Одержимый страстью

Глава 32

— Что-то тут не так, — прорычал Соломан, напрягшись, готовый выпрыгнуть, как только машина подъедет достаточно близко ко входу в мотель.

Они как раз подъезжали. Дверь в комнату, как сказал его информатор, принадлежавшая Мануэлю, была открыта. «Чарджер» стоял у входа, а за ним была припаркована еще одна машина, блокирующая въезд. Дерьмо. Что-то происходило в этом гостиничном номере. Ему нужно было вытащить Райли нахрен оттуда.

Роман остановил «мустанг» позади обеих машин. Прежде чем Соломан успел открыть дверь, рука Романа легла на его плечо, останавливая его. Соломан удивленно и сердито поднял бровь. Роман никогда никого не трогал по своей воле. Он использовал свою массивность и смертельную силу, чтобы запугать. Он прикасался только тогда, когда это было абсолютно необходимо. Он перевел взгляд темных глаз на своего босса и друга. Они говорили без слов.

Будь внимателен. Не дай ей погибнуть.

Соломан глубоко вздохнул, сунул руку за спину и вытащил пистолет. Несколько часов назад он снял пиджак и закатал рукава белой рубашки. Он резко кивнул. Он мог быть спокоен, если бы это означало вытащить Райли живой. А потом он набросится на ее похитителя с такой яростью, на которую даже сам не был способен. Он хотел видеть, как этот ублюдок страдает.

Роман убрал руку и потянулся к двери, одновременно вытаскивая свое оружие. Они оставили двери приоткрытыми, чтобы не привлекать внимания тех, кто находился внутри. Они ничего не слышали, пока не подошли вплотную к открытому гостиничному номеру, а потом услышали тихое бормотание и мужские стоны боли.

— Давай я займусь девчонкой, парень, она того не стоит. Она, нахрен, застрелила тебя!

— Не смей ее трогать, мать твою! — рявкнул кто-то и застонал в явном отчаянии. — Она не знала, что делает. Посмотри на нее! Она мой ангел, она нуждается во мне.

Раздался глухой удар, за которым последовал стон боли.

— Я смотрю на нее, идиот. Она, черт, все равно умирает, чувак. Я бы избавил ее от страданий.

Гнев, охвативший Соломана, был не похож ни на что, что он чувствовал до этого момента. Он увидел, как Роман дернулся рядом с ним. Соломан покачал головой. Ему нужно время, чтобы справиться с чернотой, которая просачивалась через его мозг и окрашивала его душу. Они обсуждали убийство его женщины, его гребаной женщины, как будто это было так же просто, как дышать. Они были мертвы, как только вошли в одну с ней комнату, но теперь гарантировали, что смерть будет медленной и чертовски болезненной, насколько он и Роман могли сделать это.

Примерно через минуту ему удалось взять себя в руки. Он отключился от идиотского разговора, происходящего в комнате. Он взглянул на Романа. И снова они заговорили без слов. Вот почему Роман был его правой рукой. Он знал, чего хочет его босс. Двое мужчин в комнате. Живые. Кровавое возмездие за боль Райли.

Они быстро вошли в комнату, оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что мужчины достаточно отвлечены. Тот, кто оставил дверь открытой, совершил крайне глупую ошибку. Вероятно, он думал, что это даст им быстрый выход. Вместо этого он дал Соломану и Роману легкий доступ. Шэнк лежал на кровати с раной в животе, а другой мужчина склонился над ним, делая дерьмовую работу по его латанию.

— Черт возьми! — прорычал Шэнк, потянувшись за пистолетом.

— Не смей, твою мать, — прорычал Роман по пути к кровати, целясь в бандита и готовясь прикончить его, если тот даже подумает потянуться к оружию.

Другой мужчина тут же отступил от кровати, подняв руки в примирительном жесте. — Эй, парень, я тут ни при чем. Просто проезжал мимо.

— Ты хотел убить ее, — сказал Соломан, и холод в его голосе прозвучал непреклонно. Он обвел взглядом комнату. Паника начала раскалывать лед вокруг его сердца, когда он не сразу увидел ее. Где, черт возьми, она была? Он слышал, как эти ублюдки говорили о ней.

Затем его взгляд упал на груду грязных белых кружев, брошенных в углу комнаты. Было ли это его воображение, или оно просто дергалось? Он сделал неуверенный шаг к нему, не желая верить, что его великолепная девушка могла быть человеком, которого швырнули о стену грязного гостиничного номера. Соломан даже не слышал, как его пронзил яростный рев, пока остальные мужчины в комнате не вздрогнули и не посмотрели друг на друга. Куча кружев заскулила и подняла хрупкую руку, чтобы коснуться уха.

— Райли, — прошептал он и зашагал в угол, теперь уверенный, что это не мог быть никто другой.

Она была так потеряна в своем собственном мире, что не отвечала ему. Соломан присел перед ней на корточки и осторожно взял ее за плечи, поднимая в сидячее положение. Она резко отскочила от него с хриплым криком и отлетела в угол стены. Она подняла дрожащую руку. В ее тонких пальцах был зажат пистолет. Она выглядела такой испуганной, хотя Соломан знал, что может легко обезоружить ее, он не мог заставить себя отнять у нее этот кусочек утешения.

— Райли, моя великолепная девочка, это я, Соломан, — тихо сказал он только для ее ушей.

Он взглянул на ее бледное, покрытое синяками лицо. Испуганные, безумные и ищущие глаза. Слабые синие отметины начали покрывать ее бедное тело вдоль рук, ног, шеи и лица. Ее платье было залито кровью и задралось почти до талии. Черт, он надеялся, что это не ее кровь. Он заметил, что на ней нет нижнего белья. Каждый мускул его тела дрожал от напряжения. Ему хотелось вонзить кулаки в человека, который это сделал, и не останавливаться, пока тот не превратится в кровавое, неузнаваемое месиво. Но сейчас его первоочередной задачей было позаботиться об этой красивой, покалеченной женщине.

Она покачала головой, быстро моргая, и из ее налитых кровью глаз скатилась одинокая слеза. Ее глаза лихорадочно обшарили комнату, прежде чем снова упасть на него. Она непонимающе уставилась на него. Она высунула язык, чтобы облизать потрескавшуюся нижнюю губу.

— С-Соломана здесь нет… он бросил меня... — хрипло прошептала она, направив пистолет ему в лицо. Соломан видел, что она изо всех сил старается удержать его, но усталость уже овладела ею. Каждый раз, когда ее прекрасные мутные глаза моргали, они открывались все медленнее. Ей было невероятно трудно сосредоточиться на нем. Другие мужчины в комнате могут даже не существовать для нее.

— Нет, детка, — осторожно сказал он, снова привлекая к себе ее внимание. Она слегка подпрыгнула и заморгала, глядя на него. — Я пришел за тобой. Я же обещал. Ты помнишь? Я обещал, что всегда буду приходить за тобой.

Она прерывисто дышала и сосредоточенно наморщила лоб, пытаясь вспомнить. Наконец она кивнула. — Н-но… ты ушел... — ее шепчущий голос дрогнул, и пистолет дернулся в ее руке. Соломан даже не пошевелился. Он слышал, как Роман расправляется с людьми позади него. Грубо. Они не имели для него никакого значения. Райли была его здесь и сейчас, всей его жизнью.

— Я никогда не уйду от тебя, красавица, — заверил он ее своим глубоким голосом. Он видел, как ее напряженные плечи постепенно расслабляются. — Ни в этой жизни, ни в следующей. Ты всегда будешь принадлежать мне, Райли Бэнкрофт. Послушай меня, детка, я всегда приду за тобой. Несмотря ни на что.

Она смотрела на него, полностью сосредоточившись на его лице, как будто видела его впервые с тех пор, как он вошел в комнату. Она подняла свободную руку из окровавленных складок платья и коснулась его лица. — Соломан, — всхлипнула она. — Ты пришел за мной.

Она бросила пистолет между ними и покачнулась. Соломан потянулся к ней, прижал ее к своей груди. Она обвила руками его спину. Его сразу же поразило, как слабо она поникла в его объятиях. Он прижал ее голову к своему плечу, чтобы видеть ее лицо. Она подняла на него глаза, которые с каждой секундой становились все тяжелее. Она подняла руку. Он крепко сжал ее пальцы и поднес к своему лицу.

— Я… Я люблю тебя, — прошептала она.

Она закрыла глаза и опустила голову ему на грудь.

— Райли, — произнес он ее имя как приказ и слегка встряхнул. Ее голова откинулась назад, но она не ответила. Ее лицо было бледным и неподвижным, как смерть. Ее губы посинели. Впервые с тех пор, что он мог вспомнить, он чувствовал, как слезы собираются в его глазах.

— Райли, — пробормотал он и опустил голову ей на грудь, затаив дыхание, ожидая, когда почувствует движение в груди. Ее рука все еще была зажата в его собственной татуированной руке, крепко прижата к его щеке, пока он ждал любого знака, что женщина, без которой он не мог жить, все еще жива.