Очерки по истории политических учреждений России

Предисловие

Несколько времени тому назад, случайно со мною встретившись, профессор Брайс, автор «Американской демократии», выразил свое удивление по поводу отсутствия книг по истории о современном положении русских политических учреждений. Правда, у англичан имеется превосходный труд Меккензи Уоллеса, богатый сведениями, лично собранными автором во время долгого пребывания в России, а у французов – глубоко и хорошо написанное произведение А. Леруа-Болье «Империя царей» («L’empire des Czars»). Но ни один из этих авторов не счел нужным специально остановиться на вопросе эволюции политического режима в России. И я вынужден был присоединиться к удивлению профессора Брайса и даже принять его замечание как косвенное приглашение заполнить этот пробел в источниках для ознакомления европейцев с данным вопросом, составлением краткого очерка развития русских учреждений.

На русском языке есть несколько прекрасных сочинений по этому предмету; но даже лучшие из них – профессоров Градовского и Коркунова – слишком объемисты для перевода на иностранные языки и, если бы они даже были переведены, слишком специальны, чтобы быть понятными неподготовленным читателям. Помимо того, эти работы не захватывают всего поля исследования в области происхождения русских учреждений. И хотя авторы трудов по истории русского права и излагали последний вопрос во многих глубоких и ученых монографиях, но они слишком специально трактовали его, чтобы их труды могли быть доступны иностранному читателю. Предшествуемые авторами по общей истории, трактовавшими прошлое России, как Соловьев, Костомаров, Иловайский, Ключевский, Милюков, русские юристы, занявшиеся изучением нашего правового развития, в течение последних лет, благодаря работам таких лиц, как профессор Сергеевич, Владимирский-Буданов и Дитятин, не говоря о более старых писателях, как Беляев, Чичерин и Дмитриев, создали литературу, могущую выдержать сравнение с французской или английской, в которых исследования этого рода велись особенно энергично в течение последней четверти XIX века. Таким образом, читатель может видеть, что препятствием к написанию книги для общего ознакомления иностранцев является отнюдь не отсутствие материалов о политическом строе России в прошлом и настоящем, а скорее трудность резюмировать огромнейшую массу фактов так, чтобы дать общую картину внутреннего развития России, начавшегося тысячу лет назад и лишь в наши дни достигшего поворотного пункта. Моя цель состоит, следовательно, не столько в том, чтобы представить читателю технические подробности, сколько в том, чтобы дать ему возможность прийти к определенному заключению о развитии наших политических учреждений.

Тем, кто прочтет предлагаемую книгу, надеюсь, нетрудно будет заметить следующий факт: из восточной деспотии Россия, благодаря реформам Петра Великого, Екатерины и двух первых Александров, становится все более и более европейским государством. И на пути к этому она сперва перенимает учреждения Швеции, Германии, Франции и Англии. Но эта перестройка русского политического строя по иностранным образцам нисколько не помешала сохранению самобытных русских обычаев и институтов; и, правду говоря, законы и регламенты, заимствованные на Западе и привитые к русскому стволу, подверглись сильному воздействию природы последнего. Неудивительно поэтому, если Россия усваивала одну лишь форму, а не дух тех учреждений, которые она копировала. Не этим ли подражанием одной лишь форме нужно объяснить тот факт, что применение европейских учреждений не привело в России к уничтожению остатков неограниченной, деспотической власти, общей всем восточным монархиям? Ибо власть эта в России изменила лишь свою внешность. К единой голове монарха прибавилось сто рук бюрократии, власть которой централизована в единой главе – бюрократии, подобной той, которая была язвой европейского континента в XVII и XVIII веках, – такова современная форма русского правительства. Вот почему я и полагаю, что поворотным пунктом во внутреннем развитии России являются те ограничения, которым бюрократия вынуждена была подчиниться, когда Александр II создал наше местное самоуправление. Естественно последовавшая затем реакция имела, разумеется, одну цель: сохранить господство бюрократии и предохранить Россию от нового преобразования, на этот раз уже центральных учреждений, на той же основе самоуправления. И я не сомневаюсь, что трудности, которые предстоит России преодолеть и которые проистекают из ее внутреннего состояния в настоящее время, имеют своей единственной причиной перерыв в уже начатой эволюции по пути к конституционной монархии. Потеряет от этого, разумеется, одна лишь бюрократия. Этим и объясняется ее враждебное отношение к так называемым «европейским идеям» и ее тенденция к сохранению старых русских начал, являющихся, однако, как читатель сможет в том из дальнейшего изложения убедиться, не столько русскими, сколько византийскими, старофранцузскими и старошведскими.