Я скорее очнулась, а не проснулась. Словно внезапно дёрнула невидимую ручку в уголке своего подсознания и вышла наружу из чёрной комнаты. Я шла на голос Дариана, грубый и бросающий в дрожь: “Мне всё равно, как вы найдёте подонка – откопайте из-под земли, но доставьте его мне в руки!.. Я собственноручно убью этого ублюдка…”
Наконец приоткрыв глаза, я увидела Дариана стоящим в противоположном конце палаты ко мне спиной и разговаривающим по телефону. Я интуитивно положила руку на живот, но ничего не почувствовала. На секунду мне показалось, что мой пресс онемел, но я практически сразу поняла, что это самообман.
По-видимому различив моё шевеление, Дариан обернулся, и в этот момент наши взгляды скрестились. Его был растерянным, мой же широко распахнутым.
– Таша… – он подошёл к изножью моей койки.
– М-м-м… – я не смогла заговорить сразу, из-за боли в грудной клетке, которая, как я догадывалась, никак не была связана с моим физическим состоянием. – Не говори мне… – я сжала тонкое одеяло в области своего живота. Я находилась всё в том же “полусидячем” состоянии, в котором пришла в себя в первый раз. – Позови доктора… – изо всех сил зажмурилась я, чтобы сдержать приступ подступивших к глазам слёз. – Пусть он скажет… Пусть кто-нибудь скажет… Позови же…
Я раскрыла глаза только после того, как услышала, что Дариан покинул палату. Чтобы притупить душевную боль, я начала причинять себе физическую, до боли кусая нижнюю губу и сжимая кулаки так сильно, чтобы мои короткие ногти могли с силой впиться в мои ледянные ладошки.
Доктор вошёл в палату меньше чем через минуту. На вид ему было не больше сорока пяти лет и выглядел он так, как может выглядеть только переполненный сочувствием мужчина, каждую пятницу наверняка выпивающий по литру пива, чтобы хотя бы на один вечер отрешиться ото всех тех страданий, которые ему приходится лицезреть на своей любимой работе.
У доктора в руках была твёрдая папка небесного цвета, в которой, как вскоре выяснилось, пряталась история моего физического состояния.
– Что со мной? – подождав несколько секунд, наконец полушёпотом спросила я.
Прежде чем заговорить, доктор тяжело выдохнул, словно пытался взять себя в руки.
– У Вас сотрясение головного мозга третьей степени, серьёзный вывих левого плеча, ушиб большей части левой стороны туловища, особенно пострадала нога… Так же на вашем теле множество царапин и гематом различной степени тяжести. В случаях, подобных Вашему, люди зачастую лишаются способности двигаться или какой-нибудь части тела и даже жизни, Вы же, если так можно выразиться, отделались лёгким испугом.
Я молчала, чувствуя, как к моим глазам подступают слёзы.
– Это всё? – подождав несколько секунд, неожиданно осипшим голосом поинтересовалась я, будучи уверенной в том, что о самом страшном вслух ещё не сказано.
Посмотрев на мою руку, сжимающую одеяло на животе, доктор вздохнул ещё тяжелее, чем в первый раз.
– Вы потеряли ребёнка… Но это ещё не всё… – чтобы не смотреть мне в глаза, мужчина уставился в свою папку. – Выкидыш прошёл сложно… Из-за обильного кровотечения мы Вас едва не потеряли и нам пришлось сделать переливание крови… Возникли некоторые последствия… – здесь он помолчал подольше. – Есть вероятность, что вы больше не сможете забеременеть…
Моё сердце замерло… Всё даже хуже, чем я думала?.. Нет. Всё не может быть так плохо…
Наши взгляды с доктором пересеклись.
– Каковы прогнозы? – я уже хрипела, а не сипела, с горечью ощущая, что до моей первой слезы остались считанные секунды.
Время пошло.
– Поймите, в случаях, подобному Вашему, уже чудо то, что Вы не просто выжили, но не получили серьёзных повреждений… – прошло пять секунд. Доктор вновь пересёкся со мной взглядом, после чего понял, что тянуть больше не сможет, да и нельзя. – Один процент против девяносто девяти… Это значит…
– Что я никогда не смогу стать матерью… – одними губами произнесла я, почувствовав на них соль горячей воды, хлынувшей из моих глаз неконтролируемыми потоками. – Кто об этом знает?..
– Все ваши близкие… – внезапно перешёл на полушёпот доктор и вдруг добавил. – Но только о выкидыше… О его последствиях для вашей репродуктивной системы мы пока ещё не говорили…
– Никому не говорите, – закрыла правой ладонью свой дрожащий рот я.
– Хорошо, – уверенно согласился доктор, едва уловимо кивнув головой.
Он и вправду никому не скажет, я в этом не сомневалась, как и была уверена в том, что всё о моём состоянии уже знает как минимум один человек. Дариан всегда всё знает. Иначе он не был бы собой.
Я лежала повернув голову влево, чтобы не смотреть на Дариана, сидящего справа от меня. Рассматривая холодную стену, я пыталась дышать ровно, игнорируя льющиеся из глаз слёзы. Прошло пять часов с момента моего разговора с доктором и наступила ночь – начало первого часа. Не смотря на мою просьбу никого не впускать в мою палату, полчаса назад Дариан всё-таки решил наплевать на моё желание. Когда он вошёл, я задала ему один-единственный вопрос, ответ на который, наконец, пролил свет на происходящее.
Машина, на которой я ехала, оказалась заминированной. Механизм взрывного устройства был настроен на момент, когда стрелка спидометра превышала отметку в сто километров в час. Однако что-то пошло не так и механизм сработал с гораздо меньшей силой, чем та, на которую он был рассчитан. Кем рассчитан? Стивен Эртон желал отомстить Дариану за то, что тот забрал у него возможность меня заполучить, после чего успешно довёл его акции до обнуления, чем буквально разорил его. Предполагалось, что за рулём этого Porsche должен был находиться именно Дариан. Бомба была рассчитана на него. Впрочем, как сказал Дариан, стрела достигла цели. Если бы взрывной механизм сработал на полную мощность или на встречной полосе ехал бы другой автомобиль, или ещё много-много других “незначительных” моментов, и я могла, нет, должна была умереть. Впрочем, кое-кто всё-таки не выжил… Об этом мы молчали.
Дурацкие личные счёты. Бомба замедленного действия. И, как всегда, пострадал тот, кто, в неведении, находился в зоне поражения взрывной волны, а не те, кто этот механизм, осознанно или нет, привёл в действие.
Я не могла смотреть на Дариана. Не могла ему ничего сказать. Поэтому я плакала на стену.