от возраста, ни от образования, ни от социального положения.
Так мы открыли новую типологию людей.
Не по расовому признаку, не по языковому, не по сословному, не по образовательному, не по профессиональному и т. д.
— а по состоянию ЭПК человека.
Таких состояний — диапазонов ЭПК — три.
Три этажа жизни.
Нижний диапазон — человек существует; его цель — самосохранение.
Средний диапазон — человек живет с удовольствием, но он бесплоден.
Верхний диапазон — человек живет созидая.
Каждое состояние устойчиво, инертно и консервативно.
Это значит, что — находясь в своем диапазоне и ничего специально не предпринимая — человек остается в нем всю жизнь.
Под действием обстоятельств человек может упасть с верхнего этажа вниз — но от этого не изменится его сущность.
Чтобы жителю нижнего диапазона перебраться выше — требуются сознательные, длительные, грамотные усилия — работа над собой (с ее технологией мы вас познакомим).
Разумеется, каждому состоянию нужно было дать имя.
Человек нижнего этажа живет страхом. Он боится себя, боится сделать ошибку (поэтому бездействует), боится людей, боится любой перемены обстоятельств. Но работу выполняет добросовестно и в срок (боится наказания). Платон называл такого человека говорящим орудием. Его свобода ограничена пространством его тела. Значит — это раб.
Человек среднего этажа живет удовольствием. Поискам удовольствий подчинена вся его жизнь. Он обладает замечательной способностью находить предметы, рождающие удовольствие, и если жизнь ставит его в обстоятельства, когда это невозможно вне — он получает удовольствие от себя — от своей души. Его свобода заканчивается там, где заканчивается удовольствие. Работает он лишь до тех пор, пока это приятно; значит — мало. не серьезно, не глубоко, не до конца. Он ничего не отдает, он ничего не производит, его предназначение — потреблять созданное другими. Значит — это потребитель.
Человек верхнего этажа живет действием. Без действия он не может, потому что его высокий энергопотенциал ищет выхода, ищет приложения себе — ищет цель. Критичность эту цель находит, а психомоторика организует это действие таким образом, чтобы трата энергопотенциала — работа — приносила удовольствие. Если он в хорошем состоянии — он не может не работать; едва закончив одно дело — он тут же берется за другое. Не результат его привлекает! — только процесс, потому что он получает удовольствие именно от процесса работы. Результат его работы — нечто новое — чего он не знал. А поскольку это новое создавалось с удовольствием, в нем аккумулирована энергия автора. Энергия, которой смогут пользоваться теперь и другие люди. Назовем его — созидатель.
11
Итак, вопрос был задан, зеркало поставлено. Как же относится к идее — «талант от Бога» — раб?
Да никак. Потому что половина этой проблемы (талант) для него вообще не существует. Бог живет в его душе (а иногда и в мыслях), о таланте же он никогда не задумывался. «Талант? Да отстаньте вы со своею ерундой-»
Состояние души раба — состояние его ЭПК — диктует его образ жизни и образ мыслей.
Ему абы день до вечера как-то пережить, поскорей до койки добраться — и вычеркнуть из жизни этот очередной обрыдлый день. Такой, как вчера, и как год назад, и как завтрашний день, и как тот, что придет через год в этот же день. Ничем от них не отличимый, ничем не примечательный: работа — тупые хлопоты — ТВ — постель — работа- Нет сил радоваться, нет сил любить, чего-то по-настоящему хотеть, за что-то бороться. Даже ненавидеть! — и то нет сил; их хватает только на страх.
При этой катастрофической энергетической нищете, когда прислушиваешься не к душе, а к телу:
сегодня здесь болит, а вчера там- и вроде бы на прошлой неделе здесь же болело, только сегодня сильнее, — при этом каждодневном привычном унижении собственной беспомощностью, унижении, которое уже давно перестал замечать, — о каких мыслях по поводу таланта может идти речь? Конечно, раб не спорит: талант — штука реальная, он есть; каждый день книгами, фильмами, открытиями он подтверждает свое существование в природе. Но это где-то там — у других, особых. Не у меня. Уж я ли не знаю себе красную цену — ломаный грош в базарный день. И как бы и что бы ни менялось в этом мире, какой бы благополучный не становилась моя собственная жизнь, в самом существенном — в области души — в ней ничего не изменится. Не дал Бог. Не дал — и все. Когда раздавал — другим досталось. Судьба — лотерея.
12
В среднем диапазоне жизни — у потребителя — совсем другая установка. Не просто выжить, но — прожить с удовольствием. И когда это удается, он живет с ощущением полноты своего бытия.
Его целостность пластична необычайно. Извлекать удовольствие практически из всего — даже из зла! — это и философия, и искусство; и для их реализации требуется соответствующая ЭПК. Ведь жизнь — непростая штука, далеко не дедморозовская корзинка с подарками. И, случается, иногда так больно трахнет, что только держись. Но ведь наш герой далеко не дурак; он всегда найдет выход, всегда сумеет уйти из-под удара. Сумеет уцелеть. Единственное условие: остаться верным себе, не пойти на поводу других, не играть по их правилам. Только так он сможет сохранить свой энергопотенциал (то есть — не подцепить какую-нибудь хроническую хворь, на которую придется работать всю оставшуюся жизнь). И потому-лишь только выглянуло для него солнышко, — глядишь, а он уже всплыл, словно поплавок, из вчерашней пучины. И снова ему открыт весь мир.
Так как же он относится к гипотезе о божественном происхождении таланта?
Пока ему плохо — никак. Не ко времени вопрос. Ведь не до жиру. Ведь для того, чтобы разглядеть талант, и тем более — чтобы задуматься о нем, нужен свободный энергопотенциал. Свободный от проблем жизнеобеспечения. И если этого энергопотенциала нет — а вопрос задан, — ответ будет соответствующий возможностям: какая-нибудь первая подвернувшаяся под руку банальность. Почему? Потому что за таким ответом нет ни рассуждения, ни попытки заглянуть в себя, ни переживания. (Хотя отвечающий этого не осознает. Он-то полагает свой ответ вполне полновесным.) Так ведь нам не это нужно, не ответ вообще; мы же хотим знать, что он на самом деле об этом думает!..
Но — повторяем — обратились мы не вовремя. Думать ему нечем. Каков же будет его лишенный следов размышления ответ? Правильно, он скажет: талант — от Бога.
13
Но вот потребитель всплыл. Может быть теперь в самый раз поинтересоваться, что он о таланте думает?
Опять рано. Потому что пока он приходит в себя, забывает страхи, оправляет перышки — он занят лишь одним: добирает упущенные удовольствия. И вся его энергия тратится на обеспечение процесса переваривания. О таланте думать просто нечем. Но желудок у него маленький, наедается он быстро, и тогда, естественно, начинает перебирать и привередничать.
(Внимание! Это признак: появился свободный энергопотенциал.)
Он хочет чего-то новенького, небывалого-
(Опять будьте внимательны: здесь ловушка. Человек не удовлетворяется тем, что имеет, хочет другого — и непременно красивого! — это так похоже на талант. Но только снаружи похоже. Сущность таланта иная: он смотрит на предмет, мысль, процесс — и они рождают потребность их переделать. Значит, в первом случае мы имеет дело с изысками потребления, во втором — с уже начавшейся работой таланта.)
Чего же — конкретно — новенького он хочет?
Мы зря его терзали — он и теперь все равно ничего толком не скажет. Потому что не способен свои ощущения превратить в мысль (а ведь только так мы можем его понять). Правда, молчать он не будет, слов ему не занимать! И по их красочному калейдоскопу мы видим, понимаем и верим, что чувствует он необычайно ярко и хочет новенького так искренне- Но вот додумать, домыслить, понять и сформулировать — его не хватает. Не хватает всю жизнь! Всю жизнь он рядом от этого дела — от самовыражения, от самовоплощения. Когда его целостность благополучна, он ощущает: чтобы дотянуться — не достает буквально одного шага. Одного! — но этого шага он так и не сделает. Никогда.
Трагедия? Это как посмотреть. Если со стороны — все основания для трагедии есть: имея великолепные данные (только не спрашивайте ни себя, ни его, какие именно эти данные: конкретный ответ ни нам, ни ему не удастся) — не реализоваться- И он, кстати, понимает зримый трагизм ситуации и подыгрывает зрителям (ему нравится роль жертвы, роль нереализовавшегося гения; она так удобна: ничего не делаешь, а лавры — твои). Но наедине с собою он трагедии не позволяет. Во-первых, потому что это рождает отрицательные эмоции, которых он избегает мастерски; во-вторых, чувство меры ему подсказывает, что предмета для трагедии нет. Не с чего переживать, потому что нет у него таланта! Но талант так близко, и он мог бы быть мой, так отчего бы не воспользоваться случаем и не выжать из ситуации максимум положительных эмоций? И он снова и снова переживает в своей душе мелодраму с сентиментальной сладостной слезой и с обязательной улыбкой сквозь эту слезу.
14
Итак, условия задачи: талант понятен потребителю; талант — рядом, и по всем внешним признакам — доступен (что позволяет держаться соответственно: мол, захочу — и сам смогу не хуже). Спрашивается: как потребитель относится к версии о божественном происхождении таланта?
Оказывается, других версий он и не видит. «Это настолько очевидно, — говорит он, — что даже и спорить не о чем. Божественность таланта вовсе не обязательно доказывать, так же как бессмысленно доказывать существование Бога. (Вы уже поняли? — он не способен самостоятельно мыслить и формулировать — и потому прячется за стереотипом.) Талант есть — и все. Это данность. И оттого, что вы пытаетесь поэзию мироздания расчленить и объяснить — ничего ведь не изменится. От поэзии не убавится, а вам не прибавится-» (Он знает, что не потянет конкретного разговора — и потому гонит слова, создает словесный шум, имитирующий самостоятельную позицию и мысль.)
Здесь важно одно обстоятельство: как и каждый из нас — потребитель по себе меряет. И в этом все дело. Хотя он и рядом с талантом живет, он ощущает, что между ними — пропасть; ощущает, что талант — это какое-то новое качество. Ситуация потребителя парадоксальна: он может разглядеть и узнать талант, но почему тот — талант, а он сам — нет, — понять не может. У него нет инструмента, чтобы обработать этот материал. И поэтому, приписывая таланту божественное происхождение, он не столько отвечает на вопрос, сколько уходит от ответа.
Раскроем забавную подоплеку этой позиции потребителя.
Если талант от Бога — и мне он недоступен, — с этим легко смириться, как и со всякой прихотью высших сил. Если же талант — это реальная возможность любого человека, и я рядом стою, и при этом знаю, что никогда не переступлю незримый порог- Не кажется ли вам, что такое знание унижает? Самовлюбленного, самодовольного человека — безусловно. И чтобы избежать этих неприятных мыслей, и как следствие их — необходимости усилий, чтобы доказать самому себе, что и так хорошо, и что нет смысла перестраивать свою красивую и уютную жизнь, — так вот, чтобы избежать этой докучной борьбы с самим собой, он на словах может согласиться с вами, что талант доступен каждому, но в душе — ради мира с самим собой! — останется при «собственном» мнении.
15
Остается разобраться с жителями третьего этажа — с теми, кто, собственно, и делает талантливую работу — создает новые мысли, предметы и процессы. С созидателями. Как они относятся к гипотезе, что талант — это божий дар?
9 из 10 талантливых людей об этом не задумываются. Как и о том, талантливы ли они сами. Они делают свою талантливую работу как нечто само собою разумеющееся. Они не могут иначе. Эта работа 1) сама находит их, 2) заставляет заняться собою, 3) заставляет исполнить себя.
Что произойдет, если этому работнику сказать, что он — талантлив?
Ничего.
Наверняка ему будет приятно. Но и теперь он не поставит себя рядом с поэтом или композитором. Вот там действительно творчество, а у него- в общем-то ничего особенного. Ну — новое сделал- так ведь любой человек — окажись он на его месте, — попотев, помозговав — придумал бы не хуже!..
А между тем его работа отличима от работы талантливого поэта или талантливого композитора только материалом. Поэт работает словом, композитор — звуком, слесарь-умелец — металлом. Каждого из них вынуждает действовать ощущение дискомфорта, каждый из них спасается от дискомфорта материализацией себя. Поэт — в стихе, композитор — в мотивчике, слесарь — в предмете, обладающем новыми функциями.