Облик

поражен, что я знаю о направлении "нью вэйв" (благодаря Дэйзи). После часа болтовни он

30 фр. À Bout du Souffle

небрежно усаживает меня возле высокого окна и делает несколько фотографий, используя только

естественный дневной свет.

Он не дает мне никаких особых указаний.

– Я просто хочу увидеть, что ты можешь делать.

Я выдаю несколько улыбок, потому что Эрик супермилый и совершенно естественно

улыбаться ему. Однако я думаю, что нужно показать ему и королеву воинов, потому что это

именно то, чего хотела Тина, и на предыдущих фотографиях выглядело весьма необычно. Это как

рассматривать фотографии другой девушки – возможно, вы и не назовете еѐ красивой в

привычном смысле слова, но в ней есть что-то увлекательное, с яркой историей. Так что я снова

вызываю Зену и смотрю прямо сквозь объектив. Так лучше. Я – Зена чувствую себя более

собранной. Так я знаю, что мои глаза работают и отвлекают внимание от толстых лодыжек. Не то,

чтобы от этого они на самом деле становились стройнее.

– Да! – говорит Эрик. – Ещѐ! Брось мне вызов!

Я свирепо смотрю на него. При этом представляю, что он – Каллисто, треплющаяся со

своим отрядом о моей "прическе психбольного". Эрик ухмыляется. Он в восторге.

– Тина была совершенно права насчѐт тебя, – говорит он.

Тина была права насчѐт многих вещей. Она – единственная, кто объяснил мне, что камера

фокусируется на том, что у меня в голове. Мне нравится ощущение контроля, которое я получила –

рассказывая историю исключительно глазами, разворотом плеч и силой своего воображения.

Несмотря на то, что мы мало разговариваем, кажется, будто мы с Эриком работаем, как настоящая

команда. Он, определенно, делает много фотографий.

Затем Эрик внезапно поднимает взгляд и сверкает улыбкой.

– Отлично! Я думаю, на этом всѐ. Спасибо, милая.

И минут пять спустя мы с Авой снова на улице, возвращаемся домой.

– Хорошо, – интересуется она, – Что ты думаешь? Кажется, ты ему понравилась.

– Мне он определенно понравился, – подтверждаю я. – Но кто знает? Это точно так же,

как и с просмотрами. Нельзя быть уверенной, пока агент не сообщит тебе.

Ава ухмыляется.

– Ты говоришь, как настоящая модель.

– Думаешь?

– И он тебе определенно понравился.

– Неправда, – горячо возражаю я. – У нас просто много общего.

– Посмотри на себя! У тебя лицо горит. Тебе просто нравятся парни со взъерошенными

волосами, которые рассуждают об уровнях освещенности. Не спорь, Тед, это прелестно.

О, боже. Меня видно насквозь, и я предсказуема и, хуже всего, "прелестная". И мне

понравился Эрик, ну совсем немножко, хотя он и старше лет на десять и обосновался в Нью-Йорке,

так что это не совсем уместно. И есть люди, которые нравятся мне сильнее. Намного сильнее.

Я продолжаю усиленно отрицать это, а Ава не прекращает дразнить меня большую часть

пути домой.

Глава 30.

Возможно, происходящее и не было нормальным, но всѐ было хорошо. На этот раз, когда

я звоню Фрэнки, она говорит, что Эрику понравился мой "убийственный взгляд" и

"инстинктивный подход". Меня выбрали! Мы будем сниматься для i-D через две недели. Тем

временем, Фрэнки даже организовала для меня кастинг в "Miss Teen" и Roxy.

К тому времени, как я добираюсь на кастинг "Miss Teen", я уже чувствую себя не

чудачкой, а скорее девушкой, имеющей шанс. Им нужен кто-то, кто сформировал бы ключевые

образы для нового сезона, которые пойдут как во внутримагазинный журнал, так и на огромные

постеры сзади каталогов. Всего лишь несколько девушек приглашены в их штаб-квартиру на

кастинг. Я позирую для них в паре нарядов, чтобы они удостоверились, могу ли я

продемонстрировать их должным образом, и одежда восхитительна. Мягкие кожаные сапоги,

пальто с вышивкой, широкие пояса и рубашки с высоким воротником в пастельных тонах. В

коллекции присутствует намек на мою "воинственную" тему, наверное, именно поэтому их и

заинтересовали мои пробные фотографии. А сейчас они заинтересовали меня своими расшитыми

пальто и поясами. Для съѐмок мои волосы должны быть немного длиннее, но к тому времени они

уже отрастут до подходящей длины. Кастинг великолепен. И меня утверждают. СНОВА.

Я не получаю работу в Roxy, но Фрэнки передает мне, что им понравился мой образ и они

будут иметь меня в виду на будущее. Ава поражена, когда я рассказываю ей о Roxy. Они

производят крутейшую одежду для сѐрфинга. Никогда бы не подумала, что "иметь в виду на

будущее" может быть настолько удовлетворительным, но так и есть.

Съемки для журнала i-D с Эриком проходят на осенних каникулах в конце октября, так

что мне даже не приходится пропускать школу. На этот раз мама идѐт со мной, и она ведѐт себя

по-королевски, заверяя всех встречных в том, насколько я поразительна. Оказывается, они хотят

поместить меня на обложку. Обложка i-D! О Боже! Даже мама под впечатлением.

Я даже чувствую себя как девушка с обложки. Мои волосы подстрижены, тонированы,

уложены гелем и выглядят, как гладкая шапочка для плавания. Я надеваю различные объѐмные

юбки и накидки от Ласло Виггинса, что забавно, и после просмотра модного показа я даже знаю,

как их правильно носить. Эрик хочет, чтобы я всѐ время была в образе королевы воинов. Однажды

увидев, он стал просто одержим этим. Без проблем. Я провожу весь день, представляя, что он –

Кэлли с французским акцентом. Эрик признаѐтся, что уже охарактеризовал меня своему боссу как

"неординарную", и, возможно, в ближайшее время мне придѐтся паковать чемоданы. Я

притворяюсь, что Тина не рассказывала мне ничего о засекреченной рекламной кампании для

аромата, и я не понимаю, о чѐм речь. Но я начинаю верить, что для этой женщины нет ничего

невозможного в мире моды.

Спустя несколько дней она звонит мне из Москвы.

– ВИДИШЬ? Я ЖЕ ГОВОРИЛА. Они ОБОЖАЮТ тебя. Разумеется, они обожают. Разве я

не мегазвезда?

Соглашаюсь, что это как раз про неѐ.

– Эрик показал твои фотографии Рудольфу. Они хороши, как я и говорила. Жди звонка в

любую минуту. Что собираешься делать со своими ДЕНЬГАМИ, малышка?

– Какими деньгами? – я думала, что i-D много не заплатит.

– Деньги от Miss Teen, моя милая. Десять тысяч британских баксов. Неплохо для

однодневной работы, согласна? Алло? АЛЛО?

Фрэнки не упоминала сумму. Не совсем так. Она сказала, что это будет "очень хорошо", и

после той работы на ТВ я подумала, что это около трехсот фунтов. Возможно, четыреста. Десять

ТЫСЯЧ фунтов это заработок Линды Евангелисты. Я до сих пор не могу говорить. Молча хватаю

воздух ртом.

– Если ты думаешь, что ЭТО хорошо, просто подожди, пока не услышишь, сколько они

заплатят за эту рекламную кампанию. – Тина хохочет на линии. – Ты ещѐ даже НЕ НАЧАЛА,

сладенькая. Они предложили утроить выплату Miss Teen, но Кассандра сделает для тебя больше. Я

делаю моих девочек БОГАТЫМИ.

– Сколько? – спрашивает Ава.

Мы возвращаемся домой после очередного визита в педиатрическое отделение онкологии.

– Тридцать тысяч фунтов. Может быть, сорок. Помимо того, что я получу от Miss Teen.

– Сорок. Тысяч. Фунтов, – повторяет сестра. – Этого хватит на то, чтобы заплатить за всѐ

обучение в университете.

– Я знаю, – говорю я очень тихо.

– Так вот почему ты сейчас такая рассеянная.

Ава попросила помочь с организацией церемонии бритья головы для нескольких новых

пациентов в нашей группе в начале декабря. Директор по обслуживанию пациентов провел

последние полчаса, обсуждая с нами различные идеи, и я надеялась, что он не заметит мою

неполную концентрацию, но Тина звонила совсем недавно.

– Это так заметно?

– Ты не ответила вопроса на три. Однако не переживай. Я ответила за тебя. Но ээй – сорок

тысяч. На что ты их потратишь?

– Если я получу эту работу, – напоминаю я ей. – Не знаю.

– У тебя наверняка есть какие-то идеи.

Она права. Несколько идей есть. Для начала, нужен новый телефон. Мой старый

треснутый, потѐртый и не всегда работает. Затем, конечно же, косметика, туфли и сумки. По

большей части, чтобы компенсировать все те годы, когда я не воспринимала их всерьѐз. И я бы не

отказалась от приличной камеры и хотела бы проспонсировать посадку участка леса в Котсуолде.

Но даже так останется довольно большая сумма.

– А ты что думаешь? – спрашиваю сестру.

Она немного молчит и смотрит в автобусное окно.

– Машина. Для папы. Было бы неплохо иногда путешествовать на машине.

Верно. Как она передвигает своѐ измученное тело в общественном транспорте в тяжелые

дни, остается для меня загадкой. По возвращению домой она настолько истощена, что мгновенно

засыпает. Деньги не сделают никого счастливым, но полагаю, что они позволят меньше уставать.

– Ладно, машина, – соглашаюсь я. – Что ещѐ? Я знаю. Розовый Коттедж. Мы могли бы

переехать назад в Ричмонд и вернуть себе наши старые спальни. И ещѐ отдыхать в каких-то

гламурных местах. Много поездок. Что насчет Барбадоса?

Но Ава все ещѐ смотрит в автобусное окно. Я почти не вижу еѐ лицо. Хотя, она точно не

улыбается – это заметно.

– Я скучаю по пляжу, – в итоге говорит сестра. Еѐ голос звучит глухо и печально.

Ох. Этот пляж. С тем самым мальчиком-сѐрфером. Место, где она могла бы провести всѐ

лето. Сейчас Джесси вернулся туда после своего яхт-тура по Средиземному морю. Но она не

хочет, чтобы он видел еѐ. Она изгнала его в Корнуолл. Дурацкая идея. Мы это ещѐ не обсуждали.

– Ты можешь поехать туда в следующем году, – говорю я Аве. – Он всѐ ещѐ будет там.

В первый и единственный раз она оборачивается ко мне и смотрит тем взглядом, которого

я боялась. Взглядом, который говорит: пляж будет, но буду ли я?

Видимо, она всѐ-таки думает об оставшихся десяти процентах.

Разумеется, думает.

Затем Ава снова отворачивается, и я внезапно осознаю, насколько же нужно быть храброй,

чтобы справляться со всеми еѐ проблемами в одиночку, просто фокусируясь на забавных вещах,

происходящих со мной. Это моѐ призвание, наверное, – Забавная Девочка. Так что остаток пути я

провожу, представляя, куда ещѐ можно потратить сорок тысяч фунтов – или пятьдесят, включая

выплату от Miss Teen, и стоит только начать, как идей становится всѐ больше. Я в самом разгаре

мысленного преображения маминого гардероба: из купленного в комиссионном магазине – в

модели от Фриды из Гуччи, когда мы возвращаемся домой.

Если я получу работу.

Дело в том, что с Тиной всѐ теперь совершенно иначе. Меня готовят к съѐмке в Miss Teen,

когда она снова звонит из Лос-Анджелеса. На самом деле, сегодня мой шестнадцатый день

рождения, но звонит она по другому поводу.

– Я не должна этого говорить, принцесса. Фрэнки позвонит тебе попозже. Но мне хочется,

чтобы ты знала, что я ГЕНИЙ. Ты участвуешь в рекламной кампании для аромата. Эта работа

твоя.

Я так сильно подпрыгиваю в кресле, что Джемма, мой визажист, огорченно вздыхает. Ей

придѐтся полностью перекрашивать мой правый глаз. Она занимается этим, пока Тина посвящает

меня в детали. Как только разговор завершается, Джемма хочет узнать всѐ в подробностях.

– Они хотят меня! – объясняю я. – Рудольф Рейссен хочет меня! Для этой рекламы в Нью-

Йорке.

– О боги. Серьѐзно? Тот самый парень, который сделал разворот для Эммануэль Альт?

Она даѐт мне пять, и мы отмечаем эту новость печеньем. Одна из лучших вещей на

профессиональных съѐмках – это большое количество еды повсюду. Понятия не имею, как

моделям удаѐтся оставаться худыми при таком раскладе.

– Итак, когда вы приступаете?

– Скоро.

– И для чего же эта рекламная кампания?

– Я не могу сказать.

Я поклялась хранить тайну, но Тина сообщила мне, что это «Константин и Рид» – первый

модный магазин, на который я действительно когда-либо обращала внимание, и вещи из которого

я сейчас хочу так же сильно, как вернуться назад в Ричмондский парк. Эта работа слишком

идеальна. Тина говорит, что они запускают новый парфюм под названием Viper31 с шикарным

рекламным бюджетом. Огромным. И часть этого бюджета будет потрачена на меня.

31 Гадюка (змея).

– О боже, – пищит Джемма, – раз уж это Рейссен, то это означает, что реклама будет

повсюду. Автобусы, биллборды, журналы... Ты сделала это, Тед! Так держать!

Мы обе смотрим на моѐ отражение в зеркале. Сегодня я монгольская охотница, с белыми

волосами и губами и кристалликами на кончиках ресниц. Поверить не могу. Сначала обложка i-D,

теперь это. Я сделала это. Меня прямо трясет от шока.

После такого съѐмка для Miss Teen проходит замечательно. Следующие шесть часов я

надеваю и снимаю восхитительную одежду. Все наряды невероятны и настолько идеально сидят,

что я чувствую себя просто созданной для того, чтобы прыгать и танцевать в них, сливаясь с

образом храброй и героической Зены. Аманда Эйлат, глава бренда, выглядит восхищенной.

– Ты превосходно передаешь дух коллекции. Просто сияешь.

Я в курсе. Я даже чувствую это.

Сегодня снова мой сопровождающий – папа. По пути домой мы говорим о деньгах.

– Мы должны создать трастовый фонд, – шепчет он удивленно. – Нужно убедиться, что

ты получаешь проценты. О, и налоги. Нам нужен кто-нибудь, кто бы помог разобраться с этим, –

он замолкает. Бьюсь об заклад, он никогда не думал, что однажды будет помогать своей дочери-

подростку управлять собственными тысячами. А потом он выныривает из этих размышлений.

– А теперь послушай, милая. Ты уверена, что хочешь этим заниматься? Потому что ты не

обязана.

Я делаю серьѐзное лицо и уверяю папу, что да, меня совершенно не смущает, ох, поездка в

Нью-Йорк для работы моделью у ведущего фотографа и зарабатывание денег, которых мне бы

хватило на безбедное существование лет до тридцати.

Серьѐзно, я с этим справлюсь.

Глава 31.

В школе я не упоминаю о произошедшем за последние дни. С Дэйзи мы говорим о таком

дома – если речь идѐт не об Аве – но это всѐ кажется слишком странным, чтобы обсуждать в

школе. И я до сих пор не забыла первую реакцию Дэйзи, когда я рассказала ей о работе модели.

Она была совсем не положительной. Так или иначе… с тех пор, как обнаружилась моя внутренняя

Зена, я просто не испытываю потребности в том, чтобы производить впечатление на всех вокруг.

На самом деле мне даже нравится вести секретную двойную жизнь. Никто не видел моего провала

на ТВ, и ни одна из моих фотографий ещѐ не была опубликована, так что я собиралась подождать

этого события, прежде чем рассказывать всем. Таким образом я ещѐ и избегала взгляда Кэлли «Да

ладно?», что было хорошо.

Однако спустя несколько дней после того, как Тина поведала мне новости о рекламной

кампании для парфюма, пара длинных ног спустилась по школьной лестнице позади меня, когда я

брела к автобусной остановке. Я оглянулась назад. Дин Дэниэлз. Кто, «совершенно случайно», –

впервые в истории – идѐт той же дорогой, что и я.

– Привет, Тед. Ты домой, да?

Две странности: во-первых, куда делась «Пятница»? И, во-вторых, естественно, домой.

Куда я ещѐ могу идти? И почему он внезапно стал таким косноязычным?

Дин кашляет.

– Эм… кое-кто сказал… что ты… – ещѐ кашель, – вроде как модель. Это правда… или

как?

– С чего ты взял?

– О, да ничего такого. Просто кузина Натана Кинга работает в этом модельном агентстве.

Они там действительно в восторге от новой девочки. И она… – кашель, – …эм, наверняка

станет, ну, ты знаешь, типа знаменитой.

– О, действительно. Очень интересно.

Мы подходим к автобусной остановке. Я высматриваю автобус, который, кажется, и не

планирует появляться на горизонте.

Дин медлит.

– Ну, так? – спрашивает он.

– Э, извини?

– Это ты?

– Почему тебе вообще это интересно?

Дин опускает взгляд и шаркает ногой.

– Знаешь… модели…

Нет, на самом деле, не знаю. Что он вообще подразумевал под этим «модели»? Какие

модели? Его лицо морщится от смущения, и сам он старательно избегает моего взгляда.

– Что?

– Ладно, ты знаешь. – Его лицо морщится ещѐ сильнее. Он выглядит почти так же

неловко, как я на занятиях хора в прошлом семестре. Затем он встречается со мной глазами на

долю секунды и издает грязный смешок. – Ты знаешь… модели. Больные.

– Больные?

– В хорошем смысле. Ты знаешь…

Снова такой смешок, но помимо этого, Дин действительно не находит слов – впервые за

всѐ время нашего знакомства. Не считая «больные», которое, очевидно, не считается. Это странно.

И неловко – для нас обоих.

– Ладно, мне пора, – говорю я ему, доставая свой проездной для автобуса.

Автобуса всѐ ещѐ нет. Пожалуйста, только бы он не заметил, что я смотрю на пустую

улицу.

– Ага. Конечно. Ну, как-то так. Круто. Увидимся завтра. – Он плетѐтся прочь, рюкзак

подпрыгивает у него на плечах.

Я понимаю, что ни разу не ответила на его вопрос, но всѐ равно завтра новость разнесѐтся

по всей школе. Если кто-нибудь додумается заглянуть на сайт Модел Сити, отрицать будет

бессмысленно. Тогда я официально стану «Тед Ричмонд, моделью».

Я привыкала ощущать себя «Зеной, тайной Королевой Воинов», и мне это нравилось.

Хотела бы я продлить этот момент, но судя по совершенно странному взгляду Дина, время ушло.

Разумеется, пару дней спустя, благодаря кузине Натана Кинга, новость о моей поездке в

Нью-Йорк стала известна всем в классе. Кэлли смотрит настолько ревнивым взглядом, что это

почти причиняет физическую боль, и многие девочки вообще со мной не разговаривают. Совсем

не та реакция, которой я ожидала. Они словно поделились на тех, кто злобствует у меня за спиной,

и тех, кто слишком ошеломлен, чтобы хоть что-то сказать.

Мальчики хуже. «Модели. Больные». Хотела бы я, чтобы это прошло. Я думала, что все

будут под впечатлением пару секунд, а потом вернутся к нормальной жизни. Я не хотела, чтобы

ребята просили мой автограф на математике.

Мисс Дженкинс печально улыбается мне своими малиновыми губами, будто бы я

присоединилась к команде противника. Мистер Андерсон более косноязычен, чем обычно, и

просит меня демонстрировать пение больше, чем за весь предыдущий учебный год. Даже директор

вызывает меня к себе в кабинет для долгой беседы об успеваемости и запасной профессии.

Потребовалось несколько ночных бесед с Авой, чтобы убедить меня, что всѐ это временно

и в любом случае полностью окупится, когда я начну работать с ведущими дизайнерами и

фотографами. Не говоря уже о серьѐзных заработках. Но я начинаю понимать, почему так много

девушек, которых я встречала на кастингах, больше не ходят в школу.

Съѐмки для парфюма намечены на конец ноября. Я должна пропустить день занятий, но

мама согласилась при условии, что такое больше не повторится, потому что я так взволнована, и

папа убедил еѐ, что мне полезно увидеть Нью-Йорк.

Мама поедет со мной, потому что у папы намечены несколько встреч. Я надеюсь, что это

не встречи с привлекательной ТВ-ассистентом, но это не то, о чѐм можно просто спросить, и в

данный момент происходит слишком много всего, чтобы беспокоиться ещѐ и из-за этого. Надеюсь,

теперь, когда Аве лучше и наши жизни возвращаются в привычную колею, мама будет менее

напряжѐнной, и папа будет ходить выпить кофе с ней вместо всяких там ассистентов.

Мы с Авой не обсуждаем эту тему. Больше всего мы говорим обо мне и Манхэттене, о

деньгах, гламуре и всяких бесплатных штучках от «Константин и Рид», которые они, вероятно,

мне презентуют, и что из этого подойдѐт Аве, и если подойдѐт, то сколько из этого она сможет

заполучить, и насколько взволнованы будут пациенты нашей бритоголовой группы в госпитале,

когда мы расскажем им. Я думаю, что сильно.

Затем, неделю спустя, мне звонит Кассандра Споук.

– Привет, моя милая девочка. Ты в восторге от своей работы? Слушай, мне нужно обсудить

с тобой некоторые детали. Мы можем встретиться на моей территории? Так куда приятнее, чем в

офисе. Сегодня вечером я как раз свободна. Ты можешь поменять свои планы?

– Конечно, – нервно отвечаю я. Почему со мной говорит глава агентства, а не мой

обычный агент? – Эм, а что случилось с Фрэнки?

– О, ничего особенного. Она разбирает потерянные паспорта в Стокгольме. К тому же это

такой важный этап для тебя, Тед. Это может стать началом твоей карьеры. Мне всегда нравилось

лично контролировать процесс, когда речь идѐт о чѐм-то особенном.

Кассандра объясняет, где она живѐт, и это оказывается дом неподалеку от Букингемского

Дворца. Я думаю, для многих людей это прозвучало бы как совершенно обычный адрес в Лондоне,

но, когда ты живѐшь здесь, ты знаешь, что никто не живѐт поблизости Букингемского Дворца. Тот

район застроен монастырями, зданиями парламента и несколькими другими дворцами, в которых

живут королевские семьи и премьер-министр. Возможно, если повезѐт, вы получите возможность

жить в одной из крошечных квартир, впихнутых между этих зданий, но целый дом? Я просто

обязана это увидеть.

– Полный порядок, – говорю я, – Я приеду.

– И вызови такси, – добавляет Кассандра. – Я не хочу, чтобы ты в одиночку бродила

вечером по городу. Мы заплатим по счѐту.

Я действительно начинаю любить эту работу.

Мамы нет, папа пишет, а Ава спит. Папа предлагает составить мне компанию, но я не хочу,

чтобы он оставлял Аву одну. Он соглашается, что я могу съездить к Кассандре, если вернусь к

половине десятого.

Итак, в семь часов моѐ оплаченное чѐрное такси останавливается перед классическим

высоким домом в георгианском стиле с пятью этажами мерцающих окон. Дом действительно

находится очень близко к Букингемскому дворцу, так что, бьюсь об заклад, каждое утро они

просыпаются от стука копыт королевской конной гвардии.

Я вылезаю из такси в своих новых обтягивающих джинсах и длинной лохматой жилетке,

которую мне дали на съѐмках Miss Teen. Я знаю, что выгляжу в миллион раз лучше, чем во

времена моих походных шортов, но до сих пор не уверена, что готова к визиту к Кассандре домой.

То есть, я не ношу ничего шѐлкового, или золотого, или от модных дизайнеров. В таких домах

наверняка бывают супер-гардеробы. На вид это здание может вместить несколько таковых. Также

здесь живет Ник Споук, конечно, но я пытаюсь убедить себя, что он не дома, потому что наверняка

находится или в художественном колледже, или со своими друзьями, или рисует, или «увлекается

фотографией». К тому же, я его не интересую. Так что не будет иметь совершенно никакого

значения, если именно он откроет дверь.

После звонка в дверь я стою в ожидании целую вечность. Это точно нужный дом? Кто-

нибудь идѐт? Затем я слышу звук отодвигающегося запора. Дверь открывается. Он стоит прямо

здесь. На нѐм забрызганные краской шорты, сделанные из старых обрезанных по колено джинсов,

старая рубашка-поло, ноги босые. По сравнению с ним я выгляжу слишком разряженной. Он видит

меня, хлопающую ртом, как золотая рыбка, и медленно улыбается. По крайней мере, на этот раз я

не полураздетая. Это уже что-то.

– Заходи, – он отворачивается и кричит – Евгения! К маме гости! – затем отходит в

сторону, так что я могу пройти в большой холл, увешанный картинами.

– Извини. Дом большой, – говорит Ник. – Вечно никто не слышит звонок в дверь. У вас

встреча?

Я киваю. Ну, просто безумно красноречива.

Ник смотрит на свои часы и кивает своим мыслям.

– Она сегодня заработалась допоздна. Ещѐ не видел еѐ этим вечером, – он немного

колеблется и смотрит на меня сквозь свои совиные очки. – Мне нравится… – замолкает он.

– А? – спрашиваю я с надеждой. Никогда до этого не слышала от него, что ему что-то

нравится. За исключением абстрактного экспрессионизма. И естественного освещения.

Ник смеѐтся.

– Мне нравится твоя… лохматая штука.

Не могу удержаться от улыбки. Возможно, у него есть модное чутьѐ, как бы он ни

отмахивался от этого, но уж точно не словарный запас его матери.

– Спасибо. А мне нравится твоя…

Он пристально смотрит на меня. Что я собираюсь сказать?

– Раскраска.

Я показываю на художественные брызги краски на его футболке и шортах. И указываю на

его шорты. Я только что сказала, что мне нравится его раскраска. О боже, о боже, о боже, о боже, о

боже.

Его улыбка перерастает в ухмылку. Совсем не Кошмарный Мальчик в данный момент.

Хотя, я, возможно, Кошмарная Девочка. Мне нравится твоя раскраска. Честно.

– Пойдем наверх, – говорит Ник.

Я поднимаюсь следом за ним по грандиозной винтовой лестнице, так близко, что мы почти

соприкасаемся. Слышу звук бегущих ног на лестничной площадке над нами. Наверху лестницы

нас встречает женщина в удобной футболке и тренировочных штанах.

– Мне так жаль! – присоединяется она. – Я гладила бельѐ…

– Все нормально, – говорит ей Ник. – Тед, это Евгения. Она позаботится о тебе. Евгения,

это Тед Траут. На самом деле, сейчас она Тед Как-то-там-ещѐ, да?

– Траут сойдѐт, – отвечаю я. После всего, что я о нѐм узнала, предпочтительней, чтобы он

думал обо мне, как о сестре Авы, чем начинающей модели.

Словно прочитав мои мысли, Ник становится взволнованным.

– Насчѐт твоей сестры… Она…?

– Она… – я пожимаю плечами. Я не собираюсь говорить ему, что она в порядке, когда Ава

большую часть дня пыталась съесть и удержать в себе крошечную миску салата.

Он понимает и сочувственно кивает.

Из соседней комнаты раздается голос Кассандры.

– Она уже здесь? Проводи еѐ в кабинет, хорошо?

– Ладно, – говорит мне Ник после небольшой неловкой паузы. – В любом случае,

увидимся.

– Да. Прекрасно, – говорю я, поддерживая мою репутацию остроумного собеседника.

Он направляется выше по лестнице, а я смотрю ему вслед. На заметку: никогда не

указывать на шорты мальчика, который тебе интересен, и не восхищаться их декором. Но,

безусловно, снова надеть «лохматую штуку». Вздохнув, я следую за Евгенией, которая провожает

меня по коридору до комнаты, отделанной деревянными панелями и уставленной кожаными

креслами и зелеными бархатными диванчиками.

Лабрадудль, Марио, смотрит на меня со своей собачьей лежанки от Луи Виттон у камина.

Сейчас он дружелюбен, но я рада, что знаю его слишком хорошо, чтобы попытаться погладить.

Кроме того, меня больше занимает изучение окружающей обстановки. На самом деле до этого я

толком не обращала внимания, но сейчас не могу не заметить. Вау. Картины маслом ярких цветов.

Такое оформление интерьера было бы уместно и в Кларидже. Посреди комнаты – массивный

латунный журнальный столик, заваленный последними журналами. Даже журналы наверняка

стоят больше, чем наша семья тратит за месяц. Я признательна Евгении, когда она предлагает мне

присесть на стул. От всей этой роскоши просто подгибаются колени.

Чуть позже появляется Кассандра в очках, занятая чтением документа, который она быстро

заканчивает и сворачивает со вздохом.

– Постоянная работа! Это никогда не закончится, – говорит она вместо приветствия.

– Однако, оно того стоит, – предполагаю я, оглядываясь вокруг. – Я имею в виду, – это

место похоже на музей.

Кассандра ещѐ сильнее вздыхает.

– Вот и Ник так же говорит.

– В хорошем смысле, я хотела сказать. Извините. Обстановка великолепна.

Я представляю Ника где-то наверху. В таком большом доме у него наверняка есть комната,

которую он может использовать как художественную студию. Возможно, он сейчас рисует ещѐ

одну огромную картину с брызгами краски.

– Спасибо, – улыбается Кассандра. – Но это всѐ не только моя заслуга. Мой муж – банкир,

и он трудится куда больше, чем я, – одно мгновение она рассматривает обстановку усталым

взглядом, затем снова улыбается и берѐт себя в руки.

– Но нужно чем-то жертвовать, если хочешь лучшей жизни. Слава богу, у нас есть

Евгения. Если бы не она, я бы просто не справилась. О, она здесь.

Как раз в этот момент Евгения возвращается со стаканом прозрачной жидкости со льдом

для Кассандры и разными напитками для меня. Я выбираю апельсиновый сок, и Кассандра

говорит,:

– Ну, за работу. Съѐмки. Мне звонили из офиса Рудольфа, так что нам нужно многое

обсудить. Во-первых, ты не боишься змей?

Я улыбаюсь.

– Нет. Не люблю пауков, но змеи прекрасны. А что? Они собираются обматывать змей

вокруг меня?

Было бы весьма экзотично. Мне даже нравится идея позирования с питоном. Всегда была

фанаткой змей – с тех пор, как Ава бросила на меня одну во время посещения контактного

зоопарка, и я обнаружила, что змеи не скользкие, а гладкие и сухие, с нежными чешуйками. И

большинство змей не могут убить человека с одного укуса, вопреки тому, что внушают нам в

фильмах ужасов. У меня много вопросов к «Змеиному полету»32.

– Нет. Тебе придется оказаться в ванной, полной змей.

– Извините?

Беру свои слова обратно. Они думают, что я – Индиана Джонс, что ли? Они совсем с ума

посходили?

Кассандра смеѐтся.

– Ванна с фальшивыми змеями. Резиновыми змеями, укрывающими тебя до плеч. Как

пузырики, только куда более острые ощущения. Парфюм называется Viper33, а змея символизирует

«Константин и Рид». Одна змейка обвивается вокруг флакона с духами. Вот. Смотри.

Она подходит к боковому столу и передает мне зелѐный стеклянный флакончик с золотой

змейкой, обернутой вокруг него. Она выглядит ядовитой. Когда я открываю пробку, чувствую

насыщенный и острый аромат, словно бутоны в полном цвету.

– Они представляют себе чувственный, ночной образ, – говорит Кассандра. – Это реклама

парфюма. Они продают не молоко или печенье. Требуется большая… степень обнаженности… чем

ты позволяла себе раньше.

– Эм, обнаженности? Насколько? Потому что, я…

– Я знаю, всѐ это ещѐ ново для тебя, – перебивает она, улыбаясь мне, – Но ты увидишь,

когда приступишь – это будет великолепно. Сделано с абсолютным вкусом. И в каком-то смысле

будет проще, потому что ты можешь сфокусироваться только на себе и не думать об одежде. Кроме

того, Рудольф – гениальный фотограф. Он сделает такие снимки, какие никто и вообразить бы не

смог. Это будет мастер-класс.

Я киваю, не совсем убежденная. Но «великолепно» и «сделано со вкусом» звучит неплохо.

Разве я могу упустить такую возможность?

Кассандра отхлебывает свой напиток.

– Есть всего одна крошечная деталь, – добавляет она. – Им нужно переснять часть

русского Vogue. Им предоставили неправильный вид икры, и один икорный миллиардер взбесился.

Из-за этого возникла недельная задержка, но всѐ к лучшему, потому что, по секрету, мы с Тиной

смогли организовать невероятный кастинг для тебя сразу после этого. Честно говоря, тебя выбрали

для Нью-Йоркской Недели Моды в следующем сезоне. Затем, по словам Тины, твоя карьера

взлетит вверх, как ракета.

– Ээ, – мой мозг лихорадочно жужжит. Кажется, Кассандра считает, что всѐ хорошо, но у

меня плохое предчувствие. Пока пытаюсь осознать, в чѐм дело, я спрашиваю, кто будет проводить

кастинг. Кассандра перечисляет их мне:

– Ральф Лорен. Зак Позен. Проенца Скулер. Родарте. Вера Вонг. Если ты попадешь в

любой из этих модных домов в феврале, мы сможем начать поднимать тебе цену.

Матерь божья. После летнего просвещения в мире моды я узнаю все эти имена. Они

великие. Они колоссальны. Настолько колоссальны, что нужно кислородное оборудование, чтобы

добраться до них. Но я должна ходить в школу в следующем семестре, и в любом случае я только

что вспомнила, почему не могу поехать на кастинг.

– Мне очень жаль, но вы говорите о двухнедельной работе, а в это время я должна быть в

Лондоне. Я кое-чем занята с сестрой.

Кассандра всматривается в меня.

32 «Змеиный полѐт» – англ. Snakes on a Plane — фильм 2006 года режиссѐра Дэвида Р. Эллиса, сочетающий

элементы боевика, триллера, комедии и фильма ужасов.

33 Гадюка.

– Но… Ральф Лорен. Зак Позен. Вера Вонг.

Я киваю. Я уяснила, что это великие имена, но это не отменяет проблему.

– Мы организуем церемонию бритья голов в госпитале. Этим занимаются четыре

человека. Винс из парикмахерской «Локс, Сток и Баррел» согласился прийти и побрить всех

желающих. Я обещала быть там.

Кассандра делает ещѐ один глоток напитка и хмурится, пока раздумывает.

– А что конкретно ты должна делать?

– Ну, ничего особенного, но я планирую рассказать им, что при этом чувствуешь и как

хорошо, когда есть люди, поддерживающие тебя. И это я попросила Винса прийти.

Кассандра улыбается.

– Но это же чудесно! Похоже, что ты уже внесла свою лепту. И посмотри-ка, к чему тебя

привело это обривание головы! Так что ты можешь поехать в Нью-Йорк и отпраздновать!

– Могла бы, но не в это время. А мы не можем попытаться…?

– Милая, ты забронирована, – теперь еѐ голос звучит жестче. – Тине пришлось звонить

высоким покровителям, чтобы организовать для тебя этот кастинг. Но это стоит того, вот увидишь.

Ты должна стать трансатлантически знаменитой, иначе никто не будет воспринимать тебя всерьѐз.

Другие девушки на что угодно пойдут ради такой возможности. Поверь мне – на что угодно.

Я представляю, как говорю Дэйзи, что должна стать трансатлантически знаменитой. Она

бы прижала пальцы к горлу. Или папа. Он, наверное, просто проверил бы, есть ли такое слово на

самом деле. Хоть Ава восторженно усмехнулась бы. Нью-Йорк… Милан… Париж… одежда…

– Могу я подумать? Мне нужно обсудить это с семьей.

Кассандра снова выглядит утомленной.

– Не уверена, что ты понимаешь, милая. Иди и поговори с семьей, если это необходимо.

Просто подумай, что ты можешь упустить. Одни из величайших имен в мире моды, – она

умолкает. – Позвони мне, когда примешь решение.

Глава 32.

– Ты не поедешь. Всѐ просто, – быстро говорит мама, прибирая остатки ужина, на

который я опоздала. – У тебя есть обязательства. Кроме того, я уже зарегистрировала два

выходных дня на следующей неделе и не могу их поменять. Если попытаюсь, меня наверняка

уволят, а мне действительно нужна эта работа, Тед.

– Ладно, но если я поеду, то заработаю больше денег, чем ты получаешь за год.

Мама поворачивается ко мне лицом.

– Хватит! Как ты смеешь? Тебе не кажется, что твоему отцу будет достаточно тяжело,

если ты станешь заботиться о деньгах и возвращении Розового Коттеджа? Мы не хотим жить за

счѐт своих детей, спасибо большущее.

Я не уверена, чего хочу, но точно не этого. Может быть, мой рост около шести футов, но

сейчас я чувствую себя шестидюймовой высоты. Я передаю маме бумажный платок. Ей это

нужно.

На кухню заходит Ава. Она до сих пор не очень хорошо выглядит. Слава богу,

химиотерапия почти закончилась, и Аве больше не нужно через это проходить. Сомневаюсь, что

она выдержит ещѐ один курс.

– Он звонил, – говорит Ава, протягивая мне мой телефон. – Я ответила на вызов. Думаю,

это Тина.

– Хорошо, – произносит мама, когда я забираю телефон у Авы, – Скажешь ей, что мы

решили, Тед?

Я ухожу в гостиную, где значительно тише, и отвечаю на звонок.

– Принцесса? – говорит Тина. – Мне звонила Кассандра. О боже – драма! И к чему мы

пришли?

Еѐ голос звучит бодро и оживленно, но проскакивает и раздражение. Я слышу шум

вечеринки на заднем плане, и как Тина шикает на людей, подходящих слишком близко.

– Гм... Я не уверена, – отвечаю ей.

– Извини, я не расслышала. Ты ВЗВОЛНОВАНА? Ты ПОРАЖЕНА? Ты хоть

ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, насколько невероятной может стать эта поездка?

– Да просто тут... даты изменились...

– Но мы заполучили для тебя кастинг, принцесса. Кастинг с РАЛЬФОМ ЛОРЕНОМ! С

ДОННОЙ КАРАН! Другие девушки будут так завидовать, что захотят расцарапать тебе ЛИЦО.

Эй, погоди. Тебе позволят пропустить школу?

– Думаю, да, но...

– Потому что это важно. Школа на первом месте. Затем – твоя карьера.

Внезапно у меня перед глазами всплывает изображение Ника Споук, говорящего: «Я имею

в виду, это вопрос жизни и смерти, верно?» – и жесткий, циничный взгляд, с которым он это

произнес.

– Да, наверное. Но моя мама не может поехать со мной, а дома сложная обстановка, и...

– В каком смысле сложная?

– Моя сестра больна раком, и...

– А, точно. Разумеется. Фрэнки говорила мне. ПОДОЖДИ. Подожди прямо сейчас. Дай-ка

мне выбраться из этого бешеного места. Если я свалюсь с этого трапа...

О боже. Она на яхте. Она на вечеринке на настоящей яхте, на какой работал Джесси, я

могу это только представлять. И я в это время сижу в квартире над туристическим магазином.

– Ты ещѐ на связи, принцесса? Собери своих родителей. Включи телефон на громкую

связь. Это важно. Мы сейчас говорим о твоей ЖИЗНИ. Позови маму с папой и тогда мы

побеседуем. Я подожду.

Я предполагаю, что она бродит по пристани какой-нибудь бухты с пляжем, и в это время

зову маму с кухни и папу от его компьютера, и мы все собираемся в гостиной, чтобы послушать

Тину.

– Вы здесь, Трауты? – говорит Тина по громкой связи. – Хорошо, мне нужно ваше

внимание. В данный момент вам тяжело. Я знаю это, и я не требую от вас делать что-либо ПРЯМО

СЕЙЧАС, это непросто для вас. Думаете, я не понимаю? Я прекрасно понимаю. Родители, я знаю

вашу историю. У вас есть очень дорогой человек, который болен, и вы заботитесь о ней, вы

сосредоточили все свои ресурсы на ней, стараетесь поддерживать еѐ, и это всѐ

ВООДУШЕВЛЯЮЩЕ.

Мама смотрит на папу, спрашивая взглядом: «Она всегда такая?» И папа пожимает

плечами, словно отвечая: «Обычно ещѐ хуже».

– У моего брата, – продолжает Тина, – была опухоль головного мозга. Неоперабельная. Я

не могу передать это. Два года полнейшего... Не будем об этом говорить. Я хочу поговорить о

ВАС. Дело в том, что вам нужно заботиться об ещѐ одном дорогом человеке. Иногда она отходит

на задний план, но тем временем, она превращается в невероятную юную леди, и ей нужно найти

себя как личность. Не мне вам об этом говорить.

– О! – мама краснеет и прижимает руку к щеке. Папа бледнеет. Они оба выглядят

виноватыми и пристально смотрят на телефон. Мне внезапно становится интересно, как Тина

организовала такую крутую вечеринку на каком-то ПЛЯЖЕ, но я уже не удивляюсь ничему,

связанному с ней. И приятно думать, что я невероятная юная леди. На маму чуть ранее на кухне я

такого впечатления не произвела.

– Мы в курсе, что Тед, дорога нам, – говорит мама раздражѐнно.

Тина невозмутимо смеѐтся.

– Слушайте, вы особенное семейство. Я могу вам довериться? Думаете, я всегда была

такой? Я была развалиной, люди. Унылая, жалкая толстая девчонка из Бруклина, без друзей, с

убогой жизнью, имеющая только страсть к винтажным Vogue. Когда мой брат увидел, как я,

наконец, начинаю вылезать совместными усилиями из своей "куколки"... да, это делало его

счастливым. Он гордился мной. Бьюсь об заклад, ваша старшая дочка гордится своей младшей

сестрѐнкой.

– О, так и есть. На самом деле, Ава ощутимо поддерживает Тед, – говорит папа.

– Так держать, Ава! Но Тед куда более удивительна, чем даже ты можешь представить.

Это еѐ единственный огромный шанс, и мне ненавистна мысль, что она может упустить его. Я

знаю, что время неподходящее, но мы не можем это контролировать. Иногда мы должны идти на

компромисс, чтобы получить главный приз. Это окупится, я вам обещаю. И если она поедет в

Нью-Йорк, я присмотрю за ней, как за собственной дочерью.

Мама смотрит на меня. Папа смотрит на меня. Затем они оба глядят на телефон.

– Спасибо, Тина, – отвечает папа. – Мы подумаем об этом.

– Вы меня поняли, – говорит Тина. – Мне нужно идти. Там запускают фейерверк.

Когда мама убеждается, что вызов завершен, она снова пристально смотрит на папу.

– Стефан, скажи мне, что эта женщина нереальна.

– Судя по всему, она добилась всего своими силами, – отвечает папа. – Я спрашивал об

этом Кассандру Споук, когда мы ждали такси в холле Клариджа, и по еѐ словам, история началась

с того, что была девочка-подросток по имени Сью, которая внезапно решила, что однажды станет

Тиной, – и у неѐ вышло. Она взяла себе фамилию Гаджиа в честь кофе-машины, видимо. Это

объясняет уровень еѐ энергичности.

Мама кивает.

– Но то, что она может совершить в модной индустрии, реально, – продолжает папа. –

Кассандра сказала, что Тина – легенда. Если она поддерживает дизайнера, он поднимается на

самый верх.

Мама поворачивается ко мне с обеспокоенным и виноватым выражением глаз. Она

говорила по телефону раздраженным тоном, но я думаю, что слова Тины произвели на маму

большее впечатление, чем она готова признать.

– Я не хочу тебя сдерживать, милая. Ты так заметно повзрослела за последние несколько

месяцев. И я не была в состоянии заботиться о тебе так, как мне бы этого хотелось.

Она прижимает меня к себе и проводит рукой по моим жѐстким коротким волосам. Я

чувствую еѐ капающие слѐзы, но она не должна плакать. Да, всѐ верно, я ощущала себя фоном

дома, но со слов Тины это выглядело куда хуже, чем на самом деле. Я бы не сказала, что мама с

папой меня сдерживают. Однако мамины слѐзные объятия подтверждают, что Тина сумела

убедить родителей пожить без меня несколько дней.

Думаю, это означает, что я еду в Нью-Йорк.

Глава 33.

– Ты уверена?

– Да. Совершенно точно. Хватит спрашивать об этом.

– Ты уверена, что ты уверена?

Ава раздраженно смотрит на меня.

– Ради бога, Тед. ПОЕЗЖАЙ. В. НЬЮ-ЙОРК. Сделай хоть что-то интересное в своей

жизни. Ты не нужна мне в больнице. Мы уже со всем разобрались – это всего лишь куча стрижек.

Со мной всѐ будет хорошо.

– Да, но... ты уверена?

– Замолчи!

Я чувствую себя виноватой – теперь, когда всѐ улажено, Кассандра в восторге, и они

переместили меня на более поздний рейс.

Взгляд Авы останавливается на моѐм лице, и еѐ выражение смягчается.

– Вера Вонг, – говорит она, качая головой. – Я не думаю, что ты понимаешь, насколько

это невероятно, Ти. Ты можешь встретиться с настоящей Верой Вонг. Она легендарный дизайнер

свадебных платьев. Так что, если ты сбежишь с Эриком Блох, она могла бы создать для тебя

платье.

– Я не собираюсь сбегать с ассистентом Рудольфа!

– Как скажешь, – дразнится она, вытаскивая все мои вещи из шкафа и кидая их на свою

кровать. – Но вспомни всѐ, что произошло с тобой в последнее время. Никогда заранее не знаешь.

Я открываю чемодан, который одолжил мне папа. Понятия не имею, что с собой брать,

кроме лохматой штуки. Слава богу, Ава знает.

– В Нью-Йорке будет холодно, – говорит она. – Жутко холодно, так что возьмѐм все твои

лучшие свитера. Только не этот – просто преступление против моды. О боже, они все такие?

Погоди, поищу что-нибудь среди моих вещей.

Ава делится вещами. По-настоящему делится со мной вещами. Она, должно быть,

действительно хочет, чтобы я это сделала. Пока копается в трикотажной одежде, которая отвечает

еѐ высоким стандартам для трансатлантического путешествия, она перечисляет некоторых

дизайнеров, которых мне стоит посмотреть на Пятой Авеню.

– ...и ты могла бы привезти мне оттуда какую-нибудь вещицу от Марка Джейкобса –

всего одну крошечную вещичку, но, желательно, сумку – это было бы превосходно.

– Конечно, – соглашаюсь я. Затем до меня доходит, не в первый раз уже, что в Нью-Йорк

едет не та девушка. – Я хотела бы, чтобы ты поехала со мной.

– А я-то как хочу, – легкомысленно отвечает она, укладывая тонкий шерстяной свитер в

аккуратную упаковку. – Но не переживай. Я буду очень занята. О, и Джесси приезжает.

– Джесси приезжает?

– Ага. Я тебе не говорила? Он звонил сегодня утром. Хочет увидеть меня.

– Но ты ему отказала. Пока лечение не закончится.

Она поворачивает голову в сторону.

– Отказала. Но он сказал, что не может ждать. Что химиотерапия закончилась, а

радиотерапия не считается. Ха! Ему бы записаться на сеанс радиотерапии. Это, бесспорно,

считается, – еѐ голос внезапно надламывается.

– Как бы то ни было, он сказал, что нам нужно о многом поговорить, так что всѐ будет

хорошо.

Последний курс химиотерапии у Авы закончился несколько дней назад, но на следующей

неделе начнѐтся радиотерапия – заключительный этап лечения. Согласно больничной брошюре,

это представляет собой высокоэнергетические рентгеновские лучи, которые будут направлять на

те части тела Авы, в которых, возможно, по-прежнему скрываются раковые клетки. Папа

привычно покопался в интернете и обнаружил такие полезные советы, как "Не беспокойтесь, вы

не станете радиоактивным во время лечения". Подобные вещи выглядят менее обнадеживающими,

чем предполагается. Ава откопала в комиссионном магазине антиядерную футболку "НЕТ

РАДИАЦИИ" и носит еѐ с определенной экстравагантной иронией.

Сестра суѐт мне свитер и начинает складывать другой, не замечая, что он вывернут

наизнанку. Меня беспокоит то, как она произнесла "хорошо".

– Э, в каком смысле "нужно о многом поговорить"? – спрашиваю я.

Ава передает мне второй свитер.

– Кто знает? Есть ведь Барби, которая загрузила на фейсбук пятнадцать фотографий

Джесси. Возможно, о ней?

– Не верю я в это.

– Я тоже.

Джесси не такой человек, чтобы говорить кому-то, облучаемому рентгеновскими лучами, о

том, что у него появилась новая девушка.

– Просто я реалистка, – говорит Ава быстро. – Ты решила, какие украшения возьмѐшь с

собой?

Но я отказываюсь сменить тему.

– Послушай. Я думаю, хорошо, что он приедет. Дело не в другой девушке. Спорим, он

просто хочет увидеть тебя. И твоѐ лечение скоро закончится, и ты сможешь вернуться к...

– Что? – она мельком смотрит на меня, умело складывая джинсы. – Знаешь, я так долго

думала о лечении, что даже не могу представить, что оно когда-то закончится. В любом случае,

уже ничто не будет как прежде. Я изменилась, я знаю, что это так. Когда Джесси увидит меня, я

уже не буду той беззаботной крошкой-сѐрфером.

– Не будешь, – соглашаюсь я. – Ты другая, но, возможно, ты стала лучше.

– Круглее.

– Лучше.

– Лысее.

– Да нет же. Лучше.

– Ты так говоришь только потому, что я одалживаю тебе свою куртку.

– Отчасти, – соглашаюсь.

Но тут заключается куда большее. Я совершенно уверена, что ни один парень, похожий на

Джесси, не может быть настолько подлым, чтобы порвать с девушкой вроде моей сестры в такой

ситуации. Разумеется, он хочет быть с ней. Должно быть так. Он может помочь ей с нашей

церемонией бритья голов, пока я в Нью-Йорке, и это было бы чудесно. А потом она впустит его

обратно в свою жизнь. Хотя я буду скучать по временам, когда мы вдвоѐм были Королевами

Воинов, потому что для меня это был особенный период. Не то, чтобы я когда-то представляла

свою жизнь такой, но некоторые побочные эффекты были...неожиданно хороши.

– Что? – спрашивает Ава, грызя ноготь.

– Я буду скучать по тебе, вот и всѐ.

– О, точно, – говорит она, сияя своей улыбкой кинозвезды и стряхивая уныние из-за

Джесси.

– Я тоже буду по тебе скучать, Ти. Но ты совершенно потрясающе проедѐшь время в

отъезде. Только представь – Ральф Лорен! Вера Вонг! Моя сестрааааа супермодееель!

– Она кружится по комнате, размахивая леггинсами над головой.

Я удивлюсь, если жизнь Лили Коул когда-нибудь была такой же сложной.

Глава 34.

Ава называет его "День Н". День, когда я наконец-то еду в Нью-Йорк.

Он начинается с недосыпа, возрастающей паники, огромного дискомфорта и сильного

волнения – так что, в основном, это типичный день в мире моды, как я уяснила. Фрэнки устроила

мне путешествие вместе с одной из их самых опытных девушек Модел Сити, которую зовут

Александра Блэк, так что у меня будет и гид, и некоторая компания. Но Александра приезжает за

мной ужасно поздно. Мы прибываем в аэропорт всего за несколько минут до конца посадки, так

что должны бежать мимо всех чудесных магазинчиков с шикарной косметикой, на которую я

надеялась взглянуть, и нам достаются худшие места в самолете, вблизи туалетов. Я полагаю, не-

супермодели путешествуют вторым классом. Затем семь из восьми часов полета Александра

рассказывает мне, каким гадом оказался еѐ последний бойфренд, вероятно, встречающийся с

девушкой по имени Рэйн, которая в прошлом сезоне стала открытием Прада в Милане. И к тому

времени, как самолет приземлятся в Нью-Йоркском аэропорту имени Джона Кеннеди, мы обе

прихрамываем из-за того, что весь полет не могли вытянуть ноги на своих крошечных местах.

По крайней мере агентство прислало за нами лимузин. Машина увозит нас сквозь развязку

скоростных автомагистралей вверх, и вдруг, по левую сторону, нам открывается он –

Манхэттенский горизонт. Неожиданно, я даже не могу поверить, что после всего этого стресса,

суеты и драмы я действительно нахожусь в Нью-Йорке. Впервые за последнее время я начинаю

дышать нормально и воспринимать это всѐ. Я тщательнее вглядываюсь в пейзаж, просто чтобы

убедиться, что это не мираж.

Александра зевает и наклоняется ко мне, чтобы узнать, чем я любуюсь.

– О, это, – говорит она.

– К этому когда-нибудь привыкаешь?

Она снова зевает.

– На самом деле, нет. Но сейчас вид напоминает мне о смене часовых поясов. Кстати,

какие у тебя планы? В районе Митпэкинг есть клуб, в который я планирую заглянуть. Можем

пойти вместе, если хочешь.

Я отрываю взгляд от величественных небоскребов за окном.

– Не думаю, что мне можно, – обращаю я еѐ внимание.

Александра улыбается.

– Уверена, что-нибудь можно придумать. Ты сошла бы за 21-летнюю в правильной

куртке. Могу одолжить тебе что-нибудь.

– Нет, спасибо; у меня встреча с Тиной ди Гаджиа, – объясняю я, радуясь, что мама с

папой не находятся рядом и не слышат этот разговор. Иначе я бы уже летела домой ближайшим

рейсом.

Брови Александры удивленно поднимаются.

– Тина? О боже. За тобой присматривает Тина? Это всѐ объясняет.

Лимузин довозит нас прямо до апартаментов Модел Сити на Манхэттене. Александра

говорит, что это неподалеку от Вашингтон-Сквер-парк. Мне это ни о чем не говорит, потому что я

никогда не слышала об этом парке, но еѐ интонации подсказывают, что я должна радоваться,

поэтому я так и делаю.

Я ожидаю чего-то, похожего на дом Кассандры, но не расположения в многоквартирном

доме. Представляю себе роскошный бархат, невероятные картины и потрясающий вид на

известные места вроде Эмпайр Стейт Билдинг. Однако когда мы втискиваемся в крошечный

лифт, я понимаю, что заблуждалась. Сильно заблуждалась.

Квартира включает в себя крошечную гостиную и три спальни с двумя двухъярусными

кроватями в каждой; из окон открывается вид на пожарную лестницу соседнего здания. Никакого

бархата и картин, только необходимая мебель, которой не видно под кучей раскиданной одежды.

– Добро пожаловать! – говорит Александра. – Разве здесь не здорово? Крутое место.

Сладенькие, есть кто живой? Александра дома! И угадайте, что? Я привела подопечную Тины ди

Гаджиа! Ву-у!

Я стою столбом минуты две, пока оглядываю обстановку. Как будто мы в школьной

поездке, но без учителей. Здесь царит хаос и сильно пахнет вареными хотдогами, дезодорантом и

спреем для волос. Дверь ванной комнаты распахивается и внутри обнаруживается девушка,

чистящая зубы у раковины, ой, совершенно голая. Она поворачивается и дружелюбно машет мне

рукой. Голая. Абсолютно. Если не считать резинку для волос. Я скучаю по маме.

Но держу пари, наверняка и Лили Коул, и Линда Евангелиста проходили через то же

самое, – по крайней мере, в самом начале карьеры. Жду не дождусь, когда я смогу рассказать об

этом Аве. Это совсем не похоже на ту жизнь моделей, которую она представляла себе. На фоне

этого наша спальня дома выглядит роскошной.

– Для тебя тут записка, – кричит Александра. – Она была на твоей подушке. Кстати, твоя

кровать – вот эта. – Она указывает на нижнюю койку с почти не мятым одеялом, которую в

данный момент кто-то использует в качестве шкафа. Она покрыта миниюбками, джинсами,

топами на косточках, свободными свитерами и пиджаками с поясом. Я бы с удовольствием носила

почти любую вещь из этой кучи, но в данный момент мне интересно, как я должна спать здесь.

Я читаю сообщение, написанное на плотной белой бумаге, украшенной изображением

шокирующе розовых туфель:

– ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В НЬЮ-ЙОРК, ПРИНЦЕССА!

ВСТРЕТИМСЯ В ХЕЛПМЭН В ТРИ ЧАСА.

ВОЗЬМИ ТАКСИ.

ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

ТИНА

Я смотрю на свои часы. Разница во времени сбивает с толку. По моим ощущениям, уже

вечер, однако в Нью-Йорке сейчас всего лишь полтретьего. Мне как раз хватает времени, чтобы

сменить джинсы, накрасить губы блеском и найти таксиста, который знает, где находится

Хелпмэн. Когда мы останавливаемся у элегантного здания из красного кирпича, остается минута

до назначенного часа.

В принципе, хорошо, что я постоянно куда-то спешу, потому что это отвлекает меня от

мыслей о том, что будет происходить завтра и послезавтра. Константин и Рид. Рудольф Рейссен.

Гадюка. Полная ванна змей. Да, я сказала маме с папой, что все хорошо, но размышлять обо всем

этом жутковато, так что я стараюсь не думать.

Вместо этого я делаю быстрый вдох и любуюсь зданием. В любом случае, это не Нью-

Йоркский небоскреб. Это всего лишь пятиэтажка и, на самом деле, похоже на старомодный склад

или, возможно, большую школу. У здания арочные окна, много металлических конструкций и

крутые ступени, ведущие к двойным дверям. Жаль, что у меня нет времени, чтобы

сфотографировать здание на телефон. В любую секунду я могу опоздать, и это будет

непрофессионально.

Когда я поднимаюсь на крыльцо, словно из ниоткуда появляется молодой мужчина в

зеленой униформе и открывает передо мной двери. О, понятно. Не школа или склад. Хелпмэн –

это отель. Разумеется.

Я оказываюсь в темном и роскошном лобби, пахнущем сандаловым деревом и специями.

Посреди помещения меня ждѐт Тина в чѐрном шерстяном пальто и фиолетовых сапогах, на вид

сделанных из шерсти яка. Рядом с ней стоит большая темно-лиловая магазинная сумка со

скромным ярлычком МАЛБЕРРИ на уголке. Когда Тина замечает меня, она распахивает свое

пальто и подходит, чтобы поприветствовать меня воздушным поцелуем.

– МИЛАЯ! Ты это сделала! Добро пожаловать в мой город! О боже! Что это у тебя на

плече? Тебе нужно вот это.

Мы усаживаемся в соседние кресла, и я открываю темно-лиловую сумку. Внутри неѐ

находится хлопчатобумажный мешок, а в нѐм, наконец-то, – незаменимая сумка от Малберри.

– Это просто вещица, – говорит Тина, небрежно взмахивая рукой. – Не благодари меня. Я

работала с Малберри над ними. Это просто маленький подарок невероятной тебе. А теперь –

переходим к ТЕБЕ. Сегодня мы готовимся. Завтра у нас съѐмки. Потом несколько кастингов и

можем развлекаться, ладно? Ну, по крайней мере, ты можешь. Первым делом, я должна лететь в

Лос-Анджелес, потому что Тайре нужно побеседовать со мной, но тебе шестнадцать лет и у тебя

всѐ будет в порядке, верно, принцесса? Ты будешь наслаждаться СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ.

Разговаривая, мы проходим к лифтам и поднимаемся на четвертый этаж отеля. Мы

выходим в коридор, который, кажется, целиком облицован мрамором. Мраморный пол,

мраморные стены, даже настенные светильники из мрамора. Проходим в отделанную мрамором

комнату с шестью хромированно-кожаными стульями, стоящими перед зеркалами.

Парикмахерская. Самый шикарный салон, который я могла бы себе представить.

– Знакомься, это Джейк, – говорит Тина. – Джейк Эмерсон. Он будет работать с тобой

завтра, так что сегодня мы тебя красим. Ты будешь ВЕЛИКОЛЕПНА.

Джейк Эмерсон невысокий, как Тина, с объѐмной прической, в тесных джинсах, блейзере в

обтяжку и с широкой улыбкой.

– Мне нравится твоя сумка, – говорит он, любуясь моей обновкой. Можете идти, мисс

Джи. Мы с ней управимся за полтора часа. А теперь, Тед, дай-ка взглянуть на тебя. У тебя

очаровательное лицо.

Мне нравится Джейк. Очень нравится. Он объясняет, что собирается покрасить мои

волосы в особенный оттенок золотого, чтобы соответствовать логотипу «Константин и Рид».

Затем пара его помощников наносят краску на мою голову и заворачивают в фольгу под

руководством Джейка. На данный момент мои волосы длиной всего лишь полтора дюйма в самом

отросшем месте. Я бы не сказала, что этого достаточно для окрашивания, но Джейк уверен, что

все будет хорошо. Его собственные волосы покрашены в шесть разных оттенков блонд, уложены в

небрежную прическу в стиле помпадур34 и выглядят великолепно, что обнадеживает. Тем

временем, он болтает о моделях, с которыми он недавно работал, и в их число входят многие

девушки, о которых я слышала, и несколько неизвестных мне. Это словно высидеть эпизод "Топ-

модель по-американски".

Результат невероятен. Мои волосы сияюще-золотые, глянцевые и великолепные. Конечно,

всѐ ещѐ очень короткие, но гладко причесанные, как плотно облегающий блестящий шлем. Они

выглядят лучше, чем когда-либо раньше. Я так признательна за мою новую изумительную голову,

что даже не знаю, как это передать словами. Как ни странно, когда Джейк видит мой счастливый

потрясенный взгляд, у него на глазах выступают слѐзы.

– Я знаю, прелесть моя, я знаю, – говорит он, обнимая меня перед зеркалом.

Девушка, глядящая на меня из отражения... притягивает взгляд. Даже круче, чем на

обложке i-D. Интересно, что Тина запланировала для меня дальше.

Она снова появляется в самый подходящий момент и ведет меня в подвал, где находится

роскошный спа-салон. Женщина в бледно-зеленом жакете в восточном стиле и в укороченных

брюках отводит меня в помещение с успокаивающей музыкой, где меня шлифуют, массируют и

всячески балуют, пока я ощущаю легкость и пустоту в голове от нереальности происходящего. От

этого, а ещѐ от того, что последний раз я ела во время полета. На самом деле, я настолько голодна,

что это отвлекает от мыслей о позировании для Рудольфа Рейссена, что, в общем-то, неплохо.

Тем не менее, когда Тина в очередной раз приходит за мной, я намекаю, что было бы

неплохо что-нибудь съесть.

Она удивляется и смотрит на свои часы.

– Хорошо. Я не думала, что уже так поздно. Пойдѐм поищем что-нибудь.

Какое облегчение. По пути сюда такси проезжало мимо множества привлекательных

ресторанчиков, кафешек и закусочных. Не могу дождаться, когда же смогу исследовать их.

– Чего бы тебе хотелось? – спрашивает Тина.

Пожимаю плечами в ответ.

– Чего угодно. Честно. Может, бургер?

Она слегка вздрагивает.

– Как насчет большого куриного сэндвича? Я привыкла питаться такими в Бруклине.

– Восхитительно, – согласилась я.

– Я знаю превосходное место.

34 Длинные зачесанные назад или высоко уложенные волосы и коротко стриженные бока.

На максимальной скорости мы отправляемся из отеля в обратный путь мимо всех

местечек, которые я разглядывала по дороге сюда, и от аппетитных ароматов у меня громко урчит

живот. Наконец, мы добираемся до узкого здания со стеклянным фасадом безо всяких вывесок на

двери.

"У Маркуса", – говорит Тина с ликующей улыбкой. – Открылся в прошлом месяце. ВСЕ

мечтают сюда попасть. Иди за мной.

Это место не отвечает моим представлениям о ресторанах. Возможно, магазин Apple, но

никак не место, где можно раздобыть еды. Внутри находится крошечная стойка регистрации и

широкая лестница, ведущая вниз. Я заглядываю через перила, чтобы рассмотреть огромное

помещение, заполненное маленькими столиками, официантами в униформе и клиентами в

костюмах и дорогих платьях. Воздух наполнен звоном бокалов и гулом голосов.

– Разве это место не ПОТРЯСАЮЩЕЕ? – перекрикивает Тина окружающий нас шум.

Выглядит пугающе. Я бы с куда большим удовольствием оказалась в МакДоналдсе, но это

было бы чѐрной неблагодарностью. Я иду следом за Тиной, когда она занимает нам столик, и жду,

пока она не сделает заказ.

– Два больших куриных сэндвича, – говорит она официанту, обслуживающему наш

столик. На нѐм надет смокинг и галстук-бабочка, и мужчина выглядит так, будто собрался

провести ночь в опере. Он не похож на парня, подающего сэндвичи, и, конечно, его губы кривятся,

когда он сообщает, что шеф-повар не готовит подобные блюда.

Тина пренебрежительно отмахивается рукой.

– Для меня готовит. Скажите ему, что это Тина, и я хочу такие же сэндвичи, которые он

готовил в Сохо Хауз. Но с кучей рукколы, только домашними помидорами и без майонеза. И это

место ВЕЛИКОЛЕПНО. Я расскажу о нѐм своим друзьям. Кстати, это Тед Ричмонд. Она станет

новенькой горячей штучкой в Нью-Йорке. Вы уже В ВОСТОРГЕ от неѐ?

Официант повторно смотрит на меня, и на этот раз его взгляд задерживается. Думаю, он

любуется моими волосами. Сегодня они действительно изумительны, так что я не виню его. Я

дружелюбно улыбаюсь мужчине, и вскоре он снова появляется возле нашего столика, с тарелками,

заваленными несколькими слоями курицы, тостами и сложно оформленными листьями салата.

Вот теперь моя улыбка ослепительна. Эта еда мне просто необходима.

– Ну, разве не райское местечко? – говорит Тина, пальцами вытаскивая курицу из

сэндвича. – Мне всегда нравится, когда открывается новое место. Практически невозможно

заполучить свободный столик, но ты тоже сможешь, принцесса, потому что теперь они тебя

запомнят. Не ешь это.

Она вынимает сэндвич у меня из рук (которыми я довольно неуклюже пытаюсь сжать все

ингредиенты вместе – ну а как ещѐ это есть?) и убирает из него тосты, кусочек за кусочком. Затем

кладет их на свою боковую тарелку, а на мое блюдо вилкой перекладывает курицу и листья салата.

– Почему? – спрашиваю я. У меня нет непереносимости глютена или чего-то ещѐ. Я

полагала, что она в курсе. Я имею в виду, мы обе мега-худые. Не похоже, что нам нужно похудеть.

– Углеводы, – коротко отвечает она.

– Но я в них нуждаюсь, – объясняю я. – Умираю от голода.

– Это изменится, когда ты съешь всю эту курицу.

– Мне этого не хватит.

Мне не нравится спорить с Тиной, но спорить с моим желудком ещѐ хуже, а несколько

кусочков курицы и помидоров его сейчас не осчастливят – совсем нет.

Тина откладывает свою вилку и вздыхает.

– Я не хочу, чтобы завтра у тебя были маленькие мешки для Руди. Не дай бог. И теперь ты

будешь учиться есть в умеренных количествах, принцесса. Оглянись вокруг.

Она указывает на сидящую за ближайшим столиком женщину с широковатыми бедрами, в

тесных шерстяных брюках, и содрогается.

– Но я должна питаться, – объясняю я. – Я ещѐ расту.

– Конечно, – говорит Тина, подзывая официанта, чтобы он убрал тарелку с тостами –

очевидно, они еѐ беспокоят.

– Но однажды ты прекратишь расти. И тогда тебе нужно будет контролировать каждый

фунт веса. Часы в тренажерке. Тотальный подсчет углеводов. Лучше начать прямо сейчас, чтобы

это вошло в привычку. Нет ничего плохого в том, чтобы ощущать легкий голод. Это сократит

время в тренажерном зале. Мы не хотим, чтобы ты растолстела.

Еѐ слова звучат благоразумно, но вот мой желудок с этим категорически не согласен. На

самом деле, я практически не понимаю, о чѐм ещѐ мы говорим остаток ужина, потому что в

основном пытаюсь заглушить урчание живота. Я рассеянна даже тогда, когда Тина прощается со

мной, желает удачи на завтра и напоминает о том, чтобы я легла пораньше. И в своѐ второе

появление в апартаментах я мчусь на кухню и съедаю полпачки печенья Орео, которое нахожу в

глубине шкафчика.

После этого окружающая действительность кажется куда лучше. Я нахожу свою кровать,

перекладываю одежду на чьѐ-то ещѐ одеяло и переодеваюсь в удобный свитер. В гостиной пара

девушек смотрят "Самые разыскиваемые в Америке"35 по телевизору. Я полагала, что это какое-то

шоу вроде "Топ-модель по-американски", но оказалось, что оно о серийных убийцах. Несмотря на

это, было что-то расслабляющее в том, чтобы просто тихо сидеть рядом с другими девушками,

ничего не делая. Это напомнило мне о тех временах, когда мы с Авой вместе смотрели

детективные шоу и старые фильмы. Она сегодня виделась с Джесси. Интересно, как у них дела.

Я обнимаю колени и дрожу. Трудно поверить, что всѐ это происходит в Нью-Йорке.

Наконец, одна из девушек начинает сердито оглядываться по сторонам. Чей-то телефон

всѐ звонит и звонит. У него знакомый пронзительный рингтон, и я удивляюсь, почему никто не

берѐт трубку, но только полминуты спустя осознаю, что это мой телефон. Не новый, модный

айфон, который мне предоставили в Модел Сити на время поездки, а старый раздолбанный Sony,

валяющийся на самом дне моей старой сумки. Мама уже звонила на новый номер, чтобы

убедиться, что у меня всѐ в порядке, так что мне интересно, кто же звонит сейчас на этот. С

прибавкой международного кода я не узнаю номер.

– Дэйзи? – спрашиваю я, удивляясь тому, что она не боится потратить кучу денег на

звонок в такую даль.

– Привет. Тед? Это Ник. Ник Споук.

– Ник? Ник? Ээ, привет.

Ого, ничего себе! Он звонит мне в Нью-Йорк. В смысле, почему вдруг? Но, ничего себе! Я

пытаюсь замедлить сердцебиение и казаться крутой и утонченной, а не паникующей и смущенной.

– Извини, что так поздно, – говорит он после паузы.

Я смотрю на часы, смущенная ещѐ больше.

– Ещѐ не поздно.

– Сейчас час ночи!

– Да нет, – говорю я, – Сейчас восемь вечера.

– Что? Ты где?

– В Нью-Йорке, – объясняю я. – А почему...?

– Нью-Йорк? Ты в Нью-Йорке?

– Да, у меня съѐмки утром.

– О. Точно. – До этого его голос был взволнованным. Сейчас он ужасно холоден. Снова

абсолютно Кошмарный Мальчик. – Ясно. Я звонил, чтобы выяснить, почему твоя сестра недавно

рассталась с Джесси. Он остался здесь и только что сообщил мне это. Но я полагаю, что раз ты в

Нью-Йорке, это тебя не касается.

– Что? Нет! Ты не так понял, – настаиваю я, быстро перемещаясь в ванную комнату,

чтобы хоть как-то уединиться. Я закрываю дверь и приседаю в душевой кабинке – здесь нет

ванны – сгорбившись в уголке с задранными до ушей коленями. – Наверняка это Джесси порвал

с Авой. Как он мог так поступить?

Ещѐ одна пауза в разговоре.

– Нет, – говорит Ник резким твѐрдым голосом. – Я думаю, Джесси всѐ верно понял. Она

сказала ему: "Я изменилась. Мы больше не можем быть вместе." И ещѐ Ава запретила ему звонить

ей. Я сказал, что это она порвала с ним, ясно? Он просто разбит. Я должен понять, в чѐм проблема.

О, нет. Теперь мне всѐ ясно. Бедная Ава. Она всѐ это время отталкивала Джесси, боясь, что

еѐ опухшее лицо и изможденное тело вызовут у него отвращение.

35 America’s Most Wanted – передача с необычной идеей «охоты на человека» – о преступниках, объявленных

полицией в федеральный розыск. Ловить их должны при помощи вышеозначенной передачи и

всеамериканской зрительской аудитории.

– На самом деле, она не это имела в виду, – начинаю объяснять я. – Когда она сказала,

что изменилась, она подразумевала своѐ опасение, что он разлюбит ее. Она просто испугана. Но я

уверена, что она ошибается. Разумеется, он...

– Погоди, – говорит Ник. – Так ты в Нью-Йорке?

– Ну да, я так и сказала.

– Это означает, что ты не собираешься участвовать в церемонии бритья голов, которую

планирует Ава? Джесси мне всѐ об этом рассказал. Я думал, что это была отчасти и твоя идея. И

ты знаешь, что? Я был очень впечатлен этим. Я думал, что ты отличаешься...

– Ну, я...

– ... и ты действительно отличаешься, если подумать. Когда-то я встречал довольно

злобных моделей, но ты дашь им всем фору. Я имею в виду, ты не будешь там для поддержки всех

этих детей, больных раком? Классика. Поздравляю.

Он смеѐтся. Он на самом деле смеѐтся.

Я так зла, что даже не могу говорить. Мне приходится несколько секунд глубоко дышать,

прежде чем ко мне возвращается способность говорить.

– Слушай, Ник. Это Ава хотела, чтобы я поехала сюда. Она в восторге от того, что я

получила работу. Отстойное время, но я не виновата. И с какой стати ты решил, что имеешь право

указывать мне, что делать?

Но я практически уверена, что он повесил трубку после моего "Слушай, Ник". Тишина в

трубке. Моя ярость пролилась где-то на полпути через Атлантический океан.

Целую вечность я сижу, трясясь, в душевой кабинке, пока кто-то не начинает громко

стучать в дверь, напоминая, что ванная комната является общественным достоянием. Затем я

переодеваюсь в пижаму и залезаю под своѐ позаимствованное, колючее и пахнущее чужими

духами одеяло, и лежу там, все ещѐ сотрясаясь, пока Александра укладывается в кровать над моей,

и звук еѐ дыхания постепенно переходит в сонное сопение.

По крайней мере, поначалу. Вскоре она храпит, как поезд, едущий через туннель. Обычно

подобное мешает мне, но этой ночью совершенно не имеет значения. Грубость, озлобленность и

тупость Ника гораздо сильнее раздражает, чем любой шум, который она могла бы произвести.

Да кем он себя возомнил? Он не осознает, какую крошечную роль играет моѐ присутствие

в больнице. Он не понимает, насколько важна для меня эта работа. Это огромный шанс доказать

самой себе – я могу делать что-то креативное и быть реальной частью мира, в котором люди

носят жакеты из хвостов бумажных змеев и одеваются как монгольские воины. Найти себя как

личность, по словам Тины.

Если у меня будет успешная карьера, я смогу помочь всем. Конечно, я бы не хотела

находиться прямо здесь и сейчас, но у меня нет выбора. Я хочу быть удивительной, чтобы моя

сестра могла мной гордиться. Она написала мне записку и засунула еѐ в сумку: "Carpe Diem"36 –

Лови Момент. Что ещѐ я должна была делать? Я не знала, что она собирается совершить такую

глупость, как порвать с любовью всей своей жизни, как только я взойду на самолет.

Ненавижу Ника Споука. Больше, чем Кэлли Харвест и Дина Дэниэлса вместе взятых. Я

действительно ненавижу его.

В конце концов, я слышу, как две девушки, хихикая, уходят в клуб, и удивляюсь, как

сейчас может быть уже полтретьего ночи. Ручаюсь, я не буду выглядеть завтра лучшим образом, и

это полностью вина Ника.

Глава 35.

– Боже, у меня есть пара туфель на шпильке от Прада такого цвета, но с твоими глазами

он смотрится не очень. Электрик37? Чем ты занималась прошлой ночью?

Миранда, мой визажист, явно не в восторге.

– Пыталась уснуть, – говорю я. – Я не шаталась по клубам, клянусь.

Она поджимает губы и ищет в своих запасах более плотный консилер.

– Проблема с бойфрендом?

36 Carpe diem (лат.) – «живи настоящим» (дословно «лови день»), часто переводится как «лови момент».

37 Электрик (Electric blue) – цвет, определяемый как голубовато-синий или синий с серым отливом.

Я яростно мотаю головой.

– О, правда? – она улыбается. – Знаю я этот взгляд. Он словно говорит: "Он не мой

бойфренд". И это, безусловно, означает проблемы с бойфрендом.

Она дружелюбно смеѐтся и не придает значения моему мрачному выражению лица,

которое транслирует, что она неправильно всѐ поняла о нас с Ником. Я не собиралась

рассказывать ей о Нике. Но как можно быть таким бессердечным? В любом случае, Ава прислала

мне пожелание удачи по смс с утра и сообщила, как она рада за меня и как ПОТРЯСАЮЩЕ всѐ

сегодня пройдѐт, и всѐ это только доказывало, насколько неправ был вчера Ник Споук.

Ава права. Я в Нью-Йорке, в студии ведущего фотографа, окруженная командой

визажистов, стилистов, маркетологов, ассистентов, техников. Есть даже девушка, единственная

работа которой, кажется, убедиться, что у меня достаточно клубники в шоколаде, чтобы

пополнить мои запасы энергии. Меня доставили сюда с утра пораньше на лимузине с другим

водителем, который привез свежие рогалики, любезность от Нью-Йоркского коллеги Фрэнки из

Модел Сити. (Чистые углеводы. Слава богу, Тины не было со мной в машине).

Из стереосистемы звучит джаз, я могу смотреть на Статую Свободы, если немного вытяну

шею, сидя в кресле визажиста, и абсолютно все В ВОСТОРГЕ от моей прически. Даже тѐмные

круги у меня под глазами – ерунда, с которой запросто справились несколько слоев корректора

Toucheclat от YSL. Я снова Зена – и я собираюсь красоваться на рекламных щитах и задней

обложке каждого журнала, о котором вы когда-либо слышали.

Я слегка в восторге, и это правда, от Рудольфа Рейссена. Он встретил меня в дверях студии

и оказался великолепным образцом мужской красоты Тома Форда в сочетании с неиссякаемой

энергией Тома Круза. В самом деле, он сам должен блистать в журнале или на киноэкране. В

реальной жизни он просто слишком... велик... в каком-то смысле. Рудольф заглянул мне глубоко в

глаза, медленно поцеловал руку и прошептал:

– О, да. Жду с нетерпением, когда мы начнѐм с тобой работать, Девочка-Гадюка.

Мне пришлось сопротивляться желанию захихикать. Но это желание вскоре само пропало,

когда я увидела размер студии Рудольфа – больше, чем вся наша квартира – количество

мечущихся людей, кучу дорогостоящего оборудования и кабелей повсюду, и массивную овальную

ванну в другом конце помещения. Она установлена на сцене с лестницами со всех сторон, так что

Рудольф может охватить еѐ с любого ракурса. Превосходно для Рудольфа, но немного пугающе

для школьницы из южного Лондона, которая бы предпочла, чтобы сейчас мама держала еѐ за руку

и сказала, что всѐ будет хорошо.

К счастью, ко мне подошел Эрик Блох, пробравшись через все эти сплетения кабелей на

полу, в привычной мятой рубашке и босиком, и поприветствовал меня, как старого друга. Так

здорово видеть его здесь. Он представил меня Миранде, и она увела меня в гардеробную зону

позади, где казалось намного тише и не так БЕЗУМНО, как выразилась бы Тина.

У Миранды есть характерная доска, которую она сделала для Рудольфа, чтобы

продемонстрировать, как будет выглядеть мой макияж в стиле гадюки. Он включает в себя много

мерцающей помады, зеленые и золотые тени для век и накладные ресницы. Я смотрю в зеркало,

пока моѐ лицо постепенно превращается во что-то сияющее и привлекательное. Приходит

девушка по имени Кэнди, чтобы сделать мне соответствующий маникюр. Пока они работают, мы

болтаем.

– Итак, с кем ещѐ ты работала? – спрашивает Миранда.

– Практически ни с кем, – признаюсь я. – Моя первая настоящая съѐмка была для Эрика,

и это произошло всего несколько недель назад.

– Серьѐзно? – задумчиво переспрашивает Миранда. – Боже, что произошло? Кто тебя... в

смысле, ты должна знать довольно влиятельных людей, чтобы заполучить эту работу.

– Ага. Тина ди Гаджиа.

Она кивает.

– Ясненько. Это реально бешеная леди.

– Ты в курсе, что она когда-то была всего лишь нелепым ребѐнком из Бруклина? –

встревает Кэнди.

– Ага, она говорила, – отвечаю я, с улыбкой вспоминая беседу с яхты.

– Она ходила в старшую школу с моим кузеном, – продолжает Кэнди. – Один день:

придурковатая девица в очках; следующий день: привет, Vogue. Это было как с Дурнушкой

Бетти, только не за четыре сезона, а всего за один.

– Она сказала, что еѐ брат был в восторге от еѐ превращения, – добавляю я.

Кэнди замолкает и косится на мой свеженарисованный зелѐный маникюр.

– Брат? Какой ещѐ брат?

– Тот, который умер.

Она поджимает губы.

– Неа. Не было никакого брата.

– Да нет же, был у неѐ брат, – уверяю я Кэнди, удивляясь, что ей неизвестна эта часть

истории. – У него была опухоль мозга. Это было ужасно.

– Не знаю, от кого ты это услышала, милая, – Кэнди хмурится, переходя к следующему

ногтю. – Мой кузен знаком с ней много лет. Совершенно точно, она единственный ребенок в

семье. Расскажешь?

– Закрой-ка глаза, – перебивает Миранда. – Потому что я собираюсь кое-что распылить

на тебя.

Я сижу с закрытыми глазами и чувствую себя сбитой с толку. Как я вообще могла

перепутать что-то такое важное, как был ли брат у Тины или нет? Кажется, она сказала это

совершенно чѐтко. Я думала, что эта беседа была очень важной. Она была обо мне, вылезающей

из своей "куколки", разве нет? Поиск себя как личности. Сейчас я вообще уже не уверена, что

разговор был об этом. Мне бы хотелось, чтобы Тина была сейчас не в Лас-Вегасе, и я могла бы

уточнить.

Когда Миранда с Кэнди закончили свою работу, моей собственной маме понадобилось бы

как следует приглядеться, чтобы узнать меня. Я зеленая с золотом, сверкающая и опасная.

Немного похожа на рептилию, но в хорошем, сексуальном смысле. Выгляжу потусторонне и

СОВЕРШЕННО не похожа на моего дядю Билла или ещѐ кого-нибудь, носящего фамилию Траут,

или прозвище Пятница. Я выгляжу как произведение искусства. Миранда очень, очень хороша в

своем деле.

Джейк Эмерсон прибывает в сопровождении ассистента и приступает к полировке моих

бледно-золотых волос до абсолютного блеска, приводя в порядок практически каждую прядку.

Пока он занимается этим, женщина с зачесанными назад волосами, с головы до ног одетая в

Армани, подходит ко мне представиться. Еѐ зовут Диана, и она отвечает за рекламную кампанию

Гадюки. Она очень тихая и очень строгая, и все остальные в помещении выглядят такими же

испуганными, как и я. Сегодня она клиент и вторая по важности персона здесь после Рудольфа.

Однако даже Диане, кажется, нравятся мои волосы и макияж. Хорошо.

Следующей подходит гораздо более юная девушка в старом свитере и джинсах. Это Джо,

главный стилист, она заботится о моем облачении. Она протягивает мне с улыбкой довольно

небольшую плоскую коробку.

– Ты определенно влюбишься в это, – говорит она. – Это из Майла, чистейшее

французское кружево, оно стоит пару сотен баксов. Поострожней с ним!

Она разворачивает папиросную бумагу и аккуратно вытаскивает что-то из коробки. Вещь

телесного цвета, нежная, и в определенном смысле, очень красивая. Есть всего лишь одна

крошечная загвоздка.

ЭТО – крошечное. Стринги. Они с легкостью уместятся в моей ладони.

За этим следует небольшая пауза, пока модель (а это я) присматривается. Этот сезон был

посвящен объѐмным вещам. Всѐ, что я до сих пор примеряла на съѐмках, состояло из большого

количества объѐмных тканей. Этот клочок кружева мог бы пролезть через пуговичную петлю

пальто от Miss Teen.

– Я думаю, что тут какая-то ошибка, – шепчу я.

– Никаких ошибок, – говорит Джо. – Сексуально, разве нет? Ужасно, что никто этого не

увидит. Вещь будет скрыта под змеями. Я только что видела их тут. Целые ведра змей.

Огромное облегчение.

– Вы уверены? Я имею в виду, это точно? Я буду полностью прикрыта?

– О, да. Эта вещица лишь для того, чтобы у тебя был правильный настрой.

Лааааадно. Какой настрой должны мне придать кружевные стринги? Ну кроме

дискомфорта. Я продолжаю пялиться на коробку. Безусловно, это самая крошечная из всех вещей,

которые я когда-либо носила.

Джейк объявляет, что на данный момент он закончил с моими волосами. Пора одеваться. В

стринги. Там больше нет никакой одежды.

– Хочешь, чтобы я помогла тебе с этим? – спрашивает Джо.

– НЕТ! – закашлялась я. – В смысле, нет, спасибо. Я справлюсь.

– Осторожней с ними. Кружево очень тонкое, ты в курсе?

Как кто-либо может помочь со СТРИНГАМИ? Я, правда, не хочу это знать. Кажется,

вокруг примерочной зоны слоняется множество людей, так что я проскальзываю в ванную

комнату и переодеваюсь там, очень осторожно и самостоятельно. Затем я закутываюсь в огромный

махровый халат, который мне предоставили, и поражаюсь, как люди вроде Кэлли Харвест носят

стринги каждый день ради собственного удовольствия.

Было бы так здорово, если бы Ава находилась сейчас рядом, поддразнила меня по этому

поводу и подсказала, как сделать это чуть менее дискомфортным. Я просто должна запомнить это,

чтобы потом описать ей со всеми кровожадными подробностями, когда вернусь домой. Надеюсь,

рассказ немного развеселит еѐ после неудачи с Джесси. Интересно, как она себя сейчас чувствует?

Но у меня нет времени размышлять об этом. Как только я выхожу, Рудольф удовлетворен

подготовкой места действия. Я подхожу к ванне, уже наполовину заваленной тонкими,

эластичными змеями, и ещѐ пара ведер с ними стоят наготове рядом. Достаточно, чтобы прикрыть

меня. Я никогда раньше так не радовалась при виде кучи искусственных змей. Единственная

проблема вот в чѐм – как мне забраться под них, чтобы все не пялились?

Джо чувствует моѐ смущение и как-то отправляет Эрика, Рудольфа, Диану и техников в

другую часть помещения. Теперь она нравится мне чуточку больше. Она держит передо мной

банный халат, как ширму, пока я залезаю в ванну и закапываюсь под змей. Затем она насыпает

сверху ещѐ рептилий, пока я не оказываюсь погребена под ними. На самом деле, теперь не так уж

и плохо. Они нагрелись под лампами и укрывают меня, как удобное одеяло. После моей отстойной

ночи было бы восхитительно просто прилечь здесь и поспать. Но вряд ли мне заплатят такую кучу

денег за сон в ванной.

– Готова? – окликает Эрик.

– Угу, – отзывается Джо.

Постепенно все направляются обратно на съѐмочную площадку. Я продолжаю

расслабленно валяться, пока Эрик проверяет свет, а Рудольф распределяет своих ассистентов

вокруг, выкрикивая инструкции.

Я нахожусь в студии на Манхэттене, освещенная дюжиной прожекторов и

высокотехнологичных отражателей. Миранда поблизости, чтобы убедиться, что моѐ лицо сияет,

как следует. Джейк наблюдает за моими волосами, как коршун, вдруг волосок выбьется из

причѐски. Джо аккуратно раскладывает змей вокруг меня. Рудольф уже негромко

переговаривается с Дианой, изредка поглядывая в мою сторону.

Так вот оно как, быть топ-моделью. Сексуально, нервно – и довольно вонюче, эти

резиновые змеи нагрелись под лампами. На самом деле, я начинаю задаваться вопросом,

справлюсь ли я, когда Эрик требует сменить музыку. Джаз сменяется барабанным ритмом нью-

вейв. О боже, Blondie – для меня. Помещение внезапно заполняется песней ―Rapture‖ в

исполнении Дебби Харри. Эрик перехватывает мой взгляд и подмигивает. Это как раз то, что мне

нужно: сочетание Нью-Йорка и Дейзи. Эрик действительно милый парень.

Мы готовы. Диана садится за монитор, чтобы оценивать снимки, когда Рудольф будет их

делать.

– Ладно! – говорит он. – Тед, сейчас ты должна продемонстрировать мне ядовитый

змеиный взгляд. Покажи, почему именно ты самая крутая девушка Нью-Йорка. Приподнимись

немного. Больше плеч. Давай немного развлечѐмся.

Довольно сложно удерживать нужную позу посреди змей, демонстрируя достаточную

часть колена и плеч, и убедиться, что глаза отражают свет должным образом. Когда я готова, я

освобождаю свою голову от всего кроме Зены и выдаю ему взгляд Королевы Воинов.

Рудольф улыбается в ответ, но скорее вежливо, чем восхищенно. Ой.

После нескольких кадров он присоединяется к Диане за монитором. Она выглядит очень

чопорной в своем строгом жакете и волосами, заплетенными во французскую косу. Ей бы

посидеть в ванне в стрингах. Диана и Рудольф тихо переговариваются некоторое время. Они

звучат не слишком удовлетворенно.

– Ладно, народ, нам нужно убрать несколько змей, – объявляет Рудольф. – Тед будто

утопает в масле.

Я вздыхаю с облегчением. По крайней мере, это не моя вина. Эрик подходит и вытаскивает

несколько змей с извиняющейся улыбкой. Рудольф оценивает картинку через видоискатель.

– Больше. Ещѐ больше. Все ещѐ выглядит, как масло.

Эрик вычерпывает еще. Куча змей на полу позади него растет, и один из техников

подходит и отодвигает их в сторону. Мое резиновое одеяло превращается в покрывало. Верх моей

груди начинает открываться, как и ноги до бедер, и некоторые участки живота. Я кидаю быстрый

взгляд на своѐ тело. Это похоже на бикини. Бикини без бретелек. По крайней мере, никому не

видно стринги. Я так думаю. Но теперь Эрик отошѐл, и я снова смотрю в камеру Рудольфа,

пытаясь передать ему магический выстрел глазами.

Сконцентрируйся. Сконцентрируйся, Девочка-Гадюка.

Мы работаем на протяжении нескольких песен Blondie, но Рудольф всѐ ещѐ недоволен.

–Ладно, детка, я устал. Не сверкай на меня, а пламеней. Эта Девушка-Гадюка – не снежная

королева, она – вулкан. Тлей, как угли, крошка.

Я останавливаюсь, смущѐнная. Я никогда раньше не была вулканом, и когда пытаюсь

представить это, на ум в первую очередь приходят слишком острые тайские закуски. Разумеется,

это не то, что нужно Рудольфу. "Вулкан" больше похож на "Вампиршу", и это точно не лучший

момент в моей жизни. Это совсем не так, как с Эриком. Происходящее значительней, гораздо

сложнее и в целом более... публично. Хотела бы я, чтобы Тина была здесь, она могла бы меня

воодушевить. И возможно, она объяснила бы мне эту ситуацию с еѐ братом. Конечно, она не

могла соврать моим родителям о чѐм-то настолько важном, ведь правда? Это все ещѐ беспокоит

меня.

– Сфокусируйся! – окликает Рудольф. – Где ты витаешь, Змейка? Смотри на меня. Давай,

милая, покажи мне тлеющий огонь! В чѐм проблема?

Рада, что он спросил.

– На самом деле, – говорю я. – Я представляла себе этот образ скорее как воительницу,

чем как вулкан. Ну, вы понимаете – храбрая и горячая, конечно, но не слишком...

Развратная. Я имела в виду, развратная. Могу ли я сказать "развратная"?

– Не слишком какая? – довольно резко спрашивает Рудольф. На этот раз он не сверкает

зубами, потому что он не улыбается мне. Уже нет.

– Слишком... пламенеющая.

Пламенеющая. Что за идиотское слово. Неудивительно, что Рудольф хмурится.

– Хорошо, – говорит он таким тоном, которого я ещѐ не слышала. – Давай поступим, как

ты предлагаешь. Как ты еѐ себе представляешь. Потому что редактор Elle нанял тебя сделать

фотосессию в прошлом месяце, верно? Потому что ты только что вернулась со съѐмок десяти

страниц для русского Vogue в Сибири. О, погоди, нет. Это же был я.

Он смеѐтся, и вся остальная команда его поддерживает.

Я чувствую себя точно так же, как и в день "девушки в трусиках", когда мне пришлось

надеть севшую после неправильной стирки юбку. Или в тысячу раз хуже. Глаза жжет. Честно

говоря, я и не думала, что когда-то снова испытаю подобное. Где же Зена, когда я так в ней

нуждаюсь? Миранда подходит ко мне и притворяется, что поправляет мой блеск.

– Не обращай внимание, – шепчет она. – Он очень обидчивый. Тебе просто нужно

следовать его рекомендациям. Всѐ будет прекрасно, обещаю.

Так что я снова пытаюсь тлеть, игнорируя то, что змеи сваливаются с меня слева, справа и

по центру, и что запах перегревшейся резины вызывает у меня тошноту, и что, если бы мне только

правильно удалось показать мой воинственный взгляд, я уверена, всѐ смотрелось бы куда лучше.

Рудольф делает ещѐ несколько фотографий, но он по-прежнему бегает к монитору и выглядит

разочарованным.

– Извините! – окликаю я. – Прошу прощения. Я растерялась. Можно... можно прерваться

на минутку?

Рудольф вздыхает, смотрит на часы и опускает камеру. Очевидно, что я впустую трачу

чужое драгоценное время.

Стилист Джо подходит ко мне.

– Тебе что-нибудь нужно, малышка? Принести тебе что-то?

Я мотаю головой.

– Только халат.

Она держит его передо мной, пока я вылезаю из ванной и бреду в примерочную. Там к нам

присоединяется Диана, с обеспокоенным взглядом разглаживая свою юбку от Армани.

– Что-то случилось? Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает она.

– Это не совсем то, чего я ожидала, – объясняю я. – Ему нужно что-то... другое. Я знаю,

как быть воительницей, но не вулканом. Я не уверена, что справлюсь с этим.

– Ну, разумеется, справишься! – твердо говорит Диана. – Ты можешь показывать больше,

чем одно выражение, верно? Ты действительно блистала на тех тестовых снимках. Ты идеально

подходишь для этого бренда. Тебе просто нужно быть профессионалом, вот и всѐ.

Сейчас еѐ голос тоже звучит резко. Но она видит мой взгляд, дрожащие губы и кое-как

выдавливает из себя подбадривающую улыбку.

– Давай! Тебе понравится.

Она протягивает руку, чтобы стереть слезинку в уголке моего глаза.

– Тысячи девушек умоляли бы своих бабушек, чтобы поработать с Рудольфом. Я знаю,

тебе кажется, что он давит на тебя, но это потому что он хочет получить великолепный результат.

Это не просто рекламная кампания – это искусство. Тебе просто нужно быть храброй и рискнуть,

Тед. Вот как тебя заметили.

Через пять минут и три съеденных клубнички в шоколаде, я снова нахожусь под лучами

софитов, с подправленной причѐской и макияжем, стараясь быть профессионалом. Змеи

разложены вокруг меня. Не так много, как раньше. Возможно, бикини со стрингами. Вязаное

бикини со стрингами. Я опускаю взгляд, чтобы убедиться, что ничего лишнего не видно. И всѐ

прикрыто – пока ещѐ. Но даже папа не видел меня в таком неприкрытом виде с глубокого детства.

Если Дин Дэниэлс... Фу. Определенно, отвратительно. Мысль вызывает у меня тошноту. И они

собираются поместить фотографию на заднюю обложку миллиона журналов...

Эрик показывает Рудольфу поднятый вверх большой палец. Blondie снова врубают на

полную громкость.

– Лучше, – говорит Рудольф, – ещѐ раз. Хорошо, а теперь, очаровашка, мне нужен

пугающий взгляд. Достаточно. Добавь огня. Подумай о своем парне. Думай о вашем прощальном

поцелуе.

Непонятно почему, я думаю о Нике. Я сразу вспоминаю каждое сказанное им во время

ночного звонка слово, и насколько он заблуждается насчет Авы, и как сильно он меня взбесил.

Рудольф в ужасе отрывает взгляд от камеры.

– Хорошо, не о нѐм. Нам нужно что-нибудь... кто-нибудь... Кто тут самый

привлекательный?

– Эй! – Диана хихикает, все ещѐ глядя в монитор. Я не представляла, что она может

хихикать. Не похожа она на хихикающую дамочку. – Незачем спрашивать, Руд.

Все смеются. Не понимаю, почему. Затем краем глаза я замечаю, что Эрик вздыхает. Он

пожимает плечами и выглядит немного смущенным, но только слегка. Эрик явно привык к

разговорам о том, какой он милый, и я не удивлена, потому что здесь он самый очаровательный...

– ВОТ! Вот ОНО! – Рудольф возвращает камеру в нужное положение и начинает

щѐлкать. – Диана, как это смотрится? Продолжай в том же духе, малышка.

Он снова подходит к монитору, чтобы оценить отснятый материал, пока я пытаюсь

удерживать верное выражение лица. Я стараюсь изо всех сил. Правда. Я думаю о деньгах.

Пытаюсь притвориться, что не пялюсь на жениха супермодели, которую я никогда даже не видела,

и что все в этой полной профессионалов мира моды комнате не знают, что я в тайне мечтаю о нѐм.

И что я не сижу полуголая в ванне с вонючими искусственными рептилиями. И притворяюсь

вулканом. И что я не АБСОЛЮТНО ПОДАВЛЕНА.

Я хочу быть профи. Я приказываю своему мозгу дать сигнал глазам "пламенеть". Вместо

этого мозг самопроизвольно отключается и думает об Аве. Она сказала Джесси в точности то же

самое, что и мне: делай то, чего тебе хочется – это лучший вариант. Но в случае с Джесси она

думала совсем иное – она страшно скучала по нему, пока он был в отъезде. Так что она, конечно

же, не имела в виду этого, и когда говорила мне. Сейчас она напугана и одинока, и я нужна ей

куда больше, чем когда-либо раньше. И вместо этого я тут, практически голая, в ванне с

раскаленными змеями, "пламенею", потому что каким-то образом меня уговорили "искать себя".

Серьѐзно. Чем я думала?

И внезапно это поражает меня в самое сердце.

С того момента, как я натянула стринги, я исчезала.

Я в комнате, полной людей, которые пялятся на моѐ лицо и тело, как будто от этого

зависят их жизни (возможно, их работа действительно зависит от этого), и никто из них не

понимает, что я чувствую. Это не похоже на фотосессию с Эриком или дизайнером из хвостов

воздушных змеев. С таким же успехом я могла бы быть долькой дорогого фрукта.

А в это время моя сестра вынуждена справляться с химиотерапией, радиотерапией, этими

ужасными "десятью процентами" и разбитым сердцем, поддерживаемая только нашими

родителями. Мама, несомненно, плачет. Мне тяжело вынести мысль, что папа сейчас сломлен.

Теперь, без Джесси, я единственная опора для Авы. Королевы Воинов. Мы наконец-то начали

становиться настоящей командой.

– Ой, да ладно! – восклицает Рудольф, возвращаясь от монитора и снова глядя через

видоискатель камеры. – Сконцентрируйся! Это всего лишь одно простое выражение лица, детка!

Даже твои крошечные мозги могут справляться с ним хотя бы в течение десяти кадров!

Теперь мои "крошечные мозги" рассердились, но я больше не могу сдерживать слѐзы.

Объектив мгновенно схватывает их. Рудольф передает камеру ассистенту и сердито уносится

прочь.

– Разберись с ней и позови меня, когда она будет готова.

Думаю, я только что нашла себя.

Я прошу Джо снова подать мне халат. Всѐ-таки Дейзи была права насчет "позирования в

нижнем белье". Мне нравится быть Зеной, но Зена такого не делает. Любой день, начинающийся с

застенчивой девочки и кружевных стрингов, обречен на провал. Диана тоже была права: мне

просто нужно быть храброй и рискнуть.

Глава 36.

Час спустя я плыву на пароме вокруг острова Либерти, ощущая морские брызги в волосах

и взгляды туристов, переключающихся с моего зелено-золотого лица на статую Свободы и

обратно на меня. Это Нью-Йорк. Всѐ в порядке.

Я вытаскиваю свой новый модный айфон и набираю Авин номер. Но она не берет трубку,

так что я звоню домой.

– Алло? – я слышу папин голос и готова расплакаться от облегчения.

– Привет, – произношу я максимально жизнерадостно.

– Тед? Это ты? Как у тебя дела?

– Отлично, – уверенно вру я. Мне не хочется обсуждать это прямо сейчас. – А где Ава?

– Вышла куда-то, – отвечает папа. – Давным-давно. Она выглядит очень... Не беспокойся

об этом. Хорошо проведи время, солнышко.

О, боже, Аве настолько плохо, что он не хочет грузить меня этим.

– Обязательно. Передай ей... Передай ей море любви от меня и скажи, что мы увидимся

как можно скорее. И, пап? Ей бы не помешало сейчас карамельное мороженое. Проверь, чтобы у

нас в морозилке был его запас, ладно?

– Разумеется. Карамельное. Пока, милая, – озадаченно отвечает папа. Ему не нравятся

звонки на дальние расстояния. Думаю, часть его всѐ ещѐ живет во времена гражданской войны.

Сложные технологии нервируют его. Вдобавок, зачем я звоню ему из Нью-Йорка, чтобы сообщить

о мороженом? Бедный папа. Я не могу объяснить ему всѐ прямо сейчас. Аве нужно куда больше,

чем вкусное мороженое, но это лучшее, что я могу сделать, находясь так далеко.

Я засовываю телефон назад в сумочку от Малберри, которую я не заслужила, и снова

плюхаюсь на своѐ место на пароме. Я больше не Зена. Я растратила всю еѐ энергию, и она

покинула меня. Я начинаю прокручивать в голове последний час, когда состоялся самый

кошмарный разговор в моей жизни.

Я отыскавшая Рудольфа, и крайне вежливо объясняющая, что я могу быть Королевой

Воинов, но у меня не выйдет изображать секси вулкан, потому что я понятия не имею, как это, и

что я не осознавала, в чѐм согласилась принять участие, и что мне действительно необходимо

вернуться домой, потому что мои близкие нуждаются во мне.

Рудольф, снова убегающий в ярости и орущий Эрику, кому-нибудь, да кому угодно, чтобы

они разобрались со мной уже.

Диана, в полном отчаянии напоминающая мне о моѐм контракте и пытающаяся

дозвониться в Модел Сити. Затем она, с отвращением объясняющая, какая куча денег вложена в

эти съѐмки и во сколько им обойдѐтся моѐ "глупое, эгоистичное, инфантильное и

непрофессиональное отношение".

Эрик, убедительно рассказывающий мне, что тысячи девушек сквозь огонь и воду бы

прошли ради возможности принять участие в этих съѐмках, и уверяющий, что это "настоящее

искусство", иначе он не втянул бы меня в это дело. Я, соглашающаяся с каждым словом. Обидно,

что видение Рудольфом "искусства" совпадает с моим представлением о "тошнотворном". В

худшем смысле.

Рудольф, разъярѐнной фурией влетающий обратно, увидев меня всѐ ещѐ в халате,

угрожающий подать в суд на Модел Сити и меня в частности, орущий, что он проследит, чтобы я

больше никогда не смогла получить работу в этой области. Ведь я всего лишь модель. Я должна

делать, что велено. Без фотографа модель – ничто. Он не позволит разрушить весь его рабочий

график только из-за того, что тупая девчонка не слушала, когда ей объясняли концепцию съѐмок.

Диана, пытающаяся по телефону договориться с агентством о модели на замену в

кратчайшие сроки.

Миранда, говорящая: «Пойдем со мной».

Она проводила меня назад в примерочную и отыскала мои вещи. Ещѐ предложила помочь

снять макияж, но я отчаянно хотела поскорее выбраться оттуда и не желала задерживаться. Пока я

натягивала свитер и джинсы, Миранда успокаивающе бормотала, что я бы справилась, а Рудольф

так кричит только потому, что он темпераментный, как все гении. Затем она крепко, очень по-

матерински, стиснула меня в объятиях и чмокнула в макушку.

Если я когда-нибудь снова буду работать в Нью-Йорке – а этого никогда не произойдѐт –

именно Миранда будет тем визажистом, которого я попрошу. Из всей толпы людей только она

рассказала мне о пароме, сунула несколько долларов на дорогу и предложила выйти на свежий

воздух через заднюю дверь. Она была права. Мне в тот момент совсем не нужны были все эти

носящиеся вокруг люди, напоминающие, в какие неприятности я вляпалась.

Поездка на пароме была как раз тем, в чѐм я нуждалась, чтобы наконец начать дышать

полной грудью после всего произошедшего в студии. Морские брызги освежают лицо.

Тарахтящий гул парома действует успокаивающе. И Леди Свобода напоминает мне, что женщина

может выглядеть смелой, храброй и вдохновляющей, не вынуждая себя пламенеть или носить

стринги. В любом случае, я бы нелепо смотрелась в бикини – три треугольничка ткани на плоской

доске. О чем Саймон думал, когда увидел меня?

Когда паром причаливает к пристани, мне всѐ ещѐ не хватает свежего воздуха. Я решаю

прогуляться по Манхэттену, направляясь прямиком к квартире моделей. Покупаю горячий

шоколад, чтобы согреться, и после четверти часа пути я натыкаюсь на крошечный участок газона

и деревьев, где можно присесть и допить.

На единственной лавочке уже сидит женщина с огромной пластиковой сумкой. Она и сама

огромна. У неѐ спутанные немытые волосы, еѐ лицо не загорелое, как мне показалось на первый

взгляд, а покрыто застарелой грязью. От неѐ исходит "интересный" аромат и я полагаю, что это не

"Гадюка". Женщина усиленно стережет свою сумку, вероятно потому, что в этой самой сумке

содержится всѐ еѐ имущество.

Я спрашиваю, можно ли мне присесть, и женщина кивает. Мы признаем друг друга: два

странных человека в странном городе, сделавшие свой собственный выбор – возможно, и

неправильный – и не ожидающие ничьего сострадания. Она даже улыбается.

– Милая прическа, – произносит женщина, прерывая паузу.

Я предлагаю ей остатки моего горячего шоколада.

– Забавные носки, – говорю в ответ.

Носки длинные, с разноцветными полосками. Помимо них на женщине надеты красные

шорты до колен и синие сабо. В такую прохладную погоду ей бы в пальто облачиться, но вместо

этого на женщине надеты толстовки в несколько слоев и намотаны шарфы. Я не знаю, где она их

достала, но одежда по цвету сочетается с полосками на носках, более того, – когда я пристальнее

приглядываюсь, – в правильном порядке. В волосах женщины гнездится маленькая шляпка с

цветком. Со стороны она выглядит как стильный клоун.

– Да и в целом милый наряд, – признаю я.

Она пристально смотрит на меня.

– Ты немка?

– Нет.

– Француженка?

– Нет.

– Итальянка?

– Неа. Англичанка.

– Угу.

Она все ещѐ пялится на меня. Поверить не могу, что мой акцент звучит как французский

или итальянский, но кто знает, кто знает. Как бы то ни было, она такого не ожидала.

– Глазам приятно, – добавляет она.

– А?

Но женщина не отвечает. Она это произнесла как предупреждение. Это значило, что я

привлекаю внимание и это проблема или что у меня что-то с глазами? Я внезапно вспоминаю, что

на мне все ещѐ сияющий змеиный макияж. Наверное, мой вид больше подходит сейчас для

тусовок, чем для прогулок в парке.

Женщина допивает горячий шоколад, придвигается ближе к своей сумке и решительно

смотрит вперѐд. Есть в ней что-то величественное. Непобедимое.

– Эм, не хочу показаться грубой, – говорю я, – Но, если вы не возражаете... можно мне

вас сфотографировать?

Я вытаскиваю свой айфон от Модел Сити. У него есть все новейшие функции и

превосходная камера.

– Как пожелаешь, – отвечает женщина с низким рокочущим смехом. – Люди постоянно

это делают.

Я приседаю на некотором расстоянии от неѐ и делаю несколько снимков женщины с

сумкой на лавочке, но в основном стараюсь запечатлеть удивительную игру с цветами в одежде.

– Рада встрече с вами, – добавляю я. У Саймона и Тины очень узкий кругозор. Если бы я

выбирала, кого сегодня фотографировать, это определенно была бы данная леди, а не я.

– И хочу сказать, я думаю, что вы выглядите... удивительно.

– В точку, сестра, – говорит она, улыбаясь.

Я засовываю телефон назад в сумку и, к своему удивлению, обнаруживаю, что я

усмехаюсь. Мне только сейчас приходит в голову, что я провела большую часть дня с

неправильной стороны камеры. Но, по крайней мере, под конец мне удалось освободиться.

Глава 37.

Когда я под вечер возвращаюсь в апартаменты моделей, из Лондона звонит Фрэнки и

интересуется, что пошло не так. Что бы я ни сделала, уже слишком поздно пытаться всѐ

исправить. Я отвечаю ей, что хотела бы отправиться домой как можно скорее, чтобы вернуться к

своей сестре. Фрэнки соглашается. После того, что я сегодня натворила, думаю, она не доверит

мне участие ни в одном кастинге, так что мы обе, кажется, считаем, что мне лучше быть в

Лондоне.

Каким-то чудом она умудряется заполучить мне билет на последний рейс из Нью-Йорка. К

тому моменту, как я узнала все подробности, в Англии уже давно минула полночь, и слишком

поздно звонить домой. Так что я посылаю маме сообщение с временем прилѐта. Когда она его

прочитает, я уже наверняка буду на полпути.

Я занимаюсь запихиванием своих вещей обратно в чемодан, когда мой телефон снова

звонит. Я хватаю трубку, удивляясь, откуда у Авы мой новый номер, но это оказывается Тина,

ожидающая в Лос-Анджелесском аэропорту вылета в Нью-Йорк.

– Принцесса, скажи мне, что всего этого на самом деле не произошло.

Я отвечаю ей, что всѐ правда.

– Но никто не уходит от РУДОЛЬФА РЕЙССЕНА. Этот парень – гений!

– Я не оправдала его ожиданий, – говорю я ей. – Мне очень жаль.

– Мне говорили совсем другое. Я слышала, что у тебя были свои идеи съѐмки. Ты

пыталась говорить ему, что делать. НИКТО не указывает Рудольфу, как ему поступать. Тем более

не какая-то девочка, которую я откопала в трущобах.

– Я не была в трущобах! – протестую я. – Я была в Сомерсет Хаузе. Это историческое

здание.

– Это всего лишь трущобы по сравнению с тем, где ты сейчас, детка. Или с тем, где ты

была в полдень. Я возвела тебя на вершину мира. Ты что – самоубийца?

– Тина, – перебиваю я еѐ, внезапно вспомнив, – Насчѐт твоего брата...

– Какого брата? О, брата…

– Он правда был...?

– Тед, у меня на это сейчас нет времени. Я только должна сказать... КАКАЯ ТЫ

НЕБЛАГОДАРНАЯ ДЕВЧОНКА. И какая испорченная. И как ты умудрилась спустить в унитаз

всѐ, что я для тебя сделала. Поверить не могу. Меня трясет. Я буквально стою здесь, в центре

аэропорта, и дрожу. Я не уверена, что смогу пережить это.

В раздраженном состоянии она довольно пугающая. Еѐ голос поднялся на несколько

уровней и бруклинский акцент очень заметен. В звучании больше нет никакого намека на Рио или

Рим. Зато есть ощутимый намѐк на гнев. Несмотря на это, мне действительно нужно разобраться в

истории с еѐ братом. Вы ведь не станете придумывать человека с опухолью головного мозга,

просто чтобы убедить кого-то участвовать в модельном бизнесе? Я о том, что жизнь с человеком

с серьѐзным заболеванием – это совсем не то, о чѐм стоит врать.

– Ты можешь просто назвать мне его имя? – спрашиваю я.

– О, ради бога. Я завершаю звонок! – кричит Тина. – Но это ещѐ не конец, Тед Ричмонд.

Поверь мне. Я ещѐ и НЕ НАЧИНАЛА разбираться с тобой.

Так и есть. Она придумала человека с опухолью головного мозга.

Вот это да. Вот как она творит свои чудеса: не гнушаясь ничем. Я невероятно ею

восхищаюсь – правда. Я просто не хочу еѐ больше никогда видеть.

Самолет взлетает в тѐмное небо над городом. Вскоре я уже лечу высоко над океаном. Весь

полѐт бодрствую – стираю все мечты, которые наплодила до поездки. Магазины, в которые я

собиралась заглянуть на Пятой Авеню. Люди, с которыми могла бы встретиться у Зака Позена и

Веры Вонг. Вещи, которые планировала купить. Почему я просто не смогла сделать то, что от

меня требовалось – "пламенеть"? Эти деньги должны были изменить мою жизнь, а теперь я даже

не могу себе позволить новый телефон. О, погодите. У меня ещѐ есть мой заработок от Miss Teen.

Но что, если Рудольф и правда подаст на меня в суд? Там была куча людей, время которых стоит

много денег. Это может мигом уничтожить мои новые сбережения. Что, если я разорена?

И я бросила Аву ради всей этой неразберихи. Моя сестра больна раком. Ник Споук сказал,

что я – зло. Думаю, на самом деле, он подразумевал, что я куда хуже. Почему я плачу каждый раз,

как думаю о Нике? Он был таким невнимательным и подлым. Он вообще ничего обо мне не знает,

да и не пытался узнать даже. Как же я его ненавижу.

Хотела бы я, чтобы мама сейчас сидела рядышком со мной. Она бы меня за что-нибудь

отчитала, наверное, но я всѐ равно чувствовала бы себя куда лучше. Ещѐ лучше, если бы Ава

сейчас была со мной. Я не привыкла пытаться заснуть без неѐ. Мы думали, что ужасно жить