Японская Якудза – одна из самых организованных преступных структур мира. Это связано с тем, что верховная власть в Японии всегда ставила своей задачей контроль над страной, зачастую закрывая глаза на способы, которыми достигался «мир и покой» в Японии. Полиция и власть контролировали легальный бизнес, Якудза – нелегальный и полулегальный. Якудза старалась не ссориться с властью, а власть неофициально не только закрывала глаза на их деятельность, но иногда и поддерживала их – лишь бы «был порядок».
Современные Якудза возводят свою историю к трем группам полукриминальных сообществ средневековой Японии: городским стражам Матиекко, коробейникам Тэкия и профессиональным игрокам Бакуто.
После установления правления Токугава в начале семнадцатого века в стране наступил долгожданный мир, но более полумиллиона самураев, воинов с боевым опытом, в результате сокращения в армиях сегуна и дайме, оказались не у дел. Не умея ничего делать, кроме как воевать, и без средств к существованию, они стали организовываться в банды и нападать на мирных путников и торговцев, грабить деревни, а иногда и города. Они называли себя Хатамото-якко, то есть «слуги сегуна».
На плоховооруженную и малопрофессиональную полицию, умеющую только усмирять пьяных, надежды у простых людей было мало. Тогда-то крестьяне и горожане принялись создавать отряды самообороны, так называемые «Мати-екко» – городские стражи. Но шли в эти отряды одни хулиганы, задиры и игроки, у которых не было собственного дела. И зачастую такие группы ничем не отличались от самураев.
Коробейники Тэкия – люди, занимавшиеся разнообразной торговлей, чтобы спасаться от грабителей, организовывались в большие группы. Именно среди них и родилась классическая схема власти будущей Якудзы. Оябун – шеф организации, Вакагасира – «второй человек», то есть заместитель; дальше, по убывающей, шли офицеры, рядовые, ученики.
С середины восемнадцатого века организации Тэкия были признаны властями и Оябуны получили официальные должности и самурайские права: иметь фамилию и носить два меча.
В отличие от Мати-екко и Тэкия, созданных снизу, организация профессиональных игроков Бакуто изначально создавалась под контролем власти. Игроки Бакуто не только развлекали рабочих, но и возвращали в государственную казну значительную часть их зарплаты.
Группы Бакуто были наиболее криминализованы. Именно от них пришел обычай делать себе татуировки. За каждое совершенное преступление полиция наносила виновному на запястье татуировку – черный круг. Со временем большие татуировки стали для членов Якудзы своеобразным испытанием силы воли, ведь полная цветная татуировка спины была болезненна и занимала около ста часов работы мастера.
Кроме того, именно Бакуто придумали обряд Юбицумэ – «отрезание фаланги пальца». Изначально этот ритуал имел совсем другое значение: провинившийся член Бакуто отрезал себе фалангу мизинца в знак того, что он не может держать так твердо двуручный меч, как раньше. Позднее обряд Юбицумэ стал трактоваться совсем по-другому – провинившийся совершал этот обряд для того, чтобы повиниться перед своим Оябуном. Если его Хозяин принимал эту жертву, то считалось, что вина искуплена, если отодвигал от себя платок с отрезанной фалангой, то провинившийся обязан был сделать себе харакири.
Этимология происхождения слова Якудза была проста: «я-ку-са», что в одной из карточных игр Бакуто означало комбинацию «8-9-3», и со временем эта комбинация сложилась в слово, которым стали называть троков Бакуто.
Падение режима Токугава и реформы в европейском стиле подстегнули развитие преступности в Японии, и разрозненные группировки Тэкия и Бакуто начали объединяться, постепенно превращаясь в ту самую тайную организацию, которая и известна сейчас как Якудза.
Современные Якудза уже не носят мечи, предпочитая ножи и пистолеты. Сейчас их численность намного превысила численность японских Сил Самообороны и насчитывает более четверти миллионов членов.
В отличие от Триады, у Якудзы более простые правила приема в свои ряды нового члена: Оябун клана выпивает с новичком саке из одной чашечки, и новичок становится членом его семьи.
Для узнавания друг друга и отличия от посторонних людей Якудза носят особые значки с «даймон», то есть с гербом, эмблемой своего клана. В отличие от простых членов, Оябун Якудзы носит золотой значок. Традиционные законы Якудзы запрещают убивать простых людей (они называют их катаги – попросту говоря – лохами) и убивают лишь в одном случае, если катаги угрожает деятельности клана. В случае войн между кланами один Якудза, разумеется, может убить Якудза из другого клана.
В клан Якудзы никогда не входят женщины: они им не доверяют и считают, что дело женщины, связанной семейными узами с членом Якудзы – забота о доме и семье, остальные женщины считаются «подстилками», и обращаются Якудза с ними соответственно. Самое главное для Якудзы – личная честь и честь клана. Якудза никогда не простит оскорбления или унижения: такое смывается только кровью – причем если оскорбленный не смог пролить кровь обидчика, то должен смыть позор своей кровью…
Толик-Монгол никакого отношения к Монголии не имел, не было даже родственников оттуда. И черты лица его никак нельзя было назвать восточными: обычное русское лицо. Более того, оба его родителя были чистокровными русскими людьми, да и фамилия под стать: Смирновы. Мать – Валентина, отец – Серафим. У Толика-Монгола был еще брат-погодок – Александр, и их иногда называли близнецами: настолько они были похожи. Но у старшего брата жизнь сложилась более удачно: Александр до самозабвения любил автомашины и мог копаться в них с утра до вечера. Он пытался и Толика приобщить к своему увлечению.
Однако Толик рос строптивым и вспыхивал с полуоборота. Однажды он оказался в колонии за драку в ресторане, вступившись за совсем незнакомую девушку, как говорят за колючей проволокой, залетел по «бакланке», то есть по статье за хулиганство. И вот там, в колонии, работая в кузнице в качестве помощника, ему в глаз попала отлетевшая после удара молотом раскаленная окалина. Веко распухло настолько, что осталась только тоненькая щелка. И какой-то шутник, увидев Толика, со смехом бросил: «Да ты настоящий монгол».
Почему именно Монгол, наверняка шутник и сам не знал, но с той поры и приклеилось к Толику это погоняло – Толик-Монгол.
Он с детства был крепким пацаном и всегда мечтал стать известным борцом, но все его попытки добиться этого обрывались более сильными соперниками. И лучшим результатом Толика-Монгола было третье место на первенстве спортивного общества «Буревестник», за которое ему и присвоили звание кандидата в мастера спорта.
Как уже говорилось ранее, у него был строптивый характер и кулаки чесались постоянно: ни одна заварушка не обходилась без его участия. Из трех судимостей – две «по хулиганке» и лишь одна за «тайное хищение», то есть за воровство. Несмотря на это, в колонии он пользовался уважением с первого же срока. Вероятно, понимая, что свой строптивый характер необходимо перестраивать в местах лишения свободы, он и вел себя соответственно. Однако и там его увлечение единоборствами пригодилось: при каждой посадке на него обязательно обращал внимание Смотрящий зоны и приближал к себе.
Как бы там ни было, но отбывать наказание Толику-Монголу было легче, чем обычным «мужикам», а на третьей «командировке» ему пригодилось и его особое внимание к Стране Восходящего Солнца.
Дело в том, что в этой же колонии отбывал наказание один из членов Якудзы, причем, принадлежащий к одной из самой могущественных мафиозных семей Японии – токийскому клану, насчитывающему в своих рядах около десятка тысяч бойцов.
По оплошности какого-то служаки из Минюста России его, вместо колонии для иностранцев, отправили в обычную колонию строгого режима, расположенную в районе Сыктывкара.
Укеру Минато был не простым бойцом Якудза: если перевести на воинский язык, то он имел звание, примерно соответствующее чину полковника, а потому лично знал своего Оябуна – Танаки Кобо. Попался японец на наркотиках, причем на внушительной партии, и получил пять лет строгого режима.
Укеру Минато был, как и большинство японцев, насильно оказавшихся среди чужих, молчаливым и недоверчивым. Он ни с кем не сближался и никого не допускал к себе. Конечно, сначала его пытались как-то задеть, расшевелить, но он никак не реагировал на отпускаемые в его адрес шутки и колкости, и постепенно от него отстали, предоставив самому себе. Долго не подпускал он к себе и Толика-Монгола, который сразу, по его разноцветной наколке, понял, что тот из клана Якудза, и принялся добиваться хотя бы его внимания, словно предчувствуя, что когда-нибудь это ему пригодится. Сблизиться помог случай…
Как-то пришел на зону новенький, получивший пятнадцать лет за убийство. Вскоре выяснилось, что он ярый националист и лютой ненавистью пылает к любому инородцу. Кличка у него была под стать угловатой фигуре – Горилла. Естественно, увидев на зоне Укеру Минаки, он сразу же возненавидел его и при каждой встрече всячески обзывал его различными уничижительными словами: «узкоглазый», «желтожопый» – самые из них безобидные.
Хорошо зная щепетильное отношение Якудзы к понятию чести, Толик-Монгол понимал, что жить Горилле остались считанные дни: Укеру Минаки не простит ему оскорблений. Гориллу Толику-Монголу было нисколько не жаль: тот уже всех достал своими постоянными разглагольствованиями на тему истинных «русичей», как говорится, за что боролся – на то и напоролся.
Толику-Монголу было обидно за японца: за справедливую месть подонку получить солидную добавку к сроку. Нужно было срочно придумать что-то такое, чтобы не только усмирить воинствующего скинхеда, но и добиться, чтобы японец отменил желание смыть кровью нанесенное оскорбление.
После долгих размышлений Толик-Монгол нашел, как ему казалось, единственный выход, чтобы, как говорится, и волки были сыты, и овцы целы.
Единственным слабым звеном было то, что самому себе Толик-Монгол отводил самую важную роль: он должен был не только вызвать на поединок Гориллу, но и победить его. Остальное было делом техники.
А придумал он следующее. Как уже было сказано, он должен во что бы то ни стало победить Гориллу! Для чего? А для того, что проигравший обязан будет отрубить себе две фаланги у обоих мизинцев. А дальше все разыгрывается как по нотам. Кому захочется коверкать два пальца, если появится возможность отделаться только одним?
Короче говоря, первая отрубленная фаланга – завлекалочка! Основная роль отводится второму пальцу: либо отрубай второй палец, а не хочешь, бери первый обрубок и иди извиняться перед Укеру Минаки.
Оставалось дело за «малым»: добиться, чтобы Горилла принял вызов, а потом еще и победить его.
На первый взгляд они с Гориллой были примерно одинакового роста, но Горилла весил килограммов на восемь больше. Надежда была только на то, что Горилла не владеет восточными единоборствами. Но чтобы все задуманное прошло без каких-либо неожиданностей, было необходимо, чтобы за поединком обязательно наблюдал Смотрящий, причем не только наблюдал, но и стал гарантом выполнения всех условий поединка.
Толик-Монгол пришел к выводу, что он должен все рассказать Смотрящему.
На этой зоне Смотрящим был Алик-Зверь. Сорокапятилетний грузин из Кахетии слыл человеком порядочным, уважающим воровские традиции, а кроме того, любой уважающий себя грузин к понятию чести относится не хуже Якудза. К Толику-Монголу Алик-Зверь относился с уважением, а потому Толик-Монгол без колебаний пришел к нему, вроде бы как за советом, хорошо понимая, что тот будет благодарен ему за то, что он предупредил его о намечающемся убийстве.
Дело в том, что любое преступление, особенно связанное с насильственной смертью, сильно осложняет жизнь «положенцев», то есть «шерстяных», на зоне. Менты начинают буйствовать, «морозят» командировку.
«Морозить» означает перекрытие всех путей доставки подогрева: ни тебе хорошего курева, ни улучшенного питания, не говоря уже об алкоголе и наркотиках.
Как и предполагал Толик-Монгол, Алик-Зверь сразу же понял, чем может обернуться японская месть для подконтрольной ему колонии, а потому он согласился не только проконтролировать поединок и судить эту встречу, но и взял на себя задачу заставить Гориллу принять вызов, а также добиться согласия на их условия поединка.
– Только ты мне вот что скажи, землячок, ты уверен, что сможешь завалить этого бугая? Он же под центнер весит, – озабоченно спросил Смотрящий.
– Бог не выдаст, свинья не съест! – с задором ответил Толик-Монгол.
– Может, подстраховаться как-то?
– В перчатку свинец подложить, что ли? – усмехнулся Толик-Монгол. – Нет, братишка, я никогда не ловчил в драках, тем более в поединках, я привык к честной схватке, и «пусть победит сильнейший!».
– Если бы не опасность, что все напряги будут впустую и китаец отправит этого придурка на тот свет, а менты зону «заморозят», то я бы не предложил ничего подобного, – вздохнул Алик-Зверь. – Азиаты никогда не идут на компромиссы, тем более, когда затронута их собственная честь. Собственно, таких я уважаю. Ладно, надеюсь, все будет в полном порядке!
– Только нужно продумать, как не напрячь ментов по поводу отрубленной фаланги: еще припаяют намеренное нанесение себе увечья, – заметил Толик-Монгол.
– Я уже все продумал! – подмигнул Смотрящий. – Проигравший скажет, что произошел несчастный случай во время рубки дров. А со старшим поваром я договорюсь…
Алик-Зверь поймал Гориллу «на слабо», и тот заглотил наживку по самые жабры:
– Да я его порву, как грелку! Ему и пальцы рубить не придется! Да я его… – выкрикивал Горилла.
Он долго не мог успокоиться и всякий раз, сталкиваясь с Толиком-Монголом, выразительно проводил ребром ладони по горлу: вроде «конец тебе пришел, парень!».
Место поединка определили сразу: хозяйственный двор за столовой. Время выбрали тоже не случайно: следующий понедельник, после обеда и до вечерней проверки – когда менты, после выходных и обеда наиболее ленивы. Чтобы не было лишних глаз и ушей, на поединок был приглашен очень узкий круг самых проверенных лиц.
Конечно, утаить такое «мероприятие» в колонии невозможно: всегда найдется «кукушка», которая «прокукует» старшему Куму. Правда, этой «кукушке» не удалось узнать обо всех подробностях поединка, а потому Кум, не зная о том, что проигравшему грозит потеря пальца, немного подумав, решил, что лишний раз подставлять своего «кукушонка» не стоит: пусть «шерстяные» немного потешат свою кровь. Глядишь, меньше нарушений в зоне будет…
Все оставшиеся пять дней Толик-Монгол по несколько часов в день тренировался и отрабатывал удары по самодельному мешку, плотно набитому песком.
И вот наступил час «икс». На хозяйственном дворе столовой собралось не более пятнадцати человек. На специально сколоченном возвышении восседал Алик-Зверь – главный рефери схватки.
На более низких скамейках расположилось несколько зэков из окружения Смотрящего, старший нарядчик зоны, без которого не проходило ни одно мероприятие, и двое отрядных завхозов. Забор, отгораживавший хозяйственный двор, был достаточно высоким, а все щели, имевшиеся до сего дня, предусмотрительно забили рейками накануне. Так что никакой посторонний увидеть поединок ну никак не смог бы, даже при желании.
– Условия схватки поединщикам известны? – спросил Алик-Зверь обоих соперников.
– Да, – кивнул Толик-Монгол.
– Известны! – процедил сквозь зубы Горилла. – Не наделай в штаны, Монгол, когда пальцы рубить будешь! – зло вращая глазами, прорычал он.
– Помечтать не вредно! – усмехнулся То-лик-Монгол: он старался сохранить спокойствие и не поддаваться эмоциям.
– Хватить базарить! – оборвал их перепалку Алик-Зверь. – Поединок проходит без перерывов и длится либо до потери сознания одного из соперников, либо в случае добровольного признания своего поражения, – объявил он. – Чтобы никто из соперников не схимичил, шнырь санчасти поочередно забинтует руки, – Смотрящий поочередно посмотрел на соперников, ожидая вопросов, но те промолчали, и он повернулся к дежурному по санчасти: – Вась, приступай!
Василий подошел сначала к Горилле и туго перебинтовал его руки, потом – к Толику-Монголу.
Перебинтовывая ему руки, шнырь санчасти тихо шепнул:
– Надери ему задницу, Монгол!
Когда Василий закончил свое дело, то повернулся к Смотрящему:
– Готово! – объявил он.
Алик-Зверь обратился к присутствующим:
– Братва, нам не нужна огласка, а потому старайтесь не кричать, а если кричите, то тихо, – он ухмыльнулся. – Хилый, – обратился он к одному из своих приближенных, длинному, худому парню, – ты поставил кого-нибудь на атасе?
– Конечно, Алик! Четверо, по всему периметру! – ответил тот. – Все нормалек, шеф!
Алик-Зверь повернулся к соперникам:
– Правило у нас, как говорили в одном фильме, одно – никаких правил! Руки пожимать не обязательно, а потому начнем, пожалуй, по моему сигналу! – и тут же гаркнул: – Давай!
Горилла танком устремился в атаку, пытаясь сразу нанести сокрушающий удар в лицо. Ожидая нечто подобное, Толик-Монгол ловко уклонился от удара соперника и даже успел нанести ему удар ногой в грудь.
– Ах ты, сучонок! – взревел тот скорее от обиды, нежели от боли. – Карате-маратэ тебя не спасет! – он снова рванулся вперед, и на этот раз ему удалось, хоть и вскользь, но ощутимо засандалить соперника по уху.
Толику-Монголу показалось, что ухо опалило огнем, но это лишь раззадорило его. Он усмехнулся, потер ухо тыльной стороной ладони и неожиданно выпрыгнул вверх вперед. А Горилла снова подал все тело вперед. Пойманный на контрдвижении, Горилла вновь получил: удар ногой снова пришелся ему в грудь. Гориллу подбросило вверх, он нелепо помахал в воздухе руками, словно пытаясь отыскать точку опоры, затем рухнул назад всей спиной и взвыл от боли.
– Молодец, Монгол!
– Классно ты завалил Гориллу!
– Лежи, Горилла, не вставай, а то больно будет!
Крики раздавались со всех сторон, но ни одного голоса в поддержку Гориллы.
По-видимому, усмешки зэков заставили Гориллу пересилить боль, и он, продолжая морщиться и вовсю покрывать матюгами соперника, поднялся и двинулся вперед.
– Ну, все, щенок, молись своему монгольскому богу! – прошипел он, вскакивая на ноги.
Толик-Монгол вполне мог добить лежащего соперника, но ему это было неинтересно, тем более, что он почти сразу понял, что у соперника кроме мускулов нет никаких других аргументов – просто прет буром и надеется на свой вес. А потому Толик-Монгол решил с ним поиграть, от души поиздеваться. За мгновение до его ударов он отскакивал, откланялся, уходил в сторону, успевая бить противника по лицу.
Горилла все больше и больше злился, не понимая, почему ему не удается нанести сопернику ни одного удара.
– Может, хватит кота за хвост тянуть? – с ухмылкой спросил Алик-Зверь. – Кончай с ним, Монгол! – он уже поверил, что Толик-Монгол не упустит победу.
– Порви его! – выкрикнул старший нарядчик.
В конце концов и Толику-Монголу самому надоело забавляться с этим фашиствующим фанатом: сделав пару отвлекающих финтов, он нанес ему страшный удар ногой в солнечное сплетение. Мгновенно сложившись пополам, Горилла рухнул лицом в землю, даже не пытаясь как-то подстраховать лицо руками: он был без сознания.
Поначалу никто из зрителей не понял, что произошло: настолько незаметным оказался удар. Вроде бы Горилла сам, обо что-то споткнувшись, упал, и вот-вот должен вскочить на ноги, чтобы продолжить поединок, но время шло, а он продолжал лежать неподвижно.
Алик-Зверь сошел со своего судейского трона, подошел к бесчувственно лежавшему Горилле и носком до блеска начищенного сапога пнул в его бок. Тот никак не отреагировал. Смотрящий склонился над ним и пощупал пульс на шее.
– Жив, – он констатировал таким тоном, что было непонятно: произнес с сожалением или с облегчением.
Через несколько минут Горилла пришел в себя и мутным взглядом осмотрелся вокруг, не понимая, где он и что с ним: он был словно с глубокого похмелья.
– Что случилось? – жалобно спросил он.
– Смотри, братва, Горилла «дурку» включил! – выкрикнул один из завхозов.
А Алик-Зверь произнес свой «приговор»:
– Победу одержал Толик-Монгол и потому напоминаю, что проигравший должен выполнить оговоренные условия поединка, – он многозначительно взглянул на Гориллу: – Ты готов? – и многозначительно добавил: – Или тебе помочь?
– Нет-нет, я сам! – пролепетал тот: было такое впечатление, что он с трудом сдерживает слезы.
И куда только делся его воинственный пыл? Сейчас, когда Толик-Монгол прилюдно «надрал ему задницу», всем стало понятно, что своим поведением и вымышленными рассказами о своих «подвигах» он старательно скрывал собственный животный страх, все поняли, что Горилла – мыльный пузырь. Вполне возможно, что и к скинхедам он примкнул только для того, чтобы скрыть свои комплексы, свой страх. Ведь забить какого-то бедолагу в толпе не страшно.
Сейчас, когда его побил более слабый, как ему казалось, противник, он сдулся, как проколотый шарик, и с ним можно было делать все, что угодно.
Когда Горилла подошел к пеньку, на котором разделывали коровьи и свиные туши, он с таким ужасом взглянул на огромный, для резки мяса, столовый нож-тесак, что казалось, еще мгновение – и он упадет в обморок.
– Так кто штаны будет менять? – спокойно, без издевки, спросил Толик-Монгол.
Словно не слыша вопроса соперника, что могло быть и на самом деле, Горилла с какими-то неимоверными усилиями заставил себя взять нож в руки, потом повернулся к Смотрящему и жалобно спросил:
– Обязательно два мизинца рубить?
– Обращайся к победителю: только он может решить, пойти на скощуху или нет! – объявил Алик-Зверь, как они и договорились с Толиком-Монголом.
С видом побитой собаки Горилла обернулся к своему сопернику-победителю и вопросительно взглянул на него.
– Что скажешь, Монгол? – дрожащим голосом спросил он.
– Мне не нужна лишняя кровь, – спокойно проговорил победитель. – Мне хватит и одной фаланги, но только при одном условии…
– Каком? :– с надеждой спросил Горилла.
– Ты отрубаешь одну фалангу, потом берешь ее, идешь к Укеру Минато, кладешь перед ним фалангу и вымаливаешь у него прощение, если японец простит, то ты освобождаешься от отсечения второй фаланги, если нет, то… – То-лик-Монгол выразительно пожал плечами.
– Но япош… – начал он, осекся и тут же поправился, обречено вздохнув: – …Этот японец никогда не простит меня…
– Как просить будешь, – с усмешкой заметил Толик-Монгол.
– Ну что, Горилла, ты принимаешь предложение победителя? – нетерпеливо спросил Смотрящий.
– Конечно, – на лице его было столько отчаяния, что он примерился, взмахнул ножом и, закричав как-то не по-человечески, резко опустил лезвие на мизинец…
Это оказалось столь неожиданно, что кто-то из зрителей даже вскрикнул.
Вася, шнырь санчасти, тут же подскочил к Горилле, обработал обрубленный мизинец йодом и ловко забинтовал его.
Прижимая левую руку к груди, Горилла брезгливо взял двумя пальцами отрубленную фалангу и молча направился прочь с хозяйственного двора. За ним, по знаку Смотрящего, пошел один из его приближенных.
Именно от него позднее и стало известно, как прошла встреча Гориллы с японцем.
Когда Горилла вошел в барак, он сразу направился к шконке Укеру Минато. Японец, увидев приближающегося врага, нахмурился и тут же встал, готовый к любому повороту. Но когда Горилла подошел к нему ближе, он рассмотрел перебинтованный мизинец и вопросительно взглянул сначала на него, потом на подошедшего парня из окружения Смотрящего, который с ободряющей улыбкой подмигнул ему.
Горилла молча положил на тумбочку свою отрубленную фалангу и виновато сказал:
– Укеру Минато, я не знаю, как и что я должен говорить в данной ситуации, а потому скажу просто: вот мой палец и я прошу у тебя прощения. Я был не прав, оскорбляя тебя! Скажи мне: ты можешь простить меня?
– Сначала ответь: ты сам решил сделать это, или тебя кто-то заставил? – спросил японец.
– Сам, – неуверенно ответил Горилла и поморщился от боли.
– А если я не прощу, что тогда будешь делать?
– Тогда мне придется отрубить себе второй палец, – дрожащим голосом ответил Горилла.
– У тебя подбит глаз, кто это сделал? Только не говори, что сам ударился, – не унимался японец.
– У нас был поединок с Монголом, – признался тот, не в силах скрывать правду.
– И ты проиграл?
– Да, – пострадавший виновато опустил глаза.
– Теперь мне все понятно, – проговорил Укеру Минато. – Иди и скажи победителю, что я принял твой палец, – добавил он и спокойно взял в руку кровавое извинение.
– Спасибо! – обрадованно воскликнул Горилла и тут же, словно боясь, что японец передумает, устремился к выходу.
На следующий день Укеру Минато сам подошел к Толику-Монголу и прямо спросил:
– Зачем ты рисковал своим здоровьем, я же тебе даже не приятель?
Толик-Монгол говорил долго и витиевато, а когда закончил, японец произнес странную фразу:
– Никак не могу понять вас, русских! Вы можете ссориться между собой, взорваться из-за пустяка и набить друг другу лицо, причем даже в трезвом состоянии, но можете и рисковать жизнью из-за незнакомого вам человека… – Укеру Минато пожал плечами. – Не понимаю… – повторил он.
– Понять нас трудно, – согласился Толик-Монгол, – нас нужно принимать такими, какие мы есть!
– Я – принял! – японец протянул руку, и когда тот протянул в ответ свою, накрыл ее второй рукой: по-японски этот жест означал особое расположение и уважение…
С того дня они много общались, много рассказывали друг другу. Рассказал Укеру Минато и о своем шефе – Оябуне Танаки. Кобо, и о том, какой герб у их клана. Тогда Толику-Монголу и в голову не могло прийти, что когда-нибудь эти рассказы смогут ему пригодиться…
Прилетев в токийский аэропорт Ханеда, То-лик-Монгол решил проехаться до центра города на монорельсовой железной дороге. Поселился в пятизвездном отеле «Шератон-Палас».
Прежде чем отправиться в Японию, он тщательно подготовился к встрече с Оябуном Танаки Кобо. После долгих размышлений Монгол пришел к выводу, что на испуг главу Якудза не возьмешь: можно и без головы остаться. Оставалось только одно: воспользоваться желанием Танаки Кобо освоить новую территорию, каковой является Россия, для интересов своей семьи.
Именно об этом ему рассказывал Укеру Минато. Якудза нужны новые рынки сбыта наркотиков, электроники, легковых автомобилей, а сама Якудза хотела бы приобретать золото и драгоценные камни. Соблазнительным показалось золото.
Но не придешь же к Оябуну с пустыми руками: нужны какие-то гарантийные доказательства, причем такие, которые безоговорочно убедят босса японской мафии.
А что может убедить Оябуна? После долгих размышлений Толик-Монгол остановился на серьезном отношении японских мафиози к государственным властным структурам. Именно на этом он и решил разыграть главную партию с Оябуном.
Толик-Монгол потратил много времени, чтобы заиметь фотографии, на которых он запечатлен вместе с министрами силовых структур России, с премьер-министром, и даже в окружении Президента России. То есть с теми руководителями страны, которые часто мелькают на телеэкране и известны во всем мире. А для пущей убедительности Толик-Монгол обзавелся их личными визитками, а каждое фото сопровождалось трогательной надписью того, с кем он был сфотографирован.
Адрес особняка Оябуна – Танаки Кобо.– он запомнил от Укеру Минато, а потому, прилетев ранним утром, Толик-Монгол отдохнул в своем «люксе», проспав до самого обеда. Потом наскоро перекусил в ресторане и отправился на поиски дома главного токийского мафиози. И это оказалось много проще, чем он предполагал: первый же таксист оказался не только отлично знающим свой город, но и немного говорил по-английски.
Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Выбор тактики для завлечения японского мафиози в свои сети оказался стопроцентным. Дело в том, что Танаки Кобо, в отличие от своего отца, от которого он по наследству встал во главе токийской Якудза, получил два высших образования, слыл человеком интеллигентным, воспитанным и весьма дальновидным. Он отлично понимал, что для того, чтобы его семья становилась все богаче и могущественнее, необходимо расширять рынок сбыта, но еще важнее расширять рынок приобретения сырья.
Долгое время его устремления были связаны с Китаем. Необъятная страна, огромные природные ресурсы, много дешевой рабочей силы. Но многочисленные попытки проникновения его агентов в эту азиатскую страну наталкивались на враждебность и непонимание.
Колумбийцы сами искали его дружбы, но, как ни странно, к наркотикам Танаки Кобо относился если и не враждебно, но никогда не поддерживал этот бизнес, хотя и не запрещал им заниматься своим партнерам, занимая, как говорится, нейтральную позицию в этом вопросе.
После дефолта девяносто восьмого года в России Танаки Кобо интуитивно почувствовал, что пора занять активную позицию в отношении России. Огромная территория, самая богатая сырьевая база, золотодобывающая, алмазодобывающая, нефтедобывающая страна. То есть в России есть много того, чем занимается его семья. Было бы большой глупостью не воспользоваться тем, что в стране нет стабильности. Сразу же после дефолта он послал в Россию несколько своих доверенных людей, которые должны были, прощупав разнообразные пути сотрудничества, доложить ему свои соображения.
Среди его посланцев был и Укеру Минато, возглавляющий одно из отделений его семейного клана. К сожалению для клана, его арестовали и засудили, несмотря на попытки откупиться перед следователями.
Остальные посланцы вернулись и не только отчитались перед Оябуном за свою поездку, но и каждый дал свои предложения, оценив возможности сотрудничества с Россией. Суммировав все выводы, Танаки Кобо понял основное: пытаться войти в российский рынок с помощью русских криминальных структур довольно опасно и малопродуктивно: русский криминал не держит своего слова, имеет малые завязки во властных государственных структурах, да и аппетиты у них слишком непомерные.
Русский криминалитет хочет все сразу и как можно быстрее. Конечно, некоторые из них имеют авторитет и у власти, но их столь мало, что делать ставку на сотрудничество с ними не имело особых перспектив. Было гораздо больше смысла выходить на продажных чиновников и через них, постоянно их прикармливая, осваивать все новые и новые территории России. И на это денег не нужно жалеть: со временем все окупится вдесятеро.
Приняв это решение, Танаки Кобо всерьез взялся за изучение русского языка и создал специальный отдел из толковых специалистов, которые должны были заниматься только Россией. Ни одного мало-мальски громкого скандала, связанного с политиками, не должно было остаться без их внимания.
Танаки Кобо, приняв однажды решение, никогда не отступал от него, если оставался хотя бы маленький шанс на его реализацию. Не прошло и полгода, как он вполне сносно говорил по-русски, никак не осилив выговаривать букву «в», в его произношении она более была похожа на букву «б».
Танаки Кобо знал в лицо каждого министра России, ему очень импонировал российский Президент, но к российскому премьер-министру японец относился с пренебрежением, никак не понимая, почему российский Президент не снимет того с должности и не поставит более молодого, более перспективного руководителя Правительства, который не будет оглядываться назад, а всерьез займется развитием в России новых технологий, станет больше уделять внимания ученым и наукам, развивающим главные отрасли промышленности.
Именно в такой момент и появился Толик-Монгол: как говорится, на ловца и зверь бежит.
Оставалось выяснить, кто из них охотник, а кто зверь…
В тот день Танаки Кобо как раз занимался изучением последних новостей из России, когда начальник его охраны, его дальний родственник, доложил, что с ним хочет встретиться какой-то русский из Москвы.
– Ты спросил, чего он хочет? – поинтересовался Оябун.
– Конечно, Хозяин, говорит, что привез для вас интересное предложение от весьма важных людей из Москвы. Приехал на такси, одет в дорогой костюм и дорогую обувь. Представился родственником какого-то Долоновича.
– Долоновича? – Танаки Кобо собрал в кучу все морщины на лбу.
Что-то знакомое промелькнуло в голове, и мозг тут же выдал информацию: Долонович один из самых богатых русских олигархов. Неужели сама Судьба идет навстречу и повернула Фортуну лицом к его семье? Сердце заколотилось быстрее, чем обычно, но Танаки Кобо сумел скрыть эмоции и спокойно попросил своего главного охранника с уважением проводить русского гостя в комнату для приема важных персон.
Быстро переодевшись в европейский костюм, Танаки Кобо вышел к гостю, который, уважая восточные традиции, тут же встал с кресла.
«Около сорока лет, развитая фигура, проницательный взгляд. Держится уважительно, но уверенно!» – быстро оценил русского гостя Оябун.
– Добро пожалобать в Страну Восходящего Солнца! – вежливо произнес по-русски глава токийской мафии, забавно выговаривая букву «в». Он уважительно пожал руку гостя обеими руками.
– Вы хорошо говорите по-русски! Бывали в России?
– Не пришлось… пока. А русский я учу только босемь месяцеб! – хвастливо заметил он.
– Не может быть! – воскликнул Толик-Монгол. – Для восточных людей русский язык очень труден.
– Бы прабы, я знаю бсе оснобные европейские языки, и баш язык – самый невозможный.
– Выходит, у вас особые способности.
– Благодарю за комплимент…
– Никита Долонович, – представился То-лик-Монгол. – Можно просто Ник!
– Б таком случае, зобите меня просто Кобо, – он чуть наклонил голову.
– Надо же, как Сталина: его тоже так звали.
– Почти так, – чуть заметно улыбнулся Оябун. – Его партийная кличка была – Коба, – поправил он.
– Согласитесь, очень похоже.
– В любом случае, Сталин не из самых последних людей в мире, – осторожно заметил он.
– Еще бы! Воротить такой страной, как Советский Союз, не всякому дано.
– Бы хотите кушать, может, быпить что? К примеру, саке? – гостеприимно предложил Оябун, явно стараясь сменить тему.
– Спасибо, я пообедал, а вот от русской водки со льдом, если это возможно, я бы не отказался, конечно, при условии, что вы поддержите компанию.
– С большим удобольстбием, – отозвался тот. – Несмотря на то, что я открыл бодку лишь полгода назад, но успел оценить ее бкус и качество, – он хлопнул в ладоши.
К ним тут же неслышно выскользнула молодая девушка в японском кимоно. Ее лицо было покрыто какими-то белилами. Глаза опущены к полу.
Танаки Кобо что-то быстро проговорил по-японски, и через некоторое время их стол был накрыт разнообразными вкусностями, бутылкой столичной водки и чашкой со льдом.
– Мне избестно, что русские никогда не пьют без тостоб, а потому бам, как гостю, предоставляю сказать пербым, – вежливо предложил Оябун.
Выпив из маленьких фарфоровых чашечек три раза, глава токийской мафии спросил:
– С каким предложением и от кого бы, убажаемый Ник, прибыли из такого далека ко мне? Может быть, от сбоего избестного родственника?
Вы совершенно правильно догадались, что я – родственник не самого бедного человека России, однако в этот раз я представляю не его интересы, – многозначительно заявил Толик-Монгол, после чего достал из дипломата несколько фотографий. – Среди моих друзей есть много могущественных людей, с которыми нас связывают не только партнерские, но и дружеские отношения, – в его голосе был явный намек на собственную значимость.
Танаки Кобо принялся рассматривать пачку фотографий, и, несмотря на то, что он изо всех сил пытался скрыть свое изумление, волнение на лице все равно не укрылось от внимания Толика-Монгола, особенно, когда мафиози рассматривал фотографию с Президентом России.
Чтобы еще более усилить эффект, Толик-Монгол сказал:
– С каждым из них у меня прямая связь, – он показал несколько визиток.
– Если бы хотели убедить меня в том, что бы – серьезный челобек, то бам это удалось, – признался Танаки Кобо и вежливо поклонился гостю. – Скажите, какой интерес бы преследуете, предлагая партнерство с нашей организацией?
– На прямой вопрос должен быть прямой ответ, – заметил Толик-Монгол. – Умные люди, занимающиеся торговлей, причем совершенно не важно, какой: золотом или нефтью, драгоценными камнями или древесной стружкой, – всегда стремятся к расширению связей и территорий влияния, не так ли?
– У меня нет никаких бозражений: это реалии собременного бизнеса, – признался японский мафиози.
– А подобные расширения имеют тенденцию к увеличению доходов.
– И это истинная прабда, – кивнул Танаки Кобо.
– Значит, я ответил на ваш вопрос?
– Частично. Хотелось бы знать, что именно могут предложить баши партнеры и друзья.
– Я уже перечислил сферу приложения наших усилий, – ответил Толик-Монгол. – Только у моих друзей имеется два неукоснительных условия, которые они выдвигают при первой сделке с новым партнером, – он сделал паузу.
– Какие?
– Во-первых, сделка должна быть не менее чем на полмиллиона долларов на одну позицию, во-вторых, обязательная предоплата семидесяти пяти процентов сделки.
– Позицию? – не понял японец.
– Имеется в виду товар, который вам нужен. Например, золото, которое у нас можно приобрести по более низкой цене, нежели на всемирной бирже. Если хотите приобрести золото, то сделка должна быть не менее чем на пятьсот тысяч долларов и предоплата триста семьдесят пять тысяч, – пояснил Толик-Монгол и доверительно добавил: – Из уважения к вам и вашей серьезной организации, могу заверить, что любой торг приведет к полному отказу от сотрудничества. Могу сказать даже больше: такие прецеденты уже были, и фирмам, которые попытались торговаться, отказали, и потом они локти кусали, но ничего уже не могли поделать, даже предлагая более льготные условия для моих партнеров.
– Почему? – вновь не понял японец.
– Здесь гарантом выступает государство, и фирма, желающая сотрудничества, должна доказать свою финансовую состоятельность, – пожал плечами Толик-Монгол, как бы говоря этим жестом, что это так просто.
– Но почему именно я? В Японии есть и другие богатые организации, – захотел получить ответ на мучавший его вопрос японский мафиози.
– А это совсем просто, – улыбнулся русский гость. – Во-первых, вы возглавляете одну из самых могущественных организаций в Токио, во-вторых, вы человек высокообразованный и умный, чтобы мгновенно понять и оценить по достоинству перспективы такого предложения. Однако, если вас что-то смущает, скажите прямо, и я пойду к вашим… – Толик-Монгол специально сделал паузу в надежде, что тот все понял и сам закончит его мысль.
– …к моим соперникам, – договорил японец.
– Если выражаться мягким, интеллигентным языком, – ухмыльнулся Толик-Монгол.
– Выходит, я правильно бас понял.
– Недаром говорят о вас, что вы умный человек, – польстил Толик-Монгол.
– Сколько бремени бы даете мне на проработку башего предложения с моими специалистами? – спросил Оябун.
– А сколько вам необходимо? – Толик-Монгол решил проверить, насколько интересен предложенный проект: скажет месяц, значит, сомнения большие и нет смысла продолжать эти игры, предложит неделю – наживка заглочена.
– Думаю, дня три-четыре будет достаточно, – после недолгих раздумий ответил японец и с нетерпением уставился на гостя.
Толик-Монгол ответил не сразу, делая вид, что взвешивает все «за» и «против», потом сказал:
– Исключительно из уважения к вам.
– Бот и хорошо, – облегченно вздохнул Танаки Кобо. – Если бы будете любезны принять предложение боспользобаться моим гостеприимством, то я буду рад создать бам все услобия для отдыха. Отель есть отель, – с пренебрежением добавил он и спросил: – Бы как относитесь к японским дебушкам?
.– Пока никак: у меня не было ни одной японской девушки, – признался Толик-Монгол.
– Поберьте, это большое упущение в жизни мужчины, – японец причмокнул губами. – Восточные женщины, особенно японские, знают то, чего не знают в сексе ебропейские женщины. Сами убедитесь…
– Но… – наморщил лоб Толик-Монгол, но японец истолковал его неуверенность по-своему.
– Дебочки все будут чистые, после медицинской проберки: можете не беспокоиться насчет башего здоровья… – заверил японский Якудза.
– Хорошо, уговорили…
Главный токийский мафиози оказался прав на все сто. То, что умели и вытворяли те, кого для него выбрали служащие Оябуна, Толик-Монгол, большой ходок по женской части, никогда не испытывал и получил столько удовольствия, сколько не получал за всю свою жизнь.
Как правило, над его удовлетворением трудились трое молодых девушек. Никто из них ни слова не знал по-английски, тем более по-русски, но казалось, что это было бы даже лишним. Они настолько хорошо знали свое дело, что ему не приходилось высказывать свои пожелания.
Ко второму дню Толику-Монголу пришло в голову, что не осталось ни одного укромного местечка на его теле, где не прикоснулся бы язычок каждой из японок. Боже, а какой удивительный массаж они исполняли! Начинали с мягкого, рефлессирующего массажа, потом промассировывали каждую мышцу, а следующим этапом приступали к эротическому массажу, после которого создавалось впечатление, что он готов поупражняться с каждой девушкой без всякого перерыва. Впрочем, так оно и было на самом деле: девушки знали толк в сексуальной подготовке мужчины и в совершенстве изучили акупунктуру.
Толик-Монгол трудился не зная усталости, а его нектар, казалось, восстанавливался в считанные секунды. А как они обслуживали его за столом, во время приема пищи! Он ощущал себя настоящим султаном. Но на третий день в его спальную комнату осторожно постучали.
– Войдите! – ответил Толик-Монгол в тот момент, когда одна из девушек ласкала его естество своим язычком и не прекратила своего занятия даже в тот момент, когда вошел посыльный. В это время две другие ласкали его живот и ноги.
– Танаки Кобо просить бас встретиться с ним через дба часа б знакомый для бас приемная, – с большим трудом произнес вошедший, склонившись в полупоклоне перед русским гостем.
– Спасибо, через два часа я буду, – ответил Толик-Монгол с полуприкрытыми от удовольствия глазами…
Встреча была короткой, но весьма продуктивной. После обычного восточного трепа о здоровье, об отдыхе и тому подобном Танаки Кобо с задором произнес:
– Мы не стали дожидаться исхода трех дней и уже сейчас можем подписать наши соглашения и готобы перечислить миллион сто двадцать пять тысяч долларов на счет, который бы мне укажете: через сорок секунд деньги окажутся там.
– Судя по сумме, вы решили избрать три позиции, – быстро высчитал Толик-Монгол.
– Совершенно точно: одна – по золоту и две по лесу: параметры и некоторые данные изложены в нашем договоре. А это бам, несмотря на то, что вы ничего не сказали о вашем посредническом проценте, – Танаки Кобо протянул ему дипломат. – Здесь ровно сто двенадцать тысяч пятьсот долларов, то есть десять процентов от сделки.
Толик-Монгол изо всех сил старался сдержать непроницаемое лицо, не понимая, как это Оябун решил рискнуть сразу такой большой суммой. Ему и в голову не могло прийти, что острое зрение и хорошая зрительная память помогли Танаки Кобо запомнить номер из визитки премьер-министра России.
После некоторых колебаний он позвонил, представился и услышал от российского премьера только одну фразу: «Ждем вашего решения, господин Танаки!» Во время этого разговора в его кабинете присутствовал человек, который имел возможность встречаться с российским премьером. Разговор состоялся при громкой связи, и тот подтвердил, что услышанный голос принадлежит премьер-министру России.
Услышав подтверждение, Танаки Кобо отбросил прочь все сомнения и в тот же день приказал подготовить все документы по заключению сделки с обозначенной московским гостем фирмой.
В этот же вечер один миллион сто двадцать пять тысяч долларов поступили на один из счетов Академии, Толик-Монгол, перечислив на этот же счет девяносто тысяч долларов, с остальными в кармане отбыл в Москву…