Одержимость (ЛП)

Глава 28

Сисси, сидя на корточках перед ванной, смотрела на бледное, напряженное лицо Джима. Зная ответ на свой вопрос, ведь так?

Она повернулась к керамической ванной, чувствуя жжение в животе.

– Значит, все произошло здесь.

Господи, ее голос казался таким смешным.

Так странно, что можно забыть нечто столь травмирующее, как собственная смерть, пережитое было спрятано словно мебель в старом доме, сокрытое, хотя очертания виднелись за занавесью ее амнезии… потому что она чувствовала, что была здесь, в этом помещении, в этой комнате с мраморными полами… в этой ванной.

Но большего она не знала.

Откидываясь назад, она села на пол, притянув колени к груди. Будто события начнут всплывать в памяти, если она продолжит сидеть вот так. Некое воспоминание, звук, запах, ощущение…. которое откроет дверь.

Точнее, прольет свет.

Но было лишь одно… жжение на животе. С другой стороны, почему бы снова не разозлиться.

– Похоже, что тебе все-таки придется рассказать мне все, – сказала она. – Потому что «показ» не работает.

– Ничего?

– Совсем.

Джим больше ничего не сказал, и она подняла голову. Он больше не стоял. Прислонившись к стене рядом с дверью, он скользил вниз, пока тоже не опустился на жесткий мрамор. Когда он положил руки на колени и потер лицо, Сисси поразилась тому, насколько спаситель казался расстроенным.

При иных обстоятельствах она бы отступила. Особенно в своей прошлой жизни.

– Расскажи мне.

Прошло много времени, прежде чем он ответил:

– Я не знаю, как она привела тебя сюда. Не знаю, затолкала ли она тебя в багажник, или связала по рукам и ногам и бросила в минивен. Не знаю, была ли ты в трансе или она тащила тебя, или обездвижила такими способами, о которых я могу только догадываться. – Джим проглотил ком. – Я знаю, что тебя принесли в жертву, потому что ты была девственницей, для защиты ее зеркала. Я знаю, что нашел тебя здесь… ты была мертва…

На этих словах его голос сорвался.

Джим прокашлялся, будто собирался продолжить. Но из его рта не вырвалось ни звука.

Он грубо потер подбородок.

Опять молчание.

Его неспособность говорить затронула ее на глубоком уровне. Этот мужчина был жестким, непробиваемым, и она знала без слов, что Джим не станет тратить время на эмоции. И все же он…

Когда он резко заморгал, Сисси вырвалась из своей внутренней драмы. Потянувшись к нему, она положила руку на его предплечье.

– Ты же знаешь, это не твоя вина. Ты не…

– Я должен был оказаться здесь раньше…

– … виновен в этом…

– …я смог бы спасти…

– Прекрати! – сказала она резко. – Послушай меня. Это не твоя вина. Нисколько.

А потом он заплакал.

О… Господи, подумала она. Этого она не ожидала.

Он плакал не по-женски. Это была не истерия на высоких тонах. Джим плакал беззвучно, его широкие плечи сотрясались, дыхание было рваным, он спрятал лицо в ладонях, будто не хотел, чтобы кто-то видел его в таком состоянии.

– Ты была мертва…

Сисси на коленях подползла к нему и села рядом, но не знала, что сказать … или сделать.

– Это не твоя вина, – сказала она хрипло.

– Я опоздал… ты уже была мертва. Господи Иисусе… мертва. По правде, с тех пор как я нашел тебя, каждый раз закрывая глаза, меня мучает изображение этой гребаной ванной.

Сисси протянула руки и прижала его к себе. Это казалось невероятно глупым… спаситель был в два раза больше нее, совсем не мальчик. Но он упал на нее словно дерево без корней, распластавшись, придвинув ее ближе к ванной.

Укачивая его в своих руках, она скорее чувствовала, чем слышала его рыдания, и странно, предложив ему успокоение, она расслабилась сама. От этого она казалась такой… сильной, это было очень важно в этой сцене ее величайшего бессилия.

И она сомневалась, что нуждалась в дальнейших подробностях. Она надеялась, что информация приведет к некому пониманию, пусть и мучительному. Она была здесь, где ее убили, зная о произошедшем в общих чертах – преимущественно по реакции Джима… и не чувствовала себя стабильней.

Она чувствовала только гнев глубоко внутри. Даже обнимая Джима, искренне сочувствуя его страданиям, жгучей ненависти.

Джим передвинулся, обернув руки вокруг нее, обнимая в ответ.

Закрыв глаза, Сисси попыталась ощутить покой. Смирение. Хоть что-нибудь.

И не смогла. Но было странным… находиться так близко к Джиму…

Нет, не странно. Ни капли.

На самом деле, она очень четко ощущала его тело, его вес, мужской запах. И это будило в ней что-то. Она не знала, что именно, но эти чувства были лучше гнева, вот уж точно.

***

В голове Джима включился мучительный показ слайдов.

Ну «показ» – не в смысле целая серия снимков. Всего два. Один – Сисси. Второй – его матери.

Одна была в ванной. Другая – в кухне фермерского дома. Обе были покрыты кровью, первая в ванной, вторая – на линолеуме.

Он не из эмоциональных парней. Никогда таким не был… точнее, с тринадцати лет.

Событие, породившее второй слайд – то есть когда он обнаружил мать на полу их кухни, полумертвой и обесчещенной – крепко запечатало его чувства. И он думал, что это навсегда… но, находясь здесь, переживая прошлое Сисси, чувствуя ужас и ярость от потери, наряду с бессилием, ведь он пытался и не смог спасти ее… это вскрыло сейф, прорвалось сквозь слои «никогда-больше», разбивая вдребезги возведенную им стену.

– Кого? – спросила Сисси.

Джим отстранился и потер влажное лицо руками. – Что?

– Ты произнес имя.

– Разве.

Она кивнула, не сводя с него глаз.

– Кем она была? – Когда он не ответил, Сисси положила мягкую ладонь на его щеку. – Кого ты потерял? К кому ты не успел вовремя, так же как ко мне?

– Дело не в моем прошлом…

– На самом далее, думаю, что именно в твоем. Я всегда верила, что события не случайны. Может мы оказались здесь… ради тебя. – Когда он начал качать головой, Сисси прервала его. – Я не нашла то, что искала. Я не чувствую себя лучше. Поэтому может… удастся помочь хотя бы тебе.

Джим нахмурился. На самом деле, смерть его матери была первым ужасом в его жизни, пусковым курком в его гонке к тому, кем он стал в спецподразделении. Если бы не то убийство, оказался бы он в итоге в другом месте?

Да, подумал он. Без него, он стал бы фермером на среднем западе, работал с землей.

Казалось абсолютно непривычным говорить об этом, но, по неясной причине, слова полились из него, и невозможно было остановить поток:

– Мы жили в сельской местности. Мы с мамой. Одни. На маленькой ферме среди больших плантаций. Поэтому когда те мужчины вломились в дом и… ранили ее… никто не слышал криков. Я вернулся домой и нашел ее на кухне, ей оставалось уже недолго. Так много крови, кровь была повсюду… Боже… – От удушья стало невозможно продолжать, но почему-то он должен был. – Она сказала мне бежать… прошептала. Они были наверху, собирали то немногое, что у нас было. Я хотел остаться с ней, но она заставила меня уехать. Я подбежал к грузовику… у меня не было прав, я был слишком мал, но уже умел водить. Я забрался внутрь и надавил на газ…. Помню, как смотрел в зеркало заднего вида на пыль, поднимавшуюся позади меня. Позже я вернулся. После того, как полиция со всем разобралась, я лично похоронил ее, выкопал яму на пастбище у горы. Кроме меня некому было оплакивать ее.

Сисси медленно выдохнула, будто эхо его боли прошлось и по ее груди.

– Не могу представить каково это – оказаться одному в мире, – сказала она. – Наверное, ты был одного возраста с Чилли… когда доставка газет – предел ответственности. Что ты сделал? Куда подался после…

– В армию.

– Они же не принимают в таком юном возрасте, разве нет?

Он не собирался рассказывать ей, что его завербовали в спецподразделение из-за того, как жестоко он расправился с убийцами его матери. Те убийства были настолько бесчеловечными, что попали в национальную прессу… но его так и не поймали.

Однако спецподразделение сложило два плюс два. И они пришли за ним.

Сисси откинула волосы назад. – Должно быть, несколько лет ты жил сам по себе?

– Нет, в итоге они меня приняли. – После того, как тщательно проверили его на социопатические наклонности… и обнаружили достаточно для обучения. А потом он прошел через «базовый тренинг», настолько зверский, что народ не просто сбегал, а валился без дыхания.

– У нас много общего, – пробормотала Сисси. – Ад приходит в разных обличиях, не правда ли?

– Ты слишком юна, чтобы знать это.

– Больше нет.

Он действительно начал осознавать это.

– Ты хочешь окончания истории? – спросил он хмуро. – Твоей истории.

– Да.

Подбирая слова, Джим почувствовал, как его снова засасывают зыбучие пески. Но они должны покончить с этим.

– Девина пришла, когда мы были здесь. Моим парням пришлось насильно вырубить меня… они знали, что если позволят мне остаться, то я вступлю с ней в бой и, вероятно, проиграю. Я тогда только начинал… черт, кажется, это было миллион лет назад. Но я вернулся. К тому времени она опустошила место. Все исчезло, в том числе ты. – Он потер глаза, словно они болели. – Мы нашли тебя позже.

– Где?

– В каменоломне.

Сисси нахмурилась. – Которая в…

– Да.

– Господи Боже… – прошептала она. – Мои бедные родители. Моя сестра. Дедушка с бабушкой.

Ее рука опустилась на живот, казалось, ее мутило. Нельзя винить ее.

Спустя мгновение она сказала. – Когда ты был мал и тебя наказывали,… ты когда-нибудь представлял себя на собственных похоронах? Я так делала… я представляла заплаканных маму с папой, они жалели о каждой «несправедливости» ко мне. Было нехорошо с моей стороны думать об этом.

Сисси поморщилась, сдвинувшись, и он вспомнил, что они сидели на холодном жестком полу…. Но потом она потерла живот, будто он болел.

– Ты в порядке? – спросил Джим. – Хочешь уйти отсюда?

– У меня будто несварение.

– Иначе и быть не могло?

Джим встал и протянул руку Сисси. Она приняла его ладонь, и когда он потянул наверх, Сисси стиснула зубы, казалось, она не могла выпрямиться.

– Сисси?

– Мой живот… – Она подняла край его футболки… – О, Боже! Что это?!

Поначалу он понятия не имел. Но потом до него дошло: на плоской белой коже был узор, узор на плоти, сияющий, словно изнутри.

Девина вырезала его как часть ритуала.

– Убери это с меня… – Сисси начала тереть кожу. – Убери!

Джим обхватил ее руки и наклонился. Это красное свечение было ненормальным. Оно исходило изнутри Сисси…

Он осторожно опустил футболку. – Давай уйдем отсюда. А потом подумаем, что можно сделать с этим?

Сисси вцепилась в его футболку, чистый ужас исказил ее прекрасный взгляд. – Что, если он во мне?

Джим покачал головой. – Это невозможно.

И потом он сказал фразу, о которой впоследствии пожалеет: – Ты моя.