Обрекающие на Жизнь

Танец четвёртый, Менуэт

Меня подхватили, грубо поставили на ноги. Сканирование диагностическими чарами было жёстким и дотошным. Таким, что кости взвыли выворачивающей суставы ломотой, а перед глазами плясала тёмно-красная пелена.

Откуда-то издали донёсся искажённый голос:

— …локальное поражение… блокада… Быстро!

Стремительно перепрограммирую собственные рефлексы, сражаясь с желанием когтями полоснуть по склонившейся ко мне фигуре. Слишком хорошо я знала, что должно сейчас произойти. «Локальное поражение» означало, что кусочек Ауте свернулся в моём теле напружиненной перед ударом змеёй. Судя по ощущениям в районе ключицы, его уже заблокировали, не давая распространиться ни по моему телу, ни на окружающих. Вечность милосердная, тошно-то как…

Аррек!

Стоп. Проблемы решать по мере поступления.

Я позволила опрокинуть себя на спину. Дала спутать ноги и руки сдерживающими заклинаниями. Полосуя клыками губы, не двигалась, когда что-то холодное мимолётно коснулось горла, прогоняя туман из головы и заставляя тело обмякнуть.

Когда зрение сфокусировалось, обнаружила, что склонившаяся надо мной физиономия принадлежит Иналу, молодому целителю из какого-то отдалённого ответвления линии Ала. Парню было от силы лет двести, но специалистом он был отменным, а поражения Ауте вообще считал своим коньком. Этот знает, что делать.

Надеюсь.

Я уставилась в вечность за его спиной, полностью сконцентрировавшись на собственных ощущениях. Ауте да сжалится над глупым чадом своим…

Сначала показалось, что руки целителя охватывает голубоватый огонь. Затем это сияние сконцентрировалось в красивый, вихрящийся энергией шар между когтистыми пальцами. А затем шар рухнул вниз, на меня, в меня.

Вряд ли со стороны было что-то заметно. Я же чувствовала себя так, будто каждый изгиб ауры, каждая тончайшая жилка внутренней энергии вспыхнула нестерпимым золотым сиянием, отражая, точно зеркало, попавший на них свет. Я видела их, видела себя, будто со стороны, и с удивлением пришла к выводу, что я — красива. Только… В районе ключицы, там, где оцарапало кожу не то мечом, не то заклинанием, вихрилось что-то гнилостно-красное. Что-то, тоже удивительное по своей сути, но прекрасное вредной, уничтожающей всё вокруг красотой. И очень разрушительное для золотистой сущности, которая была мной. Сейчас это «нечто» было прочно заключено в оболочку сил, но даже в таком, «закапсулированном» состоянии оно заставляло золотые переливы корчиться и чернеть от боли.

Я тихо скрипела зубами, раздумывая, как насчёт заорать во весь голос. Отхватила, что называется, по полной программе. Хорошо хоть эта штука пока не приняла материальной формы. Проще вытянуть из астрального тела энергетическую занозу, чем мучиться, отлавливая по всей кровеносной системе какие-нибудь заковыристые вирусы. Вроде тех, которые за пару часов меняют твою биологическую суть, превращая во что-нибудь с чешуёй и всеядное.

Инал глянул на меня, черты его лица заострились в сиянии целительной мощи.

— Хранительница, будет больно.

— А сейчас мне, по-твоему, щекотно?

— Приготовьтесь.

Больно? О боли я знала всё, или почти всё. Это болью не было. Это выходило за границы простой боли, превращаясь в нечто ослепительно-белое и отчаянно острое. Целитель терзал не плоть — душу. Короткими, точно направленными молниями посылал в красное скопление осколки своей изуверской силы. И моя суть, та, что называлась Антеей тор Дериул-Шеррн, корчилась под этими ударами, погибая так же верно, как и пурпурные захватчики.

Наверное, это длилось недолго. Наверное, ровно столько, сколько требуется молнии, чтобы сорваться с пальцев и поразить цель.

Я очнулась от хрипа в сорванном криком горле и от ломоты в порванных судорогами мышцах. Секунд двадцать лежала неподвижно, позволяя целителю залатать нанесённый телу ущерб. Затем грубо оттолкнула его, пытаясь самостоятельно встать на ноги.

Удалось с третьей попытки.

Кругом заметались испуганные и тревожные сен-образы — я сама не заметила, как небрежно сбросила столь «надёжные» путы, созданные для того, чтобы удерживать пациента, если отрава всё-таки захватит его тело. Но паника тут же была пресечена Иналом, коротко бросившим всем, чтобы угомонились.

— Она чиста.

В принципе, так оно наверняка и было. Но рисковать я не хотела.

Пошатываясь, выпрямилась, вскинула руки. И сама поразилась упавшей кругом гробовой тишине. Закрыла глаза, выбрасывая их всех из головы.

Неважно.

И только так.

Музыка пришла высокой мелодией флейты, парящей над скрипичным оркестром.

Движение пришло дрожью на кончиках пальцев. Едва заметным ритмичным покачиванием бёдер. Изогнувшимися, тонко затрепетавшими руками.

Изменение пришло молекулами, вдруг начавшими стремительно раскручивать свои цепочки, чтобы рассыпаться сначала на простые элементы, а затем и на атомы.

Я танцевала очищение.

Полностью. До конца. До самого дна. Я разобрала себя, своё тело и душу до самого основания, а затем собрала заново, в единое целое.

Чтобы быть уверенной: это целое — действительно я.

Остановилась, несколько секунд вслушиваясь в затихающие аккорды. Открыла глаза.

Они смотрели на меня, восхищённые и немного испуганные. Сен-образы признания мастерства. Тихим шёпотом в воздухе светилось:

Вене.

И ещё:

Танцовщица изменений.

Чудо, которое никогда не перестанет восхищать. Даже меня. Особенно меня — остальные понятия не имеют, насколько это на самом деле чудо.

Повернулась к Иналу: поклон, официальный, признательный и извиняющийся одновременно.

— Целитель…

Он лишь склонил уши, всё понимая и считая обиды излишними. Прощально взмахнув крыльями, я выскользнула из заполненной вооружённой охраной комнаты. Как же они перепугались, что Хранительница может оказаться опасной!

Правильно, кстати, перепугались.

Я безошибочно двинулась к соседней палате, остановилась перед затянутым прозрачной завесой порогом. Аррек плыл прямо в воздухе, побледневшее, потускневшее лицо запрокинуто, зубы болезненно сжаты. Целитель из эль-ин стоял рядом с ним, закутавшись в ауру своей силы, и тянул, тянул наружу многочисленные багровые сполохи, так похожие на те, что только что уничтожили во мне. Древнейший из тёмных постарался от души! Конечно, арр не обладал гибкостью и восприимчивостью вене, не было необходимости варварски выжигать в нём эти спящие пока ростки, как не было необходимости пренебрегать элементарным наркозом.

Точно почувствовав что-то, человек повернул голову, ища мой взгляд. Зрачки его были так расширены, что серые глаза казались бездонно-чёрными. На лице мелькнули сначала узнавание, потом облегчение, потом что-то вроде бледной попытки успокоить.

Всё хорошо. За меня не бойся.

А разве я боялась?

Только когда напряжение ушло, я поняла, сколь велико оно было. Бессильно осела, прислонившись к стене, судорожно сжимая и разжимая когти. Опустила голову, борясь с приступом тошноты. Груз страха был столь велик, что теперь, когда он исчез, неправдоподобная лёгкость в буквальном смысле сбивала с ног. Он жив. Он в порядке.

Да. Я определённо боялась. Не было печали…

Своими руками удушу! Гер-рой…

Сердито отвернулась, отказываясь волноваться. Несколькими точными, нарочито бесстрастными мыслями отправила вопросительные сен-образы. Ответы пришли мгновенно — и на этот раз мне удалось не упасть от нахлынувшей волны щенячьего восторга. Выбрались! Все! Даже северд-ин, хотя Злюке, Клыку и Дикой здорово досталось.

Нет, когда-нибудь это сумасшедшее везение мне изменит…

Ещё несколько посланий — приглашения на собеседования. Или на допросы с пристрастием. Уж как посмотреть.

Я двинулась дальше, по дороге заглядывая в защищённые получше иных крепостей больничные палаты. Мы были в Дериул-онн, в Доме клана Изменяющихся, и охранные заклинания, вплетённые в эти живые стены специально для вот таких случаев, являлись шедевром тысячелетних усилий лучших из мастеров. Здесь можно было без особого опасения держать даже Ауте, что иногда и делалось.

Самоуверенным «покорителям» Бесконечно Изменчивой досталось по первое число. Мать Тэмино под защитой магии своих охранников выбралась почти невредимой, но все трое сопровождавших её воинов были ранены. Я остановилась перед комнатой, где двое целителей хлопотали над бесчувственным Обрекающим. Этому пришлось хуже всех. Потребуется много времени и много усилий целителей прежде чем его удастся привести в норму. Однако я, способная чувствовать Ауте как никто другой, знала, что парень выкарабкается. Пусть даже сейчас в это никто не верит.

Шен отделался сравнительно легко — контузией. Это был результат попытки обдурить тёмных на их собственной территории. Но даже в таком состоянии опытный Изменяющийся умудрился выбраться из Ауте, не притащив на хвосте никаких неприятностей.

И, разумеется, в полном порядке оказался «трофейный» демон. Вместе с оливулцем. Вот уж о ком не стала бы плакать!

Я появилась на пороге комнаты Тэмино, нетерпеливым взмахом ушей отсылая собравшийся там народ. Самообладания хватило лишь на то, чтобы не поморщиться под любопытными, сочувствующими и ироничными взглядами покидающих помещение мужчин. Но как только последним из них вышел за пределы защитного кокона, позволила всему, что думала и чувствовала, вскипеть на самой поверхности сознания.

Похожая на видение девушка с глазами, наполненными непролитыми слезами, и силой, чёрным покрывалом окутывающей тонкое тело, одарила меня улыбкой. Понимающей, печальной и мудрой.

Р-рррр…

— Я вас внимательно слушаю, мать Эошаан.

«И да поможет вам Ауте, если то, что я услышу, окажется недостаточно убедительным».

Эльфийка изящно уселась прямо на воздух, демонстрируя сдержанное презрение к нависшему над ней монаршему гневу. Она когда-то успела почиститься и переодеться. Теперь тонкая фигурка была облачена в свободное, ниспадающее длинными складками платье того же светлого, льдисто-голубого цвета, что и её глаза. Что-то было в этой позе и в этом наряде… невинное. Беспомощное и трогательное. И очень лживое.

— Я понимаю, что со стороны мои действия должны выглядеть в лучшем случае… непродуманными. Однако, Хранительница, я заверяю вас… я даю слово, я готова ручаться своей жизнью и своим кланом, что для всего этого есть причины. У нас просто не было выбора…

— Я вся внимание, — холодно и с бешеной вежливостью звучит мой голос.

Она вздохнула, как-то устало, почти нетерпеливо. Тряхнула головой.

— Хранительница, я боюсь, что не могу вдаваться в детали. Вы просто не поймёте!

— Я не просила у вас оправданий, мать Эошаан. Только объяснений.

— Но…

— То, что вы делаете — действительно необходимо. Если бы я так не считала, мы бы сейчас не разговаривали. Вы бы вообще уже ни с кем не смогли разговаривать! Теперь я хочу узнать, почему это необходимо.

Молчание. Женщина-некромант смотрела на меня, будто впервые увидела, и почему-то в этот момент совсем не казалась юной. Я с мрачноватой иронией повела ушами. И старательно стёрла из сознания закипающую чёрную злость.

— Леди тор Эошаан, позвольте мне несколько расширить ваш взгляд на происходящее. Не знаю, приняли вы во внимание политическую ситуацию, когда начали свою авантюру, или нет, но… Если коротко: положение эль-ин крайне неустойчиво. Мы — раса чужих, нагло влезшая в самое сердце человеческих миров, причём раса недружелюбная. И не стесняющаяся это недружелюбие демонстрировать. А люди… довольно-таки страшненькие создания. Понятие «ксенофобия» вам что-нибудь говорит? «Геноцид»? Вижу, что говорит. Уже легче.

Я вздохнула, тщательно формулируя иероглифы сенсорных образов, сопровождающих звуковую речь. Не столько для Тэмино, сколько чтобы привести в порядок собственные мысли.

— До сих пор всё шло более-менее мирно, по крайней мере по сравнению с Оливулским конфликтом и Эпидемией, с которых наши межвидовые отношения начались. Договор с аррами, по которому нас признали давно потерянной ветвью их народа (чушь, конечно, невероятная!), и облегчил, и усложнил задачу. Но нам, понимаете ли, надо вести себя прилично. Не ввязываться в войны. Или, в крайнем случае, не втягивать в них самих арров. Ужасно, да?

Так, с иронией надо что-то делать. Тэмино ведь не виновата, что так называемое общество эль-ин представляет собой сборище самовлюблённых, самодовольных и совершенно не склонных к размышлениям самодуров. И не надо ей знать о тех проблемах, которые возникают, если попытаться заставить эту орду двигаться в едином направлении.

— Эль-ин я ещё могу как-то… не контролировать, но хотя бы придерживать в определённых границах. Но вот если появится кто-то, кто, выдавая себя за эль-ин (или хотя бы их отдалённых родственников), начнёт даже не мутить воду, а просто делать что вздумается, то последствия ударят по нам. Иными словами: как вам нравится идея ещё одной Эпидемии, мать Эошаан? Вы давно не видели человеческих боевых кораблей, парящих рядом с нашими домами, леди Тэмино? Вы так стремитесь к титулу эль-э-ин, моя торра?

— Я не…

— Тёмные — это тёмные, эль-леди. Их не зря называют демонами. Я далека от мысли, что, захоти они проникнув в Ойкумену, мы сможем им помешать. И меня отнюдь не вдохновляет перспектива устраивать очередную «родственную» бойню, отлавливая этих красавцев под носом у смертных. И вот тут появляетесь вы, мать Эошаан. И позволяете себе обратить внимание тёмных на новые для них бесчисленные миры. А также позволяете человеку, оливулцу, узнать о нас то, что ему знать совершенно не обязательно. И отказываетесь объяснять почему. Я бы рекомендовала вам, Мать клана, пересмотреть своё отношение к вопросу. Немедленно, — мой голос звучал так мягко, так отстраненно. Почти безучастно. Страх Тэмино вспыхнул где-то на границе восприятия и тут же затух, будто его выключили. Впрочем, так оно наверняка и было.

Тор Эошаан чуть подалась вперёд, склоняя уши и разворачивая крылья — жест уважения. Глаза, подведённые красноватыми тенями, казалось, припухли, точно после слёз, выражение лица поражало детской серьёзностью. Наверное, сейчас она пугала меня не меньше, чем я её.

— Прошу прощения, Хранительница Антея. Я попытаюсь объяснить. Проблема заключается в смертных. В их… э-ээ… смертности. Здесь мы столкнулись с необычайно странным вариантом… С очень многими странными вариантами. Похоже, что посмертие у людей во многом зависит от того, во что они верили при жизни. Боюсь, что существу, столь далёкому от моего клана, будет сложно понять всю сложность вопроса. Но они… они как будто конструируют свои посмертные реальности. Любой народ может создать рай, или ад, или и то и другое и много чего ещё на свой вкус, причём даже народ, совершенно отвергающий так называемые пси-способности. Или народ, состоящий из одного-единственного человека. Вы и представить себе не можете… Я не уверена, что сама представляю! Они вкладывают в эти свои «миры духов» гигантские силы — гораздо большие, нежели те, чем должны обладать… чем могут обладать. А потом, когда эти миры наполняются душами… Это даже не сотворение Богов — это сотворение Судьбы. Бесконечная цепь, которая тянется из прошлого в будущее, связывая события и связывая саму Ауте. Я боюсь. Двое Древнейших моего клана боятся — и отказываются говорить, сталкивались ли они раньше с подобным. Мне очень жаль, моя Хранительница, но это тот вопрос, с которым должны разобраться именно Обрекающие. Должны.

Она говорила правду. И в то же время опускала столь многое, что эта правда становилась почти ложью.

Я на мгновение прикрыла глаза, позволив себе окунуться в силу. Это похоже на ветер, бьющийся за опущенными веками — воспоминания и формулы, твои и чужие. Легчайшее из касаний Эль. Знание.

С дикой и необузданной силой, которая была человеческим бессознательным, нам вплотную пришлось столкнуться около двух десятилетий назад. Кошмарные сны о тех днях до сих пор меня не отпускают — и не только меня. Сейчас подобные явления изучаются так пристально, как это возможно без раскрытия нашего интереса. Хотя, похоже, Обрекающие умудрились обнаружить совершенно новый пласт проблем, что называется, удружили.

— Вы действительно полагаете, Мать клана, что до вас никто не замечал, насколько опасны эти существа? — Мой тон был достаточно холоден, чтобы заморозить даже самого самоуверенного эльфа. Практика.

Но этой, похоже, всё было нипочём.

— Я посоветовалась с Матерью Изменяющихся касательно вопросов, находящихся в её компетенции. — Читай: «рассказала Даратее ровно столько, сколько необходимо, чтобы заручиться поддержкой, не вызвав лишних подозрений».

— Вы — дура, которая так долго была сама по себе, что забыла: Эль не заканчивается тесным мирком вашего клана. — Устало вздохнула. Всё-таки изоляция первых трёх столетий после создания Щита не пошла эль-ин на пользу. Я только сейчас начинала понимать размах застоя. И причины, по которым моя мать приложила такие отчаянные усилия, чтобы с ним покончить. — Я пошлю к вам специалистов из Изменяющихся и Расплетающих Сновидения, которые занимаются этим вопросом. Рекомендую внимательно выслушать всё, что они захотят сообщить… И выдать им всю имеющуюся у вас информацию, что бы вы ни думали о способности не-Эошаан её понять.

— Да, Хранительница, — сен-образ согласия, в котором, однако, были и недовольные нотки. Впрочем, рекомендации Хранительницы обсуждаются только при наличии ну очень серьёзных возражений. Приказы не обсуждаются вообще.

— И вы всё ещё не сказали мне, зачем понадобилось втягивать сюда да’мэо-ин.

— Мне нужен был Смотрящий-в-Глубины, — просто ответила Тэмино. Мои уши дрогнули, улавливая нюансы сообщения.

— Именно он?

— Именно он. Куда проще заставить Урагана-Блуждающего-в-Вершинах выдать одного конкретного подданного, оставив при этом тёмного лорда в уверенности, что выбор был сделан им самим. Но Смотрящий-в-Глубины, известный также как Смотрящий-на-многие-миры, получил своё прозвище не случайно. Он — единственное известное мне существо, способное разобраться в этом… этих…

— Смертных, — подсказала я. — И хотя никто никогда не утверждал, что смертные — это орава приматов с кучей разнообразного оружия, в последнее время мы именно так и стали о них думать. Опасные заблуждения.

— Да, Хранительница.

— И потому, я надеюсь, вы знаете, во что ввязались, втянув в это оливулца.

— Да, Хранительница.

— А Ауте — добрая и ласковая тётушка, которая будет заботиться о своих глупых детках.

— Да, Хранительница.

Непробиваема.

Опущенные крылья, красиво сложенные руки. Трагическая и гордая одновременно. Губы, что много улыбаются, но никогда не смеются, глаза, что всегда на грани слёз, но никогда не плачут. И почему мне не достался в качестве подданных кто-нибудь не слишком умный и не слишком уникальный? Насколько всё было бы проще!

И скучнее.

— У вас есть какие-нибудь предположения, почему тёмные вдруг так взъелись?

Она покачала головой, не отводя от меня пристального взгляда. Медленное движение подбородка вправо, затем влево. Сен-образ вопроса был сформулирован так, что ответить на него полуправдой было затруднительно. Ей, впрочем, это всё равно удалось:

— Полагаю, принц Дариэль, — мы обе одновременно поморщились по поводу небрежного присвоения столь древнего имени существом настолько молодым, — получил информацию из третьего источника. Представляется весьма вероятным, следы этого инцидента следует искать среди эль-ин. Возможно, среди моих врагов. Но, скорее всего, среди ваших. Реакция же на вас Короля Вечности представляется мне… более чем странной.

Всё это удручающе точно совпадало с моим собственным анализом. Стоп. Проблемы решать с теми, к кому они имеют непосредственное отношение.

— Хорошо, мать Эошаан. Будем считать, что на этот раз я приняла ваши недомолвки и танцы вокруг да около. Идите и не грешите.

— ?

— Цитата. И шутка. Ступайте.

Она выскользнула гибкой тенью, одарив меня на прощанье ещё одним горестным и неожиданно расчётливым взглядом. Настоящая Мать клана есть источник очень даже настоящей головной боли для всех, кому с ней приходится сталкиваться. Если вы не догадались — это определение.

Прижала руки к вискам, пытаясь унять тлеющую где-то глубоко мигрень. Высокомерная, недалёкая, самоуверенная. Вежливая. Вежливая эль-ин — почти оксюморон. Вот ведь свалилась на мою… гм… голову.

Я осталась сидеть в одиночестве, безвольно глядя на свои руки. Руки дрожали. Меня знобило от воспоминаний о сегодняшнем дне. А ведь я хотела провести его в размышлениях и безмятежности. Ну что ж, раз у меня выдалась свободная минутка, ещё не поздно попробовать.

Итак, самоанализ.

Оставим за кадром Аррека с его заморочками. Сейчас настало время подумать наконец о себе.

Прежде всего — боюсь ли я?

Хм.

У людей, да и у эль-ин, если подумать, существует много разных страхов смерти. Одни боятся, что будут умирать от долгой и мучительной болезни или что в старости будут оставлены всеми и придётся умирать в одиночестве. Не грозит.

Другие боятся, что умрут, не успев достичь поставленных перед собой целей. Над этим я работаю.

Некоторых буквально бесит, что им не подвластны сроки их жизни и смерти, но я была бы не прочь позволить судьбе взять решение подобного вопроса из моих рук. К сожалению, политическая ситуация подобной халатности не позволяла.

Но, кажется, самый распространённый страх — это страх потерять чувство самотождественности, утратить собственную личность. Тут многое зависит от религии, от убеждений… Даже для эль-ин есть разные варианты. Мне, впрочем, всё равно. В Ауте её, эту личность, я хочу покоя.

Получается… получается, что смерти я вроде бы не боюсь. То есть… Я нахмурилась. Что-то тут было. Что-то…

Бело-синие молнии, гуляющие по нервам. Сорванное криком горло…

Во мне не было страха смерти. Зато был страх боли и страх умереть в мучениях. Та-ак. А это-то из какого подвала вылезло?

Мне ведь не придётся корчиться в ту-истощении. Всё будет быстро и чисто, всё закончится одним ударом клинка. И вообще, вене не боятся боли, вене знают о боли всё. И тем не менее…

Что ж, примем это за данность и будем с ней работать. Надо ведь откуда-то начинать.

Я глубоко вздохнула, погружаясь в транс…

«Медитация на боли», одно из первых упражнений танцовщиц. Тело расслабилось, глаза медленно закрылись. Окружающий мир растворился в свободном потоке моего «я».

Открытие боли.

Внимание плавно скользнуло к той области, где до сих пор были неприятные ощущения. Чуть выше ключицы… И ещё — рёбра. И связки, и мышцы, и… Всё тело вдруг показалось зажатым, точно оно помимо моей воли пыталось сжать эту боль в кулак, изгнать её из себя. Напряжение и сопротивление. Я открылась этим ощущениям, почти видя перед собой этот воображаемый кулак, эту попытку отмежеваться от боли.

И начала постепенно открывать замкнутость вокруг ощущений. Не выталкивать боль, а позволять ей быть. Позволить кулаку медленно разжаться, открыться. Подарила ощущению пространство, ведь, сколь бы неприятным оно ни было, это моё ощущение.

Чем сильнее рука сжимает раскалённый уголёк, тем больше он её жжёт. Ладонь сжатой руки расслабляется, пальцы начинают ослаблять свою хватку… открываться для ощущений.

Страх сосредоточился вокруг боли ледяной коркой, и я позволила ему растаять. Напряжение растворилось, ощущения смогли свободно возникать, когда они пожелают. Боль смягчилась, налилась теплом… Никакой привязанности. Никакого подавления.

Просто ощущение… Свободно парящее в мягком, открытом теле… Легко.

Исследование боли.

Открыться мягкости… Позволить боли свободно парить в теле… Ощущения так легки в безграничности восприятия.

Тело расслабилось почти на клеточном уровне. Не будь я неподвижна, это было бы танцем. Ум легко скользнул в область свободного падения, столь же спокойный и податливый, как и тело. Где-то в глубине парили страх и мысли о смерти, и я расслабила всё вокруг этих мыслей, позволяя им так же спокойно плыть в пустоте. Мысли возникали и уходили в никуда.

Боль. Что есть истина этого переживания? Что есть боль?

Какое это ощущение? Образует ли оно твёрдую массу? Или же оно постоянно движется?

Кажется оно мне узлом? Или давлением? Или покалыванием? Или вибрацией? Какого оно цвета? Какое оно на вкус?

Изменения происходят постоянно. Ощущения приходят и уходят. От мгновения к мгновению. Суть танца — суть жизни.

И смерти.

Войти в поток, отпустить сопротивление, забыть о том, что происходит. Истину можно открыть лишь самостоятельно…

Боль… Это ощущение парит в пространстве сознания. И меняется от мгновения к мгновению, как меняюсь и я.

Без малейшего напряжения я скользнула непосредственно в переживание этого ощущения… от мгновения к мгновению… Открытость, смягчение. Сопротивление ума и тела плавится и уходит прочь. Изучать ощущение мягким, открытым умом. Проводить исследование открытым сердцем… открытым телом… открытым «я».

Постепенно открыться самому центру переживания. Спокойный, внимательный ум в самом центре… Пережить боль такой, какая она есть в безбрежном пространстве моего «я». Никакой привязанности. Не нужно даже мышления. Просто принять всё, что приходит ко мне с каждым мгновением. Непосредственное переживание того, что есть… развивается… изменяется… от мгновения к мгновению.

Моя боль — не враг мне. Не нужно защищаться. Не нужно никуда прятаться.

Моя боль.

Я…

Дуновением холодного ветра — присутствие.

Синева во тьме.

Печаль.

Как не вовремя.

Я подняла голову, как никогда понимая его возраст, его силу, его власть. Древнейший. Раниэль-Атеро. Учитель.

Встала на ноги, приветствуя его вскинутыми крыльями и опущенными ушами — едва ли не единственное существо, к которому я до сих пор испытывала почтительное уважение. Не потому, что другие были менее достойны — просто этого я знала слишком хорошо, чтобы питать какие-либо иллюзии относительно нашего равенства.

Он приблизился танцующе-рваной походкой: мужчина-вене, чудо из чудес. Чёрная грива волос и чёрные крылья разъярённой мантией обрамляли закованное в синий шёлк тело, глаза полночной синевы сияли на белоснежном алебастре кожи.

— Вы желали видеть меня, Хранительница?

Безупречное следование этикету. Я чуть опустила уши, показывая, что мне это сейчас неприятно, и он, красиво разметав крылья, опустился на пол у моих ног. Запрокинутое лицо казалось нереальным, точно древняя маска из белой кости.

— Valina?

Мои уши чуть дрогнули, ловя старинное обращение. И сен-образом я обрушила на него память о столкновении с древнейшим из тёмных. С золотоволосым и зеленоглазым эльфом, который держал у моего горла меч и шептал на том же языке: «Valina a Raniel». Ученица Раниэля.

— Почему он хотел моей смерти, Учитель?

Молчание.

— Понятно.

Я отвернулась, отказываясь смотреть на чёрной пантерой свернувшуюся у ног фигуру. У древних свои разборки, и влезать в них нам, желторотикам, для здоровья крайне противопоказано. Только вот не всегда нас спрашивают, желаем ли мы в них влезть.

— Как много вы уже узнали о произошедшем, Учитель?

— Столько, сколько смог.

Значит, больше, чем я. Ладненько.

— Комментарии?

— Я с удовольствием поработаю с матерью тор Эошаа, окажу посильную поддержку во всех её начинаниях. — Вот он, эль-лорд старой закваски. Такой ни за что не позволит себе неодобрительно высказаться о действиях женщины, тем более Матери клана. Он просто привяжет к ней ниточки и незаметно заставит делать так, как считает нужным. Матриархат, как же.

— Прихвати с собой Кесрит, возможно, ещё кого-нибудь из Расплетающих.

— Да, Хранительница.

Я смотрела на изумительно тонкие и изящные руки. Белейшая кожа в облаке синей ткани, закруглённые чёрные когти. Изысканностью линий, стройностью, гибкостью он скорее походил на едва намеченный взмахом кисти иероглиф, чем на существо из плоти и крови. Древний и прекрасный.

— Скажи мне хоть что-нибудь. Пожалуйста. — Немного осталось тех, с которыми я могла позволить себе разговаривать жалобно.

— Его зовут Ийнэль. Стар. Почти так же стар, как Зимний.

Значит, младше самого Раниэля-Атеро на целую вечность и ещё чуть-чуть.

— Он оставит меня в покое?

— Я когда-то убил его ученика. — Я удивилась. Не ожидала подобной откровенности. Но никакое удивление не помешало заметить, что он не сказал «нет». Древний демон, жаждущий твоей крови, — это ли не радость?

— Может, удастся уговорить его переключиться на Зимнего? — спросила с трепетной надеждой. В конце концов, Зимний ведь тоже ученик Раниэля-Атеро. Авось они друг друга поубивают… Надеяться никто не запретит.

Молчание.

— Поня-ятно… — И почему это я почувствовала такое острое разочарование? Риторический вопрос: — Ещё что-нибудь?

На этот раз тишина длилась почти бесконечно. Он приподнялся на коленях, заглядывая мне в лицо, а когда я отвернулась, не в силах выносить сияния силы в тёмно-синих глазах, толчком развернул мой подбородок назад.

— Верь Арреку. — Вихрь движения, такой резкий, что я не заметила, как он оказался у выхода. — Просто верь.

И исчез. Ну как прикажете всё это понимать?

До прихода следующей вызванной «на ковёр» посетительницы осталась ещё пара минут, и я откинулась на отвердевших потоках воздуха, пытаясь собраться с мыслями. Разговор с Учителем выбил из колеи, мгновенно перечеркнув весь философский настрой. Будто ледяной водой окатили. Или помоями. На мгновение я заколебалась, не прийти ли в бешенство, а затем махнула рукой. Ситуация была настолько знакома, что даже думать об этом не хотелось. С самого детства у меня за спиной громоздили сложные планы и многоходовые комбинации. Кто-то (чаще всего родственники) всегда знал, что для меня лучше, и претворял это знание в жизнь, не слишком интересуясь моим мнением. Если же у меня таковое вдруг оказывалось, то ожидалось, что я сама и сделаю всё необходимое, дабы чужие планы разрушить. Мол, если не смогла, не больно это было тебе надо. Вот и сейчас нечто подобное: и Тэмино, и Раниэль-Атеро считали, что определённая информация для меня будет просто опасна. Что слишком рано раскрытые карты помешают мне в нужный момент принять нужное решение. Только вот если компетентности Учителя я в подобных вопросах доверяла, по опыту зная, что тот предпочитает сводить своё воздействие к минимуму, то о Тэмино того же сказать было нельзя. Причём не факт, что я права — в обоих случаях.

Хранительница обязана делать выбор. Сама, только сама. Для этого она и требуется. Но как быть, если Хранительница не считает себя вправе решать самой?

Ох, Лейри, как же всё бесконечно сложно.

Сен-образ, похожий на тихий стук в дверь. Зелень и золото.

— Входите.

Она проскользнула внутрь гибким движением — красивая, искрящаяся силой и агрессией женщина. Вииала тор Шеррн всегда была… как бы это сказать… немного безнравственна. Конечно, «нравственный эль-ин» — это ещё один оксюморон, но тётя Ви свою раскрепощённость возвела в ранг искусства. Столь изящного и столь утончённого, что употреблять к ней разнообразные пренебрежительные термины, используемые обычно для описания такого рода поведения, язык не повернулся бы даже у человека.

Ви была ярка. Ви была самобытна. Ви была прекрасна.

Золотые волосы струящимся водопадом спускались по спине, перехваченные тонкими серебристыми цепочками лишь дважды — на уровне лопаток и ягодиц. Одежда… я даже не знала, можно ли это назвать одеждой. Короткая кофточка, закрывающая руки до самых пальцев, но оставляющая живот открытым, и широкая, разлетающаяся от бёдер и до самых лодыжек юбка оттеняли зеленоватую кожу прозрачным кружевом. Серебристые, золотые, чёрные узоры, подсвеченные дымчатым блеском вспыхивающих тут и там изумрудных камней. Призрачные цветы и снежинки ластились к шёлку кожи, скрывая всё, что нужно скрывать, и в то же время не оставляя ни малейшего пространства воображению. Благо стесняться своего тела ей никогда не приходилось. Всё это великолепие должно было смотреться соблазнительно и бесполезно, но на самом деле выглядело как затейливая, надетая прямо на обнажённое тело узорчатая кольчуга: доспехи, но не одежда. Оружие ведь тоже может быть разным.

Грациозно опустилась на одно колено, отводя крылья назад в приветствии. Когда-то всё было по-другому. Когда-то мы были почти подругами. Но потом погибла Виор. И насмешливая близость тётки и племянницы сменилась самоконтролем официальности. Ритуализированный этикет, приходящий на помощь эль-ин тогда, когда любые другие формы общения чреваты смертоубийством. Хранительница Эль-онн и её верная генохранительница — ничего больше. Но и не меньше.

Я подняла её движением руки, дублируя его глубоким, тщательно и с уважением составленным сен-образом. Самое меньшее, что я могла сделать для Вииалы — проявить к ней максимальное внимание.

— Хранительница, мастер-оружейник просил передать вам ваш меч. Он в порядке. — Она с поклоном протянула мне спокойно лежащего в ножнах Сергея.

Короткий всплеск облегчения — за него я, правда, не слишком волновалась, но всё равно столкновения с древними никогда ни к чему хорошему не приводили. Мягко и вопросительно скользнула пальцами по рукояти. В ответ пришла испытующе-сканирующая волна — оружие за меня испугалось гораздо больше, чем я за него. И была там ещё какая-то нотка… Смущения? Нет, Сергей отнюдь не чувствовал себя виноватым — к чему? — но всё-таки он ошибся, выступив против неизмеримо более сильного противника, и не мог этого не признавать.

— Благодарю вас, леди Вииала.

Молчаливый поклон. Ладно, будем считать, что с формальностями покончено.

— Что вы можете мне сказать по поводу Драконьей Крови?

Она не ответила сразу, и эта заминка сказала мне о многом. Она посмотрела на меня этак изучающе, как обычно разглядывала оригинальные экземпляры своей генетической коллекции. И лучше бы мне это ничего не говорило.

Старшая генохранительница народа эль-ин уселась на затвердевшие потоки воздуха. Беседа, кажется, предстояла обстоятельная.

Высокий разрез юбки скользнул по гладкой коже, открывая безупречной формы ноги. Медленно так закинула одну ногу на другую, скользящим, до безумия чувственным движением. Оливковая зелень под тонким кружевом. Соблазнение было для неё настолько естественной и привычной работой, что Ви прибегала к подобным трюкам автоматически, не отдавая себе в том отчёта. И независимо от того, видит её кто-нибудь или нет. Мне ещё достался облегчённый вариант — находиться в одном и том же помещении с Вииалой и кем-то из лиц мужского пола было совершенно невыносимо. Чувствуешь себя несчастной замухрышкой.

— Почему вас заинтересовал этот вопрос?

Может, плюнуть и вытащить информацию из Эль? О, простые решения, почему вы всегда на поверку оказываетесь самыми глупыми?!

— Не меня. Короля демонов. Ему зачем-то срочно понадобилось изловить носителя Драконьей Крови.

— А-ааа… — этак многозначительно.

Пауза.

— Дело здесь, скорее всего, в генах, полученных вами от отца…

Что очевидно.

— Полагаю, владыке дома Вечности понадобилось существо, в жилах которого текла бы кровь Драконов Ауте.

Что очевидно.

— Вероятно, он планирует какой-то ритуал, для которого эта субстанция необходима.

Что очевидно.

Я продолжала молча смотреть на неё, терпеливо ожидая, когда же генохранительница соизволит изречь что-нибудь полезное. Игра в «скажу — не скажу», начавшаяся вот уже в третий раз за последний час, успела меня порядком утомить. Ви поджала уши, будто что-то вычисляя про себя, а затем резко опустила их, точно приняла наконец сложное решение.

— Никто толком не знает, что такое эта пресловутая Драконья Кровь. Даже сам Ашен не смог толком объяснить. Или не захотел. Это не связано ни с какими определёнными качествами, на которые можно было бы указать пальцем. Не связано ни с какими физическими проявлениями. Ни с чем, в чём можно было бы разобраться.

Она встала, будто забыв о моём присутствии, и принялась вышагивать по комнате, сосредоточенная и далёкая. Слова падали в тишину как стеклянные капли, и это было похоже на повторение давно затверженной мантры — будто она в сотый раз размышляла вслух над всё ещё сохраняющей свою притягательность тайной. Стук каблуков наполнял пространство звонким и чистым цоканьем — не знаю, как ей это удавалось на мягком, эластично компенсирующем любое движение покрытии.

Тук, тук, тук…

— Ашен сказал: «Она есть у всех драконов». Он сказал: «Она и делает дракона драконом». Он сказал: «Ведь она видна с первого взгляда! Даже альфа-ящеру!» А что видно?

«Не занимайся дурью», — он сказал! Мне. Дурью. Червяк-переросток!!! Какой именно дурью?

Тук, тук, тук…

— В тебе, Антея, Драконья Кровь сильна — это было ясно с самого рождения. Но что это означает? Твой старший брат мог при желании принимать драконий облик, а Ашен говорил, что он не унаследовал ни капли! Что же это получается, ты — дракон? Не смешно!

Тук, тук… ТУК!!!

— Так откуда же мне знать, что такое «Драконья Кровь»? — прошипела она на человеческом языке.

Я знаю, что в этой фразе нет шипящих. Она её всё равно прошипела.

И смотрит на меня с таким искренним возмущением, будто это я виновата, что столь восхитительная загадка не желает ей поддаваться. Золото, зелень, страсть. Вихрь первобытной мощи, упакованной в кружево.

Я подавила желание улыбнуться и беспомощно пожала ушами, показывая, что не знаю ответа.

— Леди Хранительница, боюсь, что в решении данной проблемы я могу помочь вам лишь очень незначительно. Зачем всё это могло понадобиться тёмному королю? Трудно сказать. «Кровь Дракона Ауте» известна как один из мощнейших магических катализаторов. Причём тех, кто использует эту субстанцию без одобрения хозяина, ожидает целый букет разнообразнейших проклятий. Есть множество непроверенных легенд: поцелуй дракона дарует бессмертие, слёзы дракона — способность воскрешать любимых, зуб дракона — власть над миром… или это речь о чешуе? И далее в том же духе. Я бы рекомендовала вам поговорить на данную тему с отцом. Или хотя бы заглянуть в собственную генетическую память.

Чуть шевельнула ушами. Вежливый жест, нейтральный жест.

— Могут ли они планировать использовать «Кровь Дракона» для расширения своего генофонда?

Ви медленно опустилась на пол, погруженная в какие-то свои мысли.

— Я не знаю. — Тихо. Напряжённо.

Такое от неё не часто услышишь.

Я помрачнела. Слишком много разных подтекстов было у этого разговора.

— Но другие могут знать?

Пауза.

— Могут.

А Аррек откуда-то знаком с древним из тёмных…

Теперь настала моя очередь подняться на ноги и начать расхаживать от стены к стене, меря комнату беззвучными шагами. Остановилась. Отвернулась. Застыла, глазами следуя за причудливо изгибающейся на стене жилкой, спиной ощущая взгляд Вииалы.

— Я по-прежнему считаю, что вам следовало завести детей, — её голос был тщательно нейтральным. Хотелось завизжать, затопать ногами, — но она была генохранительницей. Едва ли не единственной, кто имел полное право поднимать при мне подобные вопросы. — Возможно, ещё не слишком поздно…

— Поздно. — Вот я это и сказала. Хотя зачем? Вииала получила приглашение на Бал ещё вчера.

Может, она была права. Может, действительно следовало… Но я не могла. Просто не могла, и всё. Кроме того, у меня была Лейри.

Ви чуть шевельнулась — шорох кружева за моей спиной.

— Это ваше право, Хранительница. Но вы ведь решили не только за себя, но и за лорда-консорта.

Я не удержала улыбки. Бледной, но улыбки.

— Всё гоняетесь за генетическим материалом дараев, торра Вииала?

— Вот ещё, — она чуть фыркнула, и даже этот звук прозвучал элегантно. — Я давно уже получила от дараев всё, что хотела. Другое дело — образцы ткани одного конкретного князя из дома Вуэйн…

Теперь я ухмылялась уже в открытую. Ви открыла сафари на Аррека с первой минуты, как он попал в поле её зрения. Дарай, будучи Видящим Истину, мгновенно оценил опасность и игнорировал раздаваемые зеленоглазой ведьмой авансы с поистине княжеской галантностью. Наблюдать за этой парочкой было забавно — в те мгновения, когда не хотелось задушить обоих в приступе ревности. Игра приостановилась почти на год, когда погибла Виортея. То ли Ви тогда было не до мужчин, то ли наши с ней отношения дошли до точки, за которой не прекращающиеся попытки соблазнить твоего мужа уже не кажутся дружеским подначиванием. Как бы то ни было, но когда генохранительница вновь начала (правда, осторожно), увиваться вокруг моего консорта, кое-кто даже вздохнул с облегчением. Трудно представить себе ситуацию хуже, чем когда Хранительница начинает войну на уничтожение с собственной первой советницей.

А Аррек…

Улыбка слетела с моего лица, будто её никогда и не было.

— Я не стала бы возражать, если бы у него появились дети от другой женщины.

Ви вновь тихонько фыркнула за моей спиной. Ладно, последнее замечание действительно было… лицемерным. Будем называть вещи своими именами. Я испытывала огромную благодарность к Арреку, и мысли не допускавшему о том, чтобы поставить меня в подобную ситуацию. Дарай-князь весь, по самые уши, был начинён аррскими примитивно-собственническими представлениями о верности. И что-то глубоко внутри меня было необычайно этому радо. Или не так уж глубоко…

— Возможно, эта проблема отпадёт сама собой, когда меня не станет, — огромное облегчение знать, что после моего ухода профессионал вроде Ви не позволит Арреку терзать себя бессмысленным горем.

Ответ Вииалы был таким небрежно-спокойным, таким невинным… что моя подозрительность тут же вскинулась в боевой стойке.

— Возможно. Но дарай-князь ещё не сказал своего слова. И может ещё преподнести нам всем большой сюрприз.

Я обернулась, чтобы окинуть генохранительницу пристальным взглядом. Та улыбнулась таинственной и глупой улыбкой, какие бывают иногда у блаженных да юродивых.

Я вздохнула. Отвернулась. Закрыла глаза.

— Тётя Ви, мне нужно ваше личное мнение.

Пауза. Очень давно я не называла её так…

— Да?

— Лейри готова?

Теперь пауза длилась дольше.

— Да, — очень твёрдо.

— А кланы?

— Да.

Жёстко. Жестоко. И правдиво. Эль готова к смене Хранительницы уже давным-давно.

Аррек, прости меня… Зажмурилась. До боли, до рези в глазах. Когда придёт время, я тоже буду готова.

— Леди Вииала, оставьте меня.

Шорох кружева, шелест крыльев. Мои пальцы мимолётно дотронулись до рукояти меча, затем скользнули к прохладному эфесу аакры. И вовсе это не слёзы. Совсем мне не хотелось плакать. Выть — хотелось. Плакать — нет.