Обитель Света

Тибет

"Грандиозная природа Азии проявляется то в виде бесконечных лесов и тундр Сибири, то подавляющих величием безводных пустынь в обширном нагорье, наполняющем южную половину центральной части этого материка", — в таких выражениях говорит Пржевальский о Тибете.

Все сказанное о Тибете полно смысла, говорит ли то Плано Карпини, Рубруквис или Марко Поло, Одорик Фриули или другие путешественники. Все они отмечают что-то особенное о Тибете. Так Тибет и остался чем-то особенным.

Говорят, что в Лхасе скоро будет радио. Толкуют об автомобильных и воздушных путях. Словом, какая-то заманчивая тайна подвергается всяким атакам. Уже давно Уадель хотел рассказать о Тибете, но в конце концов сказал не так уж много. Больше сообщила госпожа Давид-Ниль, но и то касаясь преимущественно тантрической стороны.

Сейчас многие страны делятся как бы на два бытия. Одно — механическое, роботское, технократическое, — завершение в этих условных понятиях. И машины взбираются на горы. И около высочайших пиков парят воздушные корабли. И всякие аппараты, точные и неточные, вымеряют и вычисляют. Ценные металлы заменяются бумажками. Словом, к старинному базару добавляется модернизированный базар со всеми его "усовершенствованиями". И, тем не менее, во всех этих технократизированных странах остается и прежняя страна со всеми ее исконными ценностями, преимуществами, достижениями и устремлениями.

В наши дни границы мира очень извилисты. Когда-то можно было сказать о ретроградах и новаторах. Когда-то каменный век легко заменялся бронзовым; а теперь все стало гораздо сложнее. Каменный век прикоснулся к железному. Ретрограды и новаторы получили совершенно новые ранги. Ретрограды впитали в себя механические условности. Истинные новаторы бережно прикоснулись к древнейшей мудрости. Потому-то в технократизированных странах деления можно производить с большим трудом.

Вероятно, и в Тибете, с одной стороны, завопит радио, и горный воздух много где будет отравлен отбросами фабрик; и все же Тибет, особенный, сохранится.

Только что мы упоминали о невидимках. Могут быть всякие невидимки. Приходилось видеть посетителей очень замечательных мест, которые решительно ничего не усматривали.

Когда-то существовала игра, в которой играющие неожиданно спрашивали друг друга: "Что видите?" И поспешные ответы бывали порой необычайно странными. Люди ухитрялись отметить такую ненужную чепуху, что простая игра иногда обращалась в увлекательное психологическое упражнение.

Если бы люди усматривали все замечательное, то, наверное, посейчас на земном шаре было бы исследовано гораздо больше всяких ценностей. Между тем мы видим, что еще только теперь исследуется римский форум. Только теперь Египет, Палестина, Греция и Иран открывают свои сокровища. А что же говорить о других, менее посещаемых местах? Даже кремли еще не исследованы. Даже известные фрески еще не рассмотрены. А сколько неузнанного было оставлено без всякого внимания!

Особенно сейчас одолела технократия. Всё она вырешила на бумаге, но как только она прикасается к действительной жизни — все ее точнейшие формулы тонут в тумане неприменимости. В плане обычности надоедливо трещит телефон. Сверлят мозг взвизги джаза. Звонко хлопают оплеухи драки-борьбы. Вся эта обычность последнего времени все же не касается того необычного, особенного, к которому обращается человеческое сердце.

Приходилось видеть людей, глубоко разочарованных не только Тибетом, но даже Индией, Египтом и всем Востоком. Так же точно, как несчастливцы в туманные дни не могут видеть сияние горных высот, так же точно этим путникам не посчастливилось попасть в значительные места и обстоятельства. Ведь можно видеть прекрасный исторический Париж, а можно увидеть его и в очень отвратительных современных аспектах. Можно увидеть один Нью-Йорк, а можно и другой, попав в его весьма непривлекательные кварталы.

Эти два часто взаимоисключающие аспекта остаются везде. И потому нечего опасаться, что тибетские нагорья особенные — сделаются Тибетом вульгарным. И даже теперь на некоторых тибетских базарах вы не увидите ничего особенного, кроме красочной этнографии. Как же проникнуть за эти пределы? Конечно, язык всегда нужен. Но одним языком физическим все-таки не обойтись. Нужен внутренний язык. Или он найдется, и многое станет доступным, или он не зазвучит, и сочетание никак не получится.

Говорится, что особенно на Востоке нужен этот сердечный язык. Думается, что он нужен всюду. Какой бы технократией ни прикрывались люди, они все-таки будут и расходиться, и сходиться иными путями. И для этих иных путей все тибетские нагорья, все недра гор высочайших останутся особенными.

Приговор мудрых путников, произнесенный в течение многих веков, имеет же основание! Многоопытны были эти самоотверженные искатели. Многие их умозаключения остались вполне убедительными. Дневники этих путешественников и теперь читаются с глубоким вниманием, настолько верно они отмечали виденное и запечатленное.

Когда Франке, ученый исследователь, сообщает о том, что дальше известного места в Гималаях проводники отказались идти, утверждая, что за теми горами нечто особенное, то говорил он это вполне искренне. О том же особенном говорил и замечательный человек недавнего прошлого — Пржевальский.

Новый Далай-Лама все еще не найден — необычно долгий срок. Вспоминается Великий Далай-Лама Пятый. Никто не знает о последних годах его жизни. Когда он ушел? Куда он ушел? Какой необычайной тайной был скрыт его уход! Вот еще одна особенность Тибета!