Думаю, что Гдлян все-таки располагал показаниями о получении взяток Горбачевым в его бытность секретарем Ставропольского крайкома. Поэтому на многих митингах, встречах с избирателями и журналистами он, не стесняясь, говорил о необходимости возбуждения уголовного дела в отношении президента СССР. Однако все эти заявления усиленно распространялись тогда, когда еще продолжалось противостояние Горбачева с Ельциным. Как только противостояние перешло в союз, а Горбачев стал просто «подпевать» Ельцину, Гдлян прекратил свои разговоры.
Не исключено и то, что Горбачева, дабы он был более сговорчив, ознакомили с некоторыми изобличающими его показаниями.
Однако я сейчас не берусь судить об их достоверности.
У Гдляна ложь и правда настолько перемешаны, что трудно было разобраться в них, отделить друг от друга. Пусть все это останется на его совести.
Мне же при изучении ряда уголовных дел бросилось в глаза другое. Возможно, я и ошибаюсь, но нередко жизненые дороги Горбачева пересекались с дорогами лиц, которые в последующем оказались привлеченными за взяточничество или иные корыстные преступления. Это было не просто пересечение дорог. Это было общение тех людей, из которых один стал президентом СССР, а другие сели на скамью подсудимых.
Чтобы не быть голословным, сошлюсь на протокол допроса бывшего следователя прокуратуры Сашина Ю. Д. Он в 1983–84 гг. принимал участие в расследовании дела в отношении Лобжанидзе Н. П., занимавшего руководящую должность в общепите Северного Кавказа, осужденного в марте 1985 года за взяточничество и злоупотребления служебным положением Гагаринским райнарсудом г. Москвы к 9 годам лишения свободы. Следствие в то время проводила прокуратура Союза ССР.
Вот что рассказал Сашин Ю.: «Лобжанидзе Н. П. во время официальных допросов и неофициальных бесед с ним постоянно внушал мысль о том, что он является «абсолютно чистым», «законопослушным» и т. п. человеком и заявлял, что подтвердить это могут многие уважаемые и известные в стране лица. Я не очень сейчас помню, назывались ли эти «уважаемые и известные стране лица» пофамильно, либо он о них речь вел, лишь указывая на их конкретные должности, но могу твердо заявить, я запомнил, что он вел речь о М. С. Горбачеве и Мураховском. Более того, Лобжанидзе Н. многократно уговаривал меня предоставить ему возможность обратиться к этим лицам с письмом, и они, получив такое письмо, мол, немедленно примут меры к его освобождению…
С его слов я понял, что он, будучи руководителем системы общественного питания на Северном Кавказе, много лет организовывал питание этих и сопровождающих их лиц во время их поездок по краю. С его слов получалось, что эта его многолетняя работа была ими замечена, он был им представлен лично, и с тех пор они постоянно с ним лично контактировали».
Ну что ж, застольями Ставропольский край всегда славился. Славился он умением за счет государственной казны хорошо встречать, ублажать и провожать высоких московских гостей. Не поэтому ли многие ставропольские лидеры потом становились у руля государства и партии?
Считаю необходимым рассказать и еще об одном маленьком эпизоде из жизни Горбачева, но только словами Мирзабаева Ганиг бывшего председателя Бухарского облпотребсоюза. В 1984 году он попал в поле зрения следователей прокуратуры Союза ССР. На него было несколько заявлений и показаний о получении и передаче им взяток, совершении других корыстных преступлений. Началась их отработка следственным путем. До этого Мирзабаев уже привлекался к судебной ответственности.
Вот что он нам рассказал о событиях, имевших место в 70–80 годах.
После его ареста у него в доме летом 1984 года был произведен обыск. «Во время обыска дома, — сообщил Мирзабаев, — у меня нашли две фотографии, где я был сфотографирован вместе с М. С. Г орбачевым, когда находился на отдыхе в г. Кисловодске. Я отдыхал в санатории Центросоюза «Кисловодский», а рядом находился санаторий «Красные камни», где отдыхал Горбачев М. С. Я был знаком с председателем Ставропольского крайпотребсоюза Богомазовым Василием Тихоновичем. Мы познакомились еще в 1965 или 1966 г. на совещании каком-то в Москве и с тех пор держали связь, встречались с ним. И на этот раз в 1976 году, когда Горбачев работал первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС, я встретился с Богомазовым. Я знал, что он дядя Горбачева. Богомазов пригласил меня в санаторий к Горбачеву. Естественно, я взял все необходимое для приготовления плова и пришел туда. Там мы приготовили плов, посидели. Никаких подарков дорогостоящих не было. Никаких просьб с моей стороны к нему не было. Если бы даже я дал какой подарок, то никакой связи с Горбачевым по работе не было. Второй раз я встечался с Горбачевым в 1978 году. Точно такие же обстоятельства.»
Вряд ли есть необходимость комментировать показания Мирзабаева. Фотографии действительно подтверждали его общение с Горбачевым и нахождение того в великолепном созвездии двух больших руководителей торговли.
Правда, следует добавить то, что Мирзабаев будет осужден потом за взяточничество к шести годам лишения свободы и проведет их в местах изоляции.
Думаю, хватит о неразборчивых связях Горбачева со взяточниками, характеризующих его далеко не с лучшей стороны. Откровенно скажу, что они постоянно всплывают в моей памяти. Они особенно зримо присутствовали в моем сознании тогда, когда я решал вопрос и готовил постановление о возбуждении уголовного дела в отношении Горбачева за измену Родине. Видимо, какая-то закономерность есть.
В 1989 году, после назначения на должность начальника управления по надзору за исполнением законов о государственной безопасности, я получил доступ к обширной информации о событиях в Союзе, в том числе и закрытого характера.
Сфера деятельности управления была широкой. В нем концентрировались вопросы надзора за следствием и дознанием в органах государственной безопасности, надзор за исполнением таможенного законодательства, а также закона о государственной границе. Целый отдел занимался реабилитацией жертв репрессии 30–50-х годов.
Кроме этого, мы продолжали расследовать злодеяния, совершенные немецкими нацистскими преступниками, а также предателями Родины в годы Второй мировой войны. Имели широкие контакты с отделами специальных расследований других государств.
В нашем же управлении концентрировались материалы, касающиеся нарушения прав человека по национальному признаку, велся учет и анализ правонарушений, совершаемых на почве межнациональных распрей.
Начиная с 1989 года в управление усиленно стали поступать обращения граждан некоренной национальности, а также военнослужащих из Прибалтики. В них сообщалось о грубых нарушениях жилищных, трудовых прав. Такие обращения участились после принятия в 1990 году Литвой, Латвией и Эстонией Деклараций о независимости, которыми приостанавливалось на их территории действие союзных законов. Вновь принятые законодательные, иные правовые акты республик носили явно дискриминационный характер.
Некоренному населению фактически отказали в гражданстве, их признали людьми второго сорта. Последовали ограничения их прав в политической сфере. В Латвии, например, 3 декабря 1990 года приняли закон, запрещающий военнослужащим выдвигать своих кандидатов в Советы народных депутатов на собраниях в воинских частях и создавать там избирательные комиссии.
Совет народных депутатов Видземского предместья Риги 16 ноября 1990 года принял решение о досрочном прекращении полномочий четверых депутатов военнослужащих. Жителям некоренной национальности стали отказывать в прописке, препятствовали устройству детей в школы и детские сады из-за незнания языка, отказывали в продаже продуктов, товаров.
В Таллинне установили ценз оседлости в 25 лет постоянного проживания для получения квартиры, постановки на очередь на жилье, на прием в жилищно-строительные кооперативы. Многих лишили прописки.
Представителей некоренного населения постепенно стали вытеснять с руководящих должностей, выгонять с работы — из министерств и ведомств, предприятий и фабрик. По сути дела сотни тысяч людей оказались изгоями, лицами без гражданства и Родины.
О их тяжелом положении Горбачев прекрасно знал, ибо постоянно информировался нами, комитетом государственной безопасности. Работники прокуратуры неоднократно выезжали в Прибалтийские республики вместе с народными депутатами СССР для проверки конкретных обращений граждан. Об этих поездках и неутешительных выводах проверяющих также докладывалось Верховному Совету СССР и Горбачеву. Однако никаких существенных мер для реального улучшения положения некоренного населения и военнослужащих не принималось. Наоборот, постепенно все было отдано на откуп националистам, и те подавили всякое сопротивление, которое оказывали произволу русскоязычные люди и рыцари чести и совести из числа коренных жителей.
Наступлению на права граждан предшествовали открытые атаки на советскую власть, реставрация свергнутых в 1940 году буржуазных режимов. Для этого умело манипулировали имевшимися в прошлом сталинскими репрессиями невинных людей. Искажали основополагающие принципы социализма. Экстремисты умело разжигали националистические настроения и готовили почву для тихого государственного переворота.
Так называемые народные фронты, саюдисты, комитеты за освобождение и прочие сумели полностью взять под свой контроль средства массовой информации и через них обрушить на народ поток грязи и антисоветской истерии. Успехи советского народа либо замалчивались, либо преподносились искаженно. Зато буржуазный режим всячески приукрашивался и преподносился как эталон демократии. Однако этот «эталон» во многом держался на военном положении и репрессиях инакомыслящих в буржуазных республиках Прибалтики.
В Эстонии, например, за годы буржуазной демократии, по некоторым данным, в военных трибуналах состоялось 959 политических процессов. Осуждено около 2 тысяч коммунистов; каждый четвертый приговорен к смертной казни, многие — к пожизненной каторге. Аналогичные, если точнее, более крупные процессы проходили в Латвии и Литве. Ныне к ним там снова возвращаются, с их помощью правители хотят усидеть у власти.
А вот еще страшные цифры. За годы немецкой оккупации в Эстонии казнили свыше 125 тысяч человек, из них 64 тысячи советских военнопленных. После войны от бандитских пуль и ножей там же погибли 300 советских работников — 52 работника госбезопасности и органов внутренних дел, 47 военнослужащих и 497 членов семей советских активистов. Эти факты бандитизма имели еще больший размах в двух других Прибалтийских республиках. Сейчас их пытаются вычеркнуть из истории и отравить сознание людей дезинформацией.
Антисоветскую, антисоциалистическую компанию поставили на широкую основу, в нее включились на государственном, правительственном уровне. В руководстве компартий республик, в законодательных и исполнительных структурах вызревало откровенное предательство не только союзных идей, но и интересов собственного народа.
О событиях, происходящих в Прибалтике, Горбачев информировался подробно. Однако вместо принятия решений шло заигрывание с сепаратистами. Более того, эмиссаром в Прибалтику им был направлен Яковлев А., человек, который как я полагаю, никогда не был поборником союзной государственности, да и российской тоже. Известны его доклады по возвращении из поездок, суть которых в том, что в Прибалтике идут нормальные здоровые процессы и ни о каком выходе из Союза никто не ведет там серьезных разговоров. Его дезинформация в конечном итоге обернулась нарушением границы, территорий, забвением прав и свобод сотен тысяч проживающих там людей.
Здесь я бы хотел прервать описание событий в Прибалтике, хотя со второй половины 1990 года к нам все чаще стала поступать тревожная информация. Там участились нападения на военнослужащих, начали создаваться свои вооруженные формирования, запрещенные союзным законодательством.
Достоянием органов государственной безопасности, их офицеров, до конца оставшихся верными присяге, стали подготовленные националистами списки лиц, подлежащих в случае возникшей необходимости обезвреживанию, вплоть до физического уничтожения вместе с семьями. Одним словом, ситуация накалялась все больше и больше.