Очень откровенно

Глава первая

– Мисс Аксенова, вы меня слышите?

Какая странная фраза. Кто вообще так говорит? Два совершенно несочетающихся друг с другом слова.

Кто-то снова спрашивает это, и я понимаю, что фраза сказана на английском. Мне светят фонариком прямо в глаз, так что приходится открыть глаза. Несколько секунд я пытаюсь проморгаться. В голове единственный вопрос «Где я?», но произнести его не выходит – в горле пересохло.

Врач – а мужчина в светло-синем костюме явно врач – дает мне стакан с водой и терпеливо ждет, когда я напьюсь.

– Вы слышите меня?

– Да. Где я?

– В госпитале. Вас привезла скорая сегодня утром, после несчастного случая на лайнере «Коста-Кристиана». Вы ударились головой, у вас сотрясение. Как себя чувствуете?

– М-м-м… кажется, нормально. Только голова кружится и как-то… не знаю, в голове туман.

– Это нормально. Мы провели несколько обследований, но, к счастью, все обошлось без серьезных травм. Однако нужно будет понаблюдать вас несколько дней. Не беспокойтесь, из-за инцидента лайнер пробудет в порту достаточно, чтобы вы смогли вернуться, если пожелаете, и продолжить путешествие. Ваша страховая сказала, что может отправить вас домой…

– Постойте, – прерываю его я, – что за лайнер? Я куда-то ехала, я…

Замираю. Голос словно выключают по щелчку, и сразу же включается паника. Я чувствую, как легким не хватает воздуха, и побелевшими пальцами сжимаю поручни койки.

– Я ничего не помню. Я… я не знаю, как меня зовут! Господи! Я ничего не помню!

Врач меняется в лице, а мой пульс набирает обороты. Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Меня бьет мелкая дрожь, а все попытки пробиться через туман в голове и вспомнить хоть что-то рождают адскую головную боль.

– Сестра! – кричит врач.

Он выкрикивает названия каких-то лекарств, и я с облегчением позволяю сделать мне укол. Еще теплится слабая надежда, что я очнусь после снотворного, и произошедшее окажется страшным сном.

Но нет. Я – чистый лист.

В следующий раз я просыпаюсь ночью. Это, конечно, совсем не российская больница: вокруг суетятся медсестры, что-то замеряют, проверяют давление, пульс, реакции. Прибегает врач и долго расспрашивает меня о самочувствии. Мы не касаемся памяти, ограничиваемся коротким диалогом:

– Вы что-то вспомнили.

– Нет, ничего. Как только пытаюсь, жутко болит голова.

– Не нужно насиловать организм. Такое бывает после травм, пройдет.

– А если нет?

– Я не вижу в ваших обследованиях никаких повреждений. Скорее всего, ретроградная амнезия – реакция на стресс и травму. Вы испугались, ударились головой. Вот мозг и пытается, как может, оградить вас от травмирующих воспоминаний.

– А что случилось? Что за несчастный случай?

– Об этом вам расскажет тот, с кем вы путешествовали. Мы уже оповестили ваших друзей, завтра они вас навестят.

Отлично, вот и все, что я знаю: я путешествовала не одна, произошел какой-то несчастный случай, а еще у меня отличная страховка, потому что этот госпиталь больше напоминает космический корабль. И я как будто вышла из анабиоза и теперь должна стать колонистом на новой планете. Но сложно быть колонистом, если ты даже имя свое знаешь с чужих слов.

Судя по карточке пациента меня зовут Аксенова Алина Александровна, гражданка Российской Федерации. Мне двадцать два, и мой паспорт явно новый – там всего одна виза, зато сразу полугодовой шенген. Я въехала три дня назад в Италию. И у меня отвратная фотка в паспорте, но этим вряд ли кого-то удивишь.

Когда я смотрю на себя в зеркало, то вижу миловидную девушку с крупными кудрями русого цвета. У меня тонкий и немного курносый нос, полные губы и зеленые глаза. Конечно, пребывание в больнице сказывается на красоте: губы обветрились и потрескались, скула заклеена пластырем, а на затылке красуется шишка. Сестра сказала, мне повезло, что не стали сбривать волосы, иначе сейчас я бы выглядела намного хуже.

У меня нет мобильника, а телевизор работает только на итальянском, поэтому я отключаю звук и просто целыми днями смотрю на рекламу пиццы и курортов. Внутри никаких эмоций. Часто ли я бываю на море или должна испытывать радость от того, что наконец вырвалась в отпуск? А может, я здесь по работе? Но я не знаю, кем работаю, нет никаких обрывков или флешбеков.

Пытаюсь ловить себя на случайных мыслях – вдруг промелькнет что-то из прошлой жизни или профессиональной деятельности. Но через туман не пробиться, и в итоге я смиряюсь. В конце концов, в существовании комнатного растения – я сейчас чувствую себя именно им – есть свои плюсы.

На второй день, когда я неторопливо ем пудинг и смотрю в окно, на уютный больничный дворик, в дверь палаты кто-то стучит. Хмурюсь – обычно медперсонал не спрашивают разрешения.

– Да, войдите!

В палате оказывается… я едва не роняю ложку при виде этого мужчины. Нет, я его совершенно не узнаю, он просто очень впечатляет. Черные, как уголь, волосы и такие же глаза, легкая небритость, четко очерченные линии скул и подбородка. Фигура… рубашка на нем сидит идеально, а на руке поблескивают явно дорогие часы. Я невольно не могу оторвать глаз от его рук. Никогда бы не подумала, что могу так запасть на мужественные руки.

– Алина? – говорит он. – Мне позвонили и сказали, что ты проснулась.

Я пожимаю плечами.

– Наверное.

Он удивленно поднимает брови:

– Наверное, проснулась?

– Наверное, Алина.

– Значит, ты и впрямь ничего не помнишь. Я, честно сказать, подумал после разговора с доком, что ты просто не помнишь сам момент травмы. Совсем ничего?

Вздыхаю и отодвигаю столик (он на колесиках).

– Совсем. Имя и возраст знаю только по документам, внешность – из зеркала. Не помню ничего, даже любимый фильм.

– «Счастливого дня смерти».

– Спасибо. Посмотрю.

Это очень удобно – можно пересмотреть заново кучу классных фильмов и перечитать гору книг.

Хотя кое-что я все же помню. Например, я совершенно точно пробовала пиццу и очень ее люблю, мне нравятся аттракционы, я ношу часы на левой руке, а еще знаю, кто президент, и что круизы только-только возобновили работу после пандемии.

– А вы… мой друг?

Если это так, то у меня крутой круг общения. Может, я – дочь богатых родителей? Иначе откуда деньги на круиз, страховку?

– Меня зовут Данил Никольский. Я… в какой-то мере твой друг. Хотя… скорее, любовник.

Я давлюсь минералкой и стараюсь не краснеть. Понятия не имею, откуда у меня такая реакция. Мне не пятнадцать, я путешествую по Средиземному морю, почему у меня не может быть такого крутого бойфренда?

«Он не сказал «я – твой парень». Он сказал «я – твой любовник», – пронеслось в голове.

– Что ж… прости, но я тебя не помню.

– Врач сказал, это пройдет. Кстати, вот.

Он ставит на столик рядом с койкой небольшую корзинку с удивительно красивым букетом.

– Спасибо, – улыбаюсь я. – Данил… расскажешь, что произошло? Почему я здесь?

Он смотрит с опаской, явно не зная, что мне можно рассказывать, а что не стоит.

– Мы и сами точно не знаем. На корабле, где мы путешествовали, произошел взрыв. Сначала мы думали, что никто не пострадал. Но потом внизу, в техническом отсеке, нашли тебя. От взрыва с верхних полок посыпались коробки, инструменты и что-то определенно двинуло тебе по голове. Скорая забрала тебя сюда. Я ездил разбираться с последствиями взрыва, но как только врачи позвонили, сразу же приехал.

– Взрыв… что там случилось?

– Полиция установила, что это был не теракт. Взорвался баллон с газом, вероятно, попался бракованный. Сейчас идет расследование. Круиз остановили, так что мы задержимся в отеле, и это очень удачно: врач сказал, тебе понадобится отдых.

– Спасибо. – Я благодарно улыбаюсь.

Так странно. Если этот человек – мой любовник, то должно же что-то внутри откликаться? Он хорош собой, чертовски хорош, но я ничего не чувствую ровным счетом!

– Алин… ты совсем ничего не помнишь? Ни взрыв, ни другие обстоятельства?

Качаю головой, вижу в его глазах беспокойство, тревогу и что-то еще.

– А что? Это важно?

– Просто не очень понимаю, что ты делала в тех помещениях. Гостям круиза туда нельзя.

– Прости. Ты же не думаешь, что это я как-то замешана во взрыве?

– Нет, Алина, господи, конечно нет. И взрыв – это случайность. Дебил, не следивший за эксплуатацией баллонов, уже уволен. Просто я чувствую себя виноватым за то, что с тобой случилось. Я должен был подарить тебе сказку на Средиземном море, а не черепно-мозговую травму и ретроградную амнезию.

– Что ж, я, очевидно, везучая девчонка. Значит, мы отдыхали?

– Да. Круиз по Средиземью – так ты его называла. Мы должны были посетить Италию, Турцию, Грецию и еще кучу стран, провести три райские недели на шикарном круизном лайнере.

– И я всем испортила отдых.

– Я бы так не сказал. На самом деле, я не фанат качки, чаек и корабельного казино в нейтральных водах. Мы и в отеле отлично проведем время. И ты, надеюсь, поправишься.

Наступает самая неловкая пауза в мире. Мы молчим, обдумывая произошедшее. Я чувствую, как снова начинает болеть голова, но не могу отцепиться от соломинки, за которую держусь изо всех сил. Только она связывает меня с миром, которого я совсем не помню.

– Мы путешествовали вдвоем? Или в компании?

– Втроем с моим другом, Олегом.

– И… ты можешь мне что-нибудь рассказать обо мне? Кто я? Чем занимаюсь? Чем живу? Давно мы вместе?

– Алин…

Он тянется ко мне, словно хочет обнять, но на середине передумывает.

– Врач просил не грузить тебя информацией. Я все расскажу и даже покажу, но позже, когда ты немного придешь в себя.

– Но…

– Ты – Алина Аксенова, ты юрист, недавно закончила московский вуз. Мы познакомились на твоем выпускном, ты праздновала в ресторане, который принадлежит моей семье. Тебе очень натерли туфли, ты сняла их и поставила в туалете, а пока была в кабинке, кто-то их спер. Ты расплакалась, хотела сбежать, а я тебя поймал и вывел танцевать.

– Босиком? – рассмеялась я.

– Да. Ты была босиком, мы танцевали посреди зала, и каждый знал, что я – его владелец, а потом я посадил тебя в лимузин, и мы уехали. За новыми туфлями.

– Красиво.

– Да. Об остальном позже. Тебе нужно набираться сил. Врачи продержат тебя до завтра, если все будет нормально. Я заберу тебя после обеда, идет? Все вопросы по страховке будут решать со мной, не парься об этом. И да, вот это тебе пригодится, но не увлекайся.

Он вытаскивает совершенно новенький айфон, с него еще не сняты пленки и наклейки.

– А… мой?

– Мы его не нашли. При тебе его не было, в твоей каюте тоже. Может, где-то в вещах, я не стал рыться. Найдешь сама потом. Этот просто, чтобы ты не осталась без связи – там есть мой номер. Ну и интернет.

– Спасибо.

– Поправляйся. Не думай ни о чем. Ты в безопасности, Алина. И мы очень ждем твоего возвращения.

Едва он уходит, я тут же ищу себя в соцсетях. Так странно листать чужой фотоальбом и видеть себя. Похоже, я не так уж люблю публичность: в инстаграме всего с десяток фоток, и в основном – пейзажи без подписей. Я уже бывала в Италии, ведь есть фото с пастой и вином на фоне типичной итальянской улочки. Бывала полгода назад – и не с Никольским ли?

Мне не удается узнать ни свою профессию, ни что-то еще, хоть немного значимое. А войти в аккаунты не получается. Я пытаюсь вспомнить пароль машинально, и даже какие-то комбинации на клавиатуре кажутся знакомыми, но сайты и приложения раз за разом выдают отказ.

Бесполезно. Я – чистый лист.

В конце концов, у меня начинает болеть голова, и медсестра заставляет отложить телефон. Горсть таблеток – и я не чувствую ни боли, ни тревоги. Почти сразу же мгновенно засыпаю и провожу единственную ночь без снов – как выяснится впоследствии.

Наутро мне почти хорошо. Врач долго меня опрашивает, осматривает и, наконец, говорит, что я могу идти домой. Даже смешно: я понятия не имею, где мой дом и куда я должна вернуться. Единственный мой контакт с внешним миром – номер Данила, ему я и звоню.

– Буду через полчаса, – лаконично отвечает он.

У меня нет одежды, но об этом я сказать забываю. К счастью, Никольский приезжает с бумажным пакетом, в котором я нахожу легкое белое платье, босоножки на низком каблуке и небольшую шляпку.

– Там ужасное пекло.

Мы получаем кучу рекомендаций, основная из которых – больше отдыхать, не употреблять алкоголь, не заниматься активными видами спорта. Ну и все в таком духе.

– Для тебя готовы апартаменты в отеле, – говорит Никольский, когда меня вывозят из больницы.

Я вполне могу сама, но мне не разрешили, буквально силой усадили в инвалидное кресло. На парковке прохладно и свежо, и я с нетерпением жду момента, когда увижу Италию. Это наводит на размышления: почему мое подсознание так нервничает? Похоже, я люблю Италию.

– Вау! – говорю я, когда вижу машину Никольского.

Это что-то белое, спортивное и с открытым верхом. Очень дорогое, даже не разбирающийся в машинах человек это поймет. И еще монетка в копилку воспоминаний: я точно умею водить. Но прав нет в моих документах. Хотя зачем они в круизе? Может, я найду их в вещах.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Никольский.

Он ведет машину резко, лихо, в некоторые моменты мне даже становится страшно. Но я наслаждаюсь жаркими итальянскими улочками. Мы выезжаем из Рима и движемся куда-то – я совершенно здесь не ориентируюсь.

– Я точно была в Италии?

– Да, несколько месяцев назад. Ты летала с нами в командировку.

– С нами?

– Со мной и Олегом.

– Я у вас работаю? Мы коллеги?

– Нет. Мы с Олегом работаем, а ты была…

Он заминается и будто подбирает слова.

– С тобой?

– Со мной.

– Тебе не нужно избегать темы наших отношений. Я ничего не помню, но, наверное, ты классный парень. С классной машиной.

– Она прокатная.

– Ну, ты пользуешься очень клевым прокатом.

Он смеется, и мне чуточку легче.

– Расскажешь о себе?

– Нечего особо рассказывать. Я из состоятельной семьи, потратил половину сознательной жизни на то, чтобы пить, курить, заниматься беспорядочным сексом. Потом отцу это надоело, он выдал мне пару миллионов зеленых – и отпустил на все четыре стороны. Он думал, я промотаю все и вернусь, поджав хвост, превратившись в послушного мальчика. А я умудрился начать свое дело и остаться в плюсе. С тех пор прошло довольно много лет… хотя вру, всего лишь пять. Так что папа разрешил мне снять квартиру.

Мы снова смеемся. На заднем сидении машины есть небольшой термопакет с прохладной водой. Я чувствую себя почти счастливой, полной грудью дыша морским воздухом.

А ведь взрыв мог меня убить. Я легко отделалась, всего лишь амнезией и шишкой на голове. И Никольский мог бы не везти меня в отель, а перевозить мое тело в Россию.

Наконец мы въезжаем в отель. Я до последнего не допускаю и мысли, что это он, потому что отель выглядит почти как… замок. Он производит впечатление старинного сказочного замка – с башенками, узкими окнами, роскошным садом. За отелем, кажется, море: я слышу его шум.

– Мы что, живем здесь?!

– Ага. Это отель Олега.

– Твоего коллеги?

– Типа того. Тебе здесь понравится. Он очень тихий, но в то же время роскошный. И, главное, в нем два ресторана. В одном вечерами живая музыка и шум, а вот второй, хоть и небольшой, совершенно тихий. Тебе пока не стоит ходить на вечеринках.

– Спасибо, – улыбаюсь я.

Интересно, у нас общая комната? Если мы вместе, то должна быть. Господи, как неловко! Я сойду с ума, если не вспомню все в ближайшее время.

– Кроме нас в отеле никого? – спрашиваю я, когда мы заходим.

– Нет, с чего ты взяла?

– На ресепшене никого. Никто не ходит и не шумит.

– Отель новый, номеров здесь немного, но все заняты. Это премиум-класс, здесь не будет шумных компаний и пенных вечеринок. Администратор нам ни к чему, сейчас…

Он умолкает на полуслове. Мы слышим шаги, и вторым человеком из прошлой жизни, которую я не помню, становится он.

Олег Долгих.

Это второе место в рейтинге самых сексуальных мужчин планеты.

Или первое.

Черт.

Нет, второе. Он бы поборолся за пьедестал – светлые волосы, серые, кажущиеся прозрачными, глаза, шикарная фигура и умопомрачительный загар – вот только от него так и веет холодностью, а хмурый вид навевает уныние.

– Эй, смотри, кого я привез. Придется снова выпить за знакомство, но только безалкогольный мохито…

В моей жизни будет еще много удивлений, но вряд ли что-то сравнится с тем, как Олег подходит куда ближе, чем полагается даже самому близкому другу, наклоняется и впивается в мои губы.

От растерянности я замираю и даже не могу сопротивляться. У его губ мятно-пряный вкус, а кожа, несмотря на загар, почти холодная.