Объятье Немет

Глава 1. Фер-Сиальце

Ати открыл глаза и тут же закрыл снова. Свет, падавший из окна, отраженный разложенным на столе шепти, слепил. Спросонья почти невыносимо. Щурясь, он протянул руку, нашел платок, накрыл бронзовую оправу и кусочки стекла. Оправа была заполнена наполовину, но сколько предстояло еще, чтобы собрать весь узор. Сморгнув яркие пятна, Ати прислушался.

Он бы проснулся и так: предвечерний сон, прервавший работу, никогда не бывал долгим. Но что-то разбудило его. Кто-то.

Из раскрытого в сад окна доносились голоса. Расстояние стирало слова, но было в самом ритме нечто тревожное. Разглядеть бы не удалось все равно: сад отец держал пышный. Ати отодвинул кресло и встал. Легкая сонная слабость дремала в теле, но в ней не было дурноты. Он тряхнул головой и расправил плечи; шаг, второй — и сине-голубая завеса с шелестом сомкнулась за ним. Разноцветные фрагменты шепти, сияние которых платок мог только лишь приглушить, остались перемигиваться на столе.

Комната, из которой Ати вышел, не была в числе его собственных — но именно там он обычно проводил послеобеденные часы. Иллюзорное чувство чуждости места давало ему необходимую для занятий собранность. Раньше в комнате селили гостей, так что находилась она совсем близко ко входу. Поэтому Ати и услышал разговор у ворот, поэтому ему совсем немного времени требовалось, чтобы у них оказаться.

На выходе из дома свет ослепил его во второй раз. Фер-Сиальце, который местные называли обычно Силацем, был городом жарким, изобильнейше солнечным. Ати родился здесь и никогда пока его не покидал, но иногда чувствовал эту чрезмерность. Особенно, как сейчас, после сна. Возможно, думал он, в нем говорит кровь. Неместная ее половина. Возможно, ему было бы лучше жить в более прохладных местах.

Легко пройдя сквозь густой зной, он почти уже достиг ворот, но остановился. Справа тихо зеленел сад, слева светлела плитняковая стена ограды. Охристые тени лежали тут и там, умаявшись собственным весом. Дом позади был непривычно пуст — и не пуст в то же время. Ати напомнил себе это. На время отъезда отца и братьев именно он остался хозяином, потому что мать никогда не взяла бы на себя ненужную роль. Но в глубине дома, в покоях, казавшихся словно и не частью его, она, Меана Ти-це, была и сейчас.

Ати шагнул вперед, к узкой щели в воротах, которую оставил позади себя привратник. Именно его голос слышался снаружи. Его и, в перерывах, чей-то еще. Ати опять ощутил беспокойство. Что бы ни ждало на улице, решать предстояло ему. Он не осмелился бы тревожить мать по мелочам.

Приняв эту неизбежность, он надавил на створку ворот и протиснулся наружу. Тепло и шероховатость дерева оставались на пальцах еще несколько после, когда Ати уже смотрел на людей перед собой. Призрачное ощущение как будто пыталось поддержать его — хоть и не вполне успешно.

Привратник, темнолицый старик, не по возрасту крепкий, сначала пополнения не заметил. Он умел ругаться талантливо, как никто, и в это тихое время дня применить свое умение не чаял. Ссора поглотила его целиком. Хотя, как скоро понял Ати, это вовсе не было ссорой. Не для обеих сторон.

Тех, кого не пускал к дому привратник, оказалось двое. Два человека и один осел, на котором не сидел сейчас никто. Мальчик едва ли сидел и раньше, он вообще походил на посыльного из тех, что нанимают в порту. Но второй незнакомец, закутанный в три слоя нечистой одежды, с наброшенным на голову покрывалом — этот второй, понял Ати, иначе бы просто не добрался сюда.

— Тебе же лучше пустить меня, — перебил человек привратника, стоило тому на миг умолкнуть. — Болус будет зол, если брат умрет у него на пороге. На тебя, не на кого другого, зол.

Казалось, он и стоял-то с трудом, но Ати никогда раньше не видел, чтобы кто-то держался так прямо, шатаясь настолько. Правой рукой человек опирался на осла. Левой — на палку. Таких рук Ати тоже не видел прежде. А если и видел, то захотел забыть.

— Почем мне знать, что ты его брат? Кто за это мне поручится? Никого дома сейчас нет. Пусти тебя — обворуешь, как пить дать обворуешь же, а хозяин потом три шкуры с меня спустит, — самозабвенно отпирался старик.

Ати стоял у ворот, испытывая слабовольное желание снова дотронуться до них. Он собирался заговорить, сложил уже в голове нужные слова, но мальчик опередил его. Окликнул закутанного человека, и тот обернулся к Ати. Обернулся и посмотрел прямо в глаза.

— Молодой господин! — опомнился привратник. — Что же вы вышли, я сам разберусь с ним. Идите, идите.

Но Ати все смотрел на гостя. Встреться они где в другом месте, не будь сказано вслух, что тот — отцов брат, он бы не узнал его никогда. Не узнал бы и, отведя взгляд, ускорил бы шаг. Но правда была произнесена.

— Атех? — произнес тот, весь подавшись вперед. Движением, как будто падал. Палка удержала его. — Может ли это быть?

Ати видел дядю в последний раз в детстве, а до того — еще, наверное, раз. Теперь перед ним стоял совсем другой человек.

Другой — и все-таки тот же.

Это нужно было подтвердить. Ати нашел в памяти имя, нашел почти сразу, но понимал: что-то держит его. Дом, отданный ему на попечение, этот пустой (непустой), теплый и тихий дом за спиной не ждал такого вторжения.

Глава 2. Дош

Корабль отошел от пристани ровно в тот момент, когда солнце нижним своим краем коснулось залива. Точность редкая, но обещанная, на самом деле, не Ати: команда держала ответ перед другим человеком.

Меддем Зарат встретил его наверху сходней. Безличным кивком, таким непохожим на утреннюю ярость — и настолько же чистым от дружелюбия. Надежда, наивно зародившаяся у Ати, разбилась. Бальзамировщик вовсе не прощал его, ни на мгновение, ни частицей души. Он вынужден был предпринять это путешествие, по причинам, которые совсем не хотелось узнать. И пусть решение, безусловно, принадлежало Зарату, сознание, что тот не оставил бы дел из праздного любопытства, отзывалось виной пополам со страхом.

Связанный двумя этими чувствами, Ати постарался, чтобы его присутствие не доставило, по крайней мере, никаких новых хлопот. В своем намерении, впрочем, едва не достиг обратного.

Мир на палубе речного корабля был непохож на мир за его пределами, а корабли, на палубу которых Ати ступал раньше, не походили на этот. Жизнь, кипевшая вокруг, требовала привычки. С третьей попытки только удалось ему найти в ее бесконечной стремнине тихий остров.

Островом тем оказался шатер, разбитый в конце палубы. Внутрь этого шатра унесли вещи Ати, когда он поднялся. Внутри же, полускрытый пологом, он сел на ковре. И тогда, наконец, осмотрелся.

Холмы Фер-Сиальце проплывали мимо: корабль развернулся и пошел против течения реки через город. Вечерний ветер обдувал спины гребцов, почавших долгие часы работы. Команда состояла из свободных людей, но лишь часть их была местными. Наречие, впрочем, слышалось только одно: то, на котором говорили в порту все. Ати понимал половину и еще сколько-то мог угадать. Но вряд ли испытал бы затруднение, попробовав объясниться.

Кое-где на берегу уже зажглись огни, и, как всегда, это как будто толкнуло время вперед. Когда последний холм остался позади, оказалось, что в город проникли тени, а вода почернела. Раийя, в это время года прозрачная насколько возможно, блестела густеющей темнотой.

Река повернула, и Фер-Сиальце скрыли деревья. Тогда, наконец, двое мальчишек наперегонки взобрались наверх. Минута — и красной волной хлынул парус. «Осенний цветок» был наряден, как все корабли Силаца, — и, возможно, несколько сверх того. Еще стоя на пристани, Ати оценил яркие зеленые глаза на его бортах, резьбу носовой фигуры. Парус же, наполнясь ветром, стал рыже-алым. И все же это был неновый корабль, который на своем веку пережил многое.

Со своего места Ати мог видеть Меддема Зарата и иногда Карраш. Та не стояла на месте и минуты, и то и дело исчезала в трюме. Что вез корабль и вез ли хоть что-то, Ати не знал. Зато понял, что бальзамировщика связывает с капитаном «Осеннего цветка» давнее знакомство. Зарат, сложив руки на груди, все говорил и говорил с ним, не торопясь, как со старым другом. Глядя на прямую спину в синем халате, Ати гадал, насколько умиротворяющ такой разговор, не станет ли бальзамировщик чуть добрей и к нему.

Кого он не видел, так это слуг, и невольно этому радовался. В дорогу с хозяином отправились четверо, но все они расположились позади шатра, на корме. Предвидь Зарат опасность, оставил бы рядом с собой хоть одного. Но на этом корабле он опасности очевидно не ждал.

Солнце село, и на палубе разожгли светильники. Смоляное небо отступило под их светом, и пространство ночи стало огромным, как никогда. Тут Ати, наконец, взаправду ощутил, что начал самое долгое в своей жизни путешествие.

Прежде его мысли, хоть и вращались вокруг того, что он видел вокруг, то и дело устремлялись к дому. И беспокоиться было о чем. Поймет ли, прочитав письмо, отец? Все ли Ати объяснил управляющему? Что подумает мать, что потом скажет? Но теперь Ати, наконец, направил мысли в будущее. И будущее это, хоть и полное неизвестности, манило. Манило и пугало, но первое — больше.

Он в первый раз спокойно подумал о том, что его покойный дядя ушел куда-то. Попробовал представить почему и куда. Но незнание было заманчивей знания, и старался Ати не слишком. Если суждено узнать им ответ, они его узнают. В Доше или в другом каком месте.

Увидит ли он еще Лайлина? Жив ли тот — или только немертв? Признает ли, выпади встреча, племянника?

От этих размышлений его отвлекла Карраш.

— Хорошо сидится?

Ати вдруг понял, что корабль замедляет ход. А еще — что ноги у него затекли.

— Да. — Сменив позу, он поморщился покалывающей немоте в ступнях. — Мы останавливаемся ночевать?

Кара прыснула со смеху.

— Ночевать? Нет, какое. Еще рано. Я тут, пожалуй, с тобой посижу... На время остановки.

Почему — скоро стало понятно. Корабль не успел еще стукнуться о причал, а гребцы уже повставали, и на палубе поднялась суматоха. Куда большая, чем перед отплытием из Фер-Сиальце. Ати не мог видеть, что происходит на берегу, но оттуда донеслись голоса и по сходням стали поднимать тюки. В обратную сторону потек поток служивших прежде балластом мешков.

Заинтригованный, Ати расправил полы одежды и поднялся. Как мог, стараясь не привлечь внимания. Но дела до него никому не было: команда слишком занята работой, Зарат и капитан — слишком заняты, надзирая за ней.

Где они находятся, Ати не представлял. Причал был старый и темный, только где-то за деревьями горели окна. Грузили недолго, четверть часа — и «Осенний цветок» двинулся дальше. Но еще до этого Ати под пристальным взглядом Карраш сел обратно. Во влажном ночном воздухе остался витать запах специй и чего-то еще. Кажется, лисской амбры.

— Утолил любопытство? — Карраш не спешила уходить. — Не погнушаешься дальше с нами поплыть?

— О чем ты?

Но она только фыркнула. А в следующий момент вскочила на ноги: ее позвал Зарат.