Очерк истории Великого княжества Литовского до смерти великого князя Ольгерда

1

К пруссам относится древнейшее дошедшее до нас свидетельство о пребывании литовского племени на европейском континенте; если мы сблизим названия двух прусских колен: судинов и галиндов, с двумя именами, помещенными Птолемеем в его перечне народов, населявших европейскую Сарматию, то, может быть, с некоторой достоверностью, можем видеть в его указании первое по времени (II ст. п. Р. X.) свидетельство о литовцах; вот отрывок из перечня Птолемея: По ту сторону реки Вислы Сарматию населяют меньшие племена: под венедами — гитоны; дальше финны, дальше буланы, под которыми фрунгундионы. Вблизи верховьев Вислы — аварины, под которыми омброны. Дальше анартофракты, дальше арсиеты, дальше сабоции, дальше пенчиты и биессы по ту сторону Карпатских гор. Среди всех их наиболее восточные, тоже под венедами — галинды и судены.

2

Вот известия, записанные русскими летописцами, о походах русских князей на Литву до половины. XII ст.:

— 983. Иде Володимир на ятвяги, и победи ятвяги и всю землю их.

— 1106. Победиша земгола Всеславича и всю братию и дружину убиша их 9 тысяч.

— 1112. Ярослав ходи на ятвязе, сын Святополчь, и победи я.

— 1038. Иде Ярослав на ятвяги.

— 1040. Ярослав иде на литву.

— 1044. Ходи Ярослав на литву и на весну заложи Новгород.

— 1059. Победи Изяслав голяди.

— 1132. Ходи Мстислав на литву с сынми своими, и с Ольговочи, и с Всеволодом Городенским, и пожегоша я, и сами ся росхорониша.

3

Мы не имеем ясных указаний на то, что упоминаемые в источниках вожди были представителями родового начала; некоторые, намеки только в этом отношении встречаем в Ипатьевской летописи: здесь, в перечне литовских князей под 1215, г. упоминаются 2 рода: Рушковичи и Булевичи; в описании же похода на ятвягов 1256 года — три рода: злинцы, покинцы и крисменцы.

4

Дошедшие до нас грамоты последних галицких князей писались от имени и за печатью не одного князя, но «вместе с милыми и верными нам баронами и рыцарями». См. грамоты Юрия II у Зубрицкого.

5

В 1132 вече Полоцкое изгоняет Святополка Мстиславича и призывает Василька Рогволодовича; в 1151 полочане высылают в Минск князя Рогволода Борисовича и берут князем Ростислава Глебовича; но в 1159 опять приглашают Рогволода; в 1162 они, вследствие военной неудачи Рогволода, удаляют его и берут князем Всеслава Васильковича. В 1210 г. вече изгоняет князя Владимира, заподозрив его в излишней преданности немцам, а в 1213 зовет его обратно и т. д.

6

О русских уделах в Кокенгаузене и Герсике, «в которых обитают схизматики», упоминает также Ливонская хроника Германа из Вартберга под 1201 г.

7

В 1151 г. полоцкое вече, желая удержать вновь призванного им князя, признает над собой верховную власть Святослава Ольговича черниговского. 1159 г. Рогволод Борисович добывал Друцк и Полоцк с помощью тоже Святослава Ольговича; а потом, утвердившись в Полоцке, он покоряет с помощью Ростислава Мстиславича смоленского Изяславль и осаждает Минск. В 1160 Рогволод ходил на Ростислава Глебовича минского с помощью от киевского князя Ростислава Мстиславича, доставившего ему вспомогательный отряд торков. В 1162 полоцкие князья призывают князей черниговских и смоленских для изгнания Владимира Мстиславича из Слуцка. В 1165 г. Давид Ростиславич смоленский успел утвердиться в Витебске и в 1167 г. вместе с изгнанным из Полоцка Всеволодом Васильковичем он призвал на помощь против Полоцка смоленского князя Романа Ростиславича. В 1178 г. Всеслав Василькович полоцкий спас свой удел от нападения новгородцев, прибегнув к покровительству того же Романа Ростиславича смоленского. В 1180 г. полоцкие князья пытались отражать нападение черниговцев на Друцк с помощью смоленского князя Давида; в 1185 г. Василько Володаревич логойский и Глеб Рогволодович друцкий зовут на помощь против полоцкого веча того же Давида смоленского. В 1210 г. полоцкий князь Владимир ищет помощи против изгнавшего его веча в Пскове и, затем, у Рижского епископа.

8

«Данило же и Василько гнаста по них (по Литве) до Пинска; во Пински бо Михаил дал бе им весть; онем-же ставшим, осекшимся в лесе, дал бо бе им Михаил весть, буда в Пинске».

9

«Иде Ярослав Смоленску на Литву, и Литву победи, а князя их изыма; Смоляны же урядив, и посади у них князя Всеволода Мстиславича на столе».

10

Под 1258 годом Ипатьевская летопись называет уже литовских вождей, находившихся в зависимости от Мендовга и ходивших на войну по его приказанию: Хвала и Сирвида Рушковича. Между тем, в той же летописи, несколько раньше, Рушковичи упоминаются как самостоятельные литовские князья.

11

«За ворожство с ними Литву заня; поимана бе вся земля Литовская и безчисленное имение их, притрано бе богатство их».

12

Выше было указано положение, которое занимал в этой борьбе в 1246 году пинский князь Михаил. Под 1252 годом летопись, рассказывая поход Даниила на Литву через Пинск, говорит: «Князи же Пинсции имеяху лесть и (Даниил) поя e с собою неволею на войну». В 1262 году пинские князья Федор, Демид и Юрий явились в стан Василька Романовича поздравить его с победой, одержанной им над Литвой под Невлем, но в самом походе участия не принимали.

13

«Миндовг самодержець бысть во всей земли Литовской. Убиство же его сице скажем: бысть княжещю ему в земли Литовской и нача избивати братью свою, и сыновце свои, и другие выгна из земли и нача княжити один во всей земле Литовской и нача гордети велми и вознесеся славою и гордостью великою и нетворяше противу себе никого же» (Ипат. лет.).

14

Такое значение переворота, случившегося в Литве в 1263 году, указано в иноземных хрониках. Так, Герман из Вартберга говорит: «В это время король литвинов Мендовг был убит каким-то знатным литвином, который желал узурпировать власть». Густынская летопись передает известие о смерти Мендовга следующими словами: «Стройнат бо... с Довмонтем... убиша Мендовга... князства ради, а сам Стройнат сяде на великом князстве Литовском».

15

По словам летописи, Тройнат предложил Товтивилу «разделити землю и достаток Мендовга», но во время переговоров «поча думати Товтивил, хотя убити Троняту, а Тронята собе думаеть на Товтивила пак».

16

«И нача (Войшелк) пристраиватися, и поиде в силе тяжьце и нача городы имати во Дявелтве, в Литве, и в Налщанех; городы же изымав, а вороги своя избив, и тако придоша во свояси. Шед на поганую Литву, победи я и стоя на земли их все лето. Тогда же окаянным вдасть Господь по делом их: всю бо землю оружием плени, а по христианской земли по всей веселие бысть на многа лета. Того же лета вбегоша в Псков литва с 300 муж, с жонами и с детьми и крести их князь Святослав... В лето же 1266 блаженный князь Домонт с дружиною своею и со всем домом своим, оставивши отечество свое, землю Литовскую, и приеха во Псков и крестися».

17

После Товтивила Полоцком владел какой-то князь Изяслав; и Витебском — другой Изяслав; оба они признавали над собой власть Войшелка. Нам неизвестно, каким образом место их занял Эрден.

18

«Князю же Герденю с своими князи не бывшю дома, приехавща в домы своя, аже домы их и земля пленена вся; ополчижеся князь Герден, и Готорт, и Люмбей, и Люгайло и прочие князи литовские».

19

«Витень, который же был з рожаю и з поколения Колюмнов, з имения держачого в Жомоити, реченного Айрагола... князь великий Тройден... взял его к собе, и был в него коморником... и вчинил его в себе маршалком, и был в него милосником... а затым, по смерти его, взят есть на великое князство». Предание это, относившееся, вероятно, к Лютуверу, послужило впоследствии мотивом для рассказа о вокняжении Гедымина, служившего будто конюхом у Витеня и похитившего его престол.

20

В 1292 году Дюсбург упоминает о набеге литовцев на Польшу под предводительством «Витеня, сына короля Литовского», а в 1296 г. рассказывает уже о походе на Ливонию «Литовского короля Витеня». Длугош, рассказывая о набегах литовцев на Польшу в 1293 и 1294 годах, утверждает, что они происходили под начальством «Витеня, князя Литвы».

21

Относительно преемственности власти и родственной связи между Гедымином и Витенем в источниках существует большое разногласие: Летопись Быховца и за нею Стрыйковский, Коялович, Ярошевич, Лелевель и Нарбут считали Гедымина сыном Витеня. Это, хотя позднее, но правдоподобное и близкое к истине известие было впоследствии затемнено легендами, возникшими под влиянием политических страстей более позднего времени. Один легендарный вариант о происхождении Гедымина явился у немецко-прусских хронистов, другой — в русских хронографах. В той части анналов Оливского монастыря, которая была составлена уже в XV столетии, среди тяжелой для ордена борьбы с Ягайлом и Витовтом, летописец ордена, желавший унизить происхождение враждебных ордену государей, вставил рассказ о том, что Гедымин служил будто конюхом у литовского князя Витеня, и, затем, в заговоре с его женой, убил Витеня и овладел его престолом. Эта легенда заимствована была из Оливских анналов Длугошем и от последнего перешла к Кромеру, Бельскому, Гвагнини и Нарушевичу, то же мнение повторил Фойгт. Еще позже, в XVI столетии, у составителей русских хронографов и летописных сводов легенда эта, заимствованная у польских летописцев, подверглась некоторой переделке, согласно политическим интересам того времени; желая доказать генеалогическим путем право великих князей московских на владение Великим княжеством Литовским и представить литовских князей незаконными похитителями власти, русские хронисты составили следующее сказание: «В лето 6801 (1293), по пленении безбожного Батыя, избежа от плена сего некий князь, именем Вытенец, рода Смоленских (по другим спискам Полоцких) князей, Ростислава Мстиславича, и вселись у Жомойты у некоего бортника, и поять у него дщерь в жену себе, и пребы с нею 30 лет бездетен, и убьен бысть громом. И последки забитенца поят жену его раб его, конюшец, именем Гадыманик, и роди от нея 7 сынов». На основании одного варианта этого сказания и свидетельства Длугоша Карамзин повторил то же мнение; наконец, Соловьев также склоняется отдать преимущество этому рассказу. Только в последнее время, благодаря вновь открытым документам, представилась возможность уяснить темный вопрос о происхождении Гедымина. В грамоте, писанной этому князю магистратом города Риги 1323 года, сказано: «Знайте, что мы получили Ваше послание, из которого узнали, что Вы готовы, заключить с нами мир и дружбу (на условиях), на которых держал с нами Ваш доброй памяти брат и предшественник Витень» (Наперский).

На значение этого документа для установления генеалогии Гедымина обратил внимание Никитский.

22

Литовские источники сохранили предание о битве над р. Жеймиле, в которой Гедымин нанес решительное поражение крестоносцам. Под 1320 г. Дюсбург сообщает известие о поражении крестоносцев в битве при Медниках, в которой погиб великий маршал ордена со всем войском. В 1292 году куявский князь Казимир, защищая свой удел от нападения Витеня, погиб в сражении с литовцами у Троянова, вместе с 1 800 своих рыцарей и т. п.

23

На эти качества литовской армии указывают постоянно современные свидетельства. Так, у Дюсбурга, при описании нападений Витеня и Гедымина на земли ордена, сказано: «Король Литвы с огромным войском опустошил Samiam i Natangiam». «Витень с 4000 отборных мужей вторгся в Прусскую землю». «Литвины со всей громадой своего войска подошли тайно и неожиданно к Ragnitam замку». «Литвины, повторно собрав свое войско, вступили в Добжинское княжество». «Король (Гедимин) послал другое огромное войско опять на Ливонию» и т. д.

24

Не ограничиваясь нападениями на пограничные округи Пруссии, Ливонии и Мазовии, литовцы при Витене и Гедымине предпринимают продолжительные военные походы вглубь неприятельских земель; так, в 1292 г. Витень опустошил землю Ленчицкую, а в 1306 — 1307 г. Калишскую и Серадскую, лежавшие в глубине и на западной окраине Польши. В 1323 г. Гедымин предпринимал удачный поход в область города Ревеля, а в 1326 он вторгнулся в Брандебургскую мархию, расположился станом у Франкфурта на Одере и опустошил обширную область вокруг этого города.

25

В источниках мы встречаем известия о взятии литовцами укрепленных городов: Ленчицы, Калиша, Ставишина, Добрина, Мемеля и т. д. В 1315 г. Витень осаждал замок крестоносцев — Христмемель в течение 17 дней «двумя машинами и многими лучниками», а в 1311 г., защищая Гродно, «большой силой своего войска разбил лагерь под Garthamom» (Dusburg).

26

В описании походов крестоносцев на Литву при Витене и Гедымине, кроме старых русских городов: Гродна и Новогродка-Литовского, мы встречаем упоминания о следующих замках и крепостях, охранявших западную границу собственно Литвы и Жмуди: Юнигеда, Писта, Кимель, Онкаим, замок Гедымин, Путеба, Бисена, Шройнете, Буерварте, Систиден, Медераге, Путенике. Крепости эти выдерживали осады и приступы крестоносцев, повторявшиеся иногда ежегодно в продолжение многих лет (как Гродно, Юнигеда, Бисена и др.) и успевали победоносно отражать их.

27

«У литовцев обыкновенно соблюдается следующий обычай относительно содержания гарнизонов в пограничных крепостях: князь назначает воинов в гарнизон каждого замка сроком на месяц или долее; по истечении же срока, другие являются им на смену».

28

Так, в 1301 и 1307 годах замки Онкаим и Путенике взяты были крестоносцами вследствие измены их комендантов, литовцев: Драйко и Спудо.

29

У Дюсбурга и Иерошина он называется — Dawid, castellanus de Gartha; в Hochmeister chronic — Burgraf или Hauptmann von Garthen; в русских летописях — «Давид, князь Литовский»; у Длугоша — capitaneus de Garthin; у Стрыйковского — Давид, староста гродненский. Последнее наименование точнее других согласуется с установившимся в Литве титулом, обозначавшим управителей областей.

30

Имена трех литовских начальников, изменивших в. к. литовским вследствие сношений с Пелюзой, сохранились в источниках; там названы: Драйко, Спудо и Свитрил.

31

Стрыйковский передает сведение об этом событии в следующих словах: «Я нашел известие в старых русских летописях, несколькими экземплярами которых пользуюсь, что Литва в 1307 году овладела Полоцком, но нет сведений о том, каким образом это случилось и кто тогда владел Полоцком».

32

«1326. Приходиша из Литвы в Новгород послы: брат великого князя Гедымина, Воиний, Полоцкий князь, и князь Василий Минский и Федор Святославич».

33

«Князь Витебский сынов не держал; принял Ольгерда к дочце». В генеалогии витебских князей, приложенной к летописи Быховца, сказано: «Ярослав Васильевич, последний князь Витебский, умре 1320 року. Мария Ярославна выйде замуж за Ольгерда, князя Кревского, Гедыминича, 1318 року; умре в Вильни 1346 року».

34

«А Люборта принял Володимерский князь к дочке, в Володимер, и в Луческ, и во всю землю Волынскую».

35

Кроме того, Стрыйковский прибавил еще к рассказу летописи Быховца несколько подробностей, очевидно вымышленных: так, он утверждает, что при сдаче Киева Гедымину во главе городской депутации находился митрополит, живший тогда во Владимире на Клязьме. В числе пригородов киевских, подчинившихся Гедымину, называет Брянск, никогда не бывший киевским пригородом и удержавший свою самостоятельность и своих князей до 1356 года и т. п.

36

Вследствие ли собственной неуверенности или просто по описке, Стрыйковский, рассказывая события, происходившие осенью одного и весною следующего года, проставил в обоих случаях 1320 год; эта ошибка подала повод писателям, заимствовавшим у него рассказ, колебаться между 1319 — 1320 и 1320 — 1321 годами.

37

Мы можем составить генеалогическую таблицу потомков Даниила Романовича, княживших на Волыни, основываясь по преимуществу на писанных ими грамотах; в двух из них (Юрия II: 1327 — 1334) мы находим следующие генеалогические данные: «Ибо также наши предки блаженной памяти король Данило, или прадед наш Лев, или наш дражайший дед Юрий, всегда соблюдали мир и добрососедские отношения с названным орденом, и так и мы... желаем соблюдать».

Вот родословная таблиwа волынских князей:

Даниил — ум. 1264

Лев — ум. 1301

Юрий — ум. 1316

Андрей — ум. 1324

Лев — ум. 1324

Юрий II — ум. 1335 (?)

Мария ж. Тройдена кн. Мазовецк. Буша (?) ж. Любарта

Болеслав — ум. 1340

Впрочем, есть мнение, не лишенное правдоподобных оснований, по которому Юрий II отождествляется с Болеславом Тройденовичем.

38

1316. — Андрей и Лев, Божьей милостью князья всей Руси, Галичины и Володимерии. 1320. — Андрей, Князь Володимерии и властитель Руси. Выдано во Владимире. 1327. — Выдано во Владимире, нашей главной столице. 1335. — Выдано во Владимире.

39

В весьма ученой и добросовестной монографии К. Стадницкого «Synowie Giedymina» автор, желая отстоять рассказ Стрыйковского, хотя до известной степени, предполагает, что князь Владимир (по летописи Быховца), вероятно, то же лицо, что и Андрей Юриевич, который мог носить, по обычаю того времени, два имени: мирское и церковное. Конечно, гипотеза эта возможна, но пока она не опирается на фактические основания, она остается лишь остроумным, но недоказанным предположением.

40

Белгород в летописи Быховца помещен «в шести милях от Киева»; эта подробность доказывает, что составитель рассказа не только не был жителем Киевской земли, но и не знал ее топографии.

41

Упоминание Вышгорода и Белгорода в списке городов, помещенном в Воскресенской летописи, не свидетельствует, по нашему мнению, о существовании этих городов в XIV ст.; нет возможности приурочить этого списка к данному времени — в нем в ряду с другими киевскими городами упоминаются: Тмутаракань, Пересечень, Юрьев и т. д. Полагаем, что список этот приложен к летописи в качестве общего перечня всех городов, упомянутых в летописи разновременно.

42

Снепород не город, а река в бассейне Сулы.

43

Прием этот, дважды рассказывать одно и то же событие под разными именами и в различное время, несколько раз употреблен в летописи Быховца: так, например, биография Войшелка Мендовговича рассказана вторично с именем Рымонта-Лавраша Тройденовича и т. п.

44

Первое сведение о наследниках Юрия князьях Льве и Андрее относится к 1316 г. Они в то время, вероятно, только что вступили на престол — при заключении договора с крестоносцами, они употребляли еще печать отца — Юрия Львовича.

45

«Брат Генрих и брат Бертольд сообщили, что король возымел благие намерения, которые, к сожалению, совершенно переменились на противоположные из-за вмешательства посторонних личностей; они же в продолжение целого года не бывали в его совете, один лишь брат Николай [там присутствовал] , и они имеют подозрение, не он ли стал виновником перемены благих намерений... Тем временем... король послал за братом Николаем и за отправленным письмом... пришел королевский гонец и призвал братьев Бертольда и Генриха предстать перед королем». Вероятно, вследствие потери кредита Миноритами в Вильне, случившейся в конце 1323 года, представители их ордена в Пруссии и выдали упомянутое выше свидетельство в пользу крестоносцев. Отчет посольства сообщает следующим образом дальнейшие подробности о розыске, производившемся в Вильне по поводу подлога в грамотах, писанных к папе: «После, на следующий день... мы сошлись с посланцем короля и его советиками в присутствии старших и младших братьев, и упомянутый посланец короля спросил у младших братьев, от кого происходит письмо, направленное апостольскому владыке? Ответил брат Генрих, что лично он написал то письмо, с которым король послал своего собственного посла к магистрату... Тогда было спрошено у брата Бертольда, он ли написал письмо, вроде бы король желает креститься. Тот ответил, что написал предыдущее письмо, переданное через рижских советников, где не писал ничего такого, что не вышло бы из уст короля: что он желал бы стать преданным сыном и вступить в лоно Святой Матери Церкви, и принять христиан, и Христову веру... распространять... И тогда [королевский] посланник заявил: следовательно, ты признаешь, что он не приказывал тебе писать о крещении? На это и сам Бертольд, и брат Николай из старшего ордена ответили, как и мы все: быть преданным сыном и вступить в лоно Святой Матери Церкви обозначает не что иное, как крещение. Тогда и посланник, и брат Николай заявили, что именно брат Бертольд и есть тем, кто устроил королю такой конфуз».

46

1324. «Царь Азбяк посылал князей Литвы воевати; и много зла створиша Литве, и со многим полоном приидоша в Орду». 1336. «Того же лета Татарове воеваше Литву».

47

Более подробный пересказ о Свентироге находится в рукописном списке той же летописи, хранящемся в Познанской библиотеке. Вот этот рассказ, пропущенный в списке, изданном Нарбутом: «Обереть себе великий князь Швинторог местцо на пущи, велми хорошо, подле реки Вельи, где река Вильня упадает у Велью, и просил сына своего, Скиримонта, абы на том местцу было жеглищо вчинено, гдежбы его мертвого сожгли; и приказал сыну своему, жебы по смерти его на том местцу, гдебы его сжег, всих князей Литовских и знаменитых бояр сожжено было и штобы вже нигде инде тела мертвых не были съжены, только там».

48

1331. «И постави Василия владыку митрополит Феогност, ą с ним владык 5: Грегорий Полоцкий, Афанасий Володимирский, Федор Галицкий, Марко Перемыслицкий (Иоан Холмский)».

49

Длугош, вследствие очевидной описки, относит смерть Гедымина к 1307 г. Стрыйковский и Коялович полагают ее в 1328 при осаде замка Вельоны. Виганд из Марбурга — в 1337, при осаде Бейербурга. Все эти годы означены, очевидно, ошибочно: в сборнике Наперсного помещен договор, заключенный Гедымином с Ригой и Лфвонским орденом, состоявшийся 1 ноября 1338 года. Таким образом, с гораздо большей вероятностью можно принять год смерти Гедымина, обозначенный в русских летописях: 1341 или 1340.

50

«1331. Болеслав, князь Мазовии и Руси, женился и взял в жены дочь Гедымина, князя Литовского, язычницу и варварку» (Длугош).

51

«1341. Умерла княгиня Мария Черская, русинской нации, жена Тройдена, князя Мазовецкого и Черского».

52

«1344. Преставися великая княгиня Семенова Ивановича Анастасия в черницах и схиме, родом литовка, а прозвище еи бысть литовское Августа».

53

«Той же зимы (1319) за князя Дмитрия Михайловича приведоша княжну Марию из Литвы, Едименову дщерь».

54

Мы встречаем в источниках указание на то, что при раздаче уделов «ад удельным князем совершался обряд коронации. О Кориате Гедыминовиче, получившем Новогродок-Литовский, сохранилась следующая приписка на древнем требнике, хранившемся в Лаврашевском монастыре: «1329 — коронация князя Новогрудского».

55

В подтверждение этого положения обыкновенно ссылаются как на единственное фактическое доказательство на договор, заключенный между (1340 — 1349 г.) литовскими князьями с Казимиром польским: договор этот начинается так; «Я, князь Евнутий, и Кистутий, и Любарт, и Юрий Наримонтович, и Юрий Кориатович чинимы мир твердый из королем Казимиром польским... и за великого князя Ольгерда, и за Корната, и за Патрикия, и за их сыны, мы ислюбуем тот мир держати велми твердо». Так как имя Явнутия поставлено в этом документе на первом месте, то в этом обстоятельстве и видят доказательство его великокняжеского достоинства. Аргумент этот, весьма шаткий по своему существу, встречает решительное противоречие в тексте самого документа, в котором великим князем ясно назван Ольгерд. Притом, хотя в документе не обозначен год его составления, но в дальнейшем тексте сказано, что мир заключается «от Ивана дне (купал) за 2 лет». Нам, между тем, известно, что война с Польшей вспыхнула в 1349 году, потому время заключения Договора с самым большим вероятием может быть отнесено к 1347 году, т, е. к тому времени, когда Евнутий был уже смещен с Виленского княжения. В договоре он очевидно принимал участие, наравне с другими братьями и племянниками, в качестве лица, уполномоченного от великого князя Ольгерда. Дашкевич указывает на рассказ, составленный Витовтом около 1390 года, в котором этот великий князь передает, что Гедымин дал Евнутию «die grosse Herrschafft zu der Wille»; но тут же г. Дашкевич замечает, что в XIV столетии титул великого князя принимали и князья удельные; потому и выражение Витовта мы понимаем в том смысле, что Евнутий имел «великое княжение в Вильне». Принадлежность к его уделу отцовского стольного города послужила поводом как к удержанию за ним громкого титула, так, впоследствии, и к изгнанию его братьями, желавшими восстановить единство государства и сосредоточить его управление в основанной отцом столице.

56

«Вмыслили Панове вси Лядзкие... вчинити, как вчинили над панами Русскими Перемышльскими, позвавши их до рады, и там порезали, и Перемысль засели».

57

«А про Любартово ятсьтво, хочем его поставити на суде перед паны Угорьскими... будет ли ял его король по кривде, — Любарт будет прав, и я, князь Кестутий, буду прав перед Вгорьским королем».

58

«Ольгерд и Кейстутий были в великой любви, и милости, и ласце». «Братья Ольгерд и Кейстут превосходили других воспитанием, нравом, статностью, прирожденным рыцарским мужеством и многими другими знатными качествами, и потому они, более других братьев, любили друг друга» (Стрыйковский). «Герцог Ольгерд и герцог Кейстут в юношестве были связаны дружественными узами» (пер. с нем.) (Послание Витовта к магистру ордена).

59

В сочинении Нарбута помещено извлечение из рукописи, заключающей записки современника крестоносца, бывшего при Ольгерде в Вильне, в составе одного из посольств ордена. Ольгерд описан здесь следующим образом: «Князь имеет величественный вид: лице его румяно, продолговато, нос выдающийся, глаза голубые, очень выразительные, брови густые, светлые, волосы и борода светлорусые с проседью, лоб высокий, чело лысое; он росту выше среднего, ни толст, ни худощав, говорит голосом громким, внятным и приятным; он ездит прекрасно верхом, но ходит прихрамывая на правую ногу, потому обыкновенно опирается на трость или на отрока; по-немецки понимает отлично и может свободно объясняться, однако же всегда говорите нами через переводчиков.

...В случае, если великий князь не отправляется с войском, которое обыкновенно предпринимает походы в началекаждой весны, то он проводит лето в замке, называемом Медники, лежащем на восток от Вильна». Нарбут, цитируя приведенное извлечение из записок крестоносца XIV столетия, не сообщает никаких подробностей о составе и происхождении рукописи, которой он пользовался, и потому степень достоверности записок не может быть проверена.

60

«Оженися князь Борис (Константинович суздальский) з Ольгердовной Огрифиною». «1371 обручи за князя Володимира (Андреевича) у Ольгирда дщерь Олену».

61

Между тем как русские летописи сосредоточивают все внимание на Ольгерде и едва вскользь упоминают имя Кейстута, немецкие летописи знали его гораздо больше, чем Ольгерда; хроники их переполнены сведениями о Кейстуте, о походах которого они сообщают мельчайшие подробности; рассказывают его личные отношения к должностным лицам Ордена, цитируют его разговоры и т. п. В сочинении Коцебу приведено описание наружности Кейстута, заимствованное из современного немецкого источника, не названного, впрочем, автором. «Кейстут был высокий, статный, искрящиеся глаза пылали на бледном лице, длинные волосы покрывали его голову, седая борода ниспадала на грудь. Скупы были его уста, но каждое слово много значило. Когда он угрожал, то вздувались вены на лбу. Весь его вид внушал страх» (Пер. с нем.).

62

Жмудины ответили послам Ягайла: «Если бы Ягайло пожелал сберечь обряд предков, то они бы охотно ему во всем подчинялись; если же он станет христианином, они предпочитают вызнать своим королем Кейсрута». — «И жмудины пошли с Кейстутом в количестве 9 000 мужей» (Виганд из Марбурга).

63

Вот текст этих характеристических переговоров, записанный в летописи Виганда: «Кейстут сказал магистру: «Если бы я был дома (т. е. внутри крепости. — Пер.), ты никогда бы не взял ее в осаду со всеми своими силами». На это магистр ему ответил: «Почему же ты выехал из дому, хотя и видел нас». Тот ответил: «Потому что мои не имели главы; я остался среди них». Магистр говорит: «Если ты считаешь необходимым, выбери из числа своих сколько захочешь, и свободно войди в дом. Имеем надежду на Господа, что ты не сможешь ее (крепость. — Пер.) ни защитить, ни удержать». Кейстут говорит: «Как же смогу войти, когда все поле вокруг преграждено валами и рвами». Магистр же ему: «Разреши мне, если желаешь со мной сражаться, открыть путь между валов». Ничего на это не ответил король, а магистр [сказал ]: «Если королю нечего нам более сказать, пусть идет оборонять своих».

64

«Так как Ольгерд по собственному желанию повернул назад, то есть, в Витебск, то не смог быстро прибыть к условленному дню» (Коялович).

65

Договор, заключенный между Кейстутом и Ольгердом, все упомянутые источники передают согласно. Вот самый полный вариант, заимствованный из летописи Даниловича: «А докончают межи себе: князь Кестутий великий и великий князь Ольгерд: што братии всей послушну быти князя великого Ольгирда, или который то волости соби розделили. А то соби докончают, што придобудут: град ли или волости, да то делити на полы, а быти им до живота в любви, во великой милости; а правду межи себе на том дали: не мыслити лихом никому же на никого же: Тако же быти и до живота своего в той правде».

66

Современные немецкие источники по большей части дают безразлично обоим братьям титул царя (rex): желая же определить их взаимные отношения, утверждают, что Ольгерд был собственно правителем государства, а Кейстут главным начальником военных сил: «Король литвинов в лице своего брата по имени Кейстут, вождя своего войска... вступив на территорию Wilowense» (Стародавняя хроника Олива). «Они дошли до Drakyn, главного замка князя литвинов Кейстута, брата короля, который есть вождь поганского войска» (Из отчета магистра о походе на Литву в 1375 г.). «Начали осаду замка Тракай, (который принадлежит. — Пер.) вождю литовского войска» (Другой отчет о том же походе).

67

«І265. В то время князь де Монте (Вильгельм l фон Берг) был с большой свитой в земле, и по его желанию совершен рейд». «1378. Князь Альберт Лотарингский прибыл в Пруссию с 70-ю рыцарями, и на его честь был назначен рейд». Такие же походы упоминаются в честь других знатных гостей: ландграфа Оттона Гессенского, Рупрехта герцога Баварского, Адольфа архиепископа Кельнского, Леопольда герцога Австрийского, графов Варвика, Уффорда и т. п.

68

«В 1376 г. пешие братья в Ливонии собрали против неверных разбойным способом ватагу из 600 человек, знаменосцем и главой которых был брат Теодорик из Голтейе, наместник в Dobelleen» (Гермам из Вартберга). «1364. Брат Генрих (фон Шенинген) созвал издалека, кого пожелал, по-разбойничьи опустошая». В 1367 году Ливонский магистр особым договором, называемым «pax latrunculorum», обязался в течение известного времени не допускать охотников врываться в литовские пределы.

69

Из числа многих описаний походов на Литву, которыми загромождены все летописи ордена, приведем наудачу несколько примеров, характеризующих военные приемы крестоносцев:

«1367. Брат Геннинг, маршал ордена, разбил табор в верхней части [земли] литвинов; увидев, что она не укреплена, он разделил свое войско на три отдела и среди дня открыто ударил по всем им мечем, опустошая их области огнем и смертью, а также увел с собой в Прусскую землю 800 пленных и даже царский табун из 50 кобылиц». (Герман из Вартберга):

«1369. Войт из Grebin был... в Литве, где сжег несколько сел с их припасами, а многих убил». (Там же).

«1370. Наместник из Goldingen ...вступил в землю литвинов, которую опустошил... за одну ночь выведя 320 голов (пленных. — Пер.) обоего пола, не считая многочисленных убитых, а также 340 голов волов и лошадей, и возвратился невредимым со своими... Еще раз маршал послал свой пеший отряд в Drogotzen землю, где они пребывали 4 ночи, опустошая, убивая и захватывая в плен: 106 человек, 61 конь и 9 стад волов и коров. Еще раз наместник из Ragiten... разбил два селеньица и взял 20 лошадей и 9 волов, выведенных оттуда». (Там же).

«1372. Брат Виганд с сотней отборных [людей] вступил в поганские пустоши с целью добычи и их усмирения... Они перешли Mimilam и, вступив в начале ночи в 4 неукрепленных селения, вырубили мечем все, что им попадалось — мужчин с женщинами и детей, все дотла сожгли и вывели пленных с огромною добычею». (Виганд из Марбурга).

70

В 1365 г. литовцы после удачного похода в Пруссию «с триумфом возвращаясь к королю и вблизи Ragnitam, радостно празднуя, принося в жертву богам кровь быка, а кого-нибудь, говорят — Генселя Нойвенштайна, приносят в жертву, бросая в костер». (Виганд из Марбурга).

71

Летописцы ордена упоминают разновременно о разрушении литовцами многих крепостей; они называют из числа их следующие: Мезотен, Шальвита, Каустрита, Шилиттерн, Иоганнесберг, Экерсберг, Анненбург.

72

Потери литовцев в этой битве летописцы ордена исчисляют различно: Annales expeditiales Prussici определяют ее в 6000 человек. Современный отчет об этой битве, извлеченный из Кенигсбергского архива, говорит: «Однако не забудем, что во имя господина полегло 1000 и из 20 000 спаслись немногие, взято 800 или около того» (Пер. с нем.). Вероятно крестоносцы, желая изгладить неблагоприятное впечатление, произведенное на Западе неудачей, которую они потерпели в 1345 г., умышленно придавали этой битве преувеличенное значение; иноземные летописцы, писавшие на основании слухов, исходивших от крестоносцев, придают ей небывалые размеры. Так, современник события Иоанн Витодуран, писавший свою летопись в Цюрихе, рассказывает, будто в битве на р. Страве погибло 40 000 литовцев. Длугош исчисляет потерю литовцев в 22 000; наконец, русские летописи, вовсе почти не обращавшие внимания на борьбу Литвы с крестоносцами, внесли следующее известие об этой битве: «Бой был немцем с Литвою на Страве реце и побиша Литвы 40 000».

73

Вообще дело Бутава представляет факт не единичный в своем роде. В летописях встречаются неоднократно сведения о перебежчиках как от литовцев к крестоносцам, так и обратно; упомянутый в рассказе о Бутаве — Сурвилл (в крещении Фома) остался в Пруссии и служил долгое время крестоносцам в качестве проводника, переводчика и дипломатического агента; такие же услуги ордену оказывал перебежавший в Пруссию другой Сурвилл — Ганс. Под 1361 годом в хронике Вартберга помещен рассказ о знатном литовце, называемом Жива, служившем крестоносцам в качестве проводника: «Была взята в плен вся семья литвинов (по имени. — Пер.) Жива. Также и сам удрученный Жива, добровольно последовав за своей семьей, стал наилучшим проводником христиан в Ливонии». Такие невольные слуги ордена, конечно, при первой возможности бежали обратно в Литву и, становясь в ряды соотечественников, служили им проводниками в Пруссию и Ливонию. Бывали, впрочем, и такие случаи, когда сами рыцари, вероятно, не ужившись с дисциплиной ордена, бежали в Литву и принимали язычество: «1374 два брата из Ливонии, Йоган Ланцеберг u Фридрих из Миссена, отважные мужи, с каким-то проводником, по имени Биллене... убежали к литвинам, став отступниками». «1376. Какой-то брат ордена — Йоган Вловере сбежал в замок по имени Новый, став отступником» (Герман из Вартберга).

74

В 1361 году Кейстут попал в засаду и взят был в плен крестоносцами. Он содержался в Мариенбургской крепости; с помощью приставленного к нему слуги, крещенного литовца Альфа, он вышел из крепости в одежде рыцаря и, укрываясь в лесах и болотах, переправляясь вплавь через реки, успел бежать в Мазовию. О бегстве его одна летопись говорит, что он «чудесным образом исчез»; другая: «это было чудо, что он смог выбраться оттуда, так как все ворота перед ним были заперты» (Пер с нем.). В следующем году Кейстут опять попал в плен во время стычки, но, пользуясь смятением битвы, исчез до ее окончания из лагеря крестоносцев.

75

Так, в рассказе о битве на реке Страве, летописи, упоминая о присутствии Ольгерда, прибавляют известие, что в помощь литовцам пришли ополчения из Владимира, Берестия, Витебска, Смоленска и Полоцка. Описывая поражение литовцев у Рудавы, Иоанн Посильге говорит: «так Кейстут бежал со своими, и князь Ольгерд с русью вынуждены были свои стопы, обратить в бегство» (Пер. с нем.).

76

О стычках между ливонскими рыцарями и полочанами упоминает Герман из Вартберга под 1366, 1373, 1374 и 1375 годами. Виганд из Марбурга под 1364 годом упоминает о безуспешном походе магистра на Гродно, а под 1373, 1375 и 1377 годами рассказывает о набегах на тянувшие к Гродно земли: Бельскую и Каменецкую, предпринятых командором пограничного прусского округа Балги Теодориком фон Эльнер.

77

«1339 злые крамольники сошедшеся вечем Брянцы, убиша своего князя Глеба Святославича». «1341 убиен бысть князь Глеб Святославич Брянский от своих Брянцев клятых, декабря 6, в Николин день».

78

Дмитрий Ольгердович старший, во время похода на Северщину Дмитрия Ивановича Донского в 1379 году, сдал ему Трубчевск и переехал в Москву. Дмитрий Корибут владел Брянском и Новгородом-Северским до 1393 года, в котором был лишен удела Витовтом: русские известия называют, его «Дмитрий князь Брянский»; на семи, дошедших до нас, документах он подписался: «Coributh dux Nowogrodensis». В инвентаре королевского архива Кромера он назван: «Demetrius Coribut dux Lithuaniae».

В помяннике Антониевского Любечского монастыря сохранилось следующее упоминание о первых князьях Гедыминова рода, бывших в Северщине:

«№ 40. Князя Патрикия Давидовича (Наримунт носил в крещении два имени: Глеб и Давид) Стародубского, приимшаго ангельский образ, и княгиню его Елену, и сына их кн. Иоанна».

«№ 48. Вел. князя Дмитрия Черниговского и брата его князя Иоанна, вел. кн. Скиргайла».

«№ 53. Дмитрия Ольгердовича, и княгиню его Анну, и сынов их: кн. Михайла, кн. Иоанна».

79

Летописи: Никоновская, т. III, с. 187; Относительно послов литовских, Стадницкий полагает, что Кориат и Михаил — два имени одного и того же лица. Хотя по другим источникам действительно известно, что Кориат в крещении носил имя Михаила, тем не менее в данном случае летописи ясно указывают двух князей: «князя Михаила да Кориата» (Супрасльская), «Корията да Михаила» (Воскресенская). Из числа современных литовских князей имя Михаила носили: один из сыновей Явнутия и старший сын Андрея Ольгердовича полоцкого.

80

Густинская летопись, сообщая более других подробности о судьбе Киева после Батыева нашествия, говорит, что Батый в 1243 году, утверждая Ярослава Всеволодовича великим князем владимирским, поставил его вместе и князем киевским. Под 1245 г. та же летопись называет Михаила Всеволодовича князем черниговским и киевским. Под 1252 г. она рассказывает, что Сартак дал княжение «Русское и Московское» Александру Ярославовичу и т. д.

81

Общепринятое мнение о подчинении уличей и тиверцев с IX века великим князьям киевским, опирается на весьма шатком основании. Кроме известияо походе Свенельда на Улицкий Пересечин, записанного только в весьма позднем летописном своде и не свидетельствующего об окончательном присоединении уличей и тиверцев к Киевскому государству, мы встречаем в летописи только два намека об этих племенах. Под 885 г. сказано: «Олег со уличи и тиверцы имеше рать», но не указан исход этой рати; а под 907 годом, при описании похода Олега на Царьград, перечень сопровождавших его народов заключается словами: «и Тиверцы, иже суть толковины». Покойный В. И. Григорович объяснил слово «толковин» значением: помощник, союзник; таким образом, последний летописный текст свидетельствует скорее о самостоятельности, чем о подчинении тиверцев Олегу.

82

Река Ушица в летописи ясно указана как граница Галицкого княжества. В 1229 г. Даниил «собрав землю Галичскую... собра от Боброкы, даже и до рекы Ушице и Прута».

83

«1241. Дания попленил землю Болоховскую и пожег, оставили бо их татарове, да им орют пшеницю и проса; Данил же на не большую вражду держа, яко от татар большую надежду имеаху». «1257. Данил воздвиже рать противу татаром... взя Межибожье, потом же воевахуть людье Данилови же и Василькови Болохов, а Лвови Побожье и люди татарскыя. Весне же бывши, посла сына своего Шварна на Городок и на Семоць, и на все городы и взя Городок, и Семоць, и все городы, седящия за татары: Городеск и по Тетереви до Жидачева. Взвягляне же соглаша Шварном; поемше тивуна, не вдаша ему тивунити; Шварно же приде, поймав городы вся, и по нем придоша Белобережце и Чарнятинцы, и вси Болоховци к Данилу». Подробности отношений Галича к указанным местностям см. в сочин. И. Дашкевича «Болоховская земля» (Труды 3-го археол. съезда. Т. II. С. 69 — 139).

84

«В таже лета, приехаша татаре ко Бакоте, и приложися Милей к ним, Данилови же... посла сына Лва на Бакоту, посла Лев дворьского перед собою; изъехавше, яша Милея баскака, и приведе Лев Милея отцю си, и бысть паки Бакота королева отца его; потому же, сдумав со сыном, и отпусти и, а поручник бысть Лев, яко верну ему быти; и паки, приехавшим татаром, и створи льсть и предасть ю паки татаром, Бакоту».

85

Название Подолие заменило однозначущее старинное имя Понизье во время татарского господства в этой стране. Летописи, сохранившие рассказ о поводе Ольгерда, называют уже завоеванную им область Подолием. Название это встречается и в древнейшем документе, дошедшем до нас из времен литовского господства: в грамоте, данной Александром Кориятовичем Смотричскому доминиканскому монастырю в 1375 году, сказано: «Мы, князь Александр Кориятович, князь и господар Подольской земли».

86

«А от них (ханов) положены были на Подоли атаманы, которые вси доходы заведали, а к ним приезджали баскаки татарские, и в тых атаманов беручи дани, к Орде воживали».

87

Только южнее этой границы большинство рек, урочищ и древних поселений носит татарские названия, встречающиеся только в виде исключения к северу от этой полосы.

88

Трудно полагать, чтобы имя это явилось вследствие ошибки или извращения при переписке летописи; оно повторено в тождественной форме Дмитрей и в летописях, изданных Нарбутом и Даниловичем, и в рукописных вариантах их: Познанском и Поречском и у Стрыйковского, пользовавшегося еще в XV столетии списками тех же рукописей, и, наконец, в Густинской летописи.

89

В булле папы Климента XI (от 14 марта 1351 г.) сказано: «Король неверных подчинил своей власти земли Руси, на которых уже было установлено 7 епископий со своим митрополитом, и татары, заключив союз с литвинами, беспрерывно наезжают на упомянутые земли». Кромер говорит: «В то же время, татары, призванные Ольгердом, опустошили Нижнюю Русь, которая называется Подолией, и которая уже находилась в подчинении короля Казимира». Подробности о походе 1351 г. у Длугоша.

90

Синие воды — ныне Синюха, приток Буга, составляющий теперь границу губерний: Киевской и Херсонской. Имя татарского князя Хаджибей указывает, может быть, на подвластную ему местность в Подолии: на месте нынешней Одессы существовала до конца XVIII столетия укрепленная татарская гавань — Хаджибей; из нее в 1415 году Ягайло снабжал хлебом Константинополь, осажденный турками. В 1382 г. Кутлубуга был «начальником Крымской области», как видно из ярлыка Тохтамыша. Относительно времени похода Ольгерда на Подолие, мы последовали указаниям летописей Густинской и Никоновской, как единственно возможным. Летопись, изданная Даниловичем, не пометила года этого события; летопись Быховца относит его к 1351 году, но хронология всей летописи совершенно произвольна и случайна, в данном случае противоречит выше приведенным свидетельствам других источников. Наконец, Стрыйковский относит битву на Синих Водах к 1331 году, между тем как сам же, рассказывая события, предшествовавшие этой битве и послужившие поводом к ней, помечает их 1357—1361 годами.

91

До конца XVI столетия под именем Подолия разумели всю указанную территорию. По свидетельству Гильбера де Ляннуа, в начале XV столетия каменецкий староста Гедыголд управлял всей областью вдоль Днестра до моря и строил крепость на Днестровском лимане, против Аккермана. В ярлыке, которым Хаджи-Гирей уступал Витовту свои гипотетические права на русские земли, Подолие определено следующим образом: «Подольскую тму со всими выходы, и с даньми, и з землям и, изводами; Каменецкую тму, Браславскую тму, Сокалскую тму, Звенигород, Черкассы, Хаджибеев Маяк». Никоновская летопись, упоминая о битве на Синих Водах, говорит, что вследствие победы Ольгерд завладел «Белобережьем»; имя это изстари носило Днепровское поречие от порогов до устья, по цвету известковых, обнаженных пород почвы, среди которых пролегает русло реки. Наконец, польские писатели XVI столетия: Стрыйковский, Бельский, Кромер, Гвагнини, упоминая о Подолии, относят к нему города: Каменец, Червоноград, Бакоту, Смотрич, Скалу, Межибож, Брацлав, Винницу, Белую Церковь, Звенигород, Тарговицу, Черкассы, Очаков. Кромер определяет следующими словами территорию Подолия: «Река Днестр разделяет Молдову и соседствующее с ней Подолие, она же, если я не ошибаюсь, есть границей этого самого Подолия с турецким побережьем в Белгороде подобно тому, как Днепр и изгиб Черного моря — с очаковскими татарами, а точнее в обоих случаях сказать тяжело, как я уже говорил, из-за пустынной незаселенности». «Восточный край этой (Червоной) Руси и всей Польши замыкает Подолие, которое с севера и востока граничит с Белой Русью, в другой восточной части — с пустынными степями татар, а с юга — турок, а также Молдовой; все это считается одной провинцией, которую называют Подолие».