Объект «Убежище»

Глава 13

По поводу беременной Ирины я обратился к Алёне только через три дня. До этого немного опасался подходить к нашему врачу. Я и за её руками теперь всегда буду внимательно следить, вдруг в них шприц с ядом? До сих пор не верится, что наш медик настолько холоднокровный «палач». А как же гуманизм, которого, по идее, должны придерживаться врачи?

Насчёт Ирины Алёна ничего толком и не сказала. Приняла к сведению, да и только. Мол, все рожают и эта родит. Что Алёна непростой человек, я, конечно, знал, но не ожидал такого поступка. Оправданий, конечно, много. В нашем обществе не до судебных разбирательств. В самом деле, не устраивать же тюрьму для провинившихся?

Надеюсь, больше таких неадекватов, подобных Владимиру, не осталось. С «богатырями» мы всё же посидели, помянули Новикова. Заодно в тесном кругу прикинули, кто в будущем может создать проблемы. По всему получалось, что некому. Старый принцип «разделяй и властвуй» Новиков использовал на отлично. Именно разделение по коридорам давало гарантию, что не появится какая-либо оппозиция руководству.

Восьмой коридор, где проживала вторая бригада строителей, изначально был самым бунтарским. Им не нравилось, что меню нашей столовой ничуть не отличается от того, что подают во второй. Суточная норма мяса для всех без исключения сто граммов в сутки. «Без исключения» подразумеваются и дети. Для них мы и норму в две тысячи калорий держим. Прежде всего по той причине, что слишком хлопотно высчитывать на каждого по возрасту ребенка его суточную норму и после отделять в столовой. Наверняка многие мамочки стали бы высчитывать до грамма и скандаллить. Проще накладывать детям как взрослым, с учетом того, что лишнее родители доедят. А если и нет, то у нас свиньи уничтожают все отходы. По словам Людмилы Ивановны, ничего не остаётся. Для большинства мужчин две тысячи калорий это всё же мало. Как раз по этому поводу и возмущалась вторая бригада.

На данный момент от той бригады осталось двое: Владимир-младший и Роман Токарёв. Они изначально выполняли в бригаде самую отстойную работу и в никакие секреты по захвату власти не были посвящены. Добрыня с этим вопросом разобрался лично, предварительно изолировав Алёну. А то глазом моргнуть не успеешь, а она уже яд вколола.

— Как бы у неё изъять эти все запасы, — высказал общую мысль Илья. — Я же теперь шарахаюсь в сторону, когда она заходит.

Мы с парнями поддержали его высказывание смехом. Нервным таким. Решения проблемы не было. Мы тоже Алёну побаивались. С другой стороны, раньше она вела себя вполне адекватно. Да и профессионал отличный. По специальности терапевт, но на объекте работала как лаборант. Могла сделать анализы крови хоть на СПИД, хоть на отцовство.

— Пока не подготовит для себя замену, она ценный специалист, — деликатно заметил Сашка.

— Она же ждёт ребёнка. — напомнил я. — Нужно ей под этот случай кого-то в ученики подсунуть, аргументируя тем, что, когда будет сидеть с малышом, не сможет много времени уделять другим делам.

— К тому же мы и без этого собирались заняться наставничеством, — поддержал меня Добрыня. — Поспрашивайте своих подопечных, вдруг кто захочет?

От темы ядов и Алёны со шприцами мы перешли к другому вопросу. В качестве легенды прикрытия для большинства обитателей убежища выбрали гибель группы под завалом. Якобы они проводили исследования. На самом деле тема разведки того, что снаружи, действительно актуальная.

Даже у меня мелькала мысль, что там не всё так плохо, а многие из новичков постоянно забрасывали вопросами насчёт того, что мы зря забаррикадировались. Вдруг не случилось третьей мировой войны?

Ответ могла дать только вылазка наружу. Если повезёт, и мы поймаем чей-то радиосигнал, будет совсем хорошо. С момента ядерных ударов прошло чуть больше трёх месяцев. Слишком мало, чтобы исчез радиоактивный фон. Достаточно ли такого срока для уменьшения в атмосфере количества ионов, возникших после взрыва? Именно они препятствуют прохождению радиоволн.

Всю электронику, находившуюся вблизи эпицентра взрывов, должно было выжечь. Когда нанесли удар по Краснодару, наши мобильные телефоны ещё работали и принимали сигналы за счёт ретранслятора вышки на горе. Потом-то ретранслятор сожгло термоядерным взрывом, который, как мы знаем, считается «чистым». За три месяца многое могло измениться.

Тот факт, что в нашем убежище не пострадала электроника, говорит о многом. Наверняка имеются подобные бункеры у военных. Как долго в них проживут люди — другой вопрос. Но хотелось проверить или просто получить информацию.

— Радиационный фон в вертикальном тоннеле приемлемый, — рассуждал Илья вслух. — Запустить дрона и вывести его на поверхность вполне реально. Проверю радиацию, если ниже трех зиверт, то я в костюме поднимусь и настрою приёмник.

Отговаривать Илью никто не стал. Это важно прежде всего для обитателей убежища в плане спокойствия. Узнаем, что всё херово, так и оповестим. А вдруг там не так уж и плохо?

Моделей расчётов того, что случится с атмосферой планеты при ядерной войне, было много. Концепцию «ядерной зимы» выдвинули американцы в 1952 году. По этой версии тучи пыли и сажи поднимутся в стратосферу, перекроют доступ солнечному свету на год-два, из-за чего температура планеты понизится на несколько градусов.

Илья несколько раз моделировал тот или иной вариант, предоставляя нам различные варианты. Позже заявил, что итог зависит от сценария войны. Чем больше бомб взорвётся, тем хуже последствия. Кто бы мог подумать? Это сарказм, если что. Лучше бы никто вообще не воевал, тогда б и думать о последствиях не пришлось.

Пользуясь авторитетными источниками из сети, Илья моделировал анимации, прикидывая, что может случиться. По всему получалось, что не так-то быстро пыль окажется в стратосфере. Прежде всего из-за разницы температур (где-то сильно полыхнет, а где-то нет) возникнут ветра, которые словно «размажут» пыль и сажу по земле.

Кроме того, и опять же из-за высоких температур, начнется интенсивное испарение воды. В нашем случае приличная часть Чёрного моря должна была испариться. Эта вода быстро вернётся в виде дождя, пусть и радиоактивного. Дождь прибьёт и пыль, и сажу, не давая ей стать тем щитом, что закроет солнечное излучение.

Были раньше такие случаи при извержении крупных вулканов, пепел которых никак не мог повлиять на климат всей планеты. Допустим, где-то всё же случится глобальное затемнение, но не по всей Земле.

Итогом всех проводимых ранее исследований можно назвать тот же результат, что бывает при гадании на кофейной гуще — может случится ядерная зима, а может, и нет.

Илья настаивал на том, что нас в первые дни затопили воды Черного моря, которые вернулись обратно, смыв при этом часть радиации с поверхности земли. Лично я в этом сомневался. С юга ту радиацию не должно было вообще принести. Всё радиоактивное выпало в Краснодаре. Ветрами могло донести и до нашего района, но не так чтобы много. Горы — естественное препятствие. В чём я был согласен с Ильёй, что для ядерной войны внешний радиоактивный фон аномально низкий. Судим мы, правда, по тому, что глубоко в тоннеле, и это не показатель. В любом случае Илья был настроен на вылазку.

В подготовке к выходу я участия не принимал. Да и чем бы мог помочь? Не моя это тема. Зато прибежал в первых рядах смотреть на запуск дрона.

Первые коридоры и шахты Илья шёл, неся на себе аппаратуру. Выпустить дрон он планировал в последнем тоннеле. В вертикальном, около восьмидесяти метров длиной перед выходом на площадку с вышкой и ретранслятором. Изначально вокруг вышки было всё вырублено. Большой участок забетонировали и укрепили. Выход не должен быть засыпан по той причине, что просто нечем.

Хорошо, что комплекция у Ильи Муромца, несмотря на то что он проводил много часов за компьютерами, была богатырская. Илья занимался ежедневно на тренажёрах. Только поэтому волок всё то оборудование на себе и не падал от усталости. Кроме самого дрона, Илья взял бухту с кабелем, по которому сразу шла видеотрансляция в дежурку. Несмотря на ранение, уверял, что в норме. Парни, страховавшие его, остались на цементном заводе, а мы сидели в тепле дежурки и наблюдали за реальным подвигом.

— Первый, как сигнал? — задал Илья вопрос на входе в последний тоннель.

— Сигнал хороший. Картинка плохая из-за слабого освещения, — ответил Добрыня.

— Выпускаю дрон с дозиметром. Следите.

Дрон конкретно мотало и телепало между стенами. До самого выхода он так и не добрался. Застрял, зацепившись за что-то. Главное, дрон передавал данные о радиации, которая была ниже двух зиверт.

— Оставляю здесь первую камеру, один из фонарей и поднимаюсь наверх, — отозвался Илья, выслушав отчёт Добрыни.

Изображение камеры немного подёргалось и замерло, фиксируя нижнюю часть скафандра Ильи и лежащий рядом дозиметр, который ранее успешно передавал информацию, что на этом уровне радиация составляет два зиверта. Причём тот же Илья уверял, что эту радиоактивную пыль нанесло в первые сутки. Снаружи могло быть и меньше, чем скопилось здесь.

Подниматься в вертикальной шахте по металлическим скобам даже без бухт кабелей и прочего оборудования не так-то просто, а уж с ними вообще лютый квест. Со стороны Илья напоминал огромную неуклюжую черепаху, которая медленно, но уверенно удалялась куда-то в темноту.

Мы все в дежурке замерли перед монитором. Минуты еле тянулись. Казалось бы, что такое восемьдесят метров? Для Ильи же они растянулись на долгие полчаса.

— Ставлю дозиметр, — наконец раздался голос Ильи. — Видно? У меня обзор плохой.

— Один и девять сотых. Нет, один восемьдесят пять зиверт, — озвучил Добрыня.

— Норм. Температура минус шесть. Сейчас развернусь и покажу картинку, — пробубнил Илья.

Последовавшее сопение свидетельствовало, что развернуться и выбраться на бетонную площадку со всем хабаром не так-то просто.

Потом мы увидели руки в перчатках, закрепляющие бухту кабеля и гофрированный шланг для выпуска водорода. Затем бетонную площадку и что-то металлическое искореженное. Главное, что там было довольно светло.

— Подождите немного, разгружу себя и выберусь, — пробормотал Илья. — Башню сплющило, она частично выход закрыла.

Минут десять напряженного ожидания, и мы полностью переключились на ту камеру, что крепилась у Ильи на левом плече.

— Ну как видно? — задал он вопрос.

— Покрутись вокруг оси, — попросил Добрыня.

Мы и до этого стояли близко к монитору, но теперь все пять человек, находящихся в дежурке, чуть лбами не сталкивались, пытаясь рассмотреть, что там снаружи.

— Ну… ядерная зима как бы присутствует, — первым оценил пейзаж Сашка. — Снег не сильно серый.

— Главное, что светло. Тучи на небе. Я ожидал худшего, — признался Михаил.

— Ветра нет, — добавил Виктор.

Изображение задрожало, и Илья предупредил, что закрепляет камеру. С ней же рядом прикрутил дозиметр. Теперь мы могли наблюдать западный склон и видеть уровень радиации. Где-то там внизу была дорога, площадка для техники и мой припаркованный автомобиль.

Илья возился возле искореженных останков вышки, а мы вовсю обсуждали увиденное. Термоядерный взрыв и волна от него шли с юга. Всё, что было на пути волны, сгорело моментально. Но на северной стороне соседней горы просматривались остовы обугленных деревьев. Мы помнили о приливной волне, которая наверняка затушила большую часть пожара.

— Не настолько там высокий радиационный фон, можно и камеры на главных воротах поставить, — предложил Сашка.

— Не факт, что фон всегда такой, — проявил скептицизм Михаил. — Ветра приносят радиацию.

— Вторую камеру закрепил, — вклинился Илья. — Видно?

— Подожди, проверяю, — передвинулся Сашка к другому монитору. — Это что у нас?

— На север развернул. Видно? — снова повторил Илья вопрос.

— Слишком задрал вверх, чуть ниже.

— Так?

— Ещё.

— Не получится. Тут с креплением проблема.

— Пусть так, — не стал настаивать Сашка.

Собственно, я и не понял, зачем ему потребовался вид на склон. На данный момент камера была нацелена на север и открывала панорамный вид.

Как долго проработают эти камеры, сложно ответить. Не настолько у них защищён корпус от радиации. А что картинка немного в серых тонах, могло быть следствием того, что стекло перед линзой специальное со свинцом.

Данила начал поторапливать Илью. Посмотрели, измерили радиацию, и хорошо. Основная задача — настройка радиосвязи. По нашим прикидкам ретранслятор на спутнике в космосе никуда не делся. Он так и должен подавать сигнал на наземные станции. Раньше мы имели спутниковую связь и была вероятность, что сможем её восстановить, несмотря на то что вышка и оборудование смяты взрывной волной. Главное, чтобы радиоволны проходили через стратосферу. Проверять и настраивать сигнал Илья будет уже непосредственно из дежурки.

— Спускаюсь, — наконец сообщил он и начал спускаться.

Со всеми переходами и посещением душа потратил он порядка четырех часов.

Первой его перехватила Алёна.

— Не свечусь и даже не описался, — отшучивался Илья. — Зря только в памперсе страдал. С меня литров пять пота сошло.

Алёна всё же взяла кровь на исследование, не озвучив никаких ограничений. Илью покормили и попытались отправить отдыхать. Куда там! Он собирался продолжить настройку.

Пока доставляли еду из столовой, прибежала Танюшка с претензиями, почему без неё, почему не позвали, она же тоже член команды! Добрыня стал что-то тихо отвечать, а меня погнали за блогершей.

— Пусть Сашка с Аллой компонуют видео для всех, а я займусь настройками, — протестовал Илья против отдыха.

Думаю, всех нас ждет сенсация и долгие споры, насколько там вообще безопасно. Самая верхняя точка горы отнюдь не показатель. Внизу радиация могла быть выше. Я примерно предполагал, какие разговоры начнутся. Люди снова вспомнят об оставшихся за пределами убежища родных и близких. Кто его знает, вдруг они приходили к воротам?

Алла профессионально и умело скомпоновала то, что передавали камеры. Для начала, конечно, героическое восхождение Ильи по тоннелю вверх. Затем она как могла приблизила изображение с той камеры, что показывала на север. Обитаемым пейзаж не выглядел. Сплошные серые и черные проплешины, а на возвышениях немного снега на пару тонов светлее. Ушла ли совсем вода или скрыта подо льдом и запорошена снегом, ответа камера не давала. Следов человеческой деятельности тоже не наблюдалось.

Нужно ли говорить, как это видео потрясло всех без исключения. Показали его после ужина, а после чуть ли не все жильцы высыпали в радиальный коридор для обсуждения и вопросов к руководству.

Добрыне пришлось «выйти в люди» с комментариями.

— Будем думать об установке камер над воротами, — заверил Добрыня. — Нет, связь ни с кем не установили. Идёт настройка оборудования. Следов выживших не видно. Искореженные предметы на западном склоне — это наши ветряки, которые использовали для получения электричества до запуска ММР. Запись будем вести круглосуточно. Об уровне радиации снаружи информация поступает два раза в день.

Мне вопросов тоже перепало. Прежде всего народ волновало: это ядерная зима или нет? По идее, конец марта, но всё ещё снег и холодно. В то же время все в курсе, что при ядерной зиме вроде как должно быть темно. Или вон те тучи уже предел для прохождения солнечного света? А это вообще-то тучи или обещанная пыль где-то в стратосфере?

— Понаблюдаем несколько дней и получим больше ответов, — заверил я. — Илья гарантирует сто часов работы камер. Но скорее всего дольше. Сами видели, что радиации невысокая.

По словам Сашки, Илья всё же ушёл спать к середине ночи. Устал он после такого сложного подъёма. Записи с камер не прерывали, но ночью они добросовестно транслировали абсолютную темень. Ни одного отблеска света. Днём был тот же унылый пейзаж. Разе что ветер усилился.

— Не сдует ли камеры? — обеспокоился я, слыша приглушённое завывание ветра.

— Далеко не унесёт, — оптимистично пообещал Илья. — Она на кабеле. Паршиво, что этот ветер вносит помехи в радиосигнал.

— Радиация уже два зиверта, — заметил я.

— Оно и понятно, что ветром приносит всякую дрянь, — кивнул Илья.

Отвлекать его от работы я не стал. У меня своих дел предостаточно. Итак, считай, весь предыдущий день в дежурке просидел. А у нас там всякое разное цвести начало. Марк Игоревич переживал, хватит ли пчёлам питания?

Прервал мою работу срочный вызов от Сашки по рации. Я помчался обратно с минус седьмого этажа с самыми нехорошими предчувствиями. Мало ли что там ещё могло случиться? Примчался в диспетчерскую и поймал на себе недоуменные взгляды молодых Сашкиных помощников.

— Вас в дежурку вызвали, — сообщили ребята.

В дежурку я заходил уже немного успокоившийся. Насочинял себе невесть что. Наверняка какие-то интересные новости появились. Потому меня и позвали.

Довольные улыбки парней подверждали мои догадки.

— Смотри, — включили мне запись.

Вначале там долго что-то рябило. Потом хрипело, а на горизонтальных полосах изображения начало что-то проступать.

— …хррр… космонавт… Алексей Тишинин снова на связи с теми, кто выжил… хррр… ш-ш-ш… международной космической станции…

Илья поставил на паузу.

— Короче, рассказываю, чтобы ты не напрягался. Удалось не только поймать сигнал. Скоро всем объявим. Мы реально смогли связаться с МКС!