Очарованная легендой

Глава 10

Этот необъяснимо трогательный поцелуй заставил меня заняться самопроверкой и вызвал чувство тревоги в те мгновения, когда я имела время для чего-то, кроме работы. Словно ощущая, что в моем личном мире не все ладится, мистер Фицджеральд держал меня упорно и долго за работой. А также — на расстоянии.

Сам мистер Фицджеральд тоже был, конечно, очень занят. Его превосходительство возвращался в субботу, и ясно, что первый секретарь считает делом чести к возвращению мистера Малленпорта не оставить ничего лишнего. Ни одного письма без ответа, ни одной невыполненной директивы, ни одной папки, ни одной встречи, оставленной без присмотра или без протокола, ни одной нерасшифрованной депеши.

К вечеру пятницы я устала. Я наполовину ожидала от мистера Фицджеральда упоминания, что завтра он передаст полномочия его превосходительству, после чего перестанет быть моим полным хозяином. Я подумала, что он мог оценить мою работу. Я знала, что часть ее, по крайней мере, хороша — не хуже, чем у Евы, сказал мистер Грин, иногда даже лучше. Мистер Фицджеральд тоже мог бы выразить свое мнение. Но он просто пожелал спокойной ночи.

Хотя я уехала в резиденцию в восемь вечера, он все еще оставался в канцелярии. Миссис Малленпорт и Хестер обедали у Гринов — неохотно, со стороны Хестер, так как мистер Фицджеральд был на дежурстве и поэтому отсутствовал. Когда «лендровер» доставил меня в резиденцию, перед домом ожидал официальный автомобиль. Хестер бросила на себя последний взгляд в зеркало в зале. Миссис Малленпорт натягивала белые лайковые перчатки.

— Вы останетесь и рано уснете, не так ли, дорогая? — спросила заботливо миссис Малленпорт после замечания о моем утомленном виде. — Чико уже приготовил вам на подносе нечто особенное. Просто звоните, когда будете готовы.

Я махнула им на прощанье и обещала, что позвоню. Но не выполнила обещание. И при этом даже не видела, что Чико приготовил на подносе.

Вместо этого, спустя секунды после их отъезда, на маленьком коммутаторе рядом с холлом раздался телефонный звонок.

Я поднялась до половины лестницы, поэтому подбежала и ответила. Мне показалось, что или дон Рамон ненужно напоминает мне тот незабываемый поцелуй и замечание о любимой женщине, или мистер Фицджеральд нашел в последнюю минуту ошибку в напечатанном мной тексте. Мысль об обоих непредвиденных обстоятельствах заставила меня затаить дыхание.

Это не было ни то, ни другое.

— Мадлен? — В обычно мягком голосе Мораг звучала тревога. Она не тратила время на светскую беседу. — Петизо сбежал. Полагаю, вы нигде его не встречали, не так ли?

— Нет, ни следа. Я только что приехала. Но по дороге я его не видела.

Она вздохнула.

— Давно ушел Петизо?

— Давно. Пропустил обед, а теперь ужин. Значит, дело плохо.

— У вас есть идея, куда он ушел?

— Есть идея почему. Моя ошибка. Пришлось отругать его утром.

— Опять кража бумажников?

— Нет, думаю, от воровства он излечился. Но вчера он бродил в Центральном западном парке, приставая к клиентам. Ему запрещено там работать. Если бы полиция увидела, он потерял бы лицензию.

— Но они не видели?

— К счастью, нет. Ева заметила его с балкона и сообщила мне.

— Еще бы!

— О да, — тепло ответила Мораг. — Кроме того, ничуть не колебалась.

— Это произошло утром?

— Да, еще до завтрака. Я сказала ему, что, если его поймают за этим занятием снова, не отпущу на День Ананда. Он поплакал, потом ушел, и больше я его не видела.

— Вы звонили дону Району? — спросила я.

— Да… домой, но там его нет. Я оставила сообщение.

— Полиция?

Мораг сердито фыркнула:

— Знаете, местная полиция — не ваш дружелюбный британский Бобби. Они станут разъезжать на скоростных автомобилях и постараются окружить его, словно Аль Капоне. Запугают беднягу до смерти. Он просто сбежит в горы.

Она вздохнула.

— Что от меня требуется? — мягко спросила я.

— О, это только догадка, но, кажется, он доверяет вам. Он знает, я строга. Возможно, я слишком сурово отчитала его в присутствий других, но Ева сказала… — Она проглотила следующие слова, затем продолжала: — Надеюсь, он устремится к вам, как к единственному другу.

— Я посмотрю.

— Не ищите специально, — резко проинструктировала Мораг на прощанье, — не то он испугается. Просто погуляйте по саду резиденции. Но смотрите в оба.

Раздались короткие гудки, я опустила трубку. Потом через зал для приемов вышла на темную веранду. Я прошлась по ней взад и вперед, словно наслаждаясь ночным воздухом, насторожив глаза и уши. Сад переполняли тихие звуки и невидимое движение. Квакали и шуршали среди лилий лягушки. Высоко в сухих шелестящих листьях банановых пальм била крыльями ночная птица. Какое-то существо осторожно пробиралось среди цветов. Тень от жалюзи незакрытого окна кухни падала поперек самой дальней лужайки.

Неторопливо я спустилась по ступенькам террасы, прошла по первой лужайке мимо сложенных стульев и столов, ожидающих завтрашнего приема, повернула к теннисным кортам, где мистер Фицджеральд вел такую тяжелую игру. Миновала плавательный бассейн. Один раз мне показалось, что кто-то идет следом, но когда я оглянулась, на гладкую поверхность воды падала только моя тень.

Подавленная, я зашагала в самую дальнюю часть сада, где бил декоративный фонтан. Как обычно, фонтан поддерживала статуя — на сей раз не в честь дона Рамона Каррадедаса и его невесты, но тоже вполне подходящая — разъяренный лев. Я постояла, пристально глядя на переливающиеся капельки, слабо освещенные тоненькой вафлей лунного полумесяца.

Я спрашивала себя, может, стоит нарушить инструкцию Мораг — позвать в темноту? Острое чувство полной моей беспомощности и бесполезности мучительно навалилось на меня, и, не сдержавшись, я тяжело вздохнула. Все идет не так, как надо. Наверняка непогрешимая Ева справилась бы намного лучше. Я сожалела, что вообще приехала в Чарагвай.

И вдруг на другой стороне декоративного пруда я увидела нечто, напоминающее новую статую четырех футов ростом и неподвижное как камень. Слабый лунный свет отразился в широко распахнутых карих глазах, секундой позже блеснули белые зубы. Петизо?

Статуя неуверенно двинулась ко мне. Думаю, что сам Пигмалион не чувствовал большего трепета, когда ожила его статуя Галатеи.

Завязавшийся странный разговор состоял из фрагментов испанского, индейского, английского языков, международного жаргона и пантомимы. Но все же в каждом или всех пяти его составляющих понимание достигло превосходной беглости.

Кусок за куском, фрагмент за фрагментом, мы словно с двух сторон выкладывали навстречу друг другу цветной мозаичный мост. Прежде всего Петизо потребовал с меня обещание, изобразив его движением крошечного указательного пальца по горлу и требуя повторения этого жеста от меня, что я никого не позову из резиденции. А также (он потянул себя за ухо) не потащу его силой.

Как только я пообещала, мальчик подошел и встал около меня на краю водоема. Через несколько минут мы сели рядом. Каменные плиты все еще хранили тепло горячего дневного солнца. Хрупкий лунный свет мягко блестел на струях воды из фонтана и покрывал воду переливающейся кожей. Петизо смотрел на эту игру с детским восторгом. Спустя некоторое время он свесил ноги с берега, затем со все возрастающим доверием опустил грязные пальцы ног в воду, вздохнул и даже замурлыкал от удовольствия.

Постепенно мы добрались до самой больной темы этих ног, их ошибок и куда они не должны ходить. Если ему не разрешают чистить обувь около кафе, то следует подчиниться. Я говорила почти как мистер Фицджеральд.

С этого времени Петизо должен вести себя точно так, как говорила Мораг, и тогда ему обязательно позволят вернуться в деревню на День Ананда, и Мораг поможет ему с поездкой. А пока он должен вернуться к себе в общежитие.

Петизо отрицательно замотал бедовой головой и разразился экстравагантной пантомимой. Я не поняла. Он предложил упрощенную версию: прижал к лицу ладони, затем оторвал их от щек и швырнул то, что держали его руки, в воду пруда.

— Perdito. — Он показал на свое лицо.

— Потерял? Лицо? — осенило меня.

Он потерял лицо! Это чувство слишком хорошо мне знакомо.

— Но все мы, — сказала я ему жестами и по-испански, — время от времени теряем лицо.

Петизо недоверчиво уставился на меня и в манере дона Рамона вопросительно поднял закопченные черные брови.

Я неистово закивала:

— Да, я, очень часто. Я, особенно.

Петизо поднял тощую ладонь и затем сильно хлопнул ее другой ладонью. Поднял брови, снова указал на меня.

— Да, — кивнула я. — В каком-то смысле за последние несколько недель мою руку больно били много раз.

Мой голос и жестикуляция, должно быть, несли в себе правду, поскольку лицо Петизо озарилось широкой улыбкой. Он счастливо вздохнул, узнав, что не один оказался во временной немилости.

На самом деде, иронически подумала я даже больше товарищи по несчастью, чем знает Петизо. Оба страдаем за свои грехи благодаря прилежной мисс Трент, но я не позволила себе задержаться на этой мысли.

— Мораг очень волнуется за тебя, — продолжала я по-испански. — Она тебя очень любит. — Я изобразила руками любовь. — И иногда старшие и обладающие властью люди должны быть строги, — я хлопнула одной рукой по другой, — даже с людьми, которых очень любят.

Потребовалось время, чтобы объяснить, и, когда я закончила, он несколько минут сидел и смотрел на воду, словно пытаясь переварить эту мысль. Потом он повернулся ко мне и спросил жестами: тот, кто бил меня, тоже любит меня и волнуется?

Я отрицательно покачала головой. Петизо выразил искреннее удивление.

— Это не важно. No imperta, — твердо сказала я. — Важно, что я должна отвести тебя к Мораг.

Он поколебался, но в конце концов кивнул. Но только я одна, жестикулировал он. Он указал на дом и отрицательно покачал головой.

Я разрывалась надвое. По правилам мне следует расписаться, но, если я пойду к дому, Петизо исчезнет. Я не знала, как объяснить, но и не могла нарушить торжественное обещание и удержать его силой. Кроме того, в любом случае, меня не будет всего двадцать минут. И, конечно, в резиденции без меня не соскучатся.

— Хорошо, — кивнула я. — Но сначала обещай, что больше не будешь болтаться у кафе. И не убежишь, даже если Мораг рассердится.

Торжественно и серьезна он провел ногтем по горлу. Потом указал на меня и мое горло.

— Хочешь, чтобы я пообещала? Promisio?

— Si.

С равной торжественностью я провела пальцем по своему горлу. По-английски я сказала:

— Обещаю не говорить в самолете с незнакомыми людьми. Не забывать комбинацию цифр шифра, всегда приходить вовремя. Даже случайно не встречать в парке дона Рамона, не надевать на прием неподходящее платье, не огрызаться.

Это было устрашающее перечисление, ни одного слова которого Петизо не понял, но был потрясен одной только длиной. Мальчик выглядел более чем удовлетворенным. Он встал и показал жестами, что меня теперь тоже не будут больше наказывать.

— К счастью, — тихо сказала я, все еще по-английски, перенимая привычку миссис Малленпорт говорить скорее с собой, чем с собеседником, — у меня больше не будет возможности оскорбить Джеймса Фицджеральда.

Опрометчивое утверждение, от которого даже щепочка луны нашла дымку от облака и спряталась за ней.

Взявшись за руки, так как ничто не могло убедить Петизо в благосклонности охранника, мы прокрались за кустами олеандра и по дорожке к воротам, затем по обсаженной деревьями улице и к главной дороге. Я остановила первое проезжающее мимо такси и дала адрес общежития.

Я велела ехать быстро, но в этом не было необходимости. Все водители носились как ветер, и мои страхи, что Петизо ускользнет из моих рук, исчезли, когда он устроился на сиденье выставив вперед ноги, которые не достигали пола.

Когда мы достигли Западного парка, где состоялся злополучный завтрак с доном Рамоном, Петизо нервно облизал губы. За сверкающей новой клиникой, где с похвальной скоростью поправлялась Ева, мы резко взяли влево и выехали на старую площадь. Она была одной из наименее красивых. Красочные, но заброшенные сады; разбитая булыжная мостовая. Здания выглядели так, словно принадлежали преуспевающим когда-то испанским торговцам, которые давно вернулись домой.

Мы остановились за приземистым красным спортивным «дженсеном». Петизо узнал его и указал пальцем.

— Дон Рамон, — сказал он.

Я отрешенно кивнула, так как только сейчас поняла, что не захватила сумочку. И стала искать завалявшуюся в кармане свободную мелочь в надежде найти достаточно монет, чтобы заплатить за такси, которые здесь, к счастью, дешевы.

Но мне не следовало волноваться. Дверь такси открыл сам дон Рамон. Он дал водителю купюру, поцеловал мне руку и помог выйти! Затем после града упреков в адрес Петизо он поднял мальчика на плечо.

— Такси отвезет меня назад, — сказала я, махая Мораг, которая стояла в двери общежития.

— Ни в крем случае, сеньорита. — Дон Рамон властным жестом отпустил такси. — Она должна ехать с шиком, не так ли, дон Петизо?

Он прошептал кое-что на диалекте в ухо мальчика, Петизо усмехнулся и кивнул.

— Правильно, маленький проходимец, иди. — Он опустил мальчика и отправил к Мораг, которая протянула к нему руки. — Помирись с Мораг, непослушный мальчик. — Он повернулся ко мне. — Позвольте выразить нашу благодарность, Мадруга, — дверь «дженсена» открылась передо мной, — и просить о чести проводить вас домой. — Он помог мне сесть на низкое сиденье. — Не хотите сначала освежиться?

— Нет, спасибо. — Я посмотрела на часы. Меня испугало, что уже почти одиннадцать часов. Очевидно, мы с Петизо проговорили в саду намного дольше, чем я думала. — Скоро вернутся миссис Малленпорт и Хестер.

— Ну и что? — Он сел рядом на место водителя.

— Они зададутся вопросом, что случилось со мной.

— Но не будут так волноваться, — дон Рамон включил зажигание, — как мы беспокоились за этого поросенка. — Он положил руку поверх моей. Я и боялась, и надеялась, что он снова поцелует меня. — Вы позволите пригласить вас в кафе?

— Предпочитаю вернуться.

— Даже маленькая толстая Неста не имеет права держать вас в цепях.

— Хестер стройная, высокая и красивая, — поправила я, когда он отъезжал от обочины. — И у нее, нет власти.

— Но, возможно, она дружит с тем, кто имеет?

— Возможно.

— У нее к тому же целеустремленный характер.

— Как, — тихо сказала я, — и у вас.

Он на мгновение покосился на меня боком. Затем сказал:

— Не обо мне речь. Мы говорим о том, почему вы обязаны вернуться в резиденцию.

— Есть определенные правила.

Дон Рамон поднял брови. Он тоже думает, что я уподобилась нашему первому секретарю.

— Что за правила, которые не может нарушить красивая женщина?

— Я должна была расписаться.

— Что это? — Он выехал на полосу движения и прибавил газ.

— Расписаться в книге, с кем ухожу и куда.

Дон Рамон неодобрительно сморщил нос. Я видела, что его подмывает отпустить шутку насчет свободы британских женщин, но он с явным трудом удержался.

— И вы не…

— Нет. Я не рискнула отпустить Петизо.

Дон Рамон свернул за угол на обсаженную деревьями улицу.

— Вы, как говорится, правильно расставили приоритеты.

— Это, — улыбнулась я, когда мы въехали на подъездную дорожку резиденции, — вежливый вариант.

— А что скажут Малленпорты?

— О, они не скажут ни слова. Кроме того, они еще не вернулись, судя по всему.

— Она ведь любит повеселиться? Мисс Малленпорт? Часто выезжает? За ней многие ухаживают?

— В хорошем смысле слова. И обычно это мистер Фицджеральд.

Я пожелала ему спокойной ночи и поблагодарила, что подвез домой. Я попыталась повернуть ручку автомобильной двери, но это оказалась сложнее, чем я думала, и пока я старалась ее открыть, дон Рамон схватил меня за руку. Быстрым движением он притянул меня к себе и поцеловал прямо в губы. Я ждала волшебства прошлого поцелуя — но оно не пришло. Это был другой, торопливый поцелуй. Словно мы опять стали незнакомцами. Я не почувствовала, что таю. Мое сердце не забилось. Я даже не вернула поцелуй. Возможно, не хватало чар той странной колдовской музыки. Возможно, тот поцелуй — такая же иллюзия, как танец.

Я посмотрела на лицо дона Рамона и увидела, что его глаза широко открыты и смотрят в пространство, словно он о чем-то думает или прислушивается. И конечно, словно тоже не чувствует волшебства.

Но не успела я отпрянуть, как нас внезапно ослепили мощные фары официального лимузина, доставившего миссис Малленпорт и Хестер домой. Если они что-то и заметили, то вежливо промолчали.

— Я должна объяснить, — сказала я миссис Малленпорт, следуя за ними в резиденцию.

— Только если действительно этого хотите, дорогая. — Миссис Малленпорт выглядела очень встревоженной, словно ей и не снилось, что я девушка подобного сорта. — Но вам следует знать… — снова заговорила она с собой.

Но я так и не услышала, что она собиралась сообщить, так как в зал ворвался важный и сияющий Чико. Он быстро принял у них плащи, затем сказал мне:

— Вам телефонный звонок. — Он поднял трубку. — От дежурного.

Я почувствовала, как у меня затряслись поджилки. Миссис Малленпорт заглянула в книгу регистрации.

— Разве вы не расписались, дорогая? — спросила она, скорее печально, чем гневно.

— Было критическое положение, или, по крайней мере… — начала я.

— Хорошо, дорогая, выпьем кофе, а затем можете облегчить душу, не думаю, что, как говорит его превосходительство, есть пострадавшие.

Последнее слово осталось за Чико.

— Конечно нет, сеньорита. Дежурный, да, сначала сердился. Говорит, с кем вы вышли? Но я все устроил. Я, как всегда для мисс Хестер, сказал, она вышла, сэр, с мистером Джеймсом Фицджеральдом.