Оуэн выпроводил агентов за дверь и запер ее. Он почти уже отвернулся, но потом заметил, как подъехавшая машина шерифа перекрывает выезд их автомобилю. Он подошел к окну и стал наблюдать, как говорит шериф и отвечают агенты. Что-то подсказало ему, что шериф не согласится с ними работать, ведь они типичные чужаки, не посвященные в дела Браунсдейла и не понимающие, что происходит в головах жителей маленьких городков. Он подумывал, не присоединиться ли к разговору, но смысла в этом не видел, пусть даже знал, что они, скорее всего, разговаривают о Марли, Фэллон и нем самом. Все трое решат – Оуэн совершенно не понимал почему, – что это не его дело. Он уже сошелся с шерифом в словесном поединке и, хоть не проиграл, нельзя сказать, что победил, если считать за победу снятие подозрений. Он оставался подозреваемым и считал, что это вполне объяснимо.
Он терпеливо ждал, глядя из окна невидящими глазами. В мыслях проигрывалось последнее утро, когда девочки были с ним. Они все вместе сидели за маленьким столом, а перед ними стояла открытая коробка овсяных колечек. Фэллон наполнила свою тарелку доверху, потому что коробка почти опустела, и она сочла, что оставлять чуть-чуть на донышке глупо.
– Ты уверена, что всё это съешь? – спросил Оуэн.
– Абсолютно, – отозвалась Фэллон. – Чего добру пропадать.
Не успел Оуэн указать на избитость этой поговорки, как Фэллон пустилась в рассуждения об окружающей среде и корпоративной алчности, так что Оуэн поразился ее осведомленности. Будучи однояйцевыми близняшками, Марли и Фэллон были очень близки. Только достигнув подросткового возраста, они начали немного отличаться характерами, высказывать личные предпочтения в цветах и одежде, проявлять индивидуальность. Но отношения их оставались близкими и безоблачными, без того сарказма, который закрадывается в близнецов под давлением сверстников и телевидения. Оуэн надеялся, что их пылкий интерес к окружающему миру достаточно силен, чтобы помочь им пережить бурные подростковые годы.
Тем утром они втроем много шутили и смеялись, тыкали в экраны телефонов, которые вошли в жизнь каждого и, по мнению Оуэна, были электронной версией пандемии. У него и самого был телефон, но Оуэн отказывался заводить аккаунты в социальных сетях, отказывался привязываться к ним, как современные дети. Он помнил, хоть и смутно, жизнь до смартфонов, когда в школе ученики читали книги и смотрели на учителя, а не в маленький темный экран.
– Никаких телефонов за едой, – сказал Оуэн.
Они, разумеется, поворчали, но остались в хорошем настроении. Да ладно, Оуэн собирался на работу, и они при желании могли провести хоть весь день, обмениваясь сообщениями, зависая в «Фейсбуке» и играя в игры.
Но они занялись не этим.
Они отправились на улицу. Зачем?
Гулять, бродить по округе, дойти до центра и походить по магазинам? Нет. Шериф Томпсон сказал, что в день исчезновения их не видела ни одна душа. Он разослал по округе подручных, поднял тревогу, поместил происшествие на первую полосу газеты и даже развесил по городу плакаты. И ничего. Молчали и телефоны: не то девочки их отключили, не то – с большей вероятностью – сели батареи.
И что потом? Должно быть, Марли и Фэллон отправились бродить по тропам национального парка «Мамонтова Пещера». Если идти через поля, можно добраться до края парка… и никто слова не скажет. Но все тропы ухожены и четко помечены, если держаться их, в конце концов выйдешь к началу маршрутов и указателям, которые выведут туда, куда нужно.
Последний вопрос. Самый сложный.
Что, если они залезли в пещеры?
Желудок сжался, и к горлу подкатила тошнота. Сглотнув, Оуэн попытался избавиться от вкуса желчи во рту. В последний раз он ел вчера в обед – забыл поужинать, а сегодня позавтракать, потому что…
Потому что…
Господи, подумал он. Марли и Фэллон пропали. Они ПРОПАЛИ.
Жар хлынул вверх по шее и разлился по черепу. Комната посерела, и Оуэн, потеряв равновесие, рухнул на колени, даже не почувствовав боли. Пошатываясь, он осел на пятки и оперся ладонями о прохладный линолеум. Потом наклонился вперед, пока не лег ребрами на бедра, вытянул руки и ткнулся лбом в пол, словно изображал позу ребенка из йоги.
В голове наконец прояснилось. Оуэн поднялся и, не очень твердо держась на ногах, направился к кабинету. Но в последний момент он круто развернулся и возвратился в архив. Агенты оставили на столе россыпь книг и документов: как и в любой библиотеке, возвращать книги и материалы на полки разрешалось только библиотекарям. Зайти сюда не мог никто, кроме Оуэна, и он решил заняться этим позже.
Все встало на свои места.
Эти агенты, их расследования, вопросы… Они были не… нормальными. Нет, не то слово. Они не были обычными. Они казались странными, почти безумными с этими своими логическими выводами.
Вот только…
Сам город ненормальный, не так ли?
Совершенно ненормальный. Оуэн знает об этом, шериф Томпсон знает об этом, все жители знают об этом, а теперь Оуэн был наверняка уверен, что оба агента знают об этом тоже. Под Браунсдейлом затаилось что-то. Что-то… жаждущее. Оуэн не знал, что это, но подозревал, что безымянная тварь привыкла получать желаемое за счет людей, которые приходили, уходили и исчезали бесследно.
И теперь среди них оказались Марли и Фэллон.
Этот город – чудовище, и это чудовище заполучило его двоюродных сестренок. Надо выследить их, найти их, вернуть их обратно. Эти девочки – его семья, черт побери, его плоть и кровь. Пусть все остальные не желают обращать внимание на пропавших – автостопщиков, бродяг и бездомных, – он не стерпит такого же отношения к пропаже близняшек. И если… нет, когда он найдет девочек, то отыщет способ со всем покончить, сделать так, чтобы в Браунсдейле больше никто никогда не исчезал.
Оуэн закрыл и запер дверь хранилища со старыми документами. Он зашел в кабинет, быстро позвонил кому-то и бросил ключи от внутренних дверей в средний ящик стола. Потом немного постоял, прислушиваясь. В здании стояла мертвая тишина, даже часы не тикали: в прошлом месяце их заменили на цифровые спутниковые. У Оуэна было много работы: вернуть книги на полки, внести в каталог новые поступления, – но он решил, что на сегодня потрудился достаточно.
Оуэн хотел выйти через переднюю дверь, но заметил, что шериф по-прежнему разговаривает с агентами, поэтому выскользнул в боковую. Здесь он подождет, пока они не разойдутся, слушая, как ветер шумит в густых кронах деревьев над почти пустынной из-за выставки автомобилей улицей. Или снова пойдет слоняться по помещению архива – просто от нечего делать.
А под городом тем временем ждет нечто чудовищное.