Глава 23

Солнце уже садилось, когда Джулиан почувствовал запах моря, – запах, говоривший ему о том, что он дома. Он вдыхал его полной грудью, наслаждался им, как наслаждается водой утомленный жаждой путник.

Рамсден съехал с большой дороги и пробирался неприметными лесными тропами, вьющимися вокруг скалистых утесов, избегая приближаться к деревне. Ему было известно, что Кромвель мог выдать ордер на его арест, и Джулиану надо было быть очень осторожным до тех пор, пока он и его семья не окажутся в безопасности в Кале.

Молодой человек с радостью смотрел на каждую лесную тропу, на каждый шумный ручей, знакомые ему с самого детства. Он вернется. Обязательно вернется назад с Айви и их детьми, и Бог поможет им. И их семья будет процветать – как и все предыдущие поколения Рамсденов.

Подъехав к руинам аббатства, Джулиан пришпорил Бахуса, торопясь скорее попасть домой.

Но вдруг он заметил, что камни в основании девичьего колодца сдвинуты.

- Черт! – Подъехав поближе, он посмотрел вниз и не поверил своим глазам: на земле валялся кусок ткани, а чуть поодаль темнела кожа, в которую он заворачивал книгу.

Но самой книги нигде не было.

- Ох, Айви! – тихо произнес он.

Будет ли она в замке, когда он приедет в Виткомб-Кип? Или окажется, что девушка покинула их, отправившись в туманное будущее? Что случилось, пока его не было?

Рамсден нахмурился. Направив Бахуса к дорожке, ведущей в Виткомб, Джулиан пришпорил коня, и тот перешел на галоп. Молодой человек почувствовал: что бы там ни произошло, событие это огорчит его.

Подъехав к замку и увидев сорванные с петель, взорванные ворота, Джулиан побледнел, сердце его упало. Заметив, что двери замка распахнуты и в большом зале гуляет ветер, он разразился страшными проклятиями. Рамсден боялся даже и думать о том, что тут случилось.

Оставив Бахуса во дворе, молодой человек вошел в замок.

В большом зале никого не было. Он не услышал ни звука, ни живого голоса, приветствующего его. Лишь ветер гонял по комнате светящиеся в лучах заходящего солнца пылинки.

- Сюзанна! Айви! Бабушка!

Бросившись наверх, он стал по очереди заглядывать во все комнаты. Везде было пусто. Он побежал вниз, в кухню. Сразу было видно, что огонь в очаге не разжигали давно: угли были холодными. На столе лежал огрызок высохшего хлеба, которым, похоже, уже полакомились мыши.

Распахнув дверь в бабушкину аптеку и увидев, что банок и бутылей леди Маргарет там нет, а полки сорваны со стен, Рамсден понял, что случилось. Охотники на ведьм добрались до Виткомб-Кипа.

И еще эта чертова книга пропала! Замок пуст. А он-то слышал, что охота на ведьм ушла на запад страны.

- Я этого не переживу, – громко сказал он. Его голос прозвучал гулко в пустой комнате.

Джулиан вернулся в большой зал и вышел во двор.

Бахус удивленно смотрел на хозяина, недоумевая, почему ему не дали овса и воды.

- Отвали! – рявкнул молодой человек, даже не сообразив, что обращается к животному, к коню, который, к слову сказать, только что проскакал огромное расстояние.

Джулиан стоял во дворе, вдыхая в себя морской ветер, проникающий во двор через разбитые ворота и через бойницы. Молодой человек отрешенным взором смотрел на красновато-золотистые блики заката.

Он не хотел идти в тайник в часовне. Ему не пережить, если там никого нет.

Но это было необходимо.

- Ты должен пройти через это, – громко сказал Рамсден, обращаясь к самому себе.

Джулиан ворвался в часовню и побежал по усеянному осколками стекол и обломками полу, не дав себе времени подумать и помолиться. Он с силой нажал на камень, открывающий потайную дверь.

- Ты разве не знаешь, что надо стучать? – вместо приветствия сказала ему сестра, нахмурившаяся над игральными картами.

Облегчение Рамсдена было так велико, что он сразу был не в силах сдвинуться с места. Они сидели там – Айви, Сюзанна и маленькая Дейзи – в целости и сохранности.

Айви поглядела на него с сияющей, прекрасной улыбкой и встала, уронив карты на пол.

И вот она оказалась в его объятиях, ее мягкие кудри щекотали его лицо, ее тонкие руки крепко обнимали молодого человека. Казалось, их тела тают, их губы сливались в страстном поцелуе.

- Я люблю тебя, – прошептал он.

- Господи, как же я по тебе скучала, – сказала она ему в ответ.

Айви нежно дотрагивалась до лица Джулиана, глядя на него своими огромными, полными слез карими глазами.

- Спасибо тебе, Джулиан, – проговорила Сюзанна, продолжая сидеть на полу. – Я тоже рада тебе.

Не отпуская Айви, Рамсден улыбнулся сестре:

- Погоди, сестричка, и до тебя дойдет очередь. Мы устроим…

Внезапно он замолчал, охваченный страхом.

- Где бабушка?

- В безопасности, – успокоила его Айви.

- Ушла, – сообщила Сюзанна. – Ушла искать свою любовь, Джулиан. У нее был выбор – оставить нас или быть повешенной, так что не сердись, Джулиан. И ей наверняка сейчас повеселее, чем мне. Знаешь ли, это так скучно – сидеть здесь взаперти.

- Сюзанна, ради Бога! – вскричала Айви. – Думаю, у тебя еще будет время повеселиться.

- Что произошло здесь, пока меня не было? – спросил Джулиан. – Немедленно расскажите мне.

- Пожалуйста, – поправила его Айви с улыбкой.

- Извини, – машинально ответил Рамсден. – Пожалуйста, расскажите, что здесь произошло.

- О! Джулиан! – воскликнула маленькая Дейзи с интонацией леди Маргарет.

Айви с Сюзанной рассмеялись, увидев, как изумлен Джулиан.

- Значит, спрашиваешь, что здесь случилось? – повторила Айви. – Многое. Закрывай дверь, садись, и я тебе все расскажу.

Рамсден держал Айви в своих объятиях, пока она рассказывала ему об охотниках на ведьм, о том, как Дейзи привела их к книге, и о спасении леди Маргарет. Пока она говорила, Джулиан то и дело дотрагивался до ее медных кудрей, до белых рук, до нежного лица…

- Но вы подвергали себя большой опасности, – промолвил молодой человек, когда Айви закончила свой рассказ. – Вижу, вас даже ненадолго нельзя оставлять.

- Можно подумать, я бросила тебя, Джулиан!– возмутилась Айви. – Ты опять за свое! Как говорится: «…куда ты пойдешь, туда и я пойду…» Но ты прав, больше не оставляй меня. Я навсегда останусь здесь, и если ты передумал, то я окажусь в непростой ситуации.

- Передумал? Обещаю, Айви, я никогда не передумаю. У нас будет несколько трудных лет, но мое сердце полностью принадлежит тебе. Но однажды – такой день обязательно наступит – мы вернемся в Виткомб, чтобы уже никогда не покидать его. Я хочу состариться здесь. И когда эта сволочь Кромвель подохнет и превратится в прах, в моем замке будут жить и процветать мои дети и внуки. Они будут играть в здешних лесах, кататься верхом и купаться в море, а я расскажу им, как нашел их бабушку лежащей на морском берегу, словно драгоценный дар.

- Одну из самых известных ведьм Виткомб-Кипа, – заметила Сюзанна, закатив глаза. – Вот что будут о ней говорить.

- Мне плевать, что будут говорить, – заявила Айви, зарываясь лицом в его шею. Она чувствовала, как под ее губами бьется пульс Рамсдена. – Мое место – рядом с тобой, и больше мне ничего не надо. Ни в каком времени.

- Тогда я абсолютно счастлив, – промолвил Джулиан. – И пусть Господь благословит бабушку и эту ее чертову книгу, где бы они ни были.

* * *

Уинстон Артур вышел из своей галереи ровно в десять тридцать, держа под мышкой аккуратно завернутую картину. Он явно сильно переплатил за нее, но это была одна из издержек его бизнеса.

Он несколько раз передумывал и хотел не покупать этой картины, но она, как магнит, тянула его к себе. Уинстон чувствовал, что ему не обойтись без нее.

Он в точности как Айви, которая не могла обойтись без этой ее книги заклинаний.

Пожилой господин подождал, пока мимо проедет автобус, а затем перешел Джексон-стрит. Под колесами автомобилей весь снег растаял, а вот ветви деревьев и карнизы старинных кирпичных зданий все еще были украшены пышными белыми кружевами.

Плохая погода и праздники ничуть не замедлили стремительной поступи деловой жизни. Клерки торопились в свои офисы, художники – в галереи, а официанты и бродяги – в рестораны и на углы деловых улиц.

Уинстону нравилась суета большого города. Всегда случалось что-нибудь интересное.

И это утро не было исключением.

Он задержался на минуту, увидев напротив кафе на углу скорую помощь и полицейскую машину. Полицейский и водитель скорой уговаривали какого-то оборванца слезть с ящика с зеленью, но тот ни в какую не поддавался уговорам.

- Послушай, приятель, – говорил полицейский, – или ты сам слезешь, или мы тебя снимем.

У бродяги было иное мнение на этот счет.

- Меня послал сам лорд-протектор! – кричал он изумленной толпе. – Чтобы я изгонял дьявола! Ну-ка, сатана, попробуй только, возложи на меня руки! Я генерал, охотник на ведьм!

- Ну да, я понял, – отвечал полисмен. – У всех есть своя работа, а моя заключается в том, чтобы снять тебя оттуда. – Полицейский повернулся к водителю скорой: – Помоги-ка мне.

Бродяга неистовствовал, его худощавое лицо побагровело.

- А у вас тут на улицах поди и драконы есть? – орал он.

- У нас все есть, приятель. Вот на прошлой неделе мы стаскивали со столба Святого Георгия. Короче, слезай с ящика, пора!

- Я генерал, охотник на ведьм! – вопил бродяга. Полицейский ухватил его под мышки и потащил к скорой. – Я генерал, охотник на ведьм!

- Ну да, отвезем тебя в Харборвью – больницу для умалишенных, и там охоться, сколько влезет.

Уинстон лишь покачал головой, когда бродягу засовывали в скорую.

- У меня приказ самого лорда-протектора! – последний раз прокричал бродяга, и дверцы машины захлопнулись.

Водитель скорой и полицейский цинично усмехнулись и пожали друг другу руки.

- Чего только не бывает, – заметил полицейский. – На прошлой неделе мне еще и Екатерину Великую пришлось арестовывать на Пятой авеню. Это был здоровенный детина шести футов росту с бородой.

Засмеявшись, Уинстон поспешал в магазинчик Айви, чтобы показать ей свое последнее приобретение. Когда он открывал дверь, раздался нежный звон колокольчиков. Уинстон принюхался, с удовольствием ощутив знакомый запах корицы, политуры для мебели и хвои.

Айви была где-то в задней комнате – оттуда раздавался звон чашек.

- Иди-ка, посмотри, что я принес! – закричал Уинстон, устанавливая картину на это псевдоготическое чудовище, что Айви звала своим письменным столом. Сняв пальто из верблюжьей шерсти и бросив его на стул, пожилой господин стал бережно разворачивать картину. – Ездил в Нью-Йорк, чтобы купить что-нибудь крупное, а вернулся с единственной картиной! Даже не знаю, почему она так привлекла меня.

Уинстон отступил назад, покачав головой, выражая одновременно и сомнение и гордость за свою покупку.

Это была небольшая картина, написанная в семнадцатом веке, но было в ней что-то притягивающее. Работа английского мастера, но мягкостью линий и нежностью цветовой гаммы она напоминала произведения художников голландской школы. На ней была изображена обычная семейная сцена, но уж больно живыми были лица на картине.

Семья сидела на летней лесной полянке. С одной стороны сквозь деревья, поблескивая, просвечивала морская гладь. А за людьми, у горы, возвышался великолепный замок – древний и таинственный.

Глава семьи, необычайной, дьявольской красоты, был высок и смугл, глаза его светились лукавым блеском. Его длинные волосы рассыпались по темно-синему шелковому камзолу, украшенному тщательно выписанными кружевным воротником и отворотами. Как и многие модники при дворе Стюартов, он носил золотую серьгу. Маленькое колечко в ухе придавало ему не дурацкий вид, а, наоборот, подчеркивало его демоническую внешность.

Его жена, сидевшая сбоку, смотрела на мужа с обожанием. Именно на нее-то и обратил Уинстон внимание, впервые увидев картину: женщина была поразительно похожа на Айви.

У нее были темные глаза, бледное красивое лицо. Часть волос была собрана в высокий узел на затылке, а остальные медным ореолом спадали, курчавясь, на ее белые плечи. Ее платье было из блестящего шелка цвета летнего неба; казалось, оно притягивает к себе свет. Низкий вырез был украшен золотой парчой и белоснежными кружевами. Такой же была и нижняя юбка, видневшаяся за подколотым спереди вверх подолом роскошного платья. Ее высокую, гибкую шею украшало ожерелье из отборного жемчуга. Жемчужины тускло поблескивали и на пышных рукавах. Сразу было видно, что это модная дама, лишь одно в ее наряде удивляло – широкий медный браслет на запястье. Он дисгармонировал с ее костюмом, и было непонятно, зачем она его надела, отправляясь позировать для парадного семейного портрета.

Дети тоже были одеты очень элегантно. Два высоких темноволосых мальчика, несмотря на пышные костюмы эпохи Реставрации, кружевные воротники и шелковые камзолы, явно были большими шалунами. Четыре девочки – две темненькие, а одна – рыжеволосая – были одеты точь-в-точь, как их мать, только их платья были разных оттенков розового, желтого и бледно-зеленого. Самой маленькой было годика два; ее темные кудряшки выбивались из-под белого кружевного чепца, обрамляя пухлое, розовое личико.

Внешность старшей из девочек удивила Уинстона. Ее волосы не были темными, как у отца, или рыжими, как у матери. Они были совершенно прямыми и белыми как лен. Девочка сидела на траве в очаровательном розовом платье, а на коленях держала большого бело-коричневого кролика, хотя обычно аристократы позировали для портретов с попугаем или с обезьяной.

Они производили впечатление счастливого шумного семейства. У всех были такие веселые лица! Казалось, они только что смеялись удачной шутке и готовы были со смехом встретить следующую.

Глава семейства смотрел прямо в глаза зрителю, словно надеясь, что тот тоже разделит их веселье.

На обратной стороне картины было написано: «Лорд Редверз с семьей, около 1670-го. Художник неизвестен».

- Айви! Ну скорее, иди посмотри! И пожалуйста, не забудь положить ложечку сахара в чай!

Уинстон протянул руку за чашкой, услышав ее шаги, но все еще не мог глаз отвести от картины. Ну почему она так поразила его? Глядя на это счастливое семейство из давнего времени, пожилой господин почему-то внезапно ощутил одиночество и неустроенность своей холостяцкой жизни. Это было очень на него не похоже.

- Ты замечаешь сходство? – спросил он, оборачиваясь.

Перед ним стояла не Айви.

Но что это была за женщина в магазине Айви, которая протягивала ему чашку чаю с таким видом, словно имела на это право?

Она была примерно его возраста, маленькая и чуть ссутулившаяся, с милым круглым лицом и сияющими, умными глазами. Седые волосы были забраны в аккуратный пучок, и на ней было простое платье из синей шерсти.

Некоторое время она просто смотрела на него. А потом сделала нечто совершенно невероятное. Подняв маленькую, пухлую руку, она погладила Уинстона по лицу.

- Простите, – проговорил Уинстон.

Он хотел было сказать что-то еще, но внезапно у него появилось чувство, что они знакомы. Да, именно такое чувство. Он просто знал ее, как самого себя. Она любила сидеть вечерами у камина и читать газеты, любила выпить рюмочку портвейна после обеда и собирала подушечки для иголок. Ей нравились синий и фиолетовый цвета и (вот этого он совершенно не понимал) старые вестерны. И, принимая из ее рук чашку с чаем, он был абсолютно уверен, что она забыла положить сахар.

Это было просто нелепо, смешно! Неужели он терял рассудок?!

Пожилая дама смотрела на него со слезами на глазах.

- Не знаю уж, как у меня получится, – дрожащим голосом промолвила она, – но вот что я хочу сказать. – Откашлявшись, она тихо заговорила:

Если время придет и забуду тебя,

Кем я стану тогда, как мне жить, не любя?

В море серое, мрачное я обращусь,

Птицей раненой камнем я с неба сорвусь.

Если время придет и забуду тебя,

Тьма глухая внезапно охватит меня,

Ведь свет твоих глаз

Мне милее в сто раз,

Чем сияние яркого дня.

Некоторое время они стояли молча – седовласый господин в твидовом пиджаке и маленькая, темноглазая женщина, поглаживающая его щеку рукой.

Уинстон начал было говорить, но осекся. Помотав головой, он огляделся вокруг себя, словно потерял что-то, а затем вновь попытался что-то сказать.

- Что такое? – задумчиво спросила женщина.

- Не понимаю. На одно мгновение мне вдруг показалось, будто я чего-то лишился.

Женщина подождала, стараясь сдержать дрожь в руке, в которой она держала чашку.

- Ну ладно. Давай сюда чай. – Взяв чашку из ее рук, он отхлебнул горячего напитка. – Черт, Мэг! Ты опять забыла сахар.

Она судорожно выдохнула и закрыла глаза, полные счастливых слез.

- Да?– переспросила женщина с тихим смешком.

- Как обычно.

- Каюсь.

- Но ты ни слова не сказала о картине, – напомнил он ей. – Где мы ее повесим?

Она улыбнулась старинной картине, и Уинстону вдруг показалось, что ей известно, чему смеются изображенные на ней люди.

- Это замечательная работа, – заявила она. – Повесь ее там, где я смогу каждый день на нее любоваться.

Уинстон похлопал ее по плечу:

- Зачем? Просто чтобы ты не забывала, что она у нас есть?

- Да ладно тебе! – усмехнулась она. – У меня не такая уж плохая память. Все важные вещи я прекрасно запоминаю.

- А сахар в чай – это важно?

- Нет, – ответила она, забирая у него чашку. – Вот ты – другое дело.

- Ну и хорошо. Постарайся в следующий раз не забыть.

Направляясь в заднюю комнатку антикварного магазина, она засмеялась.

- Ах ты глупец! – с нежностью пробормотала женщина. – Сердце никогда не забывает.

Загрузка...