Очерки о гомеопатии (Записки врача гомеопата)

ХИННАЯ КОРКА

Читая или рассказывая о хине, я всегда несколько волнуюсь: ведь это лекарственное вещество — ньютоновское яблоко гомеопатии. Э. Фаррингтон, автор «Гомеопатической клинической фармакологии» — книги, вышедшей в середине прошлого века и сохранившей практическое значение до наших дней, в главе о хине писал: «Хина действительно удивительное средство: удивительное по множеству своих разновидностей, удивительное по своему составу, чудесное по своему действию. Она имеет также особенное историческое значение для гомеопатов как средство, которое привело С. Ганемана к открытию закона лечения и дало ему возможность установить гомеопатию как точную науку».

Ганеман был одним из образованнейших людей своего времени, он знал в совершенстве несколько иностранных языков и часто занимался переводами. Он был очень вдумчивым читателем и столь добросовестным переводчиком, что, по свидетельству современников, его комментарии по объему бывали порой не меньше переводимого труда. В 1790 г. Ганеман переводил лекарствоведение эдинбургского врача У. Куллена. Некоторые места в разделе о хине показались ему спорными, и он, желая установить истину, решил испытать ее действие на себе. Прием хинной корки вызвал у испытателя лихорадочное состояние, напомнившее ему пароксизмы перемежающейся лихорадки, которой он болел, живя в Трансильвании, и которую теперь называют малярией. Но предоставим слово самому Ганеману. «Как хина произвела во мне, чувствовавшем себя здоровым, перемежающуюся лихорадку и она же прогоняет лихорадку у больных, страдающих ею? Нет ли в этом соотношения между причиной и следствием? Но не будем опрометчивыми в нашем суждении: умножим опыты с постоянством и точностью».

Эти опыты Ганеман умножал в течение 6 лет, когда, оставив врачебную практику, погрузился в изучение литературы и проведение опытов по выяснению вопроса, не существует ли закономерности между реакцией организма здорового человека на лекарственное вещество и известными болезненными состояниями.

Как сведения, почерпнутые у старых авторов, так и собственные опыты привели исследователя к однозначному выводу: вещество, вызывающее в организме определенное болезненное состояние у здорового, способно лечить подобное состояние у больного. В 1796 г. в журнале, издаваемом немецким терапевтом К. В. Гуфеландом, появилась статья «Новый принцип нахождения лекарственных веществ с некоторыми взглядами на старые принципы». В ней Ганеман впервые писал о подобии как общем терапевтическом принципе и гомеопатии как о новом методе лечения. Само слово «гомеопатия», составленное из двух греческих слов («гомео» — подобный и «патос» — страдание), также фигурировало в печати впервые. Поэтому 1796 г. принято считать годом рождения гомеопатии.

О хинном дереве сочинены многочисленные легенды. Столь ценное лекарственное растение вполне заслуживает такого внимания: с начала применения его при перемежающейся лихорадке смертность от этого заболевания в Европе резко снизилась.

Родина хинного дерева, растения семейства мареновых — Rubiacese, — южноамериканские Анды. Хина, или квина, по-индийски — кора. От этого слова происходит название растения. Большинство авторов утверждает, что индейцы знали о лечебном свойстве хинной коры до прибытия европейцев в Южную Америку — то ли они наблюдали, как больные пумы пили воду из луж с поваленными в них хинными деревьями и выздоравливали, то ли больные малярией люди в беспамятстве набредали на такие естественные настои хины, и, казалось бы, неминуемая смерть отступала от них.

В Европе хинную кору называли перуанской или иезуитской, а также порошком графини. Под графиней подразумевали первую супругу вице-короля Испании Анну Цинхону, которая якобы во время пребывания в заморских владениях была излечена от малярии служанкой из племени инков и привезла замечательное лекарство на родину. В ее честь весь род хинных деревьев, насчитывающий несколько десятков видов, К. Линней назвал цинхоной. Но такой знаток лекарственных растений, как немецкий врач Г. Ма-даус, доктор медицины, сообщает, что графиня Анна Цинхона никогда в Южной Америке не была, а вторая жена вице-короля Испании Франциска де Рибера умерла, как и сам король, в Америке от малярии. Получается, что никто из жен Цинхоны не мог привезти хинную кору из Америки в Европу. Так или иначе, но хинная кора то ли в 1632, то ли в 1640, то ли в 1645 г. была доставлена в Европу. Наиболее вероятно, что ее привезли иезуиты, из-за чего в протестантском мире к ней отнеслись поначалу с большой настороженностью и лечиться ею боялись. Так что по-настоящему распространенным, хотя и очень дорогим лекарством, хина становится только с 50-х годов XVII в. Некоторое время она была доступной лишь королевским семьям, да и то врачеватели предпочитали давать ее в смеси, состав которой держали в тайне. Так, английский врач Тальбор лечил Карла II и Людовика XIV, поставив условием раскрытие секрета снадобья только после своей смерти.

Длительное время Южная Америка была единственным поставщиком ценного лекарства, пока с великими трудностями и ценой больших жертв хинное дерево не было вывезено на остров Яву и в Индию.

Так как настоящая хинная кора была очень дорогой, ее часто подделывали, что приводило к дискредитации ее целебных свойств.

Хинной корой лечили массу всевозможных заболеваний, а не только малярию. Швейцарский естествоиспытатель А. Галлер считал хину тонизирующим, антисептическим, противоотечным и противотуберкулезным средством. Ею пытались лечить также эпилепсию, астму, ревматизм, желтуху, гельминтозы, кожные и женские заболевания, рахит и даже венерические болезни.

Из-за чрезмерного увлечения этим лекарством было много случаев острых и хронических отравлений. По клинической картине острое отравление хиной похоже на алкогольное опьянение. Хроническое выражается в повышении аппетита, тошноте, рвоте, усилении чувствительности к внешним раздражителям — свету, шуму, холоду. Возникают немотивированная тревожность, общая слабость, головная боль, головокружение, шум в ушах, снижение слуха и зрения. В XIX в. появился даже особый термин для обозначения хронического отравления хиной — цинхо-низм. У работников фабрик по переработке хинной коры часто наблюдались кожные сыпи и лихорадочные состояния.

Побочные действия, отмечаемые современными врачами от препаратов, родственных хине или ее основному алкалоиду — хинину, клинически мало чем отличаются от симптомов цинхонизма. Для врачей-гомеопатов знание их полезно в том отношении, что они содержат данные дополнительных исследований, которых не существовало в период разработки лекарственной характеристики хины. Наличие таких данных в лекарственных патогенезах способствовало бы облегчению поисков подобно действующего агента — гомеопатического лекарства.

Хинное дерево — одно из самых богатых алкалоидами растений. До начала XIX в. не было известно, какому из них можно приписать интересовавшее врачей действие хины. Хинин был выделен лишь в 1820 г. французскими исследователями П. Пелльтье и Ж. Кавенту.

Гомеопатический препарат из хинной коры имеет два названия — хина и цинхона, связанные с русским и латинским названиями растения. Для его приготовления чаще всего используют кору хинного дерева красносокового или краснокоркового — Cinchona succirubra. Применяется широко, лейтмотив его лекарственного патогенеза — слабость, исчерпание «жизненных сил». Героине А. Ахматовой («Щеки бледны, руки слабы, Истомленный взор глубок») врач-гомеопат обязательно порекомендовал бы хину. Правда, еще Ганеман подчеркивал, что не всякая слабость требует назначения хины, а только такая, которая происходит, как говорили в те времена, от потери «органических соков». Это старинное выражение вызывает улыбку у современного врача, пытающегося изучать гомеопатические руководства прошлого века, однако, если вдуматься в его содержание, то становит ся понятным, что речь идет о жидких тканях, и тогда все становится на свои места.

Слабость может быть следствием тяжелых заболеваний, особенно сопровождающихся кровопотерей, психического и физического переутомления, злоупотребления алкоголем, лекарствами. Встретившееся мне описание А. Швейцером малярийного больного может иллюстрировать состояние пациента, которому подходит гомеопатическая хина. «Больной малярией негр — это усталый, подавленный, замученный головными болями человек, которому тягостна любая работа». Конечно, хину прописывают не только «замученным» пациентам, тем более что в современной врачебной практике такие больные не правило, а исключение — совершенно иной уровень жизни. Но врач может понять, что жалобы, приведшие пациента на прием, могут в своем развитии привести к состоянию подавленности.

Лечит ли гомеопатическая хина малярию? Безусловно, лечит, несмотря на то что для малярийного плазмодия такая доза не убийственна. Но только малярию определенной «хинной» клиники. Скажем, такой, приступ которой описал Ю. Бондарев в одной из новелл в сборнике «Мгновения». «В эту адскую жару особенно замерзали руки, синели ноги, я пытался согреть кисти между коленей, ссутулясь, сжимаясь в комок на кровати, стучал зубами, укрытый с головой двумя одеялами, но меня бил озноб, я дрожал, всхлипывал, стонал, иссушаемый до кипения крови, мнилось, чудовищно пылающей печью, в которой бы одновременно и ледяной холод». *

Моему отцу, начинавшему работать в малярийной местности в 30-е годы, приходилось лечить больных малярией не только большими дозами хины, но и гомеопатически. Мне же встречались только случаи per цидивной малярии, возвратившейся к пациенту через ряд лет вследствие кровопотери, охлаждения, злоупотребления неподходящей пищей. Они хорошо лечились хиной.

Прекрасные результаты дает хина при холециститах, особенно лямблиозных, секреторных и кинетических расстройствах желудочно-кишечного тракта, гипертонической болезни, женских и кожных заболеваниях. Действует она часто разительно, вызывая благодарное удивление пациентов. При лечении хиной довольно часты лекарственные обострения. Они могут выражаться во вздутии живота, задержке стула, головных болях и головокружении.

Я предпочитаю пользоваться родовым названием растения для препарата — цинхона. Оно звучит для меня как звон маленьких колокольчиков и кажется именем не испанской графини, а китайской принцессы, живущей во дворце, похожем на пагоду, и передвигающейся в паланкине.

Странность детских ассоциаций: такая картина представилась мне в детстве, когда я услыхала от отца это слово.

(Н. Полякова)

* Бондарев Ю. Малярия. — М.: Мол. гвардия, 1983. — С. 70. 32