– Вопрос один: что происходит? – Лот старался быть кратким.
– То, чего боялись, но ждали: пришли деммы.
– Кто они?
– Существа с изнанки Мира. Но они считают, что это мы с изнанки.
– Поподробней насчет Мира, пожалуйста, – попросил Лот. – Что такое – изнанка? Где она расположена?
Траг вздохнул. Наверное, он не понимал, как можно не знать таких простых вещей.
– По-вашему, как выглядит Мир со стороны?
– Шар, – пожал плечами Лот. – Мир похож на огромный шар, это и дети знают. Мы живем на его поверхности.
– Правильно, – подтвердил старик. – Деммы живут на внутренней его поверхности.
– Значит, Мир – полый?
– Нет. Я же не сказал, что деммы живут внутри шара. Внутренняя поверхность нашей части Мира совпадает с их внешней. Совпадает, но не является ею. Как бы вам объяснить… Представьте песочные часы. Один сосуд – во власти людей, второй – дом деммов. Теперь попробуйте совместить оба сосуда, наложить один на другой, вывернув предварительно любой из них наизнанку. Представьте себе, что они станут существовать в одном и том же месте, никак не влияя друг на друга, независимо. Как две тени.
Траг повел руками – тень от его правой руки наползла на тень от левой.
– Видите? Скала одна, а теней на ней две, и они не мешают друг другу. Так и Мир – у него две поверхности, лицо и изнанка. Нам кажется, что мы живем на внешней стороне шара, и это так и есть. Так же думают и деммы, и это тоже правда. Просто одна внешняя поверхность по отношению к другой представляется на месте внутренней. Наш Мир – это шары, совмещенные друг с другом. В нем все существует парами-противоположностями: свет и тьма, жизнь и смерть, огонь и вода – все это лицо и изнанка одного и того же. Все зависит от того, из какой части Мира смотришь. Если перейти с лица Мира на его изнанку, эти понятия поменяются местами. Правда, покажется, будто ничего не изменилось, ведь сам ты тоже изменишься. Это сложно, но это так, поверьте мне.
У Мирона голова шла кругом. Лицо, изнанка, шары, поверхности…
– Ладно, – согласился Лот. – Поверим. Что нужно деммам у нас?
Траг развел руками:
– Что может быть нужно захватчикам? Шандалар лежит в области перехода. Образно говоря, в шейке, соединяющей сосуды песочных часов. Здесь они объявились раньше и отсюда могут расползтись по всему Миру людей.
– Что мы должны делать?
Траг улыбнулся:
– Что должны делать Воины? Сражаться! Но прежде… Поддельные Знаки – отдайте их мне.
Он протянул руку Лоту.
– Ну?
– У меня их нет, – сказал Лот, не изменившись в лице. – Разве трагам это неизвестно?
Старик казался удивленным.
– Неужели Даки не отдал их тебе, Лот Кидси?
– Нет. А должен был отдать?
Траг умолк.
– Ладно. Нет так нет, – сказал он, поразмыслив. – Вот еще что: к Дервишу теперь ходить не стоит. Важнее всего найти точку перехода – место, где деммы проникают в наш Мир. Точнее, в нашу часть Мира, если вы помните мои объяснения.
– И?..
– И… – передразнил траг ворчливо. – Заткнуть эту дыру надо.
– Как?
– Там видно будет. Сначала найдите.
Траг встал и, не прощаясь, пошел прочь от моста. Мирон проводил его взглядом: тот направлялся к обрывистому берегу. Темнота ночи быстро поглотила одинокую белую фигуру.
– Гм… – сказал Демид с некоторым сомнением. – Он пошел к воде?
– Ну? – не понял Мирон. – К воде.
– Всплеска никто не слышал?
Мирон поглядел на Лота, но тот уставился в огонь и на слова Демида внимания, похоже, не обратил.
– Нет. Я не слышал, – сообщил Шелех Демиду.
Демид встал и направился за трагом. Отсутствовал он недолго.
– Его нет. А лодка на месте.
– А ты чего ждал? – удивился Мирон. – Далась ему наша лодка!
– Между прочим, это тот самый траг, который вручал мне Знак.
– Ну и что? – Мирон недоумевал.
Демид вздохнул:
– Да так, ничего. Но куда он делся?
Мирон покачал головой.
– Во чудак-человек! Он же траг. Ты еще спроси, каким образом он очутился здесь, на острове, и откуда знает, что мы направляемся к Дервишу.
– Однако, – возразил Демид, – он полагал, что лже-Знаки у Лота. И ошибся.
Мирон задумался.
– Да, действительно.
Он впервые заподозрил, что траги не всемогущи, во что раньше верил свято и безоговорочно.
– Не нравится мне это, – очнулся Лот. Наверное, он все-таки слушал. – Темнят траги.
Он в упор поглядел на Мирона.
– Всегда они чего-то недоговаривают.
Еще Лот подумал: «И используют нас, Воинов, как люди используют животных. Лосей, к примеру».
И при этом нередко посылают на верную смерть, преследуя какие-то свои неясные цели. Правда, всегда, вроде бы, за дело. Но, в отличие от животных, людям можно было бы и объяснить, во имя чего они гибнут. Особенно Воинам.
В темноте кто-то негромко кашлянул. Все мигом напряглись и подобрались. Мирон решил было, что траг возвращается, но это оказался не траг.
Мальчишка. Тот самый, что направил их к Дервишу. Рядом с ним бесшумно ступал огромный черный пес, поблескивая глазами.
– А, – сказал Демид приветливо. – Привет, малыш. Что ты нам расскажешь на этот раз?
Мальчишка, придерживая пса за широкий ошейник, бросил Демиду небольшой кошель-мешочек. Бернага поймал его на лету.
– Не верьте трагам, – отрывисто сказал гость. Затем обернулся и исчез в темноте, совсем как перед этим старик в белом, только мальчишка вместе со своим четвероногим приятелем цвета ночи направился вглубь острова, а не к берегу.
– Эй! Ты куда? – вскочил Демид. – Постой!
Но Лот удержал его.
– Не ходи, парень. Сиди тут.
Бернага стряхнул руку Лота, однако остался у костра.
– Почему это я не могу пойти?
Лот промолчал.
– Интересно, – вздохнул Мирон. – Теперь мы еще и трагам не должны верить. Кому же тогда верить? Свихнулись все, что ли?
– Нет, – ответил Кидси. – Не свихнулись. Продолжается то, что, видимо, началось давным-давно, задолго до нас. И мы теперь погрязли в этом по уши.
– Знаешь, Лот, – доверительно сообщил Мирон. – Я – Воин. Мне не по душе ребусы. Мне не по душе шарады. Я не фокусник из балагана. Покажите мне, с кем драться, и я буду драться. А сейчас я, черти всех дери, ни хрена не понимаю. А поэтому, черти всех дери, давайте спать. Если, конечно, все визиты нам уже нанесены, черти всех дери, на ночь глядя, соленый лес, ковшиком по уху!!!
– Спать так спать, – неожиданно легко согласился Демид. – О! Погодите! Что нам принесли-то?
Он распустил сыромятный ремешок и вытряхнул содержимое кошеля на ладонь. В сплетении судьбоносных линий тускло блеснули три Знака Воинов. Надо полагать, три лже-Знака.
Голова пухла. Было отчего.
Наутро в полном молчании позавтракали, свернулись, погрузили пожитки в челнок и отчалили. Весло взял Лот. Когда очертания островка стерлись туманом, Мирон негромко попросил:
– Высадите меня где-нибудь на северном берегу.
Для себя он все решил. Еще ночью.
Лот, не переставая бесшумно грести, осведомился:
– Ты что-то задумал?
– Я иду к Дервишу, – твердо сказал Мирон. – И не пытайтесь отговорить.
– Значит, – улыбнулся Демид вызывающе, – мы пойдем вдвоем.
– Ого! – поднял брови Лот. – Оба. Траги будут озабочены.
– Зато мы будем спокойны, – сказал Мирон, благодарно сжав ладонь Демида и ощутив ответное рукопожатие.
– Спокойны вы вряд ли будете, – пообещал Лот. – Ручаюсь.
Впрочем, путь Воина спокойным и не бывает, так что Лот ничем не рисковал, пророча это.
– Но ответьте мне, почему вы решили ослушаться трагов?
Демид набычился.
– Решили – и все. Шли к Дервишу, к нему и пойдем.
– Понятно, – сказал Лот. Как он и ожидал, вразумительно ответить Бернага не смог. – А ты, Мирон?
Шелех молчал. В самом деле – почему? Никогда еще Воин не осмеливался сомневаться в трагах. Воистину, все не так в Шандаларе!
– Не знаю, Лот Кидси. Что-то подсказывает мне – мы об этом не пожалеем. Только ты нас не разубеждай. Не получится. Со мной, по крайней мере.
– Со мной – тоже! – заявил Демид со свойственной молодости горячностью.
– Мальчики мои, – сказал Лот неожиданно усталым голосом. – Все утро я ломал голову над тем, как уговорить вас пойти со мной к Дервишу.
Мирон взглянул в лицо Кидси-рыжему и вдруг заметил, что тот постарел, и постарел сильно. Тело его осталось прежним, но глаза стали иными.
«А ведь он вдвое старше Демида… – подумал Мирон беспомощно. – Сколько ему еще носить Знак? Пять лет? Десять?»
– Здорово, – проворчал Демид. – Прям идиллия. Единство помыслов и намерений. Но ты-то, Лот, ты сумеешь объяснить, почему решил идти к Дервишу?
Лот уже стал обычным Лотом – целеустремленным и спокойным. Теперь у него даже морщин, вроде бы, поубавилось.
– Почему? Да потому, что я хочу знать правду. Правду, а не то, что соизволят сообщить мне траги. И если бы вы знали, как я рад, что вы – со мной.
– Ну, – хмыкнул Демид, – с виду не самая плохая компания. А, Шелех?
В такие моменты Мирон всегда остро ощущал, что Братство – это не просто слово. И в этом до боли приятно было вновь и вновь убеждаться.
В тот день гребли с каким-то особым ожесточением, и юркий челнок летел по воде, словно у него отросли крылья.
Когда русло Батангаро стало все больше отклоняться к северу, внимание путников приковал левый берег. Высматривали веху – внушительный ледниковый валун, ныне полузатопленный. Но все равно над водой возносилась изрядная его часть. Здесь обычно высаживались на сушу, когда шли на Вудчоппер, Токат или Курталан, а также на озера поменьше, вроде Шакры или Шургеза. Лодку оставляли у вехи – ее потом подбирал кто-нибудь по пути на юг и юго-восток. Воины сами не раз оставляли здесь и верткие челноки, и тяжелые долбленки, и широченные тэльские плоскодонки, удобные в речных зарослях, а возвращаясь, неизменно находили что-нибудь плавучее. У валуна-вехи даже соорудили избушку лет сто назад. А может, и раньше. В ней не переводились припасы, нередко – спасение для незадачливых путешественников.
– Вижу! – радостно воскликнул Демид. – Греби под берег, Мирон.
Веха неясно маячила в тумане бесформенным темным пятном. Вокруг нее не росла даже опока.
– Гребу, гребу, – отозвался Мирон, налегая на весло. – Доплывем, никуда не денемся…
Демиду явно надоело валяться в лодке, хотелось по-настоящему размять ноги.
– Эх-ма! Побродим по болотам – вспоминать еще будешь челнок этот. И весло.
Бернага легкомысленно отмахнулся.
Повинуясь уверенной руке Шелеха, челн обогнул сероватую тушу валуна. Показалась кое-как сработанная пристань: несколько шатких столбиков-свай, вколоченных в илистое дно, с неким подобием настила. Мирон к ней править не стал, подогнал просто к берегу посудину верную, уперся веслом и вытолкнулся наполовину. Демид соскочил и помог, подцепив челнок за носовой прут. Кора мягко зашуршала о зернистый грунт. На суше против причала одиноко ютилась небольшая плоскодонка.
– Гм… – заметил Демид, подхватывая мешки. – Маловато лодок.
– По хуторам сидят… Ходят мало. Из-за деммов, что ли? – предположил Лот не очень уверенно.
Челнок вынесли из воды и пристроили рядом с плоскодонкой, перевернув днищем кверху, чтоб не скапливалась дождевая вода и не портила кору. Весло Мирон затолкал ногой под него.
– Слушайте, – Демид, забросив мешок за спину, попрыгал на месте, поправляя лямки на плечах, – тяжеловата ноша-то! Или отвык?
Лот подобрал свой мешок.
– Ничего. Харчей все равно оставить нужно. Мяса у нас – за две недели не умять.
Выложив в избушке большую часть припасов, Воины напились, наполнили фляги и зашагали на запад. Впереди раскинулась огромная топь, примыкая дальним концом к озеру Муктур. Из топи лениво вытекали три реки. Здесь нетрудно было сгинуть, и сгинуло здесь за долгие годы немало беспутных голов, прежде чем удалось нащупать извилистую тропу – единственный проходимый путь через эти гиблые места.
Шли медленно, пробуя посохом-щупом сомнительные пятачки. Даже на старой хоженой тропе попадались глубокие ямы, в которых завязли бы и лоси. Одежда вмиг стала сырой и грязной. Тощие лягушки торопились убраться с дороги, смачно шлепаясь в трясину то справа, то слева. Что они тут жрали – непонятно. Комаров да мошек Шандалар не знал вот уже двести лет. Разве что червяков каких…
А самым плохим было то, что вплоть до Муктура впереди не сыскать сухого места. Везде хлюпала полужидкая грязь, иногда доходя до колен. В темноте идти не решился бы и самый отъявленный смельчак, ибо в муктурских топях оступиться возможно было лишь однажды. Ночь коротали стоя. Оставаться в избушке у вехи-валуна до утра тоже не имело смысла: за светлое время суток топь пересечь еще никому не удавалось. Даже верхом.
Ночь казалась бесконечной; болота дышали смрадом, рождая причудливые звуки, зачастую довольно жуткие и пугающие, а вдали загадочно мерцали синеватые огоньки, медленно переползающие с кочки на кочку. Никто не знал, что это за огоньки. Вреда они путникам, вроде бы, не приносили, но редкие безумцы, погнавшиеся за ними, пропадали навсегда.
И шуршал нескончаемый дождь.
Едва посерело небо и тусклый предрассветный сумрак залил болота, двинулись дальше. Ноги гудели от многочасового стояния на месте, было мокро, холодно и мерзко. Мирон подумал: вот ему, коренному шандаларцу, родившемуся и выросшему среди этих унылых болот на пару с дождями, ему сейчас мокро, холодно и мерзко. Каково же тогда жителям соседних солнечных стран, волею судеб попадающим в Озерный край? Наверное, все это кажется им сплошным кошмаром, и они спешат побыстрее разделаться со всеми делами и вернуться домой, к чистому небу, свободному от туч, к солнцу и теплу. К зелени своих садов, таких странных и непривычных для шандаларца, подальше от непонятной страны, похожей на недобрый сон, от сумасшедших ее обитателей, появляющихся на свет в насквозь пропитанных дождем плащах и не снимающих эти плащи всю жизнь…
С самого утра Мирон переставлял ноги совершенно без участия мысли, витая где-то далеко-далеко. Тело действовало само: пробовало тропу, выбиралось из ям, поправляло заплечный мешок, жевало мясо с луковицей. Усталость схлынула, он вошел в режим похода и мог бы теперь идти так много дней почти без отдыха. К вечеру, правда, захотелось спать, но, перетерпев час-другой, Мирон изгнал бы сонливость надолго.
Топь закончилась еще до темноты. Слева, в озере Муктур, отразилось низкое небо, подернутое рябью от падающих капель, равнина впереди постепенно повышалась. Вся вода оттуда неторопливо стекала в топь.
Лот выбрался на относительно сухое место и огляделся.
– Ну что? – спросил он. – Отоспимся, пожалуй?
У Демида глаза слипались уже с полудня, Мирон тоже не прочь был передохнуть. Устроились они без излишней спешки. Верхнюю одежду отмыли в озере – мокрее она не стала, зато стала заметно чище. Развели костер под тентом, согрели чаю. Сами согрелись. А потом забылись чутким сном усталых следопытов.
Против обыкновения, спали еще часа два после рассвета. Конечно, любой Воин без особого ущерба выдержал бы несколько суток, не смыкая глаз, но кому нужны такие встряски? Тем более без причин. Есть время – спи, Воин…
И они отсыпались, наверстывая упущенное. Потому что завтра времени на сон могло не найтись.
Первым выполз из палатки неугомонный Демид. И едва не ослеп.
За ночь ветер окреп и разогнал сумрачные дождевые тучи, а потом улегся, словно и не было его. Лишь легкие белые облачка неторопливо плыли по небу; между ними лилась вниз пронзительная голубизна – потоками, водопадами, а на востоке над топью сияло солнце.
Демид остолбенел. Озеро теперь казалось не свинцовым, не серым, а бирюзово-голубым, почти как небо. По лужам прыгала яркая-яркая золотистая дорожка. Жалко-блеклые еще вчера болота сверкали тысячей красок, и было светло, поразительно светло, до рези в глазах.
– Эй, землеройки! – заорал Демид в упоении. – Вставайте скорее! Солнце!
Мирон выскочил из палатки, словно ужаленный, даже еще как следует не проснувшись, и окунулся в это праздничное утро, растворился в нем без остатка. Рядом точно так же растворялся Лот, а Демид приплясывал и хохотал, как безумный.
Туман, конечно же, рассеялся, и видно было, что далеко-далеко небо встречается с болотами.
– Эх! – сказал с досадой Мирон. – Рассвет проспали. Первый раз за столько дней проспали – и вот, на́ тебе…
– Да ладно, – обиделся Демид. – Солнце, а он недоволен. Смотри, до вечера, поди, не скроется.
Тучек на небе белело не так уж и много, и эти легкие пушистые комья ничем не напоминали сплошные покровы дождевых фронтов.
– Ей-право, после ночи в топях Шандалар извиняется!
Демид от избытка чувств заорал во все горло, и крик его не застрял, как обычно, в ватной пелене тумана, а разнесся далеко окрест, даже птахи какие-то на озере всполошились и вспорхнули.
Лот усмехнулся и сказал:
– Хороший знак!
В такой день и костер вспыхнул вроде бы сам, без посторонней помощи, и еда показалась особенно вкусной, и палатка, словно по волшебству, уложилась почти без участия рук, не норовя непокорно похлопать мокрыми крыльями. Впрочем, сегодня палатка успела за утро высохнуть, по крайней мере снаружи.
И идти, понятно, было приятнее. А главное – быстрее. Солнце только-только зависло перед глазами, сверкая в прорехи между рыхлыми облаками, – впереди ярко засветилась дорожка на воде, переливаясь, словно живая.
– Шакра, – довольно сказал Лот. – Почти пришли. Поселок – на берегу, но дальше, во-он за тем заливчиком…
Сегодня можно было сказать «во-он за тем». В обычный день на таком расстоянии залив не разглядела бы и сова, по слухам, видящая в тумане.
– А вон и местные, – Мирон приставил к глазам ладонь, заслоняясь от солнца. Необычный для Шандалара жест. – Сети выбирают.
Две лодки торчали невдалеке от берега; в каждой трудилось по трое рыбаков: один сидел на веслах, двое колдовали над впечатляющим бреднем, в который, наверное, удалось бы поймать небольшую цимарскую шхуну. Лодки медленно приближались к суше, к зарослям опоки и камыша.
Скоро Воины достигли узкого пятачка суши перед самым озером. Один из рыбаков помахал им рукой и знаками показал, что те сейчас пристанут.
– Подождем, – решил Лот. – Вдруг Дервиш не в поселке живет? Только время зря потеряем.
– Ждать – не лес валить, – беспечно бросил Демид, опрокидываясь на спину у самой воды. – Эх, хорошо!
– Лес? – удивился Мирон. – Где это тебе лес валить довелось?
Лот усмехнулся:
– Да не ври, не ври, шельма! Ежу ведь ясно: на Таштакуруме подхватил присказку эту! Тамошние многому от варваров научились. Способный народ – вечером байку расскажешь, утром ее уже на каждом углу полоскают. Да как – с жаром, с подробностями, и без запинки, от зубов все отскакивает.
– Ну вот, – делано огорчился Демид. – А я уже целую былину сочинить успел. Глянь, Лот, Шелех-то наш уши развесил, ровно девка из захолустья!
Бернага довольно заржал. Мирон несильно пнул его, лежачего, под зад.
– Да ну тебя… Балабол.
Лот подумал: «Пацаны еще. Оба. Что один, что другой». Но Лот-ветеран улыбался, думая это.
Скрипели уключины над озером – было слышно, как кто-то из рыбаков посоветовал гребущему плеснуть в них воды. Скрип прекратился, и немного погодя Воины здоровались с плосколицыми раскосыми шаксуратцами.
Лот как в воду глядел: Дервиш в поселке сроду не появлялся. Обитал он севернее, за озером, в одинокой землянке. Там и принимал редких паломников. Найти его как? Да вот, Муштаба вас на лодке довезет к самой тропе, пока мы тут с уловом разберемся. А потом и проводит, если надо. Рыбки не хотите, Воины, на ушицу? А на мурху-тош? Вот эту лучше, она пожирнее. Да не за что, не за что. Приходите потом в Шаксурат, угостим, новости расскажем. Есть новости, есть… Муштаба, не эту лодку, другую, она легче! Счастливого пути! Да налей ты воды в уключины, Муштаба! Вот, совсем другое дело…
Муштаба, скалясь, греб, как медведь. Тяжелая на вид долбленка припустила по озеру, словно водомерка; за кормой расцветал низкий бурунчик. Руки рыбака и его тело работали в едином безупречном ритме – раз-два, раз-два… Весла ныряли в воду, словно выдры, без малейшего всплеска. Чувствовалось, что смуглый паренек с хитрыми глазами-щелочками вырос с этими самыми веслами в обнимку. Демид глядел на его работу с завистью, Мирон – с уважением, Лот – равнодушно.
Солнце неторопливо садилось в озеро, по крайней мере, так казалось. С севера уже ползла фиолетовая стена дождевых туч, значит, короткий праздник света и тепла заканчивался. Надвигались шандаларские будни. С грязью, моросью, с мокрыми сапогами.
Запад стал розовым, когда Муштаба подогнал лодку к северному берегу Шакры. Здесь росли деревья, горбились пологие холмы. Влажным был лишь верхний слой земли. Местность возвышалась над уровнем озера невероятно высоко – метра на три, а то и на все четыре. Взобравшись по рыхлому косогору, Воины увидели сплошную стену ольхи в два-три человеческих роста; кое-где встречались дрожащие силуэты осин.
– Ого! Настоящий лес! – присвистнул Демид. – Не думал, что такое бывает в Шандаларе.
– Только не вздумай его валить, – ехидно предупредил Мирон.
Бернага отмахнулся.
Где-нибудь в Туране или Цесте деревья такого возраста наверняка уже стали бы втрое выше, да и ствол был бы куда толще. Что поделать, влажность, холод и недостаток солнца…
В лес убегала заросшая бурой травой неширокая тропинка. Ходили по ней более-менее регулярно, но все же достаточно редко.
– По этой тропе, – объяснил Муштаба. – Никуда не сворачивая. Идти меньше часа. Если хотите, я проведу.
– Спасибо, – поблагодарил Лот. – Мы уж сами. Тебе ведь еще в поселок грести.
– Да чего там, – махнул рукой хуторянин. – Сегодня тихо. Даже в темноте догребу. Тут недалеко.
Распрощавшись с проводником, Лот скомандовал:
– Ну, ходу. Темнеть скоро начнет.
В лесу царил загадочный сумрак; рыхлая зелень нависала над головами и стелилась под ноги. Первое было непривычным для Шандалара, но Воины, повидавшие Мир, не смущались.
Демид присел над большим светло-зеленым листом, изрезанным, словно наличники в домах Зельги.
– Глазам не верю! Папоротник!
– Тут и грибы, поди, есть, – предположил Мирон. – Точно! Вон, глядите!
Крепкий лесовик с коричневой шляпкой притаился под листьями, опавшими в прошлые заморозки.
– Хей, Демид, давай иди слева от тропы, а я справа пойду. Так и на ужин наберем, – сказал Мирон с воодушевлением, сворачивая в сторону. Демид уже брел, по колено в папоротниках, щуря в полутьме глаза.
Тропа почти не петляла. Лес монотонно тянулся навстречу; иногда попадались полянки, утыканные желтыми и красными семейками сыроежек. Лот срезал их коротким ножом с костяной рукояткой.
Жилище Дервиша возникло на пути внезапно, будто из-под земли выросло. Хотя, по большому счету так оно и было. Лес все убегал вдаль, а на крошечном пятачке перед небольшим холмиком-завалинкой жиденько дымил костер, непривычно потрескивая. Вскоре Лот понял почему: горел не кусок огненного камня, а настоящие дрова, кривые иссохшие сучья.
Он крикнул спутников и присел у костра на вывороченный пень-раскоряку. Вскоре явились Мирон с Демидом, гордо неся в капюшоне десятка три крепеньких лесовиков. Лот невозмутимо добавил к добыче две полные пригоршни ладных молоденьких сыроежек.
– О! – обрадовался Демид. – Неужто на тропе росли?
– На полянках, – великодушно объяснил Лот.
Завалинка оказалась вовсе не завалинкой, а кровлей землянки. Оттуда выбрался совершенно лысый старик, высохший и сморщенный, словно сушеный гриб. Но глаза его бегали весьма живо, руки отнюдь не дрожали, а спина совсем не горбилась. Он был стар, но далеко не немощен. В левой руке он держал небольшой металлический котелок, в правой – боевой сагорский топорик.
– Вечер добрый, отец, – поклонился Лот, встав с пня. Шелех и Бернага тоже поклонились. Три медальона одновременно свесились с трех шей. Глаза старика блеснули, превращаясь в узкие щелочки.
– Что нужно? – голос у него был звучный и глубокий.
– Совета, отец.
– Разве Воины слушают кого-нибудь, кроме трагов?
– Слушают. Время такое.
Старик неторопливо и тщательно подвесил котелок над костром, пошевелил топориком дрова и, оттеснив Лота, уселся на пень.
– Кто вас прислал?
– Лерой.
Старик обернулся и долго глядел на Лота снизу вверх, запрокинув плоское, как и у всех местных восточников, лицо.
– Лерой мертв.
– Да. И отчасти поэтому мы здесь. Наверное, помочь нам можешь только ты, Дервиш.
На лице старика не дрогнул ни один мускул.
– А вдруг я не Дервиш?
Лот растерялся:
– А кто же еще? Нас прислали рыбаки из Шаксурата. Вернее, указали дорогу.
– Кто именно?
– Молодой такой парень, Муштаба. Остальных мы не знаем. Они сказали, что Дервиш живет здесь.
– О чем вы хотите спросить?
Лот, не задумываясь, ответил:
– О прошлом.
Дервиш снова уставился на Лота, запрокинув голову.
– Почему бы вам тогда не побеспокоить трагов?
Прежде чем ответить Кидси тщательно продумал каждую фразу.
– Нас не устраивают слова трагов. Они выглядят лишь частью правды. Если вообще имеют отношение к правде. Кстати, траги не желали, чтобы мы обращались к тебе. Тем не менее, мы пришли.
Дервиш неопределенно покачал головой.
– Воины не доверяют трагам? Куда катится Мир?
Помолчав некоторое время, он указал на длинное толстое бревно по ту сторону костра.
– Садитесь.
Воины расселись напротив Дервиша, сложив мешки тут же. Демид даже отстегнул меч, но оставил его под рукой. На всякий случай.
– Спрашивайте. А ты, – Дервиш обратился к Демиду, – займись ужином. Если приготовишь грибы, я не обижусь.
После этого старик надолго застыл, уставившись в костер, словно оцепенел.
Лот некоторое время собирался с мыслями, соображая с чего начать. До сих пор ему казалось: вот, отыщем Дервиша, а там все само собой проясниться. Но что, собственно, они хотели узнать? О чем спрашивать? О Мире? О деммах? О Лерое? Наверное, в первую очередь, о лже-Знаках. С них ведь все началось.
Добыв из-за пазухи кошель с медальонами, Лот вытряхнул все три и подал Дервишу.
– Вот.
Старик мельком взглянул, глаза его вновь вспыхнули на неуловимый миг, но он сразу стал спокойным и даже безучастным, настолько, что Мирон с Лотом даже засомневались: а была ли на самом деле та вспышка?
– Они почти такие же, как наши Знаки. Разница…
– Мне известна разница, – сказал Дервиш, не шелохнувшись. Ладонь с медальонами покоилась у него на коленях.
– Говорят, ты видишь прошлое, Дервиш. Поведай нам историю этих Знаков, и объясни, какое это имеет отношение к нам, и ко всему происходящему в Шандаларе.
Дервиш, оставаясь неподвижным, спросил:
– А что, по-вашему, происходит?
Лот поморщился:
– Зачем бы мы тебя тревожили, если б знали?
– Но все-таки? Есть ведь какие-нибудь догадки, мысли?
Подумав, Лот предположил:
– В Шандалар пришли существа, которых зовут деммами…
– Люди зовут их демонами. Те, кто не посвящен… Но продолжай, – перебил Дервиш.
– Наверное, это как-то связано с лже-Знаками, а значит – с нами. Но как именно – я не понимаю…
Лот осекся. Из леса пожаловал еще один гость, но его приближения не заметил никто из Воинов.
Большой угольно-черный пес в широком кожаном ошейнике, на который чья-то умелая рука нашила металлические бляшки, неожиданно возник у самого костра. Он недоверчиво покосился на Воинов, но Дервиш успокоил его плавным жестом. Несколько секунд старик и пес сидели неподвижно, пристально глядя друг другу в глаза, потом Дервиш сказал: «Гм!», а пес завозил хвостом по земле, подметая мелкие щепочки и мусор.
– Спасибо, – снова подал голос Дервиш. Чувствовалось, что обращается он именно к псу, но совершенно серьезно. – Эй, повар! Найдется чем угостить зверушку?
Пес обиженно тявкнул, но старик снова успокоил его тем же жестом.
Демид, чистивший перед этим рыбину, подумал и достал из мешка изрядный кусок мяса.
– Пойдет?
Пес облизнулся.
– Полагаю, да, – Дервиш хлопнул пса по мощному загривку, схваченному ошейником. Тот в мгновение ока очутился подле Бернаги и смел мясо, практически не жуя. Потом деликатно обратил внимание Демида на кучку рыбьей требухи и голов, и вопросительно воззрился ему в лицо.
– Э-э-э… Если ты спрашиваешь, можно ли это съесть, то да – можно.
Пес вильнул хвостом и немедленно слопал все, что Демид собирался выбросить. Потом благодарно облизнулся, ткнулся Дервишу в колени и рысцой потрусил в лес, но не по тропе, а так, напрямую. Держал он на юго-восток, к муктурской топи.
Уже почти совсем стемнело; ярко пылал костер. На небе бледной монетой висела чуть ущербная Луна, и ее зыбкий свет слоями лежал на листьях деревьев. Иногда она пряталась за быстро ползущими облаками; кое-где ясно виднелись мерцающие точки звезд.
Демид хлопотал у костра, готовя уху. Грибы он нанизал на прутики и намеревался потом испечь над угольями.
– Вы знаете, что несколько сот людей этого Мира носят Знаки и именуются Воинами, – глухо начал рассказывать Дервиш. Ощущалось, что он не очень рад все это ворошить.
Лот и Мирон торопливо кивнули.
– Пока все Знаки находятся в границах этого Мира, а также у Воинов этого Мира, те, которых вы называете трагами, могут пользоваться магией безраздельно. Поэтому траги и стремятся контролировать каждый Знак, и, должен сказать, тысячи лет это у них получается прекрасно. Потеря хотя бы одного Знака серьезно ослабит их, потеря двух – сильно ограничит в возможностях, трех или больше – практически оставит их без магии. Понятно?
Лот согласно наклонил голову; Мирон осторожно спросил:
– Зачем же тогда Знаки раздавать? Держали бы у себя.
– Смысл как раз в том, чтобы Знаки находились среди людей и, желательно, там, где неспокойно, где что-нибудь происходит. Войны, битвы. Знаки черпают энергию Мира, взбудораженную людьми, и передают ее трагам. Отсюда и их сила. Потеря Знака нарушает веками сложившееся равновесие. Воины – идеальные носители, ведь они всегда там, где жарко, где вершится история. Так вот. В Мире, откуда явились деммы, есть свои траги и свои Воины. Вот это, – Дервиш потряс двумя лже-медальонами, – Знаки их Мира. Из-за них я сижу на этом месте вот уже двести лет.
Дервиш умолк, глядя на жадно внимающих слушателей. Демид, помешивая варево, ловил каждое слово старика, даже не глядя в котелок.
– Когда-то давно здешние траги решили завладеть несколькими Знаками деммов, ослабив тем самым их Мир. Удалось это лишь отчасти: Знаки остались в Мире людей, но к трагам в руки так и не попали. Мир деммов оказался заперт, оттуда никто не мог вырваться. Добытые Знаки были надежно спрятаны Воинами-людьми, но траги обоих Миров прилагали все силы, чтобы их отыскать, с той лишь разницей, что траги людей в полной мере владели магией, траги же деммов не владели ею вовсе, не хватало энергии оставшихся Знаков.
Год назад злополучные медальоны, посеявшие свару между Мирами, неожиданно всплыли из небытия. Когда местоположение недостающих Знаков стало известно хотя бы приблизительно, траги деммов сумели каким-то образом наладить проход в этот Мир и направили своих Воинов во главе нескольких больших отрядов. О цели подобного вторжения долго гадать не приходится. Вот такие дела, Воины.
Лот наморщил лоб.
– А если вернуть им Знаки? Они уйдут?
Дервиш развел руками:
– Откуда я знаю? Наверное, должны уйти. А может, и нет – ведь их в свое время обманули. Только вам вряд ли удастся без помех отдать Знаки. Не забывайте о своих трагах. Им уже известно, что медальоны переданы вам. Как только покинете это место, ждите вестников.
– Как же нам поступить?
– Думай, Воин. Могу лишь сказать, что носящему Знак, а также ранее носившему, не страшна никакая магия. На вас она просто не подействует, поскольку вы – ее составная часть. Невозможно выбраться из болота, дергая себя за волосы – понимаешь? А теперь – думай.
Лот приподнял брови.
– Другими словами, траги нам не помеха.
– Не совсем так, – перебил Дервиш. – Они ничего не смогут сделать лично вам. Но вокруг много всего – на знакомой тропе может возникнуть глубокая яма. На шхуну погожим днем может налететь вихрь: вам он не повредит, но шхуна пойдет ко дну. И вы вместе с ней. Траги способны влиять на ваше окружение.
– Запомни, Мирон, – сказал Лот.
– Да уж запомнил, – отозвался Шелех. – Скажи, Дервиш, а как чужие Знаки оказались в нашем Мире? Непонятно.
Старик нахохлился, словно замерзший воробей.
– Ну… это долгая история. Не имеющая отношения к сегодняшнему дню. Не стоит, пожалуй…
– Стоит, Дервиш. Не уподобляйся трагам, если уж начал говорить – выкладывай все до последнего.
Старик поколебался.
– Думаешь? Ну, ладно. Расскажу. Но это тяжелое знание, Воины. Хотя в наши времена легкого знания просто не осталось…
Он прокашлялся.
– Как раз на границе нашего Мира с Миром деммов есть неприметная такая дверь. Обычно она накрепко заперта и остается такой сотни лет. Но иногда она сама по себе отворяется; что находится за ней – никто толком не знает. Каждый раз оттуда лезет какая-то нечисть, и ее способны истребить лишь Воины обоих Миров, объединившись. Понимаете? Объединившись! Если – не приведи Река! – дверь начинает открываться, старые распри вмиг забываются; траги посылают шестерых Воинов, трех людей и трех деммов, к порогу, и лучше, если у этих троек на Знаках будут схожие руны. Говорят, это помогает. Они стоят у двери, пока она вновь не начнет закрываться. Место рядом с дверью не принадлежит ни людям, ни деммам, оно вне Миров. Последний раз Воинам доводилось стоять там двести лет назад. Тогда Шандалар был цветущим краем, и над ним вовсю сияло солнце, – глаза Дервиша затуманились. – Это был чудный край.
Он вздохнул, воскрешая в памяти минувшие дни.
– В тот раз стражи выстояли, но не все. Два демма погибли в схватках с существами из-за двери. И тогда траги людей приказали своим Воинам убить уцелевшего демма, забрать Знаки и уходить от безопасного уже прохода. Демм умер, сражаясь за свой Мир.
Дервиш то и дело останавливался, видно нелегко ему было рассказывать это.
– Однако Воины-люди устыдились дела рук своих, и траги добытых Знаков не получили. Вот и все. Могу лишь добавить, что с того момента эти трое перестали быть Воинами и перестали быть людьми. Знаки их, я имею в виду Знаки Мира людей, перешли к другим бойцам из молодых.
– И ты, Дервиш, – сказал осененный внезапной догадкой Мирон, – один из тех Воинов.
Старик печально покачал головой.
– Нет. Точнее, не совсем. Помните мальчишку с псом, похожим на нашего недавнего гостя? Он дважды представал перед вами, в Тороше, и на острове.
– Еще бы! – Мирон с Лотом непроизвольно напряглись.
– Мы с ним были одним из тех Воинов.
Сердито зашипела сбежавшая из котелка уха; костер мигнул и разгорелся вновь. Демид торопливо снял варево с огня и отставил в сторону.
– То есть? – не понял Лот. Мирон понял не больше и вопросительно таращился на Дервиша.
– Воин распался на две сущности, которые кроются в каждом человеке. Сила и дерзость, опыт и познание, ум и хитрость, вера и умение, память и мечта… Возможность сделать и желание сделать, наконец. Представьте, что разлучают свет огня с теплом огня – почти то же самое. Я – Дервиш – лишь частичка того Воина. Я не человек; не живу, но и не умираю. Мой удел – прошлое. Мальчишка – будущее. Он не взрослеет, но понимает, что может произойти.
– Почему же вы не сойдетесь? – не вытерпел Мирон.
– Невозможно, – пояснил Дервиш. – Я не могу покинуть это место, и это единственное место в Мире, куда он не в состоянии прийти. Заклятия сильны и со временем не ослабевают.
Пораженные Воины молчали, вдумываясь в услышанное. Дервиш поелозил по своему креслу-выворотню, усаживаясь поудобнее.
– Есть мы сегодня будем? – осведомился он хрипло.
Демид тотчас же засуетился, добывая из мешков деревянные миски-долбленки и ложки. Уха расточала аппетитный запах, грозя собрать к костру всех волкособак округи. Костер пригас, только угли рдели, да изредка вспыхивали ненадолго, выхватывая из лунной полутьмы то землянку, то поблескивающую лысину Дервиша, то лес за тропой. Разлив уху по мискам, Демид наломал рисовых лепешек из особого запаса, разделил костер пополам, в одну половину подбросил дров для света, а над оставшимися углями принялся печь грибы. Не забывая, впрочем, прихлебывать из своей миски. Уха вышла добрая, некоторое время были слышны только стук ложек о дно долбленок да потрескивание костра.
Потом все долго глядели в пламя, пляшущее на сломанных сучьях. Оно казалось живым: то шевелилось, то вздыхало, то сердито шипело и плевалось искрами. Если в огонь попадала свежая, не успевшая высохнуть ветка, от жара на вздувающейся коре выступал коричневый сок, закипал и испарялся, оставляя в воздухе характерный пряный запах. Давно были съедены грибы, выпит чай, а молчание никто не осмеливался нарушить. Дервиш изредка тяжело вздыхал. Наконец Мирон решился задать вопрос.
– Скажи, Дервиш… Когда ты… Гм! Когда вы были Воином, какие руны украшали твой Знак?
Дервиш холодно ответил:
– Разве есть разница? Ну, Торн, Еол, Ур.
– Значит, мой, – заключил Мирон. – Что ж, запомню. Спасибо.
Лот осторожно вернулся к прежней теме.
– Послушай, а как траги сумели тебя заклясть? Магия ведь против вас должна быть бессильной.
– Да, – ответил Дервиш. – Бессильной. Но я ведь говорил, можно воздействовать на что-нибудь, а уж это что-нибудь может воздействовать на Воина. Да и не была это чистая магия Знаков. Кроме того, в Мире людей стало на три Знака больше, а это ощутимое нарушение равновесия в пользу трагов нашего Мира. И запомните еще одно: место у двери – уже не наш Мир. Пока три Воина там, траги остаются без Магии. Даже если три чужих Знака будут у них. Хоть это и звучит странно.
– Что же ты нам посоветуешь, Дервиш? Как поступить?
Старик фыркнул:
– Нянька я вам, что ли? Небось, повидали жизнь, со всех сторон. Вот сами и решайте. Я свой выбор уже сделал – двести лет назад. Довольно с меня, как считаете? Я полагаю – довольно.
Лот встретился глазами с Мироном, с Демидом, но почему-то именно сейчас не хотелось ничего решать.
– Меня одно радует: Воины Шандалара снова не смогли остаться в стороне. Или не захотели. Наверное, это рок.
– Кто же еще не ладил с трагами? – поинтересовался Мирон, тщетно напрягая память. Вспомнить он ничего не смог. О Воинах-бунтарях он не слыхал никаких рассказов, ни одной истории, что так любят ведать друг другу шандаларцы длинными дождливыми вечерами за кружечкой пива или эля. Знал только, что все, кто расходился во взглядах с трагами, тотчас лишались Знака. Что случалось с ними дальше – оставалось загадкой.
Дервиш обратился к Лоту:
– Ты должен помнить, Кидси! Туранская резня, кодекс чистых ладоней…
Лот кивнул:
– Я помню.
Мирон с Демидом недоумевающе переводили взгляды с Дервиша на Лота. И обратно.
– О чем вы? Какая резня, какой кодекс?
Кидси неохотно пояснил:
– Да произошла когда-то одна история… лет сорок-сорок пять назад. Я тогда пацаном совсем был. Один Воин из Шандалара отказался от звания Воина. Назло трагам, в знак протеста. Теперь его зовут Даки.
– Даки?! Дакстер Хлус – Воин?! Хозяин таверны в Зельге? Быть того не может!
– Может, Шелех. Не стану же я лгать? Ее замяли, историю эту.
– Кто?
– Траги, конечно. Даки носил медальон всего полтора года, и траги все это время хватались за головы, потому что он все делал им наперекор. Знаешь, как люди толковали его руны? Ос, Инг, Хагал? Одинокий Искатель Хлус. Вечно он был всем недоволен… И другим спуску не давал.
Демид исподтишка взглянул на свой Знак. Выходит, старина Даки когда-то носил его на шее. Ни за что бы не подумал, уж на что мирный с виду человек… Знакомые руны обретали неожиданный тайный смысл. Но по прошествии лет вспомнит ли кто-нибудь, глядя на них, Демида Бернагу, Воина? Он знал, что некогда этот медальон принадлежал великому Освальду Иеро, единственному вернувшемуся из Страны Растущего Ветра; несколько позже – Теренсу Атри по прозвищу Сумрачный Вестник, хранителю сагорского перешейка. Перед Демидом этот Знак украшал грудь человеку по имени Михей Туча, не шандаларцу. За семнадцать лет всего раз он появился в Облачном Крае. Тогда Знаки носили лишь двое, рожденные здесь: Лот Кидси и Гари Слимен. Перед Лотом – некто Ханмурат, которого помнили плохо, после Гари – Мирон. Третий Знак вручили молодому Демиду после того, как Туча сложил голову у стен Отранской цитадели.
– Переночуете у меня. Тесновато, но поместимся, – разрешил Дервиш. – А утром – в путь. Тут никто надолго не задерживается.
– Скажи, – напоследок спросил Мирон. – За что убили Лероя?
– За то, что он много знал о первых днях холодного Шандалара. За то, что он верил в способность людей вершить собственные судьбы. Это немало, Воины.
Сотня лет без смены сезонов – немалый срок. Шандалар выстоял в первые годы, наиболее трудные, сумел выжить, невзирая на голод и врагов, и дальше. Никто уже не говорил о нем, как о крае неисчислимых бедствий. Теперь для окрестных стран-соседей это был непостижимый, малопонятный, но все же вполне обычный Облачный Край, со своими нравами и обычаями. Шандаларцам было трудно и тоскливо без дождей, без рек, без болот. Редкому солнцу, конечно, радовались, но… посмотрели бы вы на жителя Зельги или Тороши, волею случая угодившего в Туран или Цест. День эдак на пятый.
Создавалось странное впечатление, что родившиеся в Шандаларе способны выжить только здесь, в краю дождей и озер. Их нежелание покидать милые сердцу болота вселяло в обитателей ближних стран смутное беспокойство, и совершенно неожиданно на сто седьмой год холодного Шандалара первая волна переселенцев двинулась на эти промокшие земли. Теперь люди не бежали отсюда, а целыми семьями и общинами перебирались жить сюда. Места было хоть отбавляй. Селились по берегам озер, у рек, на приморских возвышенностях. Шандаларцы приняли гостей сдержанно, но если требовалась какая-нибудь помощь – помогали без лишних слов. Не у всех переселенцев дела пошли гладко, кое-кто, бросив начатое, уезжал навсегда. Но многие оставались. За какие-нибудь десять лет население Шандалара удвоилось, затем первый поток переезжающих постепенно сошел на нет. Разрослись Зельга, Тороша и Эксмут, став настоящими городками. В них даже вновь избрали местные власти во главе с мэрами. Чаще стали наведываться корабли заморских купцов; некоторые моряки-ветераны оседали в шандаларских портах, открывая кабачки и таверны.
Но на северо-западе края по-прежнему было неспокойно. Варвары-кочевники, вконец разорив соседнее королевство Данбар, стали нападать на селения Вудчоппера и Таштакурума, на хутора по рекам Уржа, Тан, Раман, Бата. Несколько лет беспрерывных стычек обескровили эти места, и жители остального Шандалара решили помочь землякам. Трое Воинов собрали небольшой, но хорошо обученный отряд и отправились на северо-запад громить полчища варваров.
Не думайте, что это было легко.
Тит Уордер, настоятель.
Приход Зельги, летопись Вечной Реки, год 6864-й
В Шаксурате, небольшом селении на южном берегу Шакры, Воины купили добротную плоскодонку, более устойчивую, чем прежний челнок, хотя и менее быстроходную. Правда, теперь им предстояло плыть вниз по течению. И на веслах сидеть могли сразу двое, ширина лодки с лихвой это позволяла.
В гостях пробыли недолго, отведали великолепно приготовленной бастурмы и выслушали историю о шныряющей в округе нечисти. Судя по описаниям, несложно было понять, что речь идет о деммах с их тварями-исполинами. Хуторян заверили, что именно этим Братство сейчас и озабочено, поблагодарили за помощь и угощение и отплыли, не теряя времени, вниз по Шаксурату.
Вдвоем грести – милое дело, Мирон с Демидом, не очень-то напрягаясь, гнали плоскодонку по спокойной реке. Дождь, зарядивший с утра, к вечеру утих, сверкнуло даже пару раз из-за туч солнце, но вскоре небо вновь стало непроницаемо-серым.
Траги появились, когда устраивались на ночлег. Их было двое: старый, полуседой, и помоложе, совсем безбородый.
– Здоровы будьте, Воины, – поздоровался старший вполне приветливо.
Лот, хлопотавший у палатки, выпрямился.
– Да уж постараемся, – ответил он настороженно.
– Вам говорили в детстве, что лгать нехорошо? – голос трага полнился спокойствием и вовсе не содержал в себе угрозы. По крайней мере, пока.
– Воины не лгут! – с достоинством сказал Лот.
На голоса из палатки выполз Демид.
– Вот как? – удивился траг. – Странно. Помнится, когда вас спрашивали о лже-Знаках, вы ответили, что у вас их нет.
– Тогда у нас их и не было, – хладнокровно парировал Лот. Вышло очень уверенно и эффектно.
– Да? А теперь, стало быть, есть?
– Теперь есть.
– Замечательно, – траг потер ладони. – Давайте сюда.
Лот натянуто улыбнулся.
– Возьми, если сможешь.
Рука его словно бы случайно легла на удобную рукоять меча.
Траг нахмурился. Слова Лота ему явно не понравились.
– Ого! Не слишком ли смело для человека?
– Для Воина, – подчеркнул Лот, – не слишком.
Некоторое время траг молчал.
– Я вас уничтожу, – пообещал он тихо.
От реки вернулся Мирон и встал рядом с Лотом. Демид продолжал сидеть у палатки.
– Интересно, как?
Траг сжал кулаки – и вдруг в темнеющем небе, одетом тучами, полыхнула ослепительная ветвистая молния, затем гулко ударил гром. Болота враз затихли: грозы случались в Шандаларе крайне редко. Долго еще лягушки не осмеливались затянуть свои обычные песни.
– А-а, – протянул Лот. – Магия. Ну-ну, попробуй. Знаки, траг, Знаки, что висят у нас на шеях, уберегут нас от нее.
Траг с ненавистью вперился Лоту в глаза.
– Полегче, Лот Кидси, – вмешался второй гость, и Мирон вдруг понял, что это не траг, а человек, бывший Воин. На поясе его красовался тяжелый боевой меч. – Найдется на вас управа и без магии.
– Когда найдется, тогда и приходите, – отрезал Лот. – А пока – не лезьте к нам. Ваше время кончается, траги. Миром должны править люди. А вы хозяйничаете у себя на небесах – или где там вы обыкновенно пропадаете?
Воин с проклятием потащил из ножен меч, но Мирон опередил его и шагнул навстречу, поигрывая тускло отблескивающим в сумерках клинком. Демид вскочил на всякий случай.
– Что же ты не нападаешь? – спросил Лот с издевкой. – Хочешь, я отвечу? Ты стар для таких игр. У тебя дрожат руки. А он, – Лот кивнул на Мирона, – полон сил. И ты знаешь не хуже меня, как он владеет мечом.
Безбородый хмуро втолкнул меч назад в ножны.
– Зря ты им служишь, – сказал ему Кидси. – Для них люди – ничто. Куклы. Захотят – пошлют на смерть. А мы – люди, и ты, и я. Лучше бы ты был с нами. И остальным передай мои слова, всем, кто у них на побегушках.
– Что еще наговорил вам этот выживший из ума Дервиш? – трага так и распирало от злости.
– Достаточно, чтобы больше не слушать ваши басни. Заботы о целом Мире, как же, – сказал Лот, стараясь сдерживать эмоции.
Траг запахнулся в плащ.
– Ладно. Посмотрим, чья возьмет.
Он развернулся и пошел прочь, сердито поддавая ногами выброшенные на берег в давний паводок сучья. Бывший Воин, понурив голову, последовал за ним. Оба гостя исчезли в сгущающейся темноте, только свежий послегрозовой запах, щекотавший ноздри, напоминал о них.
– Ушли, – констатировал Демид. – Выходит, и впрямь не страшна нам их магия.
– Хорошо, если так, – протянул Лот неопределенно.
Мирон только сейчас спрятал меч.
– По-моему, они от нас не отстанут, – сказал он уверенно. – Надо искать деммов-Воинов, да поскорее. И сопроводить их до самого их Мира.
– С деммами еще предстоит договориться, – взгляд Лота блуждал в пространстве, как летучая мышь в запертой комнате. – Сумеем ли?
Мирон пожал плечами:
– Они ведь пришли за Знаками? Если мы согласны вернуть их добром, чего тогда упрямиться?
– Надеюсь на это. Ладно. Чаю – и спать.
Следующие два дня прошли подозрительно тихо, хотя все ожидали каких-нибудь козней от трагов. Как назло ни малейших следов деммов или их громадин-зверей встретить не удалось, видно, так далеко на запад они еще не успели забраться. Хотя нет – видели же их в окрестностях Шаксурата? Но, так или иначе, приходилось грести дальше на юг, по Сурату, потом – через целую вереницу озер: Эклу, Чапонг, Гримш; здесь планировали повернуть на восток, по бесчисленным протокам реки Шоа попасть в Ташт, а там и Скуомиш совсем рядом. Деммов там хватало, Мирон и Демид убедились в этом несколько недель назад.
Сначала все шло в точности как задумали. Они как раз покидали воды Чапонга. На юге раскинулось озеро Онсет, к западу простирался Гримш. Тут, в узком проливе, и подстерегла их целая флотилия лодок и тупоносых неповоротливых плотов.
Мирон с Лотом сразу перестали грести, пытаясь определить, где удобнее пробиться к берегу. На суше еще можно потягаться с нападавшими, три Воина, сомкнув спины, дорого стоят. Но позади тоже чернели на воде несколько плотов. Засаду проморгали, потому что не ждали ее.
Демид стоял, пригнувшись, на носу и сжимал меч.
– Погреби-ка сам, – сказал Лот, вставая. Мирон послушно сдвинулся и взял второе весло. Лот перебрался на корму.
Одна из лодок приблизилась; в ней стоял высокий плечистый мужчина в развевающемся плаще. В руке у него сверкал узкий хоразанский меч.
– Эй, Лот! – крикнул он. – Ты ли это?
Голос стелился над водой, чуть заглушаемый туманом.
– Протас? – неуверенно отозвался Кидси.
У Мирона отлегло от сердца: Протас Семилет, Воин из Гурды, с которым съеден не один пуд соли и пройдена не одна верста и по размокшим тропам Шандалара, и по бескрайним гурдским степям, и по глухим лесам Фредонии, и по сагорским перевалам.
– Я, Кидси. Пристанем?
– Пристанем, – согласился Лот.
Мирон немедленно погреб к близкому берегу. Спустя несколько минут плоскодонка, подмяв под днище упругие стебли опоки, ткнулась носом в пологий берег. Лодки и плоты тянулись следом, охватывая их широким полукольцом.
– Не нравится мне это, – процедил Демид, щуря глаза. Пальцы его нервно елозили по рукояти меча, лезвие покоилось на плече. Мелкие капли дождя стекали по отполированному клинку к витой гарде, оставляя на металле мокрые дорожки.
– Да брось ты! – успокоил его Мирон. – Это же Протас!
Демид о Протасе только слыхал, видеть же его ранее не приходилось. Лот хранил молчание, но в глазах его легко угадывалась тревога.
Лодка с Протасом пристала первой, за ней еще несколько. Пяток плотов остались на воде, прочие неторопливо приближались к берегу.
Протас во главе двух десятков меченосцев приблизился. Лот демонстративно убрал меч в ножны, покосившись на Демида, но тот так же демонстративно оставил свой на виду. Без тени беспокойства Протас спрятал клинок.
– Здравствуйте, Воины, – сказал он.
– Семилет! – Мирон растопырил руки для объятий и шагнул вперед, но Протас предостерегающе вытянул ладонь ему навстречу.
– Погоди, Шелех. Сперва потолкуем.
Мирон замер, недоуменным взором пожирая товарища.
– Что с тобой, Семилет? – Мирон показал ему пустые ладони. – Это же я, Мирон!
– Я вижу, – Протас хмурился. Чувствовалось, что ему очень нелегко сейчас.
– Говори, Протас, – предложил Лот. – Нам нечего скрывать.
– Мне тоже нечего скрывать, – кусая губы ответил Воин. – Знаете, зачем меня послали траги?
– Догадываюсь. Отобрать у нас Знаки.
Протас еле заметно кивнул.
– Правильно. Отобрать все Знаки, сколько у вас найдется. Но сперва – убить всех троих.
Лот не удивился. Методы трагов ему были прекрасно известны.
– Что же, – он развел руками. – Мы готовы. Но мы будем сражаться, Протас, ты же знаешь.
– Пропади все пропадом, Лот! Я не стану с вами сражаться! Не верю я трагам! – заорал Протас с ненавистью. – Что вы натворили? Что вообще происходит?
– Я могу рассказать, Протас, – предупредил Лот, не повышая голос. – Но это тяжелое знание, – добавил он, вспомнив Дервиша.
– Поймите меня, – хрипло выдавил Протас. – Я всю жизнь выполнял их приказы. Не знаю, во что вы умудрились впутаться, но не траги стояли со мной плечом к плечу в битвах. И не их кровь смешивалась с моей. Я еще никогда не скрещивал меч с другим Воином в поединке на смерть. Я не хочу этого! – в голосе Семилета сквозило отчаяние.
– Присядем, Протас, и ты все узнаешь. Вот наша лодка. И ребят своих зови, пусть знают правду.
– Тогда я и Дитриха крикну, – сказал Протас уже спокойнее. – Он на плоту.
– Шварца? И он тут? – Лот что-то прикинул в уме. – Гм! Пять Воинов, это уже кое-что!
Говорил он так, словно не сомневался, что весь этот отряд через некоторое время объединится с тройкой шандаларцев.
Когда остальные плоты пристали невдалеке и Дитрих Шварц, всегда серьезный бородатый фредонец, уселся подле Протаса на борт плоскодонки, а ратники столпились рядом, Лот негромко, но чтобы все слышали, изложил историю Знаков из Мира деммов, поведал о судьбе Дервиша и Даки и о возможной войне с чужаками в Шандаларе.
Лот умел говорить убедительно.
– Вот и все. Вам решать, с кем быть.
Меченосцы зароптали, Дитрих вопросительно уставился на Протаса. Тот глядел на Лота, стиснув зубы.
– Что же, – сказал, наконец, Семилет. – Нечто подобное я и ожидал услышать. Знай, Лот. И ты, Мирон, и ты, Демид Бернага: отныне нас четверо. Я – с Воинами, потому что я тоже Воин. А за трагами подвигов я что-то не припомню.
– Пятеро, – коротко, но весомо вставил Дитрих. – И фредонцы с нами, – указал он на отряд.
Только Мирон заметил, какое испытал облегчение Лот Кидси. Неестественная бледность покидала его лицо.
– Эй, Протас, – улыбнулся Мирон, обращаясь к товарищу. – Теперь-то хоть можно тебя обнять?
Протас крепко сжал его плечи:
– Здравствуй, Шелех! Ты снова под ногтем у судьбы, значит у тебя все в порядке!
– Ага! – хохотнул Мирон, умевший легко менять настроение. – Но теперь рядом ты, Протас, значит все будет в порядке и дальше. Даже у судьбы ломаются ногти.
– Что делаем? – поинтересовался практичный Дитрих.
Лот, продумавший все заранее, сказал:
– Наверное, поступим так: ты, Дитрих, со всеми ратниками уходи на запад и расскажи обо всем кому сможешь. Думаю, большинство Воинов примет нашу сторону. Да и люди нам, вроде бы, верят.
– Трагам тоже верят.
– Но нам – больше, – сказал Лот убежденно, и это было правдой. – Когда накатываются кочевники, они видят Воинов, а не трагов. Так что постарайтесь, чтобы как можно больше людей узнали об их темных делишках. А мы вчетвером попробуем вернуть Знаки чужакам-Воинам.
– Времени у нас мало? – предположил Дитрих.
– Не знаю, – честно сказал Лот. – Полагаю, что так.
– По плотам, – скомандовал Дитрих своим меченосцам. – До встреч, Воины!
Он пожал всем руки и пошел к лодкам, ни разу не обернувшись; его люди потянулись частью за ним, частью к плотам, приставшим по другую от плоскодонки шандаларцев сторону. Таков он был – Дитрих Шварц – невозмутимый и незыблемый, как скала, фредонец, всегда больше делавший, чем говоривший.
Его проводили взглядами и боевым кличем.
– До темноты еще часов пять, – сказал Лот, глянув на небо. – В путь?
– В путь, – подтвердил Мирон, сталкивая лодку в воду.
Гребли до самого вечера, слушая сбивчивый рассказ Протаса о войне во Фредонии. Кочевники добрались и туда.
Шандалар сеял на них мелкий монотонный дождь.
Утром на стоянку заявились два трага и монах с архипелага, запахнутый в черный плащ по самые глаза. Мирон только головой покачал: ну и компания!
Четверка Воинов настороженно ждала известий.
– Плохие новости, – начал один из трагов.
– Плохие для вас или для нас? – поинтересовался Лот.
– Для всех. Придется, похоже, на время забыть о распрях.
– Неужели?? – скептически обронил Лот, уверенный, что это не что иное, как очередная уловка. – Кстати, нас стало больше, вы заметили??
– Заметили, – ответил траг. – Но речь не об этом. Нам действительно придется ненадолго заключить перемирие.
– Значит, мы воюем? Спасибо за откровенность, – поклонился Лот.
– Это вы воюете, – траг озабочено хмурился. – Отдали бы Знаки, и все.
– Ага, – кивнул Лот, – мы, значит, воюем, а вы – ангелы. Кто же тогда приговорил нас к смерти?
Протас, Мирон и Демид не вмешивались, предоставив Лоту право вести разговор, но слушали они во все уши, внимательно и с интересом.
– Повторяю, сейчас не время спорить. Опасность нависла над Миром. Над всем нашим Миром. И над Миром деммов тоже. Скажи, Рон.
Вперед выступил монах, откинув с лица капюшон, и Шелех тотчас узнал его: это был тот самый, что передал им в Зельге слова настоятеля Уордера. Что нужно повидаться с Лероем…
– Они не лгут, Воины. Угроза вполне реальна.
– Что же может угрожать Мирам? С чем не в состоянии справиться хваленая магия трагов? Пусть траги деммов бессильны, но вы-то что?
– Дверь открывается, – перебил монах. – Гораздо раньше, чем ожидали. Это дело Воинов.
Лот осекся. Он понял. Но вдруг это всего лишь уловка? Очередная полуложь-полуправда? Дервиш говорил, что нечисть из-за двери способна уничтожить оба Мира. Неужели траги пошли бы на подобный обман?
Что-то нашептывало ему: на этот раз траги не лгут. И еще чувствовалось: развязка приближается.
Лот взглянул на товарищей, те – на него.
– Ну? – спросил Мирон с надеждой. Но Лоту нечего было сказать.
И тут кто-то подергал его за рукав. Лот обернулся.
Задрав голову, рядом стоял Дервиш-мальчишка со своим неразлучным псом.
– Они говорят правду, Воины. Можете им довериться. Но потом, когда дверь станет закрываться, берегитесь.
Траги с ненавистью глядели на того, кому некогда отказали в праве быть человеком. Но молчали. Мир был нужен им целым.
– Удачи! – мальчишка взял пса за ошейник и ушел в дождь, лишь его детский, неуместный здесь на болотах голос продолжал звучать в ушах: «Удачи! Удачи!»
Лот в упор поглядел на трагов, словно хотел отбросить их взглядом.
– Где расположена дверь?
Ответил монах:
– На острове Сата, недалеко от монастыря. В Зельге вас ожидает шхуна. Кстати, Даки передавал привет.
– Ну что же, траги-властители. Можете успокоиться: мы идем. Но не ради вас: ради Мира. Ради Даки и Дервиша.
Голос Лота был тверд и спокоен. Он знал наверняка, что все стоящие рядом согласятся с ним. По крайней мере, верил в это.
И еще он знал, что они пойдут на смерть, ибо траги не выпустят их от самой двери, ведь это уже не Мир людей, а значит, на них подействует магия.
– Слышите? Ради Мира.
Лот выбросил вперед сжатый кулак.
– Ради Мира! – повторил Мирон не раздумывая, и его ладонь легла поверх.
– Ради Мира!
– Ради Мира! – возгласы Демида и Протаса слились воедино, а ладони заняли подобающее клятве место.
Они знали, на что идут. Но шли: ведь на груди у каждого – Знак Воина, а Воины не могут иначе.
– У вас неделя, – сказал одни из трагов. – Должно хватить, но поторопитесь.
Белые плащи величаво удалились; Мирон задумчиво глядел им вслед. Интересно, как траги путешествуют? Явно не на своих двоих, уж очень быстро они оказываются в нужном месте. Но увидеть это никогда не удавалось: траги покидали поле зрения пешком, а что происходило дальше оставалось только гадать.
Монах уходить не собирался; Лот нейтрально поинтересовался, чего он ждет, когда молчание стало нестерпимым.
– Я вас проведу, – ответил Рон.
Мирон помнил его имя еще с Зельги. Впрочем, траги обращались к нему совсем недавно.
– В качестве соглядатая? – ехидно уточнил Демид.
– Нет, – покачал головой монах. – С трагами монастыри не имеют ничего общего. Абсолютно. Вообще они нам малоинтересны, а наши сферы воздействий практически не пересекаются.
– Кто же вам интересен? – задал законный вопрос Лот, укоризненно покосившись на Демида. Похоже, Лот считал, что ехидство тут совсем ни к чему.
– Миры и их взаимовлияние, – Рон отвечал покорно, без малейших следов недовольства и раздражения.
Впоследствии выяснилось, что он был покладистым малым: безропотно греб наравне со всеми, помогал ставить палатку, готовить пищу, старался по возможности исчерпывающе ответить на каждый вопрос. Он многое поведал Воинам за те несколько дней, что пришлось провести вместе. О монастырях, о послушниках – так правильно именовались монахи, о двери, наконец. Воины впитывали его знания, запоминали каждое слово, ведь знания не бывают лишними.
Выяснилось, что к двери можно приблизиться, лишь когда она открывается или закрывается. Когда она полностью распахнута или заперта, ход к ней исчезает. Открывается она в течение семи дней; только когда она отворится настежь, таинственные обитатели Миров за дверью в состоянии проникать на эту сторону. Воины-люди и Воины-деммы уже должны стоять у порога к этому моменту, ведь на сутки доступ к их родным Мирам прекращается. Сутки – столько предстоит охранять дверь. А потом она в течение семи дней закрывается. В это время любой может ненадолго заглянуть в Мир деммов без всякой магии. Однако Рон не советовал: мрачное местечко. Шандалар, самая сумрачная страна Мира людей, казалась по сравнению с ним царством света и красок. Кстати, выяснилось, что Шандалар потому и стал холодным да сумрачным, что на него упала тень Мира деммов. Всего лишь тень! Виной тому все те же три чужих Знака, долгие годы спрятанные в самом сердце Озерного Края.
За рассказами Рона время летело на удивление быстро и незаметно. Воды, окружающие плоскодонку, то и дело меняли названия: Онсет, Маратон. Величаво проплыло слева устье Бусы, потом Бусинги. Второе было широченным, добрые полверсты. Маратон тоже становился все шире, пока не втек в залив Бост. Вскоре из тумана важно и неторопливо возникли подмытые берега острова Ноа. На юго-западе легко угадывалась мерно вспыхивающая башня зельгиного маяка. Да и город был теперь совсем рядом.
У причала покачивалась одна из новых шандаларских шхун.
– «Чайка», – прочел, шевеля губами, Протас. Крупные буквы с завитушками на высокой корме были заметны и легко различимы издали. – Ваша?
– Угу! – не без гордости подтвердил Мирон. – Слышь, Рон, а вторую как нарекли? И где она?
Монах охотно пояснил:
– В Туран ушла, за товарами. А нарекли ее «Надеждой».
«М-да, – подумал Мирон. – Подходяще».
Кто-то на шхуне приветственно махал рукой.
– Эгей, на шлюпке! С прибытием!
Воины ответили на приветствие.
В Зельге немного задержались – отчасти из-за того, что следовало отдохнуть, благо время позволяло, отчасти оттого, что Лот хотел переговорить с Даки.
Таверна «Облачный Край» вновь приняла Воинов, как способен принимать только дом, но на этот раз они не могли расслабиться и обо всем позабыть, ведь ожидание опасности куда хуже самой опасности.
Мирон почти не спал. Просидел в зале за дальним столом, потягивая эль и слушая разговоры да песни. Под сводами витали причудливые облачка табачного дыма, глядя на них, Мирон предавался размышлениям. Что готовили ближайшие дни? Смерть? Если да, то какую? Доведется ли еще увидеть Зельгу, посидеть в этом уютном зальчике, услышать, как густые голоса матросов и заезжих хуторян затянут: «В Зельге снова попойка…»?
Молчаливый паренек в фартуке изредка подливал Мирону эль.
«Чайкой» командовал старый знакомый – капитан Хекли. К острову Сата отплывали рано утром. Матросов с вечера в город не отпустили, поэтому на причале появились лишь две фигуры, полустертые дождем: Воины-шандаларцы без труда узнали настоятеля Ринета Уордера и Даки. Оба не проронили ни слова.
Ветер благоприятствовал, и острова достигли еще до темноты. «Чайка» вошла в северную бухту; якоря ухнули в свинцово-серую воду, подняв чахлые фонтанчики таких же серых брызг. Матросы быстро наладили трап.
Воины молча сходили на старенькую скрипучую пристань; к ним присоединились лишь Рон в своем длинном монашеском плаще.
– Удачи! – сказал Хекли, вскинув кулак. – Мы будем ждать вас здесь же, Воины!
Матросы глядели на уходящих спокойно: они ничего не знали. Но каждый помнил: там, где Воины, легко не бывает.
У порога нужно было встать завтра в полдень.
– Здесь недалеко есть пещера, – сообщил деловито Рон. – Там, по крайней мере, сухо.
– Если главное, чтоб было сухо, зачем тогда с корабля сошли? – проворчал Демид из-под капюшона.
– Корабль уйдет, – пояснил Рон. – А через пару дней вернется.
Демид продолжал что-то вполголоса ворчать по обыкновению. Мирон даже успокоился: раз ворчит, значит все в порядке.
– Ладно тебе, – успокоил Демида Лот. – Небось, не промокнешь, не сахарный.
И уже Рону:
– Далеко дверь-то?
Рон покачал головой:
– Нет, не очень. Пещера, кстати, по пути.
– Ну и пошли, – решил Лот. – Чего тут торчать?
Рон послушно вел их сквозь сгущающиеся сумерки. Где-то далеко скрипели лягушки, напоминая, что в глубине острова встречались пресные озерца, больше похожие на необъятные лужи. Воины ступали вслед за монахом, вытянувшись недлинной цепочкой.
В пещере и правда было сухо. Чьи-то заботливые руки сложили в центре небольшой очаг, а в дальнем углу соорудили ладный деревянный помост, где можно было удобно устроиться на ночь.
– Сюда иногда удаляются послушники, – пояснил Рон. – Отшельничать. По году здесь проводят, а то и больше. Правда, теперь это случается реже.
Он немедленно занялся костром и приготовил чаю из своих запасов, особенно вкусного и ароматного.
«Нас четверо, – думал Мирон. – У порога встанут трое. Кто же останется?» Ему казалось, что следует оставить Протаса, ведь не он заварил всю эту кашу. Но Протас не останется, Мирон ни секунды не сомневался.
Значит, Демид Бернага как самый молодой.
Допив бодрящий напиток, Лот сказал:
– Надо отоспаться, други. По-настоящему. Так что – на боковую. Рон нас разбудит.
Мирон знал, что Лот прав. Завтра им понадобятся все силы. Как ни странно, заснул он почти сразу, окунувшись в сон, как в глубокий темный омут. Остальные тоже быстро отключились. Не иначе, Рон подмешал чего-то в чай.
Проснулся Мирон оттого, что кто-то склонился над его надувным ложем. Глаза открылись за секунду до того, как Рон потряс его за плечо.
– Вставай, Шелех. Пора.
Голова была ясная и свежая. Это здорово.
Монах успел приготовить плотный мясной завтрак. Правильно, ведь в следующий раз поесть Воинам удастся не раньше чем через сутки с лишним, завтра после полудня. Если, конечно…
Но о худшем Мирон не хотел даже думать.
Каждый жевал свою порцию в полном молчании. Вообще, Мирон чувствовал себя неуютно. Даже перед тяжелыми битвами в военных лагерях не бывало так тихо. Тогда все выглядело простым и понятным: впереди враг. Дружина Валуа, отранцы или просто банда варваров. Но – обыкновенных людей, вооруженных мечами и пиками, топориками и кинжалами, и заранее известно, чего от них ждать.
Сегодня никто не представлял, с кем придется схватиться. Рон, знавший, похоже, все на свете, ответить на подобный вопрос не смог, только беспомощно развел руками. И еще траги с их враждебной магией…
Все это Мирон додумывал уже на ходу. Вещи оставили в пещере, взяли только оружие и по фляге с питьем. Так посоветовал Рон.
Остров казался совсем пустынным, только над заливом угадывались еле слышные крики чаек.
Вскоре показалась большая рыжая скала, словно покрытая бесформенными пятнами ржавчины. У самого ее подножия виднелось пульсирующее багровое пятно. Рон вел прямо к нему. Скала приближалась с каждым шагом, пока не заслонила полнеба.
– Пришли, – сказал монах просто.
Скала была самой обычной, но вот это полукруглое пятно локтей пяти в поперечнике казалось входом в пещеру, наполненную красноватым светящимся туманом.
– Еще часа два есть, – продолжал Рон. – Решайте, кто останется.
– Протас, конечно! – не терпящим возражений тоном заявил Демид. Семилет переглянулся с Лотом, улыбнулся и снисходительно похлопал Бернагу по плечу, мол: «Ну-ну, парень!»
– Протас пойдет, – негромко сообщил Лот. – Остаться должен один из нас, чтобы правильно распорядиться Знаками деммов.
– Вот ты и оставайся, Лот, – предложил Мирон. – Уж ты-то сумеешь распорядиться ими мудрее всех.
– С другой стороны, – словно не замечая, говорил Лот, – у порога понадобятся самые сильные бойцы. Самые опытные.
Уловив его мысль, Демид твердо сказал:
– Я не останусь.
Монах слушал этот спор за право умереть вместо товарища с некоторым удивлением. А потом вдруг подумал: а чему, собственно удивляться? Это ж Воины…
– Поэтому, – заключил Лот, – останется Мирон.
– Я? – не поверил своим ушам Мирон.
– Ты, – подтвердил Кидси. – Ты старше Демида, а значит умнее и опытнее.
Демид ухмылялся. В другое время он стал бы оспаривать подобное заявление. Но не сейчас.
– Ну и что? – негодование закипало в Мироне, будто вода в котелке над жарким костром. Такого исхода он совсем не ожидал.
– Мечом махать и дурень сможет. А тебе предстоит придумать, как вернуть деммам их Знаки и при этом не подставиться трагам. Я уверен, ты справишься. Жаль, я не могу тебе ничего посоветовать – главное только начинается, и что произойдет завтра, я даже не догадываюсь.
Мирон отвернулся. Негодование гасло. Не требовалось особого ума, чтобы понять: Лот тысячу раз прав.
– Это нечестно, – сказал он тихо.
Лот хлопнул его по плечу.
– Что за тон, Шелех? Пойми, наконец, умереть во сто крат легче, чем выжить и победить.
– Но я не хочу, чтобы вы умирали.
– А мы, – резонно заметил Протас, – не хотим, чтобы умер ты.
– Все, – отрезал Лот. – Держи.
Он протянул Мирону кошель с тремя чужими Знаками. – До завтра. И… Прощай на всякий случай.
Рыжеволосый Воин крепко обнял Шелеха и, не оборачиваясь, ушел в багровый туман.
– До завтра, Мирон.
– До завтра.
Шелех обнялся с Протасом, потом с Демидом, провел их взглядом и сердито пнул мокрую землю.
Монах вздохнул.
– Пойду покажу им, что к чему, пока время есть, – сказал он и направился к пятну входа. Багровый туман поглотил и его.
И тут шевельнулась неясная пока еще мысль. Никак не удавалось ухватить ее за хвост.
«Два часа, – подумал Мирон. – Хоть глянуть, как там? Успею ведь».
– Эй, Рон! – крикнул он.
Монах вернулся почти сразу.
– Чего тебе?
– Можно мне войти туда? Ненадолго?
Тот, взвесив, разрешил:
– Почему нет? Только быстро, ход скоро закроется.
Мирон торопливо зашагал к монаху. Мысль снова шевельнулась – и пропала.
Сквозь туман просвечивала неровная поверхность скалы.
– Входи, – пригласил Рон и исчез в толще камня.
Пересилив себя, Мирон ступил в багровые потемки и вопреки всему не наткнулся на препятствие, а оказался в широком сумрачном коридоре. Красноватый свет струился откуда-то сверху и оттого коридор выглядел зловеще.
Друзья-Воины стояли в центре перед боковой стеной у почти настежь распахнутой двери. Дверь была толстая, каменная, и совершенно непонятно – что ее двигало. В широком проеме пульсировала влажно поблескивающая перепонка, готовая вот-вот лопнуть; за ней угадывался непроницаемый мрак.
В дальнем конце коридора виднелось знакомое полукруглое пятно.
Мысль тотчас тяжело заворочалась.
– Это ход в Мир деммов?
Рон утвердительно кивнул и направился к Воинам, застывшим у двери.
«Вот оно, – подумал Шелех, – Знаки у меня на поясе, а вон их Мир, совсем рядом».
Он торопливо прошел мимо товарищей, словно не заметив, – ведь они уже попрощались – и оказался перед слабо освещенной стеной, похожей на завесу из тумана. Или перед туманом, смахивающим на стену. На этот раз он шагнул смелее. И только потом поднял голову и поглядел перед собой.
Перед ним лежала широкая мрачная долина. По красноватому небу медленно ползли тяжелые лилово-фиолетовые облака, отбрасывая на каменистую землю густые непроглядные тени. Было темно. Вернее, сумрачно, почти как в коридоре, но Мирон видел довольно далеко.
А прямо перед ним, шагах в десяти, стоял траг в белом плаще. Мир деммов расцвечивал плащ в багровые тона.
– Ну, – сказал траг насмешливо, – кажется, ты хотел тут что-то оставить? Три таких блестящих медальончика в кожаном кошеле? Валяй, я с удовольствием подберу.
Мирон разочаровано вздохнул. Правильно, это было бы слишком просто. В предусмотрительности трагам не откажешь. Собственно, этого и следовало ожидать.
Он развернулся и канул в скалу-близнец рыжей громадины с острова Сата, так и не заметив три темные точки, приближающиеся по воздуху к этой же скале, мерно взмахивая перепончатыми крыльями.
Не говоря ни слова, Мирон прошел в свой Мир – и тотчас на лицо ему упали прохладные мелкие капли.
Он остался наедине с мелким дождем, тремя Знаками чужого Мира и невеселыми мыслями. За сутки ему предстояло придумать, как перехитрить трагов. Как решить извечную проблему переправы через реку волка, козла и капусты при наличии всего одной лодки.
Он сел под жиденький куст ивы и стал думать.
Ближе к полудню вернулся Рон и уселся рядом с Мироном. Еще через некоторое время багровое пятно начало понемногу тускнеть, пока совсем не исчезло. Скала стала просто скалой, рыжей и мокрой.
– Все, – сообщил Рон бесстрастно. – Дверь открылась.
Мирон вдруг явственно представил, как по ту сторону мерцающих красным клинков, чмокнув, лопнула трепещущая перепонка и навстречу рванулось что-то клыкастое, закованное в вороненый металл и угрожающее…
Наверное, это было совсем не то, но больше ничего Мирон представить не смог.
Он уткнулся в подтянутые к самому лицу колени и в сотый раз собрался с мыслями.
Варварам тогда задали хорошую трепку и отбросили вглубь их снежных земель. На плоских пятачках среди рек целую неделю пировали волкособаки и тощие северные вороны. Но таково свойство варваров: они гибнут сотнями, а возрождаются тысячами и вновь нападают, невзирая на былые поражения. От набегов страдал не только Шандалар, но и соседняя Фредония, край дремучих лесов.
Неизвестно уже, кому пришло в голову объединиться: фредонцам ли, хозяевам чащ, шандаларцам ли, жителям болот, но, так или иначе, совместными усилиями удалось основать вдоль границ с варварскими землями несколько сторожевых постов. С тех пор стало спокойнее, ведь варварам уже не удавалось застать селения врасплох.
Объединение и дружба с фредонцами быстро дали обильные плоды: лес, которого так не хватало Шандалару, потянулся от соседей целыми караванами. Правда, караваны вязли в шандаларской грязи, но фредонцы научили соседей стелить поверх размокших троп сплошные бревенчатые гати, а туда, где раскинулись непроходимые топи, лес сплавляли по многочисленным рекам.
Снова Шандалар ожил, и теперь по рекам и озерам нетрудно было встретить вереницы торговцев-плотогонов. А на северо-запад тянулись лодки, груженные рисом и плодами опоки, которые охотно брали лесовики.
Казалось, что наступают хорошие времена, но разразилась война Фредонии с Гурдой, и торговля враз захирела. Воины со своими верными отрядами ушли на запад, а в Шандаларе наступило затишье. Людям, только-только успевшим привыкнуть к более-менее сытой и обеспеченной жизни, вновь пришлось отказывать себе во многом.
А тут еще не то кто-то из переселенцев, не то вернувшиеся варвары занесли в Озерный край неведомую смертоносную болезнь. Эпидемия вспыхнула и распространилась с невероятной быстротой, зараза косила людей целыми хуторами, а лекарства никто не знал.
Неизвестно, что произошло бы дальше, не приди на помощь монахи с архипелага. Они тоже не знали лекарства, но, умудренные опытом предшественников, стали упорно искать спасительное средство.
И нашли. Не думайте, что это было легко.
Сай Леонард, настоятель.
Приход Эксмута, летопись Вечной Реки, год 6897-й
Незаметно опустился вечер, потом пришла ночь, а Мирон с плотно завернувшимся в плащ монахом все так же сидели под кустом, почти не двигаясь. Монах, похоже, дремал. Мирона одолевали мысли.
Задача: вот три Знака. Их нужно переправить в соседний мир. Траги хотят этому помешать. Пока он в своем Мире, магия трагов ему не грозит. Черти бы побрали их магию…
Мирон тягостно вздохнул. Не привык он соперничать со столь могучими противниками.
«Я тут голову ломаю, – возникла сердитая мысль, – а друзья рубятся неведомо с кем…»
Дальше: едва он, точнее, его Знак покинет этот Мир, траги лишаются магии – и с ними можно говорить уже совсем по-другому. Но как вынести Знак отсюда?
Впрочем, три Знака сейчас находились вне пределов Мира.
Мирон даже дышать перестал. Место у двери – не в Мире! Об этом говорил Дервиш.
Но Воины непременно вернутся в свой Мир после изнурительной битвы. На это и рассчитывают траги.
И вдруг решение пришло к нему, простое, ясное и очевидное, настолько простое, что додуматься до него с ходу было невероятно тяжело. Практически невозможно.
Мирон вскочил.
– Й-э-э-э!!!
Рон вздрогнул и очнулся, недоуменно тряся головой. Он едва успел пригнуться: меч Мирона, описав полукруг, начисто снес гостеприимному кусту верхушку.
– Ты чего? – удивился монах. – Или очумел?
Шелех уже взял себя в руки и убрал оружие в ножны.
– Прости, Рон, я бы тебя все равно не задел. Я кое-что придумал, поэтому и радуюсь.
Монах пожал плечами и вновь привалился к пострадавшему кусту. Шелех же принялся и так и эдак взвешивать новую идею. Изъянов он пока не замечал, но для ее исполнения нужно было каким-то образом вытащить сюда одного из деммов.
– Рон, – негромко спросил Шелех. – Ты сможешь после всего заглянуть в Мир деммов? Всего на пару минут?
– Смогу, – ответил монах. – Но это… Как бы тебе сказать… Не принято.
Мирон довольно потер ладони.
– Но если ты думаешь отдать чужие Знаки мне, забудь об этом. Траги не допустят, чтобы я ускользнул. В коридор я еще успею войти, но в Мир деммов – никак.
– Сможешь ли ты привести хотя бы одного демма?
Монах неопределенно развел руками:
– Понятия не имею. Посмотрим.
– Но ты попробуешь?
Рон промолчал.
Теперь время почему-то стало тянуться еле-еле. Мирон то сидел у увечного куста, то вскакивал и бегал туда-сюда. Нетерпение овладевало им, и с каждым часом все сильнее.
Очень медленно светало; во мраке все отчетливее вырисовывалась громада скалы. Серые сумерки клубились у ее подножия. Ночь пряталась по ложбинам и пропадала, уступая место дню – может быть, самому важному в жизни Мирона.
До полудня все равно оставалась уйма времени. Мирон пробовал подремать, но безрезультатно. Монах допил воду из белой фляги и сходил за свежей.
Вскоре явились еще несколько послушников из монастыря. Все они уже достигли почтенного возраста и седин, поэтому терпения им было не занимать. Сели себе полукругом на корточки и застыли, прикрыв глаза. Мирон даже позавидовал.
Он успел потерять всякое представление о времени, когда Рон рядом с ним наконец шевельнулся.
– Все!
Шелех вскочил, как ужаленный. На буром теле скалы постепенно стали проступать смутные очертания багрового пятна-хода. Старцы-монахи тоже поднялись; легкий ветер колыхал их длинные плащи и бороды. Мирон побежал к скале.
Из кровавой тьмы нетвердо выступил Демид. Глаза его лихорадочно блестели, меч был весь зазубрен, а левая рука болталась, словно чужая. Он шагнул несколько раз и рухнул на колени. Монахи заспешили к нему, на ходу извлекая из-под плащей небольшие сумки, наверное со снадобьями.
Вторым показался Протас, несущий на руках Лота. Мирон невольно вздрогнул. Протас бережно опустил свою ношу на землю и обессилено растянулся рядом.
Лот был мертв. Хватило одного-единственного взгляда, чтобы понять это. На шее зияла глубокая рана, а грудь кто-то будто раздавил.
Мирон зажмурился, сглатывая пересохшим враз горлом липкий противный ком. Но горевать времени не оставалось. Он отогнал боль и стал действовать, как задумал.
– Рон! Давай!
Монах метнулся к скале, а Шелех склонился над Демидом, мало что соображающим. Знак Воина выбился из-под куртки и ясно виднелся на фоне темной выделанной кожи.
Когда появились траги, Мирон стоял на коленях перед мертвым Лотом, сжимая в руке кошель со Знаками, которые намеревался отдать деммам. Он медленно поднял голову и оглядел целую вереницу белых, как молоко, плащей.
Позади, перед ходом к двери растерянно стоял Рон, переминаясь с ноги на ногу, а перед самым ходом застыли трое бывших Воинов и два трага.
Мирон обернулся, заметил это и бессильно опустил руки.
– Вы продержались, Воины. Это хорошо.
Мирон молчал, лихорадочно отыскивая выход.
– Самое время разобраться со Знаками, – продолжал один из трагов, низенький и краснощекий. На его белом плаще змеились тончайшие бирюзовые полосы, которых не было больше ни у кого.
«Их верховный, – догадался Мирон. – Надо же!»
– Как я вижу, один из вас погиб. Его Знак, – требовательно произнес траг, протягивая руку.
«Все они одинаковые», – подумал Мирон с неожиданной тоской.
Он наклонился, нарочито медленно снял Знак с шеи Лота и крепко сжал его в кулаке.
– Отныне, – сказал он с металлом в голосе, – судьбой Знаков будут распоряжаться люди. Ваше время минуло, траги. Вы – в прошлом.
Получилось даже весомее, чем он ожидал.
– Так, значит? – нейтрально заметил верховный. – Ладно, поглядим.
– А эти, – Мирон вытряхнул из кошеля три Знака, – я вручу деммам.
Не успел он перевести дыхание, из клубящегося в ходе тумана показалась невысокая черная фигура. Большие стоячие уши нервно подергивались, отчего голова пришельца выглядела более крупной, чем была на самом деле. В руках демм бережно нес меч в ножнах – даже с такого расстояния Мирон без труда узнал меч Лота.
Престарелые Воины и оба трага отшатнулись, освобождая дорогу.
Демм приблизился к неподвижному Лоту, опустил меч рядом, отступил на несколько шагов и торжественно поклонился, отдавая дань мужеству и отваге ушедшего. Получилось это очень искренне.
– А, – протянул траг. – Вот и соседи. Ну, давай, Мирон. Можешь даже вручить ему эти Знаки. Можешь даже провести его. До самого хода – все равно он в свой мир не попадет. Уж мы постараемся.
«Ошибаетесь,» – подумал Мирон, но вслух не сказал ни слова. Он уже знал, что делать.
Демм стоял чуть позади него, и на груди у него поблескивал медальон, украшенный рунами. Повинуясь внезапному порыву, Шелех поклонился ему, подошел вплотную и вручил еще три Знака. Воин-демм, ничуть не удивившись, спокойно и с достоинством принял их и спрятал куда-то под плащ. Точнее, под крыло-перепонку. А может, и удивившись, поди его пойми.
– Пожалуй, я так и сделаю, – сказал Мирон трагам. – Проведу его. До самого хода.
– Но тебя мы из этого Мира не выпустим, не надейся, – заверил траг, намекая, что раскусил план человека. Конечно, уж траги-то понимали, что лишаться магии в такой момент равносильно поражению.
Мирон тряхнул головой, взял демма за локоть и неторопливо повел к скале. Ход виднелся совсем рядом. Экс-Воины настороженно шевельнулись.
– А теперь, – тихо сказал Шелех, – тебе нужно быстро-быстро оказаться в своем Мире.
Демм вопросительно глянул на человека снизу вверх: он явно не понял ни слова.
Мирон на мгновение растерялся, но потом взял демма покрепче, бровью указал на багровый зев входа и легонько качнул головой.
Демм оскалился и кивнул: «Понял!»
И они рванулись в багровый туман, как лоси, удирающие от стаи изголодавшихся волкособак. Мирон, столкнувшись с самым проворным из старых Воинов, сшиб его, освобождая дорогу демму. Двое других уже не успевали: демм взмахнул крыльями и за какое-то мгновение покрыл все расстояние до хода.
Больно ударившись о камень, Мирон охнул и упал к подножию скалы, успев краем глаза заметить, что демм влип в коварную шевелящуюся мглу.
Кажется, все удалось. Траги в первую очередь позаботились о том, чтобы задержать Мирона, считая, что до демма со Знаками доберутся минутой позже.
Хором захохотали все обладатели белых плащей.
– Ты думал опередить нас, глупый человечишка? Сейчас ты узнаешь, что такое настоящая магия! – важно сказал верховный. – Хочешь увидеть вновь своего дружка-демма? Вместе со всеми ЧЕТЫРЬМЯ нашими Знаками? Думаешь, он сумел попасть в свой Мир? Нет! Он торчит в коридоре перед запертым ходом! Гляди, сейчас я вытащу его оттуда!
Траг воздел руки к облачному небу и сжал кулаки.
И ничего не произошло.
Некоторое время он не двигался, потом растерянно обернулся к своим. Те заволновались.
Никто не обратил внимания на то, что, едва демм исчез в скале, багровый ход опять явственно проступил на фоне рыжего камня, а щит, поставленный трагами, исчез.
Мирон облегченно вздохнул. Действительно удалось! Потерев ладонью голову, гудящую после столкновения, он поднялся на ноги.
– Я уже говорил вам, траги: вы – в прошлом. Вы и ваша магия. Наступило время людей. Думаю, это будет долгое время. Прощайте.
А сам подумал: «Быстро ли я привыкну к обратной застежке?»
На груди Мирона висел Знак с его рунами, Торн, Еол, Ур, но это был Знак деммов. У Демида – тоже Знак деммов. И третий, с рунами Лота Кидси, который Воины вручат достойному и примут в Братство совсем скоро, некогда принадлежал Воину чужого Мира. А Знаки людей с теми же рунами только что унес крылатый демм. К себе. Как только он покинул Мир людей, магия трагов обратилась в ничто. И Мирон надеялся, очень надеялся, что люди, наконец, станут хозяевами своего Мира, ибо он всегда назывался Миром людей, а не Миром трагов.
По мнению Шелеха, это было справедливо. Поэтому он и подменил Знаки перед самым приходом трагов.
Жаль, этого не узнал Лот.
Несколько дней спустя, когда у постепенно тускнеющего хода остались лишь монахи, когда Лота Кидси похоронили здесь же, недалеко от рыжей скалы, когда Протас с Демидом немного оправились после схватки на пороге, Мирон стоял на палубе «Чайки» и глядел на приближающуюся Зельгу. Руки его покоились на гладко отшлифованном планшире.
– Скажи, Демид, – обратился Мирон к товарищу, баюкающему перевязанную руку. – Что было там, за дверью?
Бернага, не спуская глаз с близкого берега, болезненно поморщился. Потом неохотно сказал:
– Когда-нибудь я расскажу тебе, Шелех. Но не сейчас, ладно?
Мирон со вздохом кивнул. Ему казалось, что Демид повзрослел на добрый десяток лет.
Рядом тихонько напевали матросы, знающие только, что Воины в очередной раз послужили Миру, и Шелех жадно вслушался в знакомые с детства слова, словно услышал их впервые.
Все невзгоды – химеры,
Нам нельзя жить без веры,
Добрый свет родного маяка.
Так храни нас Всевышний,
Чтоб под этою крышей
Дак еще поднес нам огонька.
Мирон думал о вере, вере в людей. Как сложится теперь история Мира? Способны ли люди сами вершить свою судьбу, издавна приученные к непрошеной опеке? Хотелось верить, что да.
Гей-гей, кружки налейте,
Гей-гей, трубки набейте
Дорогим туранским табаком,
Гей-гей, помните, братцы,
Гей-гей, грусти поддаться
Хуже, чем лежать на дне морском.
Мирон вздрогнул. Ему показалось, что до боли знакомый голос Лота нашептывает в ухо в такт песне:
Гей-гей, хватит о смерти,
Гей-гей, пойте и смейтесь,
Нет пока причины горевать.
Гей-гей, наша фортуна —
Гей-гей, добрая шхуна,
На нее лишь стоит уповать.
– Хорошо, Лот, – тихо сказал Мирон. – Я не буду грустить, раз ты этого не хочешь. Но я буду помнить тебя.
Всегда.
И он стал вполголоса подпевать матросам.
Четвертый день кряду не было дождя – вот что меня более всего удивляло. А ночами на севере синеватыми точками светились звезды. Я их видел в третий раз за всю жизнь, если не считать эти странные тихие ночи за один.
Здесь, на северо-востоке, обыкновенно бывает холоднее, чем в Тороше, сказывается близость гор, но сейчас я даже ночами потел в двух своих куртках. В полдень над болотами поднимались тяжкие облака вонючих испарений. И над Кит-Карналом туман висел гуще обычного. Я не переставал этому изумляться.
В среду, шестнадцатого марта, я подкреплялся похлебкой из пойманного накануне сома и уже собирался мыть миску с ложкой, но тут из зарослей ольховника показался растрепанный небритый мужчина неопределенного возраста. Может, лет тридцати пяти, а может, и всех пятидесяти. Справедливо рассудив, что он, возможно, голоден, я учтиво пригласил его разделить со мной трапезу, благо похлебки оставалось еще чуть не полкотелка. Путник не отказался.
Пока он ел, я внимательно рассмотрел его. Он был в самом деле небрит: недельная щетина вкупе с взлохмаченной, отродясь не знавшей ножниц и мыла шевелюрой, придавала ему на редкость неряшливый вид. Засаленная телогрейка, невозможно уже понять какого цвета, мятые матерчатые штаны и неуклюжие сапожищи в засохших пятнах тины и грязи тоже не делали из него принца. Я предположил, что это какой-то опустившийся старатель, бредущий с прииска в людные места.
Не могу назвать себя образцом опрятности, но даже в этом забытом всеми захолустье раз в два дня я ножом соскабливал с подбородка отросшую щетину и регулярно чистил верхнюю куртку.
Насытившись, путник поблагодарил за угощение и, сославшись на спешку, собрался уходить.
– Я – послушник Назар Кичига из Тороши. Не назовешь ли себя, мил-человек? – спросил я как мог сердечно.
Путник задержался, глядя на меня с интересом, как мне показалось.
– Я вовсе не человек, – сказал он просто. – Я – Весна.
Надо ли говорить, что я удивился такому неожиданному ответу.
– Весна? – переспросил я, собираясь с мыслями. – Но ведь Весна – это явление, а не существо.
– Несомненно, – подтвердил он. – Я и есть явление. Поскольку же ты – человек, меня ты видишь тоже в образе человека. Выдра, к примеру, увидит меня выдрой.
– Но, – возразил я, – тогда ты должен выглядеть как молодая девушка, красивая и пригожая.
– Кто это тебе сказал? – изумился Весна. – Чушь какая! Будешь тут красивым, по грязище всю жизнь чапая! (он так и сказал – чапая). Да и заставь попробуй девку всю жизнь по грязи чапать, тепло за собой тянуть! Это я, дурень старый, тяну лямку. Привык уже, верно. Однако извини, некогда мне болтать. Почитай, двести лет я в ваш край не наведывался.
– Что же привело тебя теперь? – воскликнул я, ибо ни для кого не секрет, что Шандалар давно уже не знал времен года.
– Тень пропала. Раньше здесь повсюду лежала Тень, вот мне ходу и не было. А теперь пропала, я и пришел. Ну, до встречи через год, послушник.
Весна повернулся и ушел на север, а я еще долго глядел ему вослед, держа перед грудью деревянную миску.
Когда же я взглянул на юг, миска выпала из моих ослабевших рук.
Там, откуда пришел Весна, полнеба очистилось от облаков, и ничего более голубого и прекрасного я никогда прежде не видел.
А посреди всего этого великолепия ослепительно сияло солнце.
Назар Кичига, послушник.
Приход Тороши, летопись Вечной Реки, год 6946-й
К апрелю солнце жарило над Шандаларом, словно это не Шандалар, а южный Туран. Тучи попросту исчезли, и эта ужасающая бездна нависла над нами, грозя поглотить все и вся. Дети первое время боялись выходить из домов. А как зазеленели болота! Глаза утомлялись от нестерпимо яркого света и обилия красок. Реки мелели чуть ли не на глазах, самые крохотные пересыхали вовсе. Появились целые тучи мерзкого вида крылатых насекомых, которые нещадно жалили людей и скот. Рис и опока сохнут на корню, а поля, с которых еще совсем недавно приходилось спускать лишнюю воду, теперь требуют орошения.
Становится теплее с каждым днем: куртки, теплые меховые куртки, без которых раньше за порог ни ногой, пылятся по домам без дела, а шандаларцы разгуливают в легких рубашках.
Никто не знает, радоваться или плакать. Мы разучились жить, как весь остальной Мир, а жить по-своему уже не удастся. Но кое-что сохранилось в людской памяти. Говорят, «Надежда» привезла из Гурды пшеничное зерно – кто-то из окрестных фермеров намерен его сеять. Правда, знающие люди утверждают, что отныне нельзя сеять, когда вздумается. Для всего, будто бы, существует свой срок.
Повсюду из земли, высохшей и затвердевшей, лезет веселая зеленая трава – и как семена сохранялись долгие годы? Коровы, впервые в жизни покинувшие стойла, а также лоси едят ее с видимым удовольствием.
Не знаю, что нас ждет. Думаю, мы сумеем полюбить это тепло, это солнце, этот слепящий свет и отвыкнем от дождей и туманов. Научимся выращивать злаки и овощи прямо под открытым небом. И привыкнем каждую ночь видеть в распахнутых окнах звезды. Звезды над Шандаларом.
Но не думаю, что это будет легко.
Ринет Уордер, настоятель.
Приход Зельги, летопись Вечной Реки, год 6946-й
© 1991–1992 Николаев – Киев – Николаев
Сноски
1
Песню «Таверна» написал Константин Фролов (Крым). Изменены только собственное имя и топонимы.