Глава 3

Граф был явно разочарован, когда «миссис Смит» не вернулась в этот вечер. Не передумала ли она? Струсила?

Ему бы следовало, ради нее самой, надеяться на это. Если, как он думал, у нее в прошлом не было преступных связей, ему следовало бы отговорить ее от этого крайне непристойного решения, принятого ею.

Безусловно, она была не первой женщиной, которую нищета вынуждала заниматься проституцией, но в данном случае он имел все основания подозревать, что ее поступок связан с фактом проигрыша сквайром имения.

Чаще всего на подобный поступок решались женщины из рабочего класса, но он не сомневался, что такое возможно и в высших кругах общества.

Ему следовало бы… но, честно говоря, хотелось, чтобы она вернулась…

Он не мог забыть изгиб ее шеи, запах лаванды, исходивший от ее волос, который он чувствовал, стоя позади нее, и свое желание вытащить шпильки из ее прически и распустить волосы по плечам и спине…

И эту печаль, которую он видел в ее глазах… сколько времени прошло с тех пор, когда с кем-то она была по-настоящему счастлива?

Он старался не думать о ней. Черт побери, все эти ее проблемы совершенно его не касались… Почему же он не мог забыть ее?

Прошедшей ночью он плохо спал, часто просыпался, и его тело томилось от желаний, но мысль найти другую женщину для удовлетворения этих желаний не привлекала его. Он не хотел никакой другой женщины.

И это была поистине тревожная мысль. Он лишь один раз видел ее; едва ли она могла произвести на него такое впечатление.

Он не зеленый юнец, чтобы влюбляться в хорошенькое личико и печальные глаза. Ему следовало взять себя в руки и быть мужчиной.

Но, одеваясь, он потратил на это больше времени, чем обычно. Когда он завязывал шейный платок – он всегда это делал сам, – платок извивался в его руках, словно живое существо, и не ложился аккуратными складками. Он испортил три безупречно выглаженных платка, прежде чем, наконец, правильно уложил его. Позади него стоял Боксел с неизменно бесстрастным выражением лица, держа в руках еще один платок, в его молчании чувствовалось осуждение хозяина, который ругался, давая волю своему раздражению.

Маркус хмуро посмотрел в зеркало.

– Тебе следовало заставить ее вернуться сюда еще до наступления темноты.

– Она пожелала поехать в другое место, – уже не в первый раз объяснил слуга с неизменно непроницаемым выражением лица. – Вы не сказали мне; что она пленница.

– Конечно, она не… пленница, просто…

А что, если она не вернется? Он глубоко вздохнул. Была ли это его вина? Не отпугнул ли он ее? Не был ли он слишком грозным?

Затем Боксел не сумел подобрать нужный сюртук – Маркус отверг два, наконец, остановив выбор на простом сюртуке темно-зеленого цвета. Он быстро натянул его на плечи и поспешил к лестнице. Он хотел посмотреть… нет-нет, он всего лишь хотел позавтракать, вот и все.

Но когда он вошел в столовую и в одиночестве сел за длинный стол, чай показался ему слишком крепким, тосты слишком холодными, а новый повар, казалось, не умел варить кашу, она получалась у него или слишком крутой, или слишком жидкой.

После двух ложек граф бросил серебряную ложку в миску и отодвинул ее от себя. Встал. У него совсем не было аппетита. Все казалось безвкусным. Кому захочется жить здесь, задал он себе вопрос. Он не мог даже нанять приличного повара и, кроме того…

Подняв глаза, он увидел в дверях Паркера, и в нем пробудилась надежда.

– Да?

– Э-э… молодая леди…

– Да? – повторил граф, перебивая его, и, увидев на лице дворецкого удивление, набрал в грудь воздуха и заставил себя сжать губы.

– Молодая леди, что была здесь вчера, она вернулась, милорд. Я отвел ее в библиотеку.

– Какого черта ты это сделал, Паркер? – возмутился Маркус. – Проводи ее сюда и пригласи к завтраку. И принеси ветчину и стейки, да убери эту чертову кашу; ее просто оскорбительно есть человеку или даже животному.

Неожиданно он почувствовал, что голоден. Он продолжал стоять, пока не услышал звук легких шагов, раздавшихся в холле, затем в дверях появилась она. Лицо у нее все еще было несколько растерянным. Но ее внешний вид в этом сине-зеленом костюме, изящно отделанном золотой тесьмой, разительно изменился по сравнению с тем, как она выглядела накануне в бесформенном черном платье. Теперь она казалась совсем другой, настоящей леди. Она немного раскраснелась, но гордо держала голову, ее глаза сияли, и эта ее сияющая красота возбудила в его теле желание, как будто он был все тем же зеленым юношей, и он был рад, что его возбуждение скрывал стоявший перед ним массивный тяжелый стул.

– Пожалуйста, входите и съешьте что-нибудь, – сказал он. – Я рад, что снова вижу вас.

Она смущенно улыбнулась и позволила лакею выдвинуть для нее стул. Она села и ждала, пока лакей принесет ей чашку горячего чаю.

Граф тоже сел и молчал до тех пор, пока перед ней не поставили тарелку, на которой были ветчина, яйца и хлеб.

Она чуть вздрогнула, увидев такое количество еды, но, откусив кусочек ветчины, кивнула в знак благодарности.

– Боюсь, я приехала слишком рано, – сказала она, проглотив несколько кусочков. – Я ждала у дома, пока не вышла служанка и не стала подметать ступени у дверей. – Она слегка покраснела, делая это признание, но он нашел это очаровательным.

– Я рад снова вас видеть, – повторил он. – Кроме того, появляться вовремя – прекрасная привычка. Теперь мы можем выехать пораньше.

– Да, я подумала, что вы этого и хотели бы, – глядя в тарелку, сказала она.

Он дал ей время поесть. Теперь, когда он знал, что она не бросила его, он мог уделить внимание и своему завтраку, который показался ему намного вкуснее. И, несмотря на то, что ему хотелось погладить маленькую ямочку у ее горла, накрутить на палец локон ее блестящих волос, он понимал, что этим испугает ее, да и кругом были слуги… Так что ему следует проявить терпение.

«Очень скоро, – думал он, – очень скоро…» Но предстоит пережить бесконечно длинный день, прежде чем у него появится возможность остаться с миссис Смит наедине.

Как только завтрак закончился, он приказал подать карету, и ее небольшой багаж вместе с его вещами поместили сзади и наверху экипажа.

– У вас нет камеристки? – спросил он. Его преданный Боксел, как всегда, был готов сопровождать своего хозяина.

Она покачала головой.

– Нам придется найти вам кого-нибудь, – сказал он, когда они подошли к карете. – Может быть, одну из горничных в имении или кого-то из деревни.

Как всегда, Маркус собирался ехать верхом. Один из конюхов вывел из конюшни его большого серого поджарого коня и стоял, держа жеребца, который тряс головой и фыркал от нетерпения, готовый к бегу.

Маркус мог бы, конечно, ехать в карете со своей новой любовницей, но он по опыту знал, что тесная, тряская карета далеко не лучшее место для проявления страсти, и уж конечно, не с новой и, вероятно, неопытной любовницей, даже если посадить своего слугу снаружи, чего страшно не любил Боксел. Нет, Маркус хотел более удобной и комфортабельной, и более уединенной, обстановки!

Поэтому он поцеловал руку миссис Смит и помог ей сесть в карету, думая о том, сколько пройдет времени, прежде чем она назовет свое настоящее имя. Следом за ней в карету забрался Боксел.

Маркус сел на своего жеребца, и они двинулись по запруженной экипажами дороге, покидая Лондон.

Лорен скромно заняла место в углу кареты. Она явно чувствовала облегчение оттого, что граф не сидел рядом с ней, а ехал верхом. Это давало ей возможность на какое-то время избежать его близости, но она была не одна, напротив нее сидел этот угрюмый камердинер.

Что бы сказал граф, если бы узнал, что она присвоила себе чужое имя, с беспокойством думала она. Это сильно бы рассердило его? Чувствуя свою вину, она сжала на коленях руки и глубоко вдохнула, пытаясь расслабить напряженные плечи.

Хорошо, что Боксел не проявлял желания разговаривать с ней. Он смотрел в застекленные окна кареты, и она тоже отвернулась, глядя в противоположное окно. Позади осталась тихая площадь, где находился особняк графа, они проехали шумные улицы торгового центра Лондона, миновали бедную часть города, где более скромные дома стояли ближе друг к другу, чем в Уэст-Энде. Лорен приходилось видеть подобные места, и эти улицы не удивляли ее.

Кучер временами подгонял лошадей, когда они проезжали по узким улочкам, где было множество телег и волов, тащивших эти телеги, нагруженные углем и репой и другими товарами, поддерживавшими жизнь лавок и кухонь огромного города. Иногда они продвигались медленно, и кучера кричали друг другу: «Уступи дорогу!» или «Берегись, ты, недоумок!» Но каким-то образом им всегда удавалось благополучно проскользнуть в узкие проходы, где столкновения казались неизбежными.

Постепенно домов становилось все меньше, и появились поляны, на которых паслись коровы и овцы, а затем пошли поля с работавшими на них фермерами, и тогда кучер взмахивал кнутом, лошади ускоряли шаг, и колеса быстро катившейся кареты стучали по дороге.

Проведя беспокойную ночь, Лорен чувствовала, как тяжелеют ее веки. Она дремала, положив голову на мягкие кожаные подушки. И для нее утро промелькнуло быстро, она вздрогнула, проснувшись, когда карета замедлила ход.

Оглядевшись, она растерянно спросила:

– Мы приехали?

– Нет, – сказал Боксел. – Мы остановились у гостиницы, чтобы перекусить. Граф, должно быть, подумал, что вам надо поразмяться, – несколько презрительным тоном ответил он. – И конечно, надо переменить лошадей.

– О-о, – только и сказала Лорен. Она почувствовала себя виноватой. Слуга произнес эти слова таким тоном, как будто она была в этом путешествии лишним грузом. Не считал ли Боксел ее мошенницей? Но ведь граф, о похождениях которого ходило столько сплетен, и раньше возил, дам, или лучше сказать – женщин, в свое имение?

Она заправила выбившиеся волосы под шляпку и попыталась разгладить жакет своего дорожного костюма в надежде, что он не выглядит слишком мятым после того, как она проспала в нем в углу кареты несколько часов. Дверца кареты распахнулась, и сам граф заглянул внутрь.

– Не желаете ли немного перекусить и размять ноги, миссис Смит? – вежливо осведомился он.

– Вы очень любезны, благодарю, – сказала она, смущенно улыбнувшись. Она оперлась о протянутую графом руку и вышла из кареты.

Она увидела, что они действительно остановились у хорошей гостиницы, окна которой украшали ящики с цветущими петуниями, а ступени были чисто выметены. Конюхи суетились, перепрягая лошадей, быстро меняя сбрую. Лорен решила поесть как можно быстрее, чтобы не задерживать их. Но еще она почувствовала некую физическую потребность и обрадовалась этой остановке.

Граф проводил ее на второй этаж в отдельную гостиную. Он выдвинул для нее стул, но затем отвернулся, чтобы поговорить с хозяином, который кланялся и улыбался такой важной персоне, держа в руке бутылку вина.

– Вот наш самый лучший выдержанный кларет, милорд, а ты… – он обратился к официанту, – принеси жареную индейку и окорок, который мы сами коптили, тот, большой, да поскорее!

Лорен подумала, что она не так представляла этот легкий ленч, но это не имело значения. Она обнаружила, что даже после плотного завтрака, как это ни было невероятно, она снова проголодалась. После недель жизни впроголодь, когда деньги сквайра таяли на глазах, было приятно не беспокоиться, откуда взять деньги на следующий обед.

Но сначала, подозвав служанку, разливавшую вино по бокалам, она шепотом спросила ее, как найти дамскую комнату, и затем вышла. Вернувшись, она увидела стол, заставленный таким количеством еды, что ее хватило бы на небольшую армию, и покачала головой, вспомнив «легкий ленч» графа.

Не теряя времени, она приступила к потреблению этого изобилия. К счастью, граф, казалось, не ждал от нее разговоров. Он лишь время от времени предлагал ей что-нибудь особенно вкусное.

– Попробуйте желе из абрикосов, – говорил он. – Оно неплохо сочетается с окороком, хотя, должен сказать, наш хозяин не знает, как правильно его коптить.

Она пробовала и улыбалась, выражая свою признательность. А когда исчез Боксел, очевидно, отправившийся проверить лошадей, а затем снова появился и доложил, что карета готова, Лорен сразу же отодвинула тарелку и приготовилась выйти из-за стола.

Но граф покачал головой.

– Мы не спешим, – решительно заявил он. – Мы еще не попробовали десерта. А я особенно люблю яблочные пироги, которые печет повар этой гостиницы.

Лорен обрадовалась и села. У них дома пекли удивительные яблочные пироги. Ей очень хотелось попробовать здешний пирог и сравнить его с домашним, и когда граф предложил ей кусочек, она не отказалась.

Лишь просидев за столом еще полчаса, они встали и направились к карете, и она, наевшись всех этих вкусных вещей, была уверена, что сразу же уснет под убаюкивающий размеренный стук колес.

– Благодарю вас за чудесное угощение, – сказала она, когда граф опять помогал ей сесть в карету.

– Всегда рад доставить вам удовольствие, – сказал он, улыбаясь ей. В его обычно суровом взгляде она увидела неожиданную нежность, и блеск его глаз заставил ее покраснеть. И опять он поцеловал ей руку.

Усевшись в экипаж, она почувствовала теплоту, разлившуюся по ее телу, но не имевшую отношения к ее переполненному желудку. И когда она смотрела в окно на зеленые поля, она думала о том, что увидит и испытает этой ночью в доме графа, и нараставшее возбуждение закипало в ее крови. Но колеса стучали, сидевший напротив нее слуга был таким же, как и утром, молчаливым, и у нее снова отяжелели веки, и она скоро уснула.

Карета снова замедлила ход, и Лорен сразу же проснулась. На этот раз она не услышала ни шума, ни стука колес по булыжной мостовой, как это было во дворе гостиницы. Куда они приехали?

Она выглянула в окно и увидела, что граф подъехал к карете. Он сошел с коня, и кучер поспешно соскочил с козел и схватил под уздцы хозяйскую лошадь, чтобы граф смог открыть дверцу экипажа.

– Я хотел, чтобы вы увидели это, – сказал ей граф. – Вы впервые смотрите на Болота.

Наклонив голову, она сошла на землю. И с изумлением увидела представшую перед ней картину.

Раскинувшаяся перед ее глазами земля была ровной и зеленой, как бильярдный стол. По заросшим каким-то злаком полям от ветра непрерывно перекатывались волны, и она невольно обрадовалась, что на ней теплый костюм.

Небо было таким изумительно голубым, а солнце таким ярким, что она прищурила глаза. Через минуту она поняла, что здесь не было обычного серого угольного дыма, затмевавшего лондонское небо, а земля была такой плоской, без холмов и йоркширских долин, хорошо ей знакомых, что небо казалось опрокинутой чашей, полной чистого солнечного света. Этот золотистый свет, исходивший от садившегося солнца, еще не успел порозоветь, и Лорен показалось, что она слышит звонкое радостное пение жаворонка, поднявшегося высоко в небе над их головами. Ошеломленная, она подумала, что могла бы сейчас запеть, как эта птица.

Саттон, совсем не такой непроницаемый, как обычно, улыбался. С удивлением она поняла, что он любит родные места.

– Это красиво, – помедлив, произнесла она. – Но…

– Но?..

– Я слышала… – Она заколебалась, но он ждал ответа. – Я слышала, что эти Болота называют мрачными и даже зловещими, – сказала она, решившись быть честной.

– Да, они часто выглядят такими, особенно зимой, в холодные хмурые дни, когда завывают ветры, и даже опасны во время весенних разливов, когда переполняются каналы, прорытые для осушения естественных низин. – Он указал на окружавшие их равнины. – Но земля очень плодородна. – Он наклонился и взял горсть земли, показывая Лорен черную мягкую почву, помял ее, и она посыпалась на землю между его пальцами. – Она вознаграждает фермеров, если знать, как ее обрабатывать, как укрощать ее нрав. А природа обладает своей особой красотой.

Лорен не стала с ним спорить, а только смотрела на волнистые травы и равнины, простиравшиеся так далеко, насколько их можно было охватить взглядом. И теперь она видела полоски воды, бежавшей среди растительности, и черную землю между стеблей, как она думала, ячменя.

От порывов холодного ветра Лорен дрожала, и граф повел ее обратно к карете.

– Пойдемте, мы уже недалеко от дома, – сказал он. Укрывшись в экипаже, она выглянула в окно, лошади снова бежали, и карета раскачивалась. Если бы она жила здесь, смогла бы она, выросшая в Йоркшире, привыкнуть к этим равнинам?

Какая странная мысль – она ведь пробудет здесь лишь несколько недель!

Лорен покачала головой и стала думать, каким же окажется родовое гнездо графа.

Уже через час она получила ответ.

Большой дом стоял, словно маленький остров, на возвышавшемся среди равнин невысоком холме. Вероятно, он был построен в семнадцатом веке, подумала она, этот большой дом с колоннами и флигелями по обе стороны главного здания.

Копыта лошадей и колеса застучали по гравию подъездной дороги, и карета подъехала к парадному крыльцу, Лорен не терпелось спуститься на землю и размять затекшие руки и ноги. Она чувствовала, что устала от долгого путешествия, а ее мышцы ломило от сидения в тесной карете.

Когда из дома вышли лакеи, чтобы отвязать и отнести в дом багаж, граф уже сошел с лошади. Из-за дома поспешно вышел конюх, Саттон бросил ему поводья, и слуга отвел жеребца, устало качавшего головой, в конюшню.

– Дай ему побольше овса, Уилсон, – распорядился граф. – Дорога была длинной.

Затем граф повернулся и протянул руку Лорен.

Каким бы недоступным он ни был, но манеры он имел изысканные, подумала она, с благодарной улыбкой опираясь на его руку.

– Вы, должно быть, устали, – произнес он, не ожидая ее ответа. – Я прикажу горничной проводить вас в вашу комнату, где вы можете отдохнуть, пока не подадут обед.

К тому же внимательный, заметила она еще одну его добродетель, даже если он кажется властным. Но ведь он граф; он, должно быть, привык распоряжаться людьми, как и лошадьми.

Как бы там ни было, она кивнула и пошла рядом с ним, вокруг суетились слуги, выполняя его приказания.

Что от нее потребуется? Лорен не совсем была уверена, какую роль он будет играть здесь, но раздумывать было некогда. Ей хотелось осмотреть огромный холл.

Внутри стояли две колонны, такие же, как и у входа, высокий потолок был украшен позолоченной лепниной. В стенах были ниши, в них помещались слепки с классических статуй. Дубовый пол казался каменным – так он отполировался за долгие годы. Она как будто вошла в музей или собор. Как можно было жить в таком здании?

Сознавая свое ничтожество, Лорен держалась за руку графа и была рада, что он, казалось, не ожидал от нее выражения восторгов от осмотра его дома. Во рту у нее пересохло от волнения. Они прошли через просторный холл и стали подниматься по лестнице.

Когда они вместе поднимались по широкой лестнице, она услышала какие-то громкие звуки, доносившиеся сверху, и заметила, как насторожился граф, и как помрачнело его красивое лицо.

Поднявшись, они направились к двойным дверям, очевидно, ведущим в гостиную; за ними слышались музыка и голоса и смех большой группы людей. Граф еще больше нахмурился, и Лорен приготовилась, чувствуя, что он вот-вот закричит от гнева.

Но он не успел взорваться, как одна дверь открылась, и из нее вышел молодой человек, внешне слегка походивший на графа, но не такого крепкого сложения и с более светлыми волосами и глазами.

– А вот и ты, Маркус, – весело сказал молодой человек. – Пора уж тебе приехать.

– Оно и видно, – ответил граф. – Какого черта! Что ты тут вытворяешь, Картер? Устраиваешь вечеринку, не посоветовавшись со мной? – Он не повысил голос, но холодность в его тоне испугала бы и более храброго человека, чем этот юнец, стоявший перед ними.

Однако, к удивлению Лорен, молодой человек не испугался, как она ожидала. Возможно, он и моргнул пару раз, но в целом не потерял уверенности.

– О, послушай, брат, – сказал он, пытаясь сохранить на лице улыбку, с которой он встретил их. – Ты заставляешь эту прелестную молодую леди думать, будто ты какой-то ворчливый старый медведь. Я Картер Саттон, сводный брат графа, если вы не знаете, – объяснил он Лорен.

– Здравствуйте. – Губы Лорен пересохли; она попыталась облизнуть их и едва смогла сглотнуть. Как следует знакомиться с членом семьи, когда ты не вполне респектабелен… об этом она не успела даже подумать.

– Я такой и есть, – резко сказал граф. – Но это к делу не относится. Я не собирался приглашать полный дом гостей, Картер.

– Да, но…

– Так что можешь всем своим присутствующим здесь гостям предложить убраться отсюда, – сурово сказал ему Саттон. – Немедленно! Я не расположен, нянчиться с шайкой визжащей молодежи.

– Ну вот, зачем же оскорблять человека? – сказал Картер. – Разве ты не знаешь, что большинство из них – твои друзья? Сюда едет виконт Твид, будет здесь с минуты на минуту, он уж точно не относится к моим друзьям, и графиня д'Элей… – Он взглянул на Лорен, которая чувствовала себя неловко. – Во всяком случае, они не мои друзья.

– Твида едва ли можно считать близким другом. У нас было одно общее дело, и это все. Почему ты решил, что я хотел, чтобы кто-то из них гостил в моем доме? И факт остается фактом, что именно ты пригласил их, – возразил граф. – Как раз сейчас, Картер, мне не нужен дом, полный людей.

– В самом деле? – Картер пристально посмотрел на Лорен, которая почувствовала, что краснеет. – Просто неделя уединения в деревне, а? Ладно, боюсь, меня не предупредили о твоих планах, брат мой. А говоря о графине…

Он умолк, из гостиной вышла еще одна персона. Хотя она тихо выплыла из двери, и ее сопровождали только взрывы смеха и чьи-то голоса, Лорен подумала, что ее появлению должны были бы предшествовать звуки фанфар.

Эта женщина была потрясающе красива. Густые черные волосы, закрепленные серебряным гребнем в испанском стиле на затылке, волнами спускались ей на плечи. На ее платье цвета бургундского вина был низкий вырез, открывавший ложбинку между грудями и оливкового оттенка кожу намного больше, чем дозволялось нормами английского света, но это, казалось, нисколько не смущало графиню. Ее глаза сверкали так же ярко, как и красные камни в ее ожерелье, которые, как полагала Лорен, были настоящими. Все в этой женщине было несколько претенциозным и даже вызывающим. Лорен не могла представить, как можно было заметить какую-нибудь другую женщину, если в комнату вошла графиня.

Сама Лорен почувствовала себя чем-то вроде черствого вчерашнего хлеба и очень, очень усталой. Почему она думала, что сможет то, что, намеревалась сделать? Ей следовало сейчас же вернуться в Йоркшир, вынуть старые черные платья и занять свое место в углу гостиной своего свекра. Огромным усилием воли она стояла, выпрямившись, с гордо поднятой головой и любезной улыбкой на лице. Она не покажет своей растерянности, как бы ей ни хотелось развернуться и сбежать отсюда.

– Дорогой Маркус, – произнесла графиня по-английски, но с сильным акцентом, протягивая графу руки. – Как приятно снова увидеть вас.

– В самом деле, – сказал Саттон без особой радости. Он кивнул, словно не замечая протянутых к нему рук в темно-красных перчатках. Он только крепче сжал руку Лорен.

– А-а, да вы привезли с собой маленькую подружку. Как мило! Вы нас познакомите?

Граф был явно недоволен, но, повернувшись к Лорен, произнес:

– Миссис Смит, позвольте представить вам графиню д'Элей. Мы старые…

– Belle amies, – блистая улыбкой, закончила за него графиня.

– Знакомые, – решительно поправил ее граф. Лорен тоже улыбнулась и сделала самый грациозный реверанс, на какой только была способна. Может быть, еще рано убегать, подумала она.

– Пойдемте к нам в гостиную, Маркус. Мы наслаждаемся вашим вином, оно очень приличное, – сказала графиня.

– Не сомневаюсь. – Граф бросил на брата взгляд, заставивший того смущенно улыбнуться.

– Ну-ну, старина, мы же празднуем, не забывай.

– Ты так сказал. Но я еще не слышал, по случаю чего мы празднуем, – сказал Саттон. – Извини нас, миссис Смит желала бы отдохнуть перед обедом, а я…

– Верно. Ничего удивительного, что ты все еще выглядишь таким угрюмым. – Картер оживился. – Думаю, это твое нормальное… я хочу сказать… не беспокойся, Маркус, я куплю тебе целый новый винный погреб! Они нашли «Храбрую милашку»!

Это заявление ни о чем не говорило Лорен, но граф, уже направившийся к лестнице, резко остановился.

– Что ты сказал? – взволнованно переспросил он брата. Картер, сияя улыбкой, повторил:

– Ты же слышал – нашли место, где находилась «Храбрая милашка»! И большая часть груза уцелела!

Загрузка...