– Отпустите, мне больно, – попросила я, чувствуя, что еще чуть-чуть и из глаз брызнут слезы.
Он отпустил меня, пробормотав что-то сквозь зубы, а потом прошел к месту во главе стола, как я и предложила.
– Не думала, что этот скромный наряд произведет на вас такое впечатление, – сказала я, потирая помятое запястье. – Скажите, что вам будет приятно видеть на мне следующую неделю? Я надену то платье, которое вам нравится. Иначе как вы собираетесь изображать любящего супруга? Вы мне едва руку не сломали.
Взглянув на меня исподлобья, он помедлил и сказал:
– Лучше сядь рядом со мной. Так мы больше станем походить на супругов… любящих.
– Только если вы обещаете не вести себя, как дикарь, – ответила я.
Он кивнул и отодвинул кресло, чтобы помочь мне сесть.
Мадам Пелетье подала рыбные закуски, а потом ароматный консоме с профитролями, и вкусная еда немного примирила меня с неловкой ситуацией. В самом деле – если он сразу не распознал подмену, возможно, я и дальше смогу играть свою роль. Играть роль! Я чуть заметно усмехнулась, и муж графини сразу же это заметил.
– Что смешного? – спросил он настороженно.
– Я не смеялась, если вы следили за мной достаточно внимательно. Просто усмехнулась собственным мыслям. К вам они не имели никакого отношения.
Он смерил меня взглядом, словно пытаясь определить – не насмешничаю ли я над ним, а потом отрывисто спросил:
– Что за серьги? Я не дарил тебе таких.
– Я купила их сама.
– Сама? – с издевкой переспросил он. – Вот эти жемчужинки, в которых только к первому причастию ходить? Насколько помню, ты всегда любила бриллианты. С чего бы такая перемена?
Сам того не зная, он чуть не отправил меня в обморок. Но я призвала на помощь всю выдержку и спокойно ответила:
– Люди меняются. Я тоже изменилась.
– Неужели? – он буравил меня взглядом, тыча вилкой в льняную салфетку, и не замечая, что немилосердно портит тонкую ткань. – Почему-то я в это не верю.
– Можете не верить, я не настаиваю.
– И не буду, – грубо ответил он, возвращаясь к суповой тарелке.
Я украдкой скосила на него глаза. Греческий профиль особенно четко выделялся на фоне светлой обивки стен. Красивый мужчина. Под стать графине де ла Мар. Как по мне – подходят друг другу идеально. Но похоже, что между ними не одна кошка пробежала.
Граф резко повернул голову в мою сторону, и взгляды наши встретились.
– Что такое? – спросил он с раздражением.
Я пожала плечами и взяла еще ломтик поджаристого хлеба.
– Мне сказали, ты зачастила в церковь, – сказал муж графини де ла Мар. – Замаливаешь грехи? Значит, у тебя их много?
– Не больше, чем у вас, – ответила я ему в тон. – Но я свои исповедую, а вы – нет.
Укол попал в цель. Судя по тому, что мужчина сразу замолчал, в церковь он ходил нечасто.
Подали перемену блюд, и я сделала вид, что полностью увлечена сочным кусочком лосося на подушке из тушеных овощей.
– Когда приедут родители, сходим в церковь, – снова заговорил граф. – Это будет хорошо, если ты проявишь душевное рвение. Хоть одну молитву-то помнишь?
– Конечно, – ответила я. – Если вам угодно меня проэкзаменовать, могу прочитать сейчас, на ваш выбор.
– Не надо, – проворчал он.
Мы не произнесли ни слова, пока не подали сладкое, а затем десерт – кофе и нежнейший ванильный мусс, украшенный полупрозрачными тончайшими пластинками из жженого сахара с орехами. Само блюдо уже было произведением искусства, а на вкус это было истинное блаженство.
– Восхитительно, мадам Пелетье, – не удержалась я от благодарности. – Ваш десерт – самое прекрасное, что я видела в жизни.
Моя похвала произвела на женщину неожиданное впечатление. Она покраснела, потом побледнела, забормотала что-то непонятное и почти бегом бросилась вон.
Я не успела оправиться от удивления, когда муж графини де ла Мар вдруг расхохотался. Он смеялся до слез, а потом сказал:
– Ты потрясаешь, Розалин! Если будешь вести себя так и дальше, встреча с моими родителями пройдет наилучшим образом. Только не переигрывай, чтобы не было фальши. Ведь ты ее терпеть не можешь – мадам Пелетье, – он перестал смеяться и придвинулся ко мне, раздувая ноздри. – Это ведь ограниченная дура, у которой руки со спины растут. Ты же так о ней говорила?
Его ладонь легла на мое колено, продвинулась чуть выше…
– Что молчишь? – прошептал он хрипло. – Надела это платье и превратилась в скромницу? Но мы же знаем, что ты не скромница, ты…
– Кофе остынет, – торопливо сказала я, пока он не перешел к оскорблениям, стараясь не показать, как испугало и взволновало меня это прикосновение.
Он отстранился от меня и с отвращением посмотрел на чашку кофе, а потом процедил сквозь зубы:
– Лицемерка.
Все в этом мужчине дышало ненавистью и страстью. Но я к его чувствам не имела никакого отношения. Он ненавидел и желал свою жену, и мне оставалось только молиться, чтобы безумие не захлестнуло его. Ведь сейчас я находилась полностью в его власти, и он не разглядел подмены. Я была для него женой – не слишком благочестивой, совсем не уважаемой, и… лицемерной. Он мне не верил. Но, может, это мне лишь на пользу?..
Мне вспомнилась роль развратницы царицы Иезавели. Эту пьесу не ставили в нашем театре, но я читала ее, и всё во мне переворачивалось, когда я представляла злую силу этой женщины. Тогда мне казалось, я никогда не смогла бы изобразить ее на подмостках – бесстыдную, коварную, гордую даже перед лицом смерти.
Переборов собственную стыдливость, я посмотрела графу прямо в глаза и улыбнулась уголками губ, а потом подалась вперед и положила руку ему на колено.
– Но разве вы не этого требовали? – произнесла я тихо. – Моего лицемерия. Вы определитесь, кто вам больше по душе, господин граф. Кого вы хотите? Скромницу или блудницу? Решитесь уже, чтобы ненависть и страсть не вели войну в вашей душе. Иначе нам не удастся разыграть спектакль.
– Ну ты и чертовка, – произнес граф и смахнул мою руку со своего колена. – Прибереги артистизм до приезда моих родителей, Розалин, – сказал он почти с угрозой. – А на мне свои штучки больше не применяй. Я не собака для дрессировки.
Он резко отодвинул кресло и встал из-за стола.
– Сегодня, пожалуй, буду спать в отдельной комнате, – сказал граф, вложив в свои слова как можно больше презрения. – Подальше от тебя.
Я возблагодарила небеса, что получила отсрочку. Кто знает, как поведет себя этот мужчина, оказавшись в одной комнате с женщиной, которую считает женой.
– Значит, мы договорились, – сказала я, кивнув. – Я – примерная жена, вы – любящий и уважительный муж. Давайте и наедине играть эти роли. Относитесь ко мне уважительно, даже если никого нет рядом. Так вам будет легче войти в образ.
Наградой мне был потрясенный взгляд графа. Он смотрел на меня, будто я только что отрастила крылья и собиралась взлететь. А я снова подумала, что он красив настоящей мужской красотой – без смазливости и малейшей мягкости. Резкие черты лица, энергия и огонь в каждом движении, в каждом слове, а его глаза… Чета де ла Мар – на редкость красивая пара. Подходящая пара. Я ощутила сожаление, и еще раздражение и гнев, что оказалась лишней, случайным персонажем в пьесе их жизни. Но следом за гневом пришло раскаяние – я не имела права злиться. Сделка с графиней была заключена по обоюдному согласию. Я приняла деньги, поэтому должна выполнить обязательства. И не имею права завидовать графине, если ее муж оказался таким… притягательным.
Чтобы разбить наваждение, я двумя пальцами подхватила золотистую карамельно-ореховую пластинку и отправила ее в рот.
– Удивительный десерт, – сказала я графу де ла Мар. – Такое приятное послевкусие после карамели, ароматизированной анисом… И ваниль во взбитых сливках… Мне кажется, вы должны повысить жалованье мадам Пелетье. Она сто́ит бо́льшего.
Граф ничего не ответил – развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты.