Сирена выехала из аэропорта, и первыми, на что обратила внимание, были деревья. Она уже давно не видела дубов и кленов в красках осени. Стоял ранний сентябрь, в воздухе уже чувствовалось дыхание осени, во всей ее силе и красочности. Но осенняя красота не могла успокоить ее гнев.
Если бы она не придерживалась правила всегда доводить до конца начатую работу, Сирена на первом же самолете улетела бы из Сент-Томаса после признания Джастина. Ей пришлось вернуться к своим обязанностям с дежурной улыбкой на лице, но внутри она сгорала от ярости. До возвращения домой Сирена так и не смогла остыть, а чувствовала все большую злость, раздражение и обиду. Поскольку Джастин сдержал свое обещание и не попадался ей на глаза до конца круиза, весь гнев Сирены обратился против одного человека — Даниэля Мак-Грегора.
— О, ты у меня еще пожалеешь, — пробормотала она, и таксист в ответ быстро взглянул на нее в зеркало заднего вида.
Красивая леди, подумал он. И зла, как оса. Шофер осторожно начал подниматься вдоль Нантакт-Саунд.
Когда вдали замаячил дом, Сирена отвлеклась от мыслей о мести. В неярком послеполуденном солнце серые камни поблескивали крохотными вкраплениями слюды. Этот дом построили по проекту Даниэля, дом-крепость украшали просторные, вытесанные из камня балконы и высокие многостворчатые окна. Две башни-близнецы напоминали настоящий замок. Перед домом красовался полукруг большой пышной клумбы, но Сирене всегда казалось: отец предпочел бы здесь ров с водой.
По обе стороны от главного здания раскинулись два каменных крыла поменьше. В одном располагался гараж на десять машин, в отсутствие Алана и Кейна он наполовину пустовал. В другом крыле — бассейн с теплой водой. Возможно, Даниэлю нравился простой и грубоватый стиль в архитектуре, но комфорт он ценил прежде всего.
Такси остановилось перед гранитными ступеньками, прерывая думы Сирены о доме, в котором она выросла. Два чемодана и ящик виски понес водитель, а она собрала разнообразные пакеты с сувенирами и подарками и стала подниматься по ступенькам.
По старой привычке она взглянула на огромную дубовую дверь, где на медном дверном кольце был вырезан герб Мак-Грегоров — под головой льва, увенчанной короной, был выгравирован девиз на гэльском[9] языке, который можно было перевести так: «Род веду от королей». И как обычно, читая этот девиз, она улыбнулась. Отец настаивал, чтобы они научились произносить на гэльском языке хотя бы эту фразу, если не выучили ничего другого из этого языка.
— Поставьте их там, спасибо. — Все еще улыбаясь, Сирена заплатила водителю, а затем взялась за кольцо с семейным гербом, чтобы постучать в дверь. Этот стук разнесется по всему дому, подумала она, словно грохот пушечного выстрела.
Дверь распахнулась на своих щедро смазанных маслом петлях, и на пороге появилась крохотная женщина с седыми волосами, с заостренными чертами лица. Ее отвисшая от удивления челюсть лишь еще больше подчеркнула острый подбородок.
— Мисс Рена!
— Лили! — Сирена горячо обняла маленькую, костлявую женщину.
Лили исполняла обязанности экономки и вдобавок к ним часто заменяла детям мать, когда Анна была слишком занята в больнице. Она умело справлялась с тремя озорными детьми, заклеивала пластырем ссадины и не обращала внимания на ссоры по пустякам.
— Ты скучала по мне? — спросила Сирена, еще раз обняла Лили и заглянула ей в глаза.
— Ты как будто и не уезжала. — Лили дружелюбно улыбнулась. — Где же твой загар?
— В моем воображении.
— Лили, кажется, стучали в дверь? — Держа в руках вязанье, Анна Мак-Грегор выглянула из дверей одной из комнат, выходящих в длинный холл. — Рена! — Она бросилась навстречу дочери, распахнув объятия.
Сирена обняла мать. Анна была нежной и одновременно сильной. Сейчас Сирена вновь это ощутила, и сотни воспоминаний нахлынули на нее. Она глубоко вдохнула аромат цветущих яблонь, этими духами ее мать пользовалась столько, сколько Сирена себя помнила.
— Добро пожаловать домой, милая доченька. А мы ждали тебя только завтра.
— Я прилетела на раннем самолете. — Сирена немного отодвинулась в сторону и, склонив голову набок, внимательно посмотрела на мать.
Ее прекрасная кожа по-прежнему хранила кремовый оттенок, лишь несколько тонких морщинок выдавали возраст. В лице Анны сохранилась юношеская мягкость, и Сирене казалось — она никогда ее не потеряет. В глазах матери светились спокойствие и сила характера, не изменившегося за годы работы в больнице, в операционной, где ей пришлось повидать и страдания, и смерть. Ее густые темные волосы, посеребренные сединой, слегка вились.
— Мама! — Сирена снова прижалась щекой к материнской щеке. — И как тебе удается всегда оставаться такой красивой?
— Этого требует твой отец.
Сирена со смехом отодвинулась от нее, крепко сжав сильную руку матери.
— Как хорошо снова вернуться домой!
— Ты замечательно выглядишь, Рена. — Анна смотрела на дочь с материнской гордостью и одновременно с профессионализмом врача. — Ничто так не освежает цвет лица, как влажный морской воздух. Я хочу, чтобы ты все рассказала мне о своих путешествиях. Но если ты сначала не повидаешь отца, я не смогу услышать конец твоей истории. Лили, скажите, пожалуйста, кухарке, что мисс Рена уже вернулась и наш праздничный ужин состоится на день раньше.
Сирена тут же вспомнила о своих намерениях относительно отца, пока ехала сюда. Анна заметила, как вспыхнули глаза дочери, и догадалась: здесь что-то не так.
— О, я непременно поднимусь повидать его.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать?
— После. — Сирена глубоко вздохнула. — Когда я с ним разберусь, ему может понадобиться медицинская помощь.
— Понятно. — Анна знала: не стоит задавать дочери лишних вопросов, и тихо улыбнулась. — Я подожду тебя в гостиной. Мы поговорим, когда ты закончишь отчитывать отца.
— Это не займет много времени, — пообещала Сирена и направилась к широкой изогнутой лестнице.
Девушка поднялась на первую лестничную площадку, окинула взглядом коридор слева. Здесь находились спальни ее родителей и братьев, третья дверь слева вела в детскую комнату Сирены. В этом крыле было множество закоулков и темных углов. Сирена вспомнила, как однажды ее брат Кейн спрятался за огромной вазой, а затем неожиданно выскочил у нее перед носом, напугав до смерти. Полчаса Сирена гонялась за ним, пока ее злость не уступила место детской радости от игры. В конце концов он дал ей себя поймать на восточной лужайке, повалил на траву, и они долго возились и боролись, пока она не ослабела от смеха. «Сколько лет мне тогда было? — подумала Сирена. — Восемь, девять? А Кейну одиннадцать или двенадцать». Внезапно Сирену пронзила острая, почти физическая боль тоски по брату.
А Алан всегда защищал ее, набрасывался на обидчика с кулаками. Возможно, потому, что он был на шесть лет ее старше, они никогда не дрались с ним, как частенько случалось с Кейном. В детстве Алан отличался невероятной честностью, а Кейн говорил правду лишь тогда, когда ему было удобно. Он не лгал. Просто виртуозно обходил правду стороной. И все же Алан тоже умел по-своему обернуть обстоятельства себе на пользу. Она решила, что это характерная черта всех Мак-Грегоров. Сирена бросила взгляд на узкую лесенку, ведущую в комнату наверху башни, и поклялась: Мак-Грегор, сидящий сейчас там, пожалеет о своей задумке.
Откинувшись на спинку кресла, Даниэль слушал четкий, нудный голос по телефону. «Ох уж эти банкиры, — злобно произносил он про себя. — Сущее наказание иметь с ними дело. Даже владея контрольным пакетом акций в банке, нельзя избавиться от их вмешательства в мою жизнь».
— Дайте им тридцатидневную отсрочку по кредиту. Да, я в курсе, какая это сумма, вы только что мне ее назвали. — Болван, добавил он про себя и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. И почему эти банкиры не видят очевидных вещей? — Тридцать дней. Со стандартной штрафной процентной ставкой. — Он услышал громкий стук в дверь и уже собрался зарычать на незваного гостя, как вдруг дверь распахнулась. Раздражение Даниэля немедленно сменилось радостью. — Делайте, как я сказал! — завопил он и с размаху швырнул трубку на рычаг. — Рена!
Но не успел он выбраться из своего огромного кресла, как она бросилась к нему навстречу. Ударив ладонями по столу, она наклонилась над ним:
— Ты, старый негодяй!
Снова откинувшись на спинку кресла, Даниэль откашлялся и понял: дело дрянь.
— Ты тоже неплохо выглядишь.
— Как… ты… посмел… — Она медленно и ровно произносила слова, и это не сулило ничего хорошего. — Как ты посмел вертеть мной, словно куском говядины, перед носом Джастина Блэйда?
— Говядины? — Даниэль недоверчиво уставился на нее. «Прелестная девочка, — с гордостью подумал он. — Настоящая Мак-Грегор». — Не понимаю, о чем ты. Итак, ты познакомилась с Джастином Блэйдом. Он отличный парень.
Она предостерегающе заворчала, а затем отчетливо заговорила:
— Ты меня использовал. Сидел в этой башне, как чокнутый король, у которого есть нелюбимая дочь, и придумывал план по избавлению от нее. Почему ты просто сразу не заключил сделку, не отдал меня ему? — громко спросила Сирена и с силой хлопнула рукой по столу. — Я никак не ожидала такого от тебя. Итак, Даниэль Дункан Мак-Грегор продает свою единственную дочь Джастину Блэйду за ящик шотландского виски двенадцатилетней выдержки. А ты не внес в ваш договор пункт о том, сколько детей я рожу, чтобы продолжить род? Странно, что ты не предложил за меня приданое!
— А теперь послушай меня, малышка…
— Не надо называть меня малышкой. — Она обежала вокруг стола и развернула его кресло лицом к себе. — Это подло! Меня никогда еще так не унижали!
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Я просто убедил друга отправиться в приятное путешествие.
— Только не пытайся меня надуть. — Она ткнула изящным пальцем в его широкую грудь. — Ты отправил его на мой корабль, надеялся, что мы постоянно будем сталкиваться и твое вложение в конечном счете окупится.
— Ты могла вообще ни разу с ним не встретиться! — загремел он в ответ. — Это огромная лодка.
— Корабль! — завопила она. — Огромный корабль, на нем есть маленькое казино. Ты прекрасно знал, каковы шансы нашего знакомства.
— Ну, и что в этом плохого? — снова заорал он во весь голос. — Ты познакомилась с моим юным другом. Ты знакома с сотнями моих друзей.
В ответ Сирена развернулась и подскочила к огромному книжному шкафу перед восточной стеной, рывком выхватила пухлый том под названием «Конституционный Конвент». Она молниеносно открыла книгу, где вместо страниц оказался тайник с шестью сигарами. Не сводя глаз с отца, вытащила их и разломала на мелкие-мелкие кусочки.
— Рена! — в тихом ужасе произнес он.
— Это почти столь же действенно, как отравить тебя, — сообщила она, стряхивая табак с пальцев.
Прижав руку к сердцу, Даниэль встал. Его широкое лицо помрачнело.
— Когда дочь предает отца, это всегда невыносимо.
— Предает! И у тебя еще хватает смелости говорить мне о предательстве? — завопила Сирена, снова бросилась к нему, гневно уперла руки в бока. — Не знаю, что чувствует Джастин, но одно тебе скажу: меня оскорбил твой план.
Он ощетинился, но в этот момент вдруг обратил внимание — она назвала Джастина Блэйда просто по имени. Возможно, все не так уж и плохо.
— Вот какова благодарность за то, что я желаю дочери счастья. Нет ничего острее, чем язык неблагодарного ребенка.
— Полагаю, нож мясника гораздо острее.
— Ты говорила про яд, — напомнил ей отец.
— Я уступчива. — И она медленно улыбнулась. — Чтобы ты не думал, что твои деньги потрачены впустую, я расскажу тебе о моем решении насчет Джастина.
— Что ж, конечно, жаль сигар… — Даниэль вернулся к столу в надежде, что, выпустив пар, Сирена будет вести себя благоразумно. Он сложил в замок руки на животе и приготовился быть великодушным и снисходительным. — Он хороший парень, умный, честный, гордый.
— О да, я согласна с тобой, — нарочито сладким голосом произнесла Сирена. — И еще он невероятно привлекателен.
Даниэль довольно улыбнулся:
— Я знал, ты благоразумная девочка, Рена. С недавнего времени я часто думал о вас с Джастином как о паре.
— Тогда ты будешь рад, так вот, я решила стать его любовницей.
— Черта с два! — Даниэль пришел в ярость. — День, когда моя дочь надумает стать чьей-то содержанкой, станет первым днем, когда я всыплю ей хорошего ремня! Да, ремня, Сирена Мак-Грегор, и меня не интересует, взрослая ты женщина или нет.
— Ах, так теперь я все-таки стала взрослой женщиной, не так ли? — Пока он бушевал, Сирена мрачно наблюдала за ним. — Запомни: взрослая женщина сама решает, за кого ей выходить замуж, когда и стоит ли вообще ввязываться в эти дела. Взрослой женщине ни к чему старания отца по устройству ее свиданий вслепую. Просто в следующий раз, когда захочешь сунуть нос куда не надо, подумай, как это может ударить по тебе.
Он хмуро посмотрел ей в глаза:
— Ты ведь не станешь его любовницей, правда?
Сирена окинула его презрительным взглядом:
— Если бы мне пришлось выбирать любовника, я выбрала бы его сама, но я никогда не стану просто содержанкой.
Он ощутил вспышку гордости и одновременно почувствовал себя неловко. Но тут же переключил внимание на гордость и, отодвинув в сторону золотую коробочку с ручками и карандашами, спросил:
— Ты не забыла про виски?
Она попыталась снова напустить на себя сердитый вид, но веселые огоньки в его глазах обезоружили ее.
— Какое виски?
— Брось, Рена!
Сирена подошла к отцу, обвила его шею руками и пробормотала:
— Я тебя не прощаю, только притворяюсь, что простила тебя. И хочу, чтобы ты знал: я не скучала по тебе. — Она прижалась губами к его щеке.
— Ты всегда была плохо воспитанным ребенком, — заявил он и крепко сжал ее в объятиях.
Спустившись в гостиную, Сирена обнаружила: ее мать сидит в своем любимом кресле с розами и, как всегда, что-то вяжет. На чайном подносе из розового дерева стоял изящный фарфоровый чайный сервиз, испещренный крохотными фиалками. Любуясь матерью, Сирена в который раз подумала: как может такая домашняя любительница уюта быть одновременно блестящим хирургом, всю свою жизнь посвятившим помощи людям. Руки, создававшие изумительные узоры спицами из пряжи, в понедельник возьмутся за скальпель.
— О, прекрасно. — Анна оторвалась от вязания и увидела, как Сирена входит в комнату. — Чай подали как раз вовремя. Подбрось дров в камин, милая, а потом расскажи мне обо всем.
Сирена послушно направилась к камину, а Анна убрала вязанье на круглый столик с резным бортиком, стоявший рядом с креслом. Огонь весело потрескивал в каменном очаге, горел ровно, но, когда Сирена подбросила свежих дров, запылал значительно ярче. Сирена некоторое время наблюдала, как язычки пламени охватывают дубовую кору, а затем глубоко вздохнула. До этого момента она и не догадывалась, что сильно соскучилась по запаху пылающих в камине дров.
— И по горячей ванне, — вслух произнесла она и с улыбкой обернулась к матери: — Разве не странно, только теперь я поняла, какая это роскошь — нежиться в ванне, сколько душа пожелает? Это после года мытья в тазике, заменявшем душевую кабинку!
— Но тебе ведь это нравилось.
Сирена со смехом устроилась на подушке у ног Анны.
— Ты так хорошо меня знаешь. Это была трудная работа, но она доставляла мне огромную радость. И все-таки я рада быть дома. — Она приняла из рук Анны чашку и блюдце. — Мама, я никогда бы не встретила столько разных людей, если бы не эта работа.
— В своих письмах ты много написала об этих людях. Когда-нибудь тебе стоит самой перечитать их, чтобы все вспомнить в подробностях. — Анна оперлась рукой на подушку, где устроилась Сирена, и усмехнулась. — Ты не представляешь, как сложно было отговорить твоего отца от морского круиза.
— И когда только он перестанет обо мне беспокоиться? — резко спросила Сирена.
— Никогда. Так он демонстрирует свою любовь.
— Я знаю. — Сирена со вздохом отпила чая. — Если бы он просто успокоился и дал бы мне самой разобраться со своей жизнью…
— Почему ты не расскажешь мне, что ты думаешь о Джастине? — Анна лишь улыбнулась, когда Сирена резко вскинула голову. — Нет, я и понятия не имела о планах твоего отца. Он благоразумно решил не посвящать меня в это дело. Ваш… гм… твой и его разговор был чересчур громким.
— Ты представляешь! — Снова разгневавшись, Сирена резко встала, сжимая в руке чашку. — Он на самом деле одурачил Джастина, заманил в этот круиз, надеясь, что я вернусь домой вне себя от счастья. Еще никогда я не была так зла и растерянна.
— А как это воспринял Джастин?
Сирена с негодованием взглянула на мать:
— Мне кажется, оправившись от изумления, он посчитал эту историю очень забавной. Он не догадывался, кто я такая, до тех пор, пока мы однажды не начали ссориться на пляже и я выкрикнула свою фамилию.
Они ссорились на пляже, мечтательно подумала Анна. Чтобы скрыть улыбку, она поднесла к губам чашку чая.
— Понятно. Твой отец высокого мнения о нем, Рена. И я тоже. Думаю, Даниэль просто не смог устоять перед искушением.
— Он невыносим.
— Кто?
— Джастин… они оба, — заявила Сирена и резко поставила чашку на поднос. — Он скрывал от меня правду почти до конца круиза, а затем рассказал мне все с таким беззаботным видом. Боже мой, а ведь я уже начинала… — Сирена умолкла и уставилась на огонь.
— Начинала что? — ласково подсказала Анна.
— Он очень привлекателен, — пробормотала Сирена. — Полагаю, это связано с его необыкновенной мужественностью и обаянием, оно буквально обволакивает тебя с ног до головы. Даже когда он злит меня, во мне пробуждаются чувства, о которых мне неудобно рассказывать. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. И не уверена, что хотела бы. — Обернувшись, Сирена увидела: Анна внимательно слушает и спокойно смотрит на нее. — Наш последний день мы провели в Сент-Томасе. Вечером я собиралась оказаться в его постели, но он рассказал мне о плане папы.
— И что ты чувствуешь сейчас?
Сирена взглянула на свои ладони, а затем глубоко вздохнула:
— Я по-прежнему хочу его. Не знаю, возможно, это всего лишь плотское влечение. Ведь мы знакомы всего две недели.
— Рена, неужели ты совсем не доверяешь своей интуиции? Почему ты думаешь, что для настоящих чувств нужно много времени? Они так же неповторимы, как и люди, которым они принадлежат. Когда мы познакомились с твоим отцом, я воспринимала его как самодовольного, горластого быка. — Сирена в ответ довольно усмехнулась, и на лице Анны засияла радостная девичья улыбка. — Конечно, он таким и был. И все же я влюбилась в него. Через два месяца мы уже жили вместе, а через год поженились. Страсть и секс до брака бывают не только у людей твоего поколения, моя дорогая. Даниэль хотел, чтобы мы поженились, а я намеревалась сначала окончить медицинский колледж. Единственное, в чем наши мнения совпадали, — это что мы не можем и не хотим жить отдельно друг от друга.
Сирена задумалась над словами матери, а огонь яростно трещал в камине у нее за спиной.
— А как ты поняла, что это действительно любовь, а не простое желание?
— Ты единственная из моих детей, кто всегда задавал непростые вопросы. — Анна взяла дочь за руки. — Мне кажется, невозможно разделить эти два чувства, когда речь идет о мужчине и женщине. Ты можешь испытывать одно чувство без другого, но так не бывает, если это настоящая любовь, настоящее желание. Страсть стремительно настигает тебя, а затем так же незаметно исчезает, не оставив и следа. Никакой сути, просто результат. Ты думаешь, что полюбила Джастина, или боишься, что полюбила?
Сирена открыла рот, закрыла, затем попыталась снова:
— И то и другое.
Анна сжала руки Сирены:
— Только не говори отцу, он будет слишком собой доволен. — Услышав эти слова, Сирена скованно рассмеялась, а Анна снова откинулась на спинку кресла. — И что ты собираешься делать?
— Я еще ничего не решила. Точнее, старалась не думать. — Она подтянула к себе колени и положила на них подбородок. — Мне кажется, чтобы понять, мне надо снова с ним увидеться. Он предложил мне работу.
— О?
Сирена беспокойно повела плечами, а мысли роем кружились в ее голове.
— Он предложил мне управлять его казино в Атлантик-Сити. Это чистое совпадение, ведь до его предложения я хотела проконсультироваться с отцом насчет открытия собственного казино.
— Если Джастин предложил тебе такую должность, значит, он высокого мнения о твоих профессиональных качествах.
— Я хорошо научилась управлять людьми, — задумчиво произнесла Сирена.
— Ты научилась этому еще в два года, — заметила ее мать.
— У меня появилось деловое чутье, — продолжала Сирена с едва заметной улыбкой на губах. — За последний год я научилась не только игре в блек-джек. В сущности, «Праздник» — один из самых успешно управляемых плавучих отелей, какие мне доводилось видеть, и хотя казино там небольшое и выручка не поражает размахом, там все хорошо продумано до мелочей. Я постаралась там изучить все до мельчайших подробностей. — Она умолкла, на ее лице расплылась улыбка, она внимательно посмотрела на мать.
Анна сразу узнала этот взгляд.
— О чем ты думаешь, Рена?
— Я думаю о том, чтобы повысить ставки, — откликнулась Сирена. — А потом выиграть или проиграть.
Дав на чай коридорному, Джастин разделся и отправился прямо в душ. Горничная вполне может распаковать его вещи завтра, а казино вполне проживет еще один вечер без его бдительного внимания. А он поужинает в номере и позвонит нескольким людям, чтобы узнать, как идут дела в других его отелях. К счастью, не было таких проблем, которые нельзя уладить на расстоянии. Но сейчас его волновали совсем другие вопросы.
В кабинке он установил душ на пульсирующий режим. Сирена наверняка уже вернулась домой, лениво подумал он. И, зная ее, Джастин догадывался: она уже успела устроить головомойку Даниэлю. На лице Джастина расплылась широкая улыбка. Хотел бы он услышать, что они наговорили друг другу при встрече. Возможно, это компенсировало бы ему два последних, мучительно долгих и скучных дня на борту «Праздника».
Выполнить последнюю часть их договора оказалось гораздо сложнее, чем Джастин предполагал. Мысль о том, что она рядом — раздает карты в изысканном смокинге, спит на узкой кровати в тончайшей шелковой ночной сорочке, сводила его с ума. Но он оставался в стороне, потому что сделка есть сделка, а еще чувствовал: под ее напускным гневом кроется острое смущение, и оно могло исчезнуть лишь спустя некоторое время. Через две недели, которые он ей дал, общаться им будет гораздо проще.
И даже если она не примет его предложение, то он не собирался сдаваться. Он надумал — если понадобится, раздразнить ее и заманить в Атлантик-Сити, а там у него будут преимущества. Выключив воду, он потянулся за полотенцем.
Ему нужен строгий управляющий внизу. И ему необходима женщина в его апартаментах на верхнем этаже отеля. Сирена была единственной женщиной, которая отлично подходила на обе эти роли. Джастин обернул полотенце вокруг талии и вошел в спальню.
Как и остальные комнаты в номере, спальня была просторной и изысканной. Его босые ноги утопали в мягком ковре с толстым ворсом, устилавшем пол. Длинные вертикальные жалюзи закрывали стеклянные двери на балкон, они раздвигались, стоило нажать на кнопку, открывая вид на Атлантический океан. Мужчина бросил взгляд на широкую кровать под синим шелковым покрывалом. Сколько женщин спали в этой постели вместе с ним? Джастин не помнил, да его это и не интересовало. С каждой из них это была лишь ночь взаимного удовольствия — не более того.
Он вытащил из шкафа халат, уронив на пол полотенце. Были в его жизни времена, когда он жил в номерах гораздо меньше этой спальни. У него до сих пор были женщины. Если он захотел бы сегодня вечером провести время с одной из них, ему стоило выбрать любой номер из записной книжки и позвонить по телефону. Его тело пульсировало от желания. И все же впервые в жизни он знал — сейчас ему не подойдет любая женщина.
Сгорая от беспокойства и раздражения, он бродил по номеру. У него было достаточно оснований, чтобы обосноваться на Востоке. Казино в Атлантик-Сити явилось его новейшим проектом, а новые проекты всегда требовали особого внимания. Для Джастина никогда не имело значения, где жить. За много лет он привык к удобству отеля, здесь любое его желание исполнялось, стоило лишь нажать правильную кнопку. А теперь он вдруг задумался о собственном доме, о чем-то постоянном, с лужайкой и свежим воздухом, о простых домашних радостях, которыми не надо делиться с сотнями других людей.
Джастин провел рукой по волосам и задумался, почему его съедает это едва различимое недовольство, в то время как у него есть все, о чем только можно было мечтать. Он не представлял, что когда-нибудь ему станет нужна одна-единственная женщина. Неужели это из-за нее он ощутил, в комнатах как-то холодно и неуютно, когда вошел в номер? Если бы она была рядом с ним, его не преследовала бы эта гнетущая пустота. Она заполнила бы ее своей горячностью и смехом. И страстью.
«И зачем только я дал ей эти две недели? — сердито спросил себя Джастин, засунув руки в карманы халата. — Почему не упросил ее поехать вместе, не затащил сюда, чтобы не мучиться сейчас в одиночестве, тоскуя по ней? Сейчас мне просто необходимо связаться с ней, хотя бы услышать ее голос по телефону. Нет, — успокоившись, подумал Джастин, — не голос. Это только все усложнит».
Подойдя к телефону, он набрал номер Даниэля.
— Мак-Грегор.
— Привет, старый сукин сын, — мягко произнес Джастин.
— Ах, Джастин. — Даниэль закатил глаза к потолку, понимая, что вот-вот получит вторую за день головомойку. — Как путешествие?
— Оно оказалось весьма познавательным. Полагаю, Сирена все тебе рассказала?
— Она была так взволнована и рада, что вернулась домой, — заявил Даниэль, печально взглянув на обломки сигар на своем столе. — Очень хорошо отзывается о тебе.
— Готов поспорить, что так и есть. — С мрачной улыбкой Джастин уселся на пухлый диван. — А не проще было рассказать мне, что Сирена работает на этом корабле?
— А ты отправился бы тогда в круиз?
— Нет.
— Вот видишь, и я уверен: путешествие пошло тебе на пользу. Ты был напряжен, дружище, не находил себе места от беспокойства, — резонно заметил Даниэль и попытался прикурить кусочек одной из сломанных сигар. — И не беспокойся, я поговорю с Реной о тебе, успокою ее.
— Ну уж нет. А ящик шотландского виски я оставлю у себя до тех пор, пока не удостоверюсь, что ты больше не суешь нос в это дело.
— Ладно, ладно, это уже лишнее. Я всего лишь по-отечески беспокоюсь за вас обоих. — «И эти двое точно знали, как укусить больнее», — мрачно подумал Даниэль и продолжил: — Джастин, может, тебе продлить свой отпуск еще на пару дней и навестить нас?
— Сирена собирается приехать ко мне, — ровным голосом ответил Джастин.
— Приехать к тебе? — Широкий лоб Даниэля покрылся морщинами. — Что это значит?
— То, что я сказал.
— Хорошо, дружище. — Даниэль расправил грудь. — А расскажи-ка мне, каковы твои намерения.
— Нет. — Джастин почувствовал, как медленно уходит напряжение, еще недавно сковывавшее его мышцы. Довольный собой, он откинулся назад.
— Что значит — нет? — прорычал Даниэль. — Я же ее отец.
— Но не мой. Ты сам раздал мне эти карты, Даниэль, и теперь настало мое время играть.
— А теперь послушай меня…
— Нет, — снова откликнулся Джастин с прежним спокойствием. — Я предлагаю тебе выйти из игры, Даниэль. А мы с Сиреной попробуем рискнуть.
— Если ты обидишь мою девочку, я живьем сдеру с тебя кожу.
Джастин расхохотался:
— Сирена Мак-Грегор не из тех женщин, которые дают себя в обиду.
— Да, это так. — Сердце Даниэля преисполнилось гордости за дочь. — Моя дочка — настоящий огонь.
— Конечно, если ты считаешь, что она собирается выставить себя на посмешище…
— Моя дочь никогда не выставит себя на посмешище! — огрызнулся Даниэль.
Джастин улыбнулся:
— Отлично, тогда не суй нос в наши дела.
Даниэль заскрипел зубами и гневно уставился на трубку, а Джастин произнес:
— Дай слово, Даниэль!
— Хорошо, хорошо. Я умываю руки, но если я только узнаю, что ты…
— До свидания, Даниэль!
Джастин повесил трубку, довольный тем, что как следует отплатил своему благодетелю.