Одиночка

Глава 29

Едва успело потемнеть за окном небо, как я услышал скрежет металла, словно кто-то открыл замок в двух-трёх десятках шагов от моей камеры. Потом раздался скрип, а следом и шарканье ног по каменному полу.

Шёл человек; один. Бубнил себе по нос бессвязные фразы, шмыгал носом. Через щели в дверном проёме я увидел свет; тот становился всё ярче — приближался.

Повернулся к двери спиной, замер. Чтобы тот, кто заглянет ко мне, не заметил, что я избавился от цепей. Очень надеялся, что посетитель направляется именно к моей камере.

И тот не обманул моих надежд.

Сперва приоткрылось смотровое окно. Свет ворвался в комнату. Я махнул рукой, точно закрываясь от него — показал, что очнулся. Звякнул цепью кандалов. Повернулся на свет, щуря глаза. Рассмотрел в окошке мужское лицо. Уловил запахи пива и чеснока.

По ушам резанули резкие громкие звуки — дверь камеры распахнулась. Сутулый мужчина чихнул, сплюнул на пол. Подвесил над дверным проёмом фонарь. Наклонился, поднял с пола два деревянных ведра. Шаркая ногами, вошёл в комнату.

— Ишь, очухался, — сказал он.

И тут же заявил:

— Жрать сегодня не получишь. Нету у меня для тебя лишних харчей. А может, и вообще больше никогда не пожрёшь — как хозяин решит. Слышал, он собирался определить тебя в мою пыточную. Так что помрёшь ты не с голодухи. Это я тебе обещаю. Скоро сам станешь едой. Буду отрезать от тебя помалёху, да кормить тобой собачек.

Шмыгнул носом. Снова плюнул. Поставил рядом со мной вёдра.

— Вот, гляди сюда, — сказал он. — Тут водица. Из этой кадки будешь пить. А в эту — гадить. Слышишь, кусок дерьма? Не перепутай!

Мужчина хрюкнул, запрокинул голову и засмеялся над собственной шуткой. На мои действия он среагировать не успел. Я прервал его смех, ударив мужчину по шее.

Треснули позвонки.

Подхватил обмякшее тело, уложил его на пол. Выглянул из комнаты.

Увидел широкий тёмный коридор. Тот тянулся на десятки шагов в обе стороны от меня и упирался в запертые двери. Рассмотрел с десяток дверей в его стенах — должно быть, за ними скрывались такие же камеры, как та, в которой я очнулся. Единственным источником света в коридоре служил тот самый фонарь, что висел на железном крюке около моей головы. Около него уже собрались насекомые — кружили, отбрасывали на стены тени.

Прислушался. Ни голосов, ни шагов не услышал. С удивлением заметил на потолке с интервалом в пять шагов похожие на наросты светильники. Почему сутулый их не включил? Почему явился ко мне с фонарём? Ответ на эту загадку от него уже не узнаю.

Вернулся в комнату. Позаимствовал одежду сутулого: штаны оказались короткими и широкими, халат — тесным в плечах. Но решил, что в такой одежде привлеку на улицах города меньше внимания, чем без неё (денег в карманах не обнаружил — значит, буду добираться до трактира Ушастого Бити пешком).

Фонарь я поставил рядом с телом мужчины. Свет в коридоре мне не понадобится — я прекрасно видел и в темноте. Где искать выход не гадал: пошёл в ту сторону, откуда явился сутулый. В конце коридора заметил приоткрытую дверь. Не уверен, что выход за ней. Но я решил, что именно её открывал мужчина, прежде чем направился ко мне — узнаю, что за ней скрывается.

Я крался по коридору, прислушивался к шорохам. Различал крысиный писк и топот крохотных лапок, шуршание, даже позвякивание цепей (похоже, в этом подвале я не единственный узник). А ещё я глубоко вдыхал, ловил запахи.

И один из них заставил меня остановиться.

Сперва подумал: мне почудилось. Находка показалась невероятной. Я тряхнул головой и стал водить из стороны в сторону носом, точно был в облике зверя.

Наваждение не пропадало.

Я и правда чувствовал этот запах! И очень отчётливо. Он не плод моей фантазии. И я не мог его спутать ни с каким другим.

Я уловил в воздухе запах Двадцатой!

Попытался понять, где тот усиливался, где ослабевал. Женщина прошла по коридору или находилась где-то рядом? Быть может она в одной из этих камер?

Запах привёл меня к запертой двери. Я открыл смотровое окно… И тут же отодвинул засов, ворвался в комнату.

Женщина сидела в дальнем углу. На полу. Прижимала к груди ногу. Съёжилась, словно оглушённая моим шумным вторжением. Смотрела в мою сторону, силилась что-либо рассмотреть в темноте.

Я понял, что она не привиделась мне тогда у ресторации. Я действительно её там встретил. Такую же: с короткими волосами и широко открытыми глазами.

— Двадцатая? — сказал я.

Женщина вздрогнула.

— Кто это?

Её голос показался мне охрипшим.

А сама женщина растерянной.

Это удержало меня от того, чтобы броситься её обнимать. Сдерживая эмоции, я поднёс руку к голове. Зажёг на ладони огонёк, позволил тому осветить мне лицо.

— Вжик?!

— Да.

Я шагнул к Двадцатой, упал перед ней на колени. Пламя моего огня отражалось в глазах женщины. И в слезах, что заскользили по её щекам.

— Откуда ты здесь? — спросила женщина.

Разглядывала моё лицо, волосы.

— Отдыхал в соседней камере.

Взял Двадцатую за руку. Её пальцы оказались холодными. Мне показалось, что они дрожат.

— Замёрзла? — спросил я.

— Нет. Не знаю. Не ожидала, что увижу тебя. Это правда ты, Вжик? Или… я вижу сон?

Мне не почудилось. В голосе женщины действительно звучали хриплые нотки. Словно та простыла или много разговаривала (кричала?).

— Ты не спишь. Я нашёл тебя.

Я коснулся губами её руки. Поцеловал или попытался согреть? Наверное, хотел сделать и то и другое. А ещё — желал сгрести Двадцатую в объятия. И унести подальше от этого подвала.

В голове метались бесчисленные вопросы.

Но задавать большинство из них здесь, в тёмной комнате, показалось неуместным.

Я сказал:

— Собираюсь отсюда уйти. Ты со мной?

— Не могу, — сказала Двадцатая. — Я прикована к стене.

Позвенела звеньями цепи.

— А ещё у меня сломана нога.

Я подался назад: сообразил, что нога женщины, к которой прижимал своё колено — и есть та самая, раненная.

— Сейчас почти не болит, — сказала Двадцатая. — Недавно бросила на неё заморозку. Ты знаешь: я умею. Как только накоплю ману — скастую ещё одно заклинание.

Опустил огонёк. Рану под штаниной не увидел. Но разглядел железный браслет на здоровой ноге женщины. От него к стене змеилась покрытая ржавчиной цепь. Не стал пытаться порвать её. Поступил иначе.

— Подожди, — сказал я. — Сейчас кое-что проверю.

Вышел в коридор. И первым делом вернулся в свою камеру за фонарём. Принёс его в комнату Двадцатой — не хотел, чтобы женщина оставалась одна в темноте. А потом уже направился в конец коридора, где раньше заметил приоткрытую дверь.

Моя догадка подтвердилась. За дверью оказалась не тюремная камера — служебное помещение. Там я увидел стол со стульями, заваленные разной мелочёвкой деревянные полки на стенах. А ещё связку ключей — та висела на крюке у входа. Её я и надеялся здесь найти. Рассудил, что раз ключей не было у сутулого, значит, они остались в его комнате; подумал, что их не станут уносить из подвала.

Со связкой вернулся к Двадцатой. Ключ к замку на её браслете подобрал быстро. Обрадовался этому — не хотел бы освобождать ногу женщины так же, как снимал свои кандалы.

— Понесу тебя на руках, — сказал я. — Сейчас ночь. Сможем уйти незамеченными.

— Не получится, — сказала женщина.

— Почему? Вокруг дома много охраны? Знаешь, где мы находимся? Я очнулся только здесь. Не представляю, куда меня привезли.

— Мы в квартале клана Рилок. Рядом с тем домом, где я убила вар Руиса кит Рилок. Помнишь, рассказывала тебе об этом? В саду там есть небольшая постройка. Под ней — вот этот подвал. Я видела, куда меня вели.

— Карцы тебя нашли? — спросил я.

— Я пришла к ним сама, — сказала Двадцатая. — Передала послание от хозяина. Познакомилась с новым наследником семьи Руис. Он похож на своего покойного брата. И не только внешне. Отправил меня сюда. Навещает изредка. Беседуем с ним. Очень любезный мужчина. Узнал, что я маг — сломал мне ногу, чтобы я тратила энергию на борьбу с болью, а не думала о побеге. А ты почему здесь, Вжик?

— От… хозяина?

— Это долго объяснять, Вжик. Я всё тебе расскажу. Но не сейчас. Раз уж мы избавились от цепей, то времени на беседы у нас мало. В любой момент сюда могут явиться люди Карцев.

— Я больше не Вжик. Отказался от этого имени после… Арены. Теперь моё имя — Линур.

— Линур Велесский? Назвался в честь того магика из книги, о котором мне рассказывал?

— Просто Линур, — сказал я. — Ничего лучше на ум не пришло.

— Слышала, ты стал победителем Битвы Огней. Поздравляю.

Я пожал плечами.

— А Гор? Ты… его?

— Нет. Он погиб в полуфинале.

— Хорошо. Рада, что вам не пришлось драться.

— Да уж.

— А меня зовут Тилья, — сказала женщина. — Не могла сказать тебе своё имя раньше. Сам знаешь, почему. Но ты можешь называть меня так, как привык — Двадцатой. Если хочешь.

— Тилья, — повторил я. — Мне нравится.

Протянул женщине руку.

— Сможешь встать?

— Куда ты собираешься идти? — спросила Тилья.

— Выберемся из кварталов Рилок. А потом решим, куда дальше.

— Я не об этом. На улицу до утра выходить нельзя. Если пройдём дальше по коридору, попадем в подземный ход, который ведёт в дом семьи Рилок. Примерно год назад я в нём уже была. Смогу провести тебя. Спрячемся там. А потом… что-нибудь придумаем.

— Почему нельзя на улицу? — спросил я. — Много охранников?

— Ночью дом охраняют не люди, — сказала Тилья. — Об этом мне сообщил вар Руис кит Рилок. Сказал, что после того… случая с его братом, он доверяет охрану территории по ночам только собакам. Селенским стражам, слышал о таких?

— Приходилось.

Только вчера (а кажется, что сегодня) выслушивал восторженные рассказы об этих собаках от Исона. Рыжий говорил, что стая сторожевых обычно состоит из пяти особей. Он утверждал, что пройти мимо них невозможно, как и уцелеть при неожиданной встрече со стаей. «Без шансов, — сказал Исон. — Впятером сторожевые запросто порвут даже тигра».

— Очень… страшные звери. Кит Рилок хвастался, что приобрёл самых крупных и злых. До утра вокруг дома Руис будет бродить целая стая. Нам не пройти мимо них, Линур. Если пойдёшь один… Нет, вряд ли ты сумеешь проскользнуть. У этих псов великолепный слух. Тебя выдаст малейший шорох. Да и запах твоего тела они учуют издалека. А мне со сломанной ногой лучше и не пытаться бежать ночью.

Я усмехнулся.

— И в этом вся проблема? В собаках?

Я не знал, как выглядит «тигра». Но и не представлял псов, способных справиться с охотником. Ну а тем более со мной. К тому же вспомнил ещё об одном преимуществе короткошёрстных селенских сторожевых перед другими породами псов. Исон называл их «бесшумной смертью» — стражи не любили лаять. Хорошо. Значит, не подымут шум.

— Ты не сможешь сжечь всю стаю, — сказала Тилья. — Успеешь бросить в собак один-два шара. Вряд ли больше, как бы ты ни стал быстр за то время, что мы не виделись. Потом псы набросятся на тебя. И разорвут в клочья. А на свет и шум сбегутся люди.

— Не собираюсь никого жечь, — сказал я. — Больше не умею швырять огненные шары. Избавился от саламандра сразу после финального боя на Арене. Но он мне и не понадобится. Уж с животными-то я справлюсь. Не переживай. Говоришь у собак хороший слух? Нужно заманить их сюда, в подвал. Здесь мы не привлечём внимание людей шумом.

— Что ты собираешься делать, Линур?

— Скажи, Двадцатая… я хотел сказать, Тилья, ты знаешь, кто такие оборотни?

***

Я мог бы запереть женщину в её камере, закрыть смотровое окно. Чтобы она не узнала, как я справился со стаей собак, и не увидела меня в образе охотника. А потом отмахнуться от её вопросов или сказать в ответ небылицу.

Но поступил иначе: рассказал Двадцатой о том, что я — не человек. Чувствовал, что чем дольше буду скрывать это, тем труднее будет признаться; что утаивать такую информацию о себе от Двадцатой — попросту нечестно. Именно сейчас настал хороший момент для того, чтобы сообщить о себе правду; и будь, что будет («Оборотней в Селене не любят»).

— То есть ты еще в лагере огоньков мог…

— Обратиться.

— … обратиться и избавиться от саламандра?

— Тогда бы с моей груди исчез знак подчинения, — сказал я. — А его…

— … сводить нельзя, — закончила за меня фразу Тилья. — Что ты собираешься делать?

Женщина смотрела мне в глаза. Держала меня за руку.

— Обращусь в охотника. Потом заманю стаю в этот подвал. Здесь они и останутся.

— Почему сюда?

— Тут я избавлюсь от стаи, — сказал я. — Чтобы мы спокойно покинули придомовую территорию. А потом и квартал. Ты не сможешь сама идти. А потому нам не нужна погоня. Лучше ускользнуть тихо, пока хозяева дома надеются на собак.

— Понимаю. Что должна делать я?

— Жди в камере. Не выходи отсюда, чтобы ни случилось, пока я не закончу с псами. И не пугайся, если увидишь в смотровое окошко большого зубастого зверя. Помни, что он не причинит тебе зла. Он — это я. Обращаясь в охотника, я не теряю разум, не становлюсь более злым и кровожадным; остаюсь таким же, каким ты меня знаешь. Только выгляжу по-другому.

Тилья кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — Я поняла. Подожду.

***

Для того чтобы обратиться, я ушёл в камеру, где лежало тело мужчины и забрызганные кровью кандалы. Не люблю обращаться при свидетелях. К тому же знаю, что на тех, кто видит его впервые, обращение производит неприятное впечатление.

Пропахшую кровью комнату я покинул уже в облике охотника. Мне казалось, что в подвале посветлело, а запахи многократно усилились. Да и звуков стало больше: слышал теперь не только возню крыс, но и как в саду шелестел листвой деревьев ветер, как билось там, за дверью, в груди Тильи сердце (оно зачастило, когда я прошёл мимо смотрового окна).

Дверь на улицу поддалась легко и почти без скрипа. Сперва я едва приоткрыл её. Подставил нос уличным ароматам. И сразу уловил собачьи запахи. С особым оттенком, который в своём родном королевстве не встречал ни разу. А вот в Селене с подобными я сталкивался неоднократно. Причём, чаще всего в клановых кварталах центра города.

Псы пометили все уголки сада, даже наружную поверхность дверей подвала. Явно считали округу своей территорией. Пора сообщить им о моём вторжении.

Я провёл лапой по камням, добавив к ночным звукам скрежет когтей. Он не прозвучал оглушительно громко. Вряд ли привлёк внимание людей.

А вот собаки его точно услышали. И я уверен: поняли, что кто-то вторгся в их владения. Мне осталось только дождаться появления стаи. Судя по тому, что я слышал (псы не пытались бежать бесшумно), ждать придётся недолго.

Я решил встретить собак не у порога. Приоткрыл дверь, отошёл вглубь коридора. Замер рядом с приоткрытой дверью в комнату, где у стены лежал сутулый. Это место мне не нравилось (тесно, и слишком много неприятных запахов — они меня злили). Но я сам его выбрал. Потому что хотел унести из подвала Двадцатую.

Сам я молнией промчался бы по саду, и покинул его раньше, чем собаки бы меня почуяли. Без шума. Без драки.

Хотя сражение среди деревьев доставило бы мне удовольствие. С каким наслаждением я бы порвал псов в саду, на свежем воздухе! Потом в полдюжины прыжков преодолел бы придомовую территорию и перемахнул через забор.

Но драться нельзя.

И не из-за Двадцатой.

Я склонил к земле голову и зарычал. Не только чтобы привлечь внимание собак. Ещё и от досады.

Собаки не подвели меня. Стая явилась в полном составе. Сперва я услышал шумное дыхание и цокот когтей, потом два пса нерешительно заглянули в подвал.

Огляделись, привычно робея входить в людское помещение. Но вид моих клыков раззадорил их, придал им уверенности в своей правоте и решимости, заставил позабыть о человеческих запретах. Все пять бочкообразных тел перешагнули порог и, скаля внушительного размера пасти, устремились на меня.

Славная получилась бы драка!

Жаль, что я не собирался драться.

Хотел. Но не мог.

Убедился, что обнаружен, свернул в камеру, подошёл к дальней стене. Замер под окном.

Псы не заставили себя долго ждать. Вломились в комнату всей стаей. Толкали друг друга, торопились. Не изучали обстановку, не принюхивались, не озирались — бросились ко мне.

Но не успели окружить.

Я прыгнул первым. Не в атаку — на стену.

В полёте стегнул лапой по морде ближайшего пса. Тот клацнул челюстями. А я оттолкнулся от стены, чиркнул по потолку холкой и выскочил в коридор, оставив собак в комнате.

Развернулся и прикрыл дверь. Опустил засов. Дверь тут же содрогнулась от ударов изнутри камеры.

***

В комнату к Тилье я вошёл в образе человека. Женщина сидела на том же месте, где я оставил её, когда уходил обращаться (хотя уверен — к смотровому окну она подходила). Поднял её с пола и на руках вынес из камеры.

В коридоре внимание Тильи привлёк гул ударов.

— Что это? — спросила женщина.

— Собаки, — сказал я. — Пытаются выбить дверь. Я запер их в той камере, где сегодня очнулся. Теперь они нам не помешают.

— Ты не убил их?

Я скривился.

— Нельзя. Я не рассказываю окружающим о том, что не человек. По разным причинам. В том числе и потому что оборотней в Селене не любят. Не хочу оставлять на телах собак следы своих клыков и когтей. А без своего главного оружия я бы со стаей не справился. Пусть живут. В конце концов, они нам ничего плохого не сделали.

Тилья обняла меня за шею, поцеловала в губы и сказала:

— Давай уйдем отсюда, Линур. Пока вслед за собаками не прибежал кто-то ещё.

Её слова оказались пророческими.

Не успел я отойти от камеры Тильи и на десяток шагов, как через приоткрытую дверь в подвал бесшумно юркнула укутанная в тёмный халат фигура: невысокая, хрупкая — женщина или ребёнок. Заметила нас с Тильей, замерла. Сквозняк донёс до меня её запах.

— Рыжая! — сказал я. — Что ты здесь позабыла?

— Капец, — сказала девица. — Тебя пришла спасать. Что же ещё? Если снова назовёшь меня рыжей — отрежу тебе уши, тупица!

— Как ты меня нашла? Следила?

— Ясен пень! — сказала девчонка. — Не по следу же сюда пришла.

— Зачем?

— Ну уж не потому, о чём ты подумал, мальчик. Мне твоя кривая рожа не нравится. Дедуля велел присматривать за тобой. Как будто мне заняться больше нечем. Но я не думала, что ты свалишь от своей старушки раньше утра. Кто ж знал, что клан Марен так с тобой поступит?! Малость обалдела, когда увидела, что твоё тельце заталкивают в карету. Чуть тебя не проворонила. За такой промах дед мог меня и выпороть!

Спрятала нож.

— Вот, — сказала рыжая, — пришла исправить свою оплошность. Но ты, смотрю, и сам почти выпутался. Шустрый! Хоть и безмозглый. Кто там шумит? Собачки? Я всё гадала, куда они запропастились! А это что у тебя за краля? Где ты её успел раздобыть? Ну ты и ходок, мальчик! Даже тут сумел себе бабу найти!

— Так и будешь стоять у меня на пути? — спросил я.

Девчонка усмехнулась.

— Решил свою подружку унести на руках? Романтично.

— У меня нога сломана, — сказала Тилья.

— Так брось её тут! Найдёшь себе другую, не покоцанную.

— Отвали, рыжая, — сказал я. — Сейчас не время для шуточек.

Пошёл на девицу.

— Прекрати меня так называть!

— Своё имя ты мне не сказала. Уйди с дороги.

— Стой, — сказала девчонка. — Как понимаю, через забор ты с ней не полезешь. Не спеши. Дай мне время — расчищу вам путь к воротам.