Обреченная невеста

Глава первая

Спустя два года, в февральский холодный ненастный день высокий, преждевременно поседевший джентльмен с бакенбардами и мрачно одетый в темное пальто и накидку, с плоской овальной формы шляпой вышел из кареты, которая только что привезла его из Плимута в Лондон. Когда он снял свою шляпу, можно было увидеть множество неровных багрового цвета шрамов, портящих когда-то красивое и благородное лицо. Оно было темным от загара, как будто владелец много времени пробыл на тропическом солнце. Несколько минут он стоял, дрожа от колючего ветра, который дул по Ньючейт-стрит. Несколько перистых хлопьев снега упали на его накидку и шляпу и мгновенно растаяли. Но мрачные из-за погоды улицы были полны народа и очень украшены. В некоторых местах рабочие сидели верхом на фонарях, деловито полируя стекло. Вновь прибывшему казалось, что идут приготовления к какому-то большому событию. Он только что прибыл из Австралии и чувствовал, что должен порасспрашивать. Войдя в ближайшую таверну, он присоединился к нескольким джентльменам, которые пили и курили в коммерческом зале.

То, что он услышал, удивило и заинтересовало вернувшегося путешественника: послезавтра молодая королева Виктория должна была выйти замуж за принца Альберта, сына герцога Кобург Тота.

Путешественник поднял кружку пенящегося пива.

– Да здравствует королева, – сказал он с уважением.

Когда он снова вышел на мрачные улицы, то вспомнил, что не был на родной земле с тех пор, как молодая королева вступала на трон. Все изменилось в Англии, и Бог знает, какие еще изменения я найду, подумал он.

Застегивая воротник, он направился к фирме поверенных, чьи конторы находились недалеко от Пол-Чечьярд. На ее дверях и пыльных окнах было выгравировано имя: Нонсил и Дакенст.

Войдя в дверь, он сразу же спросил клерка, на месте ли мистер Кэлеб Нонсил. Последовал неутешительный ответ, что того нет в городе, он находится на похоронах одного из своих деревенских клиентов и не должен вернуться до завтрашнего дня.

– Ладно, я приду завтра, – сказал путешественник.

– Какое имя мне назвать, сэр? – спросил клерк.

– Ты не узнаешь меня?

Клерк, долговязый парень, близоруко всмотрелся в лицо высокого джентльмена со шрамом и покачал головой.

– Нет, сэр.

– Я изменился намного больше, чем ты, юный Бенжамин Дрю. Ты здорово подрос с тех пор, когда мы с тобой встречались в последний раз.

– Неужто, сэр, вы знаете меня?

– Да. Ты принимал меня здесь много раз, сначала моего дядю, а потом меня. Но это не имеет значения, я не буду раскрывать мою личность в данный момент. Пусть это будет сюрпризом для мистера Нонсила.

Улыбаясь, джентльмен повернулся и пошел прочь от офиса, оставив клерка с широко открытым ртом.

Путешественник недолго оставался в холодной серости зимнего утра. Он остановил проходящий кэб, сел в него и дал адрес дома на Найтсбридж-Грин. Боюсь, для Долли это тоже будет ударом – подумал он, и для Арчибальда, и для других.

Шел сильный снег, когда джентльмен со шрамом с силой дергал медный дверной молоток на двери узкого дома, обращенного в сторону Грина.

Он очень удивился, когда лакей сказал ему, что миссис де Вир здесь больше не живет. Лакей сообщил ему, что миссис де Вир около полутора лет назад снова вышла замуж – и теперь ее называли леди Сидпат.

– Леди Сидпат! – вернувшийся путешественник с удивлением повторил имя. – Значит, мистер де Вир умер?

– О да, сэр, в Индии, почти два года назад.

– Увы, бедный Арчибальд! Это первая утрата, о которой я слышу.

В прошлом один или два раза у Уайтов путешественник играл в карты с Сидпатом и проиграл ему.

Теперь Долли, леди Сидпат, жила в Беркли-Сквер. Лакей добавил, что обе молодые леди, мисс Имоджин и мисс Изабель, были до сих пор незамужем и жили в доме их отчима.

Джентльмен со шрамом не терял больше времени и отправился на Беркли-Сквер. Ему повезло застать леди Сидпат дома. Напудренный лакей, который встретил его, провел в красивую, богато украшенную гостиную.

Гость сказал:

– Будьте добры сообщить ее светлости, что я ее родственник и приехал из-за границы.

В следующую минуту он услышал в холле знакомый высокий голос; дверь распахнулась, и вошла Долли.

Она была одета так, как будто собиралась выходить. Она сильно пополнела и совсем не была больше привлекательной, несмотря на роскошь ее бархатного платья и жакета, прелестную соболью муфту, капюшон и модную шляпку с перьями.

В сапогах на высоких каблуках она прошла по паркетному полу к нему и первой сказала:

– Вы извините меня, сэр, но я не могу понять, что Дженкинз имеет в виду, когда говорит, что вы родственник из-за границы. У меня нет родственников.

Она замолчала, затем подошла ближе к высокому джентльмену и пристально посмотрела ему в лицо. Краска исчезла с ее лица, за исключением губной помады. Она прикрыла рукой губы и вскрикнула.

– О Боже милостивый! Этого не может быть, не может.

– Да, Долли, это так. Гарри Родни вернулся из своей водяной могилы, – глухим голосом сказал мужчина, – Назад, но, увы, без моей любимой жены, которая навсегда осталась под этими жестокими волнами. Моя бедная прекрасная Элен!

Пока он говорил, полная маленькая женщина в мехах, драгоценностях и перьях вскрикнула еще раз и, потеряв сознание, стала опускаться на пол.

Он подхватил ее, уложил на софу и позвонил лакею. Тот сходил за служанкой ее светлости, которая поспешно спустилась вниз с жжеными перьями и поднесла их к ноздрям своей госпожи. Долли застонала, что-то бессвязно пробормотала и открыла глаза, которые из-под черных ресниц жадно и исступленно смотрели на человека по имени Гарри Родни. Она лихорадочно задрожала и произнесла его имя.

– Гарри! Милостивый Боже, Гарри!

– Я должен попросить у тебя прощения, что нанес такой удар, кузина, – сказал он.

Она села прямо, краска прилила к лицу, а ее глаза продолжали рассматривать его. Она выглядела так, будто находилась во власти сильного ужасного страха. Она подала знак служанке и подождала, пока та выйдет из комнаты. Затем снова взглянула на него тем же исступленным взором.

– Да, это он. Со шрамом и седой, но все равно это он. Чем больше я смотрю, тем увереннее становлюсь.

– Ты можешь быть совершенно уверенной, – сказал Гарри Родни с кроткой улыбкой, – уверяю тебя, я не привидение.

Дрожащими пальцами Долли прижала носовой платок к губам.

– Но ты утонул! – прошептала она. – Ты погиб во время шторма, который потопил пароход на переправе через пролив три года назад!

Он уселся рядом с софой и скрестил руки на груди.

– Нет, Долли, я не погиб. Погибли другие, все, в том числе моя обожаемая жена. Я один остался в живых.

– Тогда почему мы не знали? Где ты был? Объясни мне, или я сойду с ума, я все еще думаю, что ты какое-то ужасное привидение.

Боже мой, думала она, если бы он знал, какие страшные переживания терзают ее полную вины душу. Теперь другое привидение встало за Гарри Родни в ее воображении: неясные очертания молодой девушки, которую Долли так низко предала. Флер, которую она продала в руки самого жестокого человека, чтобы заплатить за несчастные долги с помощью ее жениха. С тех пор день свадьбы Флер, когда Долли с притворной набожностью стояла на коленях в церкви, терзал ее совесть. Она ничего не слышала о Флер, даже после рождения ребенка. О том, что случилось потом, когда Чевиот в гневе и негодовании рычал на нее, Долли и не думала в этот момент. Она не хотела думать о том, что сталкивается с ужасной вероятностью того, что образ Флер будет преследовать ее до самой смерти.

Долли сидела, дрожащая и плачущая, слушая рассказ своего кузена. Когда «Пэкит» затонул, он попытался удержать свою тонущую жену, но напрасно. Прекрасная головка Элен скрывалась под волнами и, несмотря на все его попытки, в конце концов навсегда исчезла под ними. Потом он уцепился за плавающую перекладину, и, хотя его бросало и швыряло страшными штормовыми волнами, ему удалось продержаться несколько часов. Его охватывала дрожь при воспоминании о страшной сцене: тонущий перевернутый пароход во власти судьбы; стоны раненых и умирающих; последние булькающие крики тех, кто боролся с волнами, но ушел под воду, когда все силы иссякли.

Некоторое время Гарри несло течением, и когда он уже был на грани изнеможения, то обнаружил, что находится недалеко от плывущего судна, которое, хотя и болталось в волнах, казалось способным выдержать шторм. Позже он узнал, что это был греческий торговый корабль, следующий из лондонского порта в Афины. Как его спасли, он не помнил. Уже потом он получил страшную рану лица и головы, которая сильно изменила его внешность и ухудшила память.

Один из корабельных офицеров, немного говоривший по-английски, рассказал ему, как он был спасен. Его голову в воде увидел караульный офицер, который и бросил ему веревку. Гарри удалось завязать ее вокруг пояса, но когда матросы стали тащить его вверх по борту корабля, внезапный порыв ветра, который дул со штормовой силой, швырнул его на борт корабля. Он почувствовал сильную боль, кровь хлынула по лицу и ослепила его. Пока вытаскивали его на палубу, для него наступила полная темнота. Почти целую неделю он не приходил в сознание. За это время корабль отплыл от английского берега, направляясь к Греции. Благодаря прекрасному здоровью, тело его быстро поправилось, но лицо осталось сильно изуродовано шрамом, рассудок помутился и затуманился. Он не мог вспомнить ничего из своего прошлого: ни имени, ни истории.

Странный и горький удар судьбы дважды обрушился на человека, который был одарен прекрасным интеллигентным умом. Гораздо раньше, в своей юности, он, сопротивляясь противникам, уже был в таком же жалком состоянии. Теперь так же, как и раньше, он впал в бред. При нем не было ни денег, ни документов, так как он снял плащ, стараясь спасти жену, поэтому никто не мог узнать: кто он, кем был, откуда. Только когда он начал разговаривать, моряки пришли к выводу, что спасенный был родом из Англии.

Ему предложили остаться на корабле и помогать матросам, если он, конечно, согласится: в тот момент была вспышка оспы, и им не хватало людей. Так, на месяц или даже на два Гарри Родни стал матросом и работал с греческой командой на корабле с сомнительной репутацией и в таких условиях, которые могли бы погубить его, но судьбе было угодно, чтобы он остался в живых.

Он сильно страдал, впадая в сильный жар и бред. Несмотря ни на что, он выздоровел и даже привязался к морю и свыкся с жизнью на корабле, поэтому продолжал служить греческому капитану. Так как он был потомственным джентльменом и интеллигентом, его использовали в качестве переводчика в англоговорящих портах, в которые заходило судно.

Прошел год. Домашние считали его погибшим и покоящимся на дне пролива, а Гарри находился на борту греческого судна, которое заходило в Ботаническую Бухту, Порт Джексон и, наконец, приплыло в гавань Сиднея. Здесь, на берегу, Гарри неожиданно встретился с австралийским доктором, который проявил большой интерес к загорелому англичанину со шрамом и потерянной памятью и уговорил его остаться в Сиднее. Доктор чувствовал, что сможет помочь ему восстановить память. Таким образом Гарри остался и сильно привязался к австралийскому врачу и его жене.

Как раз перед Рождеством другой, хотя и менее значительный случай, изменил его жизнь еще раз. Он ехал на докторской двуколке по улицам Сиднея. Лошадь испугалась и рванула в сторону, двуколка перевернулась. Несчастный доктор погиб сразу же, но его пассажир отделался сломанной ключицей и легким сотрясением. Придя в сознание, Гарри обнаружил, что к нему вернулась память о прошлом. Это был для него потрясающий и волнующий момент. Он снова узнал себя как сэра Гарри Родни.

Вскоре он оправился от шока своего возвращения к нормальному состоянию. Вначале он испытывал страдания, когда вспоминал, как потерял Элен, свою обожаемую жену, однако испытал радость, вспомнив, что него еще есть кто-то, для кого ему стоило жить: его любимая дочь Флер. Ему очень хотелось вернуться обратно к ней, в их дом. Он мог только представлять себе, какое горе испытала девушка, когда узнала, что потеряла обоих родителей. Бедная любимая сирота! Прошло несколько месяцев, прежде чем у него появилась возможность совершить путешествие вокруг света и снова попасть в Англию.

Вдова доктора обеспечила его средствами, и он поднялся на борт нового корабля, который в первый раз совершал кругосветное путешествие. Судно было современным и быстрым, хотя и неудобным. Но главное – выигрывало в скорости, а это то, что прежде всего было необходимо Гарри Родни.

Корабль доставил его на берег в Плимут двадцать четыре часа назад, и вот он здесь.

Прохаживаясь туда-сюда по гостиной, Гарри больше говорил в пространство, чем своей кузине Долли, которая слушала этот поразительный рассказ с глубоким удивлением.

– Казалось, что я никогда не найду тебя, на чье попечение оставил Флер, – сказал Гарри, – и с кем я надеялся найти ее снова. Я только что зашел к мистеру Нонсилу, чтобы вернуть мои собственные деньги, но его не было дома, и поэтому я пришел прямо сюда.

Он замолчал и остановился, глядя вниз на Долли, сцепив руки за спиной.

– Флер по-прежнему с тобой? – спросил он. – Моя единственная дочь! Почти три года, как я покинул ее. Сейчас ей должно быть около двадцати одного года. Ах, кузина, расскажи мне, как моя малышка жила все это время без своих любящих родителей.

Долли не отвечала. Она лишилась дара речи. В самом деле, злая, бессердечная, маленькая женщина выглядела так, как будто она снова собиралась упасть в обморок. И тогда в первый раз Гарри почувствовал трепетный страх.

– Что случилось? Почему ты так смотришь на меня? Что случилось с Флер? Говори! – он чувствовал себя так, будто ледяная рука сжала его сердце. – Ради Бога, Флер больше нет в живых?

Долли тяжело вздохнула. Она ничего не могла поделать, только сказать правду или половину правды, чтобы обелить себя, насколько это было возможно.

– Насколько мне известно, Флер жива, – пробормотала она.

Глаза Гарри, все еще красивые голубые глаза человека, которого так безумно любила Элен, вновь засверкали.

– Слава Богу, – сказал он. – Она здесь?

– Нет. Она… она вскоре вышла замуж после твоей… твоей… ты утонул… мы думали, что ты утонул.

– Вышла замуж? За кого?

Долли сделала глотательное движение.

– За… за барона Кедлингтона, лорда Чевиота. Гарри Родни громко воскликнул:

– Боже мой! Моя маленькая Флер стала леди Чевиот? Невозможно!

Долли плотно закрыла глаза, будто хотела прогнать вид изменившегося лица Гарри. Она может только сидеть здесь, невнятно бормоча и желая одного – забыть эту позорную свадьбу.

Она тяжело вздохнула:

– Правда, Гарри… да… Флер вышла замуж через несколько месяцев после того, как ты оставил ее, сироту, как она думала.

– Где она живет?

– В Кедлингтоне. Загородном доме ее мужа.

– Тогда я не смогу увидеть ее сегодня. Она в Бэкингемшире! – воскликнул Гарри упавшим голосом.

Долли кивнула. Должно быть, она была самой несчастной женщиной в Лондоне, так тяжело она вздохнула. Ну как она могла предположить, что Гарри вернется к этой жизни? И все идет у нее плохо. Близнецы остались «в старых девах». Один или два джентльмена, которые сделали им предложения, были отвергнуты, потому что были слишком старыми или уродливыми. Никто из молодых и привлекательных поклонников и не приблизился к ним. Сирил, ее сын, плохо вел себя с тех пор, как покинул Оксфорд и сбежал с известной актрисой, что очень расстраивало Долли и одновременно обескураживало, так как она страстно желала блистать в обществе со своим новым титулом. А ее второй муж, Берти, после того, как с ним случился припадок, стал безобразным слюнявым стариком. Он был таким ревнивым, что все время держал ее возле себя и давал ей совсем маленькую возможность повеселиться в качестве богатой леди Сидпат.

– Я должен знать больше! – воскликнул Гарри. – Счастлива ли моя дорогая девочка? Хорошим ли мужем для нее является Чевиот?

Долли часто и тяжело задышала, опять поднеся жженое перо к носу. Она неуверенно бормотала и заикалась: она в самом деле не знала, как живет Флер, и волновалась, потому что долго не слышала ничего о девочке. Чевиот был странным, негостеприимным человеком: ни он, ни Флер не отвечали на ее письма. В последнее время никто в городе не видел Чевиота.

– Я должен сейчас же ехать в Кедлингтон, – начал Гарри глухим голосом.

Но Долли опять упала в обморок. Чувствуя уверенность в том, что с Флер что-то случилось, Гарри оставил Долли на руках служанки и покинул дом.

Когда Долли снова пришла в себя, она стала так истерично рыдать, что заставила своего больного мужа встать с постели. Пока Долли упрашивала старого дворянина немедленно отвезти ее на курорт с минеральными водами на континент, Гарри отправился в дом старого друга. Он не мог больше выносить истеричную Долли, но должен был попытаться разузнать самые последние новости о Флер. Он не мог ждать, пока Кэлеб Нонсил вернется в Лондон. Разумеется, завтра семейный адвокат, который являлся опекуном Флер, сможет проинформировать его о положении дел.

Гарри решительно не везло, так как друг, к которому он зашел с большой надеждой и с которым обычно играл в карты, несколько месяцев назад умер. Его вдова продала поместье.

Глубоко опечаленный, Гарри повернул к Пиркадили, поеживаясь на холодном ветру. Снег больше не шел, но ветер дул порывами, а он привык к теплу австралийского солнца. Что ему теперь делать? Было слишком поздно, чтобы нанять экипаж для поездки в Кедлингтон. Он должен был ждать до завтра, к тому времени он сможет увидеться с Нонсилом, так как Гарри нужны были документы и деньги. Одному Богу было известно, что случилось с поместьем и его имуществом, думал он мрачно. Увы, могло ли быть так, что Флер, невинное дитя, так безутешно оплакивала своих погибших родителей, что в своем горе повернулась к Чевиоту?

– Слава Богу, если он добр к ней. Если же нет, да поможет ему Бог! – Гарри мрачно бормотал слова, идя по улице.

Теперь судьба смилостивилась над ним, столкнув лицом к лицу с правдой. Он как раз проходил мимо молодой пары, которая стояла рядом с двуколкой, когда юная леди повернулась к нему. Гарри тотчас же узнал ее. Он вскрикнул, так как увидел, что некрасивое, но приятное лицо было покрыто бледными оспинами после болезни.

– Как! Кэтрин Фостер! – воскликнул он и снял шляпу.

Юная леди, одетая в длинную мантилью и отделанную мехом шляпку, придерживающая свою темно-коричневую бархатную юбку над заснеженной мостовой, пристально посмотрела на него и затем приглушенно вскрикнула:

– Сэр Гарри Родни! Но нет, этого не может быть! Это его двойник. Это призрак! Сэр Гарри умер!

Звеня колокольчиками, двуколка отъехала; молодой джентльмен повернулся к Гарри, и тот узнал его.

– Том Квинтли! – приветствовал его Гарри.

Том обнял свою жену и, поворачиваясь, воскликнул:

– Сэр Гарри Родни! Возможно ли это…

– О, Том, не призрак ли это? – неуверенно пробормотала сбитая с толку бедная Кэти, она уже не верила своим глазам.

– Ты права, Кэти, дорогая, это в самом деле я, – сказал Гарри. – Боюсь, что это удар для тебя и для всех, кто меня знал. Я должен объяснить вам, что случилось. Куда вы направляетесь? Где мы можем поговорить?

Молодая пара переглянулась. Том Квинтли сказал:

– Кэти теперь моя жена, сэр. Мы собирались зайти к моей тете, леди Квинтли, которая занимает этот дом. Мы проездом в Лондоне, чтобы быть свидетелями на свадьбе королевы послезавтра. Мой дядя, лорд Квинтли, является членом Аббатства.

Он замолчал, так как Гарри Родни, хлопая рукой по плечу юноши, прервал его:

– Да, да. Я сердечно поздравляю вас с браком, Том. Но я очень волнуюсь о своей дочери. После трехлетнего отсутствия – никаких новостей о моей девочке. Вы можете представить себе мою тревогу. Мне только что сказала моя кузина, Долли, что Флер вышла замуж, но почему-то она ничего не сообщила мне о Флер. Кэтти, ты была самой близкой подругой моей девочки. Ты должна мне сказать что-нибудь о ней.

Еще раз молодая чета Квинтли обменялась взглядами. Гарри заметил, что Кэти выглядела растерянной, и им опять овладела глубочайшая тревога. Но вмешался Том:

– Мы не можем стоять здесь на таком холодном ветру. Дорогой сэр Гарри, все, кто вас знал, будут очень рады вашему возвращению из могилы. Но боюсь, что любые новости, Которые мы можем сообщить вам о Флер, далеки от того, чтобы быть хорошими.

– Скажите мне, что она жива! – Гарри повернулся к Кэтрин.

Ее глаза наполнились слезами.

– Жива, да, но…

– Когда вы в последний раз видели ее? – сильно волнуясь, снова перебил ее Гарри.

– Полгода назад, – сказала Кэтрин, – когда Том и я были в Лондоне. Большую часть года мы живем в нашем загородном доме.

– Флер – в Лондоне? Я смогу ее увидеть сегодня вечером? Она не в Кедлингтоне? – Гарри задавал вопросы один за другим.

– Пойдемте внутрь, сэр, – сказал Том Квинтли. – Мы войдем в дом моей тети и поговорим.

Лакей открыл парадную дверь. Все трое вошли в хорошо освещенный холл.

Леди Квинтли была тут же проинформирована о том, что случилось. Она гостеприимно отнеслась к сэру Гарри, с кем раньше не встречалась, но много слышала хорошего от матери Тома.

Несколько минут спустя Гарри сидел в гостиной, маленькими глотками отпивая вино и протягивая руки к огню, и слушал страшную правду, такую, как ее знали Кэтрин Квинтли и ее муж.

Глава вторая

В тот же самый день, когда Гарри Родни слушал молодую чету Квинтли, Флер, в данный момент все еще леди Чевиот, грациозно пробиралась через снег, покрывающий толстым слоем Сиднейскую Террасу, и постучала в парадную дверь дома, который она и Певерил делили с Тейлорами.

Раббина впустила ее. Маленькая служанка из Уайтлифа выглядела как обычно, но на ней были новое форменное хлопчатобумажное платье с полосками, накрахмаленный передник и маленькая шляпка с оборками.

Флер раскраснелась и запыхалась. На запястье на ленточке болталась шляпная коробка, в другой руке она держала пакет. Она приветствовала Раббину словами:

– Боже, что за день! Опять повалил снег, и ветер такой холодный! Хозяин и хозяйка дома?

– Нет, мэм, они оба вышли, – ответила Раббина и взяла коробки из рук юной леди, которая прошла в маленький дом, радуясь его теплу.

Был такой пасмурный февральский день, что Раббина торопливо зажгла свечи и поставила их на стол, где Флер развязала свою шляпку.

– У, меня теперь есть все, что нужно. Где мистер Марш?

– Час тому назад он рисовал, но как только вы ушли за покупками, он позвал меня и сказал, что света недостаточно и что он не может закончить портрет.

– А потом? – осведомилась Флер, разглаживая складки на своем сером кашемировом платье.

– Потом, мэм, мистер Уоррен, тот джентльмен, который так часто приходит сюда, зашел повидать мистера Марша, и они вместе вышли в спешке. С вашего позволения, мэм, но мне показалось, что мистер Марш был выведенным из себя.

– Выведенным из себя, Рэб? Что ты имеешь в виду?

– Я слышала, как он сказал: «Боже мой, Уоррен, ты меня здорово озадачил и несколько смутил». А потом мистер Уоррен сказал что-то о каком-то благородном джентльмене, чьи агенты отказались согласиться с мистером Уорреном, что картина не продается. Но больше я ничего не слышала, мэм. Надеюсь, я неплохо поступила, что подслушала?

– Хорошо, Раббина. Теперь ты можешь идти, – сказала Флер.

Она постояла с минуту, обдумывая то, что услышала. Она оперлась рукой на каминную доску и задумчиво смотрела в огонь. Здесь было уютно. Сумрак февральского дня рассеивался светом огня и мягким отблеском от трехрожкового канделябра на обеденном столе. Отражение Флер в зеркале над камином представляло собой несколько измененную копию большой красоты, которую обожал Певерил и рисовал в башне в Кедлингтоне.

Сейчас, в возрасте почти двадцати одного года, Флер сохранила изысканную прозрачность кожи, блеск золотых волос с завитками, заколотыми шпилькой на одну сторону. Она уже не была охваченной ужасом девочкой, которую Певерил увидел в первый раз и которую обожал. Она нашла мир здесь, в этом скромном счастливом доме, с Певерилом и его друзьями.

Она снова попыталась понять слова Раббины. Почему Певерил был в состоянии, которое Раббина описала, как «выведенный из себя»? Что хотел сказать ему Уоррен?

Артур Уоррен был владельцем маленькой, но процветающей картинной галереи в Людгейт-Хилл и крестным отцом Люка Тэйлора. Взглянув на произведения Певерила, мистер Уоррен быстро заметил талант молодого человека. Особенно понравились ему портреты Флер и Элис, жены Люка, нарисованные Певерилом в течение последнего времени. Всякий раз, посещая Певерила, Уоррен пытался убедить его отдать свои картины на выставку, не понимая, почему молодой человек отказывается. Певерил утверждал, что живопись – лишь его хобби, и поэтому не хотел демонстрировать свои работы и продавать их. Но чем больше он рисовал, тем чаще спорил с ним Артур Уоррен, пытаясь переубедить его. Вдобавок ко всему он отказался от работы, которую Уоррен предложил ему в своем бизнесе, хотя и с благодарностью оценил усилия Уоррена.

Позже Люк объяснил своему крестному отцу, что Певерил Марш должен скрываться не по своей прихоти. Его имя не должно быть известно среди художников, иначе его могут выследить. Уоррен, который был без ума от своего крестника, поверил этим объяснениям и заверил, что никогда не предаст огласке инкогнито Певерила. Но он посылал все полотна, нуждавшиеся в реставрации, именно молодому художнику, так же, как и заказы от клиентов на большие портреты и копии. Певерил выполнял всю эту работу весьма прилежно. Она ему не особенно нравилась, но давала возможность заработать немного денег.

Оглянувшись на два последних прожитых года, Флер подумала с глубокой нежностью о молодом человеке, которого она любила больше жизни. Ради нее он должен был оставаться инкогнито и оставить все надежды стать великим портретистом. Ради нее он редко появлялся на людях, предпочитая гулять только с ней и их друзьями или выпить чашечку кофе и бокал пива с Люком в одной из городских таверен.

Какой он чудесный человек, думала Флер. Она не слышала от него ни одной жалобы на свое тайное существование, более того, казалось, что он полностью доволен этим, по крайней мере все то время, пока оставался в ней. Она была обязана ему не только спасением от медленной смерти в Кедлингтоне, но и жизнью здесь, в Лондоне, поскольку именно он, благодаря работе на Уоррена платил и за нее, и за себя.

Приехав в Лондон, Флер чувствовала себя разбитой. Потребовались вся преданность Певерила и нежность Элис, чтобы вернуть ее к обычной жизни. Только через несколько месяцев Флер настояла на том, чтобы выполнять свою часть работы. Она, избалованная дочь Родни, воспитанная как настоящая леди, никогда раньше не утруждала свои руки, теперь стала миссис Трилони, учительницей игры на фортепиано. В этом деле она была очень талантлива. Твердость ее строгой матушки, настоявшей на том, чтобы Флер обучилась игре на фортепиано, спасла ее во время нужды. Она дала объявление и нашла учеников. После первого же ее успеха, когда она помогла одному из детей при подготовке к экзаменам, слава о ней разнеслась по всей округе. Пока Элис хлопотала по хозяйству, а мужчины занимались торговлей, Флер каждый день сидела за фортепиано, обучая своих учеников. За короткое время они полюбили ее за терпение и очарование. Но были и такие, которые прогоняли ее.

Супруги Тэйлор отлично понимали, что у Флер и Певерила остались опасные враги: барон Чевиот, Кэлеб Нонсил, кузина Долли, – которые без колебаний могут предать Флер во второй раз. Мрачные тени прошлого, с которыми Флер очень хотела расстаться, все еще оставались.

Полтора года назад совершенно случайно Флер встретилась со своей любимой подругой Кэтрин Квинтли. Был солнечный воскресный день, Флер, Певерил и Тэйлоры гуляли в Кенсингтонском саду, приближаясь к Раунд-Понд, где и столкнулись с четой Квинтли. Кэтрин сразу же бросилась к Флер и с удовольствием поприветствовала ее. Флер была также рада видеть свою подругу, но сразу предупредила Кэти, что Чевиот никогда не должен узнать местонахождения Певерила.

Когда Кэти узнала всю страшную историю жизни Флер после ее свадьбы, она была потрясена и сразу же вместе с Томом дала торжественное обещание сохранить тайну миссис Трилони.

– У тебя были все права бежать в поисках новой жизни, – уверяла Кэти свою подругу. – Мне всегда казалось, что ты несчастлива, дорогуша, но никогда не могла подумать, что Чевиот – такое чудовище.

Очередная ужасная катастрофа – рождение темнокожего ребенка. Это событие связано с матерью Флер, которую Кэти запомнила как гордую леди Родни.

Кэти невольно сжала пальцы Флер.

– Моя бедная милая подружка, как ты страдала! Это ранило мое сердце. Чем я могу помочь?

– Ничем, – ответила Флер, – только сохрани мою тайну, потому что я не перенесу, если Дензил найдет меня. Еще хуже, если Дензил найдет Певерила и что-нибудь сделает с ним.

Кэти расспросила ее о молодом художнике и по выступившей краске на лице поняла, что с этим молодым человеком связаны все надежды Флер. Она до сих пор была женой другого, и поэтому он хранил любовь в своем сердце. Он был ее другом и советчиком, но никогда не пытался получить награду от ее губ.

– Как, должно быть, ты восхищаешься им и любишь его! – воскликнула Кэти.

– Да, – ответила Флер, – я буду любить его, и лишь смерть может теперь разлучить нас. Но все же, даже если я связана браком с монстром, я все еще его жена и не могу нарушить свои брачные клятвы.

– Должно быть, вам очень трудно сдерживать свою любовь, – со вздохом сказала Кэти.

Спустя год Кэти смогла сообщить своей давней подруге первые хорошие новости, которые молодой Том услышал от лорда Квинтли, посещавшего те же самые клубы, что и барон Чевиот. К этому времени барон уже открыто утверждал, что жена изменяла ему и, более того, обманом вынудила жениться. Чевиот обратился в религиозный суд с ходатайством об аннулировании брака. Эта новость очень обрадовала Флер и Певерила.

Получая очередные новости от четы Квинтли, навещавшей их, они очень надеялись, что суд удовлетворит просьбу барона Кедлингтона.

Когда Флер впервые дрожащим голосом сообщила Певерилу эту новость, он обнял ее, как влюбленный, и поцеловал.

– Выйдешь ли ты за меня замуж в тот день, когда станешь свободна? – спросил он. – Я так долго ждал и так сильно люблю тебя!

– Да, да и да! О, дорогой, это будет самой большой радостью в моей жизни!

И тогда их губы впервые соединились в любовном поцелуе, их жажда любви наконец была утолена. Флер казалось, что она никогда не познает волнения страстной любви, что она просто не способна на это, убитая бременем правил, наложенных на нее Чевиотом. Но это была новая героическая любовь – награда Певерилу за его тактичность и терпение. Долгий кошмар ночи наконец сменился золотыми грезами. Певерил был рядом с ней, его крепкое объятие пробудило в ней женственность, в ней росла сладостная жажда его любви.

Люк и Элис поспешили поздравить их. Открыв бутылку вина, они выпили за будущее молодой пары.

Певерил и Флер решили искать себе дом или коттедж в районе Ричмонда. Теперь Певерил зарабатывал уже достаточно денег, чтобы обеспечивать свою семью, и Флер не нужно было заниматься репетиторством.

– Жить вместе с тобой в самом маленьком коттедже, милый, гораздо приятнее, чем в прекрасном особняке с кем-нибудь другим, – заверила она его.

Целых полгода они жили, строя большие планы на будущее. Наконец от Тома они узнали, что аннулирование брака супругов Чевиотов было подписано и заверено, а Чевиот снова женился. Несомненно, он хотел иметь наследника, думала Флер, дрожа от воспоминаний, которые Певерил всячески старался похоронить навсегда. Она попыталась выбросить эти мысли из головы, но ей было жаль новую жену Чевиота, хотя она и не знала ее.

После этого Певерил и Флер стали не столь осторожны. Однажды они вместе с Тэйлорами даже сходили на концерт Моцарта, всем им нравилась музыка.

Теперь уже Артур Уоррен смог убедить Певерила одолжить ему небольшой портрет Дороти Диккинс, маленькой ученицы Флер, нарисованной Певерилом. Это была восьмилетняя девочка с длинными золотистыми волосами и очень красивым и умным лицом. Певерил нарисовал маленькую девочку с волосами, перевязанными лентой. Уоррен высоко оценил портрет, и ему разрешили повесить его на выставке в галерее, но без подписи. Только за одну неделю Уоррен получил более десятка хороших предложений от коллекционеров и агентов.

Флер понимала опасения Певерила о том, что какой-нибудь джентльмен сможет убедить мистера Уоррена и тот продаст картину. Певерил всегда старался держать свое слово; независимо от того, какую цену предлагали покупатели, он не хотел разочаровывать мать Дороти, которой была обещана картина.

Затем новый приступ страха, как удар молнии, захлестнул Флер. Титулованный дворянин сделал предложение… конечно же, это… Флер не могла думать дальше.

Она задрожала, боясь, что Чевиот мог увидеть картину и узнать почерк мастера. Но Уоррен наверняка знает фамилии своих клиентов и сказал бы Певерилу об этом.

Флер с Певерилом была так счастлива! Они решили пожениться вдали от Лондона, и им повезло, так как у Артура Уоррена был маленький домик на окраине Бата. Он предложил Певерилу и Флер уехать и пожениться там, отдав дом в их полное распоряжение на медовый месяц. Таким образом они могли избежать огласки в Лондоне. Певерил уже заказал экипаж на завтра и сделал все необходимые приготовления.

На следующее утро Флер вышла, чтобы купить себе новую шляпку и модную шаль на свадьбу. Это было так восхитительно и так не похоже на тот кошмарный день у кузины Долли три года назад, когда она жила в доме Арчибальда де Вира, а вокруг суетились известные портные, которых она ненавидела. Тогда все это было для него, того, кого она презирала и к которому испытывала чувство отвращения.

Но постепенно чувство подавленности сменило веселье.

Люк и Элис, придя на ужин, застали Флер шагающей взад и вперед по студии. Она сразу же бросилась к друзьям и обо всем рассказала им.

Люк предложил сходить в галерею и встретиться с мистером Уорреном. Возможно, Певерил все еще был там.

– Сначала вам нужно поесть, – начала Флер.

– Нет. Еда подождет, а ты не сможешь, я знаю твое любящее сердце, – оборвала ее Элис. – Не печалься дорогая. Я уверена, что твои страхи беспочвенны. Конечно же, Певерил, не забывая о предстоящей свадьбе, решил встретиться с возможным покупателем – поклонником его работ и собирается написать для него портрет.

Флер закусила губу, а Элис добавила:

– Конечно, ты прежде всего боишься, что какая-то опасность угрожает твоему возлюбленному, но я не сомневаюсь, что титулованный джентльмен лишь постоянный клиент мистера Артура. Не так ли, Люк? – обратилась она к своему мужу.

– Конечно, – ответил тот.

Чтобы Флер было легче, Люк пошел один. Две молодые женщины, слегка поужинав тем, что приготовил повар Элис и подала Раббина, стали с тягостным молчанием ожидать мужчин.

День казался ужасным. Около двух часов небо покрылось мрачными тучами, очертания шпилей и крыш исчезли из виду. В маленьком доме Тэйлоров было достаточно света, но Флер ничем не могла заниматься, даже ее любимой вышивкой. Она постоянно смотрела на часы или вглядывалась в окно, за которым все было покрыто зимним мраком. Где же Певерил? Почему он не вернулся к ужину? Что обнаружил Люк в галерее Уоррена?

– Будем надеяться, что перед свадьбой нашей любимой королевы погода улучшится.

Неожиданно пришел Люк, но уже не столь веселый. Взглянув на него, женщины почувствовали что-то нехорошее. Флер закричала:

– Боже милостивый, вы пришли один. Где мой Певерил?

– Мужайся дорогая, – сказала Элис, хотя тоже сникла, увидев выражение лица своего мужа.

Люк все рассказал им.

Когда он добрался до галереи Уоррена, то увидел крестного отца в одиночестве и в таком состоянии, будто его хватил удар. Он рассказал, что двое джентльменов приехали в собственной карете и осмотрели картины, которые Уоррен хотел продать. Один из них сказал, что он агент известного коллекционера, другой, с менее благородной осанкой, не представился, но очень смахивал на валлийца. Особенно они заинтересовались портретом Дороти. На эту картину внимание агента, не назвавшего своего имени, обратил внимание его друг. Уоррен объяснил, что картина не продается. Тогда джентльмены спросили имя художника, но Уоррен отказался назвать его.

Флер побелела как снег и вцепилась в руку Элис.

– Господи! – воскликнула она. – Валлиец. Это, наверное, Айвор, слуга Дензила. А покупатель, наверное, и есть сам Дензил. Он остался нашим заклятым врагом и даже после аннулирования нашего брака и его повторной женитьбы все еще ненавидит нас. Наверное, он решил наконец уничтожить нас. Теперь я понимаю, ведь до сих пор ни одной работы Певерила не появлялось на выставках. Но джентльмену, который пришел с Айвором, хорошо заплатили за работу, и он опознал портрет Дороти как работу Певерила. На ней явный отпечаток его дарования: волосы, голубое платье, классический итальянский фон, который так любил Певерил. Они все сделаны с высочайшим качеством. Я говорила тебе, Люк, и тебе, Элис, что вся картина была написана Певерилом так же великолепно, как и мой портрет в Кедлингтоне.

Она закончила речь, еле дыша. В ее ушах долго звучало ужасное слово: Кедлингтон. В памяти всплыли ужасные воспоминания.

Люк продолжил свой рассказ. Агент стал раздражителен, даже агрессивен, когда Уоррен отказался продать картину и назвать адрес художника. Наконец, валлиец вытащил пистолет и пригрозил продавцу. Люк со вздохом заметил, что его крестный отец был робким, и возможность насилия всегда пугала его; он сам называл себя трусом. Уоррен согласился привести Певерила в галерею.

Флер схватилась за золотую цепочку с крестиком, висевшую на шее, и прервала Люка.

– Неужели он не понимал, что валлиец – это Айвор, и наверняка за всем этим стоял барон?

– Да, – сказал Люк, – и мой крестный отец очень сожалеет теперь о том, что подверг жизнь Певерила опасности. Но он сам рисковал жизнью. Когда Певерил узнал, что жизнь Уоррена в опасности, то решил, что его друг и работодатель не должен пострадать вместо него, и пошел в галерею.

– О, Певерил, любовь моя! – пробормотала Флер, и ее большие глаза застыли с выражением ужаса.

Артур Уоррен при разговоре с посетителями настоял лишь на одном: никакого вреда миссис Трилони или Тэйлорам. Он должен привести лишь Певерила. Возможные покупатели должны были ждать их в галерее. Валлиец сказал:

– Мы согласны. Но помни, если ты предашь нас и попытаешься укрыть Певерила в другом месте, то распрощаешься с жизнью.

Дрожащий владелец галереи отправился за Певерилом. Когда они вернулись, Певерил сразу узнал Айвора и сказал Уоррену:

– Ты предал меня в руки врага. Но что бы ни случилось, никогда не выдай им ее местонахождение.

– Это обо мне, – вздохнула Флер. Она так дрожала, что Элис пришлось поддержать ее.

– Да, – сказал Люк, – и Уоррен сказал: «Господь свидетель, я ее не выдам. Мой бедный мальчик, я не прощу себе этого, но я боялся смерти».

Валлиец пристально посмотрел на Певерила и отвратительно засмеялся.

– Итак, вы были правы. Наконец-то, господин художник! Подлый соблазнитель леди Чевиот. Наконец-то мы тебя нашли.

– Я не соблазнитель. Это твой хозяин заслуживает этого слова. Не смей обвинять меня в преступлении!

Айвор, не обратив на это внимания, продолжал:

– В течение двух лет этот прекрасный джентльмен, знающий толк в искусстве, и я обыскали всю страну, пытаясь найти тебя. Мы осмотрели все галереи и магазины, где можно было найти твои работы. К счастью, мой господин сохранил портрет, нарисованный тобой, и эксперт смог найти тебя по стилю.

Услышав это, Флер воскликнула:

– Я была права! О Господи, ярость и ненависть Чевиота преследовала нас до конца. А мы-то считали себя уже в безопасности.

Люк печально кивнул. Он все рассказал со слов Уоррена, который находился в столь подавленном состоянии, что не мог прийти.

В конце Айвор сказал:

– Его светлость приказали привезти тебя в Кедлингтон, чтобы смыть обиду, нанесенную тобой. Ты поедешь с нами, господин художник, в экипаже.

– Дуэль, – произнесла Флер. – Господи! Чевиот – лучший фехтовальщик в Англии, а мой бедный Певерил никогда не брал в руки ни шпаги, ни пистолета.

Люк побледнел и снова кивнул.

– Я знаю. Но он не сопротивлялся этим двум джентльменам: «Я принимаю вызов Чевиота и буду сражаться за честь моей дамы, – сказал Певерил и повернулся ко мне. – Передайте, что я люблю ее. Скажите, что, как человек чести, я не могу отказаться, хотя мне очень жаль».

– Когда это будет? – спросила Флер.

– Не знаю, – ответил Люк. – Как вы знаете, мой крестный упал в обморок, а когда очнулся, ему сказали, что двое иностранцев забрали Певерила, должно быть, в Кедлингтон. Барон собирался жениться через месяц, но сначала решил отомстить за себя.

– Кто эта несчастная? – спросила Элис, в которой проснулось женское любопытство, но Флер была слишком потрясена, чтобы ответить.

Люк вспомнил, что это была благородная молодая девушка, леди Джорджина Поллендайн.

Флер подняла голову. Впервые в жизни она заговорила с ожесточением.

– Я знаю ее, ей лишь шестнадцать. Чевиот снова жаждет невинной жертвы. Да простит Господь родителей, отдающих бедное дитя такому дикарю. – Повернувшись к Люку, она добавила: – Если Чевиот убьет Певерила, я тоже умру. Мне казалось, мы спасены, но мир недостаточно велик, чтобы спрятаться от жестокости Чевиота. С самого начала я была обречена. Моя судьба не имеет значения, но он, мой дорогой, любовь моя… О Боже, услышь меня! – она заломила руки, – будь милосердным и пощади его, ибо он не сделал ничего плохого.

Она освободилась от объятий Элис и бросилась на софу, рыдая. Ее сердце было разбито.

Люк и Элис печально переглянулись. Все-таки зло победило. Черная тень барона Кедлингтона повисла над тихим домиком, совсем недавно наполненным весельем и готовившимся к свадьбе Флер и Певерила. Они не знали, что сказать, что делать, как утешить плачущую девушку.

Неожиданно раздался стук в дверь.

– Скажи Раббине, что я иду, – сказал Люк, – возможно, есть новости о Певериле.

Флер тряхнула головой, в ее глазах, наполненных слезами, сверкнула отчаянная надежда.

– Да, да, возможно. Он все-таки вернулся.

Но, к разочарованию Люка, это был не Певерил, а высокий хорошо сложенный джентльмен со шрамом на лице и тропическим загаром. Когда он приподнял шляпу и поклонился, Люк заметил, что его волосы белые, но его возраст определить было трудно.

Он спросил, не здесь ли живет миссис Трилони.

– Да, сэр, но она не может вас видеть. Ей плохо… – начал Люк, но затем остановился. Флер услышала голос, показавшийся ей очень знакомым, и прошла в маленький зал. Февральский день приближался к концу; в полумраке Флер не могла рассмотреть лицо и фигуру пришедшего. Слезы высохли на ее ресницах; она подошла поближе и снова посмотрела, более тщательно вглядываясь в лицо незнакомца. Ее сердце застучало сильнее. Она прошептала:

– Нет, я сошла с ума от печали и тревоги. Этого не может быть!

Высокий мужчина шагнул и обнял ее.

– Флер, дитя мое, это я, твой отец, – сказал он. Они оба задрожали от волнения.

На мгновение Флер застыла, будто она находилась между воротами рая и пропастью ада. Она смотрела на лицо со шрамом, все больше и больше узнавая его.

Гарри Родни смотрел на дочь сквозь слезы, но уже не видел прежней смеющейся девочки. Флер стала молодой женщиной с печатью пережитого горя на лице. Она была прекрасна; ее кудри, грация, живое лицо напоминали ему о ее матери. Тэйлоры смутились, когда Флер кинулась в объятия незнакомцу. Они услышали ее голос, срывающийся от счастья.

– Это ты! Ты не умер. Ты вернулся ко мне. Папа, папа, мой дорогой, милый отец.

Тэйлоры все поняли, взялись за руки и незаметно исчезли.

Гарри Родни и его дочь прижались друг к другу, и по их щекам текли слезы.

Глава третья

Флер сидела на коленях у отца, вспоминая их последнюю встречу. Гарри Родни сидел, боясь шевельнуться. Он слушал с ужасом и отвращением кошмарную историю ее жизни. Ее голос задрожал, и она покраснела, рассказывая о том, что случилось в «Малой Бастилии».

Возвращаясь из Австралии, Гарри вспоминал Флер златокудрой, веселой девочкой, чей звонкий смех эхом разносился по всему дому: его дорогая Флер, сокровище его и Элен. Кто мог знать, что их невинное дитя ожидает такая ужасная судьба. Гарри замотал головой, сжав кулаки, при мысли, что именно он стремился дружить с Чевиотом. Не в добрый час он пригласил барона на день рождения Флер. После того как дочь ему все рассказала, барон предстал перед ним совсем в ином свете: как негодяй, разрушивший счастье его дорогой дочери. Сделав Флер леди Чевиот, Дензил заставил ее страдать, особенно после того, как она родила ребенка.

Гарри не мог этого перенести. В конце концов он прервал Флер.

– Остановись, не продолжай! Я уже достаточно услышал, – и он заплакал, не в силах сдержать слезы. Флер забыла о своем горе и бросилась утешать отца. Она целовала его в щеки, нежно гладила руки и просила не печалиться.

– Все прошло, папа. Мы снова вместе. Мы потеряли нашу милую маму, но Бог снова соединил нас.

Гарри поднял голову.

– Дитя мое, если бы мама узнала об этом кошмаре, ее сердце бы разорвалось на части.

– Если бы она была жива, папа, этого бы не случилось.

– Это правда, – кивнул Гарри, – никто не может знать будущее. Когда твоя мама захотела сопровождать меня во Францию, я не знал, что своим согласием подписываю ей смертный приговор и твою злую судьбу!

– Ты не виноват, не нужно винить себя. Гарри вытер глаза.

– Да, милое дитя, но мы виноваты в том, что не рассказали тебе историю семьи, когда ты достигла брачного возраста.

– Но, папа, кто мог знать, что наследственность проявится в третьем или четвертом поколении, – тихо сказала Флер. – Кожа мамы была белая как снег, а волосы были еще красивее, чем мои. Но почему, почему наследственность передалась моему несчастному ребенку?

– Это могут объяснить только доктора или ученые. Но теперь я знаю, что твоя дорогая мама была права, говоря, что нам не следует иметь детей. Но нам так хотелось иметь ребенка… и когда ты родилась, все было хорошо. Мы не думали о том, что такое несчастье может случиться с тобой.

Флер схватила руку отца и прижала ее к щеке.

– Прошу тебя, не вини себя. Несмотря на все свои беды, я не упрекаю ни тебя, ни мою милую маму.

– Ты ангел, – сказал отец, чувствуя, как трудно бороться со слезами.

– Сколько людей знали, что мой прадед был африканцем?

– Никто. Несколько знакомых твоей мамы, когда она была еще маркизой де Чартелет, возможно, догадывались из-за сходства между ней и молодой квартеронкой Фауной, которая была рабыней леди Памфрет.

Флер уставилась на отца.

– Мама – рабыня? О, как мне трудно поверить в это!

– Но это правда. И ты должна всегда чтить ее память. Даже девушкой, несмотря на ее ужасное положение, она оставалась чистой и невинной. Она отдала мне всю свою любовь. Ее свадьба с Люсьеном де Чартелет была лишь ради имени. Она принадлежала мне до самой смерти и осталась верной и любящей женой.

Он опустил голову. У Флер покатились слезы из глаз; вытерев их, она заговорила о Певериле. Гарри слушал ее и изредка кивал.

– Конечно, этот молодой джентльмен достоин твоей любви. Он получит от меня полную поддержку и одобрение.

– Значит, ты не возражаешь против моего повторного брака?

– Я хочу только, чтобы ты была счастлива, мое милое дитя, – сказал он.

Гарри поднялся и заходил взад и вперед по комнате, сжав кулаки. Его лицо со шрамом отражало поднимающийся внутри гнев. Наконец он взорвался:

– Долли, моя родственница, продала тебя Чевиоту! Что ж, она заплатит за это, клянусь Богом! Ведь она сама мать! Как она могла совершить такое преступление против сироты?

Флер промолчала, а Гарри добавил:

– И Нонсил, друг моего дяди и мой юрист, которому я доверял! Он также виноват. Мой дом продан, мои деньги и поместья попали к Чевиоту. Какой позор! Кэлеб Нонсил также ответит.

Но Флер думала о Певериле и нависшей над ним опасности.

– Папа, помоги мне спасти Певерила, – сказала она. – Он не должен начинать эту бессмысленную дуэль с Дензилом. Ты знаешь, как Дензил стреляет. Певерил мягкий и мирный человек. Он дерется с Чевиотом за мою и свою честь, но против Дензила у него нет шансов. И если умрет Певерил, ты потеряешь и дочь, потому что я этого не переживу.

Гарри Родни подошел к ней и взял за руки.

– Ты не потеряешь его. Слава Богу, я пришел вовремя. Я, твой отец, имею право отомстить за тебя. Именно я встречусь завтра с Чевиотом.

Флер схватилась за горло, Ее глаза сверкнули и надеждой, и ужасом:

– Ты?!

– Да. Долли и Нонсил могут подождать, а это дело срочное. Я знаю, что Чевиот хороший противник. В последний раз, когда я был в Кедлингтоне, я дважды выбил шпагу из его руки, и он очень огорчился. Тогда он сказал, что только Гарри Родни мог так обойтись с ним. Боже милостивый! – он поднял кулаки к небу. – Помоги мне, и пусть свершится сказанное в Писании: «Око за око, зуб за зуб!» За каждый миг ужаса, который пережила моя дочь по вине Чевиота, позволь выпустить из него кровь.

Флер вздохнула.

– Тебя когда-то называли лучшим фехтовальщиком. Твоя ловкость еще не исчезла?

– Нет, – мрачно сказал Гарри, – Я убью барона Чевиота прежде, чем он привезет новую невесту в Кедлингтон.

Флер взглянула на часы, затем подошла к окну и взглянула на улицу. Она с облегчением заметила, что снег прекратился и небо прояснилось. Было холодно, но яркие звезды мерцали над Лондоном. Она повернулась к отцу.

– Погода стала лучше. Мы успеем в Уайтлиф вовремя? О, папа, люди Дензила уже уехали с Певерилом.

– Дуэль не начнется до восхода солнца, – напомнил ей отец. – В любом случае Чевиот уважает формальности. Из-за своей репутации он не убьет Певерила ночью.

Флер задрожала.

– Поедем быстрее, – сказала она.

– Подожди, милая, У меня финансовые затруднения. Я одолжил немного денег и…

– Не волнуйся о деньгах. У меня есть сбережения, и Люк поможет нам.

– Он будет вознагражден, когда закон восстановит наши права.

– Не волнуйся сейчас об этом, милый папа. О, я умоляю тебя, поедем скорее!

– Ты действительно хочешь поехать со мной? – спросил он, глядя с сомнением на девушку, казавшуюся такой хрупкой.

– Да, я должна быть там.

– Тогда ты будешь там, дорогая.

В этот момент постучал Люк и предложил отцу Флер еду и напитки. Гарри Родни ответил:

– Благодарю тебя, мой мальчик. Немного вина и еды не помешают, пока мы найдем экипаж.

Он дал указания Люку Тэйлору, и тот, как всегда, был безупречен. Он сам решил пойти к ближайшей станции и нанять быстрый экипаж.

– Никакой экономии на расходах, – сказал он властным голосом, который Флер хорошо знала. – Нанять четырех самых быстрых лошадей. Меняя их через каждые пять-шесть часов, мы приедем в Кедлингтон сразу же за людьми барона.

Люк бросился выполнять указания, а Элис помогла Раббине приготовить быстрый ужин для сэра Гарри и его дочери. Элис с беспокойством взглянула на Флер.

– Ночь холодна, нужно потеплее одеться. Может быть, мы поедем вместе? – спросила она.

– Нет, все будет хорошо. Теперь мой отец позаботится обо мне, – сказала Флер, обменявшись с отцом нежным взглядом.

– В другой раз, мадам, – сказал Гарри, – я смогу отблагодарить вас за ту неоценимую услугу, которую, оказали моей несчастной дочери.

– Певерил – наш друг, – сказала Элис, – и Флер занимает в наших сердцах такое же место.

– О, папа, ты тоже полюбишь Певерила, – вставила Флер.

– Твой выбор – мой выбор, – ответил Гарри Родни. Флер поцеловала его и поднялась с Элис наверх, чтобы одеть плащ и капор.

Оставшись один, Гарри Родни взял трость. Его глаза сузились. Он взмахнул тростью, описав полукруг, как бы сражаясь с невидимым противником. Затем метнулся вперед, закусив губу; его дыхание участилось.

– Умри, – пробормотал он, – умри, собака, умри! Потом швырнул трость в угол и тихо рассмеялся.

Глава четвертая

Было три часа утра. Экипаж, в котором ехали Певерил и его стражи, подъезжал к Уайтлифу.

Певерил продрог от холода. Снежинки, падающие с неба, мерцали, как холодные звезды. Холод был сильный, а поездка долгая, лошади устали и постоянно скользили на льду. Одна из них сломала ногу. Ее заменили, но на это ушло много времени. Айвор рвал и метал: даже ему не понравилось это путешествие. В Биконсфильде они остановились, чтобы кучера и пассажиры могли подкрепить себя ромом, прежде чем продолжить путь в Уайтлиф.

Айвор и эксперт, находившийся на службе у барона Чевиота, оживленно переговаривались. Певерил сидел отдельно с гордым молчанием. Никто не говорил с ним, но и он не хотел разговаривать. Сложив руки, он сидел в углу на кушетке, размышляя над происходящим. Наверное, ему следовало бы бояться при мысли о том, что скоро произойдет. Но у Певерила не было трусости, он всегда был фаталистом и философом. Он понимал, что подписал свой смертный приговор, согласившись поехать с этими людьми в Кедлингтон. Но как бы он смог потом смотреть в глаза своей совести и Флер, если бы уклонился от дуэли? Он чувствовал даже некоторое странное волнение при мысли о встрече с бывшим мужем Флер. Для него было честью сражаться, а если надо, то даже и умереть за нее. Но он не мог не печалиться от мысли, что никогда больше не увидит свою Флер.

Завтра он должен был ехать в Бат, чтобы приготовить все к свадьбе. Теперь всему конец, и его милая Флер останется одна, не считая добрых друзей.

Тысяча воспоминаний нахлынула на него, когда карета въехала на холм и он увидел темную башню Кедлингтона, упирающуюся в светящееся небо. Снова Уайтлиф – знакомая маленькая деревня, спящая в этот ранний час. Ах, его башня! Он никогда не надеялся снова увидеть ее. Там, в студии, родилась его любовь к Флер. Здесь он стал мужчиной, способным на глубокую и сильную любовь.

Певерил почувствовал, как замерло его сердце, когда проезжали через железные ворота. Колеса застряли, и карета остановилась. Вылезая из экипажа, Певерил думал о прошлом, когда он бродил по этим волшебным садам и рисовал в спокойствии и тишине до тех пор, пока барон не привез сюда свою невесту.

Неужели ей не суждено найти покой?

Передние двери распахнулись. Сонный привратник, зевая и застегивая пуговицы своего плаща, принял гостей. Певерил взглянул на него: он не знал этого человека. Конечно, большинство прислуги сменили. Ярость барона коснулась всех, кто позволил им бежать.

Но потом Певерил увидел хорошо знакомую фигуру, приближающуюся к нему: в зал вошла миссис Динглфут с лампой, а за ней – огромная тень. Женщина была закутана в шаль, на голове надет чепец. Когда она увидела Певерила, то ее глаза моргнули сначала от удивления, а затем со злорадством.

– Неужели? Певерил Марш! Так вы наконец нашли его? – спросила она Айвора.

– Да, но мы замерзли и хотим выпить, миссис Динглфут, – сказал Айвор, растирая пальцы.

Миссис Динглфут оглядела Певерила и сказала:

– Так, так, мой маленький художник. И как ты чувствуешь себя в доме, где нашел приют и отплатил господину лорду черной неблагодарностью?

– В этом доме мне нечего сказать ни вам, ни кому-либо еще.

Она подошла ближе, вглядываясь в его лицо.

– А где моя хозяйка? Смазливая маленькая лицемерка, с дурной кровью. Ей твоя постель приглянулась больше, чем ложе законного мужа?

Певерил оборвал ее:

– Еще одно такое слово, ты, женщина-чудовище, и я ударю тебя, хоть ты и женщина.

Экономка отпрянула. Она поняла, что робкий художник превратился в мужчину. Блеск его глаз испугал ее. Она сдавленно усмехнулась и повернулась к Айвору.

– Он изменит свой тон, когда им займется его светлость. Лучше увести его в башню, пусть спит на своей старой кровати. Там сыро и много крыс. Возможно, это охладит горячую кровь молодого джентльмена.

Айвор прошептал на ухо управляющей:

– Наверное, его светлость еще не знает о нашем приезде?

– Да, он допоздна пировал со своими друзьями, и думаю, что он еще храпит, – прошептала в ответ миссис Динглфут. – Он бы не приехал сюда, но отец и мать леди Джорджины захотели посмотреть особняк. Они возвратились в Эйлсбери в сумерки, – и доверительно добавила, – я не думаю, что новая баронесса будет вмешиваться в мои дела. Она всего лишь глупышка, которая много хихикает и безумно влюблена в его светлость. Она делает все, чтобы угодить ему. Даже меня называет «своей дорогой служанкой» и оставит управление домом мне, я уверена. В ней нет ничего от достоинства, грации и холодной невинности моей прежней хозяйки.

Она искоса взглянула на Певерила.

– Взгляните, на нем растаяли сосульки.

Певерил взглянул на миссис Динглфут с такой яростью, что та отступила, что-то бормоча под нос. Валлиец взглянул на Певерила и зевнул:

– Пойдем, тебя лучше запереть в башне, – сказал он.

– Меня не нужно запирать. Я сам приехал сюда, чтобы встретить вашего хозяина, – холодно сказал Певерил.

В этот момент хлопнула дверь и раздался звук шагов. Стоявшие в зале подняли глаза на музыкальную галерею. Там появился свет от мерцающих свечей, потом появилась высокая фигура барона. Завернутый в вельветовый халат и держа в руках канделябр, Дензил Чевиот медленно спускался по лестнице.

Сердце Певерила забилось быстрее. На его бледном, но решительном лице появилась краска. Впервые за два года он увидел человека, который был мужем Флер, и с некоторым удивлением отметил, что барон постарел за последние двадцать месяцев: его волосы, небрежно откинутые со лба, тронула седина. Медленно просыпаясь, он выглядел подслеповатым и злобным.

Чевиот медленно поставил канделябр на длинный дубовый стол перед камином, затем, затянув пояс своего халата, повернулся и осмотрел Певерила с головы до ног критическим оскорбляющим взглядом.

– Отлично, отлично, – прорычал он, – так, значит, это действительно ты. Мой добрый Айвор не ошибался, когда говорил, что выследит тебя по таланту. Добро пожаловать обратно в Кедлингтон, мой юный петушок. Вы достаточно долго жили мирно.

Певерил не отвечал. Его серые глаза выдержали взгляд блестящих глаз барона. Почувствовав запах алкоголя, он испытал глубокое отвращение к этому человеку.

Чевиот продолжал:

– Итак, в конце концов твоя школьная кисть выдала тебя? Или это было тщеславие? А может быть, тебе нужны были деньги?

– Благодарю вас, но я ни в чем не нуждаюсь, – отрывисто сказал Певерил.

– И тебе не стыдно? – продолжал барон. – Именно теперь, когда ты находишься на земле, где твоя сестра нашла вечный покой, ты не помнишь, как охотно я дал приют и позволил тебе совершенствовать свой талант и копить золото. Тебе не совестно при мысли о том, как ты обошелся с тем, кто оказал тебе такие благодеяния?

Певерил сжал кулаки, ему стало жарко, но он ответил твердо и ясно:

– Если уж мы заговорили о стыде, ваша светлость, то вам стоит вспомнить о нем и подумать, почему я пренебрег этим. Если я помог бежать женщине, некогда бывшей вашей женой, вы не хуже меня знаете истинную причину этого поступка.

Чевиот рассмеялся.

– Юный глупец. Ты думаешь, что стал всемогущим рыцарем, когда помог законной леди Чевиот упасть в твои хилые объятия?

Кровь прилила к лицу Певерила.

– Между нами не было прелюбодеяния, и вы это хорошо знаете, – сказал он.

– Я не знаю ничего подобного.

– Тогда я вам говорю об этом. Это истинная правда, и пусть меня накажет Господь, если я солгал.

– Неужели? – спросил барон, но его злобный взгляд не выдержал ясного открытого взгляда Певерила.

– Более того, – продолжал Певерил, – вы знаете о своем варварском обращении с Флер, а она не могла защититься. Я был и остался ее единственным другом.

Чевиот слегка повысил свой голос, пытаясь вложить в него чувство.

– Сэр, вы похитили мою жену, и я собираюсь убить вас.

– Сэр, – сказал Певерил, – вы заперли беззащитную жену, оставив ее на милость женщины, не знающей слова «жалость». Я спас ее от этой судьбы и рад, что сделал это, а дальше будь что будет.

– Будь что будет! – со смехом повторил Чевиот. – Это твой последний час, мой маленький художник! Я буду сражаться как джентльмен. На шпагах или пистолетах – не важно; право выбора за тобой. Но мне станет легче, когда ты покинешь этот мир.

– Вашей светлости следует подумать о себе, – сказал Певерил.

Барон снова засмеялся и повернулся к слуге.

– Ты слышал, мой добрый Айвор? Наш юный гений надеется убить меня на дуэли! Он прострелит мне голову или пронзит грудь?

В ответ Айвор засмеялся.

– Ваш противник уже мертв, ваша светлость. Певерил не выказал ни малейшего страха. Он боялся только за Флер: длинные руки могли дотянуться до нее и уничтожить. И следующие слова Чевиота сильно встревожили его:

– И предупреждаю, что не успокоюсь, пока не найду этот чистый цветок, ради которого ты умираешь. Выследить ее, так же, как и тебя, будет не трудно.

Певерил сник.

– Но почему, ваша светлость, вы хотите отомстить ей? – воскликнул он. – Религиозный суд аннулировал брак, и вы собираетесь снова жениться. Почему бы не оставить в покое бедную Флер? Вы ей причинили и так много зла.

– То, что я сделаю с бывшей леди Чевиот, это мое дело, – резко сказал барон, – и тебя это не касается.

Певерил на миг решил бежать: добраться до Флер и защищать ее. Он сожалел, что позволил заманить себя в ловушку. Он не мог умереть и оставить Флер одну. Однако быстро взял себя в руки, чтобы Чевиот не думал, что Флер полюбила менее храброго человека.

– Пусть будет дуэль.

– Еще не рассвело, – коротко сказал барон. – Я вернусь к себе, чтобы еще поспать. Ты тоже можешь так поступить. Мы встретимся на лужайке у южной стены. Доктор Босс умер, старый дурак, а поскольку у тебя нет секунданта, то им будет вот этот джентльмен, – он кивнул на эксперта, который помог найти Певерила.

– Благодарю вас, – холодно сказал Певерил. Барон Чевиот подавил зевок. Ему стало холодно, у него болела печень, и он понимал, что смерть Певерила принесет ему мало радости. Внутренне он даже восхищался, как ловко юноше удалось бежать. Месть барона была направлена скорее на Флер, чем на Певерила. За месяцы после аннулирования брака он чувствовал к ней смесь отвращения и вожделения: отвращения из-за черной крови, замаравшей хотя и всего на несколько секунд жизнь его сына и наследника; возмущение ее гордостью и безразличием, когда он впервые обнял ее. Но у него еще было желание; на некоторое время оно умерло, затем снова вспыхнуло. Просыпаясь, он вспоминал ее красоту, а иногда сходил с ума от ее нравственного превосходства.

Теперь, когда он снова собирался жениться, у него не было причин для ярости. Он полностью порвал с Флер, у него была новая невеста. Джорджина Поллендайн была приятной девушкой, хотя ее детское восхищение им не радовало его. Она могла быть плодовитой женой и родить здоровых детей, но совсем не была похожа на ту, прежнюю. Он не чувствовал к ней жаркой страсти, волнующей кровь, как это было с Флер. Даже теперь, холодным серым февральским днем, он чувствовал гнев из-за того, что бывшая жена никогда не принадлежала ему, и поэтому должен убить Певерила. Он усмехнулся, глядя на юношу.

– Итак, что же? Шпаги или пистолеты? Художник, абсолютно ничего не знавший об оружии, смело ответил:

– Мне доставит удовольствие проткнуть вам глотку, барон Чевиот.

– Идиот! – яростно закричал Чевиот, – тебе осталось жить лишь несколько часов. Ты… – он повернулся к слуге, – запри его в башне, и пусть сидит там до шести часов.

Певерил хотел возразить, но Чевиот взял канделябр и пошел по лестнице.

– Пойдем, – сказал Айвор Певерилу.

И снова он пошел по знакомой лестнице. Никто не был в башне с тех пор, когда Певерил и Флер покинули Кедлингтон. Студия была мрачной и неуютной. На грязных оконных стеклах висела паутина. Два холста, изъеденных крысами, лежали на стуле. Даже когда Айвор открыл дверь, Певерил с ужасом успел увидеть мелькнувшую темную тень: он терпеть не мог крыс.

– Не очень мило, но для вас достаточно, мой маленький художник. У вас осталось несколько часов, чтобы подумать о жизни. Спокойной ночи или доброе утро! – с насмешливым поклоном Айвор вышел и запер дверь.

Певерил постоял, пока его глаза не привыкли к темноте. Ему не понравилось в этой комнате с визжащими крысами, и Певерил пал духом. Боже мой, подумал он, как провести последние часы жизни? Он открыл окно и с наслаждением вздохнул свежий воздух.

Скоро он выйдет на луг, чтобы сразиться с противником, и это будет первая и наверняка последняя дуэль в его жизни.

В округе было тихо, а над лесом стоял туман. Певерил нашел кресло с высокой спинкой, на котором когда-то сидела Флер. Он почти видел ее и вспомнил ее печаль из-за ужасного наказания мстительного мужа, обидевшего ее, когда ей нужны были забота и любовь.

Певерил надеялся, что, став мужем Флер, отдаст ей всю свою любовь и преданность. К сожалению, теперь этого не будет. Внизу, на белой лужайке, он сделает что сможет, но это будет нечестная дуэль.

Певерил упал на колени и склонил голову на руки.

– О, Флер, любимая, как тяжело покидать тебя сейчас, – вздохнул он.

Было очень холодно. Он пошел к окну, но на полпути почувствовал, что у него слипаются глаза, и сон победил его.

Он проснулся от щелканья замка. Айвор и эксперт пришли за ним.

Над Кедлингтоном поднимался рассвет.

Глава пятая

Замок Кедлингтон возвышался над утренним туманом. Легкий ветерок закрыл небо тучами. Лес еще спал, но долина уже просыпалась. Коровы недовольно мычали, протестуя против жестокости человека.

Барон Кедлингтон стоял со своими секундантами и доктором Барнстэйнлом, у которого в руке был черный саквояж. Доктору не нравилось все это, так как он был тихим деревенским врачом и впервые присутствовал на дуэли.

А Чевиот чувствовал себя прекрасно и постоянно улыбался. Одет он был в рубаху и шелковые штаны.

Закатав до локтя оба рукава и увидев стройную фигуру молодого художника, двигающуюся к нему, он продолжал улыбаться, но его глаза сузились. Певерил подошел и поклонился. Он был бледен, но не выказал ни страха, ни смущения. Дензил Чевиот столь же любезно ответил поклоном. Легкое чувство восхищения слегка тронуло его сердце: он, барон Чевиот, стал бы сражаться, только будучи уверенным в победе.

Айвор принес шпаги. Эксперт и один молодой джентльмен представились Певерилу как секунданты. Юноша тоже закатал рукава, но слегка вздрогнул, когда ветер коснулся его волос. Солнце осветило лужайку: первый признак конца горькой зимы. Как странно, подумал Певерил, что это происходит накануне свадьбы Ее Величества. Сегодня Лондон лихорадочно готовится к церемонии, и это так не вязалось с его тяжелым положением, что он помолился за счастье Ее Величества. Затем он стал думать лишь о Флер. Тихо вздохнул и осмотрел протянутую ему шпагу.

Один из секундантов шепотом спросил доктора Барнстэйнла:

– Вы знаете из-за чего они дерутся? Я не имею ни малейшего понятия.

– Я также, – шепнул тот в ответ, – кроме того, что затронута честь барона и бывшей леди Чевиот. Их брак был недавно аннулирован. И потом, – добавил он, – я знаю, что Певерил Марш – художник и понятия не имеет о дуэлях. Барон Чевиот убьет его.

– Может быть, Господь сжалится над ним, – пробормотал секундант.

Этот молодой джентльмен был маркизом де ла Поэ. Он взял в руки ситуацию и зачитал двум противникам правила, поставив их друг против друга со шпагами острием вниз. Певерил мрачно подумал, что хотел бы получить хотя бы один удар или хотя бы услышать звон шпаг, прежде чем его обезоружат. Но когда маркиз спросил, готовы ли противники, Певерил храбро ответил: «Да». Маркиз резко сказал:

– Начинаем, господа.

Барон сразу же мягким движением выбил шпагу из рук Певерила и рассмеялся.

– Подбери ее.

Певерил покраснел от стыда, подобрал шпагу и бросился на противника.

– За нее, – отчаянно крикнул он.

– Глупо, – сказал барон и снова выбил шпагу мягким движением, но по руке Певерила заструилась кровь. – Что теперь? – усмехнулся он.

Сердце Певерила колотилось, но, несмотря на кровь, стекающую по руке, снова взял в руки шпагу.

Его следующие движения были более быстрыми, и две шпаги зазвенели, что несколько удивило Чевиота, Но долго это продолжаться не могло. Доктор Барнстэйнл протестующим голосом воскликнул:

– Боже, это нечестно, это убийство!

– Я все равно убью его, – сказал Чевиот. Певерил еще раз был ранен в плечо, но опять встал и крикнул:

– Продолжим! Защищайтесь, ваша светлость!

С глубоким восхищением Дензил снова сделал выпад, и кончик его шпаги коснулся правой руки Певерила. В третий и, очевидно, последний раз он выронил шпагу, едва не упав, но секунданты поддержали его.

– Пустите меня, – пробормотал он, – если нужно, я буду сражаться левой.

– Тогда сражайся и умри, – сказал Чевиот, которому уже надоела эта игра.

Но в этот момент тишина лужайки была нарушена мужским окриком:

– Стой!

На лужайке появились три человека: один высокий, в пальто, другой пониже, а третьей была женщина с закрытым вуалью лицом.

Чевиот с изумлением посмотрел на прибывших и пошел навстречу им. Доктор Барнстэйнл залечивал раны, полученные Певерилом, а тот с удивлением узнал в одном из прибывших Люка Тэйлора. Молодая женщина подняла вуаль, и Певерил воскликнул:

– Флер!

Высокий мужчина встал лицом к лицу с Чевиотом, снял шляпу и пристально посмотрел на барона.

С каждой минутой светлело. Солнечный свет становился ярче, снег начал таять. Озадаченный Чевиот смотрел на лицо со шрамом, на светлые волосы джентльмена, но не мог его узнать.

– Могу ли я спросить, что это значит, сэр… Кто вы? – начал он.

– Посмотри на меня внимательнее, Чевиот, – прервал тот, – посмотри и вспомни.

Барон уставился на него. Его гнев сменился удивлением. Не может быть, подумал он про себя. Наконец он воскликнул:

– Гарри Родни! Нет, это его призрак!

– Я не призрак, – сказал Гарри, сбросив плащ на землю. – Три долгих года я отсутствовал, находясь на другом конце света и не имея возможности узнать что-либо о моей дочери. Я пришел, чтобы отомстить тебе, и пришел, слава Богу, вовремя, – он мягко взглянул на Певерила.

Певерил, бледный и дрожащий, уставился на высокого мужчину.

– Отец Флер! – недоверчиво воскликнул он.

– Да, мой мальчик, – сказал Гарри более мягко, – я знаю, что случилось. Будь уверен, я твой друг, так же как и отец Флер.

Дензил продолжал смотреть на сэра Гарри Родни с немым изумлением.

– Я знаю все, Дензил Чевиот. Ты мне ответишь за то зло, которое причинил моей дочери.

Барон взялся рукой за горло, потеряв свой вызывающий вид.

– Я протестую. Церковный суд отменил мой брак с дочерью рабыни-квартеронки.

Гарри подошел и ударил его перчаткой по лицу.

– Я убью тебя, – яростно сказал он. Чевиот отступил, сверкая глазами.

– Не так быстро. Возможно, вам самому придется умереть. Этот молодой повеса увел вашу дочь от ее законного мужа. Где ее невинность?

– Ты купил ее невинность за деньги, когда она не могла защититься, – сказал Гарри сквозь зубы.

– А ее черная кровь? Вы рассказали мне об этом? – спросил Чевиот.

– Никто не говорил тебе о предках леди Родни. Но если бы вы были человеком чести, то никогда бы не наказывали свою жену, которая родила ребенка, страдая от вашего безразличия.

Барон Чевиот хотел еще что-то сказать, но увидел Флер, подошедшую к ним со сверкающими глазами.

– Вы хорошо знаете, лорд Чевиот, что я была предана вам, даже когда вы унижали меня, – сказала она.

На мгновение барон замер. Он не ожидал увидеть ее снова здесь и изобразил издевательский поклон.

– Мои поздравления, мадам. Вы выглядите сегодня утром прекрасно. Добро пожаловать домой в Кедлингтон, – ухмыльнулся он.

Гарри Родни положил руку на плечо дочери.

– Иди к карете с Певерилом, дорогая. Ты нужна ему, он ранен.

Флер вскрикнула и бросилась к своему возлюбленному.

– Ерунда, – сказал Певерил, – но я протестую против вмешательства в эту дуэль, которая касается лишь меня и барона Чевиота.

– Это не лучшее занятие, мой мальчик. Я лучше подготовлен к борьбе с Чевиотом. Вы совсем недавно вошли в жизнь моей дочери, а я ее отец и имею больше прав драться с бароном.

Гарри Родни стоял, готовый к бою, со шпагой острием вниз. Он проверил качество стали, но на его лице была маска ненависти и возмущения.

Маркиз, которому нравились дуэли между опытными бойцами и который знал Гарри Родни в прошлом как хорошего фехтовальщика, с нетерпением смотрел на обоих. Будет о чем поговорить в клубах Лондона и Парижа.

– Сходитесь, господа, – сказал он весело. Флер увела Певерила.

– Ты потерял много крови, тебе нужно отдохнуть, – сказала она.

Он наклонил голову, поцеловал ей руку и покраснел.

– Я подвел тебя, – сказал он. – Я не переживу этого позора. Я проиграл, едва начав, но хотел убить его ради тебя.

Флер взяла раненую руку и прижала к своим губам.

– Мой милый, не жалей о решении отца заменить тебя.

– Но я хотел убить барона, – прорычал Певерил.

– С Божьей помощью отец убьет его за тебя. Подумай, что бы случилось со мной, если бы тебя убили, – воскликнула Флер.

На мгновение Певерил остановился, глядя ей в глаза.

– Прошлой ночью я был уверен, что больше никогда не увижу тебя снова, – прошептал он.

– Теперь мы никогда не расстанемся, – прошептала она в ответ.

– Дорогая, разреши мне остаться и посмотреть, что произойдет.

Она кивнула.

Они стояли в стороне, наблюдая за участниками дуэли и прислушиваясь к звону шпаг. Маркиз де ла Поэ также с интересом наблюдал за происходящим.

Каждый раз, когда Родни нападал, он произносил имя Флер.

Они яростно фехтовали: атаковали, уходили, отбивались. Лицо барона стало мертвенно-бледным, он закусил верхнюю губу в звериной усмешке. Когда-то он сражался с сэром Гарри из любви к спорту, но теперь было сражение насмерть.

Чевиот был первым, пролившим кровь противника, задев Родни шпагой. Гарри выронил шпагу на землю, но быстро поднял ее и бросил смертельный взгляд на барона.

– За Флер, – сказал он, переведя дух.

Зрители наблюдали, затаив дыхание. Маркиз пробормотал:

– Господи, это самое восхитительное зрелище. Флер и Певерил наблюдали за дуэлью далеко не с такой радостью.

– О Господи, не дай папе проиграть, – безмолвно молилась Флер.

Дуэль возобновилась с еще большей яростью.

– Это за то, что произошло в «Малой Бастилии», – сказал Гарри Родни, одновременно задев шпагой правое плечо противника. Теперь уже шпага барона упала на землю. Оба мужчины обливались потом. Чевиот начал терять уверенность в себе и впервые в жизни испытал страх.

– Это за негра, которого родила твоя дочь, – прорычал он, переходя в атаку. Но это были их последние слова: Гарри Родни сделал контрвыпад, и его шпага прошла через сердце Дензила.

– Умри, собака, умри! – закричал Гарри.

Дензил Чевиот беззвучно уронил шпагу и упал на траву. Кровь заливала его красивую рубаху.

Доктор Барнстэйнл бросился вперед и наклонился над бароном. Проверив пульс, он встал и сказал:

– Его светлость умер.

– Дело сделано, – сказал Гарри Родни и вытер платком шпагу.

Айвор повернулся и побежал в дом. Флер и Певерил очнулись. Девушка освободилась из объятий Певерила и побежала к отцу. Он прижал ее к сердцу.

– Слава Богу, я отомстил за тебя, – прошептал он.

В наступившей тишине доктор Барнстэйнл накрыл плащом тело барона.

Немного погодя, люди, молча стоявшие над телом Чевиота, оглянулись на дом.

– Господи, там огонь! Взгляните! – закричал кто-то. Оранжевые языки пламени поднимались в утреннее небо.

– Башня, взгляните на башню! Флер задрожала.

– Что-то произошло, мы должны вернуться и посмотреть.

– Я дам указание слугам его светлости отнести тело в мой дом. Пойдемте к замку, наша помощь может понадобиться.

Этот случай остался для них загадкой, а валлиец в этот момент бежал, как крыса, из Кедлингтона, опасаясь мести.

Когда Айвор понял, что все кончено и никто не защитит его, он бросился к миссис Динглфут.

Услышав о смерти хозяина, та заплакала. Она была единственной, кто любил этого злобного дворянина. Но печаль вскоре уступила место инстинкту самосохранения: она тоже испугалась Гарри.

Барон Чевиот мертв, а Певерил жив! И с ним богатый и могущественный Гарри Родни. Какой ужас!

– Давай убежим вместе, – предложила она Айвору.

– Я тоже собирался это сделать, – мрачно сказал он.

За многие годы путем воровства из хозяйства лорда Чевиота миссис Динглфут собрала небольшой ящичек с золотом, который держала в своей комнате. Она не доверяла ни слугам, ни служанкам, занимающимся уборкой в ее отсутствие. Потом она решила спрятать деньги в студии, так как туда никто из прислуги не заходил. Под одной из досок она разместила свой ящичек, который тяжелел с каждой неделей.

Теперь она знала, что Чевиот мертв, а Гарри Родни обязательно призовет ее к ответу, и поэтому решила бежать.

Она взяла керосиновую лампу и пошла в башню. С трудом поднявшись по винтовой лестнице, добралась до нужной доски и достала свои сокровища. Ее глаза горели торжеством, все было прекрасно. Она могла взять еще украшения, которые хранились в секретере у Чевиота в качестве подарка второй жене. Хозяин Кедлингтона был мертв, а наследника не было. Она с трудом выдавила слезу.

С лампой в одной руке и с ящичком в другой, она начала спускаться по лестнице, но в спешке споткнулась и с визгом покатилась вниз. Лампа разбилась, керосин мгновенно воспламенился.

Миссис Динглфут потеряла сознание, а когда очнулась, то ничего не могла понять из-за дыма и горящего дерева. Башня была охвачена огнем. Она завыла, но ее голос утонул в треске огня. Со сломанными ногами она не могла даже пошевелиться и наконец перестала дышать. В предсмертный миг ей виделась Флер Чевиот, взывающая к возмездию.

– Пощади, пощади! – промелькнуло в ее сознании перед тем, как потолок с грохотом обрушился на нее.

Позже, когда башня сгорела дотла, люди нашли ящичек с золотом, но от миссис Динглфут осталось лишь несколько обгоревших костей.

Остальные слуги быстро покинули дом. Некоторые пытались бороться с огнем, но все было напрасно. Сильный ветер придал огню мощь.

Когда дым поднялся в небо, а огонь стал сильнее, сотни людей в долине с ужасом смотрели на него – Великий огонь Кедлингтона в ночи. Это было записано и осталось в памяти людей на долгие годы.

Остатки известного особняка Чевиота были жалкими: обгорелые выступы, которые природа постепенно полностью разрушила.

Глава шестая

В маленьком доме доктора Барнстэйнла подобно восковой фигуре лежал барон Кедлингтон. Даже после смерти его лицо осталось жестоким и надменным. Его верхняя губа была немного оттопырена, будто в злой усмешке.

В изголовье и у подножия кровати барона горели свечи. Белая льняная ткань покрывала его.

Те, кто пришел из уважения к Дензилу Чевиоту проститься с ним, не находили его прекрасным человеком, поэтому единственным оплакивающим его существом была собака.

Альфа, белый волкодав, бежавший из горящего здания, нашла своего хозяина и улеглась рядом, отказываясь покидать его, пока по указанию доктора ее не пристрелили.

Гарри был в отличном настроении. Певерил, хотя и потерял много крови, также улыбался. Его рука соединилась с рукой Флер, и они не размыкали их, куда бы ни шли.

Никто не говорил о Чевиоте. Гарри Родни решил привлечь к ответственности Кэлеба Нонсила и кузину Долли. Ничто не должно остаться безнаказанным. А они были главными виновниками, отдав Флер в руки чудовища.

Все поместья будут возвращены Гарри. Теперь он снова сможет жить в роскоши и комфорте как состоятельный джентльмен.

Для Флер также начиналась новая жизнь.

Казалось, что возрождается и сама природа. Снег растаял, солнце светило все жарче, и весна обещала быть прекрасной.

За ними во прахе лежал Кедлингтон. Певерил был рядом с Флер, и та почувствовала, что несчастье наконец ушло от нее навсегда.

Днем они вернулись в оживленный Лондон, где увидели пестрые толпы людей, ленты, флаги. Кругом царило оживленное волнение. Приехавшие взглянули друг на друга и вспомнили дату: канун свадьбы королевы!

Завтра молодая Виктория выйдет замуж за принца Альберта. Молодой властелин поможет ей нести королевское бремя.

Сердце Флер забилось, и она повернулась к Певерилу.

– Давай притворимся, что колокола звонят и для нас, – прошептала она.

– Не нужно. Очень скоро они зазвонят и для нас, – сказал он.

– О, Певерил, – сказала она, – какое счастье, что я нашла отца, прежде чем ты стал моим мужем. Теперь я не пойду к алтарю одна, он будет со мной.

– Если его светлость желает, – вставил Люк, – поедем ко мне домой, где Элис предложит нам выпить.

– Буду счастлив, мой мальчик, – тепло сказал Гарри, – но попозже, сначала я заеду к мистеру Нонсилу.

Флер задрожала.

– Я всегда ненавидела этого человека.

– Извини, дорогая, – сказал Гарри, – твоя мать тоже не любила его. Кажется, я и мой дядя были не правы.

Певерил взял руку Флер и сказал:

– Забудь обо всем и давай вспомним нашу любовь и посмотрим, что ждет нас в будущем.

Она взяла его перевязанную руку и поцеловала.

– Эти замечательные пальцы пострадали из-за меня.

– Дорогая, доктор Барнстэйнл сказал, что через две недели рука и плечо заживут и я снова смогу рисовать, – утешил он ее.

Гарри Родни открыл голубые глаза и улыбнулся юноше: он все больше нравился ему. Певерил был очаровательным идеалистом и обожал Флер. К тому же Гарри был тронут храбростью молодого художника, отважившегося на дуэль с Чевиотом, не имея ни малейшего шанса выиграть ее.

– Вы нарисуете меня, когда поправитесь, Певерил, – сказал он со странной веселой улыбкой, которая когда-то очаровывала Элен, – шрам и прочее, не так ли?

– Шрамы украшают мужчину, сэр, – сказал Певерил.

– Совершенно верно, – мягко сказала Флер и в который раз прижала перевязанную руку юноши к своим губам.

Мимо них проходил пьяный парень, который повернулся и хлопнул Певерила по плечу.

– Да здравствуют королева и ее супруг! – крикнул он.

Певерил слегка поморщился от боли, но улыбнулся и эхом ответил:

– Да здравствуют королева и ее супруг! Казалось, звонят все церковные колокола в городе.

Флер взяла за руки отца и возлюбленного. Она подумала о молодой Виктории во дворце, которая сейчас готовилась к большому событию.

– О, дорогая королева, – прошептала она. – Благослови, Господь, твое счастье, как он благословил мое.

Она больше не видела лиц двух мужчин, которых так любила, потому что впервые плакала не от горя, а от радости жизни.