Потом прошло еще пять минут. Приехали новые знакомые Льва Николаевича, и я увидел нового Толстого — Толстого, который чуть-чуть кокетничал. Ему вдруг сделалось тридцать лет: твердый голос, ясный взгляд, светские манеры. С большим вкусом и очень выдержанно рассказывал он следующий анекдот: — Вы знаете, я на днях был болен. Приехала какая-то депутация, кажется, из Тамбовской губернии, но я не мог их принять у себя в комнате, и они представлялись мне, проходя пред окном… и вот… Может, вы помните у меня в "Плодах просвещения" толстую барыню? Может быть, читали? Так вот она подходит и говорит: "Многоуважаемый Лев Николаевич, позвольте принести вам благодарность за те бессмертные произведения, которыми вы порадовали русскую литературу…" Я уже вижу по ее глазам, что она ничего не читала моего. Я спрашиваю: "Что же вам особенно понравилось?" Молчит. Кто-то ей шепчет сзади: "Война и мир", "Детство и отрочество"… Она краснеет, растерянно бегает глазами и, наконец, лепечет в совершенном смущении: "Ах да… Детство отрока… Военный мир… и другие…"

Загрузка...