Обалденика. Книга-состояние. Фаза третья

Краткое содержание глав предыдущих, сказочных, о старике Пете нестаром повествующих

…А жил старик у самого Синего моря, ветхим неводом на жизнь себе промышляя. И случилось с ним как-то раз происшествие дивное, законами сказочными предписанное, – Рыбка Золотая в невод тот пожаловала. Да не просто так, не ради чуда бестолкового она Пете явилась, а с умыслом особым, волшебным – о природе его совершенной напомнить, от спячки кукольной пробудить. А потом и вовсе в путь сказочный отправила – по белу свету скитаться, да себя самого вспоминать.

Долго Петя по сказкам хаживал, из передряг запутанных выкручивался, с нечистью чудной дружбу заводил. Многому научился, но еще большему разучиться сумел и забыть исхитрился. Несчастливым да неказистым позабыл как быть, о зависимости да обреченности своей позапамятовал.

О смехе узнал много, внутри себя смеяться приспособился, зуд мысленный успокаивая да страдания болезненные усмиряя. Природу проблем и несчастий своих постиг, такой смешной и нелепой на поверку она оказалась… Весь Мир сказочный в себя впускать научился да самому в нем растворяться…

Творцом жизни живой, всамделишной ощутил себя нестарый старик Петя, под конец странствий своих сказочных. Со старухой, от смеха помолодевшей изрядно, счастливо зажил, не ведая о том, что путь его волшебный далеко не закончился еще.

А напротив даже – начинается только…

Стоял нестарый старик Петя на широком песчаном берегу, неспешно невод свой, видавший виды, сматывая, да одобрительно в небо поглядывал. Погоды нынче стояли прекрасные, солнцем изобильные, но совсем не жаркие, как и полагается в сказке приличной. Вода в море тоже была изумительной – рыба вылезать из нее наотрез отказывалась.

Глянув на неказистую кучку своего улова, старик вздохнул было, но сразу же себя и одернул.

– На сегодня хватит, – пробурчал он в бороду, – а там видно будет. Не стоит беспокоиться о дне завтрашнем, он придет и сам о себе побеспокоится.

Развесив сети на солнышке да улов в котомку пристроив, решил в лесок ближний заглянуть, в расчете грибами да ягодами разжиться маленько.

Здесь улов у Пети побогаче был, урожайным лето выдалось, щедрым да ягодным. На полянку вышел. Вдруг слышит – сопит да охает кто-то. Сразу и не приметил, кто же именно, а в малинник глянул – сидит на траве Топтыгин, дышит тяжко, дух едва переводит. Увидев Петю, лапой его поприветствовал, как знакомца давнего, да прорычал что-то невнятное.

– Пошто сопишь, косолапый? – спросил у него старик.

– Да, вишь ты, какое дело, Петя, – проворчал мишка, языком еле ворочая, – погнался я тут за зайцем, бегал за ним, бегал, пока совсем сил не лишился. Сижу вот, теперь, думаю, а что бы, думаю, было, если б не я за ним, а он за мной погнался, а?

Посмеялся Петя над Топтыгиным, но, покуда домой шел, странные мысли ему в голову лезть принялись.

– А ведь и вправду, – думал он, – а что бы сталось, если б не невзгоды за мною гонялись, а я, скажем, за ними? Кто первый притомился бы в гонке такой? Кто бы раньше пощады запросил?

Подходя к дому, неладное почуял. Людей столпилось – куча целая, и во дворе, и вокруг. Вокруг – все больше свои, любопытствующие, а возле дома самого – люд служивый, в малиновых кафтанах, с пиками да алебардами в руках.

Петю увидав, расступились, во двор пропуская. Навстречу старику, стражников плечами потеснив, воевода вышел – в усах весь, в бровях густых да шапке каракулевой, издали на мозги наружу вывернутые похожей.

– А, вот и он, – зычно сказал воевода, расплывшись в улыбке. – Как жизнь, Петя?

– Спасибо, не жалуется, – заулыбался и Петя в ответ, вспоминая свои с воеводой встречи былые, а потому заранее готовясь к любому, самому неожиданному развитию событий.

– Приятно слышать, что хоть у кого-то жизнь не жалуется, – одобрил воевода. – С разговором я к тебе важным, Петя, по поводу шута царского, Дурака то есть.

– А что с ним приключилось? – заинтересовался Петя.

– С Дураком-то? Ой, даже и не спрашивай, такое горе у него, такое горе…

– Какое такое горе?

– Да умер он, вот какое горе. Умер, стервец такой, ни у кого разрешения на то не спросив… А как царю теперь без Дурака? Да никак!

Воевода помолчал малость, в извилинах мысль мелькнувшую отыскивая, и с удивлением добавил:

– Цари, они ведь, ой, как в дураках нуждаются! А вот дураки в царях – нет. Ты ж смотри, однако, как получается…

Он подозрительно посмотрел на собравшихся вокруг и увлек Петю в дом, вполголоса приговаривая:

– В нашем царстве человек хоть и имеет право звучать гордо, зато сидеть должен тихо. А если кто-то знает много и не сидит тихо, так и то не беда – поможем, посадим. Только ни к чему кому не надо знать много.

Эх, – продолжал воевода, уже в хибаре Петиной, – человеку свойственно ошибаться, вот он и пользуется этим часто и с удовольствием. Ведь как оно все вышло-то? А спросил как-то раз царь-батюшка Дурака, отчего тот никогда его советов не слушает, а Дурак возьми да и ляпни, что, дескать, не всякой скотине он может позволить из себя человека делать.

Воевода захихикал негромко, чему-то своему радуясь, и продолжил.

– Осерчал на ту дерзость царь, как никогда. Слово-то, оно хоть и не воробей, но гадит метко. Велел казнить бедолагу поутру. А Дурак возьми да помри ночью, в который уж раз всех в дураках оставив.

Воевода вновь захихикал и пояснил:

– Доживи он до утра – был бы ему позор да наказание. А теперь хоронить его придется по высшему разряду, с почестями. Ведь должность у Дурака при дворе видная была – министр своих внутренних дел. Во как!.. – поднял воевода палец с уважением. – Хотя, с другой стороны, – в люди он хоть и вышел, но вот человеком так и не стал. Как дураком был, так дураком и помер.

– Ну, это еще под вопросом великим, кто больший дурак, – сказал Петя, внимательно воеводу слушая, – тот, кто правду говорить не боится, или тот, кто ее слушать не желает.

– Ты здесь палку не перебарщивай, не перебарщивай! – шикнул на него воевода. – Дело ведь не в том, прав царь или нет. А в том, что он царь.

Он помолчал и неожиданно добавил:

– Взамен Дурака царь тебя требует. Есть, говорит, в нашей сказке еще один такой дурносмех, вот пущай он теперь при дворе и смеется.

Петя как стоял с открытым ртом, так стоять и остался, не в силах слова даже единого вымолвить. А воевода продолжал, с видом человека, привыкшего всегда разделять собственное мнение.

– А ты и не противься. Человек, он ведь единственное животное, которое может дураком стать. Так что – не упускай своего шанса, Петя.

А Петя весь прямо скукожился внутри от нежелания участи такой, предрешенной ему кем-то. «Не хочу! Не желаю! – билось в голове его и рвалось наружу. – У меня есть уважительная причина, почему ее никто не уважает?!» – хотелось крикнуть ему.

– Ничего, Петя, ты главное – не теряйся, не смущайся заранее, ведь все, что случается, случается вовремя, – говорил меж тем воевода, по-приятельски по плечу его похлопывая. – Нет такого безвыходного положения, куда бы нельзя было найти входа. Вот, вместе его по дороге и поищем.

«От всех болезней смех полезней, – неожиданно вспомнил Петя, многократно говоренное им самим. – И от прочих невзгод тоже», – радостно добавил он мысленно – и включил в себе смех внутренний. Полегчало сразу. Словно разжалась внутри костлявая рука страха, стиснувшего было сердце, да вздохнулось ему от этого легко и свободно.

«Если человеку нечего терять, – решил вдруг Петя внутри себя, – ему остается только одно – найти». Терять ему, действительно, было нечего, а по опыту своих прежних странствий он хорошо знал, что найти можно на любом пути. «Что ж, поищем теперь и на этом», – согласился нестарый старик, отдаваясь воле событий сказочных.

Воевода замолчал, чутко уловив произошедшие в нем изменения.

– Вот и ладно, вот и славно, – засуетился он после паузы небольшой, – вот и собирайся. В порядок себя приведи, во дворец все ж таки идем, бороду хотя бы расчеши… Да дух рыбный смой с себя – добавил он, шумно потянув носом, и ценным советом поделился: – Чтобы руки не пахли рыбой, их надо окунуть в керосин.

Затем толкнул дверь и, зажмурившись от солнечной яркости, потянулся сладко.

– Э-эх, лень-матушка зовет… Пойду-ка я покуда на солнышке полежу, косточки свои погрею.

– Все это уже было когда-то, – с тоской думал Петя, в царской горнице осматриваясь, а особенно – прислушиваясь… Царь невысокий, плотненький, с блестящей от пота лысиной, судорожно прижимал к груди корону и медленно отступал под мощным натиском нависающей над ним дородной, красной от гнева и визгливого крика супруги. По всему было видно, что царица – женщина крайне нелегкого поведения…

– Во-первых – не брала, – на пронзительно высокой ноте выговаривала она, – а во-вторых – уже положила… – Внезапно царица замолчала. Приметив вошедших, она какое-то время созерцала их в полном недоумении, затем негодующе фыркнула.

– Опять без доклада и представления вваливаются, – сказала она с прежними скандальными интонациями. – Что за моду такую взяли?..

Громко шурша одеждами, она промчалась мимо Пети и его сопровождения, на секунду задержалась перед зеркалом, скривилась лицом от увиденного там, сказала злорадно: «Так ему, царю, и надо!» – и исчезла за дверью.

Царь же, весь красный от пережитого, стоял возле трона, отдуваясь и тщетно пытаясь обмахиваться короной.

– Эх, – сказал он, – как бы счастливы мы с ней могли быть, если б никогда не встретились!..

Он посмотрел на старика и как своему давнишнему знакомому пожаловался:

– Если женщина разделяет мнение мужчины, значит, он прав. А если не разделяет – значит, он ее муж. – И с тоской добавил: – Есть только два способа управлять женщиной, да только кто их знает…

Жалко вдруг Пете стало царя-батюшку, себя былого он в нем вспомнил.

– Нельзя найти счастье в браке, – как-то помимо воли вырвалось у него, – если не принести его с собой.

Царь на эти слова отреагировал странно – он на мгновенье замер, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя, затем весь как-то подобрался и, нахлобучив на лысину корону, молча уставился на нестарого старика.

– Так, так, – наконец, сказал он, – знакомые интонации, похожие слова… Петя, значит, да? Помню, помню, виделись когда-то… Только не разглядел я тебя тогда как следует, а жаль. Зато сейчас вот – услышал и понял, что не ошибся. Словно Дурак мой покойный своим голосом здесь прошелестел. Скучно мне без него, Петя, ой, как скучно!..

Царь как-то беспомощно и искренне вздохнул да искательно нестарому старику в глаза заглянул.

– Оно, может, и не так хорошо с ним было, как, оказывается, без него плохо, – сказал он и с надеждой спросил: – Справишься? Нам, ведь, Дурак – во как! – позарез просто нужен.

Петя не знал, что отвечать, поэтому решил пока помалкивать да внутри себя посмеиваться. Тем более что тому собеседник не очень-то и нужен был. Намолчавшись в разговоре с царицей, он теперь хотел выговориться.

– Надо, Петя, ну что ж тут поделаешь, если надо… Слышал я, что есть законы такие охранные – закон сохранения материи, например, ну, это дело понятное – это чтоб не спер никто ничего; опять же – энергии, тоже закон полезный, чтобы почивать да сил набираться никто не мешал; а есть еще, говорят, самый главный в природе закон – закон сохранения Дураков. Вроде, если не станет их на белом свете, так весь бел свет исчезнуть может. Оказывается, очень нужное это дело, чтоб над Миром нашим завсегда потешался кто-то. Здоровее он от этого будто становится, изобильнее делается…

– Жаль Дурака, просто мочи нет, – продолжал царь, – ведь какие речи толкал, какие перлы ронял. Вот, например: «Если ты не учишься на чужих ошибках, не мешай другим на твоих учиться», или вот это: «Не ври, что знаешь, но знай, что врешь», – а? – силища! – И добавил, похлопав слегка приунывшего старика по плечу: – Ну не казни ты себя так, Петя. Не оставляй палача без работы. Справишься. Нутром чую, что справишься, вот разве подучишься маленько… А сейчас пойдем – Дурака в последний путь провожать пора.

Народу в зальной комнате собралось тьма-тьмущая просто, не протолкнуться было. Распахнулись двери, и стремительно вошел царь, но, сделав всего несколько шагов, остановился вдруг и скривил недовольную гримасу.

– Как здесь душно, однако, – сказал, – и пахнет скверно… Немедленно отворите все окна! – приказал он и злорадно добавил: – Пусть те, кто во дворе, это тоже почувствуют!..

В центре помещения стоял гроб вида странного – во все цвета радуги размалеванный. Гроб был закрыт, а сверху на нем колпак дурацкий лежал – такой же пестрый и с бубенцами.

Петю царь на почетное место определил, возле самого гроба поставил, у всех на виду. Народ шушукался, переговаривался негромко. Отдельные фразы до ушей Петиных долетали.

– Господь, он ведь всегда хранит детей, пьяниц и дураков. Вот только нашего отчего-то не уберег…

– …Ну и что с того, что чушь нес? У каждого свой крест. Кому что дорого, тот то и несет.

– И с чего бы ему помирать было? Когда даже лекарь, и тот говорил, что болезни на здоровье Дурака сказываются положительно…

На старика нестарого поглядывали испытывающе да оценивающе, головами недоверчиво качали.

– Да нет, этот, пожалуй, не потянет, масть не та…

– …Этот? Да куда ему – вмиг обсерьезится. И всех вокруг туда же – обсерьезит.

– Зеленый еще, из полудурков явно, куда ему до нашего, круглого-то…

– …Точно, точно – с виду хоть и идиот, но незаконченный какой-то…

Петя внимательно слушал всех, однако внутри спокоен был, ни обиды, ни смущения не выказывая.

– Оно ведь дело понятное, – думал он, – свой Дурак, он всегда ближе к телу.

– Колпак… – неожиданно сказал царь. – Колпак-то кому оставили? Какой же он Дурак, без колпака дурацкого? Непорядок… Не уследили…

Сразу трое из челяди царской кинулись непорядок исправлять. Один колпак взял, двое других крышку гроба приподняли. Первый засунул руку с колпаком в щель, пошарил там осторожно, место нужное отыскивая… Да вдруг замер, побледнел весь и медленно руку обратно вытащил. Уже без колпака, но зато с чем-то белым.

– Ваше величество, – дрожащим голосом сказал он, – записка здесь…

– Какая еще записка? – удивленно спросил царь, не понимая, что происходит. – Ну, раз записка, то читай!..

– Мероприятие одобряю, – запинаясь на каждом слове, читал записку придворный, – но лично присутствовать не могу. Подпись – Дурак.

Толпа замерла, ожидая, когда смысл услышанного в мозги просочится. А затем все разом к гробу бросились. Крышка его в сторону полетела, и по залу пронесся вздох изумления – гроб был пуст.

Очень долго гнетущую тишину нарушало только всеобщее молчание… Наконец раздался вопль царя.

– Просто заслушаться можно, как вы здесь молчите! Где Дурак? Где покойник? Сбежал? Почему мне не доложили? Или вы из меня его сделать решили?

Все попятились. Придворный люд, глаза потупив да нещадно ноги соседям оттаптывая, старался друг за дружку спрятаться. Возле гроба пустого один только старик Петя нестарый остался.

На нем и остановил свой взор осерчавший до крайности царь. Смотрел недолго, а затем ухватил колпак Дурака, подошел к Пете и с размаху на него нахлобучил.

– Думал тебя на замену взять. Только теперь тебе другое задание будет, – сказал ему царь. – Дурака возвернуть следует! Разыскать его да во дворец доставить. А кому, как не тебе, такое по силам – Дурак-то Дурака видит издалека, о том всем ведомо.

Ищи Дурака, Петя, хоть все сказки обойди, а вынь да положь его передо мною. Такой вот тебе мой царский наказ будет, – говорил царь. – Все, что в дорогу нужно, дам. Только чтоб к утру в пути уже был.

Никак не спалось Пете в эту ночь, бродил он туда-сюда по хоромам царским, плутая комнатами многочисленными да коридорами длинными. Давно уже в таком смущении сильном он не пребывал…

Вроде ничего особенного в задании царском и не было – пойти куда-то да разыскать кого-то… Конфузило Петю только одно – этот «кто-то» был Дурак. Много чего о Дураке он слышал странного, невозможного даже, а часто и друга дружку исключающего. Нутром чуял старик, что такой задачи решать ему еще не приходилось. С какой стороны за нее браться, непонятно было, куда путь свой направлять – неведомо, что с собой брать – неизвестно.

Бродил Петя по дворцу, думу свою невеселую думая, да двери наугад открывал… А оттого придворной жизни картины странные нечаянно подсматривал да фразы случайные подслушивал. Толкнул, например, он дверь одну, в библиотеку попал, голос чей-то в глубине услышал.

– Разве книгам можно верить? – говорил голос. – Если всем известно, что грамоту неграмотные придумали…

За другой дверью воеводу приметил. Пил тот чай из блюдечка да попутно поучал кого-то.

– Добро, оно ведь што? Оно, как известно, завсегда побеждает. А, значит – кто победил, тот и добрый…

Еще одну дверь стороной дальней обошел, за ней чей-то голос грубый настойчиво и грозно выспрашивал: «Когда и с какой целью ты родился, а ну, отвечай немедля!»

Царя на троне, в короне набекрень увидел мимоходом.

– Труднее всего человеку дается то, что дается не ему, – сокрушался царь по понятному одному ему поводу.

Мимо казны царской проходил, в дверь неплотно закрытую заглянул, казначея увидел.

– Сколько у государства не воруй, – бормотал казначей, опасливо по сторонам озираясь да по карманам что-то распихивая, – а своего все равно не вернешь…

Плюнул с досады старик Петя на то глядючи, да подальше от всех, в темную половину дворца побрел, свечами слабо освещенную. Шел, эхо шагов своих слушая, да бубенцов звон негромкий – колпак Дурака он так и не снял. Двери перед ним открывались беззвучно и легко – от одного толчка несильного.

Шел он так долго, пока не попал в комнату странную – большую, круглую и с множеством дверей. Но главное – какую бы дверь ни толкал Петя, ни одна не поддавалась, не открывалась ему. Словно в ловушке он себя ощутил после того, как несколько раз комнату ту обошел, все двери по очереди отпереть пытаясь.

– Вот так напасть, – уже вслух удивился Петя, – вход есть, а выходом даже и не пахнет. Безвыходная какая-то комната, словно проблема неразрешимая…

А ну-ка, ну-ка… – оживился старик, что-то знакомое в своих же словах услышав. – Проблема, значит… А ведь когда с проблемой дело имеешь, главное, что? Главное – не отталкивать ее, как врага своего, а, напротив, к себе приблизить, согласиться с ней, всем ощущениям своим «да» сказать. Вот тут-то она проблемой быть и перестанет. Здесь и будет выход из нее.

Постой-ка, погодь, – себя же оборвал Петя. – К себе, значит, приблизить, «да» всему сказать. Фу-ты ну-ты, какой же я дурак. Хотя нет, пока еще придурок только…

Петя подошел к первой попавшейся двери, стал напротив, глянул на нее хитро, «Да» – вслух ей сказал, а затем не от себя толкнул, а к себе потянул несильно. Дверь послушно и легко открылась…

– Вот и весь секрет чуда, – засмеялся Петя. – Любая проблема – это только привычка. Привычка двери всегда от себя толкать. Причем, любые двери, в смысле – препятствия. Но стоит совсем немного по-другому сделать – все ту же силу свою, но как бы в другую сторону направить, а для этого всего лишь «да» всему сказать – как любая дверь тут же и отворится.

Чепуховое это дело, оказывается, проблемы решать, – радовался он вслух открытиям своим. – Другое сложно – не забыть вовремя «да» сказать. Здесь ведь тоже привычка нужна, только другая, обратная той, к которой сызмальства приучили. Непростая задача… Привычка, она ведь не жена, ей так просто не изменишь.