Очень-очень дальний поход

Глава 7

Когда спустя часа четыре в дверях показался Серега с кастрюлей, я думал — всё, ща умру. Глаза слипались неимоверно, даже думал забить на хавчик… Сдуру изнасиловал себя и пожрал гречи с тушенкой. Поначалу легче не стало, однако, когда, пожелав ребятам спокойной вахты, я добрался до коечки, настоятельная необходимость в сне пропала. Лежал как дебил, размышляя под гул и плеск о всяком разном. Проваливался периодически, не без этого, в какую-то дрему, но это не сон был, а ерунда. Промучавшись таким образом почти всё время отдыха, выматерился про себя и пошел заниматься насущным. Умылся, оделся и отправился на камбуз: взбрело в голову оладушков напечь.

Судя по жадным блестящим глазам ребят, запахи уже давно добрались до мостика. Я особо не мудрствовал — оладьи влезли в один термос, туда же поместились две банки сгущенки. Во втором термосе плескался крепкий чай. С тестом я, правда, промахнулся, но в лучшую сторону — всё не съели… Серега уселся за пульт управления, а мы с Пашкой поволокли посуду на камбуз, оставив его лениво пожевывать оставшиеся оладьи.

На камбузе мы расстались. Пашка отправился спать, а я занялся приборкой. Не то чтоб я был таким чистюлей, но высокий смысл пословицы «насрал — убери!» мама с папой, проявив редкое единодушие, вбили добрым словом в голову и волшебными тычками куда попало с младых ногтей. Бабушки и дед, пока живы были, стояли на их стороне… Не было у меня детства в этом плане!

Наведя, с мужской точки зрения, порядок, я вернулся на мостик.

— Родь! Ты чего в оладьи натолкал?

«Бравый капитан» лоснился, держа в одной руке оладью, в другой — банку со сгущенкой. Я заглянул в термос — уровень оладушков существенно понизился с момента моего ухода.

— В смысле?

— Я жру и остановиться не могу… Кстати, по моим засекам здесь сутки длятся часов тридцать.

«Заебися пахнет пися, если год её не мыть!» — по новой понеслись мысли о покинутости, одиночестве и зажопье…

— Не скисай только. Главное — не киснуть. Люди в большие переплеты попадали!

— И чо? Мне легче от этого должно стать?

— Верить надо обязательно.

— Во что, Серег? В высший разум? Божью волю или его же попущение?

— В то, что выкарабкаемся! Вспомни того же Робинзона! А полярники? Челюскинцы? Да тех же ребят, которых на барже носило![7] Они ремни жрали — но спасли же их?

— Не всех…

— Вот поэтому я и говорю — надеяться на лучшее надо. Руки опустим — сами не заметим, как сопьемся или утонем.

— Да знаю я. И верю. Хотя больше интересно — а что дальше?

«Советую переменить тему!» — заявила тётка Чарлея…

— Слушай, Серег! У меня тут мысля… Одним хамским нарушением распорядка больше, я думаю, не страшно… Давай тюфячок какой-никакой здесь организуем!

Серега задумался, аж жевать перестал. Застыл, как полухомяк какой-то. Потом, покраснев, с усилием проглотил, отдышался и, отхлебнув чаю, вернулся в реальность.

— Не, фигня получится. И так бардак процветает!

— Ну сам прикинь — я сейчас бодрый и свежий, а тебе так в глаза сладким молочком набрызгало, что мама не горюй! Прилег бы на полчасика, переварил — всё ж легче…

Нешуточная внутренняя борьба отразилась на челе командира. Ненадолго, правда: на одном из «табло прилета» нарисовалась точка, как пояснил Серега, изображавшая из себя некий объект. Сна как не бывало — отклоняясь от «генерального» курса и прибавляя ход, наш корабль рванулся к новой цели, ощутимо прибавив ходу. Щёки, конечно, к ушам не стекли, и по палубе никто не покатился — так и не «ламборгини» же…

— Родь, дуй в машинное, оглядись там… И по дороге Пашку будани на всякий пожарный!

Пашку будить не пришлось: он уже сам восстал на непривычные шумы и спешно одевался. Передав ему пожелания начальства, я ссыпался в свою «берлогу». «Подчиненные» молотили, как проклятые, без сбоев и отказов. Оглядев машины и не найдя причин для недовольства или, не дай боже, паники, я вернулся на мостик.

— Какие новости?

— Идем полным, по идее через полтора часа пересечемся. Или догоним. Или встретимся — тут непонятки. Он, похоже, в дрейфе пока.

— Пашка где? Я его сюда отправлял?

— Экипируется.

— В смысле?

— Если чо, ты с одним рожком воевать собираешься?

Недоумение моё развеял Пафнутий, появившись с охапкой вещей в руках.

— Снаряга на всех. Одевайтесь, кому что.

Блядь! Мы Берлин штурмовать собираемся? Он притащил три тяжеленных бронежилета, отягощенных вдобавок снаряженными магазинами в нагрудных кармашках… Война, что ль?

Через полчаса на горизонте — в оптику — показался несерьезный вроде столбик дыма. Ещё через пятнадцать минут вопль Пашки «Вижу его! Похоже, там пожар!» совпал с Серегиным «цель раздвоилась!». Все сведения — до сего приключения — о судовождении ограничивались парой прогулок на речном трамвайчике, книгами Стивенсона и Сабатини, ну и песнями, в основном из мультфильмов. Естественно, возникла идея об абордаже, кровище по палубе, походами неудачников по доске и заметании следов путем пожара. «И концы в воду!» Я щедро оделил Серегу своими идеями.

— Похоже, угадал! Второй участник вечеринки удаляется.

— Догоним — и чо делать будем?

— Притормозим паренька.

— А ну как шмальнет?

— Ответим.

«Ага, если останется кому…»

— Да не дрейфь, мазута! Всё учтено могучим ураганом.

— Ну-ну. Будем посмотреть! Какие указания?

— Держи курс пока.

Страдалец невооруженным глазом разгляделся минут через двадцать. Корабль поболее нашего раза в два, если не в три — у меня с глазомером не очень на крупные объекты, на палубе два или три человека суетятся. Пашка, оторвавшись от оптики, от дверей проорал, что побиты стекла в рубке, народ тушит что-то в ней. Метрах в ста мы с ним разминулись: неслись за агрессорами. Никуда им от нас не деться — по скорости мы их уделываем, — Серега клятвенно это пообещал. Связаться по радио Серега с ними не смог. Я, с Серегиной помощью, наорал в матюгальник на плохом английском, что догоним, мол, задержим и вернемся, и на всякий случай добавил на немецком, что «руссиш ваффенмаринен», мол. Серега морщился на такое нарушение военно-морского этикета. Салюта погорельцы в нашу честь не дали, да мы и не ждали особо.