Обет молчания

ЧЕЛОВЕК В ЛЕСУ

В июле 1917 года Аннабелинда и Маркус поженились. По этому случаю я вместе с родителями, тетей Селестой и Робертом отправилась в деревню к Дэнверам.

Нас встретила тетя Белинда, с трудом сдерживающая волнение. Не возникало сомнения, что именно такого брака она и добивалась для Аннабелинды.

— Родители Маркуса прибудут накануне церемонии, — сказала она. — Думаю, через день они уедут. Мне кажется, Маркус слегка трепещет перед ними. Аннабелинда говорит, что все еще чувствует себя под их наблюдением. Но ведь после свадьбы они мало что смогут сделать, правда? Не сомневаюсь, что они будут очень милыми гостями. Им очень понравился Роберт-старший… и младший тоже. Эти двое ладят с большинством людей. В любом случае род Дэнверов такой же древний. Мы чисто случайно стали не герцогами, а всего лишь баронетами.

— На твоем месте я бы не обращала внимания на такую ерунду, — сказала мама.

— Кто обращает внимание, Люси? Только не я.

Неудачи исключены. Как только обручальное кольцо окажется на пальце у моей дочери и брачный контракт будет подписан и скреплен печатью, вопрос закрыт. И, по крайней мере, Маркус прелесть. Мы все его обожаем. Почти сразу же после церемонии они отправятся в путешествие на медовый месяц.

Жаль, что они не могут поехать в какое-нибудь романтическое место, наподобие Флоренции или Венеции. Но приходится выбрать Торки… а потом Маркус должен вернуться к работе. Война — это такая скука. Она все портит.

— Да, — сказала мама. — Человеческие жизни и даже медовые месяцы.

— Все та же прежняя Люси. Но, несмотря ни на что, венчание — такое развлечение. Подождите, вы еще не видели свадебное платье Аннабелинды.

— Уверена, что оно великолепно, — сказала мама.

Приехали родители Маркуса. Его отец вел себя очень галантно, и, без сомнения, его совершенно очаровала тетя Белинда, приложившая для этого немало усилий. Мать Маркуса была скорее любезна, чем сердечна, и я сразу догадалась, что именно она так настойчиво напоминала своей семье о древности их рода и о том, что «положение обязывает».

Я мимоходом задала себе вопрос, как бы она отреагировала, узнай, что Аннабелинда сошла со стези добродетели. У меня возникло чувство, что она всеми силами постаралась бы помешать этой свадьбе, а ей наверняка очень многое было под силу. В церкви я сидела рядом с Робертом. Я смотрела, как Аннабелинда шла по проходу между рядами под руку с сэром Робертом. Ее отец был высок и внушал огромную симпатию излучаемой им доброжелательностью ко всему миру, которую я всегда ощущала, потому что ее унаследовал его сын. Что до Аннабелинды, то она была потрясающе красива в белом атласном платье с кружевами и с флердоранжем в волосах.

Обряд венчания начался. Я смотрела, как Маркус надевает кольцо на палец Аннабелинды. Я слушала их брачные обеты. И я не могла удержаться и не представить себя на ее месте.

— Так приходит опыт, — сказала бы мама. — Извлеки из этого урок.

Я извлекла урок, что никогда не должна больше обманывать себя.

Раздались звуки свадебного марша, и Маркус и Аннабелинда, — без сомнения, одна из самых красивых пар, когда-либо венчавшихся в этой церкви, — шли по проходу с удивительно счастливыми лицами.

Потом мы вернулись в дом Дэнверов.

Все поздравляли тетю Белинду, восторгаясь венчанием и красотой жениха и невесты. Молодые разрезали пирог… Аннабелинда держала нож, а Маркус помогал ей, потом пили шампанское из дэнверовских подвалов. Произносились тосты.

Рядом со мной стояла тетя Селеста.

— Разве они не очаровательны? — сказала она. — Как раз такими и должны быть жених и невеста.

Я бы хотела, чтобы мой брат был с нами и видел их.

— Интересно, что сейчас делает Жан-Паскаль?

Тетя Селеста покачала головой.

— Вы ничего не слышали? — спросила я.

Она опять покачала головой:

— Новости приходят не часто. Ничего неизвестно. Думаю, Жан-Паскаль и герцогиня по-прежнему живут в своем замке.

— Уже почти три года, как началась война. Я не могу поверить в это.

Тетя Селеста кивнула:

— Я почувствовала огромное облегчение, когда вы с Аннабелиндой сумели вернуться домой.

— Да, благодаря Маркусу.

— А как романтично все обернулось! Эти заставляет меня думать о брате. Как было бы замечательно, если бы он мог сегодня присутствовать здесь!

Подошел Роберт.

— Ты выглядишь печальной, — сказал он. — Почему в свадьбах всегда есть что-то грустное?

— Они пробуждают в людях столько воспоминаний, — ответила я.

— Да, наверное. Позвольте мне наполнить ваши бокалы.

Роберт сделал знак лакеям, а тетя Селеста задумчиво смотрела перед собой, думая о находящемся где-то во Франции брате.

Тосты окончились, новобрачные отправились в Торки. Роберт предложил мне:

— Здесь жарко. Слишком много людей. Давай выскользнем наружу.

Я с радостью согласилась, и мы пошли в парк.

— Как здесь красиво! — сказала я.

— Тебе нравится, правда?

— Всегда нравилось. Я любила приезжать сюда с детства. Ты всегда был мил со мной, Роберт. Хотя я значительно младше тебя, ты никогда не напоминал мне об этом, как Аннабелинда, которая только это и делала.

— О, кто обращает внимание на Аннабелинду?

— Я. Она на два года старше меня и никогда не позволяла мне забыть об этом.

— Ну, теперь ты уже достаточно взрослая, чтобы не беспокоиться об этих двух годах. — Роберт стоял неподвижно, глядя перед собой. — Есть что-то особенное в родном доме, — сказал он. — Каким-то образом он становится частью тебя самого.

— Я знаю.

— Этот загон вон там. Бывало, я ездил по кругу на моем пони, чувствуя себя отчаянным смельчаком. Никогда не забуду дня, когда мне впервые позволили натянуть поводья. А там старый дуб.

Как-то раз я влез на него. Я совершил какую-то провинность и считал, что здесь меня не смогут найти.

— Не поверю, что ты когда-нибудь мог сделать что-то дурное.

— О, прошу тебя, — сказал Роберт. — Ты заставляешь меня выглядеть слишком благонравным. Могу тебе сказать, что у меня всегда были неприятности с няней Олдридж.

— Ну, уверена, самые невинные шалости.

— Ты смеешься надо мной.

— Все равно, ты хороший и всегда был таким.

На тебя можно положиться… не то что на Аннабелинду.

— Ты имеешь в виду, что я скучен.

— Почему люди считают, что хороший и скучный — это синонимы?

— Потому что часто так из вежливости называют прозаичного человека.

— Получающего награды на полях сражений?

— Это произошло случайно. Множество людей заслужили их, но не были замечены.

— Не хочу слушать такие слова. Ты никогда не был скучным, и я всегда радовалась твоему появлению.

— Люсинда, ты выйдешь за меня замуж?

Я молчала, и он продолжал:

— Я всегда этого хотел. Я знаю, что обе наши семьи придут в восторг.

Я не находила ответа. Я не могла притворяться, что это для меня неожиданность, ведь между нами всегда существовали особые отношения, но день свадьбы Аннабелинды, когда я призналась себе, что испытывала раньше нежные чувства к новобрачному, не подходил для такого разговора.

Я услышала свой запинающийся голос:

— Роберт… Я не думала…

— Понимаю, — сказал он. — Ты хочешь все обдумать. Замужество — серьезная вещь.

Я все еще молчала. Выйти замуж за Роберта!

Все было бы приятно, уютно. Я буду жить в этом прекрасном месте. Моя мама очень обрадуется. Как и большинство знавших Роберта, она любила его.

Аннабелинда станет моей родственницей. Странно, что эта мысль мелькнула у меня одной из первых.

— Я знаю, что нравлюсь тебе, Люсинда, — сказал Роберт, — Я имею в виду, что ты-то не находишь меня скучным.

— Выбрось эти глупости из головы. Ты не скучен, и я очень, очень люблю тебя.

— Но… — грустно промолвил он.

— Просто это слишком неожиданно.

Его лицо озарилось улыбкой.

— Я действовал без подготовки? Я просто совершил грубый промах. Поверь мне.

— Нет, Роберт. Дело не в этом. Просто я еще не готова.

— Оставим это. Забудь мои слова. Мы поговорим об этом в другой раз.

— Да. Ты же знаешь, что я всегда счастлива быть с тобой. Я так обрадовалась, когда ты приехал в Марчлэндз. Но только сейчас…

— Ты не должна ничего объяснять.

Я повернулась к нему и обняла его, и на несколько секунд он прижал меня к себе.

— Роберт, — сказала я, — дай мне немного времени, пожалуйста.

— Хорошо… Я не сказал тебе одну вещь.

— Какую?

— В ближайшие три недели я должен пройти медицинскую комиссию.

— Что это значит? — в тревоге спросила я.

— Они определят, насколько я годен к военной службе.

— Не могут же они снова послать тебя на фронт!

— Посмотрим.

Несколько гостей вышли в сад, и к нам присоединилась тетя Селеста.

Я чувствовала себя очень обеспокоенной и выбитой из колеи. Мне было невыносимо думать, что Роберт покинет Англию.

У меня отлегло от сердца, когда прохождение Робертом медицинской комиссии пришлось отложить. Возникли небольшие сложности с его ногой.

По мнению доктора Эджертона, ей требовался покой, и медицинская комиссия согласилась подождать еще несколько недель.

Эдварду уже исполнилось четыре года. Я не знала точную дату его рождения, но мама предложила считать ею четвертое августа. В этот день Британия объявила войну Германии.

— Пусть он напоминает нам о чем-то приятном, а не только обо всем этом ужасе, — сказала мама.

Эдвард подрос. Он был полон энергии, довольно разговорчив и забавен. Мы все считали его исключительно смышленым ребенком.

Эдвард любил ходить в гости. Он уже побывал на нескольких днях рождений у ребятишек, живущих по соседству, а теперь пришла его очередь.

Мы пригласили десять детей, испекли торт, в который вставили четыре свечи, и придумали развлечения для ребят.

Эдвард любил Андрэ, но, мне кажется, что ко мне он испытывал совсем особые чувства. Я всегда стремилась уделять ему как можно больше времени. Несмотря на то что за мною в детстве ухаживала замечательная няня, родители всегда оставались самыми близкими мне людьми. Мне хотелось быть таким же человеком для Эдварда. Мне хотелось возместить ему то, чего он лишился из-за бегства своей бессердечной матери и гибели любящей приемной матери. Я не хотела, чтобы ему чего-то недоставало в жизни.

Я обычно читала Эдварду вечером перед сном какую-нибудь сказку и знала, что он с нетерпением ждет этого.

Андрэ говорила:

— Он любит меня как свою няню, но вас как свою мать.

— Бедный малыш! — сказала я. — Как это все печально для него!

— Не ждите, что я буду жалеть его! — резко возразила Андрэ. — Я считаю Эдварда одним из счастливейших детей. Вот он, имеющий все… окруженный любовью. У него есть ваша мать, вы, я… и слуги, которые души в нем не чают и избаловали бы его, если бы я не приглядывала за этим.

— Потому что он просто прелесть.

Я понимала, что она думает о своем собственном детстве, которое было совсем другим. Бедняжка Андрэ! Меня очень радовало, что, живя с нами, она уже не казалась такой несчастной.

День рождения Эдварда праздновали в большой комнате. Совсем недавно я занималась в ней с мисс Каррутерс. Книги сложили в стенной шкаф, на большой стол, покрытый чернильными пятнами, постелили белую скатерть и расставили на нем джемы, блюда с пирожными и пшеничными лепешками. На самом почетном месте красовался именинный торт.

Все получили огромное удовольствие, когда Эдвард пытался задуть свечи, а остальные ребятишки сгрудились вокруг него. Все было с наслаждением съедено, а когда посуду убрали со стола, мы играли.

Было много смеха и шума. Огромным успехом пользовалась игра «передай пакет». Все пронзительно вскрикивали от восторга, когда музыка останавливалась и тот, кто держал пакет в руках, снимал с него еще одну обертку; восторг усиливался, когда музыка начинала играть снова и пакет передавался дальше, чтобы стать призом для ребенка, державшего его; когда музыка окончательно умолкала и показывалась раскрашенная коробка.

Андрэ оказалась хорошим организатором, и ей удавалось управлять детьми с разумной доброжелательной строгостью, необходимой в таких случаях.

Поскольку день выдался прекрасный, мы пошли в сад, где малыши могли бегать в свое удовольствие. Когда гости собрались уходить, Эдвард, стоя рядом со мной, выслушивал с важным видом слова благодарности. Андрэ поднялась в детскую, и мы с Эдвардом остались наедине.

Я улыбнулась ему с высоты своего роста.

— Праздник удался, правда? — сказала я.

— Праздник удался.

У него была привычка повторять подобные высказывания, как бы соглашаясь с ними.

— Итак, теперь, — продолжала я, — тебе действительно четыре года.

— В следующий раз мне будет пять.

— Да, пять лет.

— Потом шесть, семь и восемь.

— Ты заставляешь годы лететь слишком быстро.

— Когда мне исполнится десять, я буду кататься верхом без Джэймса.

— Думаю, да. Где тебе нравится кататься больше всего?

— Больше всего в лесу.

— Ты ездишь с Андрэ?

Он кивнул:

— И с Джэймсом. Иногда только с Андрэ.

— И тебе это нравится?

Эдвард опять кивнул:

— Мне нравится лес.

— Почему?

— Деревья, — сказал он. — И люди.

— Люди?

— Мужчина, — Какой мужчина?

— Это знакомый Андрэ.

— Андрэ встречается с мужчиной, да?

Эдвард кивнул.

— Что? Каждый раз?

— Почти всегда. Они разговаривают. Прогуливают лошадей. Андрэ все время следит за мной.

Она говорит: «Стой здесь, Эдвард».

— И ты стоишь.

Он кивнул.

— Ты знаешь этого человека? Он из госпиталя?

Он энергично замотал головой.

— Значит, это чужой?

— Он чужой, чужой.

Эдвард четко произнес слово и повторил его, как часто делал, услышав какое-нибудь слово впервые.

— Лес красивый, — сказал он. — Когда мне будет пять, я не стану сдерживать лошадь. Я поскачу быстро. Галопом…

— Не сомневаюсь в этом.

Я думала о встречах Андрэ с незнакомцем. Мужчина. Что ж, она молода и довольно привлекательна. До сих пор мне не приходило в голову, что у нее может быть поклонник.

Прошла половина сентября, а Роберт по-прежнему находился с нами. Доктора Эджертона не удовлетворяло его состояние, и он считал, что Роберту необходимо еще немного подлечиться. Доктор говорил, что хочет подольше понаблюдать за своим пациентом.

Мы все вздохнули с облегчением. Я часто ловила на себе тоскливый взгляд Роберта и готова была сделать все, лишь бы утешить его. Я прекрасно понимала, насколько несчастной почувствую себя, если он уедет, и как сильна будет моя тревога за него. Началось третье по счету сражение в районе города Ипр, где в это время шли особенно ожесточенные бои. Потери были огромными. Я содрогалась каждый раз, когда к нам поступали тяжело раненные, и у меня всегда возникала мысль, что среди них мог оказаться Роберт.

Сибил Эджертон говорила со мной о нем. Мы привыкли называть ее теперь Сибил. Миссис Эджертон звучало слишком официально, и она не была больше мисс Каррутерс. Она каждый день бывала в госпитале, приходя туда вместе с мужем и оставаясь до вечера. Она оказалась очень умелой, практичной, быстрой и совершенно лишенной сентиментальности. Это было благом для пациентом с тяжелыми ранениями, потому что создавало у них впечатление, что их состояние вовсе не так плачевно, как им кажется, и есть такие, которым намного хуже. Когда Сибил, собрав в одной из маленьких комнат раненых с поврежденным зрением, сумевших туда прийти, читала им Диккенса, мы с мамой не могли удержаться от улыбки. Они казались небольшим классом, а она очень походила на учительницу, но это было как раз то, в чем нуждались раненые. Брак с доктором поднял ее на новую высоту.

Со свойственной ей прямолинейностью Сибил Эджертон объявила мне:

— Роберт Дэнвер любит вас.

Я ничего не ответила, и она продолжала:

— Он хороший человек, и вы не сможете найти никого, кто бы так подходил вам.

— Я знаю его всю жизнь, — ответила я.

— Тем лучше. Он — полная противоположность своей сестре.

— Я знаю.

— Я уверена, что он сделал бы вас счастливой.

Для женщины самое лучшее — это состоять в браке… при условии, что он удачен.

Положение замужней женщины принесло ей полное удовлетворение, и Сибил чувствовала себя достаточно подготовленной в этом вопросе, чтобы помочь другим достичь счастья.

Она смотрела на меня с умудренной улыбкой, всем своим видом показывая, что если я нуждаюсь в каком-нибудь совете, то должна обратиться к ней.

Мама тоже говорила со мной о Роберте:

— Не принято желать кому-то, чтобы он выздоравливал помедленнее, но я так надеюсь, что Роберт еще немного задержится у нас. Несомненно, эта проклятая война скоро кончится. Знаешь ли, Роберт действительно любит тебя.

— Сибил говорила о нем.

— О да, она сказала мне, как была бы рада видеть тебя устроенной в жизни. Мне кажется, тебе очень нравится Роберт.

— Да. Он… он сделал мне предложение.

— Ты не сказала «нет».

— Я не уверена…

— Я вижу. Он хороший человек, Люсинда. Один из лучших. Он похож на своего отца. Кто, кроме сэра Роберта, выдержал бы Белинду все эти годы?

— Меня нельзя торопить в таком серьезном деле.

— Ты думаешь до сих пор о…

Так у меня с ней было всегда. Каждая из нас настолько хорошо понимала другую, что мы читали мысли друг друга, не облеченные в слова.

— Моя милая Люсинда, — сказала матушка, — то, что это закончилось подобным образом, к лучшему. Я не считаю, что ты была бы счастлива с Маркусом. Он очень привлекателен, он кладезь добродетели… но в нем есть что-то поверхностное… что-то слишком суетное. Тебя ждало бы разочарование. Ты совсем другая. Ты правдива и искренна. Он воспитывался в другой атмосфере.

Со временем это могло бы привести к размолвкам.

— А Роберта я знаю всю свою жизнь.

— В этом нет ничего плохого.

— Меня не ждут никакие неожиданности, — сказала я. — Все так предсказуемо.

— Маркус вошел в твою жизнь при драматических обстоятельствах. Все выглядело довольно романтично, скорее даже не тогда, когда это происходило, а задним числом. Так очень часто бывает в жизни. События, которые мы с таким волнением предвкушали и которые с таким удовольствием вспоминаем, часто не доставляли нам никакой радости в тот момент, когда они происходили. Итак, майор Мерривэл появился на сцене, он обо всем позаботился, он вызволил тебя из опасного положения.

Конечно, он казался романтичной фигурой. Одно время я думала, что вы с ним… я пыталась уговорить себя, но на самом деле мне это не нравилось, потому что я чувствовала, что из этого ничего хорошего не выйдет. Маркус обаятелен, но он льстец.

Я знаю подобных людей. Он лезет из кожи вон, чтобы доставить удовольствие, но мне почему-то кажется, что он вряд ли способен на глубокие чувства… если ты меня понимаешь. Казалось, что он очень интересуется тобой… пока снова не появилась Аннабелинда. Я знаю, что она вешалась ему на шею, но она ведь не могла заставить его сделать ей предложение, правда? Он сам хотел этого… Иногда, моя любимая Люсинда, в жизни происходят события, причиняющие тебе боль, но потом, когда они уходят в прошлое, ты оглядываешься на них и видишь, что все к лучшему.

Я кивнула, и матушка подошла и поцеловала меня.

— Война должна скоро кончиться, — сказала она. — Тогда, я знаю, все сложится хорошо для всех нас. Мы станем смотреть на вещи по-другому, более нормально, более естественно.

Я надеялась, что она права.

Я много размышляла над словами моей матери.

Роберт скоро уедет. Возможно, я никогда больше его не увижу. Возможно, мама и Сибил правы.

Возможно, я должна выйти за него замуж. Он хотел этого. Временами мне казалось, что я хочу того же.

Почему я колебалась? Почему я все еще думала о Маркусе?

Мысли о нем вызывали у меня острые приступы тоски, и я часто спрашивала себя, как сложились его отношения с Аннабелиндой.

Я искала одиночества. Хотела обдумать случившееся. Возможно, во время войны, когда смерть и разлука постоянно рядом с тобой, ты видишь все не так отчетливо, чем в спокойной обстановке мирных дней. Тогда ты можешь быть более или менее уверен, что произойдет дальше. Во время войны никто никогда не знает, когда ждать плохих вестей, когда разразится катастрофа.

Я любила сидеть в лесу на стволе поваленного дерева, которое лежало здесь с тех пор, как я себя помню. В этом месте было тихо и мирно, деревья густо обступали его, образуя укромный уголок.

Я постоянно спрашивала себя, почему я не могу решиться принять предложение Роберта.

«Прими его, говорил мне здравый смысл. Когда-то ты ведь должна выйти замуж. Ты хочешь иметь детей. Вспомни свои чувства к Эдварду». Как утверждала мама, я видела Маркуса в романтическом свете… он спас меня от опасности и походил на , 'некоего героя из старинной легенды. Но он оказался не таким, как я думала. Он заставил меня влюбиться в него, а потом быстро переметнулся к Аннабелинде. Позже я узнала о его тайной жизни.

Про Роберта все всегда было известно. Роберт всегда поступал честно и открыто.

Однажды, когда я сидела на поваленном дереве, предаваясь невеселым размышлениям, я поняла, что слышу стук копыт. Кто-то проезжал на лошади неподалеку. Я услышала голоса Андрэ и Эдварда.

Я решила удивить их. Я прошла между деревьями туда, где находилась маленькая полянка, с которой и доносились голоса.

Я вышла из-за деревьев, они уже находились там. Эдвард сидел на своем пони, Андрэ держала лошадь под уздцы, и с ними был какой-то мужчина.

Я сразу же вспомнила свой разговор с Эдвардом, когда он рассказал мне о человеке, с которым они встречались в лесу.

— Привет! — закричала я.

Наступило молчание, прерванное возгласом Эдварда: «Люсинда!»

Я пошла вперед и ясно увидела мужчину, с которым разговаривала Андрэ. Несколько секунд мы пристально смотрели друг на друга.

Андрэ сказала:

— О, привет!

Мужчина снял шляпу и поклонился.

— До свидания, — сказал он и, обращаясь к Андрэ, прибавил:

— Благодарю.

Потом он исчез среди деревьев.

Мне казалось, что я сплю. Когда он снял шляпу, у меня не осталось сомнений. Это был Карл Циммерман.

Я была ошеломлена. Потом мне подумалось, не ошиблась ли я. В самом деле, я видела его всего три раза и всегда при необычных обстоятельствах: когда-то давно около «укромного местечка», в парке «Соснового Бора»и теперь здесь, в лесу, беседующим с Андрэ. Что это могло означать?

Я спросила:

— Кто это был?

— Незнакомец спрашивал дорогу, — ответила Андрэ.

— Я… я подумала, что знаю его.

— В самом деле?

— Ты нашла нас, Люсинда, — сказал Эдвард.

— Да, я нашла вас.

— Похоже на прятки. Мы можем сыграть в прятки, когда доберемся домой? — Думаю, можем, — пообещала Андрэ.

Мне хотелось порасспросить ее о мужчине, которого я считала Карлом Циммерманом, но у меня было ощущение, что этого не следует делать в присутствии Эдварда. Никогда нельзя знать наверняка, насколько дети понимают происходящее. Часто кажется, что они не слушают, в то время как они все впитывают в себя.

Я подумала о том, что если это Карл Циммерман, то он впервые увидел своего сына. Он, конечно, не узнает об этом, но простая случайная встреча в лесу приобретала драматическую окраску.

«Секреты, подумала я. Повсюду секреты».

Я воспользовалась первой же возможностью поговорить с Андрэ.

Я сказала:

— Этот человек, с которым вы были…

Она с озадаченным видом нахмурила брови.

— Тот мужчина, с которым вы разговаривали, когда я подошла к вам в лесу…

— Вы имеете в виду того, кто спрашивал дорогу?

— Да. Просто меня заинтересовало, встречали ли вы его раньше?

— Нет. Почему вы так подумали?

— Просто Эдвард что-то говорил о мужчине, с которым вы встречались в лесу.

— Эдвард?

— Да, он сказал, что видел какого-то человека.

Андрэ слегка покраснела:

— О, должно быть, он имел в виду Тома Гилроя.

— Это один из санитаров?

— Да. Высокий и здоровый.

— Знаю.

— Ну, мы подружились и один или два раза встречались.

— Понимаю.

Я улыбнулась. Естественно, что у такой девушки, как Андрэ, есть поклонник. Но я все еще находилась под сильнейшим впечатлением от случайной встречи с Карлом Циммерманом. Потом я подумала, что могла ошибиться.

Незнакомец, спросивший у Андрэ дорогу, возможно, просто похож на него. В конце концов, встреча длилась всего пару минут.

1917 год подходил к концу. Это был памятный год. В России произошла революция, и перемирие между этой страной и Германией освободило часть немецких войск для переброски во Францию.

Что касается наших домашних дел, то Роберта вызвали в Лондон на медицинскую комиссию и признали годным к военной службе. Мы были очень подавлены этой новостью, хотя Роберт отнесся к ней философски.

— Не смог продержаться дольше. — сказал он с гримасой.

— О, Роберт! — закричала я и прижалась к нему.

Я чуть не сказала, что мы должны обручиться.

Если бы он проявил больше настойчивости, я согласилась бы выйти за него замуж. Я твердила себе, что люблю его. Он был куда проницательнее, чем прикидывался, и, я думаю, не хотел заставлять меня принимать решение, пока я не буду абсолютно уверена в нем.

Сразу после Рождества он приехал в Марчлэндз и сообщил нам, что будет заниматься на курсах подготовки в Сэлисбери Плэйн в течение шести недель.

Мы ликовали.

— Шесть недель! — сказала мама. — И курсы не начнутся раньше середины января. Это отсрочка.

— Ты очень любишь Роберта, да? — спросила я.

— Моя милая Люсинда, как можно не любить Роберта? Он такой хороший человек.

Я чувствовала, что меня мягко подталкивают к Роберту, и это заставляло меня сопротивляться. Я видела свое будущее. Поместье Дэнверов станет моим домом, тетя Белинда — моей свекровью, Аннабелинда — сестрой.

Конечно, я останусь близка со своей семьей. Я часто буду видеться с Маркусом. Но, возможно, они с Аннабелиндой отправятся куда-нибудь за границу: в Бомбей, Мадрид, Колумбию. Моя же замужняя жизнь будет мало чем отличаться от теперешней.

Обычно мой отец приезжал на конец недели в Марчлэндз.

— Он выглядит немного утомленным, — говорила мама. — Как мне жаль, что он остается в Лондоне один почти на всю неделю.

Отец с мамой совершали прогулки по лесу. Думаю, он мало что держал в секрете от нее, и я чувствовала, что они оба чем-то расстроены.

Стоял январь. Роберт уже уехал из Марчлэндза на курсы.

Мама сказала:

— Без него все стало другим. Он всегда такой веселый, такой чуткий. Думаю, тебе очень не хватает его, Люсинда.

— Да.

— У меня появилась идея. Почему бы тебе не уехать ненадолго из Марчлэндза? Почему не пожить в Лондоне вместе с отцом? Я беспокоюсь за него, когда он там совсем один. Ты составишь ему компанию.

Это казалось хорошей идеей, ведь я так скучала по Роберту.

Я начинала тревожиться. Война не кончалась, и, окончив курсы, Роберт должен будет отправиться навстречу опасности.

Я решила, что жизнь в Лондоне отвлечет меня от мыслей о Роберте.

— Согласна. Но я буду скучать по Эдварду. И, мне кажется, он немного нуждается во мне, — сказала я.

— Может быть, он и Андрэ смогли бы поехать с вами, — ответила мама.

— Неизвестно, так ли уж это понравится Андрэ.

— Вроде бы она очень любит поездки в Лондон.

— Да. Но теперь, по-моему, она подружилась с Томом Гилроем.

— В самом деле? Том приятный человек.

— Я тоже так думаю, и, видимо, Андрэ разделяет наше мнение.

— Как ты узнала об этом?

— Ее выдал Эдвард.

— Эдвард?

— Он сообщил мне, что она встречается в лесу с мужчиной. А Андрэ сказала, что это Том Гилрой.

— О, я рада.

— Почему люди, счастливые в браке, стремятся пристроить всех вокруг?

— Просто потому, что они желают всем испытать семейное счастье.

Мы рассмеялись.

— Сообщи Андрэ, — сказала мама. — Посмотрим, что она скажет. Ей не обязательно находиться в Лондоне все время, если ей так хочется встречаться с Томом.

Я сказала Андрэ. Ее реакция поразила меня. У нее разгорелись глаза.

— О да, мне бы хотелось поехать в Лондон на некоторое время, — сказала она.

— Я думала, что вы можете не захотеть… сейчас…

— Это было бы здорово, если ненадолго.

— Как вы считаете, Эдварду это понравится?

— Ему понравится, если мы будет с ним, хотя могут возникнуть некоторые переживания по поводу разлуки с его новым пони.

— Мы будем почти всегда возвращаться сюда на конец недели.

— Тогда его будет ждать встреча с пони. Его это устроит.

Вечером за обедом мама сказала отцу:

— Люсинда едет на некоторое время в Лондон приглядывать за тобой. Она считает, что ты плохо выглядишь.

Отец улыбнулся:

— Спасибо, Люсинда. Давай завтра утром совершим прогулку и побеседуем Я чувствовала в этих словах какой-то скрытый смысл. Существовала некая веская причина, по которой мои родители желали моего присутствия в Лондоне, не говоря уже об их мнении, что смена обстановки помешает моим грустным размышлениям об отправке Роберта на фронт.

На следующее утро в лесу я узнала, что была права.

День идеально подходил для прогулки. Стояла бодрящая морочная погода, но среди облаков виднелось зимнее солнце, а деревья защищали от ветра.

Лес был просто создан для прогулок. Он давал чувство безопасности. Здесь мы могли беседовать, не боясь быть услышанными.

Отец взял меня за руку и сказал:

— Люсинда, я хочу серьезно поговорить с тобой. Я обсудил это с твоей мамой, и мы оба решили, что, может быть, тебе удастся помочь нам.

— Мне?

— Да, послушай. Мы очень встревожены.

— Встревожены? Кто?

— Я… и мои друзья. Ты ведь знаешь, что я занимаюсь определенной деятельностью?

— Я знаю, что это секретно… и не связано с твоей работой в парламенте.

Отец кивнул.

— Нет нужды предупреждать тебя, что наш разговор сугубо конфиденциален.

— Я это понимаю. — — От твоего умения хранить секреты зависит многое. Неосторожное слово… ты знаешь, как это бывает. Помнишь, что произошло в Мильтон Прайори?

Я кивнула.

— Это был саботаж. Из-за утечки информации.

И это не единственный случай. В лондонском доме у меня хранятся определенные бумаги. Видишь ли, мое участие во всем этом в некотором смысле неофициальное.

— Я подумала нечто в этом роде, слушая мамин рассказ о том времени, когда ты находился в Африке и тебя объявили пропавшим без вести…

— Даже ей неизвестны все подробности. Но хочу, чтобы ты поехала в Лондон, потому что считаю, что ты сможешь мне помочь.

— Каким образом?

— Ничего особенного делать не надо, только наблюдать.

— Ты имеешь в виду, в доме?

Отец кивнул:

— Некоторые мои документы просмотрели, сняли с них копии и передали противнику.

— Ты хочешь сказать, что в доме побывал шпион?

— Как тебе сказать… Похоже, что это кто-то из домашних.

— Один из слуг?

— Возможно. Или кто-то из их знакомых. Приятель… гость… рабочий…

— Просматривающий документы и передающий их противнику! Я не могу в это поверить.

— Большую часть дня меня не бывает дома. Не исключено, что кого-то впускали в дом… он входил в мою комнату.

— Какой ужас! Кто-то в доме… предатель! Думаю, в твою комнату должен входить тот, кто ее убирает?

— Я уже говорил миссис Черри о своем нежелании, чтобы кто-то другой касался моих бумаг, и просил ее по этой причине убирать комнату самой.

У нее на это отведен специальный день, и последние несколько недель я следил, чтобы в этот день в комнате не находилось никаких важных документов.

— Понимаю. Важные бумаги обычно заперты в твоем бюро.

— Да, я слежу за этим.

— И ключ от бюро у тебя?

— Конечно, я не расстаюсь с ним. Раньше я хранил в ящике стола запасной ключ. Но уже, несколько месяцев оба ключа постоянно у меня.

Мой кабинет будет заперт снаружи. Ключ есть только у меня и у миссис Черри. В мое отсутствие в доме будешь находиться ты. Не оставляй без внимания ничего, что сочтешь подозрительным.

— Звучит весьма мелодраматично.

— Мы живем в драматическое время.

— Я надеюсь быть тебе полезной.

— Твоя мать уверена в этом. Я расскажу тебе больше позднее… когда мы приедем в столицу.

Я готовилась к поездке в Лондон с большим волнением.