Обманутый муж (СИ)

29

Покинув кафе, я буквально выбегаю из гостиницы, но прохладный ветер загоняет меня обратно. Приходится вернуться в номер за верхней одеждой, что, в свою очередь, снижает уровень желания бежать куда глаза глядят.

Уже в более спокойном состоянии я выхожу из гостиницы и прогуливаюсь не спеша по улочкам Берлина, до одной из кофеен. Манящий аромат свежей выпечки заставляет меня облизнуться.

Я покупаю себе капучино и несколько круассанов и слойки с вишней. Бездумно всё это поглощаю, наслаждаясь вкусом. Гнетущие мысли приходят намного позже, когда уже пора бы вернуться в номер и собираться на встречу.

От мысли что мне снова необходимо сдерживать на себе холодный изучающий взгляд Игоря, я вздыхаю, издав самый настоящий скулящий звук.

Вернувшись в номер, я ещё раз отправляюсь в душ, просто чтобы снять напряжение. Едва успеваю запахнуть халат, когда слышу стук в двери своего номера. Открываю, не спросив, кто там и напарываюсь на голубые глаза. Впервые так близко от меня, можно даже узор радужки рассмотреть.

— Ты издеваешься? Нас уже такси ждёт, — возмущается Игорь, шумно перед этим сглотнув.

Неужели у него от моего вида в халате дыхание спёрло?

Мимолётная радость растворяется в признании её глупой.

Даже если это так, мне то что с этого? Я никогда! Никогда больше! Даже если он ну очень будет просить.

— Встреча назначена на одиннадцать. Сейчас десять, — резонно замечаю я, проходя вглубь номера.

Игорь остаётся стоять на пороге, чтобы понаблюдать, как я из сумки достаю платье и объяснять мне глупенькой что к чему.

— Наше встреча в тридцати километрах отсюда, собирайся, пожалуйста, побыстрей, я жду тебя внизу, — тяжело говорит Игорь, слова ему даются с трудом, и я уже жалею, что взяла с собой одежду делового стиля.

Ровно с тем, как дверь моего номера закрывается, я начинаю улыбаться. Глупо, но что есть, из песни слов не выкинуть. Мне чертовски приятно осознавать, что Игорь реагирует на меня как на женщину.

Добраться до встречи, проведя с Игорем в машине около часа, было не так уж и тяжело. Я смирилась с этим. Сложней было уже в ходе деловых переговоров понять, что я здесь как в телеге пятое колесо.

Я ни слова не понимала даже в неспешной и чёткой речи Игоря на немецком, партнёры с которыми была встреча и вовсе тараторили на непонятном языке. Я сидела за столом и даже вникнуть не могла о чём речь, а когда сообразила скачать и включить переводчик, встреча резко оборвалась.

Получив пакет документов, Игорь кивает мне, дав понять, чтобы я следовала за ним. Мы возвращаемся в гостиницу, я, не проронившая за встречу ни слова зашла в номер злющая как собака. Ещё бы полчаса и точно собралась бы в аэропорт, не понимая для чего надо было меня тащить сюда. Но Игорь стучится ко мне раньше, чем я успела собрать чемодан.

— Что ты хотел? — спрашиваю я, применив немалые силы для сдерживания спокойного тона и вида.

— Вот, документы, с тебя сверка финансовой части договоров, — говорит Игорь и передаёт мне пачку бумаг, ещё тёплых, только из-под ксерокса.

— Как мило, — улыбаюсь я, взглянув на копии договоров. — Только это всё можно было отослать мне на рабочую почту, не нужно было тащить меня сюда!

Не выдержав, я повышаю голос и захлопываю дверь своего номера прямо перед носом Игоря. Конечно, уже через секунды ругаю себя за несдержанность. Не дай бог, ещё подумает, что мне есть до него дело…

Подумает, — усмехаюсь я собственным мыслям.

Поймёт же.

Мне ведь действительно есть до него дело. Я себя всячески сдерживаю от желания выяснять, как и с кем он живёт, но дело то есть.

Немного погрустив, я всё же берусь за работу, снова применив переводчик. Конечно, проще было бы получить всё на русском языке, но что имеем. Работу свою я выполняю небыстро и даже немного радуюсь, найдя в договоре несколько нехороших пунктов для нашей фирмы и ошибку в расчётном счёте.

Конечно, я это могла найти и сидя у себя в кабинете, но хоть какое-то утешение, что не зря прилетела сюда.

Отдав Игорю все документы с внесёнными правками, я шикую. Заказываю доставку еды в номер и живу свою красивую жизнь на кровати до самого вечера следующего дня. Ем вкусности, смотрю телевизор, переписываюсь с Тасей по поводу Мышки и не волнуюсь, что столкнусь с Игорем хоть где-то.

Волноваться и переживать я начинаю почти спустя сутки своего безмятежного безделья. Вечером мы снова отправляемся на встречу с партнёрами, но уже нет необходимости ехать на такси. Встреча в ближайшем от нашей гостиницы ресторане. У нас есть несколько часов для урегулирования вопросов по договору, последняя ночь в гостинице, а утром уже самолёт.

— Вина? — на ломанном русском спрашивает один из немцев, строя мне блёклые голубые глазки.

На автомате я поворачиваюсь к Игорю, чтобы сравнить цвет глаз.

У Игоря по-прежнему всё те же глаза. Нисколько не изменились. Это всё, что я успеваю отметить, прежде чем он ляпает:

— Пей, если хочешь, — словно с барского плеча скинул мне разрешение.

— Я не спрашивала у тебя разрешения, — усмехаюсь я, и чтобы не задохнуться от возмущения, покидаю столик, отлучаюсь в уборную.

Вот же гад! — возмущаюсь про себя, тщательно отмывая руки.

Не знала даже, что эта столь обыденная процедура помогает избавиться от скопившегося негатива. Наблюдаю, как мыльная пена утекает от потока горячей воды и выдыхаю с облегчением.

Насухо вытерев руки, я возвращаюсь за столик, где уже вовсю отмечают выгодную сделку.

— Мы подписали договор, — хвастается немец, всё на том же ломанном русском.

— Поздравляю, — мило улыбаюсь я, а сама готовлюсь к худшему.

Ужин ещё не успел начаться, а договор уже подписан, и я понимаю, что вынуждена буду сидеть здесь, пока они отмечают.

В уборную не набегаешься.

Снова налегаю на еду, заказав себе лишнего, пока Игорь со своими немецкими партнёрами отмечают выгодную сделку. Я стараюсь на всех них не смотреть, всё внимание к сменяющимся передо мной блюдам с едой. Даже в этой ситуации я нахожу плюс. Даже два плюса. Еда вкусная, а я хоть немного да поправлюсь.

Наесть парочку килограмм мне необходимо было ещё два года назад, но что-то всё не получалось. Видимо, возраст был не тот.

Неужели старею? — пугаюсь вдруг я, на секунды позабыв, что мне всего-навсего двадцать шесть и приступаю к десерту.

Растягивать суфле с вишней у меня долго не получается, места в желудке уже не осталась чтобы заказать что-то ещё, и целый час мне приходится, скучая за столом, наблюдать за пьяными немцами и Игорем. Тоже пьяным.

Всё заканчивается, когда ресторан закрывается, а нас осторожно выпроваживает официант. Немцы спешно попрощавшись, прыгают в свою представительскую машину с водителем, а мне ничего не остаётся, как идти до гостиницы с весёлым Игорем, слушая его грандиозные планы по выходу на мировой рынок.

Его веселье спадает, а грандиозные планы забываются, когда мы проходим по коридору гостиницы. Мой номер первый от входа, и я уже заношу ключ-карту, зажатую в руке, мечтая о том, как скроюсь до утра под одеялом. Потом несколько часов утомительного перелёта и забрать Мышку, пойти с ней гулять по нашему любимому заброшенному парку в старой части города.

Уже даже чувствую запах весны, что шныряет с ветром между вековых деревьев и слышу шуршание под ногами травы, пожухшей ещё в прошлом году.

— Ди, постой. Давай зайдём ко мне, — неожиданно произносит Игорь, не таким уж и пьяным голосом.

Я замираю на месте, потеряв возможность дышать. Можно сейчас запросто слышать, как колотится неистово моё сердце.

— Зачем? — спрашиваю я, обернувшись в сторону бывшего мужа.

Смотрю на него глупо хлопая ресницами, а по его виду всё ясно.

— Поговорить, — произносит Игорь негромко, с таким выражением лица, словно скромно шутит.

Ещё бы глаза строить начал… Совсем уже…

— Напился, веди себя прилично, — прошу я, устало вздохнув, открывая свой номер.

У меня, возможно, был бы шанс избежать неизбежного, наплюй я на приличия и уйди я с ужина раньше, чем закроется ресторан, и Игорь напьётся.

Но шанса нет.

Игорь одним широким шагом сокращает между нами расстояние, и я шагаю в свой номер уже взятой крепкой хваткой под руку.

Раньше чем я успеваю возмутиться, до сознания доносятся мысли про то, какой маленький коридорчик в моём номере.

Глупо.

— Что ты творишь? — выдыхаю я, судорожно пытаясь выбраться из столь малого пространства между Игорем и стеной, но моё тело всячески этому противится, лишив меня сил сразу за секунду.

Я становлюсь словно тряпочная кукла и готова выполнить любое желание того, кто дёргает за верёвочки.

У Игоря этих верёвочек достаточно. Никак не перегорят.

Игорь без всяких ответов накрывает мои губы поцелуем. Его прохладный язык с лёгкостью проскальзывает между губ, и всё! Всё! Я не могу сопротивляться и отвечать не могу, словно в контузии от мощной волны ударившего по организму адреналина.

Игорь с губ переходит на шею, и я могу вздохнуть словно выброшенная на берег рыба, задыхаясь от кислорода. Он срывает с обмякшей меня плащ, и я словно издалека слышу, как растягивает молнию моего платья. Игорь тут же стягивает с его плеч и тянет меня за руку к кровати. Толкает на заправленную горничной постель и нависает тут же сверху.

— Игорь… — умоляюще произношу я.

Для мне в этом имени всё. Все надежды и просьбы, всё невысказанное за эти годы и претензии и слова любви. Сердце разрывается от щемящего чувства тоски, а глаза жжёт от слёз.

— Ди… — шепчет в ответ Игорь и словно сумасшедший целует моё лицо много раз и быстро, несколько раз пропускает между пальцев короткие пряди моих волос, убрав со лба чёлку.

Он просто не даёт слезам набрать силу, такой близкий и родной, что в момент забываю про годы без него.

Горячее дыхание Игоря опаляет кожу и сбивает моё и без того сбивчивое дыхание. Воздуха мало и вовсе не хватает, когда Игорь подтягивает меня к себе и прижимает к своему телу. Ладонь скользит ниже, до самой кромки подола платья, секунда и мы уже бросаемся друг на друга. Игорь стягивает с меня платье до конца, бюстгальтер прямо через голову, я тороплюсь расстегнуть его рубашку. Очень тороплюсь, потому что меня не покидает страх, что он передумает, одумается или что-то там ещё взбредёт ему в голову и я останусь разбитой на такие мелкие осколки, что собрать можно будет только в пакет.

Мусорный.

Все страхи улетают вместе с нашей одеждой, а я падаю головой на подушку, от тарана губ Игоря. Целуемся, торопясь наверстать упущенное, до нехватки воздуха в лёгких, до потемнения в глазах.

Игорь позволяет отдышаться, переключается на шею, стремительно спуская ниже, к груди. Цепляет зубами один сосок, а ток прокатывается и по второму, и я утопаю в поцелуях.

Жар от наших тел раскаляет воздух, Игорь выпрямляется, его руки касаются моих бёдер, скользят с нажимом под поясницу и он подтягивает меня к себе, я поддаюсь вперёд, обхватив его ногами.

Снова склоняется ко мне и поймав его губы, я скольжу по ним языком. Такое мимолётное прикосновение и такое необходимое, чтобы убедиться, это не сон.

Игорь прихватывает зубами нижнюю губу и едва прикусив, резко толкается в меня. Перед глазами всё кружится и потолок, номер наполняется звуком моих стонов проносящийся от каждого его удара. Я кусаюсь, царапаюсь и не могу контролировать всепоглощающее желание быть одним целым больше и больше. И так всю ночь, до изнеможения, до состояния на грани обезвоживания.

И перед ранним подъёмом, чтобы выехать в аэропорт, мы не спим. Не разговариваем. Молча лежим рядом и пялимся в потолок. Не знаю, с каким чувством Игорь, а я за это время напитываюсь новой порцией страха.

И он ещё сильней, чем тот, что растворился в порыве страсти.

И небеспочвенный.

Игорь молчит.

Я не решаюсь заговорить первой, боюсь ошибиться, а после ещё и выглядеть большей дурой, чем уже есть.

Сердце сбивается с и без того неверного, сбивчивого ритма, когда Игорь садится на край кровати.

— Пора собираться, скоро самолёт, — произносит он.

Я молча наблюдаю за ним, как он одевается и запоминаю на всякий случай. Не упускаю ни секунды.

Сама поднимаюсь с кровати, когда за Игорем закрывается дверь моего номера.

Торопливо одеваюсь, даже не приняв душ. Не хочу тратить минуты, возможно, необходимые нам для разговора о том, как дальше и что дальше.

Но разговора нет.

Ни в ожидании такси. Ни в аэропорту. Ни уж тем более в самолёте. На разговор во время полёта я не надеюсь даже. Последней гильотиной для моей надежды становится таблетка, которую Игорь выпивает при мне, перед самым объявлением посадки на самолёт.

Уже через полчаса он засыпает, а я попадаю в какой-то ад из хаотичных мыслей и непонимания, что мне делать. И это понимание не появляется по прилёте домой.

Мы расходимся в разные стороны стоянки. Я молча. Игорь с сухим пока брошенным сонным голосом. Ещё больше в моей глупой голове зреет вопросов и ещё горечей становится в моём личном для меня аду под именем Игорь.

На третьем светофоре меня прорывает от слёз так, что приходится прижаться к обочине и включить аварийку. Это не остаётся незамеченным, в окно стучится сотрудник ДПС.

— Что-то случилось у вас? — интересуется мужчина в форме, даже не представившись.

Я только могу кивать, заливаясь слезами.

Мужчина хмурится и спрашивает:

— Умер кто-то, что ли?

— Да! — навзрыд отвечаю я.

— Давай проводим, — говорит сотрудник ДПС в рацию и вынуждает меня пересесть.

Я действительно не в состоянии вести машину, я даже не могу адрес свой назвать, приходится показывать прописку в паспорте.

В сопровождении машины с проблесковыми маячками и сотрудником в форме за моим рулём, я добираюсь до дома. Едва ли успокаиваюсь за это время.

— Спасибо, — выдавливаю из себя скуля, забрав ключи от машины.

И так же едва волочу ноги к подъезду. До своей квартиры добираюсь немыслимыми усилиями. А дальше кровать, вой в подушку и полное непонимание, чего ждать дальше.

Спустя несколько часов, прорыдавшись, я начинаю ждать звонка.

Дура безмозглая!

За день и ночь я так себя накручиваю ожиданием звонка, что мне, кажется, хуже, чем игнор Игоря со мной уже ничего произойти не может.

Как же я на этот счёт ошибаюсь.

Утром на телефоне звенит будильник, я после бессонной ночи смахиваю его за секунды и понимаю, что подняться не могу. Точнее, сесть я ещё могу, но ноги мои меня не слушаются от слова совсем. И это глупая мысль, что я их как-то отлежала за ночь без сна, быстро сменяется паникой.

Нет. Не отлежала. Прохожусь ногтями по коже, оставляю красные следы, но я ног не чувствую. Словно это два куска ваты. Я трачу ещё какое-то время на попытки встать, но понимаю, что они бесполезны.

В панике я звоню сначала маме, потом и папе. Ключей у родителей от моей квартиры нет, а я элементарно не могу встать и открыть дверь. Поэтому вызовом скорой медицинской помощи не ограничиться. Приходится вызвать ещё и министерство чрезвычайных ситуаций и вызволять меня из квартиры на потеху любопытным соседкам. Дверь спиливают с петель болгаркой. Сотрудники полиции проверяют у меня документы, даже не пропустив вперёд скорую, хотя мне уже всё равно.

Страх, что я навсегда останусь такой не позволяет оценивать происходящее хладнокровно.

— Мама, что со мной такое? — всхлипываю я, как только с одной стороны кровати ко мне подбирается мама.

— Милая, врачи разберутся, они тебе помогут, — обещает мама, глядя на меня с тоской.

Дальше всё как в тумане. Врачи. Уколы. Обследования. Катание меня из одного отделения в другое и так я оказываюсь в отделении неврологии.

Сильнейший стресс вызвал у меня частичный нервный паралич. Лечение невролога помогает. Трудно, тяжело, но я начинаю сначала чувствовать ноги, а потом и ходить. Сначала с ходунками, затем с тростью.

Я провожу без малого три недели в больнице, но о выписке нет и речи. Хожу уже хорошо, но лечащий врач хочет закрепить результат курсом ещё одного чудного и дорогущего препарата. Понимаю, что больнице выгодно реализовывать такие лекарства, папа за них платит исправно. Да и я не рвусь на волю. Возвращаться на работу мне совсем не хочется. Я ещё не там, а уже знаю, как мне будет больно это сделать. Даже если не выходить из своего кабинета, шансы встретить Игоря очень высоки.

Не хочу его видеть.

Он так и не навестил меня ни разу. Звонков и сообщений от него не было, но этот гад всегда со мной. В моих мыслях.

Даже сейчас сидя на своей кровати, я пытаюсь отвлечься от мыслей о нём на разгадывание кроссворда и ничего не получается. Читаю трижды вопрос и не успеваю уловить сути, перед глазами так и стоит профиль мужа. Бывшего.

— Собирайтесь Мешкова, — с этими словами в мою палату быстрым шагом заходит медсестра и сразу стаскивает с моих плеч казённое одеяло.

Я вздрагиваю и рукой вцепляюсь в спинку кровати.

— Как? Куда? Меня что уже выписывают? — пугаюсь я, от мысли что придётся выйти на работу, и новая встреча с Игорем приведёт меня к такому же финалу.

Это так ужасно ощущать себя настолько беспомощной и настолько ему ненужной, что я не хочу провоцировать подобное.

— А к вам что лечащий врач ещё не заходил? Вас не выписывают, а переводят, — быстро сообщает медсестра, скручивая в рулон колючее одеяло, согревавшее меня все эти три недели здесь.

— Нет, не заходил. Куда переводят не знаете? — спрашиваю я, встав с кровати.

Медсестра уже и постель начинает прибирать, и я беру с неё пример. Достаю свои вещи из тумбы, чтобы сложить в сумку.

— Почему не знаю? Я всё знаю. Чащин распорядился вас в гинекологическое отделение проводить. Ну поторапливайтесь, шевелитесь, собирайтесь. Мне ваше постельное сдать в прачечную нужно, а вы пока свои вещи собирайте.

Я медленно кладу стопку вещей в сумку, пытаясь переварить сказанное медсестрой. Пытаюсь сообразить, что надо у неё спросить, чтобы внести ясность, но сильно торможу.

Медсестра уже всё постельное скрутила и понесла из палаты, я даже ей в спину посмотреть не успеваю. У меня руки автоматом лежаться на живот и словно перед глазами проносится наш с Игорем разговор. Надежда на чудо, о котором я даже мечтать боялась, за считаные секунды разрастается до огромного огненного шара и давит своей силой тот ад, что сжирал меня все эти недели. И когда я изнутри согрета этим теплом, в палату заглядывает Олег Андреевич.

— Мешкова, анализы твои пришли. Беременность две — три недели. По этому случаю не имеем более возможностей держать тебя в нашем неврологическом отделении и переводим в гинекологию. Тебе у нас даже воздух нюхать нельзя в твоём положении, у генетиков теперь пропишешься, если рожать надумаешь.

— Я же не знала, — шепчу я, не успевая от радости размером с солнце, испугаться за будущее этого ребёнка.

— Не знала она, — фыркает Чащин и подсовывает мне карту. — Распишись.

Я беру у врача ручку и делаю осторожный шаг к столику, чтобы поставить подпись. Мои руки не дрожат, наоборот, твёрдо расписываюсь везде, где стоят галочки.

— Всё?

— Да всё, давай, не попадай к нам больше, горе луковое! — громогласно требует Чащин, прощается со мной по-отечески доброй улыбкой и широким шагом покидает мою палату.

Два дня в гинекологии меняют моё состояние кардинально. Хотя нет. Это известие о моей беременности всё меняет. Я уверенно хожу, у меня больше не отнимаются ноги и лежать в больнице у меня нет никакого желания. Как и у моего лечащего врача Риммы Алексеевны. По беременности у неё вопросов нет, всё хорошо, да и с ногами у меня всё хорошо.

— По поводу того, что тебе Чащин сказал. Игнорировать генетиков тебе нельзя, но и в панику раньше времени не впадай. Я посмотрела список препаратов, которыми тебя на ноги ставили, там по большинству просто обследований подобных не проводилось, по двум есть риски, но у тебя дозировки были совсем крошечные, и отмена почти сразу была. Да и от ибупрофена вреда больше. Так что не нервничай, нервы ничего не смогут исправить, только ситуацию усугубят. На рецепт, купи вот эти витамины для беременных. Пей витамины, больше гуляй на свежем воздухе, ну а рожать только у нас в перинатальном.

— Рима Алексеевна, спасибо вам большое, — благодарю я, забирая с тумбы выписку и список витаминов.

— Да ну что ты, какие благодарности. А вот что родителям не говоришь, это зря. Лучше родной матери тебя наблюдать никто не станет.

— Да… я скажу. Потом. Не хочу в больничной обстановке, — вру я. — Спасибо ещё раз!

Радостная я выхожу, хотя нет, даже не так, я буквально порхаю над землёй, покинув лечебное учреждение.