Очень плохая девочка

Даниил Курсовский

..Эта история началась в то время, когда Евгений был еще не преуспевающим молодым бизнесменом, а пятнадцатилетним подростком, озабоченным всем тем, чем обычно бывают озабочены подростки, то есть всевозможными фантазиями, мечтами, снами, иллюзиями, кратковременное спасение от которых, под журчание воды в ванной, ему приносила только правая рука… Само собой, если бы Евгений был не правшой, а левшой, то его спасительницей была бы рука левая…

Да здравствуют, кстати, наши руки!.. Они приносят нам столько.. Столько всевозможных благ, причем не только материальных, но и духовных!.. Некоторые молодые люди так привыкают к своим рукам, что продолжают засовывать в них то, что совсем большим мальчикам следует засовывать уже в другие… э… места… и не просто в силу разрешенного законодательством возраста, но также и в силу божественного разрешения плодиться и размножаться.

Каждому, однако – свое.

Так вот, в то самое время, когда Евгений был очень-очень озабоченным подростком, его мучили не только обычные, но и очень необычные фантазии, о которых он под страхом смерти не стал бы рассказывать даже самым близким людям.

Дело в том, что время от времени, то во сне, а то и наяву, Евгений грезил о том, что он уже вовсе даже не Евгений, а Евгения… Нет, скорее даже не грезил, а эта греза, эта удивительная фантазия время от времени сама овладевала им.

Стоял Евгений, допустим, в ванной, под благословенными струями теплого душа, запрокинув голову, полузакрыв глаза и глубоко вздыхая под отзвук ушедшего оргазма, в то время как его еще недавно вздыбленное копье уже вновь расслабленно повисало между ног, так же, как и хорошо потрудивашаяся правая рука вдоль правого бедра… и вдруг как-то само собой наплывало на него это особенное ощущение… Это особенное, это совсем особенное ощущение…

Евгению вдруг начинало казаться, что бедра его становятся круглее и шире, попа делается пышной и, одновременно упругой, главное мужское достояние бесследно исчезает, заменившись чувственными губами, прикрывающими вход во влажную юную пещерку, талия делается узкой, а девичьи груди наливаются молодыми яблочками так, что их остренькие соски задорно смотрят вперед и вверх!..

«Ах!» – тихо и протяжно вздыхал в такие моменты Евгений… То есть уже воображенная Евгения… И хотелось ей наклониться, выгнув спинку, опираясь руками о края ванны и подставляя себя кому-то очень желанному, так подставляя, чтоб горячее и крепкое достояние этого «кого-то» вошло ей в ту самую, мечтающую о госте, пещерку, уже рыхлую и полную живительных соков, и чтобы этот «кто-то» подхватил Евгению сильными руками под бедра и начал двигаться в ней мощно и сладко, с каждым разом все сильнее и сильнее, так, чтобы их обоих в положенный момент настиг такой невероятный оргазм, какого ни в жизнь не достичь усилиями даже самой умелой и чуткой руки!..

Но тут же эта странная, эта запретная греза уходила, и Евгению делалось ужасно стыдно, ужасно стыдно перед самим собой, и он, краснея, как рак, начинал судорожно ощупывать сам себя, с облегчением обнаруживая, что все его ценности находятся на месте, а все девичьи прелести, наоборот, бесследно исчезли, поскольку их ведь и не было на самом деле.

Иногда эта же греза настигала его в постели, ночью, перед тем как заснуть, или утром, на грани сна и пробуждения, в тот самый момент, когда его умелая правая рука как бы сама собой вновь начинала гладить его тело в сокровенных местах, тело, совершенно доступное ей потому, что спал Евгений всегда совершенно голым, и левая рука едва успевала вытащить из-под матраца и расстелить загодя приготовленную чистую тряпицу, чтоб не смущать его маму странными пятнами на простыне… И вот, когда на тряпице расплывались последние капли, и последняя волна оргазма вновь угасала, мечтательного подростка вновь настигала та же самая греза…

И Евгений, с тихим стоном перевалившись с левого бока на спину, вдруг непроизвольно разводил ноги, сгибал их в коленях, и самому себе опять казался Евгенией.. Вновь воображенная пещерка Евгении наполнялась трепетным соком, и становилась рыхлой и манящей, и вновь желанный «кто-то», протяжно и глубоко дыша, нависал над юной прелестницей, и, бережно введя в нее свое копье, постепенно начинал двигаться все сильнее и сильнее, все жарче и жарче, так, что Евгения в такт его движениям и вздохам начинала стонать, двигаясь ему навстречу, в предвкушении и ожидании сладостного мощного оргазма, наступающего одновременно у обоих…

И вновь эта греза вдруг гасла без следа, и вновь покрасневший от стыда Евгений начинал тревожно ощупывать себя, с ужасом ожидая на месте данных ему природой инструментов найти совсем другие приспособления!..

К счастью, грезы всегда оставались только грезами, и всегда все его мужские признаки оказывались на месте.

Да, грезы всегда оставались только грезами.

Наяву Евгений всегда смотрел только на девушек, любуясь их очаровательными попками в джинсах, в юбках, в шортах, или в плавочках, если дело было на пляже, с особенным вниманием вглядываясь в их обтянутые тонкими топиками и блузками упругие грудки с волнительными остриями сосков, если девушки по причине теплой погоды оставляли лифчики дома.

Наяву он всегда смотрел только на девушек, и никогда, ни сама собой, ни ради интереса не приходила ему в голову мысль взглянуть на какого-нибудь спортивного вида юношу-сверстника с точки зрения своей второй натуры, представляя, может быть, то, как Евгения отдается кому-то из них.

Нет, никто из них не был тем желанным «кем-то» из его.. то есть ее грез!.. Никогда Евгения не проявляла себя вот таким образом!

Евгений был особенным юношей, и потому Евгении тоже требовались особенные моменты, чтобы проявиться в полной мере.

В то лето, когда Евгению исполнилось шестнадцать, его дядя подарил ему мощный японский бинокль. Этот дядя, капитан дальнего плавания, был нечастным гостем у них в доме, но зато он хорошо помнил, как Женя уже в раннем детстве мечтал быть моряком. К шестнадцати годам мечта сама собой рассосалась, но бинокль оказался очень даже интересной игрушкой.

Евгений с родителями жил в небольшом городке на Урале, в той части городка, где дома «частного сектора» были живописно рассыпаны по пологим склонам невысоких гор, там и сям поросшим хвойными деревьями. Места здесь были неописуемо красивыми!..

И, едва получив подарок, Евгений тут же, поднявшись на крышу своего дома, удобно устроился на штабельке кирпичей рядом с печной трубой и принялся обозревать окрестности, ставшие вдруг удивительно близкими. Был уже поздний вечер, почти ночь, полнолуние, и, переведя бинокль на Луну, Евгений с восторгом осознал, что теперь он может увидеть даже крупные кратеры на спутнике нашей планеты! Правда, очень трудно было удерживать их в поле зрения. Мешало даже легкое дрожание рук. Тогда Евгений лег на крышу на спину, и в таком положении разглядывать кратеры оказалось уже намного удобнее.

Долго-долго он смотрел на Луну, и в голове его роились уже совсем другие фантазии, хотя и возвышенные, но уже вполне приличные и ничуть не стыдные со всех точек зрения.

А затем Евгений вновь поднялся на ноги, и обвел окрестности биноклем в последний раз, собираясь уже спускаться.

И вдруг что-то удивительное мелькнуло в одном из дальних окон, что-то розовое и очень, очень красивое!.. Евгений медленно вернул бинокль в нужную позицию, и вновь увидел то, что так привлекло его внимание.

И, увидев это, он так и замер на месте!..

В освещенной комнате дальнего дома, хозяева которого не побеспокоились о том, чтобы закрыть шторы, он увидел трех людей. Двое взрослых, очевидно, были родителями, а третья была девушка, возраста которой было не понять, потому что Евгений мог видеть только ее попу.

Только ее голую попу!.. Потому что девушка лежала на чем-то вроде стола, с приставленной к нему в наклон доской, так, что ее тело до пояса было на столе, а ноги располагались уже на этой наклонной доске. Сорочка, или платье девушки было поднято высоко вверх и закинуто ей на спину, а ее трусики были опущены до колен.

Взрослые стояли рядом с девушкой, своей дочерью, надо полагать, и оба попеременно что-то говорили с очень серьезными лицами. Но даже на таком расстоянии в этой серьезности Евгений почувствовал что-то не то, как будто взрослые только играли в серьезность. Девушка, надо полагать, молча слушала их, выставив им на обозрение свою беззащитную обнаженную попку. Евгений всмотрелся пристальнее. Нет, девушка не была связана. Она просто лежала на этом странном приспособлении, руками держась, надо полагать, за его край.

Евгений почувствовал, как его юный фаллос напрягается, и рвется из штанов, а его яйца набухают и наполняются такой томительной сладостью, какой в них не было еще никогда до этого момента.

Евгений вздохнул, и поправил настройку окуляров, чтобы лучше увидеть, что же будет дальше.

А дальше произошло вот что – отец девушки сделал шаг, поудобнее устраиваясь слева от нее, поднял вверх правую руку, и вдруг шлепнул свою дочь по левой ягодице! Она немного вздрогнула. Затем он шлепнул ее по правой ягодице! И вновь по левой. И вновь по правой. И опять по левой!..

Мать девушки, стоя при этом справа от нее, продолжала что-то говорить с очень серьезным видом, в то время как отец продолжал шлепать дочь по голой попе.

При этом он поднимал руку высоко, и бил как будто бы наотмашь, но Евгений шестым чувством, и с нарастающей сладостью в штанах ощутил, что отец шлепает свою дочь вовсе даже не сильно, а всего лишь ЧУВСТВИТЕЛЬНО, на грани между болью.. Между болью…

И наслаждением?…

Между болью и наслаждением?.. Неужели так?..

Тогда как можно назвать то, что видел сейчас Евгений?

Наказанием?

Воспитательным мероприятием?

Или некоей семейной процедурой, обозначающей и выражающей нечто, чего Евгений пока не мог понять?..

Шлепки продолжались, попа девушки покрывалась красными следами от ладони отца, а фаллос Евгения продолжал напрягаться и рваться из штанов. И вдруг, вместе с последними шлепками, семя Евгения вырвалось из плена, и юношу охватил оргазм такой силы, что он даже закачался, с ужасом и стыдом чувствуя, как становятся мокрыми его трусы, и стараясь не упасть с крыши вниз!

Но бинокль из рук он не выпустил.

Наконец, отец девушки опустил руку, а ее мать принялась растирать ей попу руками. Затем оба родителя наклонились и поцеловали уже совсем красную попу дочери каждый в свою половинку.

После этого мать заботливо подняла трусики дочери вверх по ее ногам, оправила их на положенном месте, и опустила ее сорочку обратно. Отец что-то коротко сказал, и дочь медленно встала со своего ложа и повернулась к родителям.

Тут же Евгений с восторогом увидел, что эта девушка – его сверстница из параллельного класса!.. Он даже знал, что ее зовут Лиза, но так робел перед ее удивительно красотой, что даже ни разу не сделал попытки познакомиться или хотя бы поинтересоваться, где она живет.

Он всмотрелся в ее лицо. На нем не было слез. А было, наоборот, какое-то глубинное удовлетворение, самого высокого, духовного свойства. Удовлетворение и благодарность.

Лиза подошла к только что отшлепавшему ее отцу, и он обнял, и поцеловал ее, подшепнув пару раз уже легонько, ободрительно, как маленькую.

Затем Лиза подошла к матери, и та, в свою очередь, тоже расцеловала свою дочь, тоже ободрительно ее подшлепнув.

И тут на Евгения вновь накатила греза! Но уже нового свойства.

Он вдруг как бы переместился в Лизу, и стал ею! Это его, в образе девушки, только что сладко отшлепал папа, это ему-ей мама заботливо одевала спущенные перед процедурой трусики и поправляла платье, и это его-ее сейчас обнимали и целовали родители, завершая эту чувственную и трогательную экзекуцию, которая ни в коем случае не было экзекуцией в истинном, привычном смысле этого слова.

Ах, как это приятно, вдруг понял Евгений, быть заботливо отшлепанным своими собственными родителями! Как это приятно – одеть красивые трусики и платье только для того, чтобы поднять платье, и спустить трусики, чтобы предоставить для родительских шлепков свои ягодицы.

«Хочу, хочу быть отшлепанным папой и мамой!» - мысленно воскликнул Евгений. – «И не просто так отшлепанным, а в образе девочки! В платье! В красивых трусиках или даже пышных панталонах! Чтобы снимать их, и лежать голой попой вверх! И пусть шлепают! Пусть шлепают!..»

От этих мыслей Евгений опять начал возбуждаться, но в его железах еще не накопилось достаточно семени, и потому физическое возбуждение угасло.

Но душевное, чувственное – осталось.

На следующий вечер Евгений забрался на крышу пораньше, в самом начале сумерек, надеясь на этот раз увидеть всю процедуру «экзекуции» с самого начала. Бинокль, естественно, у него был с собой, и у родителей никаких лишних вопросов не возникло. Парень увлекся рассматриванием небесных тел!.. Может быть, из него выйдет астроном?.. Евгений, естественно, не стал их разочаровывать и распространяться насчет того, что на самом деле его интересуют совсем другие тела…

Увы, на этот раз «экзекуция» не состоялась!

Нет, вся семья Лизы была в сборе. Но весь тот вечер они провели за абсолютно невинными занятиями. Сначала они смотрели телевизор, а потом занялись не чем иным, как семейным чтением. Читал папа Лизы, какую-то толстую книгу, с видимым удовольствием на лице, а дочь и жена его внимательно слушали, причем не вежливости ради, а тоже с неподдельным удовольствием.

Евгений, конечно, был разочарован тем, что «экзекуции» не было. Но, с другой стороны, он до глубины души был очарован этой милой семейной картиной, которую он мог наблюдать в свой суперсильный бинокль. Ему и самому родители читали книжки на ночь, когда он был маленьким, но чтобы читать книги друг другу вот теперь, когда он стал уже почти взрослым!.. Такой традиции в их семье не было. И в семьях его друзей и одноклассников также не было принято устраивать семейных чтений. Вот семейные скандалы, с криками и разрушением кухонной утвари – это запросто.

«Экзекуции» не было и на следующий вечер, и еще на следующий.

А вот суббота оказалась совсем особенным днем. В ту субботу, поздним вечером, Евгений впервые наблюдал не просто заботливое родительское отшлепывание, а самую что ни на есть Торжественную Порку.

Этот вечер также начался с семейного чтения, длившегося, впрочем, недолго, потому что отец семейства довольно быстро дочитал ту книгу, которую семья слушала несколько вечеров подряд.

И, отложив книгу, папа Лизы многозначительно посмотрел на жену, потом на дочь, и произнес некую ключевую фразу.

Мама Лизы и сама Лиза встали со своих кресел и вышли из гостиной. Их действия при этом были наполнено такой важностью и серьезностью, что сердце Евгения екнуло. Он понял, что в этот вечер он увидит нечто и еще более знаменательное, чем раньше!

Прерывисто дыша, и начиная возбуждаться, он принялся ждать.

Ожидание длилось недолго.

Вскоре мама и дочь вернулись в гостиную, и Евгений увидел, что Лиза переоделась. Или, скорее всего, была переодета мамой. Теперь на Лизе был не ее длинный домашний халат, а коротенькое пышное платье, какие носят в торжественных случаях маленькие девочки! Коротенькое пышное платье, с надетыми под него воздушными нижними юбками, едва прикрывающими кружевные панталоны. И, кроме того, в прическе Лизы были заплетены большие банты! На ногах ее Евгений увидел беленькие носочки и изящные туфельки, по своему фасону также подходящие скорее маленькой девочке, чем совсем взрослой девушке.

Но самым важным был предмет, который Лиза держала в руках. Это было не что иное, как широкий кожаный ремень!

Увидев его, Евгений даже простонал слегка. Он начинал понимать, что ему сейчас предстояло увидеть.

В то время как Лиза, держа ремень в руках и склонив голову, стояла рядом со столом, папа Лизы подошел к нему и несколькими движениями прератил в ту самую подставку для экзекуций, которую Евгений уже видел.

После этого Лиза отдала ремень отцу, легла вниз животом на приготовленную для нее подставку, и мама Лизы принялась готовить ее к порке. Она медленно подняла подол ее детского платьица, и завернула его повыше. Затем она принялась поднимать и заворачивать ее нижние юбки, которых оказалось никак не меньше семи. Мама Лизы поднимала и заворачивала их не все сразу, а одну за другой, не торопясь, и с каждой новой юбкой возбуждение Евгения нарастало.

И он видел, что Лиза возбуждается ничуть не меньше его самого! Потому что в свой сильный бинокль Евгений видел, как от глубоких вздохов вздымается ее спина.

И вот, наконец, все нижние юбки были завернуты Лизе на спину, и ее маме осталось только опустить панталоны дочери. Это, кстати, были очень красивые панталоны, розовые, с кружевом по краям штанишек, и они тоже возбудили Евгения просто невероятно!.. Переведя бинокль на лицо Лизиного отца, Евгений увидел на нем, однако, не возбуждение, а умиление и какое-то особенное спокойствие и торжественность.

И вот Лизина мама медленно опустила панталоны дочери до колен, и произнесла несколько слов. Глядя на ее губы, Евгений вдруг ясно понял, что это были за слова. Мама Лизы сказала: «Ну-ка, доча, расслабься! Не напрягай попу!..»

Надо полагать, эти слова входили в постоянный ритуал, и Лиза действительно расслабилась, но на Евгения слова ее мамы произвели обратный эффект. Он еще больше возбудился! Он возбудился до такой степени, что ему показалась, что его фаллос даже завибрировал слегка, как будто теперь это был не его собственный орган, а некое суперсовременное приспособление из магазина интимных аксессуаров.

И вот папа Лизы ухватил ремень поудобнее, поднял руку, и..

И хлестнул дочь по голой попе, поперек ее прекрасных ягодиц, первый раз! А потом и второй. И третий. И пятый! И еще! И еще!..

На коже Лизы появились красные полосы. Но вновь Евгений понял, что удары ремня были, как и шлепки ладонью в прошлый раз, вовсе даже не болезненными, а всего лишь ОСОБЕННО ЧУВСТВИТЕЛЬНЫМИ, то есть вновь выдержанными на той самой грани между болью и наслаждением, в которой наслаждению отводится главное место, а боли – всего лишь вспомогательная, обрамляющая роль.

Всего ударов ремня было двадцать пять. Следы от них покрыли попу Лизы равномерно, и теперь она вся была красной, и, очевидно, Лиза чувствовала, как ее попа буквально горит.

Но самое интересное, что примерно на двадцатом ударе Евгений увидел, как Лиза сжимает свои ягодицы, и буквально сжимается вся! И последние пять ударов были, пожалуй, немного больнее, чем предыдущие двадцать.

«Что это такое?» - спросил себя Евгений. – «Ей же сказали не напрягаться? Зачем она напрягается?..»

И вдруг он понял! Лиза напрягалась потому, что к ней пришел оргазм! И родители прекрасно понимали, что с ней происходит, помогали дочери достичь вот этого сладостного ощущения, и, очевидно, последние пять ударов ремнем даже усиливали ее ощущения.

Ощущения Евгения в этот раз также были еще более проникновенными. Так же, как и в прошлый раз, вместе с последними ударами ремня семя Евгения вырвалось из плена, и юношу охватил потрясающей, невероятной силы оргазм!.. «Опять трусы стирать придется тайно от мамы!» - подумал он.

И вот Торжественная Порка закончилась. Вновь Лизины родители растерли ей попу, и поцеловали ее каждый в свою половинку.

А когда панталоны Лизы вновь оказались надеты, а ее нижние юбки и платьице расправлены, она поднялась со своего ложа и принялась обнимать и целовать родителей с гораздо большим чувством, чем в прошлый раз.

И на ее раскрасневшемся лице вновь не было ни следа слез или страданий, а одно только глубинное, чувственное, духовное удовлетворение.

И благодарность, огромная благодарность маме и папе.

Ах, как это приятно, опять сказал себе Евгений, быть заботливо выпоротым своими собственными родителями! Как это приятно – одеть пышное детское платье, десяток нижних юбок и красивые панталончики только для того, чтоб позволить маме поднять платье, поднять нижние юбки и опустить панталончики, чтобы папа мог как следует выпороть тебя!.. Как следует для выражения взаимной любви и собственного проникновенного наслаждения.

«Хочу, хочу быть Торжественно Выпоротым папой и мамой!» - опять мысленно воскликнул Евгений. – «И не просто так выпоротым, а в образе девочки! В платье! В пышных панталонах! Чтобы снимать их, и лежать голой попой вверх! И пусть порют! Пусть порют!..»

Но в его семье телесные наказания не были приняты. Впрочем, какие же это наказания?.. Это телесные наслаждения! Для того, чтобы они были возможны, да еще на таком высоком духовном уровне, как это было в семье Лизы, надо отказаться от тех глупых предрассудков, ненужных страхов и табу, которых немало наложили на человеческие отношения всевозможные религиозные и философские системы, само понятие «наслаждение» тесно связавшие с понятиями «порок», «запрет», «грех» и прочими «ай-яй-яй».

Человек – не животное, управляемое инстинктами!

Человек не может и не должен жить без наслаждений!

Жизнь и так довольна коротка, и если еще и от чувственных наслаждений отказаться, то жить будет просто противно.

Так вот, да здравствуют наслаждения!

И более того – да здравствуют гармоничные наслаждения!

Поскольку там, где гармония, нет места низменным наслаждениям, связанным с болью и страданием и самого отдельно взятого человека, и всех тех людей, которые его окружают.

На этом и была основана та философская система, на которой, надо полагать, и была завязана вся система жизни, принятая в семье Лизы.

«Интересно, как у них все началось?..» - задумался Евгений на утро после первой увиденной им Торжественной Порки. И тут же, таинственным образом, через космическое Откровение, получил ответ на свой вопрос.

Он увидел дачные угодья Лизиных родителей, он увидел саму маленькую Лизу, бегающую между кустами роз голышом, в одной только панамке, он увидел, как она подбегает то к маме, то к папе, и они ласково шлепают ее, и она жмурится от удовольствия, прижимаясь к родителям. Он увидел, как Лиза растет, по-прежнему дома обходясь без какой-либо одежды, и растет чувственное взаимопонимание между нею и ее родителями, и однажды в порыве особенной ласки ее папа укладывает свою уже довольно большую девочку себе на колени голой попой вверх и шлепает несколько раз, и Лиза болтает ногами вовсе даже не от боли, страха или гнева, а от радости, пришедшей к ней от того, что ее понимают, и понимают очень хорошо.

И еще Евгений понял, что в этих трепетных отношениях и близко нет ничего того, что относится к понятию «инцест». Сложившаяся в семье Лизы гармония, отбросив массу глупых предрассудков и ненужных табу, сохраняла, тем не менее, главную основу, без которой гармония становится невозможной.

К сожалению для Евгения, гармония в его семье тоже была, но другого рода – при том, что у него с родителями были прекрасные отношения. Они сумели воспитать его так, что он и любил, и уважал их, и не столько боялся их самих, сколько боялся их огорчить или разочаровать чем-либо.

И, однако, родители Евгения считали, что между родителями и детьми всегда должна выдерживаться определенная дистанция, что нельзя открыто выражать свои чувства, что не стоит слишком много «нежничать» и «сюсюкать». То есть, так считал отец Евгения, который был воспитан именно так, и именно такой порядок завел в своей семье. Его жене пришлось с этим согласиться, и, соответственно, Евгений, не видя ничего другого от рождения, также считал их семейный порядок единственно возможным и самым что ни на есть правильным.

На самом же деле и мать Евгения, и его отец вполне обладали и нежностью, и чувственностью, и ощущением чего-то особенного в себе, вот только не могли они открыто выражать эту чувственность, и эту особенность.

Отец Евгения, будучи подростком и молодым человеком, иногда во время походов в магазин вдруг забредал как бы помимо своей воли в отдел женского белья и с преувеличенным вниманием принимался разглядывать все эти трусики, бюстгалтеры, ночнушки и прочие прелести, представляя в них самого себя, и думая об ощущениях, которые могли бы подарить ему эти нежные дамские тряпочки. И тут же он гнал от себя эти ощущения, и убегал из этого отдела со всех ног.

А мама Евгения, будучи девушкой, рассматривая и поглаживая выбираемое в магазинах белье, тоже иногда представляла себе, как хорошо было бы нарядить в него какого-нибудь юношу. Вон того, например, мускулистого! Или вон того, с очень симпатичной поджарой попкой. На ней, этой великолепной попе, очень хорошо смотрелись бы вот эти беленькие кружевные трусики!.. И, может быть, было бы очень интересно отдаться молодому человеку, не раздетому совсем, а одетому в дамскую ночную рубашку – чтобы можно было ее медленно поднимать, поднимать вверх, открывая его напряженную плоть, готовую уже войти ей самой в разгоряченное лоно…

И мама Евгения тоже гнала свои фантазии прочь, как бы говоря себе: «Не положено! Нельзя! Запрещено!..»

Да кем запрещено-то?..

Кем не положено?..

Почему нельзя?..

Но, отгоняя свои невольные фантазии прочь, родители Евгения все же не смогли отогнать их совсем, а лишь загнали глубоко внутрь, в самые потаенные отделы своих тел и душ. И уже в момент таинства собственного зачатия Евгений впитал их, и потому еще до рождения стал особенным ребенком.

В раннем детстве ему тоже было разрешено бегать по даче и на пляже голышом, и, принимаясь время от времени разглядывать своих загорелых с ног до головы сверстниц, он вдруг понимал: «Они другие! И не только потому, что у нас с ними разные пиписки, а потому, что они по-другому движутся! По другому думают! По-другому говорят и смеются!..И вообще, они находятся от меня по Другую Сторону!.. Интересно, как это – быть на Другой Стороне?.. Ну, они-то сами, наверное, думают, что они – по Эту Сторону, а на Другой Стороне находимся мы, мальчики!..»

Когда Евгений стал постарше, он любил смотреть на девочек в платьях. Девочки в шортах и брючках интересовали его намного меньше. Особенно ему нравилось, когда летний ветер поднимал девчачьи платьица вверх, открывая всеобщему обозрению попки в красивых трусиках.

При этом Евгений получал замечательное эстетическое удовольствие, и, опять-таки, всегда задумывался: «А как это – носить платье и одни только трусики под ними? И не смущаться, если эти трусики становятся видны окружающим?.. Да, одеть бы хоть раз платье и понять, что это такое – быть одетым как девочка! Или просто - быть девочкой!..»

Несколько раз ему хотелось попросить родителей, чтобы они одели его как девочку, и он уже было подходил к ним с этой просьбой, но, взглянув на их лица, понимал, что никогда не сможет попросить их об этом.

И еще – ни в раннем детстве, ни позже Евгения никогда не шлепали, не говоря уже о порке. Его родители ухитрились обойтись без этого. Самым страшным наказанием маленького Жени был угол, куда его отправляли размышлять о жизни и о своем месте в ней.

Зато маленький Женя видел однажды, как одна энергичная мама крепко отшлепала на пляже свою пятилетнюю голопопую дочь. Та что-то такое разбила или разлила в силу своей шаловливости, и вскоре, лежа у мамы на коленях, уже голосила на весь пляж, поскольку шлепки были очень даже звонкими, и надо полагать, очень болезненными.

Женя смотрел на это с ужасом. «А если бы меня вот так?..» - думал он, не ощущая никакого удовольствия. Уже тогда он понял, что боль сама по себе, тем более – сильная боль, не может быть связана для него с удовольствием.

И потому, когда он увидел те особенные процедуры, которым, по общему согласию, подвергалась Лиза, это стало для него настоящим откровением, настоящим открытием. Это что-то всколыхнуло, и навсегда изменило в нем, изменив и его фантазии.

Он не смел попросить родителей отшлепать или выпороть его, но он стал мечтать о том, чтобы его отшлепала или выпорола девушка, которая бы согласилась сыграть для него роль Мамочки, а он бы сыграл для нее роль Непослушной Дочки.

До поры до времени эта мечта еще не проявлялась отчетливо для него самого, но пришел момент, когда она проявилась, и когда он понял, что он пропал.

Он понял, что не будет счастлив по-настоящему, пока не найдет вот такую девушку, вот такую Мамочку!..

Правда, какое-то время он размышлял над тем, чтобы поближе познакомиться с Лизой. Ведь она-то точно могла бы стать для него Мамочкой! А он бы, меняясь ролями, с удовольствием стал бы для нее Дочечкой! И, меняясь ролями, Папочкой. И Мамочкой тоже!

Но, наблюдая за Лизой в школе, видя ее во время прогулки с родителями в городском парке, он понимал, что никогда не сможет даже решиться на знакомство с ней, не говоря уже о том, чтобы поделиться с ней своими фантазиями.

Ведь Лиза была счастлива. Она была свободна, она была избавлена от всех тех страхов и условностей, которые жили в нем.

Ему сначала нужно было избавиться от своих условностей, от своих комплексов, и только потом, став свободным, идти знакомиться с Лизой.

Но как стать свободным?

Как освободиться от своих комплексов?

С чьей помощью?..

Все же он лелеял надежду на то, что когда-нибудь сможет быть рядом с Лизой.

Но однажды в парке он увидел, как Лиза прогуливается в компании со своими родителями, еще одной взрослой парой, и еще одним юношей, очевидно, сыном этой пары.

У этого юноши были точно такие же глаза, как у Лизы. Он уже был свободен! Он уже был ею избран!

И, следовательно, это ему, а не Евгению, суждено быть с ней.

В тот момент Евгений испытал одну из самых глубоких обид в своей жизни.

К счастью, он не был каким-нибудь там слюнтяем. Он быстро преодолел свою обиду, сказав себе: «Мое счастье, значит, еще впереди!..»

И пока ведь никто не мешал ему наблюдать за тем, что происходит с Лизой по вечерам.

В первое лето своих наблюдений он понял, что Торжественная Порка Лизы бывает только один раз в неделю, по субботам. Так было у них заведено. А вот отшлепывание случается иногда два, иногда три раза в неделю. Тут жесткого графика у ее родителей не было. По всей видимости, и здесь, как и в других случаях, они руководствовались чувством, а не расчетом. Может быть, Лиза подавала родителям какой-то сигнал, может быть, они сами чувствовали, что уже пора ее отшлепать, но все происходило исключительно естественным образом.

И каждый раз, наблюдая за отшлепыванием или поркой, Евгений все ярче и ярче представлял себя на месте Лизы.

Правда, он был не Лизой, он был Евгенией.

Он был не юношей, а красивой девушкой, очень послушной по отношению к маме и папе.

И это на нем было нарядное детское платьице!

Это его укладывали животом вниз и попой вверх!

Это ему задирали платье вверх, и опускали кружевные панталончики вниз!

И это его чувствительно шлепали или пороли по голой попке!

И это им в конце Процедуры овладевал оргазм невероятной силы!..

Впрочем, яркий оргазм пребывал с ним теперь всегда.

Уже в первое лето своих наблюдений Евгений сообразил, что ради гигиены самым правильным будет наблюдать за Процедурой вообще без штанов. И, забираясь на крышу в одних шортах, он просто скидывал их, и, левой рукой держа у глаз бинокль, правой вовсю ласкал свое сокровище, представляя себя девушкой Женей.

Судьба благоволила к нему. Ни разу, ни в то лето, ни в два последующих, его никто не застал за этим секретным занятием. И никто не узнал о его тайных фантазиях, пока он сам не захотел ими поделиться.

Так прошло то первое лето.

Прошла зима, когда окна затянуты льдом, а на крышах домов лежит снег.

И еще одно лето прошло.

И еще одна зима.

И наступило новое лето, то лето, когда Евгений, как и Лиза, закончил первый курс университета, хотя учились они в разных учебных заведениях.

И вот однажды, в час Процедуры, Евгений с ошеломлением увидел следующее: в гостиной, где всегда происходили процедуры, сидели уже не только родители Лизы, но и еще двое взрослых людей. Это были родители того юноши, избранника Лизы!

Очевидно, в этот вечер должно было произойти нечто совсем особенное!

И оно произошло.

В гостиную вошли Лиза, в своем детском платье, но не в носочках, а в колготках, и юноша, одетый в детские шортики и тоже в колготки!..

«Боже мой!» – воскликнул про себя Евгений. – «Сейчас и его тоже!.. Но он же неправильно одет! Его тоже надо было бы одеть в платье!..»

Но мысленный возглас Евгения не был услышан теми, к кому он был обращен. Они сами знали, как им следуют проводить сегодняшнюю особенную процедуру, имеющую для всех присутствующих совершенно конкретное значение.

И вот Евгений увидел, как молодых людей укладывают попами вверх, рядом, и мамы готовят их к порке. Причем Лизу готовила мама юноши, а юношу – мама Лизы.

Мама Лизы с улыбкой стянула с юноши и опустила до колен его детские короткие штанишки, и колготки, и трусики, а мама юноши подняла вверх платье Лизы, и стянула ее колготки и трусики.

И вот они оба лежали уже с открытыми попами, и юношу принялся пороть папа Лизы, а Лизу – папа юноши. Причем на этот раз порка была уже самой настоящей, от всей души!

И на этот раз Евгений даже забыл о своей правой руке, и впервые обошелся во время своего наблюдении без оргазма, поскольку понимал абсолютно точно – сегодня Лиза, даже не зная об этом, уходит от него навсегда.

Ведь эта сегодняшняя процедура означала лишь одно - вот таким особенным образом родители этих молодых людей давали им свой жизненный наказ. Они как бы говорили им: «Конечно, теперь вы уже совсем взрослые и можете жениться и рожать детей, но для нас вы навсегда останетесь детьми, и потому сегодня мы выпорем вас как следует, чтоб никогда не забывали вы о Родительском Благословении!..»

И, следовательно, скоро быть свадьбе.

Свадьба, действительно, состоялась очень скоро, и новая семья принялась жить-поживать, и наживать добро и детей.

На этом мы расстанемся с Лизой. Она и ее семья сыграли в жизни Евгения очень большую роль, и помогли ему найти самого себя, чего он в момент «расставания» с Лизой еще не знал.

Шли годы.

Евгений прекрасно учился, успешно окончил свой университет, устроился на очень престижную работу, а через три года после окончания ВУЗа открыл собственное компьютерное дело, в котором весьма преуспел.

И он никогда не оставался один. Воспитанный своими родителями настоящим мужчиной – то есть ответственным, надежным, основательным человеком - он всегда был в центре внимания девушек, многие из которых мечтали соединить с ним свою судьбу. Но ни одна из этих девушек не подходила Евгению.

Ведь его избранницей могла быть только та, с которой он мог бы поделиться своими самыми сокровенными фантазиями. Но такой среди окружавших девушек не было. Евгений чувствовал это.

Конечно, его мужская сила требовала выхода, и Евгений без особых проблем укладывал в постель любую из более-менее подходящих девушек, и они отдавались ему со всей страстью, мечтая о том, чтобы уже в самом ближайшем времени отдаваться ему уже в роли жены.

Но это никогда не сбывалось. И тот слабый оргазм, лишь подобие своих прежних вуайеристских оргазмов, который был у него с любой из этих временных подруг, Евгению приходилось дополнять чуть позже в ванной, вспоминая половой акт со сладко спящей за стеной девушкой, но представляя себя при этом ею!.. Только так он мог достичь какой-то гармонии с самим собой и с этим миром.

Летом того года, когда Евгению исполнилось уже двадцать пять лет, он задумчиво прогуливался по магазину женской одежды, выбирая себе что-нибудь новенькое.

Да-да, именно себе, поскольку целый шкаф в его квартире был набит женским бельем и платьями, которые, для душевного равновесия, время от времени надевал он сам.

И вдруг Евгений уловил на себе чей-то взгляд.

Он посмотрел в направлении взгляда.

Это была девушка. Очень красивая. В расклешенной мини-юбке и топике без лифчика. Ноги ее были очень красивыми, груди - упругими, соски – остренькими, и смотрелись очень симпатично.

Впрочем, таких девушек было рядом с Евгением полно. Не далее как сегодня утром он едва избавился от одной из них, поскольку она уже совсем было нацелилась на то, чтобы утащить его под венец. Не на того напала!.. Евгению пришлось проявить всю возможную твердость, и потому сцена прощания вышла исключительно душераздирающей.

Но во взгляде именно этой девушки было нечто особенное.

Это был… Это был взгляд Мамочки!.. Хотя она и была ничуть не старше самого Евгения. А, возможно, и младше.

Евгения обдало жаром!

«Неужели?» – подумал он.

«Наконец-то?..» – спросил он себя.

Но ответа на эти вопросы не нашел.

И отвел взгляд, и принялся с еще большим вниманием разглядывать очередные женские трусики.

И вдруг услышал прямо у себя под ухом мягкий голосок:

- Иногда я представляю себе, как забавно смотрелся бы в женских трусиках мужчина!..

Евгений ошеломленно повернул голову.

Это была та девушка. Потенциальная Мамочка!..

- Здрасьте. – сказала она. – Меня зовут Оксана. А вас?..

- Евгений.. – пробормотал Евгений.

- Очень интересное имя! – улыбнулась Оксана. – Очень красноречивое. Оно и мужское, и женское!..

- Зачем вы это говорите? – спросил Евгений, краснея.

- Зачем? – повторила Оксана. – Я и сама не знаю!.. Внутренний голос, наверное, подсказывает!..

Она вздохнула. Не притворно, а искренне.

Евгений прокашлялся.

Впервые за последние годы он был в полной растерянности, и не знал, как себя вести.

И вдруг Оксана мягко прикоснулась к нему рукой и сказала:

- Извините. Я не хотела вводить вас в замешательство. Просто я давно за вами наблюдаю, и…

- Давно?.. – переспросил Евгений. – Как давно?..

- Не меньше месяца. – честно призналась Оксана. – Я заметила, что у вас есть свои часы посещений этого магазина. И я стала приходить сюда тоже в эти часы.

Она сделала паузу, пытливо вглядываясь в лицо Евгения и раздумывая, стоит ли ей продолжать.

Решив, очевидно, что стоит, она призналась:

- Чем-то вы меня привлекли в тот самый первый раз, когда я вас здесь заметила. Вот я и начала за вами наблюдать. Точнее, не наблюдать, а подглядывать…

- Подглядывать – это же нехорошо!.. – пробормотал Евгений.

- Да ну? – улыбнулась Оксана. – А разве вы в своей жизни никогда, ни разу ни за кем не подглядывали?..

Евгений посмотрел на нее, открыв рот.

- Ну вот видите! – продолжала Оксана. – Я права! Вы подглядывали, подглядывали!..

Она хихикнула, как девчонка.

Евгений судорожно сглотнул.

Сердце в его груди гулко стукнуло.

Ему вдруг показалось, что Оксана не просто видит, а прямо-таки читает не только его самого, но и всю его жизнь. Как открытую книгу.

- Ладно, не смущайтесь вы так! – утешила его Оксана. – Не думаю, что на свете вообще есть такой человек, который никогда ни за кем не подглядывал!.. Любопытство – совершенно нормальное человеческое свойство. Странно было бы, если бы его не было.

Они немного помолчали.

- А у вас есть вкус! – сказала вдруг Оксана.

- Вкус?..

- Да! Подглядывая за вами, я заметила, что вы всегда покупаете очень изысканное белье. Не обязательно самое дорогое, но точно – самое лучшее.. В определенном стиле. И красивые платья. Наверное, ваша девушка, или ваша жена, очень счастлива! Вы окружаете ее такой заботой!..

Евгений еще больше покраснел.

Оксана посмотрела на него очень внимательно.

- Ведь у вас есть девушка?.. – спросила она. – Или жена?..

Евгений кашлянул.

- Как же вы так хорошо прятались, что я вас не заметил раньше? – невпопад спросил он.

- В детстве я мечтала стать разведчицей! – улыбнулась Оксана. – Когда мы играли с подружками в прятки, я всегда так пряталась, что меня никто не мог найти.

- А почему же вы решили… Решили обратить на себя внимание сегодня?..

- Ну, это все тот же внутренний голос виноват!.. – вновь улыбнулась Оксана. – Как заладил «обрати да обрати! Подойди да подойди!» Ну, я и решила с ним не спорить.

Евгений улыбнулся ей в ответ.

«У нее очень красивая улыбка!» – подумал он. – «Привлекательная и удивительно открытая. Как будто она никого и ничего не боится, как будто в ее душе нет никаких черных пятен. Впрочем, почему «как будто»?.. Я чувствую, что этих пятен в ней и в самом деле нет!.. И, в то же время, есть в ней какой-то секрет..»

Почему-то он уже чувствовал себя рядом с Оксаной очень спокойно и естественно, без напряжения, чего у него не было до сих пор еще ни с кем.

- А что вы сказали вначале?.. – вдруг спросил он.

- Вначале? – хитро улыбнулась Оксана. – Я сказала, что иногда представляю себе, как забавно смотрелся бы в женских трусиках мужчина!..

- Забавно?.. – переспросил Евгений.

- Забавно! – подтвердила Оксана. – И еще – очень симпатично.

Она посмотрела куда-то вдаль, что-то вспоминая.

И, опять задорно хихикнув, сказала:

- В детстве у меня была любимая игра. Я любила наряжать мальчиков в платья!.. Ну и, соответственно, в девчачьи трусики.

Вновь Евгений взглянул на Оксану ошеломленно.

- И.. И как?.. – пробормотал он. – Как это у вас получалось?

- Ну, как-то получалось! Я приносила из дома свои платья и трусики, и предлагала мальчишкам переодеться. Сначала они жутко стеснялись, а потом ничего, привыкли. Им даже стало нравится! У нас был такой замечательный запущенный сад за нашим старым домом, и в нем было очень удобно прятаться и играть во всякие игры… У нас была такая команда, я и трое мальчишек, один чуть помладше меня, а двое чуть старше. В платьях они играли со мной в куклы, как мои подружки, и при этом они становились такими очаровашками!.. И они на самом деле увлекались игрой. Ведь в куклы играть очень интересно. Это живая игра! Каждой кукле можно придумать имя, характер, придумать всякие приключения для нее. Несколько кукол – это уже самая настоящая семья. Поэтому мальчишкам и нравилось играть со мной вот так. Но, пока они были в своей обычной, мальчишеской, одежде, это как бы запрещало, мешало им играть в девчачьи игры. Мальчишеская одежда была для них каким-то барьером!.. Зато когда они переодевались в девочек, все барьеры исчезали. Мальчики становились другими - свободными, счастливыми, и, самое главное, добрыми!.. Постепенно мне даже стало казаться, что им уже не терпится поскорее переодеться в платьица, чтобы наиграться в куклы всласть. Во всяком случае, в то самое лето, когда все произошло, каждая наша встреча в саду начиналась с переодеваний и игры в «магазин», «дочки-матери», и так далее. А потом мальчишки переодевались обратно в свою одежду, и мы играли с ними в футбол. Я была непробиваемым вратарем!..

Она мечтательно вздохнула.

- Да, все это было великолепно. До поры до времени…

- Вы сказали – что-то произошло?.. – спросил Евгений.

- Ну, в общем да…

Оксана опять вздохнула и взглянула на Евгения робко.

- Нет, вы не подумайте, ничего такого неприличного я с ними не делала! Я просто любила их переодевать. И постепенно они тоже это полюбили. Они очень хорошо себя чувствовали в моих ситцевых платьях и в цветастых трусиках. У одного мальчика были даже такие длинные волосы, что я заплетала ему банты!.. И постепенно им всем понравилось, что я переодевали их полностью…

- Полностью?..

- Ну да!.. – смущенно призналась Оксана. – Начиная с трусиков… Мы играли в куклы, но и между собой мы тоже играли в разные роли. Больше всего нам нравилось, когда я играла в мамочку, а они в моих послушных, примерных дочек. Иногда кто-то из них делал вид, что «не слушается» мамочку, и тогда я имела право его отшлепать…Причем шлепала я их по всем правилам – я опускала им трусики, задирала подол платья, и шлепала по голой попке!..

Оксана замолчала.

Теперь сердце Евгения стучало в его груди так гулко, чуть ли не на всю улицу.

На всю улицу?..

Действительно, оказалось, что пока они с Оксаной разговаривали, они незаметно для себя вышли из магазина и шли теперь по тихой улице в сторону городского парка.

- Да, вот такая у меня тем летом была семья. – мечтательно сказала Оксана. – Мамочка и три замечательных дочки… Иногда я очень скучаю по ним!.. Впрочем, почему «иногда»? Я часто по ним скучаю!..

- Зачем скучать? – сказал Евгений. – Вы можете выйти замуж, и у вас могут быть уже свои собственные дочки!..

- Замуж? – улыбнулась на этот раз странной улыбкой Оксана. – Да, предложения были. И продолжают поступать!.. Но это не так-то просто, создать семью. Вот вы, например!..

- Я – что?.. – неловко спросил Евгений.

- Вы, например, почему до сих пор не женились? Не создали семью?..

- А разве я сказал, что я не женат?..

- А разве не сказали?..

- По-моему, нет!..

- Ну, зато дали понять!..

Евгений не нашел, что ответить на это.

Оксана посмотрела на него очень серьезно.

- И, кажется, я знаю, почему вы до сих пор не женаты.

- Почему?..

- Потому что у вас есть причина!..

- Причина?..

- Да. И я даже осмеливаюсь думать, что эта причина такая же, как у меня!..

Оксана посмотрела на Евгения многозначительно и так проникновенно, что он понял – она знает!.. Если не в деталях, то в самом главном, основном, она знает, она понимает его до такой глубины, до которой его еще никто не понимал!..

- И все-таки, что у вас тогда произошло? – спросил он, уходя пока от главной темы. Главной для них обоих.

- Что произошло?.. – задумчиво повторила Оксана. – Ну, однажды к родителям одного из мальчиков, Андрюшки, приехали в гости родственники. Мама побежала в сад, чтобы позвать его домой. И прибежала она на нашу секретную поляну в тот самый момент, когда я уже заканчивала переодевать мальчишек. Костю и Димку я уже переодела, и они рассаживали наших кукол по местам, чтобы поиграть в семью, а Андрюшка стоял перед мной совсем голый, и продевал ноги в трусики, которые я для него держала…

Оксана в очередной раз глубоко вздохнула.

И вдруг хихикнула.

- Да уж, - сказал Евгений. – Представляю себе лицо его мамы, когда она увидела эту сцену!..

- Да, лицо-то вы представить себе можете! – согласилась с ним Оксана. – Вы только не можете себе представить, какой из всего этого вышел скандал и переполох!.. Тем же вечером родители Кости, Димки и Андрея пришли к нам домой, и обвинили моих родителей в том, что они вырастили «чудовище». А меня саму они обвинили в распущенности, в извращенности, в том, что я порчу, растлеваю их детей, и вообще, что я не просто плохая, а Очень Плохая, Самая Плохая девочка на всем белом свете!.. Мои родители не знали, что и думать, и только что-то лепетали в свое и мое оправдание. Да!.. Наша семья, по правде говоря, действительно была необычной. Нас недолюбливали. Точнее, совсем не любили.

- Почему?..

- Ну, может быть, потому, что мои родители никогда не ссорились. Никогда меня не били, никогда не орали на меня прилюдно, как другие взрослые на своих детей. Еще мои мама и папа никогда не выражались!.. Это всех удивляло, конечно. И вот у остальных взрослых появился шанс отыграться за все свои «обиды». Родители мальчишек потребовали, чтобы мои родители примерно наказали меня, причем прямо при них. Но мои мама и папа на это твердо ответили, что они со мной сами разберутся.

- И разобрались?..

- Ну, в общем, да. Когда возбужденные соседи удалились, мама и папа долго говорили со мной, расспрашивали, как мы играли, что мы делали при этом, и так далее. Я подробно, ничего не утаивая, обо всем рассказала. В конце концов мама и папа сказали мне, что, по их мнению, ничего страшного я не сделала. Папа даже сказал, что я в наших играх «реализовала и себя, и свое жизненное предназначение». Но затем он помолчал, и грустно добавил, что «Нам придется уехать отсюда». И он был прав, конечно. Это было лучшим выходом. Мы уехали в другой город, причем и маме, и папе пришлось менять специальность. Но в результате все стало даже лучше, чем было раньше – родители стали зарабатывать намного больше, и у нас даже появился свой собственный просторный дом с приусадебным участком. Теперь там тоже вырос целый сад. Вот только.. Вот только у меня уже не было моих замечательных друзей, моих «подружек» и «дочек»! Мама и папа уже на новом месте серьезно поговорили со мной и попросили больше с мальчишками в такие игры не играть.

- И… Вы не знаете, что с ними было дальше?..

- Ну почему же? Я всегда знала, что с ними происходит! Очень долго мы переписывались. Когда мы обосновались на новом месте, я написала нашей учительнице, Елене Аркадьевне, для меня уже бывшей… Она передала наш новый адрес мальчишкам, и все трое стали писать мне письма. А я писала им, на адрес Елены Аркадьевны, ведь невозможно было писать им на их собственные адреса!.. И каждый из мальчиков писал мне, что, несмотря на все то, что им наговорили их родители, они продолжают с самыми лучшими чувствами вспоминать наши игры. Правда, когда мы подросли, наша переписка как-то сама собой иссякла. У моих бывших «подружек» стали появляться настоящие подружки, девочки, я имею в виду…

Оксана хитро взглянула на Евгения.

- А теперь? – спросил Евгений. – Что с ними теперь, вы знаете?..

- Знаю! – сказала Оксана. – В прошлом году я ездила в тот город, город моего детства. Так удачно совпало, что у меня была службеная поездка туда… И я встретила на улице Андрея, с женой, с детьми. Представляете, у них уже трое детей!.. Две девочки и мальчик. Мы разговорились. Андрей признался, что в шестнадцать лет у них с его женой была такая страстная любовь, что уже в семнадцать им пришлось жениться, поскольку, как он сказал, «нашему первому ребенку были нужны папа и мама». Правда, родители обоих молодых супругов настаивали на аборте, но Андрей с его Анастасией категорически отказались. Они даже продолжали учиться в школе, и благополучно закончили ее, хотя некоторые учителя заявляли, что в школе нет места беременным ученицам. К счастью, директор школы все уладила. Конечно, родители не только смирились с рождением ребенка, но и полюбили его, и помогали молодым родителям всем, чем могли. Те даже ухитрились окончить институт!.. Работают теперь, и зарабатывают очень неплохо. Точнее, работает сейчас один Андрей, кормилец и поилец…

- Прямо хэппи-энд получается! – заметил Евгений.

- А что такого плохого в хэппи-энде? И вообще, это не хэппи-энд, а хэппи-начало!..

- Да, пожалуй…

- Ну вот. Андрей рассказал мне о Димке и Косте. У них тоже все в порядке, у каждого тоже семья, дети, все, как положено для полного счастья. Или почти для полного, потому что у них в жизни хватает трудностей. Как у всех.

- Как у всех… - повторил Евгений.

Они оба немного помолчали.

- Да, вот ведь какая штука. – продолжала Оксана. – Думаю, и почти не сомневаюсь, что это наши игры повлияли, но так уж вышло, что когда мои мальчишки стали подрастать, у них отбою не было от девчонок!.. Что-то такое, особенное, девочки видели в них, какое-то повышенное понимание, чувственность даже. Это ведь большое счастье для женщины, если ее понимает мужчина!..

- И для мужчины – если его понимает женщина! – заметил Евгений.

Они с Оксаной переглянулись и замолчали.

Евгений огляделся.

- А ведь мы совсем рядом с моим домом. – вдруг сказал он.

- И?.. И что это означает, по-вашему?..

Евгений взглянул в лицо Оксане внимательно и медленно сказал:

- Это означает, что я приглашаю вас к себе в гости.

- Хорошо. – просто сказала Оксана. – Мне уже не терпится побывать у вас в гостях!..

…Прошло уже несколько часов, а они все сидели за столом, разговаривая о том, о сем, о самом разном. Бутылка французского вина, давно ожидавшая своего часа, опустела, опустели и тарелки. Романтический ужин и душевный разговор давно уже помог им перейти на «ты», но Евгений все не решался сделать какой-то очень важный шаг.

Наконец, он просто сказал:

- Иди ко мне.

Оксана тут же вспорхнула со своего стула и переместилась к нему на колени.

- Давно бы так! – сказала она.

И шаловливо хихикнула.

Они долго-долго целовались и обнимались, и потом Оксана сказала:

- Есть вещи, которые не стоит говорить вслух, потому что они и так понятны. Но я хочу это сказать!

- Я слушаю!..

- Я хочу быть с тобой. Я хочу…. Я хочу отдаться тебе! Но у меня есть просьба.

- Какая?.. – вдруг встревожился Евгений.

- Сначала я хочу тебя переодеть!..

- Переодеть?.. – сделал вид, что не понял, Евгений. Но сердце его застучало в груди счастливо.

Ему не надо было ни о чем просить самому! Его и так понимали!..

- Да, переодеть!..

- В кого?..

- Не притворяйся! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Евгений промолчал, нервно облизнув губы.

- Где это? – спросила Оксана.

- Что?..

- То место. Тот шкаф. Та полка. Где ты хранишь свои женские вещи!..

- Там!.. – прошептал Евгений. – В спальне!.. В шкафу. Тебя проводить?..

- Не надо! Сама найду. Только ты…

- Что?..

- Только ты разденься пока и прими душ. Девочки должны быть чистыми.. Перед.. Перед сном!..

И Оксана, соскочив с колен, пошла к дверям.

У дверей она обернулась и сказала:

- Я так давно мечтала об этом! Но никому не могла это предложить. То, что было в детстве, в данном случае не считается!.. Иди в душ, моя хорошая!..

Оксана вышла.

А Евгений, повторив про себя эти сладостные слова: «Моя хорошая!..», отправился в душ.

Когда он вернулся в полумрак спальни в одном только полотенце, обернутом вокруг бедер, Оксана уже ждала его, сидя на расправленной кровати.

Она встала, подошла к нему поближе и тихим, Мамочкиным Голосом, заговорила:

- Ах ты моя хорошая! А вот мамочка сейчас уберет полотенце, и оденет тебя, как положено!

Оксана размотала его полотенце, и сказала:

- Ну-ка, ножку! А теперь другую!..

Евгений почувствовал, как вверх по его ногам скользит шелк пышных панталончиков, и как Оксана расправляет их на положенном месте.

- А теперь – рубашечку!..

И Оксана одела Евгению длинную ночную сорочку, одну из его любимых.

- Ну вот, моя девочка одета! – проворковала она. И неожиданно провела Евгению между ног.

- О, какой он у моей девочки хороший! Какой сильный! Я и не сомневалась!.. Теперь иди в постельку, моя милая, пока мамочка сама примет душ. Я для себя тоже взяла одну из твоих рубашек!..

Евгений, весь охваченный предвкушением, скользнул в постель, и лег на спину, чувствуя во всем теле необыкновенную негу от того, что впервые в его жизни он переоделся в женскую одежду не сам, а его переодела девушка. Его девушка. Его Мамочка!..

Вскоре Оксана вернулась, переодевшись в одну из его сорочек, и под нее она не стала одевать ничего.

И дальше у них было то, о чем оба мечтали уже довольно долгое время. Оксана называла «свою девочку» самыми нежными, самыми трепетными именами, ласкала Евгения так, как никто его до сих пор не ласкал. И он ласкал ее в ответ, шепча ей на ушко: «мамочка!.. мамочка!» «Да, моя малышка, да, моя радость!..» – отвечала ему Оксана, стягивая его панталоны, поднимая ему рубашку выше, выше, поднимая свою рубашку, ложась на него сверху, так, чтобы его напряженный фаллос мог без препятствий войти в нее…

И чем нежнее, чем больше называла она его «моей малышкой», тем сильнее он был, и тем проникновеннее становилось их слияние.

Это было необыкновенно!

Это было так, как не было никогда до этих пор, и так, как и должно быть у мужчины и женщины.

Они стали как будто бы одним целым, одним полным существом, в котором мужское и женское начала сплетались, переплетались, сливались и разделялись вновь и вновь, принося им необыкновенно сладостные ощущения.

Евгений был в ней, ощущая, как проявляется его мужское начало, и в то же время он был маленькой, нежной девочкой для своей Мамочки, и принимал ее ласки, и ласкался к ней как самое беззащитное на свете дитя, как самый сильный на свете мужчина, и еще он – одновременно - чувствовал себя ею, и понимал, что чувствует она, когда мужчина находится в ней.

Время от времени они как бы менялись ролями.

«Я твоя девушка!» – говорил он ей. – «Ты – мой мужчина!»

«Да, моя лапочка, ты – моя девушка!» – подтверждала она. – «И сейчас я войду в тебя так, что тебе будет очень, очень хорошо!..»

И это было правдой. Хотя, конечно, это не она – это он входил в нее так, что необыкновенно хорошо было им обоим.

Менялись они и другими ролями, возникающими в семье. Если он был ее Маленькой Девочкой, ее Дочечкой, то она, соответственно, была Мамочкой, но когда она давала ему понять, что ей хочется перемены, Маленькой Девочкой становилась она, а он был, соответственно, Папочкой. Придумывали они друг другу и совсем особенные роли, настолько интимные, что об этом просто невозможно рассказать.

И это продолжалось, и продолжалось!..

Конечно, Оксана осталась жить с ним, хотя у нее была и своя квартира не так далеко от его дома.

На следующий день они съездили за ее вещами, и принялись жить вместе.

Игра в переодевания стала их самой любимой и совершенно необходимой для них игрой. Два или три раза она нарядила его взрослой женщиной – этакой «суперсекси». Пояс, чулки, эротичные трусики, бюстгалтер с поролоновыми вставками, обозначающими груди, черное маленькое платье, изысканный макияж… Это было очень приятно обоим.

Но гораздо приятнее было и ей, и ему, когда она наряжала его маленькой девочкой, и обращалась с ним соответственно. Он крутился перед ней в своем детском пышном платье, в цветастых панталончиках с кружевами и пышных бантах в прическе, а она поправляла ему платьице и что-то ворковала в ответ - как самая заботливая мамочка на свете.

Это было самой лучшей прелюдией перед каждой из их проникновенных ночей.

Но все же он никак не мог решиться рассказать ей о своей главной чувственной мечте – о том, чтобы Мамочка отшлепала или даже выпорола его.

А он чувствовала, что он что-то еще не рассказывает ей, но не торопила его ни словами, ни действиями, считая, очевидно, что он должен созреть для того, чтобы поделиться с ней самым сокровенным.

И однажды пришла ночь, когда, вынырнув из океана наслаждений, он рассказал ей о своих подростковых подглядываниях, и о том, что он чувствовал, и что делал, когда наблюдал за отшлепыванием и поркой Лизы, стоя на крыше своего дома практически голышом, в одной футболке – для удобства и гигиены.

- Какая счастливая девочка, эта Лиза! – воскликнула Оксана, выслушав его рассказ. – Какой счастливый мальчик, ее муж! И тебе тоже повезло, вуайерист ты мой несчастный!

- Почему же – несчастный?.. – воскликнул он обиженно.

- Да счастливый, счастливый! – засмеялась она. – Уж и пошутить нельзя!..

Потом она замолчала, и через некоторое время уже абсолютно серьезно сказала:

- А ведь в этих их семейных.. так сказать, наказаниях…был и еще один глубокий смысл и очень большая польза.

- Какая?..

- Ну, это было что-то вроде вакцины против всякого жизненного зла!

- Вакцины?..

- Да, вот именно. Как прививка против оспы, например. Понимаешь?.. Как бы наказывая Лизу, давая ей возможность испытать небольшую боль – а ей ведь все равно было больно, это точно – они тем самым закрывали путь для боли настоящей, которая бывает после всех этих человеческих недопониманий, разрывов, несоответствий. Понимаешь? Понимаешь?..

- Да.. – медленно сказал он. – Теперь я понимаю.

- А наслаждение было замечательным приложением к этой вот вакцине. – добавила Оксана. – Двойной эффект!..

Евгений помолчал и, немного краснея в полумраке комнаты, тихо признался:

- Я тоже…

- Да?..

- Я тоже хотел бы так…

- Я знаю!.. – прошептала ему на ушко Оксана. – Я уже давно об этом знаю. Я просто ждала, пока ты сам скажешь мне об этом.

- Я сказал!.. – прошептал Евгений, с томлением ожидая ее ответа.

- А я услышала! – поцеловала его Оксана в ушко. – Завтра, моя хорошая, завтра! Мамочка знает, что нужно ее девочке!..

Вечером следующего дня Оксана нарядила Евгения в одно из самых любимых ими обоими детских платьиц, под которое одела ему розовые трусики на широких резинках, на всю попу, расшитые оборками и кружевом. Затем Оксана одела «своей девочке» фартук и сказала торжественным голосом:

- Сейчас, доча, я буду мыть посуду, а ты будешь ее расставлять на сушилку. Ты ведь будешь сейчас послушной девочкой, так ведь?..

И Оксана посмотрела на Евгения многозначительно.

Евгений немного подумал, улыбнулся и сказал:

- Не буду!

- Не будешь – что? – преувеличенно изумилась Оксана.

- Не буду я послушной девочкой! Я хочу быть непослушной! А посуду расставлять я совсем не хочу.

- Ай-яй-яй! - воскликнула Оксана. – Как же ты огорчаешь свою мамочку! Ты очень, Очень Плохая Девочка!.. Придется тебя наказать. Для начала, пожалуй, я поставлю тебя в угол и подумаю, что делать с тобой дальше.

- А я не стану в угол!

- А я тебе дам по попе! И станешь, как миленькая!

И Оксана, развернув Евгения, против чего он и не подумал возражать, подняла ему его короткое платьице, и довольно чувствительно поддала.

- Вот тебе! Вот тебе! Ну-ка быстро, марш в угол! И стой там, пока мамочка не разрешит выходить!..

Сладостное, горячее ощущение от шлепков Оксаны стало распространяться по телу Евгения проникающей волной, и это было очень, очень приятно!..

Сейчас он чувствовал такую любовь, такую признательность к своей Мамочке – и за то, что она играет с ним в эту замечательную игру, и за то, что она шлепнула его именно так, как ему давно хотелось.

Но это было еще только начало.

Стоя лицом в угол, и ковыряя носком своей детской туфельки – большого размера, правда – пол перед собой, Евгений с замиранием сердца ждал, что будет дальше.

И вдруг, войдя в роль, он неожиданно для себя самого сказала Оксане:

- Ты нехорошая!

- Я нехорошая? – почти неподдельно возмутилась Оксане. – И это ты говоришь своей мамочке!

- Да! – ответил Евгений. – Нельзя ставить маленьких девочек в угол!

- Ай-яй-яй! – ответила на это Оксана. – Я вижу, что дело зашло уже далеко. Придется, моя дорогая, тебя отшлепать!.. Ну-ка, иди сюда! Ложись кверху попой на диван!..

Евгений, с гулко бьющимся сердцем и смущенной улыбкой на лице, вышел из своего угла.

Оксана крепко взяла свою «маленькую девочку» за руку и подвела к дивану.

- Ложись! – приказала она.

Евгений послушно лег, точнее, встал на колени, животом лежа на диване.

- Так-так! – угрожающе произнесла Оксана. – Сейчас чья-то попа узнает, как не слушаться мамочку!..

И Евгений почувствовал, как Оксана поднимает ему платье и заворачивает его на спину. Затем она принялась поднимать его тончайшие нижние юбки. Одну за другой, одну за другой…

В теле и душе Евгения от всех этих приготовлений нарастало жгучее, сладостное томление.

И вот, наконец, все юбки были подняты, и Евгений почувствовал, как Оксана опускает его трусики вниз. Его попе сделалось прохладно.

- Ну вот! – удовлетворенно, и как-то по особому дыша, сказала Оксана. – Попа к экзекуции готова!..

- Я больше не буду!.. – приглушенно пробормотал Евгений, и в самом деле чувствуя себя маленькой девочкой, готовой заплакать от того, что его сейчас будут наказывать.

- Конечно, не будешь! – с энтузиазмом поддержала его Оксана. – После того, как мамочка тебя отшлепает! Ну-ка, не напрягайся! Расслабь попку! Заработала – значит, должна получить!

Евгений постарался расслабиться как только мог.

И вот он почувствовал первый звонкий шлепок.

- Ой-ой! – воскликнул он. – Больно! Не надо!..

Было, однако, совсем не больно. Было ЧУВСТВИТЕЛЬНО. И это было невыразимо сладостное ощущение.

- Надо, дорогая моя, надо! – с еще большим энтузиазмом ответила Оксана. – Ты вела себя как Очень Плохая Девочка, а я хочу, чтобы ты всегда была только Очень Хорошей Девочкой!.. Вот тебе еще! И еще! И еще!..

Оксана шлепала его размеренно, от всей души, но по прежнему не больно, а на той грани боли и наслаждения, на которой ей помогали удерживаться только ее интуиция, ее чувство к Евгению.

И вот тогда-то Евгений отчетливо, по-настоящему, понял, что чувствовала Лиза во время их вечерних процедур, он понял, как счастлива она была, и понял, что теперь таким же счастливым – такой же счастливой маленькой девочкой – будет и он.

Наконец, оба почувствовали, что экзекуция подошла к концу. Оксана одарила Евгения последним шлепком, и спросила:

- Ну, дальше, надеюсь, ты будешь вести себя хорошо?..

- Да, мамочка! – воскликнул Евгений. – А теперь я хочу к тебе!..

- А я – к тебе, моя малышка!.. – прошептала в ответ Оксана. – Вставай! Я сниму тебе трусики совсем, и платьице тоже, чтобы ты его не помяла!..

..Их близость той ночью была уже совсем особенной, потому что теперь они раскрылись друг другу так, как еще не раскрывались до этих пор. Все, что раньше было проникновенным, стало еще проникновеннее, все что было сильным, стало еще сильнее, в то время как все то, что было пронизано взаимным доверием и любовью, вознеслось уже на неимоверную высоту выражения чувств.

А утром Евгений проснулся со странным ощущением.

Он открыл глаза и увидел, что Оксана сидит рядом с ним и смотрит на него нетерпеливо и даже сердито.

- Что-нибудь случилось?.. – встревоженно спросил он. – Что-нибудь не так?..

- Ну, как тебе сказать!.. – протянула она. – Я, видишь ли, жду! Момент настал!..

- Для чего? – сделал он вид, что не понимает ее.

- Сам знаешь! Не надо притворяться глупеньким!..

- Да что знаю-то?.. – захлопал он глазами.

- И нечего тут глазками хлопать! – сердито воскликнула Оксана. – Повторяю – я жду!..

- Ну, э… Можно поконкретнее?.. – поддразнил он ее.

- Можно! Сам напросился! – воскликнула Оксана, и, набрав в грудь побольше воздуха, спросила звонким голосом: - Ну, вот теперь, наконец-то, ты позовешь меня замуж, или нет?!..

- Ну, э… - опять затянул Евгений. – Как тебе сказать?.. Видишь ли, э…

- Ах, так?! – воскликнула Оксана Очень Строгим Голосом. – Ну, дрянная ты девчонка, только попробуй сказать «Нет!», и я тебя так выпорю - век будешь помнить!..

- Да! – с чувством сказал Евгений.

Маленький эпилог

Ну, на этом нам пора попрощаться уже и с нашими новоиспеченными молодыми супругами. Или, может быть, сказать им «до свидания»?.. Ведь их совместная счастливая жизнь еще только начинается!.. Совсем скоро у них должно произойти еще одно знаменательное событие, после которого, в положенный срок, на свет появится их первый ребенок. Всего детей у них будет несколько. Двое. А то и трое. А, может быть, четверо?.. Время покажет!.. И это будут очень, очень необыкновенные дети.

Впрочем, это уже совсем другая история, и когда-нибудь вы узнаете и о ней!..