Один и без оружия

Глава восьмая

Еще оборачиваясь, я уже срывал с плеча ружье. Миг, и его ствол смотрел в ту сторону, откуда раздался приказ. Я не ошибся: там стоял тот самый усатый любитель кувыркаться в постели. С ним еще парочка, непременно его приятелей: в таких делах прохожих с улицы не зовут. Все трое застыли как изваяния. Оно и понятно: любое движение может быть принято мной за агрессию. Причем совершенно не важно, какое именно: шаг в сторону, назад, вперед, резкое движение руками. В узком коридоре картечь из ружья двенадцатого калибра найдет всех троих, пусть им и достанется в разной степени. Поправить затем недолго: ружье — полуавтомат, не потребуется делать им лишних движений, знай себе работай указательным пальцем.

— Лера, наверх! Быстро!

Возможно, весь сыр-бор разгорелся именно из-за нее, хотя далеко и не факт. Вполне допускаю, что они заявились сюда по мою душу. Например, тот громила, которому я наступил на ногу, все-таки меня признал. Но присутствие девушки за спиной станет лишним в любом случае. Вдруг мне придется кинуться вверх по лестнице, и девушка окажется помехой. Или они начнут стрелять, я отпрыгну в сторону, и на линии огня окажется она.

— Дядя, охолони! — вытянул вперед раскрытые ладони тот, который стоял рядом с усатым.

В клетчатой рубашке, джинсах и узконосых туфлях, ему только ковбойской шляпы не хватало. Вместо нее на голове у него козырьком назад сидела бейсболка.

Третий, с ног до головы весь в «цифре» — даже кепи такое же, шагнул в сторону, прячась за его спиной. Вряд ли из трусости — из трезвого расчета. Так он сможет незаметно для меня достать оружие, чтобы неожиданно им воспользоваться. Недаром же он только правое плечо и руку прикрыл.

Быстрый топот ног за спиной сказал о том, что девушка мой приказ выполнила.

«Бедняжка! — подумал я. — Ей и так сегодня досталось, а в довершение всего еще и убить могут».

— Ствол опусти! Нам поговорить просто.

— Ну так говорите, — предложил я, одновременно делая шаг вбок, под защиту стойки, которая теперь прикрывала меня почти по грудь.

Девушки-портье за ней уже не было: едва только все началось, она шустро юркнула в расположенную сразу за ее спиной дверь.

— Э нет, так у нас с тобой разговора не получится!

Усатый молчал по-прежнему, разговор вел все тот же крепыш в клетчатой рубахе, а третий наверняка уже приготовил пистолет. Именно пистолет, потому что приклад карабина Симонова торчал у него из-за плеча, а сразу два длинноствола, тем более в поселке, носят с собой только персонажи компьютерных игр.

— По-человечески тебя прошу: опусти ружье и давай пообщаемся. Слово, все будет тихо-мирно, — продолжал настаивать тот.

«Ситуация!» — лихорадочно размышлял я, совершенно не представляя, как поступить дальше. Доверять этим людям причин не было никаких. Кого бы это ни касалось — самого меня или Валерии. Но и прослыть параноиком совсем не хотелось. Не хватало еще, чтобы в Станице стали указывать пальцем: вон он идет, психопат! На каждое слово ствол вскидывает!

— Я подумаю над вашим предложением, а пока говорите чего хотели. — Поразмыслив, я все же пришел к выводу: ничего менять в сложившейся ситуации не стоит — слишком требовательным был их окрик, когда они вошли.

— Так, что за шум, а драки нет? — раздался веселый голос. Из двери, за которой исчезла портье, показался не кто иной, как тот самый продавец, который и приобрел у меня жадр.

— Яков, уйми своего постояльца! — обратился к нему крепыш. — Нервный он какой-то, того и гляди пальнет. Поговорить с ним хотели, а он сразу за волыну и едва палить не начал.

Яков посмотрел на меня:

— Точно пальнешь?

— Полностью магазин выпущу, все восемь патронов, — кивнул я. — Чтобы уж наверняка. Но мозги со стен отмыть помогу, слово!

Судя по тону Якова, он шутил, чтобы разрядить обстановку. Мои слова прозвучали примерно так же.

— Ну, если поможешь, тогда совсем другое дело! — И заговорил уже серьезным тоном: — Так, я не знаю, что между вами произошло, и, должен заметить, знать не хочу. Но одно обещаю: пальбу здесь устроите, пострадают все, выживших не будет.

После его слов мне только и оставалось, что опустить оружие.

— Вот и ладушки, — тут же отреагировал Яков. — Теперь вот еще что: до утра ваш разговор потерпит?

— Да хоть до Нового года, — пожал плечами я.

— Бобруйск? — Он обратился к тому, который все время со мной разговаривал.

— Можно и до утра, — неохотно сказал тот.

— Тогда разбежались. — Слова Якова прозвучали как приказ. — Да, Бобруйск, вот еще что… Если дело касается той девицы, знай: тут я полностью на его стороне. — Он указал на меня пальцем.

Человек по кличке Бобруйск покривился, но промолчал. Когда он и оба его спутника покинули ночлежку, Яков спросил:

— И что, ты бы и впрямь начал стрелять?

— Даже не задумываясь, — твердо ответил я. — Малейшего повода хватило бы.

Сколько их — тех, кто, валяясь с развороченным животом в луже собственной крови, проклинал себя за нерешительность, которую проявил в нужный момент? Не желаю их участи. На Земле говорят: пусть лучше двенадцать судят, чем четверо несут. Ну а здесь, где нет никаких законов, и подавно.

— Это из-за меня все? — встретила меня вопросом Валерия.

— Не уверен, — ответил я, ворочая ключом в замке. Тот поддавался с трудом, с каким-то натужным скрипом.

Явно замок сделан на месте, руками только набирающего опыт кузнеца. Из металла, который на Земле мог быть чем угодно и попавшего сюда таким же неведомым путем, как и все остальное.

Комната действительно оказалась мала. Две кровати — тоже работы местного плотника, между ними тумбочка без дверец, длинная полка на стене — вот и все ее убранство. Окошко было застеклено. Кусочками, скрепленными между собой, вероятно, смолой. Но матрацы на удивление были новыми. Простыни тоже не подкачали — без всяких отметин штопок и признаков ветхости. И серо-синие с красными полосками байковые одеяла. Словом, вполне прилично для местных реалий. Можно отдохнуть в относительной безопасности. Не станут же эти люди ради меня брать ночлежку штурмом? Особенно после слов Якова, который, несомненно, обладает в Станице достаточным авторитетом.

— Приляг пока, отдохни.

— А ты куда?

— Схожу что-нибудь поесть куплю. Выпить хочешь?

— Нет! — энергично замотала головой Валерия.

— Ну и зря. Жадр тебе подержать бы, но нет у меня заполненных. Только выпивка и остается.

— Обойдусь.

— Как знаешь. Я тебя снаружи запру.

— Чтобы не сбежала?

— Чтобы не украли. Заснешь ведь, пока ходить буду. А двери такие, что только тараном.

Я оказался прав: вернувшись, застал девушку спящей. Посмотрел на нее, хмурившую брови даже во сне, вяло пожевал ломтик жареного мяса, завернутый в тонкую лепешку из местного злака, похожего вкусом то ли на просо, то ли на ячмень, и завалился спать сам.

— Дима, тебе кошмары снились?

Да. Все та же промоина. Но зачем ей об этом знать?

— С чего взяла?

— Ты метался в постели. И еще стонал.

Пришлось признаться:

— Снились. Ты сказала: «Дима, спасибо тебе за все и до свидания, дальше я уж как-нибудь сама». И ушла вдаль в обнимку с тем самым усатым.

Лера рассмеялась:

— Так уж сразу и в обнимку?

— Ага. Еще и целовались все время.

Валерия улыбнулась еще разок, затем посерьезнела:

— Что будем делать? Наверное, он со своими дружками не отстанет.

— Разберемся как-нибудь. — Ясно, что в ночлежке под защитой Якова не отсидеться. Вчера, когда ходил за продуктами, видел в харчевне и усатого, и Бобруйска. Они сделали вид, что меня не замечают. Ну и мне оставалось сделать то же самое. — Давай лучше позавтракаем.

— Давай, — на мой взгляд, с излишним энтузиазмом откликнулась она. Наверное, чтобы хоть немного абстрагироваться от всего того, что на нее свалилось.

Некоторое время мы ели молча. Затем Лера спросила:

— Дима, если уж угораздило сюда попасть, расскажи мне об этом мире.

Всё, Валерия прошла все пять фаз принятия неизбежного. Первые три из них — отрицание, гнев и торг, мне увидеть не довелось. Когда мы встретились, она находилась в фазе депрессии. Сейчас наступила пора пятой — и заключительной — принятия. Лера смирилась с тем, что ей придется здесь существовать, и теперь ей нужно решить, как именно.

— Расскажу, Валерия, обязательно расскажу. — Кто бы мне обо всем поведал на второй мой день пребывания здесь! Скольких ошибок удалось бы избежать! — Если что-то будет непонятно, сразу задавай вопросы. И пусть любой из них не покажется тебе глупым. Поверь мне, это очень важно. Иначе когда-нибудь любая мелочь может стать роковой. Готова? Ну тогда слушай.

То количество вопросов, которое обрушила на меня Лера, в любой другой ситуации могло бы ввергнуть меня в какую-нибудь из первых четырех перечисленных фаз. Но не сейчас, когда ее близость волновала настолько, что зачастую заставляла сбиваться с мысли. Ладно бы я изголодался по женской ласке во время своего вынужденного одиночества. Так нет же, если вспомнить недавнюю ночь с Жанной, которая вела себя так, как будто последняя встреча с мужчиной случилась у нее несколько лет назад.

— Дима, и последний вопрос…

Последних вопросов набралось уже больше десятка, но я кивнул: задавай. Старательно отводя взгляд от ворота ее халатика, который распахнулся довольно сильно, но она пока этого не замечала.

— Вот ты говоришь, что жадры могу заполнить только эмоционалы.

Я кивнул: говорю.

— А эмоционалом может стать любой?

— Нет. Стать можно музыкантом, спортсменом и так далее. Если есть талант, то великим. В случае с эмоционалами что-то другое. Как сказал единственный мне известный, Федор Отшельник, — это либо есть, либо никогда уже не будет. Да, Валерия, вот еще что. Никогда и ни при каких обстоятельствах, не говори, из-за чего сюда попала.

— Почему?

— Здесь не принято. Такое, знаешь ли, правило, о котором мне сказали еще в самом начале моего пребывания здесь.

— А другие правила есть?

— Несомненно. Например, жить сегодняшним днем, потому что следующего может и не быть. Ну и всякие там никому не верь и никого не бойся. Что-то у нас разговор затянулся, пошли пообедаем? А по дороге еще в лавку завернем, кое-что купить нужно. Переодевайся, я за дверью подожду.

Из вежливости и еще из-за того, что вдвоем здесь не протолкнуться, настолько комнатенка невелика.

За прилавком на этот раз стоял не Яков, а другой продавец. Мелкий и невзрачный, он чем-то походил на Гришу Сноудена. Или на болезненно похудевшего Гудрона. Только этот был белобрысый, а у тех волосы темные. Вернее, продавцов оказалось два, и второй была женщина. К ней-то я Валерию и направил, вложив в ладонь несколько пикселей. Подозревал, что у Леры под халатом белья нет вообще. По крайней мере, верхняя его часть отсутствовала точно. Выдернула девушку какая-то неведомая сила прямо из дома. Может, она как раз своего парня ждала. Или даже он успел прийти. Эта мысль почему-то вызвала у меня ревность. Наверное, она на лице отразилась, потому что продавец с сочувствием спросил:

— Зубы болят?

В очередной раз убедился, что артист из меня бесталанный: никак не удается держать лицо невозмутимым.

— Нет.

И улыбнулся. Нет, не продавцу. Вспомнив Славу Профа. Вернее, его слова о том, что наш мозг обрабатывает цены теми же своими участками, что и болезненные ощущения, а сейчас предстояли немалые траты. Продавец улыбнулся в ответ, и я поспешно придал лицу деловитое выражение.

— Патронов бы мне.

Тот вздохнул:

— В последнее время с ними не очень. Привозят мало, запрашивают дорого. Ну и нам, в свою очередь, свой интерес нужно иметь. Так что выбор небогат, и цены соответствующие.

«Сейчас моему мозгу точно будет больно». — Но улыбаться я благоразумно не стал.

Меж тем словоохотливый продавец разговорился не на шутку:

— Слышал я, на Вокзале производство дымного пороха наладили и лепят патроны уже из него. Правда, пока только ружейные — винтовочные или другие кустарным способом изготавливать, сам понимаешь, те еще проблемы. Но обещают со временем и их. А пока есть только то, что имеется. С оружием куда проще — практически на выбор.

— На наган найдется хотя бы десяток? — без всякой надежды поинтересовался я.

— Примерно столько и есть.

— Все заберу.

Как любил говаривать Гриша Сноуден, наган для меня — оружие последнего шанса. А для него много и не требуется. С теми пятью, что уже есть, на два полных барабана.

— Еще бы ружейных, двенадцатого калибра. Нормальные найдутся?

Пока есть возможность, не хотелось бы собой мушкетера с его мушкетом и облаком дыма изображать.

— Сколько надо?

— Хотя бы с полсотни.

— Отыщем, — не задумываясь кивнул мой собеседник. — Есть и больше, если что.

— Пока и этого хватит.

Мне бы только до Вокзала добраться. А там, глядишь, они и вовсе станут без надобности. Если внутри его периметра занятие себе найду. Плотником, например, уж больно мне с деревом дело иметь понравилось. Дерево здесь — основной материал для чего угодно, так что без работы не останусь.

— Что-то еще?

— Нож, флягу, рюкзак, чашку, миску, ложку, по возможности плащ-палатку. На этом все.

На прилавке передо мной по очереди появилось практически все требуемое. За исключением ножа.

— Ни за что не поверю, что их нет.

— Есть. И много. Какой именно нужен? Клинок длинный? Марку стали? Серейтор?

— Клинок — с ладонь. Главное требование — чтобы мой вес выдержал, если, например, в качестве ступеньки его использую. Все остальное — без разницы.

Мне хорошо запомнилась история одного охотника, как он, обходя на тропе капканы, провалился в ручей. По грудь, зимой.

— Прибегаю к зимовью, — рассказывал он, — ручку дерг!.. А она отламывается. Дверь приморозило по всему периметру: когда уходил, внутри было жарко, снаружи мороз, льдом и схватило. Окна в зимовьях всегда маленькие — чтобы зверь не пролез. И давай я дверь ножом открывать. Поломался бы он у меня — возле порога бы и остался.

Здесь морозов нет, но если нож сломается в самый неподходящий момент, — грош ему цена. Продавец, мгновение подумав, добавил ко всему лежавшему на прилавке довольно неказистый с виду нож с обшарпанной деревянной ручкой на двух клепках. Но, судя по толщине обуха, он должен быть крепким, а большего мне и не требуется.

— Сколько?

— Давай считать вместе. Только предупреждаю сразу. Как говорил Киса Воробьянинов, торг здесь неуместен: не базар, цены фиксированные.

Не сказать, чтобы общая сумма меня устроила, но особой боли все же не почувствовал. Оставалось только навести справки.

— На Вокзал часто отсюда люди ходят?

Хотелось бы отправиться вместе с толпой, желательно помногочисленней.

— Дня через три отправятся. Туда надумал?

— Не без того.

Ждать всего три дня — это замечательно. Не у костра в шалаше их прожить придется, к тому же в приятной компании. Глядишь, и Валерию уговорю. Вокзал — он и есть Вокзал, можно сказать, областной центр. По сравнению с районным, что представляет собой Станица. И действительно, что ей здесь делать?

«А там, глядишь, и стану ей близким другом, чтобы с полным правом Лерой называть», — в очередной раз улыбнулся я. В мыслях, чтобы продавец снова не принял на свой счет.

— А что, Яков сегодня не работает? — поинтересовался я с таким видом, как будто был с ним давно и хорошо знаком.

— А когда это он за прилавком стоял?! — не на шутку удивился продавец. — Он наверху, у себя в кабинете. К нему с побережья прибыли: весь товар оттуда только через него.

— В последний раз — вчера вечером.

— Хм, удивил ты меня. Я пораньше вчера отпросился — ребенок приболел. Думал, он лавку закроет.

— А кто он вообще, Яков?

— В этих местах, пожалуй, самый значимый человек.

Положим, и без твоих слов догадаться легко. Валерия все еще о чем-то шушукалась с продавщицей, и потому я поинтересовался тем, о чем только что услышал:

— Ты говорил, с побережья товар приходит. Что за побережье и что за товар?

— Ты точно не местный или недавно сюда попал, — резюмировал он. — Побережье морское. А товар самый разнообразный.

— Порт, что ли, там расположен?

— При чем здесь порт? Откуда они здесь возьмутся? Островов там чертова уйма, на них и находят. Случается, и на само побережье волной всякую шнягу выносит, хотя изредка попадаются и достойные вещи.

Мне сразу вспомнились утонувшие в болоте многоэтажные дома, от которых едва торчали крыши, когда мы его пересекали. И сожаление Гриши Сноудена о том, что сколько же в них добра пропало.

— А как там с хищниками?

— Где их тут нет?

Резонно. Но мне интересны не просто хищники, всяческие мегалодонты, о которых успел наслушаться. Поинтересоваться не получилось: Лера, закончив покупки, шла ко мне с такой милой улыбкой, что все эти чудовища мигом вылетели из головы.

— Что такая довольная?

— Да так, поболтали, — туманно ответила Лера и, в свою очередь, спросила: — А что это вы с Егором все время друг другу улыбались? — Посмотрела на мое вытянувшееся лицо и добавила: — Даже Инна заметила. Ладно-ладно, шучу. — А когда я уже совсем успокоился, подытожила: — Хотя, конечно, это ваши дела.

Лера явно меня дразнила.

— Отшлепаю ведь!

— Сюда? — Идущая на шаг впереди Валерия выразительно покрутила попкой.

— Именно!

— Знаешь, Дима, с самого детства мечтала о том, чтобы оказаться непонятно где и чтобы там меня отшлепал симпатичный парень. Который улыбается другим парням. — И без всякого перехода поинтересовалась: — Сначала покупки отнесем или все же пообедаем? Вот, кстати, сдача.

— Себе оставь.

Мало ли как все повернется? Случись что со мной, и останется без гроша.

— Вау, жизнь-то у меня налаживается! Собственные… как их там?.. Пиксели появились, а мне за них даже отрабатывать не нужно.

— Кто тебе такое сказал?

— Ну вот, все испортил. — Она придала лицу огорченное выражение. — Так ведь и знала, что какой-нибудь подвох!

— Валерия, тебе стрелять приходилось?

— Из пушек много раз. А еще ракетами. Откуда?!

Мы уселись на лавочке перед харчевней и разговаривали. Через распахнутые настежь окна хорошо было видно, что зал переполнен, и потому не оставалось ничего больше, как ждать.

— Ну мало ли. Возможно, в стрелковой секции занималась. Или папа военный. — Я как будто свою биографию пересказывал.

— Папа у меня в универе физику преподает. А занималась я художественной гимнастикой. Правда, давно это было и недолго. В общем, разве что булавой по голове могу дать. И то вряд ли — крови боюсь. А к чему спрашиваешь? Ты мне еще и ружье подарить хочешь?

Нет, не ружье. Присмотрел я в лавке один девайс. А именно — револьвер с прикладом. «Кольт», по-моему. Ствол у него удлиненный, калибр серьезный, и стрелять с рук мужская сила нужна. Но прилепил к нему какой-то местный умелец рамочный приклад. Причем мастер, у которого руки из нужного места растут, поскольку выглядело оружие, как будто всегда таким и было. И патроны к нему есть точно — около дюжины сам видел. На мой взгляд, это то, что и нужно. Не в рейд готовимся — на Вокзал.

Обращаться с ним будет несложно, вес не должен быть большим — от силы килограмма полтора, шесть зарядов. Разве что спуск может оказаться туговат. Но это дело поправимое, пусть и в ущерб долговечности механизма. Конечно, в том случае, если мы отправимся вместе. Мало ли какие у нее планы: вон какой довольной вдруг стала.

— Хочу купить, — не стал отказываться я.

— Знаешь, Дима, я в человека точно выстрелить не смогу. В зверя, наверное, да. Но не в человека.

Жить захочешь — куда ты денешься?! Некоторых здесь только потому людьми назвать и можно, что ходят на двух ногах, одежду носят и разговаривать умеют. В остальном — хуже животных.

— Валерия, через три дня появляется возможность в большой компании до Вокзала добраться. У тебя вообще какие планы?

— Дим, ну какие у меня могут быть планы?! Разве что поплакать в подушку часок. Шучу. Плакать уже не собираюсь — вчера вволю наплакалась. О Вокзале помню — ты о нем рассказывал. Думаешь, там будет лучше?

— Даже не сомневаюсь. Там и порядок, и народу полно, и жизнь себе устроить проще. Если ты не против, можем вместе туда пойти.

— Дима, не бросай меня здесь, пожалуйста! Ладно?! Мне и так с тобой повезло, могло ведь и совсем по-другому случиться. Не бросишь?!

И столько в ее голосе было надежды, и схватила она мою руку так крепко, что, если бы собирался ее действительно бросить, у меня попросту не хватило бы духу об этом сказать.

— Нет. И потом, я льщу себя надеждой когда-нибудь называть тебя просто Лерой.

— А что мешает тебе сделать это прямо сейчас?

На площади, где полным-полно народу? Даже пытаться не стану.

— Ты же сама сказала, что так тебя называют только самые близкие друзья.

— Вон ты о чем! — Она смутилась и поспешила перевести разговор на другую тему: — Смотри, места освободились. Пошли быстрей, пока кто-нибудь их не занял.

Станица давно уснула. И лишь из харчевни, которая по вечерам становилась рюмочной, доносились пьяные голоса. Иногда настолько громкие, что хотелось встать и с грохотом захлопнуть окно. Останавливало лишь то, что в номере сразу же станет невыносимо душно. В жизни всегда так: одно в ущерб другому. Мы лежали, крепко обняв друг друга, и разговаривали.

— Дима, только ты не подумай, что я с тобой из чувства благодарности! Или чтобы ты меня здесь не бросил. Просто ты мне нравишься, и все такое. В общем, называй меня теперь Лерой сколько тебе угодно, хорошо? Чего улыбаешься? Доволен, что девушку на второй день знакомства в постель затащил?

— Ага! Жалею только, что не в первый.

— Сейчас! Тогда ты мне еще ружья не покупал!

— Не ружье, а револьвер.

— Да какая разница! Главное, чтобы стреляло.

Потому и улыбаюсь. Нравится и твой язычок, и твое чувство юмора. Помимо всего остального. В том числе как ты в некоторые моменты прикусываешь зубками нижнюю губу. Единственное, мне не всегда удается понять, когда ты действительно шутишь, а когда изображаешь наивную простушку. И еще, наверное, не стоит мне к тебе слишком привязываться. Ведь тогда будет больно расставаться. Или — об этом не хочется даже думать — потерять. Необходимо держать свои чувства в узде. Но как это сделать, если мне нравится в тебе буквально все?!

— Выглядите влюбленной парой, — заметила портье ночлежки, когда мы проходили мимо, направляясь завтракать.

— А мы такая и есть, — тут же отреагировала Валерия. — Правда, милый? — промурлыкала она.

— Ага, — только и промычал я в ответ.

— Вообще-то после моих слов ты должен был нежно обнять меня и поцеловать, — заявила она после того, как мы вышли на улицу. — Или ты не очень в меня влюблен?

— Достаточно.

— Достаточно для чего? Ладно, можешь не отвечать. Кстати, почему в нашей гостинице кухни нет? Куда дешевле было бы самим готовить.

— А ты умеешь?

— Умею, будь уверен! А еще я умею варить борщ. Самой мне он не очень нравится, но жизнь заставила. Думала, встречу любовь всей своей жизни, а борщ варить не умею. Для мужчин это так важно! Кстати, здесь вообще борщи варят? Или не из чего?

— Варят, — кивнул я, вспомнив, каким замечательным борщом в самом начале моего пребывания здесь накормила Мария. Хотя, возможно, все дело было в том, что не ел больше суток.

— Фух, гора с плеч! Так, смотри, на тебя какой-то мужик пялится. Здоровенный такой.

Проследив за ее взглядом, я обнаружил того самого телохранителя из окружения Федора Отшельника, которому пару дней назад нечаянно наступил на ногу.

На этот раз он был не один, рядом с ним стояли еще два каких-то типа. По повсеместной тутошней моде с оружием на плече. Заметив, что я смотрю на него, он помахал рукой, давая понять: есть разговор. Откладывать его не было ни малейшего смысла — ненавижу неопределенность. Хотели бы убить — уже убили бы. И увидели они меня первыми, и дистанция невелика.

— Лера, придется тебе или подождать, или пойти завтракать одной: мне нужно срочно с ними поговорить. А еще лучше вернись в комнату. — Я высыпал в карман ее джинсов пригоршню пикселей. — Но в любом случае не вмешивайся, что бы ни произошло.

— Дима…

— Лера! — Пришлось повысить голос. И, уже отходя, добавил: — Знаешь, вообще-то меня Игорем зовут. Вернусь, все объясню.

Если со мной все же что-то случится, хотелось бы, чтобы она запомнила меня под моим настоящим именем.

Вот чего с избытком хватало на главной и единственной площади Станицы, так это лавочек. На одну из них мы и уселись. Выбрали по моей инициативе ту, которая вплотную прижималась к глухой стене дома — так будет спокойнее за спину. Вдвоем, поскольку два его спутника куда-то исчезли.

— Говори, что хотел.

— Тут такое дело… не знаю даже, с чего и начать.

Пришлось помочь:

— Ты, случайно, не за сатисфакцией?

— Нет.

Надо же, какое слово ему знакомо! По виду и не скажешь.

— Давай тогда уже с самого главного.

— У меня все такое.

Счастливый человек! Или наоборот — невезучий. Тут от рутины голова кругом идет, а у него — все главное!

— Тогда с самого главного из всех других главных.

Вел я себя с ним нагло, даже вызывающе, но любое другое поведение он мог принять за слабость.

— В общем, я был при Федоре Отшельнике, когда к нему Грек со своими людьми пришел. Вместе с тобой, — уточнил он.

— Я отлично помню, что он пришел вместе со мной. Так чего хотел-то? Бабки за свое молчание?

— Нет.

— Жадры тебе заполнить? Так я не…

— Знаю, — не дав закончить фразу, перебил он.

— Что именно? — живо поинтересовался я.

О моем пропавшем даре эмоционала знают только Грек и его люди. И если известно этому типу, значит, услышал он именно от них. Что, в свою очередь, означает — не так давно он с ними встречался. Я даже головой закрутил по сторонам: ну а вдруг?! Вдруг увижу кого-то из них? Логика моя в очередной раз оказалась глубоко порочна.

— То, что у тебя нет и никогда не было дара.

Вот даже как? А дела-то идут все интересней! Но кто же тогда те самые жадры заполнил? Штук десять, не меньше? Пока мой дар куда-то не исчез?

— Федора, перед тем как отошел в мир иной, совесть начала мучить, — продолжил он, — или еще что, но Отшельник сам однажды сказал: «Зря я того парня подставил. Убьют ведь теперь ни за что!»

— Что, так и сказал?

— Слово в слово.

— А зачем он это сделал, не объяснил?

— Вот чего нет — того нет. Наверное, затем, что сам подыхал и других на тот свет хотел как можно больше за собой утянуть. Ты — человек Грека, а он своих людей в обиду не даст, наслышан. Или просто ему твое лицо не понравилось. Хотя, возможно, и сам Грек ему когда-то насолил. Дальше объяснять?

— Не надо.

Картинка и без того предельно ясна. Федор в связи со своей подлой натурой брякнул, что я эмоционал. Брякнул наобум, не ведая, что я на самом деле им являюсь. Как же тогда все удивлялись: он с одного взгляда смог узреть во мне дар! Вот же мерзавец!

С другой стороны, сколько ни слышал об эмоционалах, всегда только плохое: нет среди них хороших людей. Но себя даже при всем желании назвать мерзавцем не смогу. Или дело в том, что пробыл эмоционалом всего ничего?

— Так от меня-то чего хочешь? Как тебя, кстати, зовут?

— Глебом. Но обычно Малышом.

Ну да, обычная практика — человеку крупных габаритов давать кличку Малыш, у самого такой знакомый имеется. И ошибся.

— Малышев моя фамилия, вот и прозвали.

История-то, оказывается, в точности как у моего тезки Игоря Стояка.

— Все-таки что хотел?

И мы наконец-то добрались до сути. Правда, не сразу. Вначале мне пришлось выслушать рассказ о его злоключениях.

— После того как Отшельник откинул ласты, я никак не мог занятие себе найти. К другим эмоционалам пристроиться — все теплые места давно заняты, да и их самих по пальцам можно перечесть. Помыкался, значит, пока сюда не попал. Слышал за побережье? — неожиданно спросил он.

— Доводилось немного. Но ты это к чему?

— Да к тому, чтобы свою артель соорудить и фарт на нем испытать.

— И много там фарта?

— Раз на раз не приходится. Когда всякая мелочь попадается, а когда и куш можно сорвать. Знаю, однажды морской сорокафунтовый контейнер нашли, а в нем электроники всякой!.. Озолотились парни. Только одиночке на побережье делать нечего: до прибыльных мест не допустят. Да и сам туда не полезешь — слишком опасно. Бандой необходимо, бандой! Яков ничего против иметь не будет — ему лишь бы товар шел, а от кого и как — по барабану, — закончил Малыш.

— И что, часто там до стрельбы между собой доходит?

— Случалось пару раз. Но это когда залетные пытались все под себя подмять. А так всем дело найдется: и побережье длинное, и островов вдоль него хватает с избытком.

— Так ты что, предлагаешь мне в свою банду вступить?

— Нет, у меня не получится. Предлагаю тебе свою артель сколотить, и я в нее первым пойду. Есть и еще люди на примете, но с ними уже тебе самому решать.

Я уже говорил насчет неожиданных поворотов, которые следуют один за другим? Если нет — скажу.

— Ты это серьезно?!

— Серьезней некуда.

— Считаешь, у меня получится?

— У тебя — уверен. Теоретик, слышал я за тебя. И про перквизиторов, и про гвайзелов. Ты хоть и молод, но мужик основательный, пойдут за тобой люди. Вон как ты смог Якова впечатлить. Сам видел, как он с тобой за руку здоровается. Только с Филом подобное и наблюдал, когда тот в Станицу заглядывал.

Фил — мужик действительно серьезный. И авторитета у него не меньше, чем у Грека, если не столько же. Куда мне до них обоих!

— Теоретик, сдается мне, Яков собирается тебе какое-то предложение сделать. Если еще не сделал.

— Еще нет.

— Значит, вовремя я подошел.

— Вообще-то у меня совсем другие планы на будущее.

В которых нет места ни Якову, ни тебе.

— Ты на Вокзал, что ли, собрался? От Якова слышал, — пояснил он. — Ну и зря!

— Это еще почему?

— Засветился ты на Вокзале, вот почему. Тебя там многие видели и если даже не сразу признают, через какое-то время точно.

— Ну и пусть признают. Только сделать ничего не смогут: лучше меня знаешь, какой там порядок.

— Ты сам в это веришь? — Малыш скептически хмыкнул. — Ну будешь ты по всему Вокзалу бегать и всем кричать, что Отшельник ошибся. Ну даже поверят тебе, а толку-то? Занулят все равно — заказ-то никто не отменял. И не отменят. На всякий случай. Как говорил товарищ Сталин: нет человека — нет проблем.

Вообще-то Сталин этого не говорил. По крайней мере, именно в таком изложении. Но от этого не меняется ничего.

— На Вокзале трудно будет меня достать. — Я и сам чувствовал, что уверенности в моем голосе нет совсем.

Малыш хмыкнул еще раз:

— Для тебя есть разница — пристрелят тебя при свидетелях или по-тихому яд подсыплют? Результат все равно будет один.

И в этом, увы, он тоже прав.

— Ну так что, Теоретик, убедил я тебя?

— Мне нужно подумать.

Слишком все неожиданно.

— Подумай, отчего нет? Еще вот что скажу: в любом случае я — могила! Хотя бы по той простой причине, что рано или поздно Грек узнает и голову оторвет. А бежать здесь особенно некуда: мир хоть и большой, но узкий. Одно дело, когда взял заказ и его исполнил, и совсем другое, когда вот так. Так что на этот счет даже не сомневайся, клянусь!

— Кстати, когда ты его видел в последний раз?

Может, не так давно, может, тот уже на Вокзале. И тогда все станет намного проще.

— У Федора Отшельника, когда вы к нему пришли. Ты подумай, Теоретик, подумай над моим предложением. Да, вот еще что, извиниться хочу. И без того настроение было ноль: все не так, как хотелось бы, а тут еще какой-то хрен на ногу наступил. Волдырь у меня на подъеме, все залечить не могу. Признал бы тебя сразу — в голову бы не пришло. Ну так что, без обид?

Я пожал его протянутую ладонь размером едва ли не с лопату: без обид.

— Тогда до завтра?

— Подумаю, но ничего не обещаю.

— Ну хоть так.

«И все-таки Малыш прав, — размышлял я, гладя по волосам спящую Леру. На людях она старается держаться бодро, но сейчас у нее было такое лицо, как будто вот-вот заплачет. Как плакала во сне прошлой ночью. — Вокзал — не выход. А что же тогда выход? Ввязаться в авантюру с побережьем? Авантюра, она и есть авантюра. Но даже если и соглашусь, что делать с Лерой? Взять ее с собой? Опасно во всех отношениях. Молодая и симпатичная, а вокруг столько мужчин. И дело совсем не в том, что найдет себе другого. Да и пойдет ли она? К чему ей все это? Интересно, что хочет предложить мне Яков? Или Малыш отсебятину придумал?»

— Спи, девочка, спи, — прижимая Леру к себе покрепче, шептал я. — Пока все не так плохо. Мы живы, здоровы, а там, глядишь, и остальное наладится.