Сумико стояла перед домом Райана минут пять, пытаясь решить, хочется ли ей подойти к двери или же вернуться домой. На свежую голову она старалась понять, была ли честна с ним и, наоборот, был ли он честен с ней. В общем–то, следовало признать, что она слишком сосредоточилась на себе и блоге. Все сумасшедшие события, происходящие в городе, заставляли ее обновлять посты, пытаться отыскать связь, которая объяснила бы все странности. Она отошла от текущих школьных событий — шуточных расследований о таинственном мясе в школьном кафетерии, предположений о личности участников различных школьных шалостей, щедро сдобренных сплетнями о делах амурных — и принялась постить статьи о людях, погибших вследствие ужасных несчастных случаев и от смертельно опасных болезней. В какой–то мгновение информационный поток захлестнул ее.
Теперь, когда эмоции немного улеглись, а не бурлили и кипели, она попыталась взглянуть на все с точки зрения Райана. Она была его подружкой, но, возможно, ее слишком увлекли события, которые мало относились к нему, да и к ним, как к ученикам старших классов. Возможно, она уделяла ему мало времени. Если на секунду отбросить собственные интересы, Сумико понимала, что Райан волнуется за оценки и свое будущее, и что вечно отсутствующий отец едва ли оказывает ему поддержку. В этом они были похожи. Райану понадобится стипендия и уйма кредитов, чтобы поступить в колледж, любой колледж. Вероятно, он сейчас испытывает слишком большой стресс, чтобы с ним справиться. Так что, может быть, ему нужно было с кем–то поговорить, а она, единственный близкий ему человек, оказалась слишком занята болтовней о всех странных вещах, которые запечатлела в блоге.
Сумико сделала глубокий вдох.
«Ладно, — признала она. — Я, пожалуй, была скотиной, — однако сразу напомнила себе: — Но он зашел слишком далеко, уничтожив мою собственность».
Нарочно ли? Он прибавил несколько сантиметров за последний год и порой бывал, мягко говоря, неуклюжим. Она ведь ему даже времени объясниться не дала.
«Мы оба были неправы», — заключила Сумико.
Вздохнув, она подошла к двери и постучала.
Райан, одетый в старую синюю толстовку, натянутую через голову, открыл. Он быстро сунул руки в карманы. Выглядел он довольно дерганым, а глаза у него были такие, будто привидение увидел. Не знай его Сумико раньше, подумала бы, что он употребляет наркотики.
— Сумико?
— Райан, — проговорила она. — Всё нормально?
— Да… Не знаю, — он пожал плечами. — Я уже не уверен, что означает «нормально».
— Мне тяжело, — она на секунду опустила взгляд, — но я хочу извиниться. Не за то, что наорала на тебя за разбитый монитор. Это ты заслужил. Я хочу попросить прощения за то, что не стала тебя слушать…
— Я заплачу за монитор, — перебил Райан. — Я виноват.
— Спасибо. Я пока старым пользуюсь. Так что можешь не спешить с оплатой. Может, я отдам его в починку. Дешевле выйдет, чем новый покупать. Наверное.
— Хорошо, — рассеянно проговорил Райан. — Пришли мне счет.
— Райан, — сказала Сумико. — Что не так? Ты выглядишь… странно.
— Слушай, мне надо идти.
— Куда?
— Ты была права насчет разрыва отношений. Ты занята, а я… Мне надо немного побыть одному, понимаешь? Тебе лучше держаться от меня подальше. Правда.
— Райан, ты меня прогоняешь?
— Время неподходящее, — Райан смотрел мимо нее. — Вот и всё.
— Ты рвешь со мной отношения?
— Это ведь неизбежно, так? У тебя есть колледжи на выбор. Ты отправишься покорять новые миры, а я буду здесь. Это просто был мимолетный школьный роман, так?
— Райан, я вижу нас совершенно не так.
— Может, тебе стоит посмотреть правде в лицо, Сумико, — отозвался Райан. — Нужно положить этому конец. Нет смысла растягивать боль. Просто… отодрать пластырь, правильно?
— Мы поссорились по–дурацки, Райан, — взмолилась Сумико. — Парочки постоянно ссорятся. И потом мирятся. Почему ты ведешь себя так?
— Время неподходящее, Мико, — он потянулся к двери. — Мне надо идти.
И пока Сумико стояла на ступеньке с отвисшей от изумления челюстью, Райан отступил и закрыл дверь у нее перед носом. Несколько секунд она недоверчиво таращилась на дверь. Ждала. Но он просто оставил ее ошарашенно стоять. Понятное дело, что–то с Райаном было не так: как он кутался в толстовку, избегал смотреть в глаза, дергался. Сумико начала подозревать, что он каким–то образом влился в сумасшествие, охватившее город. Да, подложенная бомба оказалась фальшивкой, но это не значит, что странное поведение Райана не является частью всеобщего безумия.
Наконец, Сумико развернулась и зашагала в сторону дома.
— Что это была за чертовщина? — вслух спросила она себя.
На данный момент Сумико понятия не имела, но вознамерилась выяснить.
Райан привалился к двери, чувствуя за ней присутствие Сумико. Будучи уверенным, что она видит его насквозь, Райан пытался вспомнить, что сказал и какие подавал знаки. Он был уверен, что заражен чем–то, и не мог даже думать о том, чтобы заразить ее. Или признаться, что он, вероятно, умирает. Лучше оттолкнуть ее.
Как только Райан ослабил бдительность, внутри закипела ярость и мышцы задрожали от желания ударить кого–нибудь или причинить кому–нибудь боль. Разговор с Сумико вытянул из него все силы. Разрыв с ней был болезненным, но необходимым. Это был единственный способ защитить ее от происходящего.
Правой рукой Райан сжал в кармане толстовки письмо, которое мать написала отцу за несколько дней до его рождения. От понимания того, что отец все эти годы держал письмо в тайне, хотелось орать. Он снова развернул листок и уставился на слова, как будто они были загадкой, решение которой объяснит его жизнь.
Райан обнаружил, что сидит за кухонным столом, глядя на лист бумаги. Письмо говорило о самоотверженности, несмотря на то, что произошло с матерью. Не углубляясь в детали, она намекала на ужасное происшествие, которое вынесли его родители, на трагедию, которую отец от него скрывал. Кулаки Райана дрожали по обе стороны письма. Внутри пылал жар. Лоб продолжал пульсировать глухой болью и зудеть, будто от сыпи. Ногти, уже совершенно темные, огрубели, и заостренные кончики были такими острыми, что он мог бы вырезать свое имя на деревянной столешнице, как лезвием перочинного ножа. Он спрятал ногти от Сумико, хотя болезненное желание обхватить пальцами ее горло накатывало темной волной.
Услышав звук поворачивающегося в замке ключа, Райан соскочил со стула, беспокоясь, что вернулась Сумико. Но у нее нет ключей. Только отец…
— Я забыл письма, которые хотел отправить, — объяснил отец, заметив стоящего на кухне сына.
Он прокрутил на указательном пальце ключи от машины, будто ему не терпелось тут же уехать.
— Что это? — спросил Райан, чувствуя, как внутри снова закипает гнев.
Отец остановился около буфета, протянув руки за стопкой проштампованных счетов, ожидающих пересылки по почте:
— О чем ты?
— О письме, которое мама написала тебе до моего рождения.
— Где ты его нашел?
— Отвечай на вопрос!
— Райан… — отец отвернулся, пытаясь взять себя в руки. — Ты не должен был его видеть.
— Что это значит?
— У нас с твоей матерью были трудные времена, когда она это писала. Мы пытались справиться с… подготовиться к появлению ребенка.
— А что с нападением?
— Райан…
— Она пишет: «Если честно, я не знала, как мы сможем жить вместе после нападения. По разным причинам это было бы невероятно тяжело для нас обоих. Мое решение оставить ребенка было самым тяжелым решением из тех, что мне довелось принимать, так как я понимала, что ты можешь решить не идти по этой дороге вместе со мной. Я знаю, мы совершенно не так представляли наше будущее, и будущее ребенка. Так что спасибо, что поддержал мое решение оставить его и вырастить как собственного. Вместе мы так сильны, любимый. Я знаю, что вдвоем мы справимся и сможем создать что–то хорошее из того, что пока было лишь ужасным».
Райан дочитал и посмотрел на отца:
— Ты всегда меня ненавидел.
— Неправда.
— Всю жизнь ты избегал меня, никогда не хотел проводить со мной время.
— Мне приходилось работать на двух работах, — возразил отец, — чтобы у нас была крыша над головой.
— Твоя вечная отговорка, — сказал Райан. — Но ты не видел во мне сына, вовсе нет. Я был как соседский мальчишка, за которым пришлось присматривать слишком долго, — он горько рассмеялся. — Все эти годы я чувствовал, будто недостаточно хорош для тебя, что чего–то во мне недостает. Как бы я ни старался, какие бы хорошие оценки ни получал, ничего не помогало.
— Ты усердно работал, — проговорил отец. — Возможно, я недостаточно часто говорил тебе об этом.
— Издеваешься? Ты никогда искренне не говорил: «Отличная работа». Ни комплимента, ни жалкой похвалы, я чувствовал только твое разочарование. Я думал, что недостаточно хорош. Я изменил внешность, — Райан схватил себя за прядь синих волос. — Каждый раз, глядя в зеркало, я думал, что со мной что–то не так. Из–за того, как ты со мной обращался.
— Ты не соседский мальчишка, — возразил отец, но продолжал смотреть над плечом Райана, будто кухонные шкафчики интересовали его больше, нежели сын. — Каждое утро я просыпаюсь и говорю себе, что ты — сын твоей матери…
— Но не твой, — перебил Райан, наконец озвучив правду.
Он перекрасил волосы, чтобы спрятать естественный цвет, потому что тот слишком отличал его от отца, его единственного выжившего родителя.
— Не мой, — признался отец. — Я пытался дать тебе хороший дом, безопасное жилье, шанс вырасти и выучиться…
— Этот дом мне не родной, — зло проговорил Райан. — Это мотель, в котором снимают комнаты два чужака.
— Твоя мать была сильной, — сказал отец. — Я говорю себе, что ты ее сын, но когда смотрю на тебя… вижу только его.
— Моего настоящего отца?
— Человека, который напал на твою мать. Я его никогда не прощу.
— Кто… Где он? — спросил Райан.
— Они… Полиция его так и не нашла. Мы с твоей матерью решили вырастить тебя, но в тот день она оказалась недостаточно сильной.
— Когда на нее напали?
— Когда родился ты, — по щеке отца скатилась слеза. — У нее открылось такое сильное кровотечение, врачи перепробовали всё… — его голос на мгновение перехватило от эмоций. — Перед смертью она заставила меня пообещать… пообещать, что я позабочусь о тебе.
В эту секунду Райан, наконец, разглядел истинные эмоции, любовь к матери, которую он никогда не знал. Отец всегда был несгибаемым и сдержанным, никогда не проявлял эмоций. Он присматривал за Райаном, дал ему жилье, но никогда не показывал настоящей любви. Ни разу не прослезился ни от гордости, ни от радости. Он заботился о Райане, держал данное жене обещание, но ничего сверх.
Глядя, как отец прослезился — но не из–за него, никогда не из–за него — Райан почувствовал, как внутри снова вскипает ярость. Он получил больше симпатии от учителей, от родителей одноклассников, даже от совершенных незнакомцев, чем от этого стоящего перед ним человека.
— Ложь! — заорал Райан. — С той минуты, как я появился на свет, моя жизнь была одним большим обманом!
Зло зарычав, он взялся за край стола и перевернул его.
— Райан!
Он схватил сушилку для посуды с высыхающими стаканами и тарелками швырнул ее в стену. Стекло и керамика разлетелись, а сама сушилка сбила со стены календарь.
— Все эти годы я ненавидел свою жизнь! — выкрикнул Райан, надвигаясь на отца со стиснутыми кулаками. — И теперь я знаю почему. Потому что я ненавидел тебя!
Ошеломленный, отец едва среагировал, когда Райан ударил его по лицу. Нос под костяшками хрустнул и сместился. По лицу отца полилась кровь. Райан ударил его еще раз, сбив с ног. Когда отец упал, он правой ногой пнул его в живот.
Отец беспомощно согнулся пополам.
Райан снова занес ногу и примерился носком ботинка к голове отца. Внутри бурлил гнев, и он представлял разбитое лицо отца, размозженный череп, и картинка эта вызвала у него предвкушающую улыбку. Он дрожал от желания вытряхнуть жизнь из человека, который превратил его существование в фикцию.
Однако в последний мгновение что–то помешало ему нанести смертельный удар, что–то вступило в бой с гневом и победило.
— Ты этого не стоишь, — яростно прошептал Райан и выбежал на улицу.
Стоя перед домом — который никогда не был ему родным — он уперся ладонями в колени и тяжело дышал, дожидаясь, пока восстановится сердцебиение. Когда в голове начало проясняться, он понял, что остановило его — Сумико. Она была тем единственным, что по–настоящему что–то значило в его жизни, и глубоко внутри он осознавал, что, убив отца, потеряет ее навсегда. На мгновение он заглянул в бездну, и оттуда на него взглянула бесповоротность.
Пусть даже Райан оттолкнул Сумико ради ее же безопасности, он не мог принять будущее без возможности присутствия ее в его жизни. Она спасла его отца. Но он не знал, может ли что–нибудь спасти его.