Обряды перехода

Глава VIII. ПОХОРОНЫ

На первый взгляд может показаться, что в похоронных церемониях самое важное место занимают именно обряды отделения, тогда как обряды промежуточные и обряды включения, наоборот, выражены слабо. Однако изучение фактов показывает, что дело обстоит иначе: обряды отделения немногочисленны и очень просты, а обряды промежуточные столь продолжительны и сложны, что иногда приходится признать за ними некую автономию. И наконец, из всех похоронных обрядов наиболее разработаны обряды, совершаемые ради приобщения умершего к миру мертвых: именно им придается самое большое значение.

Ограничусь несколькими краткими замечаниями: каждый знает, что ничто так не изменяется в зависимости от этнической принадлежности, возраста, пола, социального положения человека, как похоронные обряды. Однако во множестве частных вариантов можно выявить основные признаки (некоторые из них будут охарактеризованы совокупно). Кроме того, похоронные обряды усложняются в связи с тем, что у одного народа может быть множество различных и даже противоречивых представлений о загробном мире. Сложное переплетение этих представлений, естественно, отражается в обрядах. Считается, что человек состоит из многих элементов (тело, жизненная сила, душа—дыхание, душа—тень, душа—большой палец, душа—животное, душа—кровь, душа—голова и т.д.), которым при наступлении смерти уготована разная судьба. Некоторые из этих душ продолжают жить всегда или временно, другие умирают и т.д. В последующем изложении я буду абстрагироваться от всех этих вариантов, памятуя, что они влияют лишь на внешнюю сторону обрядов перехода, но не на их внутреннюю структуру.

Траур мне кажется теперь более сложным явлением, чем в недавнем прошлом. Прежде я усматривал в нем лишь совокупность запретов и приемов, свидетельствующих об изоляции от общества в целом тех, кого смерть как реальная, материальная данность ввела в сакральное, «нечистое», состояние[389]. На самом деле траур — промежуточное состояние для тех, кто остается в живых, в которое они входят благодаря обрядам отделения и из которого они выходят благодаря обрядам реинтеграции в общество в целом (обряды снятия траура). В некоторых случаях этот промежуточный период для живых повторяет смысл промежуточного периода для мертвых, прекращение первого совпадает иногда с прекращением второго, т.е. с включением умершего в мир мертвых[390]. Так, хабе Нигерийского плато говорят, что «период вдовства соответствует продолжительности скитаний души усопшего до ее вступления в мир божественных духов прародителей или до ее реинкарнации»[391].

В период траура живые и умерший составляют особое сообщество, которое находится между миром живых, с одной стороны, и миром мертвых — с другой. Длительность траура зависит от степени родства и устанавливается согласно свойственному каждому народу обыкновению вести счет родства (по отцу, матери или групповое и т.д.). Обычно вдовец или вдова дольше всех принадлежат к этому особому миру, из которого они выходят, совершив соответствующие обряды. (Для вдовы срок траура растягивается на то время, в течение которого может обнаружиться ее беременность.) Обряды снятия всяких запретов и всех атрибутов траура (например, одежды и т.д.) следует рассматривать как обряды частичной или полной реинтеграции в общественную жизнь. Эта реинтеграция подобна той, которую проходит всякий новообращенный, возвращаясь в свою социальную группу. Для тех, кто носит траур, участие в общественной жизни приостанавливается, причем срок тем продолжительнее, чем, во-первых, теснее была связь с умершим (вдовые, родственники) и, во-вторых, чем более высоким было общественное положение умершего. Если умерший был вождем, то временно прекращается вся общественная жизнь. После смерти некоторых африканских царьков в период общего траура людям даровали льготы и временно освобождали от работы и т.д.

В наши дни можно видеть, как в Китае под воздействием политических, экономических, административных обстоятельств смягчаются тяжелые последствия смерти императора или императрицы-регентши, из-за которых прежде общественная жизнь совершенно прекращалась, даже в ее домашних формах, причем на долгие месяцы. В наши дни это стало бы настоящим стихийным бедствием.

Промежуточный период в похоронных обрядах прежде всего выражается практически в достаточно продолжительном нахождении трупа или гроба в помещении, где протекает ночное бдение (таковым может служить прихожая в доме или нечто подобное). Это лишь смягченная форма целой серии обрядов, на универсальность и значение которых указывал Ж.Ф.Лафито: «У большей части диких народов тела умерших находятся как бы на временном хранении в месте первоначального погребения. По истечении определенного срока им устраивают еще одни пышные похороны и заканчивают церемонию отправлением новых полагающихся им похоронных почестей»[392]. Затем он описывает обряды караибов: «Они убеждены, (что умершие) идут в страну душ лишь в том случае, если они бестелесны». Идея промежуточного периода интересовала также Н.М.Михайловского[393]. Главный обряд состоит в том, что уничтожают тело или ждут, когда оно подвергнется разложению; именно на этом представлении основываются, например, похоронные церемонии бецилео на Мадагаскаре, совершаемые в два приема. Вначале, пока труп разлагается в доме (разложение ускоряют с помощью большого костра), это — обряды ожидания, затем следует серия обрядов погребения костей[394].

Кроме того, постлиминарный период иногда распадается на множество этапов. Это явление в форме поминовения (восемь дней, две недели, месяц, сорок дней, год и т.д.) можно отнести к той же категории, что и обряды возвращения в свадебном цикле, повторение обрядов по поводу рождения и иногда — обрядов инициации.

Так как этапы похорон в Индонезии тщательно изучены, я приведу примеры обрядов, принятых в других регионах[395]. Церемонии тода, по сути, те же: сжигание трупа, сохранение останков и очень разработанные промежуточные обряды; затем сжигание останков и погребение праха в земле; затем возведение надгробия в форме круга из вертикально стоящих камней. Этот обряд длится несколько месяцев; по поверьям, умершие отправляются в Амнодр, подземную страну, и называют их теперь аматолы. Путь в подземную страну не одинаков для разных категорий людей; он усеян препятствиями: «злодеи» падают с проволоки, которая служит мостом в реку. На берегах реки они живут какое-то время, смешиваясь с представителями самых разных племен; буйволы также отправляются в Амнодр; аматолы там много ходят, и когда они сотрут ноги до колен, то возвращаются на землю[396]. Обдорские остяки[397] освобождают дом от всего, что там находится, за исключением орудий труда умершего; его одевают, кладут в выдолбленную лодку, шаман спрашивает умершего о причине смерти, потом лодку тащат к месту родового погребения; ставят ее на мерзлую землю так, чтобы покойник лежал ногами на север, а вокруг раскладывают все, что понадобится ему в ином мире. Тут же устраивают прощальную трапезу, участие в которой почитается долгом, и уходят. Женщины—родственницы покойного изготовляют куклу, изображающую умершего, ее одевают, моют, кормят каждый день в течение двух с половиной лет, если умер мужчина, и в течение двух лет, если умерла женщина[398]. По истечении этого срока куклу относят на могилу. Траур по мужчине длится пять месяцев, по женщине — четыре месяца. Мертвые отправляются длинным и извилистым путем на север, где находится страна мертвых; там темно и холодно[399]; длительность пути, по-видимому, соответствует продолжительности хранения куклы.

Таким образом, в похоронных обрядах выделяются предварительные, промежуточные и окончательные стадии, когда умерший достигает своего последнею пристанища. Северные остяки помещают страну мертвых за устьем Оби, в Северном Ледовитом океане[400]. Она освещается лишь лунным светом Недалеко от этого места расходятся три дороги, которые ведут к трем входам: один предназначен для убиенных, утопленников, самоубийц и т.д., другой — для иных грешников и третий — для тех, кто жил обычной жизнью. Для иртышских остяков иной мир — это небо; это восхитительная страна, куда поднимаются по лестницам, высотой от 100 до 300 метров каждая, или карабкаются по цепи, по которой, как гласят эпические легенды[401], боги, сакральные медведи, может быть, тотемы[402] и мертвые иногда спускаются на землю. Я полагаю, что должна быть связь между продолжительностью хранения кукол и продолжительностью путешествия в иной мир.

Похоронные обряды колов в Индии[403] являются примером сочетания известных профилактических обрядов и обрядов перехода. Вот их последовательность: 1) тотчас после смерти труп кладут на землю, «чтобы душе было легче найти путь к местопребыванию мертвых», расположенному под землей; 2) труп обмывают и окрашивают в желтый цвет, чтобы прогнать демонов, которые могли бы задержать душу на пути в иной мир; 3) с той же целью собравшиеся родственники и соседи исторгают жалобные вопли; 4) труп кладут на подставку ногами вперед, чтобы душа не нашла дорогу в хижину; с той же целью похоронная процессия движется к месту захоронения обходными путями; 5) в погребальной процессии не должно быть ни детей, ни девушек; женщины голосят, мужчины хранят молчание; 6) каждый мужчина несет кусок сухого дерева, чтобы потом бросить его в костер; 7) туда, где будет костер, кладут рис, инструменты (в зависимости от пола умершего), в рот покойнику вкладывают рисовые хлебцы и серебряные монеты для его путешествия, так как душа — «тень тела»; 8) после ухода женщин разводят костер[404], в нем сжигают умершего вместе с носилками, чтобы помешать ему возвратиться; 9) мужчины собирают обгоревшие кости, кладут их в горшок, который относят в дом умершего и подвешивают к столбу; 10) по дороге рассыпают зерна риса, перед дверью кладут пишу, для того чтобы умерший, если он вернется, несмотря на принятые меры предосторожности, мог бы поесть и никому не причинил вреда; 11) всю утварь, ставшую «нечистой», уносят подальше, опасаясь, что умерший может в нее спрятаться; 12) устраивают сакральную трапезу, после которой дом считается очищенным; 13) по истечении определенного времени наступает церемония «обручения», или «соединения умершего с жителями нижнего мира»; поют свадебные песни, танцуют, и женщина, которая несет горшок с костями, пританцовывает; 14) процессия, имитирующая свадебную, с музыкой и т.д. отправляется к деревне, откуда были родом умерший и его предки; 15) горшок помещают в небольшое углубление, над которым водружают камень (вертикально); 16) по возвращении все участники церемонии должны искупаться.

Те, кто был искалечен, погиб от руки кровожадного человека или по воле несчастного случая, становятся злыми духами и не могут отправиться в страну мертвых. Эта страна — место пребывания предков. Туда отправляются только те, кто состоял в браке[405]; время от времени они возвращаются на землю и, когда им захочется, перевоплощаются в новорожденных, особенно это свойственно дедушкам и прадедушкам[406].

Здесь не место давать сравнительное описание загробных миров[407]. Согласно распространенному представлению, загробный мир подобен нашему, но более приятный, общество там организовано так же, как и здесь. Так что каждый умерший оказывается включенным в род, возрастной класс, имеет профессию и т.д., как это было на земле. Следовательно, логично предположить, что дети, еще не включенные в сообщество живущих, не могут попасть и в иной мир. Таким образом, дети, умершие до католического крещения, вечно остаются в промежуточном мире — чистилище. Полуцивилизованные народы погребают ребенка, не имеющего имени или не прошедшего обряда обрезания, без обычных церемоний, или просто выбрасывают его, или сжигают. Особенно это принято у тех народов, по представлениям которых у ребенка еще нет души.

Путешествие в другой мир и вход в него сопровождаются серией обрядов перехода, различающихся деталями в зависимости от расстояния и месторасположения иного мира. Вначале отмечу Острова Мертвых (Египет[408], Ассиро-Вавилония[409], Гадес из XI песни «Одиссеи»[410], греки различных эпох и регионов, кельты[411], полинезийцы[412], австралийцы[413] и другие). Отсюда, по-видимому, берет начало практика снабжать умершего лодкой с веслами или класть в могилу миниатюрную копию лодки. Некоторые народы воображают иной мир как крепость, окруженную стенами, ворота которой заперты на засов (таков шеол у иудеев[414], аралу у вавилонян[415]). В представлениях других народов иной мир — это пространство, разделенное на ячейки (дуат у египтян) или расположенное на высокой горе (у даяков и др.) либо находящееся внутри горы (в ведической Индии и др.). Здесь важно подчеркнуть следующее: так как умершему предстоит совершить путешествие[416], живые заботятся о том, чтобы снабдить его всеми необходимыми предметами, как материальными (одеждой, пищей, оружием, инструментами), так и магически-религиозными (амулетами, опознавательными знаками, паролями и т.д.), которые обеспечат ему, так же как живому путешественнику, благополучное продвижение вперед или переправу в иной мир, а затем и прием в нем. Следовательно, эти обряды в некоторых деталях идентичны обрядам, описанным в гл. III настоящей книги. Именно поэтому лопари стремились убить на могиле оленя, чтобы умерший мог совершить на нем трудное путешествие, прежде чем достигнет своего конечного места пребывания. По одним данным, оно продолжалось три недели, по другим — три года[417]. Можно было бы привести множество аналогичных фактов. Идея перехода просматривается, между прочим, в обряде «обол Харону»[418]; во Франции умершего снабжали самой большой серебряной монетой, для того «чтобы его получше приняли в ином мире»[419]. Подобный обряд есть в современной Греции. У славян деньги предназначены для оплаты затрат на путешествие, а японские буддисты считают, что их надо дать старухе, которая пропускает через реку Сандзё, которая отделяет потусторонний мир; бадага платят деньги, чтобы пройти по нити мертвых. Мусульмане могут пройти по тонкому как лезвие сабли мосту, только если они чисты или «праведны»; в «Авесте» написано, что мост Чинват охраняют собаки, в «Ригведе» четырехглазые псы Ямы охраняют дороги, ведущие к одному из загробных мест пребывания древних индийцев (это нечто вроде пещеры — «огороженное место, укрытое и замкнутое», куда ведет подземный ход[420]).

Обязанность показывать мертвым дорогу или вести их группами (psychopompes) возлагается на особые силы (магов, демонов, божества). Роль Ириса и Гермеса-Меркурия достаточно известна. У муско-гов проводника умершего к загробным прериям во время обряда снятия траура изображает молодой воин, который принимает имя умершего. Он несколько миль скачет верхом, затем поворачивает и возвращается; с этих пор он носит имя умершего и считается приемным сыном его родителей[421].

Наконец, у луисеньо в Калифорнии разыгрывают настоящее драматическое представление, которое путем прямого воздействия: 1) удаляет духов мертвых от земли, 2) «привязывает» их как будто материальной связью к четырем частям неба и особенно к Млечному Пути[422].

Теперь я подробно остановлюсь на представлениях о загробном мире[423], которые бытуют у хайда. На основании комплекса изученных сюжетов известно, что дорога, ведущая в страну мертвых, достигает берегов некоего залива, по другую сторону которого и находится страна душ. Некая душа посылает умершему плот, который движется сам. Прибыв на другой берег, умерший отправляется на поиски своей жены. Поиски продолжаются очень долго, так как деревни находятся в отдалении одна от другой так же, как у хайда в этом мире. Поиски затрудняются и тем, что мертвец имеет лишь одну предопределенную ему жену. Умирая, человек указывает, в какой деревне он хочет жить, и посланцы спешат к нему, чтобы сопровождать его в пути. Каждое подношение умершему умножается при его употреблении живыми, похоронные песни способствуют тому, что умерший гордо входит в свою деревню. Умершие посылают на землю дары своим бедным родственникам. В стране душ исполняют священные танцы, веселятся. По ту сторону страны душ обитает вождь, именуемый Большое Движущееся Облако, от которого зависит, будет ли изобилие лосося. По истечении некоторого времени умерший снаряжает лодку, собирает свое имущество и, оплакиваемый сотоварищами, отправляется в страну, называемую Ксада (Xàda), — там происходит его вторая смерть; затем он проходит через третью и четвертую. Умерев в пятый раз, он возвращается на землю в виде голубой мухи. Некоторые полагают, что четыре смерти бывают лишь после нескольких воскрешений человека. К тому же есть различные страны для утопленников, умерших насильственной смертью, шаманов и т.д.

Вот каковы похоронные обряды [у хайда] в случае обычной смерти[424]. Лицо умершего раскрашивают, на голову ему надевают сакральный головной убор, затем умершего укладывают в гроб; там он остается от четырех до шести дней. Поют особые магические песни. Вначале песни исполняют члены рода умершего, затем члены противоположного (по законам экзогамии) рода В «костер скорби» бросают еду, напитки, листья табака. Все это покойник унесет в иной мир в умноженном количестве; родственников отличают знаки траура (они обривают голову, мажут лицо смолой). Гроб выносят через отверстие в стене, устанавливают его в «погребальном доме», где собираются представители одного рода. В течение десяти дней вдова постится, вместо подушки под голову подкладывает камень, ежедневно совершает омовение, однако лицо не умывает. Затем она собирает детей из противоположного рода и предлагает им угощение, для того чтобы «можно было вступить в брак» (хайда экзогам-ны). Другой информатор указал Свентону на то, что обряды траура «очень похожи на обряды, совершаемые девушками в то время, когда у них наступает половая зрелость». Эти обряды, совершаемые с целью соединить покойника с умершими ранее членами его рода и снабдить всем, что ему необходимо на пути в иной мир и для пребывания там, являются одновременно профилактическими анимистическими (вынос через отверстие в стене дома, гроб, склеп и прочее должны мешать возвращению умершего) и профилактическими контагиозными (траур, омовение и т.д.).

Похороны в древнем Египте — это хороший пример системы обрядов перехода как обрядов приобщения к миру мертвых. Я рассмотрю здесь лишь ритуал Осириса[425]. Основная идея — это отождествление Осириса и умершего человека, с одной стороны, а с другой — отождествление Солнца и умершего. Я полагаю, что вначале должны были иметь место два различных ритуала, объединенные темой смерти и возрождения. Так же как и Осириса, умершего расчленяли, затем воссоздавали; он умирал и возрождался в мире мертвых, отсюда и проистекает серия обрядов воскрешения. Как и Ра-Солнце, мертвый заново умирает каждый вечер: когда он достигает Гадеса, его мумию бросают в угол.и оставляют. Но серия обрядов, через которые проходит эта мумия, плывущая в солнечной ладье в течение ночи, его воскрешает. И вот утром он снова живой, готовый вновь предпринять свое ежедневное путешествие в солнечных лучах над миром живых. Эти неоднократные возрождения, присущие солнечному ритуалу, соединились с тем единственным воскрешением, подобным ритуалу Осириса, которое произошло во время первого прибытия умершего в Гадес и послужило тому, что этот ритуал стал совершаться ежедневно. Впрочем, это соединение отвечало общему представлению о том, что сакральное, божественное, магическое, чистое неизбежно утрачивается, если оно не обновляется в периодических обрядах.

Представим себе общую схему, вырисовывающуюся на основании «Книги о том, что находится в загробном мире» и «Книги о вратах»[426].

Гадес (или дуат) в разное время и в разных местах представлялся различно. Комбинируя разнообразные представления, фиванские жрецы разработали его подробный план. Он, «как огромный храм, очень длинный, с множеством помещений, разделенных дверями, с внешним двором с каждого края и пилоном, прилегающим к внутреннему и внешнему миру одновременно»[427]. В первом часу ночи уже умершее солнце приказывает открыть себе врата, охраняемые павианами и духами, и принимает в свою ладью «чистые» души, т.е. погребенные согласно обрядам и снабженные необходимыми талисманами; другие умершие будут прозябать у порога вечно[428]. Согласно «Книге о вратах», ворота, подобно крепостным воротам, охраняются на входе и выходе мумией божества, а по углам — двумя чудищами, извергающими пламя. Проход становится возможным благодаря заклинаниям[429]. Затем начинается путешествие в соответствии с «Путеводителем путешествующего в ином мире»[430]. Что касается деталей, то я отсылаю читателя к цитированным работам и хочу подчеркнуть, что каждое помещение храма отделено от предыдущего и последующего дверями; для того чтобы они открылись, необходимо было совершить определенный ритуал. Названия первых трех дверей и последней неизвестны; названия четвертой и последующих таковы: «Та, которая скрывает коридоры», «Опора богов», «Хранилище мечей», «Портал Осириса»; «Та, которая держится прочно, неподвижно(?)», «Хранящая от наводнения», «Высшая из сущего, создающая порядок», «Та, которая запирает богов Гадеса». При выходе также был вестибюль. Повседневный ритуал заключался в том, что открывали двери наоса, изображая тем самым отмыкание мифических врат: 1) ломали запор; 2) срывали печать; 3) отодвигали засовы[431]. Затем расчленяли и восстанавливали бога — ритуал, который имел место и при похоронных обрядах (например, покойнику открывали рот и др.[432]). Далее божество обмывали водой, окуривали ладаном, обматывали сакральными повязками, румянили и натирали ароматическими маслами. Наконец, статую вновь помещали в наос, устанавливая ее на песке, точно так же как в похоронном обряде мумию и статую умершего, затем следовало ритуальное закрывание наоса, и это был главный обряд выхода из святилища[433]. Итак, цель божественного культа заключалась в ежедневном воскрешении солнечного Pa-Осириса. Точно так же похоронные обряды, во-первых, «воскрешали» умершего, превращая его в бога благодаря мумификации и различным обрядам, а во-вторых, отводили от мертвого настоящую, окончательную смерть благодаря воссозданию его ночью и воскрешению[434].

В этом мы видим параллелизм похоронных обрядов[435], культа воскрешения дня, торжественного открытия храма и ритуала возведения на престол. Этот параллелизм является, конечно, наиболее выразительным и систематизированным примером из всего, что я знаю о драматическом представлении на темы смерти и возрождения (смерть и возрождение Pa-Солнца, Осириса, Гора, фараона, жреца и каждого «чистого» умершего). Под конец добавлю, что рождение в земной жизни является, по сути, само по себе возрождением[436].

Все эти обряды не позволяли покойнику каждый день «умирать>> заново. Дело в том, что многие народы считают это возможным; иногда это представление сочетается с верой в то, что каждый раз умерший переходит из одного места пребывания в другое. Такие представления мы уже наблюдали у хайда, подобно им, черемисы верят, что человек может умереть однажды или умирает семь раз (черемисы на р. Вятка), переходя из одного мира в другой и, нако; ней, превращается в рыбу[437]. Обряды черемисов состоят в кормлении умершего — в первое время частом, затем периодическом — во время «поминок». Этим отчасти объясняются обряды с обильными угощениями у вогулов и остяков, среди которых бытует представление о том, что душа умершего какое-то время живет под водой или на небе[438], затем постепенно уменьшается до размера маленького насекомого или превращается в это насекомое и, наконец, совсем исчезает[439]. Учение о мирах, расположенных один над другим, распространено в Азии и отражено в митраизме (семь планетных миров и последовательные инициации).

Те умершие, по поводу смерти которых не были выполнены похоронные обряды, так же как и дети (некрещеные, не получившие имени и не прошедшие инициацию), обречены на жалкое существование. Они никогда не смогут проникнуть в мир мертвых и включиться в сообщество, которое там сложилось. Это самые опасные мертвецы: они хотели бы вновь приобщиться к миру живых, но, поскольку у них нет возможности это сделать, они ведут себя по отношению к этому миру как враждебно настроенные чужаки. Им не хватает средств существования, которые другие умершие находят в ином мире, и потому они вынуждены обеспечивать себя за счет живых. Кроме того, эти умершие, не имея, как говорится, ни кола ни двора, часто испытывают острое желание мести. Вот почему похоронные обряды можно считать практическими обрядами длительного действия: они помогают живым избавиться от вечных врагов. Категория подобных мертвецов пополняется, согласно верованиям разных народов, различным образом: в нее входят бессемейные, самоубийцы, умершие в пути, погибшие от удара молнии, лишенные жизни за нарушение табу и т.д. Я излагаю эти соображения в общетеоретическом плане, так как отнюдь не во всех поверьях один и тот же акт влечет за собой одинаковые последствия. Подчеркиваю, что я не претендую на универсальность и абсолютную обязательность схемы обрядов перехода.

В качестве иллюстрации приведу примеры различных судеб самоубийц в загробном мире. Р. Лаш[440] выделяет четыре категории самоубийств: 1) самоубийство рассматривается как обычное действие, и судьба самоубийцы та же, что и судьба обычных умерших; более того, самоубийство в случае серьезной болезни, членовредительства и т.д. признается средством сохранения души, душа не должна быть ослабленной или изуродованной; 2) самоубийство (например, воина, вдовы и т.д.), которое вознаграждается в ином мире; 3) самоубийство, в результате которого умерший не может приобщиться к другим умершим и должен скитаться между мирами мертвых и живых; 4) самоубийство, которое наказывается в ином мире, и самоубийца должен скитаться между двумя мирами до тех пор, пока не истечет срок, который он прожил бы в своей земной жизни, или он допускается лишь в нижний круг мира мертвых, или же, наконец, он подвергается мукам и попадает в ад. Само собой разумеется, что в зависимости от того, входит ли самоубийца в ту или другую из этих четырех категорий, похоронные обряды различаются, являясь или обрядами профилактическими очистительными, или обрядами перехода.

Обряды перехода встречаются еще в обрядах воскрешения и перевоплощения. Действительно, если душа была отделена от живых и приобщена к миру мертвых, она может затем перемешаться в обратном направлении и появиться среди нас либо сама по себе, либо по принуждению. Механизм этого очень простой: достаточно, чтобы душа поместилась в женщину и вновь появилась в образе новорожденного ребенка. Таковы, между прочим, представления у арунта в Австралии; они думают, что души помещаются в камнях, деревьях и та. и оттуда устремляются в молодых полных и пышущих здоровьем женщин. Обряды реинтеграции в мир живых были изучены мною в связи с рождением детей и присвоением им имен. Интересный пример этого «вечного возвращения» дают церемонии лушеи в Ассаме[441]. Умерший одет в свои лучшие одежды и привязан в сидячем положении к подмосткам из бамбука; в зависимости от его пола рядом кладут необходимую утварь и оружие; убивают свинью, козу, собаку, мясо которых делят между собой родственники, друзья и соседи, умершему также дают питье и еду. С наступлением вечера умершего кладут в могилу, вырытую рядом с домом; самый близкий из его родственников прощается с ним и просит его приготовить все необходимое для тех, кто присоединится к нему позже. Далее душа, одетая и снабженная всем необходимым, в сопровождении душ свиньи, козы и собаки, без которых она не нашла бы дорогу, отправляется в страну Ми-тхи-хуа, где жизнь сурова и трудна. Но если при жизни умерший убил на охоте зверя или врага или устроил пир для всей деревни, то он отправляется в приятную страну по другую сторону реки, где постоянно пирует; женщины, которые не могут ни сражаться, ни охотиться, ни устраивать празднества, могут попасть в эту прекрасную страну лишь в том случае, если их приведут туда мужья. Через какое-то время душа покидает ту или другую из этих стран и возвращается на нашу землю в виде шершня; по истечении следующего отрезка времени она превращается в воду, затем испаряется, становясь росой, и, если капля росы падает на мужчину, он дает зачатие ребенку, который станет воплощением умершего[442]. Когда ребенок рождается, убивают двух цыплят, затем мать сама совершает омовение и моет ребенка. Первые семь дней душа ребенка цепляется, как птица, за одежду родителей; вот почему они стараются как можно меньше двигаться и ублажают домашних богов жертвоприношениями. Затем следуют всякого рода церемонии, во время одной из которых самый близкий родственник с материнской стороны дает ребенку имя, т.е. окончательно включает его в состав рода.

Наконец, напомню, что иногда души умерших перевоплощаются непосредственно в тотемы — животных, растения и т.д. В этом случае совершаются обряды включения умершего в тотемический род.

В загробном мире для умерших не всегда отводится особое, предназначенное для них место. Случается, что они пребывают где-то неподалеку от дома, или в могиле (называемой вотяками «изба умершего»), или на кладбище (называемом майданами «деревня умерших»). В этом случае именно погребение является настоящим обрядом приобщения умершего к общему миру мертвых. Это очень четко проявляется у черемисов, которые, впрочем, верят и в существование иного мира (возможно, под влиянием татар-мусульман[443]), аналогичного загробному миру в мифологии остяков. У остяков иной мир напоминает небо, туда добираются по жерди, перекинутой, как мост, над котлом, либо по приставной лестнице. У мордвы, как и у вотяков, жилищами умерших служат могилы и кладбища[444]. Промежуточный период — время связи умерших и живых — длится порой более продолжительное время, так как живые периодически возобновляют эту связь, как уже говорилось выше, либо устраивая совместную трапезу, либо посещая могилу, либо подкармливая умершего, оставляя на могиле съестные припасы. В давние времена на могильной насыпи делали отверстие наподобие окошечка, в гробу просверливали дырочки. Произносили специальные заклятия. [Окошечки и дырки (которые позже заменили застекленными отверстиями) в давние времена проделывали, чтобы покойник мог общаться с верхним миром. Заклятие произносили, положив на его голову гребень для расчесывания льна, говорили: «По одну сторону море, по другую — заросли тростника». — Примеч. пер.]

Эта связь постепенно ослабевает, и, наконец, наступает момент, когда прерывается совсем. Именно последние поминки или последнее посещение могилы имеют значение обрядов отделения (по отношению к умершему) и повторного единения сообщества живущих (ограниченного или широкого).

Теперь приведу перечень обрядов перехода, которые я рассматриваю изолированно. Как и другие данные, опубликованные в этой книге, перечень не претендует на исчерпывающую полноту.

Среди обрядов отделения, частично уже рассмотренных, следует выделить: различные приемы вынесения тела покойного из дома; сжигание орудий труда, самого дома, ценностей и имущества умершего; умерщвление его жен и рабов, любимых животных; омовение, натирание и другие обряды, обобщенно называемые очистительными; всякого рода табу. Кроме того, имеют место вещественные приемы отделения: могила, гроб, кладбище, ограда, деревья, на которых помещают умерших, груда камней и т.д..; ритуальные сооружения или строятся заново, или используются уже существующие. Закрытие гроба или засыпание могилы — самая торжественная часть, завершающая обряд. Коллективными обрядами являются периодические церемонии изгнания душ из дома, деревни, с территории племени. «Похищению невесты» соответствует борьба за тело покойника (распространенная в Африке), подлинный смысл которой, видимо, до сих пор не понят: живые лишь под нажимом соглашаются расстаться с одним из своих членов, ибо такая утрата ведет к уменьшению социальной значимости сообщества. Чем выше положение умершего в обществе[445], тем сильнее борьба за его тело. Уничтожение трупа (сожжение, ускорение гниения и т.д.) совершается с целью разъединить тело и душу; лишь очень редко останки (кости, пепел) образуют новое тело умершего в другой жизни (что бы ни думал об этом Герц[446]).

В качестве обрядов включения в первую очередь назову трапезы, совершаемые непосредственно после похорон, и трапезы последующих поминок. Трапеза устраивается ради восстановления связи между членами сообщества живых и покойным. Эта связь оказалась разорванной после утраты одного из звеньев цепи. Часто трапеза такого порядка совершается во время снятия траура. Когда похороны совершаются в два этапа (предварительный и окончательный), то в конце первого этапа устраивают трапезу причащения, на которой, как предполагается, присутствует умерший. Наконец, если племя, род, деревня участвуют в похоронах, то способ созыва (барабан, глашатай, вестник и т.д.) еще больше подчеркивает ритуальный, коллективный характер трапезы, на которую созываются члены заинтересованных групп.

Обряды приобщения к иному миру однотипны с обрядами гостеприимства, включения в род, усыновления и т.д. Часто намек на это есть в легендах, центральной темой которых является спуск в ад или путешествие в страну мертвых с соблюдением определенных табу: нельзя трапезничать вместе с умершими, нельзя ни есть, ни пить ничего из того, что произведено в их стране, нельзя позволить им прикоснуться к себе или обнять себя, нельзя принимать от них подарки и т.д. С другой стороны, питие совместно с умершим приобщает к нему самому и к другим мертвым и вследствие этого позволяет путешествовать среди них, ничего не опасаясь, все равно как если бы путешествующий внес пошлину (деньги и т.д.). Среди обрядов приведу удар дубинкой по голове, который наносят мертвые вновь прибывшему[447], христианское соборование умирающего, положение умершего в землю. Наконец, возможно, в эту категорию следует включить «танцы мертвых», исполняемые некоторыми из американских индейцев, африканскими аньянга[448] и т.д., членами тайных обществ или других особых магически-религиозных сообществ.