Три недели спустя
— Добро пожаловать домой, сынок, — говорит папа, хлопая меня по спине. — Джексон. Сойер. — кивает отец моим друзьям, отступая в сторону, чтобы позволить им войти. Мы бросаем наши сумки в темном холле и следуем за ним на кухню.
— Чувак, ты вернулся! — Харли крепко обнимает меня, прежде чем быстро отстраниться, его щеки немного краснеют.
По словам моего старшего брата Маверика, с тех пор как несколько недель назад ему исполнилось пятнадцать, он стал куда менее тактильным. Он думает, что это не по-мужски, но я никогда не буду чересчур взрослым, чтобы обнимать своих братьев. Мы вчетвером настолько близки, насколько могут быть братья, потому что мы — это все, что было друг у друга после смерти мамы. Ее кончина расстроила папу, но его главной эмоцией был гнев. Когда я стал старше и узнал правду о самоубийстве мамы, мне стали понятны его чувства, но в детстве меня раздражало то, на что он тратил свою жизнь.
По-настоящему он начал страдать только после смерти Оливии Мэннинг. Вот тогда он приложился к бутылке и забыл о нас.
— Как дела, придурок? — треплю я тщательно уложенные волосы Харли, зная, как сильно он это ненавидит.
— Тьфу, — отталкивает он меня. — Ты не мог бы снова исчезнуть?!
Он приглаживает волосы на место, когда Лаудер кладет руки ему на плечи, сильно надавливая вниз.
— Сколько ты сейчас делаешь жимов лежа, приятель? — спрашивает он, давая пять моему младшему брату.
— Сто девяносто, — Харли выпячивает грудь, на его губах расплывается гордая ухмылка.
— Здорово, дружище.
Лаудер достает из холодильника упаковку сока, открывает ее и делает глоток.
— Они забыли научить тебя хорошим манерам в Западном Лориане? — говорит Рик, неторопливо входя в комнату со стройной блондинкой под руку. Он в плавках, а она в бикини. И с них обоих капает вода на кафельный пол. Рик выхватывает коробку из рук Лаудера, шлепая его по затылку.
— Вечеринка окончена. — Папа бросает многозначительный взгляд на странную девушку, которая прижимается к моему брату. — Наши гости будут здесь через час, и тебе нужно переодеться.
— Остынь, старик. У меня все под контролем, — Рик шлепает девушку по заднице, прежде чем повести ее из кухни к лестнице.
— Разве привязка к одной девке убьет его? — бормочет папа себе под нос, качая головой, и это выводит меня из себя.
— Не все мужчины — однолюбы, — огрызаюсь я, мгновенно сожалея об этом, когда вижу выражение лица Харли. Он ненавидит, когда мы с папой ссоримся, а это обычное явление.
— Не говори со мной таким тоном, Кайден, — тычет отец пальцем в мою сторону. — И пока ты не влюбился, ты не в том положении, чтобы судить.
Я фыркаю, указывая рукой на его персону.
— Если это то, что делает любовь, я не хочу в этом участвовать.
Видел фотографии папы, когда он был моложе, и его внешность соответствовала легендарному обаянию. Но вы никогда бы так не сказали, глядя на него сейчас. Последние десять лет состарили его куда сильнее, чем можно выглядеть в сорок шесть лет. Глубокие морщины прорезают его лоб, а более тонкие — уголки глаз и рта. Его волосы все еще густые, но в них появились седые пряди, как и на щетине. Хотя он немного прибавил в весе с тех пор, как перестал выпивать по бутылке «Джека» в день, одежда все еще свисает с его почти скелетообразного тела.
— Ты так говоришь, будто у тебя есть какой-то выбор, — отвечает папа с понимающей улыбкой. — Любовь подкрадывается и жалит тебя, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
— Оставь эту речь при себе. Не трать на меня время, — вру я, в то время как в моем сознании всплывает ее образ.
— Однажды циник, всегда остается циником, — говорит Хоакин, поднимая брови, когда присоединяется к нам.
— Циничный и гордый, — невозмутимо произношу я, хлопая второго брата по спине. — Кто-то набирает вес.
Я окидываю его пристальным взглядом, замечая, насколько шире и сильнее стали его плечи, и он вырос на несколько сантиметров с тех пор, как я видел его в последний раз. Хоакин — гигант в нашей семье, и в свои шестнадцать он еще не перестал расти. Скоро перегонит меня в росте, и я не вижу признаков, что он собирается останавливаться на этом.
— Тренер почти каждый день отправляет нас в спортзал, — добавляет брат, доставая бутылку воды из холодильника.
— Я слышал, что тренер из «Львов» держит тебя на своем радаре, — говорит Хант, уважительно кивая моему брату.
Хоакин старается не реагировать на это, но я знаю, что он в восторге от перспективы поступить в Колумбийский университет. В течение многих лет все это было лишь несбыточной мечтой, до которой он мог только мчаться на полной скорости в попытках преодолеть препятствия. Но дядя Уэс вмешался, чтобы помочь после того, как простил папу за прошлое, и трудности тех лет, что прошли после смерти мамы, теперь кажутся далеким воспоминанием.
— Так и должно быть, — с гордостью говорит папа, сжимая плечо Хоакина. — Этот мальчик доберется до самой вершины!
Мы расходимся по своим комнатам, чтобы привести себя в порядок, прежде чем снова собраться в гостиной и ждать прибытия остальных. Отцы Ханта и Лаудера будут присутствовать, даже если они уже совершенно ясно дали понять, что не хотят принимать активного участия в плане. Они помогают финансировать все это и позволяют своим сыновьям поддерживать меня, но им обоим нужно сохранять общественную репутацию, поэтому вынуждены держаться в стороне. Дядя Уэс теперь в деле, он знает, что есть доказательства того, что Хёрст убил его сестру, и он вложил в это столько же, сколько и папа.
Я не могу дождаться, когда увижу, как Хёрстов-Мэннингов поставят на колени. Они забрали у нас все. Нашу маму. Отца. Дом. Семейный бизнес. Наш образ жизни и связанные с ним мечты.
Пока дядя Уэс не спас нас, у нас ничего не было, но годы, в течение которых они отдалились друг от друга, были тяжелыми, а мы натерпелись своих долей трудностей. Отец погряз в пьяном бреду, изрыгая слова о жажде мести, но в остальном отстраняясь от жизни, оставляя все на нас с Риком. Мы старались оградить наших младших братьев, как могли, но это не всегда удавалось.
Мы все настрадались.
Все заплатили цену за грехи других.
Мое детство закончилось в тот день, когда умерла мама, и это их вина.
Отцовское колено нервно дрожит, а его пальцы сгибаются и разжимаются в очевидном страдании. Он трезв уже тридцать месяцев, но ежедневно борется с искушением. Периоды стресса кажутся самыми тяжелыми, но от меня он не получит особого сочувствия. Майкл Хёрст, может, и несет ответственность за то, что разрушил наши жизни, но отец отнюдь не невинный наблюдатель. В течение многих лет я слушал, как он упрекает Хёрста, Бэррона и Монтгомери, но именно его неспособность держать язык за зубами спровоцировало все это, так что, да, он далеко не безгрешен.
— Папа прилетает через двадцать минут, — говорит Хант несколько минут спустя, уткнувшись носом в свой телефон.
— Хорошо. — Отцовское колено продолжает подпрыгивать вверх-вниз. — Это хорошо.
— Вот. — Хант протягивает мне свой телефон. — Это элита.
Лаудер наклоняется над моим плечом, пока мы просматриваем фотографии трех отпрысков элиты.
Я сразу узнаю Дрю Хёрста-Мэннинга. У парня все тот же холодный блеск в глазах. Мы были закадычными друзьями, когда были детьми, но прошли годы с тех пор, как я видел его или его сестру-близняшку. Я был по уши влюблен в Эбби, но она этого никогда не замечала, потому что была слишком увлечена Риком. Папа немного обеспокоен тем, что Дрю может догадаться, кто я, поэтому заставил меня подождать неделю, прежде чем присоединиться к Лаудеру и Ханту в нашей новой школе. К тому времени Дрю и другая мужская элита будут в Паркхерсте, так что у нас есть один месяц, чтобы поработать над манипулированием Эбби.
— Он выглядит как полный придурок, — говорит Лаудер, указывая на крупного парня со светлыми волосами и голубыми глазами.
— Судя по всему, Трент Монтгомери таким и является, — соглашается Хант.
Он наводил справки обо всех в элите, прежде чем мы начнем обучение в школе Райдвилла через пару недель, так что мы полностью готовы.
— Он уже таким вышел из утробы матери, — добавляю я, когда Лаудер забирает у меня телефон.
Мы немного общались с Трентом, когда росли, но маме не нравился его отец, и мы обычно избегали дом Мэннингов, если она знала, что Монтгомери будут там. Даже будучи наивным маленьким ребенком, я невзлюбил этого придурка. Трент любил звук собственного голоса и определенно был придурком в процессе становления.
Лаудер присвистывает.
— Святая горячая киска. — Папа неодобрительно прищуривает глаза, но ничего не говорит. — Она чертовски красива.
— Это Эбигейл Мэннинг, — подтверждает Хант, и мои глаза похожи на ракеты с тепловым наведением, когда я выхватываю телефон из рук Лаудер.
Мир перестает вращаться, когда я смотрю на ее потрясающее лицо. Болезненно сглатываю. Не может, бл*ть, быть. Краска сходит с моего лица, и желчь подступает к горлу, когда каждый мускул в моем теле напрягается. Я увеличиваю изображение пальцами, но это не меняет сути.
Это все еще она.
Трахни мою жизнь.
Таинственной девушкой с пляжа была Эбигейл Хёрст-Мэннинг.
Каковы шансы? Мои глаза сужаются, когда темные мысли вихрем проносятся в моей голове. Знала ли она, кто я такой? Поэтому она была там в ту ночь? Было ли все это частью какой-то уловки? Но почему? Какие у нее могут быть ко мне претензии? Я сомневаюсь, что она даже помнит, кто я такой. Я отбрасываю эти мысли в сторону. Не может быть, чтобы это было так. Последние пару лет я был Кэмденом Маршаллом на публике. Мы стерли все следы Кайдена Андерсона из интернета, благодаря доброте «Технет». Должно быть, все это было простым совпадением.
— Она — ключ ко всему этому, — говорит отец, в то время как целый ряд различных эмоций проносится сквозь меня.
Хант смотрит на меня странным, пристальным взглядом, и я немедленно надеваю маску безразличия, скрывая свои истинные чувства, прежде чем он догадается о них. Мне нужно разобраться, насколько такое положение вещей изменится и дает ли это нам новый поворот в игре. Мышцы на моей челюсти напрягаются, когда разочарование разливается по моим венам.
На х*й это гребаное дерьмо.
Безнадежность и гнев клубятся у меня внутри, и мои руки сжимаются в кулаки, пока тело напрягается, когда мной овладевает потребность физически излить душу.
Я трахнул Эбби Мэннинг. Нет, я занимался с ней любовью. Единственная женщина, которую я когда-либо почитал в постели, оказалась моим заклятым врагом. Гори моя жизнь синим пламенем.
— Она останется одна после того, как элита отправится в Паркхерст, — продолжает говорить отец, — и ты будешь изводить ее до тех пор, пока она не сдастся.
— А если она этого не сделает? — спрашивает Хант, хотя это я должен был спросить, мысленно благодаря за это, потому что не уверен, что смог бы заставить свои голосовые связки работать в данный момент.
— Тогда Кайден соблазнит ее.
Мой взгляд скользит к отцу, и я на мгновение задумываюсь, не сказать ли ему, что я уже преуспел в этом, но интуиция подсказывает мне держать все в секрете, поэтому держу рот на замке.
— Это не должно быть слишком сложно. Вы двое были влюблены друг в друга в детстве. — Я не исправляю его. — И у меня есть достоверная информация, что она презирает своего жениха, так что не потребуется много усилий, чтобы очаровать ее и затащить в твою постель. — Он многозначительно ухмыляется в мою сторону. — Я знаю, ты не веришь в любовь, но можешь притворяться.
Я бросаю на него свирепый взгляд, но все это направлено не только на моего отца. В основном это направлено на меня самого. За мою глупость, когда я переспал с единственной девушкой, которой не должен был обладать. За те месяцы, что я потратил впустую, думая о ней, и той ночи.
Стальная решетка окружает мое сердце, укрепляя решимость.
Я сажусь прямо, пригвоздив отца убийственным взглядом.
— Я сделаю все, что потребуется, чтобы отомстить за смерть моей матери. Эбигейл Мэннинг пойдет ко дну.
Продолжение следует…