Оцифрованная реальность (СИ)

— Вы уже что-то заказали? Нет? — снова защебетала секретарша, не замечая или стараясь не замечать, как насупился обычно жизнерадостный дизайнер. — О, придумала! Давайте возьмем пиццу на всех — большую, нет, просто огромную!

Да уж, с диеты Юлька точно соскочила. Видимо, такая любовь у всех разная — одни с нее худеют, другие, наоборот, лишние килограммы набирают.

— Эй, Чат, а ты чего молчишь? Пиццу будешь? — секретарша легко толкнула локтем своего спутника.

— А? Конечно, Блонди, заказывай что хочешь. Я всеяден.

Марина с Гошей переглянулись. Дизайнер сохранил невозмутимое лицо, а вот Марине захотелось глупо захихикать. Как забавно они называют друг друга! А ведь Юлька действительно роскошная платиновая блондинка — локоны, завитые в стиле «натурэль», сейчас ниспадали водопадом чуть пониже лопаток. А вот ее парень…

— А почему — Чат? — не удержалась от вопроса Марина.

— Ах, это… — мечтательно прикрыла глаза секретарша, — учились мы вместе, у меня же первое образование техническое. Стаська тогда от компа вообще не отрывался, проводил там все свободное время, программированием увлекался. Да и соцсетями не брезговал. Там мы и познакомились. А кличку ему друзья придумали — в чате постоянно зависал, вот и получил.

Чат, на которого моментально обратились все взгляды за столиком, от природы был немногословен. Процедил лишь:

— Ага, было дело.

А дальше все дружно уплетали пиццу, перекидываясь время от времени обыденными светскими репликами. Юля, Стас и Гоша заказали пиво, а Марина — томатный сок. В детстве она этот сок терпеть не могла, а став старше — распробовала, и запивала им все соленое и жирное. Пиво не любила, да и вообще алкоголь не сильно жаловала и, покупая сок у барной стойки, всем говорила, что это — «Кровавая Мэри». Зато избегала таким образом ненужных и надоевших разговоров, вроде: «Не пьешь — за рулем? У тебя что-то болит? Боже, ты беременна!»

Юлька болтала без умолку, Стас отмалчивался, Гоша хмурился. Марина старалась поддерживать беседу, но в целом свидание сильно смахивало на фарс. Хотелось уйти оттуда поскорее. Домой. К коту. К Федьке.

Сонечка, включенная на вибрацию (любимый Федькин, как он выражался, «интимный» режим), протяжно зажужжала. Украдкой Марина выудила его из недр сумки. Надо же, искин одумался! СМС-ку прислал. Все, сейчас ругаться будет. Ничего, ничего, она уже привыкла. Главное — оттаял, написал. Она нажала просмотр. Прочитала. Перечитала еще раз: «Скажи, что тебе надо в туалет. Уходи через черный ход. Одна. Быстро».

Сердце забилось в два раза чаще, а экран телефона запотел от влажных ладоней.

Марина затравленно огляделась. Официанты сновали с подносами между столиков, люди ели, шутили, пили и смеялись. Непринужденная, расслабленная атмосфера. Кого ей здесь боятся? Неужели кафе заминировали, а за стойкой вместо бармена притаился снайпер? Да на кой черт она теперь им всем сдалась? Центр больше не работает, за ней следят, а значит — знают. Условие их она выполнила, что же еще?

Федька, чтоб его… Вот зачем ее так пугать? Паникер несчастный.

Она устала. Ужасно устала за эти неполные две недели. Бояться, вздрагивать от каждого шороха, жить так, на пределе, невыносимо.

Нет уж, только не сейчас, не сегодня. Ну его, этого Федьку, с его манией преследования, мнительностью и дурацкими советами. Этот вечер она проведет здесь, в обществе друзей. Здесь, где играет непринужденный шансон, где изредка на небольшом подиуме танцуют пары, где веселье, смешанное с алкогольными парами и флюидами, бьет через край.

Сонечка безжалостно полетела обратно в сумку, и Марина разом осушила томатный стакан. Принесли заказ — ее любимый «Цезарь» с креветками. Отлично, как раз вовремя, вечер продолжается.

Через полчаса официант, на сей раз человек (большая редкость — люди неохотно идут в официанты), с видом мученика, ежедневно исполняющего клиентские прихоти за скромные чаевые, подошел к их столику.

— Кто из вас Марина Разумовская?

Друзья разом перестали жевать и болтать, предвкушая очередное развлечение. Выразительно закивали на Марину.

— Тогда это — вас, — с этими словами он передал невзрачный черный телефон онемевшей девушке, — ваш парень, кажется. Переживает, говорит, дозвониться не может.

Гоша поперхнулся возмущением и стейком, Юлька открыла было рот, но Стас так выразительно на нее посмотрел, что рот она закрыла. Со вздохом Марина взяла протянутую трубку, и, уже не дыша, поднесла к уху, словно это был не телефон, а динамит. Она заранее знала, что, а вернее кого, ей сейчас придется выслушивать.

— Ты что творишь? — заорал Федька так, что динамики у несчастного кафешного телефона противно зажужжали. — Совсем сдурела?

Прижав телефон как можно ближе к уху, Марина покосилась на компанию, но те сделали вид, что даже не прислушиваются. На всякий случай она все же встала и отошла от столика подальше, к окну.

Пока она шла, искин успел вспомнить и прокаркать в трубку все более-менее приличные ругательства, которыми можно было ее обозвать, не скатываясь при этом до мата. Хотя Марина догадывалась, как ему этого хотелось.

— Значит так, слушай сейчас меня, замухрышка офисная. Если не хочешь досрочно расстаться со своей одинокой и скучной жизнью, которая, якобы, только сегодня начала налаживаться, делай, как я говорю. Объясняться будем потом, потому что времени нет, — он сделал паузу, переводя дух. Все-таки нелегкая работа — строить из себя человека! — и продолжил уже более спокойным голосом: — Уходи сейчас же, Рина, я не шучу.

Да она уже и так поняла, что не шутит. Если Федька додумался настроить мачок слежения в Сонечке номер два, то все серьезней, чем она думала.

— А Гошу, по-твоему, я должна здесь бросить?

— Ничего твоему Гоше не сделается, им он не нужен. После сочинишь для него остросюжетную сказочку про свое таинственное исчезновение, так, чтоб проняло. Хочешь, — тут он хмыкнул, — помогу.

«Ну уж нет, — подумала девушка. — Федька таких сказок напридумывает, что у дизайнера волосы дыбом на голове встанут. И встречаться он после этого вряд ли со мной будет. Знаем, проходили».

— Не стоит. Я сама лучше. — Марина посмотрела на свой столик — друзья украдкой кидали на нее такие голодные до информации взгляды, что возвращаться обратно совершенно не хотелось — сожрут. — Ладно, Федь, я поняла. Постараюсь уйти незаметно.

— Постараешься?! — Казалось, искин сейчас выпрыгнет из телефонной трубки и лично ее придушит. — Ты — постараешься? Да что же это такое, Марина, ты просто меня сегодня из себя вывела! Повторяю последний раз для особо одаренных. Если ты сейчас же не потащишь свою, забывшую что такое спорт, задницу в сторону дамской комнаты, я дозвонюсь до охраны этого заведения и заплачу им твоей карточкой, чтобы они выкинули тебя с черного хода.

Марина не просто вывела искина из себя, она взбесила его до невозможности. Оставалось лишь одно — со всем соглашаться. Иначе этот параноик от нее не отстанет.

— Будет исполнено в точности с вашим приказом, Федор Михайлович, — отчеканила она, наслаждаясь после сказанного зловещей тишиной в трубке. — Федь, ты здесь еще? Слышишь?

— Да. Уходи, пожалуйста.

И сбросил вызов.

Вернуться к столику было необходимо — там ее сумочка. А куртка вообще в раздевалке. Как она ее заберет?

Юлька накинулась на нее как голодная тигрица на добычу:

— Мариш, кто это был? Твой парень? Какой? Бывший? А Гоша утверждает, что ты теперь с ним встречаешься!

— Юль, Гош и… э-э Стас, я вам потом все объясню. Мне сейчас очень нужно… короче, в туалет. Носик припудрить.

Зря она насчет носика ляпнула, потому что платиновая красотка тут же подхватила:

— Ой, да не нужно, с носом у тебя и так все порядке. Мы уже уходить собрались, проводите нас?

Уходить? Вот это хорошо, этого Марине и нужно.

— Я с вами, — она виновато и заискивающе посмотрела на Гошу, — ты меня извини, Гош, но мне правда очень-очень нужно домой. Срочно. И еще — звонил вовсе не мой парень. Ошибся официант.

Дизайнер расцвел на глазах, что ландыш в мае.

— Тогда пойдемте все, чего здесь сидеть. Все равно уже наелись до отвала, — Гоша широким жестом остановил Марину, потянувшуюся было к сумочке. — За тебя я сам заплатить в состоянии. И не спорь.

После сумасбродного искина спорить уже ни с кем не хотелось.

На улице было темно и сильно похолодало. Казалось, роса на траве застыла и покрылась изморозью. А из разгоряченных гортаней при разговоре змеился пар.

Вчетвером, ежась от холода — даже Юлька уже не верещала — они завернули за угол кафе и буквально уткнулись в группу лиц в черном, перегородившим им дорогу.

Нет, не может быть. Так не должно быть. Марина почувствовала, как острое дежавю колет в спину, стекает по позвоночнику и рассыпается об асфальт в ледяную крошку.

— Нам нужна госпожа Разумовская. Остальные могут быть свободны, — проскрипел один из темных.

Этот голос снился Марине в кошмарах. Тот самый человек, что разговаривал с ней в бронированной машине, запугивал, кровь брал. Босс или… Винт, так, кажется. И модулятором голоса, кстати, он не пользовался — какая самоуверенность! За время общения с разными искинами Марина научилась отличать подделанный голос от настоящего. Отец любил повторять, что у нее идеальный слух.

Два раза им повторять не пришлось — Стас молча схватил Юльку под руку и утащил в неизвестном направлении.

Гоша растерялся. Видно было, что тоже он хотел бы рвануть вслед за парочкой, но бросить Марину, похоже, не позволяла совесть.

— Вам особое приглашение требуется, молодой человек? — силуэт сцепил на груди пальцы в черных кожаных перчатках. Перчатки от этого действия мерзко заскрипели.

— Я парень Марины и никуда не пойду. Говорите, что вам от нее нужно и проваливайте!

— Вы меня исключительно удивили, уважаемая Марина Леонидовна, — черная эластичная маска лице натянулась на лице силуэта, так что стало понятно — ухмыляется, сволочь. — Стало быть, у вас сразу два парня? Ай-я-яй, что за времена, что за нравы!

Гоша повернулся вполоборота в Маринину сторону, злобно прошептал:

— А говорила, что это не твой парень звонил. Может объяснишь?

— Потом, Гош, обязательно объясню.

Темный силуэт всплеснул руками на манер актера пантомимы.

— А мы никуда не торопимся, уважаемые. Признаться, обожаю такие истории — любовный треугольник — это так восхитительно, так интригует. Кого же из них вы в конце концов предпочтете — этого, — он указал кожаным пальцем на Гошу, — Григорий, верно? Молод, умен, талантлив, не лишен некоей амбициозной жилки, не слишком симпатичный, но это с лихвой компенсируется творческими качествами, такими редкими в наше время. Или Федора Михайловича — нервного, взбалмошного, самодовольного красавчика, который, к тому же, похоже сам приврать не прочь да и вас этому обучает. Никогда он не работал ни в какой фирме «Оптикус», мы проверили.

— Но откуда мне это было знать? — врать, так врать, решила Марина. — Он говорил, что работает и еще говорил, что…

— Какой Федор Михайлович? — перебил Гоша. — Это Федька, что ли? Так ведь он всего лишь ее операционная система, а вовсе не человек!

Обида обожгла Марину вспыхнувшим пламенем. Теперь придумать, что у нее в знакомых числится два Федора Михайловича, вряд ли получится. Слишком подозрительно все это выглядит. Да и не умеет она обманывать, как оказалось.

Маска на лице силуэта вздулась выпуклым пузырем. От смеха, всего лишь от смеха.

— Ну вы и фантазерка, Мариночка, давно я так не смеялся. Откройте страшную тайну — зачем вам понадобилось искина за своего парня выдавать?

Если бы она только знала… Но интуиция — ее шестое чувство — редко подводило. Поэтому и ляпнула она еще тогда, в бронированной машине в их первую встречу, что Федька — человек.

Человек в черном потирал кожаные перчатки и, похоже, действительно никуда не спешил. Редкие прохожие прошмыгивали мимо, в основном стараясь обойти подозрительную группу за несколько метров.

Марина упрямо молчала, и силуэт все же поинтересовался мягким вкрадчивым голосом:

— Я, кажется, задал вам вопрос, Марина Леонидовна. Фу, как невежливо, как некрасиво не отвечать на вопросы.

— Некрасиво и невежливо то, что вы нас здесь задерживаете, — с гонором парировал дизайнер.

— А я, вообще-то, не с вами разговариваю, молодой человек. И заметьте, что я-то сейчас как раз предельно вежлив.

— Скажите, наконец, что вам нужно? — Девушку трясло от холода, страха и злости. — Вы следите за мной? Я закрываю центр. Вы ведь этого хотели, правда?

— Хотели. Сначала. Только планы несколько изменились. Вы ведь не первый человек, успешно обучающий людей ладить с машинами. А нам крайне невыгодно такое положение дел. Ничего личного, сами понимаете, но бизнес есть бизнес. — Он снова сцепил пальцы, хрустнув кожей перчаток. — Так вот мы — всего лишь маленький винтик в этом огромном механизме. Мы, так сказать, курируем этот город, в других городах — другие. Нам нужно, чтобы системы зависели от нас — это мы должны их лечить, учить, и утилизировать при необходимости. Мы их создаем и их же контролируем. Мы — и никто другой. Однако, ваш отец…

Отец? При чем тут ее отец?

— … ваш отец изобрел целую систему, — Винт задумался, — как он ее назвал? Ах, да — «Система глубокого межличностного общения человека и искусственного интеллекта. Цели, следствия, результаты».

Марина была потрясена. Ее отец разработал целую систему? Они хотят сказать, практически совершил научное открытие? Но он ведь никакой не ученый. Ему просто всегда нравилось делать то, что он делал. Более того, свое дело он просто обожал.

Однажды отец рассказал, как в детстве у него в планшете жила электронная собака. Хорошая зверюшка, вот только частенько пачкала файлы. В текстах после ее делишек невозможно было разобрать предложения, а на фотографиях появлялись ужасные кляксы в самых неподходящих местах. Виртуальный выгул для собак ее почему-то не устраивал. Друзья от таких питомцев избавлялись сразу. Лучше купить нового, чем такой вот «пакостник» за ночь уничтожит с таким трудом решенную к школе задачку. Отец же раздобыл где-то электронные копии старых-престарых книжек по зоопсихологии. Опробовал один способ: стал давать собаке лакомство сразу после того, как она справит свои потребности туда, куда нужно. За два дня использования метода «положительного подкрепления» собака стала как шелковая.

Что-то новое — это просто хорошо забытое старое. Когда появилась Марина, отец пробовал применить давно забытую систему обучения и к ней. Когда она капризничала без причины, не обращал на нее никакого внимания, спокойно занимаясь своими делами. Но как только успокаивалась — тут же подходил, разговаривал с ней и улыбался. Марина не хочет делать уроки? Но если она быстренько сделает, они пойдут в парк кормить и обучать электронных белок. Белки жутко пугливые, а отец показывал, как сделать так, чтобы они подходили близко. Вокруг шептали, что он странный, и отчаянно жалели девочку, которая рано осталась без матери — ей было три, когда мать умерла от неизлечимой болезни. Другую жену отец так и не нашел. Еще говорили, что он чересчур балует свою дочь, но Марине было все равно. Ей было весело. Ведь они просто играли, все это было в шутку, понарошку, не всерьез. Или… всерьез?

— Так вот, Мариночка Леонидовна, за вашим отцом мы следили, как только обнаружили, что его исследования стали давать такие продуктивные плоды. Мы вежливо попросили его сотрудничать с нами, но он отказался. Тогда нам пришлось применить более э-э… интенсивные меры вмешательства.

— Вы убили его? — напрямую спросила девушка.

— К сожалению, не успели. Он умер сам. Инфаркт, как вы знаете. Его исследования мы стерли везде, до куда смогли дотянуться. И совершенно спокойно жили все эти три года.

Три года прошло со смерти отца. И ей, в отличие от этих мафиози, жилось все эти годы вовсе не спокойно.

— Но мы стали замечать, что продажи антивирусов падают, новые системы люди покупают не чаще, чем раз в пять-шесть лет. А они рассчитаны на два года, не более! Мы стали терять деньги и, соответственно, искать виноватых.

И нашли ее, Марину. И она не настолько наивная дурочка, как они думают, чтобы не понять, что после всего рассказанного они не оставят ее живых. Да еще и Гоша навязался, защитник выискался. Сбежал бы вместе с Юлькой и Стасом, она волновалась бы меньше. А теперь… что теперь делать?

— … и нам нужна эта флешка, — черт, она снова все прослушала. Какая флешка? — Отдайте ее нам, закройте центр, и можете дальше жить и разбираться со своими парнями. Но помните — попробуете перейти нам дорогу — сами догадайтесь, что случится. Надеюсь, мы хорошо поняли друг друга?

Пока Марина яростно соображала, что будет, если она скажет, что никакой флешки она в глаза не видела и не имеет ни малейшего представления о ее месте нахождения, сзади отделился еще один силуэт, приблизился к темной фигуре.

— Босс, давай уже покороче, что ли. Холодища — бр-р! Я задубел, и парни шепчутся, недовольны.

Марина узнала по голосу и этого типа. Это Шланг, тот самый лихач-водитель.

— Заткнись, — процедил Винт сквозь зубы. — Разогреетесь. И довольно скоро. Следующий наш клиент потребует не только разговоров. Будет даже жарко, обещаю.

Но предсказания босса решили не дожидаться следующего клиента. Откуда-то сверху — чуть ли не с балкона соседнего дома! — спрыгнула еще одна черная фигура и встала между девушкой, Гошей и бандитской группировкой.

В руках Винта молниеносно оказался пистолет. Тени за его спиной зашевелились — видимо, проделывали тоже самое. Сколько их там? Пять? Десять?

— Полиция. Немедленно положите оружие. Вы окружены. Сопротивление бесполезно. — В голосе новоприбывшего скрипели металлические нотки, и Марина поняла, что он пользуется модулятором. Мужчина стоял очень близко, так, что она успела разглядеть как часто вздымаются и опускаются его плечи — не восстановил дыхание после бега. Спина обтянута темно-коричневой кожаной курткой в заклепках и узорах. Очень хотелось разглядеть лицо — но, увы, когда неизвестный страж правопорядка повернулся, на лице его тоже была маска.

— Ах, как я испугался, прямо дрожу от ужаса, — с издевкой ответил Винт. — Блефуешь?

— Немедленно положите…

— Да брось, — главарь бандитов поднял другую руку и потряс ею в воздухе. В свете фонаря блеснули наручные часы. — Видишь? Если бы нас окружили, эта маленькая, но очень полезная штучка, уже запеленговала бы легавых. Так что вали отсюда, пока цел, мужик. — Винт не удержался и заржал. — К тому же, зачем тебе маска, а? Или ты этот, как его там? Кхе-кхе… супергерой?

Он мелко затрясся от хохота. А рука с оружием — нет. Опыт, без сомнения, сказывался.

Новоприбывший сделал небольшой шаг назад, к Марине и Гоше, и шепнул, чтобы слышали лишь они:

— Прячьтесь. А лучше — бегите.

А затем резко выпрыгнул вперед, на главаря, сбил его с ног. Винт выстрелил чуть позже, чем рассчитывал, поэтому лазерный луч пронзил пустоту над головой Гоши.

Дальше началась драка, месиво тел, мата, криков и выстрелов. Куда делся Гоша, Марина не поняла. Поняла только, что сама она сидит за ближайшими мусорными бачками, вжимаясь в пластик, не в силах даже пошевелиться от парализующего страха. Не говоря уже о том, чтобы хоть куда-нибудь бежать.

Она очень надеялась, что Юлька со Стасом вызвали полицию, и обрадовалась, когда мужчина сказал, что он — полицейский. Однако, судя по звукам, доносившимся по ту сторону бачков, подкрепления не предвиделось. Неужели мужчина блефовал? Но зачем, почему? Что еще за тайный линчеватель буквально свалился им на голову?

Только бы Гоша остался жив, только бы весь этот кошмар поскорее закончился, только бы все было хорошо, как заклинание твердила про себя Марина.

И внезапно все закончилось. Послышались редкие удаляющиеся шаги, будто кто-то убегал в спешке. А затем — движения, выстрелы, возня и крики — все стихло.

«Мне нужно вылезти, нужно посмотреть, вдруг требуется помощь, — она шептала это вслух, кажется, вслух, — нужно выглянуть, я должна, должна…»

Еле-еле, уговаривая себя и ругая, она на карачках выползла из-за мусорного бака. Несколько тел были распростерты на асфальте. Взгляд девушки затуманился, ничего не разобрать. Свои, чужие? Хотя, какие свои — где Гоша? Или хотя бы мужик этот, мнимый полицейский.

Дизайнер обнаружился у противоположной стены дома в переулке. Лежал, странно подвернул руку. Под ним растекалась багряно-красная лужица.

«Не может быть, еще и Гоша… нет, не может быть». Марина закрыла глаза. Вдруг она просто спит? Вдруг все это просто плохой сон? Она проснется, а утром Федька снова будет читать лекцию о том, что ночные кошмары — всего лишь игры разума, и видимо ей, Марине, нужно меньше увлекаться фантастическими романами на ночь.

Но фокус не сработал, странно было даже и думать, что сработает. Темный переулок, тела на асфальте, липкие лужи — ничего не пропало и не исчезло. Несчастный дизайнер искореженным пауком по-прежнему скорчился у стены. Марина потихоньку подползла к нему, приложила пальцы к шее — пульс есть. Живой.

Пока живой. И его ничем не задело. Руку сломал. И, должно быть, головой ударился, черепно-мозговая травма. В таком случае его лучше не двигать. Ничего, главное дождаться приезда «скорой».

Она оглядела «поле боя» еще раз. Вот и полицейский-линчеватель. Тоже не шевелится, лежит лицом вниз. И маска слетела. Его невероятно жаль. Пытался спасти совершенно чужих, незнакомых ему людей. Если он действительно полицейский, какая жестокая у него работа! Зачем люди выбирают себе такую? Хотя… о чем она только думает? Все это стресс и адреналин. Кто-то же все равно должен быть и полицейским, и хирургом, и спасателем.

Держась за стену, Марина подошла ближе. А в него попали. В куртке с заклепками зияла дыра. От пережитого она не могла сначала даже определить, где пробито — слева, справа? И забыв, где находится сердце, схватилась за свое — колотившееся, отбивавшее бешеный ритм. Слева, конечно, слева. А дыра в куртке — справа. Возможно, не убили, возможно, просто прострелили плечо. Главное, чтоб не легкое. Лазерный луч пробивал человека насквозь, оставляя черную обугленную дыру. Разрушал ткани в несколько раз сильнее, чем допотопный пулевой пистолет.

Может, попытаться перевернуть его? Лежит, уткнувшись в пожухлый газон. Так и задохнуться недолго. В случае, если человек еще жив, конечно. Марина наклонилась к нему, схватила за предплечье и край скользкой куртки и уже хотела перекатить горе-полицейского, как рядом, почти над самым ухом, пожарной сигнализацией взвизгнул женский голос:

— Девушка, с вами все в порядке? Что случилось? Саша, ты только посмотри! — запричитала она, обращаясь к полноватому лысому мужчине в очках.

Они оказались теми немногочисленными прохожими, которые, наконец-то, решились подойти.

— Лазерное ранение, — в голосе мужчины зазвенели стальные нотки, как у человека, привыкшего распоряжаться. — Возможно выжил, но скорее всего — нет. Пульс проверь, Лида.

Женщина наклонилась, обхватила запястье полицейского.

— Есть, но слабый.

— Ни в коем случае не двигай его! — прокричал мужчина, уже проверявший другие тела, распростертые на земле. Покачав головой возле каждого, он присел на корточки перед Гошей.

— Лида, сюда, — отрывисто бросил он, отсвечивая лысиной одинокому фонарю.

— Саш, но как же…

— Приоритеты, Лидия, не забывай!

Марина, поддерживаемая Лидой, тоже поплелась к Гоше. Он жив, возможно, его спасут — вот что главное.

— Мой муж — травматолог, а я — медсестра, — рассказывала женщина Марине, пока они преодолевали несчастные десять метров до противоположной стены. — Мы со смены возвращались, смотрим, а тут такое! Правда, застали только конец потасовки. Стояли, ждали, пока все кончится. Саша в драку бы не полез, не такой он человек. Но «скорую» вызвал и полицию. Давай, говорит, еще подождем. Возможно, помощь понадобится до приезда медиков.

Саша, тем временем, ощупывал Гошину голову.

— Что с ним? — еле выговорила подошедшая Марина.

— Голова цела, но сотрясение имеется.

— А крови тогда откуда столько?

— Открытый перелом — артерия задета — и вывих плеча. — Травматолог крутанул и дернул руку Гоши на себя, придавая ей более естественное положение. — Все, с вывихом справились. Лида, жгут!

Женщина размотала с шеи тонкий шарфик, присела рядом, сильно стянула его на руке парня. Чуть ниже этого места мышцы были разорваны, кровь вытекала, и из раны жутко торчала поломанная кость.

Марина поспешно отвернулась, неуверенная, что ее сейчас не стошнит.

Вдалеке послышался вой сирены «скорой помощи». Рядом затарахтел медицинский вертолет — жертв много, потому и вызвали. Он медленно опускался на крышу соседнего дома, оборудованного вертолетной площадкой. Спустился бы прямо на землю, да в переулке было слишком тесно для такого маневра.

Не в силах дальше смотреть на Гошу, девушка снова вернулась к созерцанию места недавней драки, к телам, распластанным в разных позах, и вдруг… взгляд замер, остекленел. Там, где только что у стены лежал полицейский, было пусто.

Марина даже зажмурилась. Закрыла и открыла глаза. Нет, не померещилось — на месте, где они оставили неизвестного мужчину, действительно никого не было.

Поверить трудно. Но как же так? Она снова поковыляла к стене. Вот тут он лежал — примятый газон и пара отвалившихся заклепок с куртки. Хорошо бы очнулся и сам ушел, а то мало ли…

— Слушайте, а этот куда делся? — Лида подошла, оттирая руки, испачканные кровью, влажными салфетками. — Он же полумертвый был.

— Если бы я знала, — Марина оправила куртку, задумчиво потеребила застежку сумки, словно на что-то решаясь. — Я тоже пойду.

Лидия возмущенно скомкала оставшиеся салфетки.

— Ну уж нет, никуда вы не пойдете. Даже если вы не ранены, у вас же шок! Не могу я вас отпустить, а вдруг вы по дороге свалитесь? «Скорая» приехала, сейчас подлечим вас.

Девушка послушно поплелась за медсестрой, на ходу пытаясь привести мысли в порядок.

Какую флешку они ищут? Если предположить, что бандиты стерли все, что осталось от наработок ее отца, то выходит… стерли все-таки далеко не все. Что-то осталось на этой самой флешке. Вероятно, они думаю, будто Марина могла этим воспользоваться. Может, тот самый труд — система глубокого как-его-там общения с чем… с кем? С машинами? Бред какой-то. Хотя, может и не бред. Возможно, попадись сейчас в руки Марине эта флешка, она отдала бы ее без колебаний, лишь бы ее и всех ее близких оставили, наконец, в покое. Правда, сначала все-таки неплохо было бы узнать, что же на ней записано. Ее отец никогда не упоминал ни о каких тайных разработках, он просто жил и работал в свое удовольствие. И ничего ей, кажется, кроме центра не завещал. Кроме… центра?

Что ж, а это вариант. Отец спрятал флешку там. Слишком просто и даже, в какой-то степени, наивно, но других вариантов у Марины не было. Она ведь может убедиться, пойти и поискать. И сделать это нужно прямо сейчас.

Девушка покосилась на медсестру — та уже запрыгнула в одну из машин «скорой помощи» и деловито набирала в шприц ампулу за ампулой.

На носилки как раз укладывали Гошу. Марина подошла к Саше, державшему капельницу над так и не пришедшим в сознание парнем.

— Он поправится?

— Жить будет, — усмехнулся мужчина, — руку по косточкам соберут как новенькую. Вы с ним поедете?

— Нет, сейчас не могу. Куда его повезут?

— Да как обычно, в общий корпус больничного городка сначала. Дальше, думаю, в травму положат.

— Позаботьтесь о нем, — прошептала девушка, гладя Гошу по плечу, — и спасибо.

Саша недоуменно вскинул брови. Но ничего не сказал. Зато когда Марина, подхваченная новой адреналиновой волной, быстрым шагом удалялась от «скорой», Лида крикнула вдогонку:

— Эй, постой! Куда же ты, ненормальная?

Она так и не обернулась, хотя отчетливо представляла, как медсестра стоит в дверях машины, грозно потрясая шприцем. Хорошие они с мужем люди, побольше бы таких.

Убежать удалось вовремя — к «скорым» присоединилась полиция. А Марина — ценный свидетель — скрывается с места преступления.

Упав на лавочку на автобусной остановке, глянув на расписание и переведя дух, Марина решительно достала Сонечку номер два. Надо только сразу успеть сказать, что народу на остановке полно и всем все прекрасно слышно. На случай, если Федька снова начнет орать и материться. А он начнет. Ведь Марина, как обычно, его не послушала.

Откуда он узнал о том, что Винт с бандой собираются потолковать с ней с глазу на глаз на свой извращенный манер? Возможно тоже следил за ними. Но как?

В телефоне было пусто. Ни пропущенных вызовов, ни СМС. Кристально голубой рабочий стол.

Поверить сложно. Настолько в ярости, что даже общаться не хочет? А она сегодня чуть не погибла, между прочим. Правда, по своей собственной глупости. Не поверила. Не послушалась. И Гоша мог умереть. И сумасшедший «полицейский». Жив ли он? Снова все из-за нее.

Подошел автобус. Нужный рейс, как раз довезет до центра.

За окном в темноте мелькали огни вечернего города. А Марина думала, что ее жизнь сплошь сейчас темная и огоньков в ней все меньше и меньше.

Сонечка мелодично звякнула — СМС-ка пришла. Марина все же выключила вибрацию, переводя телефон в звуковой режим. Ей нужно сразу узнать, когда Федька, наконец, объявится.

Но СМС-ка пришла от Джека. И содержание у нее было весьма странное. Если не сказать бессмысленное.

Марина дружила с Джеком. С того самого дня, как его хозяин — Ральф, притащил ей поломанную вирусом систему. Надо признать, Джек всегда был немного не от мира сего, если так вообще можно про искина сказать. Он замечательный интеллектуал — одаренный, умный. И тактичный. Не то, что Федька. Эх, Федька… Однако если бы Джек был человеком, она сказала бы, что во-первых, он мизантроп и флегматик, временами пребывающий в состоянии фрустрации, переходящей в аутизм. А во-вторых, он, похоже, слегка страдает дислексией. Причем тоже не постоянной, а временной, не как у людей. Ральф долго работал и жил в России, а когда купил Джека, тот сначала выучил русский. Но английский он выучил быстро тоже, потому что хозяин — носитель языка — постоянно занимался с ним, а два года назад они окончательно уехали на родину Ральфа, в Австралию.

Теперь, когда Марина звонила Джеку, он выдавал ей гремучую смесь, болтая на двух языках одновременно, иногда мешая их еще и с испанским, который тоже с немалым рвением недавно начал изучать. В разговорной речи это все слушалось довольно мило, но вот с письмом, с которым и так были проблемы, приходилось по-настоящему туго.

В этот раз он прислал ей откровенную белиберду. Выглядело это так: «вфтпук акщь идщтв». И как это понимать? Снова что-то перепутал. Перепутал… но что? Мысль, такая близкая, внезапно ускользнула. Автобус подошел к остановке.

Почти бегом — и откуда только силы взялись? — Марина кинулась к центру. Свет горел только на первом этаже. Сколько сейчас времени? Девять, десять? Лишь бы охранник пустил.

Их офис был не единственный в здании. Кроме компьютерного, там, в основном, располагался детский центр — всевозможные кружки на любой вкус. «Новая Эра» просто арендовала помещение на третьем этаже.

Охранник косо на нее посмотрел, но ничего не сказал. Нашарив в потемках выключатель, девушка врубила сразу все лампы в классе. Так спокойнее, когда светло.

От пережитого пересохло во рту. В соседней офисной комнатушке должна еще оставаться вода в кулере. Марина уже хотела включить свет и там, как рука зависла в воздухе. В офисе кто-то был.

Сначала она услышала шорох, затем грохот и сдавленные ругательства. Внутри все похолодело. Неужели не успела? Добрались, раньше нее добрались? Ну и пусть, и ладно. Может это и к лучшему.

«Надо уходить отсюда, пока меня никто здесь не обнаружил», — подумала девушка и уже подхватила снятую и брошенную на стул куртку, как дверь в офис с грохотом распахнулась.

— Мариночка, ты?

— А-антонина Семеновна?! Вы-то что здесь делаете в такое время? Вы одна? И в темноте!

Хотя не совсем в темноте, конечно. Офис освещался лишь светом монитора. Но он был настолько слабый, что Марина его сначала даже и не заметила.

Включив, наконец, свет, она увидела, как бухгалтерша согнувшись в три погибели, подбирает с пола какие-то листки и папки.

— Работу доделываю, Мариш. Завтра в налоговую бумаги сдавать о закрытии. Не успеваю.

— А почему без света сидите? Вы меня напугали! — Марина тоже нагнулась, пытаясь выудить листок, залетевший под стол.

— Прости, — Антонина Семеновна, отдуваясь, тяжело плюхнулась на стул. — Пришла-то я засветло. Засиделась, забыла включить. Увлеклась, заработалась. Ты зачем пришла?

— Я? Мне нужно… — она растеряно обвела взглядом помещение, — нужно поискать кое-что.

— Тебе помочь?

— Нет, спасибо. Идите домой, Антонина Семеновна. Я ведь не просила вас работать сверхурочно. И я не смогу вам за это заплатить.

Бухгалтерша зыркнула на нее из-под толстых стекл очков и снова повернулась к монитору. Сказала, не оборачиваясь:

— И не надо. Просто помочь хочу. Я же вижу как тебе тяжело. Не знаю, какие там у тебя тайны, но центр ты не просто так закрываешь. Просто помочь… Ведь можно?

Пара секунд повисли в молчании. Что еще ответить, кроме как:

— Конечно. Вы… вы работайте тогда, а я пока в классе поищу.

Слегка прикрыв офисную дверь, девушка вышла. Остановилась посреди класса в раздумье.

Антонина Семеновна, вроде, говорила так правдоподобно, так искренне, что Марина слегка даже расчувствовалась. Но все равно, подозрительно. Бухгалтерша, конечно, тот еще трудоголик, однако оставаться после работы за ней привычки не водилось. А вдруг она… да нет, такое даже думать противно. Но вдруг все-таки она заодно с этими мафиози? Нет, все это чушь, конечно. Просто она, Марина, стала чересчур подозрительной. Так и вообще людям доверять разучишься.

Где же искать эту чертову флешку? Перевернув все стулья, заглянув под все столы, тумбы, проверив полки шкафов и даже цветочные горшки ее, наконец, осенило. Что же она делает? Помещение они три года арендуют, как раз после смерти отца сюда переехали. А мебель она уже позже купила. Но где тогда искать? В системных блоках? Вот они как раз при отце покупались. Маленькая отвертка тут же оказалась в руке. Раскручивать каждый? Та еще работа. Но делать нечего.

Проверив внутренности всех компьютеров и не обнаружив там ничего интересного, Марина, как грудью на амбразуру, двинулась на 3D-принтер. Нужно было сразу с него начинать. Вот действительно, значимая вещь. Возможно, отец прилепил флешку к одной из деталей, ведь выглядеть-то она может как микрочип. Просто схема! Не обязательно в пластиковом корпусе. Это, конечно, усложняет поиски.

Телефон тренькнул. Марина, оторвавшись от принтера, выудила Сонечку из сумки. Снова Джек! Снова странный набор буков. Как будто он их разом перепутал. Или не их а… что? Перезвонить ему, что ли… В Австралии сейчас раннее утро. Совсем уж ранее. Совершенно непонятно, и чего ему неймется?

Девушка улыбнулась сама себе, вспомнив, как Джек поначалу не поладил с Федькой. Они же оба совершенно разные. Спокойный уравновешенный Джек и сумасшедший наглый Федор. Ее искин относился к Джеку презрительно и высокомерно. Хотя чего уж там — он ко всем так относился. Марина и просила его, и ругала — бесполезно. Потом они все-таки нашли общий интерес — шахматы. И рубились в них каждый день. Федька — будь он неладен — предложил совершено дурацкую идею — проигравший ставит себе на рабочий стол ту картинку, которую предложит победитель. Уверенный, что играет лучше всех в этой Вселенной, искин был немало разочарован, когда раз за разом начал проигрывать Джеку. Таким образом, Маринин ноутбук стал пестреть цитатами из высказываний древних мыслителей, произведениями искусства и последними достижениями науки. Просвещайся, мол, Федор Михайлович. Ну а у Джека, надо думать, на рабочем столе одни эротические фотографии сменялись другими. Продолжалось это до тех пор, пока Марине не позвонил Ральф и не поинтересовался как у профессионала, что это такое происходит с его операционной системой? Он не так часто пользуется ноутбуком, но на последней конференции с уважаемыми американскими коллегами они, вместо отчета о космическом машиностроении имели неудовольствие (а может и удовольствие!) лицезреть каких-то обнаженных девиц в виде слайд-шоу. Неужели снова вирус?

Ага, вирус по имени «Федька». Марина не на шутку разозлилась на него тогда, пообещав, что если он не угомониться и не перестанет подначивать Джека, она попросту купит себе новую систему. А его — бросит. Не отформатирует, нет. Это слишком жестоко, она никогда и ни с кем бы так не поступила. Но Федьке, похоже, и такой угрозы было достаточно. Он живо стал шелковый-шелковый и перестал цеплять Джека. Можно было сказать даже, что отношения у них наладились. И пусть между ними не наблюдалось дружбы, но хотя бы сохранялся вежливый нейтралитет.

Палец, скользнув по экрану Сонечки, сам остановился напротив кнопки соединения со сторонней операционной системой. Скользнул на вызов, а секундой спустя распахнулась дверь в компьютерный класс. После внезапного обнаружения Антонины Семеновны Марина даже не особо удивилась, когда к ним ввалилась Юлька. А следом за ней — Стас с черным мягким кейсом наперевес.

При виде Марины лица у них слегка вытянулись и показалось на мгновение, будто они на невидимую стену налетели. Однако Юлька, как обычно, быстро сориентировалась:

— Мариш! Слава Вселенной, ты жива! — Она кинулась к жертве уличного терроризма через весь класс, на ходу опрокинув два стула. — Как ты? А где… где Гоша?

Нет, Марина вовсе не злилась на них, за то что сбежали. Они, безусловно, правильно сделали. На какое-то нехорошее чувство черной кошкой все-таки царапнуло внутри. Они ли вызвали полицию? Почему не позвонили ей, не побеспокоились? Что они забыли здесь сейчас? Слетелись все в ее несчастный центр, как пчелы на мед.

— Гоша в больнице.

— В больнице? Что с ним? Он же не… надеюсь, что он не… ну, ты понимаешь…

— Юль, что с тобой? — Марина устало посмотрела на нее в упор. — Я же сказала «в больнице», а не «в морге».

Стас хмыкнул что-то неразборчивое, скинул себя кейс и сел прямо на стол.

— Кончай ломать комедию, Блонди, — он сладко потянулся, — там такая заварушка была! Удивительно, как они вообще живы остались. Лучше делом займись — флешку за тебя я искать, что ли, должен?

Тихо ойкнув, Юлька повернулась к Стасу, затем снова к Марине. Не найдя, что возразить, она лишь открывала и закрывала рот.

Марина все еще пристально разглядывала платиновую блондинку. Смысл сказанного постепенно начал доходить до нее. Юлька… вот ведь как. Вот как оказывается. Подсадная утка. А ведь никто даже и не догадывался. Кроме, разве что Федьки. Тот сразу ее невзлюбил, а Марина еще и выговаривала ему за это. Какой проницательный у нее искин, оказывается. И нет его, как обычно, когда он так нужен.

Тем временем Стас деловито достал из кейса ноутбук, поставил на стол, предварительно отодвинув в сторону монитор, мышку и клавиатуру учебного компьютера, нажал кнопку питания.

— Винт и так на взводе, — продолжал он, скептически косясь на Юльку, — просил тебе передать, чтоб ты лучше головой работала, а не задницей. Да-да, именно так и выразился. Тебе две недели назад задание дали, неужели сложно было хоть что-нибудь разузнать?

— Я старалась, — обиженно выпятила губу бывшая Маринина секретарша.

— Плохо старалась. За такую работу босс, знаешь ли, по головке не погладит.

Юлька все еще стояла в нерешительности, словно раздумывая, что ей делать дальше.

— Чего вылупилась? Столбняк напал? Давай, Блондиночка, давай, отрабатывай свою, пардон, нашу, новую квартирку. А я покамест тоже пошухерю, хакнуть кой-кого надо. — Пальцы Стаса быстро забегали по клавиатуре, а кадык дернулся, когда он мерзко захохотал. — Сказать кого? Э-э нет, потом, сюрприз будет!

Все еще ухмыляясь, он выразительно посмотрел на Марину, отчеканил, как отрезал:

— А тебя, если сопротивляться вздумаешь, пристрелю. — Он вытащил из того же кейса пистолет, положил рядом с ноутбуком.

Сопротивляться она и не думала. Какое сопротивление, когда все еще в голове не укладывается — Юлька и Стас работают на них, на гангстеров? Хороший же она психолог, ничего не скажешь. Секретаршу от мафиози отличить не смогла. Что ж, жизнь, действительно, полна сюрпризов. Кто там еще с ними заодно? Антонина Семеновна?

В этот момент офисная дверь растворилась, явив перед ними бухгалтершу, пятившуюся задом. Видимо, открывать ей пришлось боком, потому что в руках у нее была целая стопка папок.

— Мариночка, — не оборачиваясь начала она, — я уже почти закончила, слышу тут голоса. Пришел кто? Ой, Юлечка! А это твой новый парень, да? Познакомишь?

Юлечка, так же как и Марина, не ожидавшая лицезреть здесь бухгалтершу в столь поздний час, совершенно растерялась. Зато Стас, тут же схватив пистолет и направив его на Антонину Семеновну, зашипел:

— С ума сойти можно, не офис — проходной двор какой-то! Это еще кто?

Секретарша, наконец, совладав с собой, ответила:

— Бухгалтер это наш, Антонина Семеновна. Спрячь пистолет, Чат, что ты, в самом деле!

Папки полетели на пол.

— Мамочки мои, Мариш, Юля, объясните, что здесь происходит? — пролепетала бухгалтерша.

— Нашу фирму пытается закрыть бандитская группировка, — саркастически выговорила Марина. — А эти, — она кивнула на Юльку со Стасом, — с ними заодно.

Видя, как бледнеет и хватается за сердце Антонина Семеновна, как Стас крутит на пальце пистолет — только бы не пальнул ненароком! — как кривит губы, а потом загадочно улыбается Юлька, Марина в очередной раз подумала, что все это происходит в каком-то жутком сне, не с ней, не здесь и не сейчас. В ладони наливался теплом какой-то предмет и она, опомнившись, посмотрела, что же это. Всего лишь ее мобильный телефон. Видимо, батарейка нагрелась. И вызов принят и не сброшен. На экране мерно отсчитывалось время. Вот уже пять минут она, якобы, разговаривает с Джеком.

Подумав, Марина все-таки нажала на «сброс». Достаточно. Если Джек слышал все, что тут происходило, он сделает правильные выводы. Пусть на сей раз будет все-таки полиция. Но настоящая. Зря она сразу к ним не пошла. Нет, точно, она — глупая, наивная дурочка. Совсем как в тех любовных фантастических романах, которые она перед сном читает. Федька каждый раз ворчит, как ей может нравиться такая хрень, и каждый раз предлагает вместе посмотреть хороший боевичок. Или кровавый детектив, на худой конец.

И как бы со стороны она наблюдала, как в лучших традициях Федькиных любимых триллеров в офис заваливаются двое мужчин. В костюмах и темных очках они напоминали сотрудников секьюрити. И вряд ли ошиблись дверью. Нет, точно к ним. Марина уверилась в этом окончательно, когда второй из вошедших повернул за собой замок, запирая, таким образом, класс изнутри.

— Ба! Кого я вижу, — пророкотал первый, снимая очки. У него было одутловатое лицо мужчины лет пятидесяти, мешки под глазами и черная жирная родинка на подбородке. А еще — Марина узнала голос. Сомнений быть не могло. Это был Винт. Без маски и собственной персоной. Второй раз за день. Слишком плохо, чтобы быть неправдой.

— Живучая девка! — хохотнул второй вошедший, — смотри, босс, сидит, как ни в чем не бывало. А мы уж думали того… прибили ее в том переулке, как миленькую! А она — во!

Шланг — его Марина тоже узнала по голосу — подсел к Стасу и с ходу стал ему что-то внушать, оживленно жестикулируя и показывая на монитор. Тощий водитель, похоже, был тоже хакером, под стать Стасу.

— Добрый приятный вечер, Марина Леонидовна, — сказал Винт, подвинул свободный стул, сел напротив.

— Скорее — неприятный, — скривившись, ответила та.

— О, вы еще и язвить можете! Похвально, похвально, — он улыбнулся, сверкнув золотым зубом, — но абсолютно бесполезно. А в вашей ситуации еще и небезопасно.

Помолчали. Винт неторопливо осматривал помещение, оценивая обстановку профессиональным взглядом престарелого мафиози. Невольно Марина огляделась тоже: Стас со Шлангом увлеченно уткнулись в ноутбук, попеременно стуча по клавишам, и периодически матеря друг друга; Юлька надула губы, разглядывая свой маникюр; Антонина Семеновна, так и не подобрав с пола папки, сидела красная и сосредоточенная. Точно так же она выглядела последний раз, когда к ним без предупреждения нагрянула налоговая инспекция.

— Знаешь, где флешка? — начал допытываться Винт. Его дурацкая манера переходить с «вы» на «ты», мешая речь с высокопарными словами, раздражала донельзя.

— Нет, — отрезала Марина. — Неужели вы думаете, что если б я знала, где отец ее спрятал, то я бы стала рисковать жизнями своих сотрудников, друзей, родных? Да никогда! Никакие исследования этого не стоят. Только вам этого, похоже, никогда не понять.

— Кхм-м, — загадочно хмыкнул Винт, глядя, почему-то, в потолок. — Как знать, Марина Леонидовна, как знать. — И эта его привычка повторять слова и фразы, ее тоже неимоверно раздражала. — Когда на кону миллионы, до жизней ли каких-то там мелких сошек.

— Извините, что вмешиваюсь, — бухгалтерша, до этого чинно придавившая своим весом стул в дальнем конце класса, решительно подсела сбоку от «крутого» босса, — но лично мне моя жизнь дорога и «какой-то там мелкой сошкой» я себя не считаю!

«Только не это, — подумала Марина. — Ничего себе, перемены! Сидели бы вы лучше, Антонина Семеновна, помалкивали. А то сейчас и вам влетит».

Просканировав посмевшую взбунтоваться женщину с головы до пят, Винт, неожиданно, растянулся в улыбке от уха до уха. Одутловатое его лицо при этом напомнило подгнившую картофелину.

— А почему никто не потрудился представить меня этой милой даме? — он выразительно посмотрел на сидевшую напротив Марину и даже, кажется, просигналил ей бровями.

— Это наш… — начала девушка, но закончить не успела.

— Я сама, Мариночка, — бухгалтерша сложила руки на столе, сцепив пальцы, и тоже уставилась на Винта. — Так значит, ты тут главный? Ну, чего лыбишься, как блажной? Вломились, испугали нас до смерти, а теперь лясы точить? Забыли-то чего здесь, я вас спрашиваю?

Винт, не ожидавший такого напора, заулыбался еще сильней. Казалось, еще чуть-чуть, и улыбка его к ушам приклеится. Выглядел он при этом, надо признать, презабавно. Однако, Антонина Семеновна… зря она так. Было бы с кем таким тоном разговаривать. Винт — это ей не ученик-старшеклассник, не выучивший домашнее задание, а она — не учитель истории, которым работала когда-то, до переквалификации в бухгалтера. Он — один из членов преступного синдиката и раздавить какую-то бухгалтершу ему как раз плюнуть. А этому… гонору она, видимо, от Федьки научилась. С кем поведешься, как говорится.

— Какая женщина, нет, ну какая женщина! — тем временем восторгался главный мафиози. — Какой напор, какая харизма!

Казалось, еще чуть-чуть и он зааплодирует.

Марина, да и, похоже, Юлька, от такого хамства бухгалтерши просто обалдели. Даже Стас с Винтом ненадолго головы от монитора синхронно оторвали, вслушиваясь.

— Женщина на рынке семечками торгует, — продолжала возмущаться бухгалтерша, — а я для вас — Антонина Семеновна.

— Уважаемая… нет, дорогая Антонина Семеновна. Вы позволите мне вас так называть…

— Не позволю, — перебила та.

— Но я настаиваю!

Они препирались в таком духе еще минут пять, Марина окончательно потеряла нить разговора, и вообще, все это теперь здорово смахивало на какой-то водевиль. И неизвестно чем бы закончился этот словесный диспут, но тут Стас взвизгнул радостно:

— Йес! Как говорится, гейм овер!

— Получилось? — осведомился Винт.

— А то! Когда это у меня не получалось?

— Ну, не будем вспоминать даты. Стер? Окончательно и бесповоротно?

— Ага, — потер радостно руки Стас. Шланг тоже удовлетворенно откинулся на спинку стула.

— Что ж, одной проблемой меньше. Теперь осталась только флешка. Чат, Шлаг и ты… эм… Блондиночка, обыщите здесь все.

Он бы еще «фас» им скомандовал. Хотя они и без команды ринулись со своих мест как ищейки, каждый в свою сторону.

Они выдвигали ящики стола, переворачивали системные блоки, заглядывали на полки, листали папки. Без малейшего зазрения совести громили, рушили все вокруг.

В пластиковой вазочке, напечатанной на 3D-принтере, хранились всякие безделушки, тоже из пластика, созданные учениками и забытые ими же: пара браслетов-индикаторов, маленькая коробочка для украшений — кривая и без крышки, подставка для мобильного телефона, крошечные детали и шестеренки в неисчислимом количестве и голубой продавленный ботинок-брелок. Схватив последний, Юлька радостно взвизгнула:

— Нашла!

Чат, подлетевший к ней, поковырял ботинок ногтем.

— Вот, хоть какая-то польза от тебя, Блонди. Отработаем квартирку!

К ним подошли остальные члены банды, загородили обзор. Марина слышала только: «Она или нет? — Да вроде, похоже. — Проверим?»

Стас извлек микрочип — из ботинка? — порылся в своем черном кейсе, вставил его в металлическую пластину. Теперь чип стал больше напоминать обычную флешку. Программист засунул его в ноутбук.

— Ага, — удовлетворенно прищурился Винт, разглядывая экран и скрежеща зубами, — оно самое. Удаляй, Чат, удаляй.

«М-да, — подумала Марина, — ирония судьбы, не иначе».

Это ведь ее брелок! Она только вчера кинула ненужную вещицу в эту самую корзину за ненадобностью. Башмачок, отлитый из голубого пластика, грубо сработанный. Но это было первое изделие, напечатанное на их, тогда еще новом, 3D-принтере. Отец вставил в башмак колечко для ключей и подарил Марине. На удачу, сказал он. Кто ж знал, что ему пришло в голову вставить внутрь еще и флешку? Тот еще конспиратор. К брелку она никогда не присматривалась, взяла из вежливости, но не пользовалась. Он пролежал в ящике офисного стола все эти годы. Да уж, удача, ничего не скажешь.

— А сейчас, уважаемые барышни, как не прискорбно это вам сообщать, но я не могу оставить вас в живых, — притворно жалостливо произнес Винт. И даже вздохнул для убедительности.

«Конечно, мы слишком много знаем», — от страха ладони у Марины стали совсем ледяными, но она старалась держаться.

— Нет, Чат, — замотал Винт головой, заметив, что программист снова потянулся к пистолету. — Так грубо и некрасиво. Это не наш метод. У меня имеется более щадящее средство для милых дам. Блондиночка, в этой конторе держат что-нибудь покрепче чая?

Юлька сходила в соседнюю комнату и вернулась с бутылкой красного сухого вина. Она оказалась даже неоткрытая. Со дня рождения Марины осталась.

Бывшая секретарша и фужеры достала, те самые, что Марине Ральф подарил. Приезжал он теперь редко, поэтому без подарка в гости не являлся. Марина уже потом их в офис притащила. А как же! Все лучшее — на любимую работу.

Пробку откупоривал Шланг, он же разлил вино по бокалам. А Винт вытащил маленькую белую коробку.

Ясно все, это — яд, догадалась Марина. Сейчас таких подпольно сколько хочешь делают. Что далеко ходить — теперь понятно, кто Игоря отравил. У них, поди, собственный химический завод где-нибудь на окраине нелегально обретается. Вот там и делают эту отраву.

— Но прежде, чем поднять бокалы за ваше здоровье…

— Только здоровья вам не прибавится, а наоборот, — хихикнув, встрял Шланг.

За это был одарен таким взглядом от Винта, что смех у него прямо в горле застрял.

— Если еще раз, ты, паскуда, посмеешь меня перебить, сам такую таблеточку скушаешь. Незаметно и безболезненно.

Шланг тут же прикинулся… шлангом. Видно было — поболтать он мастер, но босса уважает. И боится.

— Так вот, прежде чем поднять бокалы, каждая из вас, девушки, напишет прощальное письмо миру. Что так, мол, и так, покончила жизнь самоубийством, в моей смерти, прошу, никого не винить. Я ведь люблю, когда красиво, знаете ли, поэтично.

Ну вот, барышнями он были, дамами тоже, теперь еще и девушки. Этак, он скоро до девочек доберется.

Марина тряхнула головой, чтобы взбодриться. Что за мысли? Их тут убивать собрались, а она… Это от шока, точно. Не хочет молодой, здоровый организм осознавать, что это — его последние минуты.

— Блонди! — рявкнул Винт так, что Юлька вздрогнула, — подай сюда перо и бумагу!

Совсем рехнулся. Марина лишь надеялась, что он не в стихах их заставит прощальное послание писать.

Юлька снова нырнула в офис. На этот раз долго она там копалась.

— Нет там бумаги, — нервно зашептала Антонина Семеновна прямо в ухо Марине, — по крайней мере, чистой — точно нет. Я на последних листах сегодня отчет для налоговой распечатала.

Секретарша, тем не менее, вернулась и положила перед каждой по авторучке и листу бумаги. На обратной стороне явно просвечивались буквы. Из отчета, наверное, выдернула.

Винт благостно прохаживался вперед-назад. Разве что руки не потирал.

— Не в школе, — поучал он, — так что под диктовку записывать не будем. Стиль сочинения — вольный. Но так, чтоб понятно все было и литературно грамотно изложено. Смотрите, я проверю!

Подумаешь, напугал. Марина быстро настрочила пару предложений, покосилась на бухгалтершу. Та тоже закончила быстро. Они почти синхронно протянули листки главарю мафиози.

Винт взял, вернее, выхватил из их рук бумажки. Правда, хватая, перевернул обратной стороной. Там, где текст был напечатан. Вчитался. Сначала нахмурился. Потом заржал так, что не только Марина но, похоже, и остальные подумали, что босс немного не в себе.

— Да уж, — отсмеявшись, выговорить он, — умеете вы удивлять. Признавайтесь, чей шедевр?

И шлепнул листом о стол перед Мариной. На листе черным по белому был напечатан похоронный список Антонины Семеновны.

— Ого, и здесь тоже! — веселился Винт.

Перед Мариной шлепнулся и второй лист. Копия предыдущего.

— А что такого? — приосанилась бухгалтерша, — мало ли что в жизни может быть, надо же и копии иметь про запас.

— Так значит, сие творение — ваших рук дело? — облокотившись на стол прямо перед Антониной Семеновной, поинтересовался Винт.

— Мое.

— Нет, ну какая женщина! — в который раз начал распинаться предводитель гангстеров. Мне прямо не хочется вас убивать, право слово!

— Так и не убивайте, — вздохнула она, сняла очки, подышала на стекла и стала протирать их изнанкой своей кофты.

Винт некоторое время разглядывал бухгалтершу, будто прикидывая что-то или на что-то решаясь. Затем покачал головой.

— Никак не могу. Мы чисто делаем свою работу. Искина госпожи Разумовской только что стерли Чат со Шлангом. Правда, второй дружок ее в больнице. И живой. Пока живой. Но ничего, это нетрудно исправить. А секретарша ваша, — при этих словах Юлька встрепенулась, — хм… была ваша — стала наша! Так что, остались только вы, женщины. Ну ничего, ничего. Сейчас выпьем, таблеточкой закусим. Хорошая такая таблеточка, вы просто заснете и ничего не почувствуете и будет вам…

Дальше Марина не слушала. Она впала в какое-то странное состояние ступора, когда понимаешь — драться, кричать, возмущаться — бесполезно. Все равно умирать. А из всего сказанного запомнила одно — ее искина стерли. Федьку, ее Федьку — стерли. И восстановить уже нельзя. Не получится. Просто потому, что не научились еще их восстанавливать. Создавать — пожалуйста. Но понять, как развивается тонкий механизм личности искусственного интеллекта программистам, да и ученым, пока не удалось.

Значит — это навсегда. Никогда больше она не услышит Федькин голос. Настоящий, не в записи. Видеороликов с ним у нее достаточно накопилось. Но это тоже самое, что смотреть видео с умершим другом. Больно. И невыносимо от мысли, что он больше не позвонит, не обзовет ее дурой, не поругает, не пошутит, не поддержит, не даст нужный совет… Дура? Да, дура она и есть. Слушаться надо было его. Во всем слушаться. А теперь уже поздно.

В горле засаднило, слезы выступили на глазах. Обидно. За Федьку, за Игоря, за Гошу, за Антонину Семеновну. И за себя, конечно, обидней всего.

— Вот только не надо здесь сырость разводить, — брезгливо отшатнулся от их стола Винт. На похоронный список потихоньку капали прозрачные капли. Кап-кап.

— Может, вы хотите собственный список составить? А, Марина Леонидовна?

Ничего выговорить Марина не сумела, поэтому отрицательно замотала головой. Она никогда не планировала свою смерть и, наверное, просто не смогла бы так хладнокровно, как бухгалтерша, составить список на свои похороны.

Антонина Семеновна сжала ей руку. Марина твердила про себя, что надо держаться и не раскисать, но ничего не могла поделать. Ее трясло от сдерживаемых рыданий, панической атаки и… от ярости. Как же она ненавидела их всех в этот момент! За то, что ворвались, разрушили ее маленькую, такую спокойную и размеренную жизнь. Пусть скромную, пусть без приключений и несвойственных ей амбиций, без ярких перемен, без шквала эмоций и накала страстей. Но такую родную, такую знакомую и такую любимую жизнь. С которой сейчас ей предстоит расстаться.

Видимо, главарю надоело с ними церемониться. Чат и Шланг, по понятной лишь им одним указке, заломили Марине руки за спину, а Юлька впихнула в рот белую таблетку. Услужливо поднесла бокал и влила в горло вино, так, что Марина подавилась и закашлялась. Но яд пришлось проглотить.

В сочетании с алкоголем создалось ощущение, что действовал он мгновенно. Обычно, таблетки так не растворялись, но кто знает, что это за дрянь? Она сразу же почувствовала легкое головокружение, приятную сонливость. Реакции замедлились. И это хорошо, потому что ее отпустило, не трясло больше. Стало спокойно. Ничего не хотелось, только спать, спать…

Уже угасающим сознанием она услышала, как Винт сказал, по всей видимости, Антонине Семеновне:

— А теперь ваша очередь, леди. И не смотрите так, я не передумаю. Эх, если бы не обстоятельства, разве позволил бы я умереть такой роскошной женщине…

Он не успел договорить. Послышался настолько сильный грохот, что уплывшее в царство грез сознание Марины немедленно вернулось обратно. Она открыла глаза, но помогло это слабо. Перед ней стоял невообразимый туман. Мутный и липкий. Словно она смотрела сквозь преломляющуюся поверхность прозрачного пластикового пакета.

Кто-то кричал, кто-то стрелял.

Ей показалось, как рядом, где-то очень близко к ней, мелькнула рыжая тень, выбила из рук Антонины Семеновны стакан. Возможно, ей повезет. Возможно, она не успела еще выпить таблетку. Пусть ее спасут, пожалуйста… Пусть ее спасут…

Наверно, она говорила это вслух, потому что услышала, как ей ответили:

— Успокойся, с ней все в порядке. — А голос такой знакомый-знакомый. Она помнит его. Знает. — Антонина Семеновна не успела ничего принять. Ей ничего не грозит, слышишь?

В уши словно воду налили. Видела и соображала она тоже плохо. Почувствовала, как ее сжимают в объятиях и гладят по волосам, по рукам, по шее. А потом тормошат. От человека, ее державшего, пахло кровью, потом, паленой кожей и совсем немного дорогим парфюмом. Последнее, что Марина увидела, было плечо, обтянутое темно-коричневой курткой. Сознание отключилось, поэтому она уже не слышала, как человек упрямо повторял снова и снова:

— Не спи, тебе нельзя спать! Слышишь? Слышишь меня… Рина?

Комната залита ярким солнечным светом. Он проникает сквозь веки, ласкает кожу. В воздухе, как после дождя, пахнет озоном. Так хорошо, тепло и приятно, что совершенно не хочется просыпаться. Только волосы мешаются — разметались, рассыпались по лицу, щекочут нос. Марина протянула руку, чтобы отодвинуть надоедливые пряди. Но вместо волос нащупала тоненькие трубки, опутавшие ухо, идущие через щеку и заканчивающиеся в носу. Пошевелившуюся руку кольнуло болью. Она ощупала и ее, обнаружив твердую бляшку на сгибе и еще одну трубку, уходящую вверх.

Такие открытия поневоле заставили ее окончательно очнуться. Марина открыла глаза. Свет ослепил вначале, что-то разглядеть оказалось сложно. Но зрение постепенно привыкло, сфокусировалось, перед глазами перестали маячить сумасшедшие солнечные зайчики.

Комната была белой. Сначала она увидела белый потолок, затем, повернув голову, белые стены. Прикроватную тумбу с пластиковым стаканом на ней. С изумительно красными розами, рассыпавшимися в изящной вазе. В стоявшей рядом капельнице изредка пузырился флакон. Капли из него падали в трубку, а трубка вела к Марининой руке.

Понятно. Она не дома, как ей вначале показалось. Это был не страшный сон. А страшная реальность. И сейчас она в больнице.

События последних двух недель, а особенно последнего дня, вихрем ворвались в сознание. Ей угрожали. Заставляли закрыть Центр. Убили Игоря. Покалечили Гошу. Их предала Юлька. А Федька… а Федьку просто стерли.

Последняя мысль добила ее окончательно. Она вспомнила, как их с бухгалтершей пытались отравить. Антонину Семеновну не успели. А ее, Марину, видимо, откачали. Но теперь все это почему-то показалось настолько несущественным, банальным, неважным. Сейчас-то все хорошо, наверное. Вот только Федьки больше нет.

А ведь еще ее отец оказался во все это замешан. Его работы, флешка — голубой башмачок-брелок. Антивирусные программы, сломанные, вышедшие из-под контроля искины. И ненавистные гангстеры, создавшие Хаос. И уничтожившие Федьку.

Нет, это невыносимо. Надо переключиться, остановить поток этих мыслей, сковывающих ужасом ее сознание. Она повернула голову в другую сторону — это оказалось больно. Слабо застонала. Зато увидела, как в кресле у окна спит Антонина Семеновна, укрывшись тонким пледом.

Во рту была пустыня. Даже глотать тяжело и неприятно. Марина потянулась за стаканом на тумбе, но удержать не сумела — он упал с гулким стуком на кафельный пол, расплескал воду.

— Марина? Очнулась? — отбросив плед и чуть не поскользнувшись на влажном полу Антонина Семеновна бросилась к кровати. — Ты как?

— Пить хочется…

— Сейчас, я сейчас, — она налила воду в другой стакан — поильник с носиком, поднесла ко рту девушки, заботливо придержала, пока она пила, — доктор сказал, что пить тебе можно, но немного.

Выглядела Антонина Семеновна не очень. Короткие крашеные волосы, обычно уложенные в прическу, теперь в беспорядке торчали. Вместо привычного строгого костюма на ней — костюм спортивный, немного помятый. А лицо бледное, ни кровинки. И без косметики ее видеть непривычно.

После такого уютного пробуждения Марине стало не по себе. Неужели еще что-то плохое случилось? Куда уже больше?

— Антонина Семеновна, — голос не слушался Марину, царапался и кусал за горло, — что с вами? На вас же лица нет. Я надеюсь, что никто не…

— Все в порядке, — искренне улыбнулась бухгалтерша, — на самом деле хорошо все, Мариночка, ты не переживай. А я устала просто. Сижу здесь вот уже третий день…

— Третий?

Бухгалтерша судорожно вздохнула.

— Что скрывать — тебя еле спасли. Вовремя успели промывание желудка сделать. Сутки не знали — выживешь, нет. Потом ты просто спала. А я, знаешь, не смогла уйти. Да и что мне дома делать одной? Кстати, тут и Гоша в соседнем корпусе, в хирургии, я к нему тоже хожу, навещаю.

— Как он?

— Стабильно. Так доктора говорят, — она подмигнула, затем ухмыльнулась, — видишь, уже на больничном жаргоне разговариваю. Скоро диагнозы ставить начну! О чем это я… Да, руку Григорию отлично собрали. Правда, кость пришлось заменить на имплантат. К нему родители часто заходят, а он все про тебя спрашивает, волнуется.

Точно, вспомнила Марина, Гоша же теперь, вроде как, ее парень. Или… нет? Все так запуталось. Ничего не разобрать, а в голове бардак и клейкая каша из недавних бурных событий.

— … вот и бегаю я от одного к другому, — тараторила тем временем бухгалтерша. Марина, как всегда, прослушала половину. — Знаешь, пока три палаты обойдешь, день проходит незаметно, а потом еще надо успеть…

— Какие три палаты? — перебивать невежливо, но иначе бухгалтершу не остановить.

— А? Так я ж еще кота твоего кормить бегаю! Забыли мы про Кузьмича-то. Я сама только позавчера вспомнила. Батюшки, думаю, кот голодный один в квартире! Ты извини, я ключи у тебя из сумочки взяла. Но кот был мне так благодарен!

— Спасибо большое за Кузьмича. Но все же… Антонина Семеновна!

Женщина потупилась в пол.

— Полицейский тебя спас. Помнишь? К нему и хожу.

Темно-коричневая куртка с заклепками. Вычурные узоры на ней. Запах кожи. Кровь. Тело, лежащее на асфальте вниз лицом. Выходит, жив. Аромат дорогого парфюма, смешанного с потом. Жив — это хорошо. Адреналин, смешанный с желанием — выжить. И невозможность это желание осуществить. Боль. И снова кровь, и снова — боль.

— Ясно. Я рада, что он выжил. Опасная работа у некоторых, правда?

Бухгалтерша странно и пристально на нее посмотрела. Помолчала. Затем, все же, ответила:

— Ужас, какая опасная и вредная. А ты… ты совсем ничего не помнишь?

Помнит. Много чего. Угрозы и нападения. Шантаж и разоблачение Юльки. Стакан воды, яд, главарь мафиози, Чат со Шлангом за ноутбуком — они…

Резкая боль захлестнула с головой. Помешала вдохнуть, застряла в горле невидимым распирающим комком. И обжигающей лавиной навалилась на плечи. Потому что, они…

— Антонина Семеновна, — срывающимся голосом прохрипела Марина, — они… они Федьку стерли!

И разрыдалась. Громко. Безудержно. Как в детстве, когда, упав на асфальт и разбив в кровь коленку, она знала, что нет на земле горше обиды, чем лежать вот так, носом вниз, переживая боль от падения.

Она плакала и не могла остановиться. Кажется, Антонина Семеновна шептала ей ласковые слова, уговаривала выпить воды. Гладила и утешала. В конце концов, пригрозила, что вызовет медсестру и попросит, чтобы ей вкололи успокоительное.

Кончено, такие срывы случаются из-за стресса. Марина была уверена, что это последствия пережитых событий, всплеска адреналина, запугиваний, угроз и кто знает, чего еще? Ведь не из-за Федьки же, в самом деле…

— Испугала ты меня, деточка, — бухгалтерша тревожно заглядывала Марине в глаза. — Стоит ли так переживать? Мне Федор Михайлович тоже нравится, вернее, — поправилась она, — нравился. Но искин — не человек. Всего лишь машина, которую сломали. Ты же знаешь, лучше меня…

— Машина? Всего лишь машина? Нет, Антонина Семеновна. Он мой друг. Самый лучший друг. Знаете, каково это — терять друзей?

Злые слезы снова готовы были хлынуть рекой. Она едва сдерживалась, чтобы не завыть в голос.

— А как же Гоша? Мне показалось, что вы встречаетесь?

— Вам, действительно, показалось, поверьте. Недавно и мне тоже казалось… всякое. Но все совсем не так.

Это с ней что-то не так. Машина, искусственный интеллект, робот, операционная система, программа… Они ненастоящие, и все же… Надо признать — права Антонина Семеновна. Нельзя к ним привязываться, ненужно, неправильно. Но отчего же так тоскливо на душе? Она и после смерти Игоря так не убивалась. И к Гоше не тянет пойти, навестить. И полицейскому она, конечно, скажет спасибо, но не сейчас. Сейчас что-то не хочется. А вот если б Федька…

Первым делом Марина схватила бы мобильник. Она сделала бы все, чтобы искин на нее не дулся. Ведь так важно, чтобы он простил ее. За то, что не послушалась. За то, что в очередной раз проигнорировала его советы, а ведь он так просил, почти умолял. Она снова стала бы ходить в спортзал. И посещать курсы самообороны. Федька настаивал на занятиях, но Марина вечно отговаривалась нехваткой времени. Она бы терпеливо сносила все его нравоучения. Она бесконечно играла бы с ним в шахматы. Она подтянула бы английский до его уровня, и они устаивали бы тематические вечера. Она перестала бы выключать системный блок, когда Федька приставал с расспросами. Она бы… Да что же с ней твориться такое?

Антонина Семеновна, скептически поджав губы, глядела с сочувствием и жалостью.

Через два дня Марина была уже дома. Яд из организма вывели, прописали кучу таблеток и успокоительных. И отпустили.

Кузьмич забился под кровать, как только она вошла в квартиру. И недели не прошло, а он уже отвык?

— Кис, кис, — позвала Марина.

Но кот не вылезал. Может запах чужой? Пахнет от нее больницей и лекарствами. Надо принять душ.

Раздеваясь, включила системный блок. По привычке. Потом, опомнившись, опустилась на стул перед монитором. Пусто. Даже рабочий стол не показывает. Стерли все под чистую.

Планшет не включался, а ноутбук остался в офисе.

Зато Сонечка работала. Операционная система на ней тоже отсутствовала, но звонки телефон принимал. И самой позвонить тоже было можно. И все. В остальном — черный экран.

Несколько раз звонил Гоша, но Марина не ответила. Потом, видимо, Антонина Семеновна попросила дизайнера не доставать ее. Захочет — сама позвонит. А вот бухгалтерша названивала ежечасно. И попробуй не ответить — тут же примчится к ней домой. Но Марина не была против ее напористости. Наоборот — ей было страшно одной, а мысли, от которых, подчас, трудно избавиться, поглощали ее целиком и полностью.

Болтовня отвлекала. Антонина Семеновна немного помогала с уборкой, готовила еду. Кузьмич больше не прятался от Марины под кроватью. Но когда появлялась женщина, последнее время угощавшая его отварной курочкой, вместо надоевшего сухого корма, ходил за ней как хвостик.

Когда бухгалтерша уходила, Марине казалось, что квартира становилась вымороженной. Словно вместе с ней исчезала частичка тепла, соединявшая ее с внешним миром. Она садилась в кресло перед черным монитором и немигающим взглядом вглядывалась в глянцевую поверхность. И вторую ночь так и засыпала, сидя, и прижимая к себе пристроившегося рядом кота.

Еще в больнице Марина решилась все-таки спросить, что же произошло там, в компьютерном классе, после того, как она приняла яд. Антонина Семеновна неохотно — видимо, ей тоже неприятно вспоминать, — но все же рассказала. В сущности, там не было ничего интересного: здание отцепила полиция, группе захвата был отдан приказ обезвредить преступников. Главарь банды, его сообщник, Юлька и ее парень были задержаны, а они с Мариной — отправлены в больницу. Еще несколько полицейских из отряда специального назначения получили несущественные травмы. И еще один, с лазерным ранением лежит в рядом в хирургии. Вот так, коротко и сухо. И больше они к этой теме не возвращались.

Вплоть до сегодняшнего утра. Когда Антонина Семеновна, зайдя в комнату, едва не поранила ногу, споткнувшись об останки разбитого монитора.

— Все, — вскипятилась бухгалтерша, — моему терпению настал конец! Марина, сколько можно сидеть и жалеть себя? Ты же, как вернулась, четвертый день носа из дома не высовываешь! Что, думаешь, мне легко? Или, например, Гоше? Или… неважно. Посмотри, до чего ты себя довела? Доктора сказали, что возможна депрессия. Но у тебя же просто какая-то черная меланхолия!

А она права. Вчера Марина обнаружила ДИСО, спрятавшийся за принтером на столе. Включила, сунула руку в блестящую манжету. Диагностический измеритель мог работать автономно, независимо от синхронизации с операционной системой. Манжета завибрировала, сжалась на запястье. На плазменной панели мерно защелкали цифры: показатели давления, пульс, палец слабо кольнуло — забор на общий анализ крови. Через несколько минут загорелась красная кнопка индикатора, на панели побежали буквы: давление повышенное, частота пульса соответствует состоянию панической атаки, анализ крови выявил анемию и повышенные лейкоциты. Заключение ДИСО выдал соответствующее: затяжная депрессия, сильный стресс, склонность к суициду. Дальше аппарат показал целый перечень того, что необходимо делать в такой ситуации. Но прежде всего надо было вызвать «скорую». Стоило только надавить на красную кнопку индикатора и бригада через несколько минут забрала бы ее в больницу. Скорее всего — в психиатрическую.

Марина поспешно выдернула руку из устройства. Некстати вспомнилось, как последний раз Федька заставил ее воспользоваться измерителем. Тогда она тоже была напугана и растеряна, и чудом ничего себе не повредила, когда ее на скорости вытолкнули из машины. Но рядом был ее искин — вечно язвивший, подначивающий и подстегивающий, и провоцирующий, и высмеивающий. И вместе с этим и веселый, и неунывающий, и предприимчивый, и находчивый. И добрый. И нежный. Утешающий и обнадеживающий. Он здесь, рядом, вот сейчас, еще чуть-чуть и включится монитор…

Никогда уже не включится. А если и включится — там не будет Федьки.

Отчаяние, затопившее душу, нашло выход — она сбросила монитор со стола, так что Кузьмич, сидевший под креслом, еле успел отскочить.

— Ты меня, вообще, слушаешь, Марина? — Антонина Семеновна нервно крутила кольцо на пальце, то поворачивая его камнем то вверх, то вниз. — Так нельзя. Надо что-то делать!

Надо, кто же спорит.

— Вы правы, конечно, но проблема в том, что я совершенно не представляю что. Мне сейчас даже дышать сложно, и кажется, что и мир не мой, и я не на месте. Не могу я так, не могу…

— Не можешь — что?

— Без него не могу, оказывается.

— Без кого?

— Без Федьки.

Наверно, тут полагалось снова разрыдаться, но слез больше не было. А если вдуматься, какую глупость она сейчас озвучила, впору начать всерьез опасаться психиатрической лечебницы. Выходит, она испытывает чувства к машине? К системе? К искину? Тем более, к бывшему искину. Ее попадались такие клиенты, как она теперь. Только тогда она их плохо понимала.

— Нет, вы меня просто досрочно в гроб вгоните! — продолжала яриться Антонина Семеновна. Палец с кольцом покраснел, поэтому она сняла украшение и чуть ли не швырнула на стол. — Идиоты! Подумать только… Ты еще куда не шло, но этот… упрямый как осел. Что же мне делать-то с вами? Что делать?

— Это вы сейчас о ком говорили, Антонина Семеновна? Я не очень поняла.

Женщина плюхнулась на стул и обхватила голову руками.

— Да так… мысли вслух. Что-то мне плохо, Мариночка, кажется, у меня давление повысилось.

— Ой, у меня же ДИСО есть! — словно очнулась от своих переживаний девушка. — Давайте руку, вот сюда. Очень хороший аппарат, Федька настоял…

Марина закусила губу. Имя искина снова сорвалось с языка. Проклятье! Она готова была уже и ругаться, лишь бы это помогло вытряхнуть его из памяти.

Измеритель показал, что давление немного повышенное, но лекарств не прописал, только покой и успокоительное.

— Вот что тебе нужно, — наконец выговорила Антонина Семеновна, видя, как Марина побежала за водой, разыскала в домашней аптечке настойку валерианы. С девушки тут же слетела маска тупой покорности, уступив место деятельности и заботе. — Сходи-ка ты, навести Гошу. Его завтра уже выписывают. Это, в конце концов, невежливо — переживать только за себя. Он тоже пострадал. И еще… зайди в палату 324 в том же корпусе. Там лежит… хороший человек. — И непонятно к кому обращаясь добавила, пробурчав себе под нос: — И он меня, конечно, убьет, но другого выхода я не вижу.

— А вы? Давайте я вам такси вызову.

— А я здесь у тебя посижу. Очень уж мне твой Кузьмич нравится. У меня будет сеанс релакса и кототерапии. Не против?

Вот уж кто был совершенно не против, так это кот. Подкрался, замурчал, закрывая от удовольствия глаза.

— Нет, что вы! Сидите сколько хотите. Тогда я… пойду?

— Иди, Мариночка, иди.

Стекла больничного холла были отполированы до блеска — маленькие роботы-улитки тут же стирали любое пятнышко и отпечатки пальцев. Поползли они стирать и дождевые капли, полетевшие на стекло, как только Марина торопливо вбежала в холл. Когда она вышла из дома, накрапывал мелкий дождик, но уже на подходе к больничным корпусам начался настоящий ливень с ураганом. Зонт не помог — куртка промокла, а джинсы можно было отжимать.

Имплантационное отделение располагалось на седьмом этаже, но она не решилась воспользоваться лифтом — боялась, что клаустрофобия усилится. Конечно, ей приходилось иногда подниматься в офисы высоток, и она пользовалась лифтом в таком случае. Но обязательно нужно было, чтобы с ней находился кто-то еще. Помогало отвлечься от давящих стен в тесном пространстве.

Администратор отделения, молодой парень, видя запыхавшуюся и мокрую девушку, любезно предложил воды, спросил, чем он может помочь. Он даже хотел проводить ее до Гошиной палаты, но Марина отмахнулась — сама найдет. Не к чему ей сейчас лишняя суета и проявление внимания.

Гоша удивился и растерялся при ее появлении. Надо было его предупредить, позвонить хотя бы, но Антонина Семеновна буквально вытолкнула ее за дверь. И мобильник — Сонечка, была забыта дома.

Дизайнер выглядел бодрым и отдохнувшим. Будто не в больнице, а на хорошем курорте время провел.

— Марина! Наконец-то! Я столько раз тебе звонил, что со счета сбился! Могла бы и перезвонить, кстати, — попрекнул он. — Антонина Семеновна попросила тебя не трогать, но слушай, так нечестно — мы же с тобой встречаться начали. Неужели я не могу позвонить своей девушке? Я вообще думал, что тебя убили, Марина!

Да, она жестокая эгоистка. Только о себе и думает. Это она уже слышала ото всех. И только бухгалтерша теперь знает, что думает она вовсе не о себе…

— Знаю, Гош, прости. — Она так и осталась стоять возле кровати, не решаясь сесть из-за мокрых джинсов. — Я одна виновата во всей этой истории. Но сейчас мне настолько тошно, что не до нравоучений. Я пришла убедиться, что, во-первых, ты жив здоров, во-вторых, сказать что… я не буду больше с тобой встречаться.

Вот так. Коротко и ясно. Гоша, ожидавший всего чего угодно, но только не этого, просто опешил.

— Может, объяснишь? Я обидел тебя? Сделал что-то не так?

— Все так. И ты очень хороший, Гоша, правда. Поэтому не хочу обманывать ни тебя, ни себя. Не получится у нас тобой ничего. Ты мне нравишься, но только как друг, понимаешь?

— Понимаю. Но может все же когда-нибудь…

Он осекся. Посмотрел ей в глаза — полные отчаяния и тоски.

— Нет, — она слегка покачала головой, — до свидания, Гош, увидимся.

В холле она прошмыгнула мимо услужливого администратора. Лишь бы только он не задавал вопросов.

Какая же она все-таки идиотка. Не зря ругалась Антонина Семеновна. Пришла навестить парня, поддержать, а вместо этого сказала, что порывает с ним. Обидела, наверно. Дурацкое, саднящее чувство вины. А с другой стороны, почему она должна оправдываться? Она просто сказала о своих чувствах. Это честно и правильно. Гоша поймет, наверное…

Ладно, нужно нанести еще один визит и домой — зарыться в свой угол, затискать кота.

Наверное, в палату 324 тоже идти не стоило. Марина догадывалась, что Антонина Семеновна отправила ее к тому самому полицейскому. И это, конечно, правильно. Просто необходимо его поблагодарить. Элементарная вежливость. Он пытался им жизнь спасти. И ей, и Гоше. Но состояние у нее было такое, что она сильно сомневалась, что вместо «спасибо» и «как вы себя чувствуете», не скажет очередную глупость.

До отделения травматологии пришлось спускаться на третий. Две молоденькие медсестрички проводили ее глазами, не переставая болтать друг с другом. Но тут же умолкли, как только увидели, что она застыла в нерешительности перед палатой 324. Они пошептались и, похоже, собирались к Марине подойти. Это заставило ее стряхнуть оцепенение и постучатся. Никто не ответил. Тогда она, не дожидаясь расспросов медперсонала, толкнула дверь и осторожно вошла.

В палате было тихо и сумрачно. Дождь на улице не прекращался, небо было и так затянуто тучами, но здесь еще и закрыли жалюзи на окнах. Просто человек спал. Понятно, она как всегда не вовремя.

Сначала она увидела темно-коричневую куртку с заклепками, висящую на спинке стула. Зачем она здесь? Есть же больничная раздевалка. А прикроватная тумбочка просто ломилась от пакетов. Что там? Яблоки, апельсины. Ого, даже ананас!

Нехорошо подкрадываться и смотреть, но тут ей стало просто любопытно. Ей так хотелось разглядеть его лицо еще там, под маской, в темном переулке.

Ничем не прикрытая рука покоилась поверх одеяла. По ней змеилась вычурная вязь татуировки — от запястья до самого плеча. Марине стало плохо. Эту татуировку она не перепутала бы ни с какой другой. Она знала ее — каждый листик, каждый завиток, каждую закорючку. Ее бросило в холод, потому что она увидела ершик коротких, чуть обесцвеченных на концах волос. Затем ее бросило в жар, потому что спящий перед ней мужчина оказался не кем иным как… Федькой.

Ноги отказались держать. Марина неловко опустилась на стул с коричневой курткой.

Это недоразумение какое-то, наваждение, сон. Этого просто не может быть. Наверное, она уже сошла с ума. Говорят, когда думаешь о ком-то постоянно, незаметно притягиваешь его в свою жизнь.

Так неужели ей показалось? Ничуть. Человек, спавший на больничной койке, безо всякого сомнения был ее искином. Таким знакомым, таким родным. На скуле у него красовался внушительный кровоподтек, под одним глазом наливался чернотой фингал, губы растрескались, лицо в ссадинах. Он был живой и абсолютно настоящий. Марина смотрела на него не отрываясь, забыв дышать и моргать.

Время остановилось. Сколько она просидела так, не шелохнувшись? Надо было уходить, она понимала, что надо. Ведь не будить же его, в самом деле?

Но мужчина проснулся сам. Открыл глаза, повернул голову в ее сторону.

Взгляд его на мгновение остекленел. Спросонья лицо не сумело сохранить маску — на нем читалось удивление смешанное с… испугом. Или ей снова показалось?

— Ну, привет, — хрипло сказал он.

Попытался сесть — лицо исказила гримаса боли. Он выругался. Одеяло сползло, и Марина увидела, что большая часть груди у него заклеена стерильной салфеткой. Его же лазером ранили!

Она кинулась помочь — подложить подушку, но возле кровати замерла. Будто забыла, что надо делать и говорить.

Он тоже замер — смотрел снизу вверх. Настороженно и тревожно.

И Марину словно подменили. Вся злость и обида, страх и тоска, разом забурлили внутри, готовые выплеснуться в истерику.

— Ты… ты… знаешь кто? — выговорила она дрожащими губами.

— Знаю, — тихо ответил ее бывший искин.

— Ничего ты не знаешь! — она сорвалась на крик. — Ты идиот, кретин, сволочь, скотина последняя! Баран, тупица… Олух!

На глазах выступили слезы, горло саднило, она стала задыхаться. И не имея возможности еще что-нибудь сказать — душили спазмы, она размахнулась и отвесила ему пощечину. Развернулась и выбежала из палаты.

Медсестрички шарахнулись от двери. Подслушивали? А хоть бы и так, плевать.

Она и не помнила где выход, свернула в первый попавшийся коридор, не вписалась в поворот и с размаху налетела на человека. Чуть не упала, но мужчина, в которого она врезалась, поймал ее. Развернул к себе, резко встряхнул за плечи.

— Марина? Марина Разумовская?

— Д-да… В-вы меня з-знаете?

— Вас теперь весь наш отдел знает, — он достал из кармана упаковку бумажных платочков, протянул Марине. — У Федора были? Не отпирайтесь, по глазам вижу, что у него. Давайте присядем?

Больничная скамейка, обшитая тканью из дерматина, жалостливо скрипнула. Особенно когда на нее опустился мужчина — довольно грузный, в форме, с раскрасневшимся одутловатым лицом, в возрасте, с седеющими висками и бакенбардами.

— Разрешите представится — Клещенко Иван Валерьянович, начальник отдела…

— …по борьбе с организованной преступностью?

— Отдела технологической криминалистики. Но суть та же — выследить, найти и обезвредить преступные группировки, проводящие махинации с цифровыми технологиями.

— А он… тоже из вашего отдела?

— Федор? Старший детектив. Не обижайтесь на него, Марина Леонидовна. Он, конечно, оболтус, каких еще поискать. Но специалист отличный. Профессионал. Что поделаешь? Работа такая. Моя жена раньше тоже обижалась.

— А сейчас?

— Так уже пять лет, как обижаться некому.

— Извините.

— Ничего. Это вы Федора лучше извините. Вот Антонина Семеновна сразу к нему прониклась, — улыбнулся Иван Валерьянович. — А какие она пирожки с капустой ему носит! Объедение. Еле у него отбил — не хотел делиться, жмот! А как она мужественно держалась в заложниках — она рассказывала. А похоронный список… — тут у него возникло такое мечтательное выражение лица, будто бухгалтерша ему там некролог в стихах написала. — Улика, сами понимаете, пришлось изъять и прочитать. Но какой рациональный подход к такому деликатному вопросу. Потрясающая женщина!

Да, Антонина Семеновна в последнее время нарасхват. То главарю банды кибер-преступников, будь он неладен, приглянулась, теперь вот начальнику отдела по борьбе с этой самой преступностью. И с ее бывшим искином спелись они, значит. Ругались, ругались, а теперь вот — пожалуйста! Просто заговор какой-то.

— Я… подумаю… это все неожиданно слишком, — слезы Марина вытерла, но глаза от соли теперь щипало невыносимо. — Я и предположить не могла, что он… ну… не машина.

Иван Валерьянович посмотрел на нее пристально, с прищуром.

— Думайте. Но не долго. Зачахнет же парень. Не жалко?

— Зачахнет он, как же…

— Марина, Марина… Его уже вторую неделю не выписывают. И не собираются пока. Он ведь тоже чуть не погиб, когда в одиночку вас спасать бросился в этот чертов переулок. Щенок! — начал закипать начальник отдела и еще больше краснеть. — Говорил же — нельзя, штрафами угрожал — куда там! Разве ж он послушает? Столько крови потерял, еле смогли его в чувство привести. И что ты думаешь? — начальник забылся и начал ее на «ты» величать. — Тем же вечером он сбежал из больницы! Прямо из-под капельницы! Зачем? Чтобы снова тебя спасать. Тут же такое дело… хотя, ладно, сами разбирайтесь.

Он изъял у Марины свою упаковку платочков, утер пот со лба.

— А для чего вам вообще все это нужно было, не расскажете?

— Не расскажу. Это служебная тайна.

Неожиданный ответ. Как же так? Она имеет право знать!

— А вы у Федора спросите, — добавил вдруг Иван Валерьянович, — он, может, и расскажет. Ему уже нечего терять — такого наворотил, балбес, что я еще не решил — понизить его в должности, чтоб неповадно было, или вообще уволить к чертям собачьим. Не хотелось бы терять такого специалиста, но с ним же никакого сладу нет!

Вернуться обратно? Немного отойдя от шока и истерики, Марина поняла, как глупо она сбежала. Наорала на человека, по лицу ударила… А теперь, если разобраться — совершенно незаслуженно. Надо было от него объяснений потребовать. Хотя какие теперь объяснения? Сама же хотела у него прощения просить, еще только недавно чуть ли ни все, что он попросит, исполнять обещалась. Как быстро все поменялось. Да, но так правдоподобно врать… точно не каждый сможет. У него, определенно, талант. И что ей делать? Вернуться, поговорить? Если он, конечно, теперь захочет с ней разговаривать.

Видя ее замешательство, начальник отдела, взъерошившийся и рассвирепевший, смягчился немного, поостыл.

— Пойду я, пожалуй. К Федору ведь шел, да… не дошел.

— А вы…

— Не переживай, ругать его не буду. Пока. И то только потому, что врачи запретили. А по-хорошему, всыпать бы ему как следует.

Скамейка снова хрустнула, когда Иван Валерьянович поднялся. Ушел за угол, в палату, оставив Марину одну.

Впрочем, она и опомниться не успела, как он вернулся. Прошел мимо нее, подмигнул. Бросил лишь: «До свидания, Марина Леонидовна, приятно было познакомиться».

А она все еще сидела, не в силах решиться снова пойти в палату. В конце концов, что она теряет? Дурой обзовет, нотацию прочитает. В первый раз, что ли? Или замкнется и перестанет отвечать. И такое было. Тогда она просто уйдет. Но… можно же попробовать?

Когда она решилась, толкнула дверь и шагнула внутрь, под ноги ей покатился ароматный и слегка надтреснутый апельсин. Взору ее предстала картина, полностью характеризующая детектива как оболтуса и разгильдяя: Федька лежа бросал апельсины из пакета на тумбе в мусорную корзину. Корзина была маленькая, а принесенных апельсинов — много. Так что наполнилась она быстро, еще несколько штук валялись на полу.

Возмутившись такому варварству, она сделала пару шагов, остановилась, загородив собой мишень. Следующий апельсин полетел бы прямо в нее, Федька уже размахнулся — левой рукой! — но заметил ее и руку опустил. Ухмыльнулся, подбросил апельсин вверх и поймал его в ладонь, поморщившись от резкого движения.

— Что-то вы зачастили, Марина Леонидовна. Неужели придумали, как еще меня обозвать? Внимательно вас слушаю.

Ни ругательств, ни обвинений. Ни подначек, ни подколов. Подчеркнуто вежливая любезность. И это настолько на Федьку прежнего не походило, что Марина испугалась не на шутку. С чего она вообще взяла, что этот человек — ее прежний искин? Скорее всего, он просто хорошо выполнял свою работу. А на самом деле, он вовсе не такой, которого она… в которого она…

Глаза снова защипало. Похоже, опять сейчас расплачется. Стало стыдно и неловко. Закусив губу и часто смаргивая она развернулась, чтобы снова уйти. Понятно же, что никакого конструктивного разговора не получится. И на что только она рассчитывала? Она уже взялась за ручку, когда услышала:

— Подожди… черт, да постой же, Марина!

Детектив откинул одеяло и, как был в одних трусах, сиганул вслед. Сдавленно ругаясь, одолел маленькую комнатушку, схватил ее за руку.

— Может, скажешь, все-таки, зачем вернулась?

Пришлось Марине развернуться. Как раз для того, чтобы нос к носу столкнуться с настороженным взглядом синих глаз. Он так и стоял, упрямо ожидая ответа. А у самого весь бок отбит, в страшных сине-лиловых разводах. Смотреть больно.

— Просто поговорить, — сглотнула она комок в горле. — Если ты… будешь теперь со мной разговаривать.

— Буду, — серьезно ответил детектив. — Пойдем.

Так и не выпуская ее руки он, сильно хромая, повел Марину к кровати. Сел, морщась и шипя сквозь зубы. Хотел и ее посадить рядом, но девушка выдернула руку, подвинула себе стул.

— Ложись, — посоветовала, — говорят, тебе вставать нельзя.

— Валерьяныч наплел? Доложил уже, как ты на него налетела, — пробубнил он. Однако послушался, лег, натянув одеяло чуть ли не до подбородка. — Тоже талдычит — то нельзя, это нельзя. Хуже чем Антонина Семеновна! Хотя нет… она тоже теперь — предательница. Я ей строго-настрого запретил тебе рассказывать. А она… сдала меня, да?

— Да, — призналась Марина. — Только не говорила, что ты — это ты. Сказала просто зайти в палату номер 324.

— Вот я и говорю — предательница.

— Но почему? Ты что же решил просто исчезнуть и все — ни ответа, ни привета? И объяснять ничего не собирался? Не понимаю…

— Не собирался, — жестко отрезал Федор. — На самом деле я живу в другом городе, довольно далеко отсюда. Я бы просто уехал. Подчистил данные о себе в сети. Мы бы и не встретились никогда больше, Марина.

Словно холодом обдало. Даже мурашки по спине пробежали. Вот она — суровая и жестокая правда. Она же ее хотела услышать, верно? Теперь получила сполна. Проговорила тихо:

— Спасибо за откровенность.

— Да не за что, — детектив снова взял апельсин, покатал его между ладонями, продемонстрировав содранные до мяса и запекшиеся корочкой костяшки пальцев, — рассказать тебе про задание?

— А можно? Твой начальник сказал — тайна.

— Валерьяныч? Ага, слушай его больше. Так вот…

Но рассказать не успел. В палату грациозной походкой вплыла одна из хорошеньких медсестричек.

— Феденька, укольчик!

— Дашенька, как ты некстати, — протянул детектив, притворно закрыл глаза, поворачиваясь боком к стене и одновременно откидывая одеяло.

Марина деликатно отвернулась.

— Ой, Даш, а какие штанишки у тебя красивые!

Вот нахал — так открыто флиртовать! Повернувшись, Марина увидела, как медсестра зарделась от похвалы. А костюмчик и правда гламурный — нежно-розовые кофта и штаны. Очень ей идет.

— Да брось, Федь, скажешь тоже. Это рабочая одежда.

— А еще есть такая? — поинтересовался детектив.

— Есть, сменная. А тебе зачем? — удивилась она.

— Не мне, — хмыкнул он, — ей, - кивнул на Марину. Та хотела уже было возразить, но встретившись с ним глазами, передумала. — Очень надо, Даш, выручай.

— Сейчас принесу, — сделала губки бантиком медсестра.

— И что это было? — едко спросила Марина, как только за Дашей закрылась дверь, — предлагаешь мне профессию сменить?

— Предлагаю тебе переодеться в сухое. Ты на джинсы свои посмотри! Можно подумать, ты все лужи измерила вдоль и поперек!

— Не буду я переодеваться!

— Ты не переодеваешься, я не рассказываю, — констатировал Федор.

Они насупились и замолчали оба. Так и сидели, пока не зашла Даша, молча отдала костюм, вышла обратно.

— Обиделась, — по-своему расценил детектив поведение медсестры. — Теперь в два раза больнее уколы будет делать.

— Какая жертва, — фыркнула Марина, расстегивая ремень. Но потом спохватилась: — Отвернись!

— Да ладно, чего я там не видел?

И правда. Он ее даже голой сканировал! А уж сколько раз она переодевалась при нем, сидела в трусах и лифчике перед монитором. Он видел ее всякую: помятую после сна, с опухшими от долгого чтения глаза, с косметикой и без, веселую и злую. Решительную. Растерянную. А еще жалкую, трясущуюся от страха, в панике просящую его посидеть с ней еще немного. И почему-то ужасно неловко все это вспоминать.

Джинсы снимались с трудом — прилипли к телу. Зато после мокрой холодной ткани легкие хлопковые штанишки приятно ласкали кожу.

Наглый детектив и не подумал отворачиваться — смотрел во все глаза. И Марина не стала артачиться — этот человек смотрел на нее целый год. Пусть еще посмотрит, от нее не убудет.

Снимая кофту, она задела браслет. Тот самый, подаренный Игорем. Она так и носила его с дня рождения. А сейчас он как нельзя кстати.

Стащив украшение с руки, Марина протянула его Федору.

— Надевай.

Детектив недоуменно на нее уставился.

— Серьезно? Что за детский сад, Марина? Думаешь, я и теперь тебе вру? Ты бы еще полиграф сюда притащила!

— Я Игоревым браслетам больше доверяю. Так наденешь?

Он пожал одним плечом — другим не смог. Немного растянул браслет в стороны — сочленения позволяли надевать его на запястье любого размера. Но, подумав, все-таки надел.

— Как тебя зовут?

Он усмехнулся.

— Это что — допрос? Эй, вообще-то, это моя работа!

— Отвечай.

— Федор Михайлович Логинов. Пошарь в карманах куртки, если хочешь, там, может, визитка моя завалялась. Мне дыру от лазера недавно Антонина Семеновна прямо тут заштопала. Святая женщина, что ни говори. Но в разведку я с ней, все же, не пойду.

Блестящий, изначально угольно-черный браслет, стал изумрудным. Не врет, значит.

— Занятный оттенок, — похвалил детектив, — мы с Игорем мало общались, но теперь убеждаюсь, что по этой части он мастер.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать четыре. — И предвосхищая следующий вопрос, добавил: — Не женат и не был, хотя меня столько раз пытались к этому склонить, что я уже сбился со счета. Детей нет — ни своих, ни клонированных, ни донорских, ни приемных. Живу один, но иногда, а точнее довольно часто, пускаю пожить день другой приблудившихся друзей, ну и э-э… подруг. Официальная версия работы — программист, неофициальная — детектив в отделе столь секретном, что даже Валерьяныч боится поминать его всуе.

Стабильный изумрудный цвет.

— Все забыл, ничего не сказал? — хитро поинтересовался он.

Теперь это был ее прежний Федька. Такой, каким она год его знала. Только вот настоящий ли… Проверим.

— Почему ты зовешь меня Мариной?

Не сразу ответил. Неужели все-таки маска?

— Не в бровь, а в глаз, — признался ее бывший искин, — даже не знаю, что сказать…

Браслет поплыл из зеленого в красный.

— А мне кажется, знаешь.

Он замешкался и, похоже, засмущался.

— Я просто подумал… вдруг тебе теперь не понравится? Глупо, да?

Цвет снова позеленел, постепенно выравниваясь и достигая оттенка молодой весенней травки.

Зато стала краснеть сама Марина.

— Я не против, называй, как привык.

— Заметано, Рина, — искренне улыбнулся он.

— Значит, разговаривая с искином, я все это время общалась с тобой?

— Да.

— Зачем я вам понадобилась?

— Это самый скользкий вопрос, — апельсин снова оказался в его руках. — На самом деле нам не ты понадобилась, а эта шайка маньяков, что создает и запускает вирусы, терроризируя машины и людей. В один распрекрасный день к нам в контору очень некстати ворвался Валерьяныч — мы как раз с напарником заканчивали партию в подкидного, — обозвал нас бездельниками и тунеядцами, поорал немного для приличия. Потом вызвал меня в свой кабинет, сказал, что, так мол и так, имеется у него задание для такого нетривиального человека, как я. Правда, у него слово «нетривиальный» прозвучало как «придурок». И объяснил, в чем задание заключается — следить за девушкой, купившей новую операционную систему. А чтобы следить было удобнее, прикинутся этой системой, искином, то бишь. А все ради того, что по некоторым проверенным данным на девушку рано или поздно должна выйти преступная группировка «Атом», которую отдел Валерьяныча пасет уже несколько лет да все поймать никак не может.

— И ты, конечно, согласился.

— Нет, я отказался, — помрачнел детектив. — Начальство неделю за мной ходило, уговаривало, аргументируя, в основном тем, что у меня есть склонности к артистизму. Конечно, где бы они еще такого идиота нашли!

Браслет на его запястье оставался неизменно изумрудным.

Он взял с тумбы пустой пакет, положил туда апельсин. Подумал, встал с кровати, хромая пошел к мусорной корзине и стал выуживать из нее остальные апельсины, собирая их в пакет.

Марина подобрала те, что рассыпались по углам, подошла к задумавшемуся парню, присела рядом на корточки.

— Докатился, — хмыкнул Федька, рассматривая треснутый и ароматный фрукт, — меня, вообще-то, сложно вывести из себя до такого состояния, но тебе это удалось. Поздравляю.

— До какого?

— Чтобы я мусорить начал. Тем более — так. Я порядок люблю, Рина, и чтобы каждая вещь на своем месте. Но ты же это и так прекрасно знаешь.

Знает. Она его и впрямь прекрасно знает. И не знает тоже. Такой вот знакомый незнакомец.

«Незнакомец» подергал сережку в ухе, подобрал пакет и заковылял обратно к кровати.

— Пришлось мне согласиться, — продолжал Федька, укладываясь на место, — очень уж напирали на меня со всех сторон. Мне даже кабинет отдельный выделили, нашпиговали видеотехникой и оборудованием всяким, позволяющим выходить на связь в любое время суток. Начал работать. Я играл, подхалимничал, изворачивался, врал, — он потускнел и нахмурился, — все делал, лишь бы ты не заподозрила, что, во-первых, я человек, во-вторых, со мной, как с машиной что-то не так.

— По-моему, с тобой всегда было что-то не так, — возразила девушка. — Но я старалась внимания на это не обращать.

— Потому что ты — не такая как все. Отчасти поэтому тебя и выбрали. Откровенно говоря, ты была отличной «наживкой» для кибер-преступников. И они незамедлительно этим воспользовались — схватили тебя, похитили. Угрожали, напугали до смерти. Я и сам тогда испугался.

— Ты? Что-то не верится.

— Испугался за тебя. Знаешь, Рина, я и так себя последней сволочью чувствую. После похищения надо было немедленно хватать тебя в охапку и сажать под домашний арест с охраной. Нет же, я, как болван, работал дальше, продолжал эту операцию. Хорошо хоть тебя уговаривать не пришлось. Сама решила пару недель подождать с закрытием центра. А если бы отказалась, мне необходимо было любыми способами убедить тебя его не закрывать. Иначе снова эти маньяки сорвались бы у нас с крючка. Чертова работа! Я порой ненавижу ее. Да и себя, кажется, тоже.

Она уже перестала смотреть на браслет. Просто знала — не врет детектив. Апельсин снова перекочевал к нему в руки, и Марина не выдержала — выхватила фрукт, положила к остальным, а пакеты — на подоконник. И ананас — тоже. На всякий случай.

— А дальше?

— Дальше мы заподозрили, что наша разлюбезная Юлечка снова снюхалась со своим бывшим любовником. Видимо, он ее в это дело и втянул, шпионить за тобой заставил. Но доказательств у нас не было. Пока однажды она весьма удачно не назначила мне свидание. Подробности я, пожалуй, опущу. Но все что хотел — выяснил. Сделал выводы. Продолжал работать дальше, попутно ищя союзников, которые могут, сами того не ведая, помочь тебя защитить. Нужно было наладить отношения с твоим ближайшим окружением. Игорь парень закрытый, с ним у меня как-то не заладилось. А вот Антонине Семеновне понравились мои анекдоты. Мало-помалу начали нормально с ней общаться, переписывались в соцсети почти каждый вечер. С Джеком сложнее было, мы с ним вообще разные, но и он купился на пари и несколько шахматных партий. А Гоше я просто рассказывал, какая ты хорошая хозяйка. А он слушал и тихо млел.

— Ясно, — откинувшись на спинку стула Марина не стесняясь разглядывала своего бывшего искина, — вот кто виноват в том, что Гоша начал оказывать мне знаки внимания. На свидание приглашать. Да?

— Как будто ты была против, — насупился Федька. — Ведь пошла?

— Это был эксперимент.

— И что в итоге?

Марина устало потерла глаза.

— В итоге я поняла, что иначе как друг он меня не интересует.

Детектив попытался сдержать улыбку. И это у него почти получилось, но и то, только потому, что растрескавшиеся губы напомнили о себе болью.

— Ну, а меня… — начал он, но замолчал.

— Продолжай, — попросила Марина.

— А меня ты сможешь простить? Целый год мне казалось… мы неплохо ладили с тобой, Рина.

И насторожился, ожидая ответа.

— Не за что прощать. Разумеется, быть приманкой для кого-то не слишком приятно. Игорь умер, многие пострадали. Но вы поймали этих тварей. И это главное. Так что нет, я не злюсь и не обвиняю тебя. Это твоя работа, на что здесь обижаться? Лучше ты меня прости… за пощечину.

— А все-таки обиделась, — не унимался детектив.

— Ничуть. С чего ты взял?

— Рина, посмотри на меня, — попросил он. Встретился с ней глазами, сказал: — Ты меня теперь никогда по имени называть не будешь? У тебя что, язык не поворачивается?

Она опустила голову. И губы предательски задрожали. Но все же собралась с мыслями, ответила:

— Я не знаю, как себя с тобой теперь вести. Просто не представляю.

— Как раньше. Чего тебе не хватает, а? Неужели я так сильно изменился? — не имея возможности дотянуться до апельсина, он дернул серьгу. — С ума сойти! — внезапно вскипел он. — Ты как была дурой, так и осталась!

— Сам дурак! — крикнула Марина, всхлипывая.

— Пигалица!

— Параноик!

— Неврастеничка!

— Шут гороховый!

Сейчас самое время уйти. Иначе он разорется еще больше, снова за апельсины примется.

Она сумела и голову поднять, раздумывая, получится ли сказать «Пока». Посмотрела на него. Поняла — не получится. Федька придвинулся ближе к противоположному от нее краю кровати вместе с одеялом, похлопал по освободившемуся месту рядом с собой. Сказал тихо и ласково:

— Хватит, Ринуль. Иди сюда.

Даже если бы она и захотела, сопротивляться не было ни сил, ни желания. Она неловко присела на краешек кровати. Протянула руку, провела пальцами по татуировке. От плеча до запястья. Ей всегда хотелось это сделать. Коснулась синяков на отбитом боку.

— Федька… Феденька.

Он обнял ее за пояс, притянул ближе. И она сдалась, растаяла окончательно. Вытянулась рядом, спрятала лицо у него на груди, слушала, как часто бьется сердце. А он зарылся в каштановые волосы, гладил и шептал:

— Ты прости меня, Ринуль, прости. Я же ради тебя только старался. После похищения, когда тебя из машины выкинули, мне отдали приказ сворачивать операцию. Сломался, вроде, искин, и дело с концом. Дальше, сказали, они сами работать будут. Но разве мог я тебя бросить? Стащил пару веб-камер и других приборов со склада, перенастроил оборудование у себя дома. Продолжил общаться с тобой и работать. Сложно было одному делать так, чтобы ты ничего не заподозрила. То сеть не ловила, то камеры включались невпопад.

— Я видела. Ночами не спал из-за меня, Федь?

— По-всякому было, — продолжал он, покрывая поцелуями ее волосы и шею. — Валерьяныч жутко взбесился, когда узнал. Думал, инфаркт его хватит. Спасла Антонина Семеновна. Ее самой плохо стало, как она увидела меня в компьютерном классе. Но надо отдать ей должное — сориентировалась быстро, увела старика, успокоила. Знаешь, — поцеловал ее в ухо, — он запал на нее, кажется.

— Федь, а я тебя, кажется, люблю.

Детектив взял ее лицо в ладони, пальцами вытер слезы на щеках, заставил посмотреть в глаза.

— А мне не кажется, — сказал серьезно, — я точно тебя люблю. И уже довольно давно.

Поймав его руку, она прижалась щекой к сбитым костяшкам пальцев.

— И ты еще хотел уехать? Кто из нас дурак?

— Я, наверное. Мне просто не верилось, что ты простишь мне обман. И чем черт не шутит — вдруг я так хорошо разрекламировал тебя Гоше, что он и в самом деле добился твоего внимания? Вдруг он…

— Помолчи, — попросила Марина, целуя ссадины и синяки на лице своего ненаглядного бывшего искина. Федька замер, блаженно закрыв глаза. Добралась до губ, коснулась едва-едва. Но разве ему этого достаточно? Детектив положил руку ей на затылок, притянул ближе, впиваясь губами и отрезая пути отступления.

Тихонько приоткрылась дверь, в палату 324 протиснулась Антонина Семеновна, а за ней, боком, Иван Валерьянович.

— Говорю же, не вовремя мы, Вань, — зашептала бухгалтерша, видя, как Федька живо набросил на себя и на Марину одеяло, накрывая их обоих с головой.

— Зайдем позже, Тонь, — ответил начальник отдела, беря ее под локоть и прикрывая за собой дверь. И уже в коридоре добавил: — Но, даже несмотря на это, я ему все же всыплю.

КОНЕЦ:))) Спасибо, что читали!