Одинокий мститель. Убийство в госдепартаменте.

Крутой детектив США

Уильям Макгиверн

Одинокий мститель

Эдвард Аронс Убийство в Госдепартаменте

Крутой детектив США. Выпуск 14: Сборник Романы:

Пер. с англ. Р. Н. Поппеля, И.Р. Сендерихиной -

СПб.: МП РИЦ «Культ-информ-пресс»,1996. - 302 с. — (Выпуск 14).

ISBN 5-8392-0115-4

Уильям Макгиверн

Одинокий мститель

I

Было около девяти вечера, когда раздался телефонный звонок. Полицейский снял трубку:

— Отдел по расследованию убийств. Говорит Нили. — Несколько мгновений он вслушивался, не вынимая изо рта сигарету, от которой к потолку поднимались облачка дыма. — Хорошо, высылаем дежурную группу, — сказал он, — прямо сейчас. — Положив сигарету на край выщербленной крышки стола, он взял карандаш: — Ваша фамилия и адрес? — И вновь сунув сигарету в рот, начал быстро писать в журнале, лежавшем возле его локтя.

В большой ярко освещенной дежурке с обшарпанными стенами и убогой казенной мебелью находились трое полицейских. Двое играли в карты на письменном столе, стоявшем перед шкафами с документами. Третий, высокий поджарый мужчина с удлиненным интеллигентным лицом, размеренно вышагивал по комнате, заложив руки за спину. На скамье за деревянной конторкой, протянувшейся на всю длину помещения, сидел патрульный в форме, а рядом с ним — негр. Молодой, атлетически сложенный нарушитель, казалось, от страха пытался втиснуться с головой в свой поношенный костюм.

Прервав на время свое занятие, игроки бросили взгляд на хмурого Нили, продолжавшего писать. Один из игравших, полицейский по фамилии Кармоди, мужчина с усталым осунувшимся лицом и жидкими волосами, безучастно посмотрел в окно. Мелкий моросящий дождь упорно не желал прекращаться.

— Можно было заранее сказать, что без работы мы сегодня не останемся, — недовольно пробормотал он.

Его партнер Кац, спортивного вида мужчина, на грубом лице которого были заметны следы многочисленных боксерских поединков, безразлично пожал плечами.

— Кто-нибудь всегда набедокурит в такую погоду, — негромко произнес он.

Шагавший по комнате детектив остановился и посмотрел на коллег:

— Жаль, что надо заниматься этим, — он кивнул в сторону молодого негра, — а то бы я не прочь сопровождать вас, джентльмены, в маленькой прогулке под дождем.

— Конечно, Берк, могу поспорить, ты был бы не прочь, — иронически отозвался Кармоди.

Нили, сыщик за конторкой, высокий человек с яркорыжими волосами и лицом, напоминающим мордочку шотландского терьера, положил телефонную трубку и сделал пол-оборота на своем вращающемся стуле. Глянув на часы над шкафами, он спросил:

— Когда обещал вернуться Бэньон?

Остальные полицейские тоже посмотрели на часы.

— Около восьми, — сказал Берк и добавил через пару секунд: — Он звонил с Девятнадцатой улицы, предупредил, что немного задержится.

Нили постучал костяшками пальцев по столу. Лицо его оставалось хмурым.

— Что случилось? — спросил Берк.

— Звонила жена Тома Диэри, — ответил Нили. — Говорит, он только что покончил жизнь самоубийством. Застрелился.

— Боже ты мой, — сказал Кармоди.

— Он ведь работал в управлении? — задал риторический вопрос Берк.

— Зачем ему понадобилось пускать в себя пулю? — спросил своим мягким негромким голосом Кац.

— Может, ему надоело платить по счетам, — сказал Кармоди.

— Черт побери, разве это причина?

— Чего не знаю, того не знаю, — сказал Кармоди, потирая ладонью усталое лицо. — Со мной он своими планами не делился.

Нили снова посмотрел на часы.

— Подождем Бэньона ещё пару минут, — сказал он. — Об этом происшествии они потребуют полный отчет.

— Да, когда дело касается полицейского, им нужно знать всё до мелочей, — сказал Берк, возобновляя хождение по комнате.

Кармоди зажег сигарету и бросил спичку на пол. Тишину в комнате нарушали лишь удары дождевых капель об оконное стекло.

Когда умирает полицейский, естественной смертью или насильственной, на дверях участка, где он работал, вывешивают маленький черный флажок. Газеты помещают несколько строк, посвященных покойному, а мэр или полицейский начальник направляют его семье письмо с выражением искреннего соболезнования. Совсем другое дело самоубийство. Оно означает, что покойный был слабаком, неврастеником, дураком — в любом случае не тем человеком, который способен стоять на страже жизни и имущества других граждан. Или же самоубийство может означать нечто ещё более безнравственное, потенциально опасное для тесно спаянного, замкнутого полицейского мирка.

— Он был отличным парнем, — сказал, продолжая вышагивать по комнате, Берк. — Отличным честным парнем.

— Мне тоже так говорили, — сказал Кармоди, глядя на часы. — Как получилось, что его жена позвонила именно нам, Нили?

— Она знакома с работой полиции, — сказал Нили. — Сначала связалась по телефону с главным управлением, потом с нами. Знает, что почти все случаи самоубийства проходят через нас. Из управления могут позвонить в любой момент.

В дежурке вновь наступила тишина. Время от времени полицейские поглядывали на прикрепленный к стене репродуктор. Вскоре, будто слова Нили были сигналом, в нем послышалось металлическое покашливание и бесстрастный голос полицейского диспетчера произнес:

— Девять восемь, девять восемь — отвечайте!

— Кажется, это его участок, — сказал Кармоди. — Ведь Диэри жил в западной части города?

— Да, — сказал Кац, — на Сикамор-стрит. Они высылают туда машину и патрульного сержанта.

Установив связь с машинами, диспетчер передал приказ:

— Высылайте врача, высылайте врача. Пятьдесят восемь шестьдесят один, Сикамор-стрит.

— «Высылайте врача»! — Нили коротко рассмеялся. Постучав костяшками пальцев по столу, он вновь нетерпеливо глянул на часы.

Дверь в дежурку распахнулась, и в помещение вошел человек в мокром пальто. Заметив необычное выражение на лицах полицейских, он спросил:

— Что случилось?

— Только что звонила жена Тома Диэри, — сказал Нили. — Минут двадцать назад Том застрелился.

Берк сказал:

— Ты, кажется, был знаком с ним, Бэньон?

— Был, конечно, — медленно сказал Дэйв Бэньон, снимая пальто и вешая его на спинку стула. Бэньон был высокий широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, с правильными чертами загорелого лица и спокойными серыми глазами. Стоя на расстоянии от других, он не производил впечатления очень высокого человека; лишь когда к нему подошел Берк, отнюдь не карлик, габариты Бэньона сразу бросились в глаза. Он был пропорционально сложен, и двести тридцать фунтов его веса равномерно распределялись по подтянутой атлетической фигуре.

— У Диэри есть дети? — спросил Берк.

— Нет, кажется, — ответил Бэньон.

Он был знаком с Диэри лишь поверхностно, как и с многими другими сотрудниками полиции. Диэри был худощавым седеющим человеком с каким-то настороженным, не выдававшим переживаний лицом. Встречаясь в вестибюле, Бэньон всегда здоровался с ним за руку, несколько раз они совместно пытались разобраться в каких-то бюрократических хитросплетениях. Подобными рамками их отношения и ограничивались.

Бэньон посмотрел на Нили:

— Пожалуй, надо прокатиться к нему. Мне и тебе, Берк.

Берк кивнул в сторону негра:

— Я занимаюсь им, Дэйв. Думаешь, мне лучше отправиться с тобой?

— Что он натворил?

— Возможно, именно он прикончил заправщика на бензоколонке на прошлой неделе. Помнишь, на северо-востоке? Детективы с десятого участка вычислили его и доставили нам.

— Я никого не убивал, — сказал чернокожий, поднимаясь на ноги. Его большие кулаки судорожно сжимались и разжимались. Поворачивая голову, он поочередно задерживал взгляд на лицах присутствующих. В его глазах читались страх, беспомощность и вызов.

— Садись, — приказал ему патрульный, доставивший его в дежурку.

Берк с веселой ухмылкой глянул на Бэньона.

— Если позволишь, я выясню всё буквально за десять — пятнадцать минут… — Заметив выражение лица Бэньона, он осекся. — Хорошо, хорошо, просто у меня мелькнула такая мысль, — закончил он, пожимая плечами.

— В мою смену я не допущу допроса с пристрастием, — сказал Бэньон.

— Ладно, ладно, — примирительно повторил Берк.

— Мы хотим услышать от тебя правду, — сказал Бэньон, подходя к чернокожему, который мгновенно почувствовал, что ситуация начинает меняться в его пользу. — Если ты не сделал ничего дурного, тебе нечего беспокоиться. Но если ты в чем-то замешан, мы рано или поздно об этом узнаем. Запомни.

— Я ничего не сделал, — возбужденно сказал негр. — Просто сидел…

— Хорошо, поговорим потом, когда я вернусь, — сказал Бэньон. — Сейчас у меня нет времени. Берк, продолжай заниматься им. — Он посмотрел на Каца и Кармоди: — Желающие ехать есть?

Кармоди вздохнул.

— Ладно, поеду, — сказал он. — Женушка Каца не даст ему житья, если он возвратится домой с мокрыми ногами.

— Ха-ха! — без особой благодарности произнес Кац и начал раскладывать пасьянс.

Отдел по расследованию убийств размещался на первом этаже здания муниципалитета, его соседями были отдел по борьбе с рэкетом и летучий отряд по искоренению проституции и нелегального игорного бизнеса. Бэньон шел по длинному пыльному коридору на шаг впереди Кармоди, время от времени кивая попадавшимся навстречу сотрудникам полиции. Выйдя из здания через боковую дверь, он миновал продуваемую холодным ветром открытую площадку и направился к той части муниципальной автостоянки, которая была отведена полицейским машинам. Ветер внезапно усилился, и оба полицейских, ухватившись руками за шляпы, бегом устремились вперед. Сев на место водителя, Бэньон открыл дверцу с правой стороны для Кармоди, который, пыхтя и вздрагивая от холода, торопливо забрался внутрь.

— В такую погоду всегда что-нибудь случается, — с отвращением сказал он.

Томас Фрэнсис Диэри жил в Уэст-Сайде, на тихой, зеленой улочке, в доме, где было всего три квартиры. Ко времени прибытия Бэньона возле подъезда стояли красная полицейская машина с девяносто восьмого участка и крытый санитарный фургон.

Хотя дождь продолжал лить, на тротуаре собралось с полдюжины зевак, с любопытством наблюдавших за домом и полицейскими машинами.

Войдя в вестибюль, Бэньон кивнул дежурному, у которого поверх формы был наброшен блестящий прорезиненный плащ.

— Они на первом этаже, сержант, — сообщил дежурный, отдавая честь Бэньону.

— Спасибо, — сказал тот.

Через открытую дверь в квартиру можно было видеть двоих стоявших в передней мужчин. Они перебрасывались короткими фразами, не обращая внимания на воду, стекавшую с их прорезиненных плащей на полированный пол.

— Можете забирать его, — сказал высокий мужчина в черном пальто, появившийся откуда-то из глубины квартиры.

— Минуточку, — произнес Бэньон. Человек в черном пальто ему не был знаком, но он догадывался, что это детектив с девяносто восьмого участка. — Мы из отдела по расследованию убийств.

Человек, к которому он обратился, улыбнулся:

— Впустую потратили время. Для вас здесь нет ничего интересного. Моя фамилия Каррет, детектив с девяносто восьмого.

Бэньон представился.

— Слышал о вас, — продолжал Каррет, не переставая улыбаться. Он оглядел Бэньона с головы до ног, потом прошелся взглядом от плеча до плеча. — Мне говорили, вы не мелкой породы. Теперь я в этом убедился.

К высказываниям о своем росте и могучей фигуре Бэньон давно привык, и каких-либо эмоций — положительных или отрицательных — они у него не вызывали. Он намного перерос своих товарищей уже в старших классах школы и даже в футбольной команде физически превосходил всех. Ответив Каррету улыбкой, он спросил:

— Как дела?

— Он здесь, взгляните, — сказал Каррет, проходя в дверь с правой стороны передней.

Покойник боком лежал на полу перед письменным столом возле зашторенного окна. Встав на колени, Бэньон внимательно осмотрел рану в виске и револьвер в правой руке Тома Диэри.

Рана показалась ему безобразной, а у никелированного револьвера тридцать восьмого калибра бросилась в глаза черная рукоятка. Несколько секунд Бэньон стоял неподвижно, оглядывая комнату, откладывая в памяти детали обстановки. В комнате находился письменный стол, для лучшего освещения повернутый под углом к окну. На нем стояли портативная пишущая машинка и наполовину заполненный бумагами деревянный ящик для корреспонденции. Один угол комнаты был занят удобным предназначенным для чтения креслом, возле которого стоял торшер. На стене напротив висели книжные полки, а чуть выше — несколько гравюр. Бэньон обратил внимание на большую стеклянную пепельницу, стоявшую около пишущей машинки. Комната была уютной, удобной и для отдыха, и для работы. Подобную роскошь в небольшой городской квартире мог позволить себе лишь бездетный мужчина.

— Похоже, он стоял на коленях, когда стрелял себе в висок, — сказал Каррет, наклоном головы указывая на тело. — Я имею в виду его скрюченную позу.

Бэньон проверил окно и убедился, что оно заперто. Потом снова прошелся взглядом по помещению.

— Где миссис Диэри? — спросил он.

— В гостиной.

— Что она говорит?

— Сказала, что он пришел домой после обеда. Она в это время была на кухне, мыла посуду, потом прошла в гостиную послушать радио. Примерно через полчаса услышала выстрел. Вбежав в комнату, увидела его в том положении, что сейчас.

— Записки он не оставил?

— Не оставил ничего.

Сдвинув шляпу на лоб, Бэньон сел за письменный стол. Он бегло просмотрел бумаги в ящике для корреспонденции. Там были в основном счета, несколько реклам торговых фирм и записка от приятеля из Хэшвилла, датированная предыдущей неделей. Приятель, Морт Чемберлен, извинялся за поздний ответ на письмо, полученное четыре месяца назад. Он был занят служебными и семейными делами, хотя, как он шутливо признавался, истинной причиной была, вероятно, лень. Больше ничего существенного в письме не содержалось. Письмо производило впечатление тщетной попытки сохранить хотя бы видимость былой дружбы, которая по существу прекратилась уже давным-давно.

— Я же говорю, вы зря потеряли время, приехав сюда, — сказал Каррет.

— Пустяки, ничего страшного, — ответил Бэньон. — Что думает о причинах самоубийства миссис Диэри?

— Говорит, в последнее время он плохо себя чувствовал и это беспокоило его, — сказал Каррет.

— Что ж, наверное, это и есть ответ на мой вопрос, — сказал Бэньон. Он внимательно проверил содержимое ящиков письменного стола, не в поисках чего-либо конкретного, а следуя своей обычной методике проведения следствия. Ему удалось обнаружить два страховых полиса, каждый на пять тысяч долларов, на имя Мэри Эллен Диэри, корешки двух чековых книжек — записи в них были сделаны аккуратным мелким почерком, а также конверт с циркулярами полицейского департамента, в которых разъяснялись правила начисления пенсий, расчет рабочего времени и прочее. В столе лежала также картонная коробочка с вырезками из газет, несколько карандашей и другие канцелярские принадлежности. Больше там ничего не было. Бэньон задвинул ящики, предварительно разместив вещи в том же порядке, что и прежде, потом встал и подошел к книжным полкам. В большинстве своем там стояли книги по истории, биографии выдающихся людей, романы Вальтера Скотта и Диккенса.

Одна полка была заполнена изрядно потрепанными путеводителями. Достав пару брошюр, он начал перелистывать страницы, пытаясь сообразить, что больше всего привлекало Диэри. На полях путеводителей покойный оставлял карандашные пометки, и Бэньон почувствовал, как мгновенно вырос его интерес к книгам. Ничто с такой полнотой не характеризует человека, как откровенная импульсивная реакция на прочитанное. К сожалению, замечания Диэри были слишком общего характера. Описание корриды он прокомментировал одной короткой фразой: «Не для меня!», а вульгарные эротические скульптуры из Помпеи вызвали у него следующее замечание: «Словно подглядываешь в замочную скважину на голых баб!»

— Он много читал, — сказал Каррет.

— По всей видимости. — Подбор книг несколько удивил Бэньона. Он полистал ещё несколько экземпляров, поднося их к свету, чтобы разобрать почерк Диэри. Потом поставил обратно на полку. Книги были явно не из той категории, которую можно было предполагать в домашней библиотеке полицейского.

По существу, наличие любой библиотеки в семье полицейского было неординарным явлением.

— Будете разговаривать с его женой? — спросил Каррет.

— Думаю, стоит побеседовать, — сказал Бэньон. — Как она восприняла его смерть?

— Нормально. Она разумная женщина. — Он мотнул головой в сторону закрытой двери на противоположной стороне передней. — Сидит там, в гостиной. Ведет себя спокойно и тихо.

— Пойду взгляну на нее.

Выйдя из кабинета, Бэньон постучал в дверь гостиной, откуда послышался негромкий спокойный голос:

— Пожалуйста, входите.

Открыв дверь, Бэньон оказался в чистой, аккуратно прибранной комнате, элегантно меблированной и освещаемой двумя торшерами. Миссис Диэри сидела на обтянутом парчой диване, положив на колени свои маленькие холеные руки. Деревянные детали дивана блестели позолотой, парчовая обивка отливала канареечным желтым цветом. Казалось, сидящая на нем женщина помещена в изящную золотую рамку. Повернув к нему свою маленькую головку, она слабо улыбнулась.

— Проходите же, — сказала она. — Вам нечего извиняться. Я знаю, что это необходимо.

— Спасибо, — сказал Бэньон. Он сел на стул, с привычной неловкостью ощутив несоразмерность своих габаритов элегантной обстановке маленькой гостиной. Несколько секунд он молча смотрел на хозяйку поверх низкого инкрустированного зеркалом кофейного столика.

— Я отниму у вас всего несколько минут, обещаю. Меня зовут Бэньон, Дэйв Бэньон. Я был знаком с вашим мужем.

Миссис Диэри внимательно слушала, слегка наклонив голову набок, словно боясь пропустить хотя бы одно слово из того, что скажет посетитель.

— Да, у Тома было немало друзей, — негромко произнесла она.

— Для вас не составит труда рассказать, что произошло сегодня вечером?

— Никакого. Я — жена полицейского, мистер Бэньон. Я понимаю, что это необходимо. Том явился домой без четверти шесть, как всегда. Вы были знакомы с ним, знаете, каким он был пунктуальным. Мы пообедали — я и он, больше никого, потом он удалился к себе в кабинет.

Помыв посуду, я прошла сюда, включила радио и занялась шитьем.

Вслушиваясь в низкий, приятный голос, звучавший в уютной, мягко подсвеченной торшерами комнате, Бэньон пытался разобраться в своих впечатлениях об этой женщине. Именно с ней в чистом, аккуратном, упорядоченном мирке провел свою жизнь и умер Томас Фрэнсис Диэри. «Хорошо иметь такую свидетельницу на суде, если она выступает в твою защиту», — подумал Бэньон. Хозяйка была интеллигентна, умела владеть собой, хотя оба эти качества означали по существу одно и то же. «У неё достаточно ума и силы характера, чтобы контролировать свои действия и слова, — подумал Бэньон, — а именно ум и характер составляют понятие интеллигентности». Вдова покойного была маленькой, стройной, ухоженной женщиной с чистой свежей кожей и пепельными волосами, в которых проблескивали редкие сединки. На ней был черный костюм, на пальце сверкало бриллиантом обручальное кольцо.

Каждая деталь её внешности была тщательно продумана. Маленькие черные лакированные туфли отливали матовым блеском, на прозрачных нейлоновых чулках не было даже намека на складку. Лак на ногтях, косметика на лице были безукоризненны, словно их нанесли не позднее чем пятнадцать — двадцать минут назад. «Похоже, — подумал Бэньон с легким раздражением, — так оно и есть».

— Конечно, я услышала выстрел и на какой-то момент — не более нескольких секунд — замерла. Я была слишком поражена, чтобы двинуться с места. — Миссис Диэри провела кончиком языка по губам и глянула на тыльную сторону своих изящных белоснежных рук. — Я позвала Тома, но ответа не дождалась. Тогда я прошла в его кабинет и увидела его лежащим на полу. Он был мертв. Я сразу же вызвала полицию. — Рассказывая о случившемся, миссис Диэри смотрела прямо в глаза Бэньону.

— Для вас это был, наверное, ужасный шок. Ваш муж не казался в последнее время обеспокоенным?

— Нет, я этого не замечала. Я уже рассказывала вашему коллеге о его здоровье, — продолжала она. — Это единственное объяснение, которое приходит мне в голову. Никаких проблем в нашей жизни не было. Денег хватало, всё шло хорошо. Том не загребал миллионы, но заработки его были стабильными.

Даже во время депрессии, когда мы только начинали совместную жизнь, нам удалось немного скопить. Да, скорей всего его беспокоило именно здоровье, мистер Бэньон. В последние месяцы я несколько раз слышала от него жалобы на боль в левом боку. Он полагал, что это несварение желудка, и я посоветовала ему обратиться к полицейскому врачу.

— Он обращался к нему?

— Насколько мне известно, нет, мистер Бэньон.

— Ваш муж читал каждый вечер?

— Не каждый, хотя чтение было его любимым занятием.

— Я заметил, его интересовали путеводители, книги о разных странах и городах.

Губы миссис Диэри сложились в легкую улыбку.

— Признаться, мне мало известно о его пристрастиях, мистер Бэньон. Сама я не большая любительница чтения. Том был главой и мозгом семьи.

Достав пачку сигарет, Бэньон поискал глазами пепельницу и, не найдя ее, положил сигареты обратно в карман. Миссис Диэри ничем не выразила своего отношения к его желанию покурить. «Тому Диэри разрешалось курить, видимо, только у себя в кабинете», — решил он.

— Спасибо за полезную беседу, — сказал он, вставая. — Если вам что-нибудь потребуется, пожалуйста, не стесняйтесь, звоните нам, миссис Диэри.

— Большое спасибо, мистер Бэньон. Благодаря доброте и вниманию друзей Тома я чувствую себя не такой одинокой.

Бэньон попрощался и вышел из квартиры, оставив хозяйку невозмутимо сидящей на обитом парчой диване в чистенькой элегантной гостиной. Прикрыв за собой дверь, он поймал взгляд Кармоди.

— Поехали, — сказал он.

Пожав руку Каррету, они спустились по лестнице к машине Бэньона.

Дождь продолжался. Закурив, Бэньон включил стартер.

— Итак, работы для нас здесь не предвидится, — резюмировал Кармоди, устраиваясь поудобней.

— Да, он застрелился, сомнений нет, — ответил Бэньон.

Вернувшись в участок, он отстучал на машинке оперативный отчет о смерти Диэри. Подробный формальный отчет будет составлен Карретом, поскольку при отсутствии состава преступления докладывать о самоубийстве входило в обязанности местной полиции.

В дежурку вошел Джерри Фарнхэм, репортер «Экспресса», и присел на краешек стола. Невысокий, грузный, лет сорока с хвостиком, он был ветераном криминальной хроники, постоянным гостем муниципалитета. У него было суровое грубоватое лицо крутого парня, не вызывавшее, однако, неприязненных чувств. Джерри ухитрялся со всеми поддерживать ровные хорошие отношения, ни перед кем не пресмыкаясь.

— Что там стряслось с Диэри, Дэйв? — спросил он, доставая пачку сигарет и протягивая её собеседнику.

Кивнув в знак благодарности, Бэньон сказал:

— Жена считает, что он слишком тревожился о своем здоровье.

— Понятно. Сердце барахлило? Рак?

— Наверное, сердце. — Бэньон постучал по столу краешком конверта, предназначенного для начальника полиции. — Здесь мой отчет, если желаешь, можешь взглянуть.

Фарнхэм отрицательно покачал головой:

— Наш репортер уже узнал все подробности от Каррета. Конечно, это не мой случай, но босс просил всё перепроверить. Наш парень на том участке ещё зеленый — только что вылупился из журналистского колледжа в Алабаме. Босс хочет быть уверен, что он ничего не упустил из вида, ну, скажем, имя самоубийцы или его домашний адрес.

Бэньон улыбнулся, несколько удивившись интересу со стороны Фарнхэма:

— Передай боссу, пусть не волнуется.

— Обязательно. Кстати, записки он не оставил?

— Нет. Не оставил абсолютно ничего.

Попросив у Бэньона разрешения, Фарнхэм позвонил в редакцию, после чего удалился. Бегло просмотрев накопившиеся за время его отсутствия бумаги, Бэньон направился в камеру для задержанных побеседовать с негром, оставленным на попечение Берка. До смерти напуганный чернокожий путался и заикался, но его объяснения звучали вполне правдоподобно. Вряд ли Берк сумеет доказать его виновность. Объяснив коллеге, что для предъявления обвинения улик недостаточно, Бэньон вернулся в дежурку.

Нили и Кац ожесточенно спорили о предстоящих выборах. Кармоди мирно дремал, сложив руки на чуть заметном брюшке.

Стрелки часов приближались к двенадцати. Наступало время пересменки.

Когда появился сменщик, сержант Хейнеман, Бэньон доложил, что дежурство прошло спокойно. Потом, надев пальто, пошел к своей машине.

Стоял обычный вечер, каких в его жизни были уже тысячи. Ведя машину по извилистой дороге в Джермантаун, Бэньон ощущал легкую усталость. Приятно возвращаться домой, думал он. Домой, на ужин к Кэйт.

II

Сидя на кухне со стаканом виски в руке, Бэньон наблюдал, как Кэйт, его жена, готовит ужин. Он улыбнулся, когда она положила бифштекс на раскаленную, слегка смазанную жиром сковороду.

— Меня всегда удивляет, как на мое жалование ты ухитряешься готовить бифштексы, — сказал он. — На службе мне никто не верит. Говорят, у меня имеется дополнительный источник дохода.

Сев напротив, она взяла его стакан и пригубила.

— Постарайся запомнить вкус — это последний бифштекс до конца месяца. А на следующий год, когда Бриджит пойдет в школу, забудь о мясе вообще, пока она не закончит колледж. Конечно, если ты тем временем не станешь начальником полиции.

— О, это от меня не уйдет. Ни в коем случае. Кстати, как дочка улеглась в постель? Без писка?

— Как обычно, пришлось повоевать, — сказала Кэйт, подходя к плите и переворачивая бифштекс. Жена сержанта была высокой рыжеволосой женщиной с добрыми голубыми глазами и очень светлой, чистой кожей. Красавицей она не была, хотя при первом взгляде казалась таковой, в основном из-за роскошных волос. Её лицо подкупало жизнерадостностью и непритворным интересом к собеседнику. — Дважды ей потребовалось сходить в туалет, потом услышать от меня ещё две сказки и выпить стакан воды. Только после этого она угомонилась. Днем ведет себя ангельски, а ночью — настоящий чертенок.

Бэньон приподнял брови:

— Именно так я сказал бы и о тебе. Ну а если говорить серьезно, книги рекомендуют быть терпеливым, но твердым. Ты, наверное, устала?

— Книги, книги… — отозвалась Кэйт. — В реальной жизни от них мало толку. Для меня, во всяком случае. Те, кто пишет о воспитании детей, незнаком с Бриджит.

После ужина Бэньон прошел в гостиную и начал просматривать газеты. Он был полон неясным чувством удовлетворенности. Это не было последствием выпитого виски, вкусного бифштекса и приятного отдыха у семейного очага. Он обвел взглядом гостиную — она была уютной и теплой. Одна из кукол Бриджит сидела на радиоприемнике, на полу валялись детские книжки и игрушки. Кэйт сидела на диване, нуждавшемся, как вдруг вспомнил Бэньон, в новой обивке. Она сидела, как обычно, подогнув под себя стройные, обтянутые шелковыми чулками ноги, свет лампы касался её волос и играл бликами на обручальном кольце.

Он вновь взялся за газету. Сообщение о смерти Тома Диэри — короткая заметка с фотографией покойного — было напечатано на третьей полосе. Он внимательно прочел ее, мысленно воскрешая картину: мертвый полицейский на полу в аккуратно прибранной квартире и его жена, казалось, абсолютно безразличная к трагедии. Отложив газету в сторону, Бэньон закурил. Путеводители Диэри с карандашными пометками на полях представлялись ему по меньшей мере странными. За каким чертом люди вообще читают путеводители? Чтобы узнать что-нибудь новое, убить время, укрыться в мире приключений? В случае с Диэри, возможно, были задействованы все три фактора. Слегка улыбнувшись, Бэньон бросил взгляд на книжный шкаф. Да, его любимые книги тоже были своего рода путеводителями — по миру идей. Диэри читал о бое быков в Испании, а он, Бэньон, предпочитал духовные откровения Иоанна Крестителя, тоже испанца, хотя и не матадора. Чтение произведений великих философов было для Бэньона насущной необходимостью, помогало ему забыть о каждодневной рутине. Он знал, что в какой-то степени это являлось бегством от самого себя.

Ему пришло в голову, что Диэри было бы полезнее прочесть некоторые из его книг, чем знакомиться, к примеру, со способами удовлетворения похоти жителями древней Помпеи. Авторы его любимых книг были людьми, к которым он шел в поисках душевного покоя, благородными философами, проповедовавшими, что добро естественно для человека, а зло — отклонение от курса, аномалия, не соответствующая истинным потребностям человеческой натуры.

Жена Диэри ничего не знает об интересах мужа. Понятия не имеет, что он увлекался путеводителями. Вряд ли отношения между супругами были очень уж теплыми. Когда человек переключается на чтение путеводителей, его жене следует серьезно задуматься, хотя бы в интересах самозащиты.

Телефонный звонок прервал его мысли. Прежде чем подойти к телефону, Бэньон плотно прикрыл дверь в детскую.

— Мистер Бэньон? — негромкий женский голос на другом конце провода звучал встревоженно.

— Да, кто говорит?

— Наверное, мне не следовало беспокоить вас так поздно, — сказала женщина. — Меня зовут Люси. Люси Кэрроуэй. Том Диэри был моим другом. Вот почему я звоню вам, мистер Бэньон. Я только что прочла, что он застрелился. В заметке упоминалось ваше имя, и я отыскала в справочнике ваш номер. Я понимаю, сейчас уже поздно, но мне необходимо с вами поговорить.

— О чем?

— О Томе, конечно.

— До завтра дело не терпит?

Наступило молчание. Потом женщина с сомнением в голосе произнесла:

— Наверное.

В душе Бэньон проклинал свою добросовестность. У него не было никакого желания оставлять теплую уютную квартиру, но он уже знал, что через минуту отправится на встречу с незнакомой женщиной.

— Хорошо, где мы сможем увидеться? — спросил он.

— В баре «Треугольник» — я там работаю. Это на углу Двадцатой и Арч-авеню.

— Я знаю этот бар. — Он взглянул на часы — стрелки показывали двадцать минут второго. — Постараюсь добраться к двум, Люси.

— Большое спасибо, мистер Бэньон.

Положив телефонную трубку, он вернулся в гостиную. Кэйт бросила на него вопросительный взгляд. Бэньон пожал плечами.

— Со мной желает потолковать таинственная незнакомка — о деле, которым мы занимались сегодня вечером. Возможно, она объяснит некоторые детали, хотя я в этом не уверен. Во всяком случае нам надо встретиться. — Улыбнувшись, он коснулся ладонью щеки Кэйт. — Не жизнь, а каторга!

— Ничего, я привыкла. — Кэйт поднялась и разгладила руками юбку. — Иногда такая жизнь мне даже нравится. Когда ты вернешься? — Других вопросов она никогда не задавала.

— Скоро, детка.

— Тогда я тебя подожду.

— Отлично. Увидимся примерно через час.

Поцеловав жену в щеку, Бэньон вышел из дома. Ведя машину к центру города, он продолжал улыбаться.

Бар «Треугольник» был ночным клубом довольно низкого пошиба, зажатым между зданием оперетки и винным магазином. Арч-стрит, на которой он находился, являла собой унылый ряд домов, протянувшихся на двадцать с лишним кварталов между Шуйлкил-стрит и набережной реки Делавэр. Здесь размещались тиры, магазины, торговавшие армейским и военно-морским обмундированием, склады, парикмахерские и однообразные, навевающие скуку лавчонки.

Поставив машину под кричащей вывеской, Бэньон вошел в бар. В конце зала на невысокой эстраде сидели трое чернокожих музыкантов. Вокруг длинной закругленной стойки сидели матросы, солдаты, ярко одетые молодые люди, глазевшие на размалеванных хористок из соседней оперетки, забегавших в бар в промежутках между выходами на сцену пропустить рюмочку с сандвичем. С крашеными рыжими волосами, в легких халатиках, наброшенных на шорты и бюстгальтеры, они потягивали виски и обсуждали важные жизненные проблемы. Это были практичные, немало повидавшие в жизни девицы, смертельно устававшие от четырех представлений в день и не желавшие иметь ничего общего ни с солдатами, ни с матросами, ни с пестро одетым цивильным людом. «Они скорее предпочтут спокойного, рассудительного фермера из Нью-Джерси, который выращивает фрукты, или пожилого водителя грузовика, чем этих никчемных городских франтов», — подумал Бэньон.

Бармен бросил на Бэньона вопросительный взгляд.

— Я ищу девушку по имени Люси. Она здесь?

— А что тебе от неё нужно, приятель? — Бармен был грузным, средних лет мужчиной с узким лицом и выпуклыми глазами.

— С ней желает побеседовать полиция, — с улыбкой ответил Бэньон. Он всегда старался держаться миролюбиво. — Так она здесь?

— Ну да, конечно. Она в конце зала, вон там. За крайним столиком у стены.

За столиком сидела невысокая стройная девушка в черном атласном платье. Её стриженые черные волосы нависали над усталыми, хотя и сохранившими живость молодости глазами. Внешность девушки представляла собой странную смесь обаяния, настороженности и непредсказуемости. Увидев приближающегося Бэньона, она улыбнулась. Усталость мгновенно исчезла с её лица.

— Вы, должно быть, мистер Бэньон? — спросила она.

— Он самый.

— Жаль, что я побеспокоила вас, — сказала она, вставая. — Давайте пройдем в кабинку, хорошо? Когда эта троица начнет играть, разговаривать будет можно только с помощью мегафона.

Бэньон последовал за ней и устроился напротив неё за столиком, на котором оставили многочисленные черные пятна сигареты посетителей. Подошедшего официанта Бэньон попросил принести виски с содовой. Девушка отрицательно качнула головой.

— Только когда работаю, — объяснила она Бэньону.

— Вы платная партнерша?

— Мягко сказано, — засмеялась Люси. — Я не откажусь от сигареты, если у вас найдется.

— Конечно. — Дав ей прикурить, Бэньон закурил сам и бросил спичку в пепельницу. — Итак, о чем вы собирались рассказать?

— Видите ли, как я уже сказала, речь идет о Томе. — Она положила на стол газетную вырезку. Это было сообщение о самоубийстве Диэри из последнего номера газеты «Экспресс».

— Понятно. А о чем конкретно? — поинтересовался Бэньон.

— То, что здесь написано, — выдумки, — сказала Люси. Тон её был не совсем уверенным, но в нем слышался вызов. — Он и не думал беспокоиться о здоровье.

Бэньон окинул девушку внимательным взглядом. Она производила впечатление человека, словам которого можно доверять.

— Тогда что его беспокоило? — спросил он.

— Абсолютно ничего. Он никогда не чувствовал себя более счастливым.

— Это он так сказал?

— Да.

— Когда?

— На прошлой неделе. Пять дней назад.

— Понятно. — Бэньон глубоко затянулся, размышляя над услышанным. В свете того, что он знал о Томе Диэри, особенно после знакомства с его вдовой, слова Люси прозвучали достаточно неожиданно. — Может быть, расскажете, при каких обстоятельствах вам довелось познакомиться с Томом? — спросил он.

Она посмотрела в сторону, потом на свои руки:

— Это долгая история, мистер Бэньон.

— Но ночь тоже долгая. Я вас слушаю.

— Хорошо, — вздохнув, сказала она. — Встретила я его очень давно — в сорок первом году. В то время у него был коттедж в Атлантик-Сити, а я пела там в ночном клубе. Я начинала как певица. Позднее опустилась до своей нынешней работы. Несколько лет назад мой агент популярно объяснил мне, что как певица я кончена. Но это уже другая история. В общем, однажды вечером Том заглянул в наше заведение выпить, а потом остался посмотреть шоу. Кто-то из моих друзей знал его и познакомил нас. Мне он сразу понравился. Он был приятным молодым человеком, вежливым и деликатным. Вы понимаете, конечно, что я имею в виду. Он болезненно переживал из-за того, что мир плохо устроен, а среди людей немало негодяев. Как правило, он приходил без жены — у неё были другие интересы, ей нравился Майами и подобные места. В таких случаях после окончания шоу мы с Томом отправлялись к нему домой. Рано утром бегали купаться, а после завтрака загорали.

— Уверен, вы оба наслаждались жизнью, — сказал Бэньон. Он старался говорить бесстрастно, но полностью скрыть сарказм не мог.

Люси покачала головой.

— Нет-нет, вы меня превратно поняли. — У неё был вид несчастного, затравленного человека. — Но я не виню вас. Понимаю, что должны думать люди: мужчина не теряется, пользуясь отсутствием жены. Но дело обстояло по-другому, во всяком случае с ним. Чтобы правильно понять его, забудьте обо мне. Поставьте на мне крест, как на доступной певичке. Он был другим. Он чувствовал себя несчастным, встречаясь со мной тайком. А я была счастлива, согласна на встречи при любых обстоятельствах. Он же никак не мог забыть о своей жене, говорил, что мы поступаем безнравственно.

— Он любил жену? — спросил Бэньон.

— Нет, но чувствовал себя ответственным за неё. В том-то и дело. Вот почему он был таким чудесным человеком. Чувствовал себя ответственным за всех: за меня, за свою жену, за все возмутительные вещи, творящиеся в мире. Он не мог просто наслаждаться жизнью, а всех, кто ему мешает, послать к черту. А кроме того, жена никогда не дала бы ему развод. Она делала все, чтобы удержать его, — порядочная женщина никогда не опустилась бы до такого. Заявила, что беременна, хотя до этого категорически отказывалась иметь детей. Но и это была ложь. Потом сказала, что у неё был выкидыш, и снова солгала. Разве она могла рисковать фигурой? А Том, порядочный человек, чувствовал себя ответственным за все её вымыслы.

— Вы сказали, что впервые встретились с ним в сорок первом? — спросил Бэньон.

Она кивнула:

— Та встреча была началом и концом. Я знала, что гуляю по улице с односторонним движением. Том был нужен мне, не думайте, что он был мне безразличен, но моим он мог стать, только если бы я нанесла ему глубокую душевную рану. Я так поступить не могла. Поэтому и вышла из игры.

— И неплохо сохранились, — с улыбкой заметил Бэньон. — Ну а теперь перейдем к делу. Что заставляет вас думать, что история с его здоровьем не соответствует действительности?

Люси посмотрела Бэньону в глаза:

— Я разговаривала с ним на прошлой неделе. Больше того, обедала с ним. Мы увиделись впервые с тех пор, как расстались в Атлантик-Сити. Мы буквально натолкнулись друг на друга на улице в пять вечера. Его жена отправилась в гости к сестре, в Хэррисбург, и он предложил зайти в ресторан и выпить по рюмочке. Рюмочка переросла в обед. Том был в отличном настроении — счастливый и веселый. Сказал, что давно не чувствовал себя так хорошо.

— Он имел в виду здоровье?

— Не знаю, не уверена, — сказала Люси. — Пожалуй, нет, потому что о его здоровье мы не говорили. Не было причин. Выглядел он прекрасно, и дела у него, по его словам, тоже шли превосходно.

— Люди часто выражаются подобным образом, — заметил Бэньон.

— Однако это не единственная причина, заставляющая меня думать, что здесь… ну как бы точнее выразиться…что здесь не всё чисто. Том был просто не в состоянии покончить с собой.

Некоторое время Бэньон молчал, потом пожал плечами:

— Люси, Том застрелился, это факт.

Она медленно покачала головой:

— Всё это непонятно.

— Скажите, — поинтересовался Бэньон, — он не казался озабоченным? Не рассказывал о денежных затруднениях, о жене и прочих личных делах?

— Нет, не рассказывал, и сейчас мне это тоже кажется странным, — сказала она с удивлением. — Я уже говорила, он всегда переживал, волновался из-за того, что не имело к нему прямого отношения. Будто он виноват, что у других что-то не ладится. Ему казалось, что он в ответе за все беспорядки, происходящие в мире. — Она взволнованно наблюдала за Бэньоном. — Но на прошлой неделе он показался мне совершенно другим человеком — по-настоящему счастливым, в превосходном настроении. Как будто совершил какой-то поистине благородный поступок, облегчивший его совесть, позволивший перестать считать себя в чем-то виновным. Именно поэтому я не верю, что он застрелился.

— И тем не менее, Люси, это так. — Бэньон слегка нахмурился и закурил новую сигарету. — Возможно, перемена к лучшему, которую вы заметили в нем, явилась результатом того, что он просто-напросто разобрался наконец в мире, в котором живет. Понял, что наша планета не рай и никогда таковым не будет, но в то же время и не ад. Надо просто жить и стараться быть счастливым.

— Если причина в этом, с чего бы он стал стреляться? — возразила Люси.

— Не знаю, — ответил Бэньон. — Возможно, правда, это всего лишь предположение, он так до конца и не избавился от комплекса вины и ответственности. И понял, что сумеет освободиться, лишь уничтожив себя. Том, возможно, вовсе не менялся. Кто даст гарантию, что он не остался таким же подавленным, неуверенным в себе, как тогда, когда вы его встретили впервые?

— Нет, вы не правы, — сказала Люси. — Не могу доказать или объяснить словами, но Том был счастлив. По-настоящему счастлив. Подавленности в нем не было и следа. Притворства тоже.

Бэньон пожал плечами:

— А мне точно известно, что он застрелился.

— Выходит, вы понапрасну потеряли время?

— Нет. Конечно, нет.

Она потерла лоб рукой:

— Вы были очень любезны. Мне неловко, что я вас сюда затащила.

— Пожалуйста, не извиняйтесь. Мы, полицейские, для этого и существуем. Если случай самоубийства кажется подозрительным, нам необходимо знать. Ну а теперь давайте выпьем.

Она пожала плечами и улыбнулась:

— Хорошо, мистер Бэньон.

Пятнадцать минут спустя Бэньон возвращался домой. Набережная Делавэра была тихой и пустынной. Стрелка спидометра застыла на числе пятьдесят пять. «Я потерял час», — сказал он себе, но о разговоре с Люси думал без раздражения. Многолетний опыт полицейской работы заставил его мысленно изменить формулировку. «Возможно, потерял», — поправил он себя и включил радио.

III

На следующий день Бэньон провел около часа за рабочим столом, проверяя информацию о трех нарушителях, задержанных полицейскими его смены. Двое подозреваемых утром должны были предстать перед большим жюри. Улик против них имелось достаточно. Дело третьего было уже рассмотрено, обвинительный акт утвержден, однако окружной прокурор желал дополнить его новыми свидетельскими показаниями. Собрать их Бэньон поручил Кармоди и Кацу. Против чернокожего, которым занимался Берк, улик становилось всё меньше и меньше. Его алиби — он играл с друзьями в покер — получило неожиданное подтверждение от патрульного полицейского, который остановился возле группки молодых людей, приказав им прекратить шум. Дружки чернокожего на слушании не объявятся, в этом Бэньон был уверен, не пожелают быть замешанными в деле, однако свидетельство полицейского практически означало автоматическое оправдание. Окружной прокурор, улыбаясь про себя, подумал Бэньон, поднял бы отчаянный крик, вздумай они подсунуть ему это дохлое дело. Да и в прошлом молодой негр ничем себя не запятнал. Он не был бездельником, работал кузовщиком — выправлял помятые автомобильные крылья, приводов в полицию не имел, а семья парня была достаточно респектабельной.

Подошел Берк и присел на краешек письменного стола. По лицу полицейского бродила ухмылка.

— Всё лопнуло, как мыльный пузырь, — сказал он, кивнув в сторону негра. — Вчера я занялся этим черномазым как следует. Работал сверхурочно.

— Редкий случай.

— В общем, задержали не того, кого надо, — сказал Берк.

— Если мы в состоянии отпустить невиновного — это уже кое-что, — сказал Бэньон. Он взглянул на наручные часы. — Я немного прокачусь, вернусь в пять или шесть.

— С Диэри всё в норме? — спросил Берк.

Слегка поколебавшись, Бэньон сказал:

— Если тебя интересует, сам ли он застрелился, — да, сам. Кстати, ты был хорошо знаком с ним?

— Прилично.

— Знал, что у него до войны был дом в Атлантик-Сити?

— Да. Я даже был однажды у него дома. Встретил его на улице, и он затащил меня к себе на парочку коктейлей.

— Что это был за дом?

— Классный особняк. Я о таком и мечтать не смею.

Они сделали несколько шагов по направлению к двери.

— Как он ухитрился купить его на жалование полицейского? — спросил Бэньон.

Берк пожал плечами:

— Цены тогда были ниже.

— Заработки тоже, — сказал Бэньон.

— Может, он где-нибудь подрабатывал — вел бухгалтерские книги для какой-нибудь мелкой фирмы, дежурил по ночам. — Остановившись, Берк оперся локтем о стойку. — А может, ему просто везло в карты.

— Мне тоже так рассказывали. Ладно, увидимся позднее.

Сев в машину, Бэньон направился к дому Тома Диэри. Переехав через реку Делавэр, он по Спрус-стрит выехал на Уэст-Филадельфия-авеню. Вторая половина дня выдалась холодной и сухой, по небу расплывались клубы дыма от работавших на холостом ходу локомотивов в расположенных неподалеку железнодорожных мастерских.

У Бэньона не выходила из головы история, рассказанная Люси Кэрроуэй. Заслуживающей внимания информации в ней было немного, однако и она требовала проверки. В этом и заключалась суть работы его отдела — всё проверять. Полицейский должен внимательно разобраться во всех, казалось бы, очевидных деталях, задать все очевидные вопросы, делать очевидные вещи, которые на первый взгляд кажутся бессмысленными и ненужными. Конечно, обычный прохожий или сочинитель газетных передовиц способны подсказать более легкий, быстрый и эффективный метод расследования, исключить из него то, что представляется невозможным, маловероятным или просто глупым. Полицейский детектив, однако, не имел права на подобную кажущуюся логичной экономию энергии. Полицейскому детективу вменялось в обязанность делать всю эту утомительную, нудную, бессмысленную работу, потому что не раз и не два самые, на первый взгляд, неперспективные глупые мелочи оказывались наиболее ценными для следствия.

Припарковав машину, Бэньон вошел в холл дома Диэри. Дверь открыла миссис Диэри. Она улыбнулась, приглашая посетителя войти.

— Извините, что снова беспокою вас, — сказал Бэньон, следуя за ней в гостиную.

— Я понимаю, что это необходимо, не извиняйтесь. Я ездила взглянуть на Тома и только что вернулась, — сказала она, садясь на диван и кладя одна на другую свои красивые ноги.

Ее внешность и одежда были так же безукоризненны, как и день назад, отметил Бэньон. Волосы с блестками седины были тщательно уложены, брови аккуратно подведены, манеры ангельски безмятежны. И на сей раз её самообладание показалось Бэньону поразительным.

— Он выглядит на редкость хорошо, — продолжала между тем она. — В управлении полиции ко мне отнеслись с удивительным вниманием. Начальник звонил дважды, а утром из муниципалитета прислали машину, чтобы отвезти меня в похоронное бюро.

— Что ж, так и должно быть, — сказал Бэньон. Немного помолчав, чтобы удобней было перейти на интересующую его тему, он продолжал: — Я здесь по другому вопросу. Конечно, вы понимаете, что я выполняю свой долг и поэтому рассчитываю на вашу помощь и сотрудничество.

— Естественно, мистер Бэньон. — Она провела кончиком языка по пересохшим губам. — Я буду рада помочь вам чем могу.

— Спасибо. Вчера мне позвонила женщина, которую зовут Люси Кэрроуэй. Это имя вам ни о чем не говорит?

Выражение лица миссис Диэри не изменилось. Она лишь слегка приподняла брови, но этого было достаточно, чтобы обнаружить её отношение к некой особе по имени Люси Кэрроуэй.

— Да, она была приятельницей Тома. Было это, если не ошибаюсь, много лет назад.

— Она рассказала мне странную историю, — сказал Бэньон. — Будто бы со здоровьем у вашего мужа всё было в порядке. Она уверена в этом. Она виделась с ним на прошлой неделе, и, если верить её словам, он утверждал, что чувствует себя превосходно.

Миссис Диэри вежливо улыбнулась:

— Эта женщина лжет, мистер Бэньон. Том не мог видеть её на прошлой неделе, они не встречаются уже несколько лет.

— Люси говорит, они виделись в тот вечер, когда вы ездили в Хэррисбург, — сказал Бэньон. — Вы были в Хэррисбурге на прошлой неделе?

— Да, была, — медленно ответила миссис Диэри. — Ездила вечером в прошлый четверг. Что ж, может, они и встретились. Для подобных женщин это в порядке вещей. Стоило мне отвернуться, как она…

— Она говорит, что они встретились совершенно случайно, — заметил Бэньон.

— О, я в этом не сомневаюсь, — сказала миссис Диэри. Её изящные руки слегка подрагивали. — Полагаю, она поделилась с вами всем, что касалось её отношений с моим мужем.

— Нет, об этом она говорила чрезвычайно мало.

— Подумать только, у неё появилась такая черта, как тактичность, — сказала миссис Диэри с легким смешком. — Возможно, она превратилась в благовоспитанную леди. — Миссис Диэри расправила плечи и придала своей спине вертикальное положение. — Вот и выходит, что теперь вы должны выбирать — мое слово или ее.

— Нет, конечно, нет, — сказал Бэньон. — Вы должны понять, мы проверяем любую информацию, какой бы нелепой она ни казалась.

— Да, я понимаю, — сказала миссис Диэри уже спокойнее. — Я постараюсь вам помочь. Не знаю, спал мой муж с этой Люси Кэрроуэй или нет, хотя думаю, что спал.

Подобные женщины только одним могут завлекать мужчин. Их связь казалась мне настолько грязной, настолько омерзительной, что я старалась не думать о ней. Я предложила Тому развестись, составила для себя план действий, но к нему наконец вернулся рассудок. Тогда я была значительно моложе, но всё же решила простить его, и полагаю, это было правильным решением.

— Да, конечно, вы правы, — сказал Бэньон. Он отметил несоответствия в рассказах Люси и миссис Диэри, хотя в целом ему казалось, что миссис Диэри ближе к истине. — По словам Люси, он выглядел счастливым, когда она встретила его на прошлой неделе, — продолжил он. — При их знакомстве он произвел на неё впечатление дерганого, беспокойного человека.

— Не сомневаюсь, — сказала миссис Диэри, — Люси из тех женщин, которые не способствуют душевному здоровью мужчин. Такая мысль ей в голову, конечно, не приходила.

— Безусловно, — согласился Бэньон. Он старался направить мысль миссис Диэри в несколько иное русло. — У меня создалось впечатление, что у неё было что-то на уме. Что-то, что она недоговаривала. Вы не представляете, что бы это могло быть? Какая-нибудь ценная информация или очередная фантазия?

Миссис Диэри медленно покачала головой:

— Не могу представить. Скажите, почему вас так заинтересовал её рассказ?

— Если она лжет, а это очевидно, я бы хотел знать причину. Возможно, она что-то планирует. Мы могли бы пресечь её намерения, если бы знали о них. Может быть, она надумала шантажировать вас, угрожая смешать с грязью доброе имя вашего супруга. Конечно, с шантажом у неё ничего не выйдет, но искру сомнения в душах людей она сумеет зажечь.

— Это было бы в её духе, — согласилась миссис Диэри.

— Кстати, вы были с ней знакомы в Атлантик-Сити?

— Видела её однажды.

— Что ж… — Бэньон умолк и улыбнулся. — Еще раз спасибо, миссис Диэри. Очень неприятно, что приходится беспокоить вас в подобных обстоятельствах. Если Люси попытается докучать вам, дайте мне знать. Мы быстро прекратим её домогательства.

— Спасибо. Я обязательно так и сделаю.

Вдвоем они подошли к входной двери.

— В такую погоду, как сегодня, Атлантик-Сити вам, наверное, вспоминается как райское местечко, — сказал Бэньон. — У вас там дом, как и прежде?

— Нет, нам давно пришлось продать его, — ответила миссис Диэри. — При нынешних ценах нам было бы не под силу содержать его.

Бэньон понимающе кивнул. Он ещё раз поблагодарил хозяйку, пожал её тонкую прохладную руку и, спустившись по ступенькам вниз, сел в машину. Дело Люси Кэрроуэй представлялось ему законченным. Он лишь сожалел, что из-за него миссис Диэри пришлось вновь пережить самый неприятный эпизод её замужества, однако в этом тоже заключалась его работа.

В участке на него шквалом налетели поступившие во время его отсутствия сообщения о новых преступлениях.

До дома он добрался без четверти три ночи. Он чувствовал огромную усталость, но знал, что не сможет уснуть, если сразу уляжется в постель. Потянувшись, он снял с полки книгу в кожаном переплете. Открыв её наугад, он начал читать первые попавшиеся на глаза строки, сначала через силу заставляя себя улавливать смысл слов, но постепенно погружаясь в другой мир, казавшийся невероятно далеким от того, горького и печального, в котором жил…

Спустя двадцать минут Бэньон отложил книгу в сторону и поднялся. Потянувшись, он ощутил, как по телу разливается приятное успокоение. Выключив свет, он через темную прихожую прошел в спальню.

Кэйт спала, но проснулась, когда он вошел, и зажгла ночник.

— Долгий же оказался у тебя день, дорогой, — сказала она. Со сна её голос был тихим и теплым.

— Очень долгий, — сказал он, устраиваясь рядом с ней и кладя голову ей на плечо. — Выключи свет, детка.

— Дэйв, тебе звонили. Женщина.

— Она назвалась?

— Нет, но, судя по всему, какая-то молодая особа. Сказала, что двадцать долларов, которые тебе должна, оставит бармену в «Треугольнике». Ты что, одалживаешь знакомым мелкие суммы под проценты?

Бэньон приподнялся на локте:

— Здесь не до шуток.

— Извини, я просто передала, о чем меня просили, — сказала Кэйт.

— Хорошо, завтра я всё проверю, — сказал Бэньон. Некоторое время в спальне царило молчание, потом он спросил: — Детка, разве ты не ссудила бы мне двадцать долларов, будь я холоден и голоден?

— Безусловно.

На следующий день дел снова было невпроворот, и лишь в шесть часов вечера Бэньон выкроил время разобраться с телефонным звонком из ночного бара. Звонившая ему женщина произнесла его название — «Треугольник», единственное слово в сообщении, которое имело для него смысл. Звонила, скорее всего, Люси, пытавшаяся по неясным причинам связаться с ним и не желавшая называть себя. Он попросил телефонистку соединить его с городом, после чего набрал номер бара.

— Да? — отозвался мужской голос.

— Говорит сержант Бэньон, отдел по расследованию убийств. Мне надо переговорить с Люси Кэрроуэй.

— Люси? Она здесь больше не работает.

— Когда она уволилась?

— А кто её знает, сержант. Когда я появился здесь сегодня в три пополудни, её уже не было. Наверное, босс скажет вам, но и его сейчас нет.

— Ладно, я подъеду. Когда придет хозяин, передай ему, чтобы дождался меня. Понял?

— Понял. А в чем дело? У неё неприятности?

Не ответив, Бэньон положил телефонную трубку и надел пальто.

— Я ненадолго выеду, — сказал он Нили. — Вернусь примерно через час.

— Тебя хочет видеть лейтенант, — сказал Нили. — Сейчас у него посетитель, но через пятнадцать минут он просил тебя зайти.

Бэньон начал нетерпеливо вышагивать по пыльному полу. Его обычно спокойное, невозмутимое лицо было хмурым.

— Не сказал, что ему надо? — через некоторое время спросил он.

Нили пожал плечами.

Бэньон бросил взгляд на часы:

— Нили, скажи ему, что я уже ушел.

— Но я сказал, что ты здесь. Он звонил, когда ты разговаривал по телефону с городом, — возразил Нили.

— Тогда скажи, что у меня срочное дело и я не мог больше ждать. Зайду к нему, как только вернусь.

Демонстрируя полное безразличие, Нили пожал плечами:

— Как скажешь.

Решив обойтись без машины, пешком в вечерний час пик надежнее, он добрался до «Треугольника» за десять минут. Заведение было почти пустым, музыканты ещё не появились. Лишь несколько посетителей сидели за столиками, посасывая пиво. В находившемся рядом театрике шло очередное шоу, через стенку доносились приглушенные звуки музыки.

Бармен был тот же, что и предыдущим вечером. Он с улыбкой подошел к Бэньону:

— Мистер Льюис ещё не вернулся, сержант. Думаю, сейчас он у соседей, наслаждается шоу.

— Кто-нибудь сможет проводить меня к нему?

— Да, конечно. — Обернувшись, он крикнул: — Джимми! Эй, Джимми! Иди сюда!

Через вращающуюся дверь в конце зала в помещение вошел молодой негр и остановился, нерешительно переводя взгляд с бармена на Бэньона.

— Джимми вас проводит, — сказал бармен. — Джимми, проводи сержанта в театр и разыщи там мистера Льюиса.

— Хорошо, сэр, идемте.

Вместе с чернокожим парнишкой Бэньон вышел на улицу и через полминуты уже входил в соседнее здание. Показав билетеру удостоверение, он прошел в темный прокуренный зал. Театр показался ему омерзительным. Над протертыми до дыр пыльными коврами поднимались испарения табачного дыма и застоялого пота, из туалетов пробивался едкий, раздражающий запах дезинфицирующих средств. Публики было немного. Пятьдесят — шестьдесят мужчин сгрудились на передних рядах и покатывались со смеху, глядя на пару комиков и крупную грудастую блондинку на сцене.

Негр, по пятам за которым следовал Бэньон, торопливо двигался по проходу слева от сцены. Дойдя до второго ряда, он негромко позвал:

— Вас желает видеть джентльмен, мистер Льюис.

Мистер Льюис полулежал на сиденье, его голова практически не была видна. Судя по всему, шоу доставляло ему огромное наслаждение. Когда он обернулся, в уголках его глаз блестели капельки слез.

— Что там? — спросил он нетерпеливым шепотом.

— Полиция. Попрошу вас выйти, — сказал Бэньон. Мистер Льюис, маленький худощавый человечек, стремительно вскочил на ноги, словно подброшенный невидимой пружиной, и обеими руками провел по редким волосам.

— Да-да, конечно, — скороговоркой пробормотал он, дотрагиваясь до руки Бэньона. — Вы из алкогольного управления?

— Нет, не оттуда, — сказал Бэньон.

— Что ж, это хорошая весть, — засмеялся мистер Льюис, семеня за Бэньоном к вестибюлю. Мистера Льюиса переполняла энергия. Даже когда он стоял неподвижно, создавалось впечатление, что он вот-вот сорвется с места и пустится плясать джигу. — Чем могу служить, сержант? — спросил он. — Черт побери, ну и великан же вы! У вас претензии к моему заведению?

— Нет. Я навожу справки об одной девице — Люси Кэрроуэй. Мне сообщили, что она уволилась. Расскажите о ней поподробней.

Льюис облегченно вздохнул:

— Это случилось вчера вечером. Совершенно неожиданно она подошла ко мне и попросила расчет. Долгов за ней не числилось. Я сказал: «Ладно, Люси, уходи, если тебе так надо. Желаю удачи!» Я заплатил ей, и она ушла. Вот и все.

— В какое время состоялся разговор? Постарайтесь вспомнить всё по порядку.

— Попробую. — Льюис прищурился. — Значит, так. На ужин она уходила в десять пятнадцать или десять тридцать. Что-то вроде этого. А когда вернулась, сказала, что увольняется. Наверное, было уже около одиннадцати тридцати.

— Она выходила одна? Вернулась тоже одна?

— Честное слово, не знаю. Когда она говорила со мной об увольнении, с ней никого не было. Она сказала: «Мистер Льюис, я ухожу. Рассчитайтесь со мной». «Куда ты отправишься?» — спросил я. «На юг». Что вы на это скажете? — При каждой фразе Льюис громко притопывал, словно желая акцентировать внимание на сказанном, — Подумать только, я, которого называют денежным мешком, сижу здесь, а маленькие птички вроде Люси летят на юг. Вот каков он, капитализм, в действительности! В общем, заплатил я ей что положено, и она ушла. Больше я ничего не знаю. У девчонки неприятности?

— Нет, насколько мне известно, — сказал Бэньон. — Где она жила?

Льюис пожал плечами, на его лице появилось отсутствующее выражение:

— Вот тут-то вы меня и поймали! Работодатель должен это, конечно, знать, но я не знаю. Понимаете, эти красотки приходят и уходят, как прилив и отлив. Большинство из них, кроме чемодана с одеждой, не имеет ни цента. А ночи проводят где-нибудь в ночлежке. Они как кочевники. И никому до них нет дела. Кто знает, может, Люси сейчас на пути в Майами, а может, завтра будет здесь и попросится назад. Они все такие.

Нахмурившись, Бэньон кивнул:

— Да, они такие. Среди других девиц у неё не было подруг? Такие, которые знали бы её адрес?

— Это мысль, — прищелкнул пальцами Льюис. — Давайте войдем вот в эту дверь и спросим у Элси. — Он засмеялся и снова дотронулся до руки Бэньона: — Им обеим я ужасно нравился, они буквально сходили по мне с ума.

Элси была высокой блондинкой с приветливым лицом. Она знала, где живет, вернее, жила Люси, — в отеле «Реал» на Шестой улице.

— Надеюсь, у неё нет неприятностей? — спросила она. — Люси такая милая девочка.

— Нет, это обычная проверка, — сказал Бэньон.

— Полиция всегда так говорит, неважно, поджог это или похищение атомной бомбы, — с сомнением в голосе сказала Элси. — Будем считать, что на этот раз вы говорите правду.

— Истинную правду, — подтвердил Бэньон. — Спасибо, Элси.

На такси Бэньон доехал до «Реала» — третьеразрядной гостиницы, в холле которой оказалось на удивление чисто. Дежурному клерку, молодому человеку в роговых очках и с пронзительным взглядом, он объяснил, кто он и что ему надо.

— Мисс Кэрроуэй выписалась вчера ночью, — сказал клерк. — Я дежурил и хорошо помню время — двенадцать сорок пять.

— Она была одна?

— Нет, с джентльменом.

— Так. — Бэньон закурил, наблюдая, как какой-то усталый мужчина лет пятидесяти, взяв из ячейки ключ и спросив без всякой надежды в голосе о почте, медленно побрел к лифту. — Расскажите мне поподробней об этом джентльмене, — попросил Бэньон. — Они пришли вместе?

Начните с их прихода и не пропускайте ни одной детали.

— Хорошо. — Слегка нахмурившись, клерк ущипнул себя за нос. — Вошли они вместе. Мисс Кэрроуэй взяла ключ и сказала, что выезжает, попросив принести счет. Джентльмен стоял за ней, футах примерно в шести. Он смотрел в сторону, так что я видел его только в профиль.

Клерк замолчал. Бэньон не торопил его. Это был хороший свидетель — с наметанным глазом.

Мисс Кэрроуэй и джентльмен поднялись на лифте в её номер, — продолжил клерк. — Это против правил, однако, поскольку она выезжала, я подумал… Ну ладно. — Он передернул плечами. — Наш отель не самый шикарный в мире, но мы стараемся не опускаться ниже общепринятых стандартов. Через десять — пятнадцать минут они спустились вниз. Мисс Кэрроуэй уплатила по счету — всего за три дня — и ушла. Думаю, у джентльмена была машина.

— Она не звонила по телефону из холла?

— Совсем упустил из виду. Прежде чем уйти, она зашла в телефонную кабину здесь, в холле.

— Её приятель видел, что она кому-то звонит?

Клерк беспомощно улыбнулся:

— Боюсь, что я не заметил. Нет, минутку. Дверца, наверное, была открыта, потому что я слышал, как она говорила. Забавно, как иногда запоминаются всякие мелочи…

— Да, одна деталь тянет за собой другую. Так что она сказала?

— Я не прислушивался. До меня просто долетал её голос, как бывает с музыкой, — просто фон. Она сказала что-то о двадцати долларах.

— О двадцати долларах?

— Точно.

— Как выглядел мужчина?

— Высокий, широкоплечий, — немного подумав, сказал клерк. — Пониже вас, но всё равно не карлик. На нем было пальто из верблюжьей шерсти, волосы, насколько я успел заметить, темные. Голову прикрывала белая шляпа, почему я и обратил внимание на цвет волос. Лицо смуглое, нос большой. Конечно, мое описание слишком общее, но вряд ли я смогу припомнить что-то еще.

— Очень хорошее описание, — сказал Бэньон. — Замечательное. Большое спасибо. Смогли бы вы узнать его на фото?

— Не уверен.

— Хорошо. На днях я, вероятно, загляну снова.

На улице Бэньон поднял воротник, защищаясь от пронизывающего ветра, и зашагал по Спрус-стрит. Идти пришлось долго, и он мысленно раскладывал по полочкам сведения, которые ему удалось получить. Их было не так уж много. Бэньона, однако, не покидало странное чувство, что последняя точка в этом деле ещё не поставлена.

IV

Когда Бэньон вновь появился в дежурке, Нили подмигнул ему и кивком указал на дверь в кабинет лейтенанта Уилкса:

— Лейтенант вызывал тебя четверть часа назад.

Уилкс сидел за столом. Это был высокий жилистый мужчина пятидесяти с небольшим лет. В сшитой на заказ офицерской форме он выглядел аккуратным и подтянутым. В кабинете было холодно и неуютно. Уилкс полагал, что мужчина должен вести здоровую, даже аскетическую жизнь, и окна его кабинета, за исключением самых холодных зимних дней, были всегда распахнуты настежь. Кроме того, он был любителем холодных ванн и длительных пеших прогулок.

— Садись, Дэйв, — сказал он, наклоном головы указывая на стул. — Ты доставил мне уйму неприятностей, теперь давай во всем разберемся.

Уилкс любил напускать на себя вид строгого, придирчивого начальника. Говорил он энергично и отрывисто, правда, не всегда по существу, причем речь его сопровождалась суровым, бескомпромиссным взглядом. Он неплохо разбирался в полицейской работе, однако для отдела по расследованию убийств основную ценность представлял в качестве витрины — безупречный, тактичный, внушающий доверие человек. Никто не мог превзойти Уилкса в выборе правильной линии поведения на банкетах, официальных завтраках, в женских клубах. Его аскетически строгое лицо и подтянутая фигура — результат строгой диеты, регулярных физических упражнений и работы дорогого портного — отметали любые подозрения в неэффективности или коррумпированности полицейского департамента.

В определенной степени эту роль ему навязали. Нравилась она ему или нет, Бэньон не знал.

— Деккер в ярости, — сказал Уилкс. — Какого черта тебе понадобилось беспокоить вдову Диэри?

Суровое лицо Уилкса, его жесткий, осуждающий взгляд не произвели на Бэньона должного впечатления. Его заинтересовало лишь то обстоятельство, что миссис Диэри обратилась с жалобой в полицию. Еще более интригующим ему показалось то, что эту жалобу приняло так близко к сердцу высшее полицейское руководство.

— Я проводил обычную проверку, лейтенант, — сказал он.

— Мне она кажется бессмысленной и ненужной, — сказал Уилкс, чеканя слова. — Тебе изменяет здравый смысл, Дэйв.

Бэньон слегка пошевелился на стуле.

— Лучше послушайте, что я скажу, — ответил он, чувствуя, как в нем, ища выхода, закипает злость. В прошлом году ему не раз приходилось страдать из-за своего характера. Но сейчас, как и на протяжении долгих предыдущих лет, он сумел взять себя в руки. Бэньон понимал, что где-то в глубине его души таится пугавшее его самого стремление к насилию, разрушению. Окружающим он был известен как добрый, мягкий человек, и лишь сам Бэньон знал, каких трудов ему стоило выдерживать эту роль.

Уилкс нахмурился. На неповиновение, непослушание он выработал два типа реакции: срывался, не теряя своей величавости и начальственной ауры, или рассматривал брошенный ему вызов как обвинение не против него лично, а против всего полицейского департамента. «Конечно, все они там непробиваемые кретины», — будто говорил он собеседнику. Сейчас Уилкс выбрал последнюю линию поведения.

— Черт возьми, Дэйв, ты же знаешь Деккера, — с улыбкой сказал он. — Выше сержанта он не тянет, а судьба подарила ему пост помощника начальника полиции. Ну ладно, сейчас он взбешен, надо его успокоить. Мир в семье — самое главное, правда, Дэйв? Хорошо, что там произошло?

Бэньон рассказал о Люси Кэрроуэй. Когда он закончил, Уилкс пожал плечами и недоуменно приподнял брови:

— Не пойму, из-за чего сыр-бор. Ты обратился к миссис Диэри, чтобы подтвердить или опровергнуть рассказ Люси Кэрроуэй.

Ты просто выполнял свой долг. Теперь, когда девица уволилась, инцидент можно считать исчерпанным. Да?

— Думаю, да, — ответил Бэньон, — хотя мне по-прежнему не совсем понятно, зачем ей понадобилось так спешно менять работу.

— Чего тут непонятного? Эти девицы из ночных клубов по натуре кочевники. А что касается рассказанной ею истории, так это её слово против слова вдовы Диэри.

— Кстати, на что конкретно жаловалась миссис Диэри? — поинтересовался Бэньон. — Когда я разговаривал с ней, у нас, мне казалось, было полное взаимопонимание, она искренне хотела помочь. Интересно, что заставило её так резко изменить мнение.

— По словам Деккера, она была достаточно деликатна, — сказал Уилкс. — Думаю, претензии надо адресовать не к ней. Уверен, шум поднял сам Деккер. Она же просто полюбопытствовала, чем вызван твой повторный визит. Полагает, наверное, что вдовы полицейских должны быть причислены к лику святых. — Уилкс улыбнулся: — Я успокою его, не переживай. Но оставь вдову в покое!

Бэньон не совсем понимал лейтенанта Уилкса. Конечно, большинство полицейских порядочные люди. По-видимому, к ним относился и Уилкс. Главарям мафии незачем покупать каждого полицейского в городе. Полдюжины продажных фараонов, расставленных на стратегически важных постах, могли свести к нулю работу тысячи честных людей. А может быть, Уилкс тоже относится к числу предателей? Этого Бэньон не знал, хотя люди, с улыбкой отдающие туманные, не совсем понятные приказы, ему определенно не нравились. «Оставь вдову в покое!» Конечно, это был приказ. Неужели Деккер так чутко относится к людям? Застрелился непримечательный маленький человек, однако, поскольку он был полицейским, его жену не следует беспокоить. Её нельзя тревожить вопросами, как того требует процедура расследования. Нет, всё это, конечно, бессмыслица. Подобному объяснению мог поверить разве что школьник. «Оставь вдову в покое!» Это было давление. Кто его источник? Главари мафии? Вам известны их имена, вы раскланиваетесь с ними на улице, знаете, что в их руках полицейский департамент, весь город. Когда они крепче сожмут кулак, вы сразу это чувствуете.

— Хорошо, я больше не стану её беспокоить, — сказал после паузы Бэньон.

— Отлично, — ответил Уилкс, продолжая улыбаться. Возвратившись в дежурку, Бэньон сел за стол. Не обращая внимания на шум, он некоторое время молча смотрел в окно, на мерцающие огни рекламы. Затем, вставив в пишущую машинку лист бумаги, составил подробное описание Люси Кэрроуэй. Дважды внимательно прочел его и после некоторого колебания вручил бумагу Кацу:

— Распорядись, чтобы розыск объявили в трех штатах.

— Ладно, — ответил Кац.

Проводив его взглядом, Бэньон вновь сел за стол. Конечно, он мог нажить неприятности, но Люси Кэрроуэй, возможно, подверглась куда более серьезной опасности.

На следующий день он навел справки о смуглом мужчине с большим носом, брюнете или темном шатене, который носит пальто из верблюжьей шерсти. Проверка по полицейской картотеке результатов не дала — описание было слишком общим. Никто из сыщиков участка мужчину с подобной внешностью припомнить не мог, из других разбросанных по городу полицейских участков также не поступало никакой информации. Зацепку удалось получить от сотрудника отдела по борьбе с наркотиками.

— Похож на Бэрроуза. Бигги Бэрроуза, — сказал он, — хотя описание не совсем точное. Бэрроуз из Детройта, сюда его вызвал Стоун, недели три-четыре назад. Так говорят. Сам я с Бэрроузом не встречался, но кое-что о нем слышал.

— Значит, Бэрроуз? Спасибо.

Вернувшись к себе в отдел, Бэньон вновь начал изучать полицейскую картотеку. Информации о Бигги Бэрроузе там не было. Бэньон отправил в Детройт телеграмму с просьбой выслать досье на Бэрроуза.

Известий о Люси Кэрроуэй не поступало. Розыск девушки в трех штатах пока не дал результатов. Ночь была тихой. Посасывая сигарету, Бэньон неторопливо размышлял.

Бигги Бэрроуза вызвал в город Стоун. Стоун — один из главарей гангстеров, в западной части Филадельфии он, пожалуй, самый влиятельный. Возможно, давил на полицию он сам. Когда Стоун сжимал кулак, многим становилось неуютно.

Кармоди и Берк спорили о политике. Их разговор отвлекал Бэньона, но он продолжал думать о Люси Кэрроуэй, строя предположения о том, какая связь, если она вообще имелась, могла существовать между ней и Максом Стоуном. С завтрашнего дня смена Бэньона менялась, в течение следующей недели он будет работать с восьми утра до четырех. Он был рад, что не поступало никаких вызовов, а значит, сверхурочных не предвиделось. Когда сержант Хейнеман явился сменить его на час раньше, он заторопился домой, не переставая думать о том, принесет ли плоды инициированный им розыск Люси Кэрроуэй.

Известие о Люси Кэрроуэй ожидало его на следующее утро. Нили, появившийся на работе несколькими минутами раньше, передал ему донесение.

— Тебя это интересовало, Дэйв? — спросил он.

Бэньон взял бумагу из рук Нили и быстро пробежал её глазами.

Полиция штата Пенсильвания обнаружила в городе Раднор женщину, соответствовавшую описанию, которое накануне было разослано из Филадельфии отделом по расследованию убийств. Её нашел в два часа ночи водитель грузовика, в районе Ланкастер-Пайка. В данный момент труп находился в Больнице святого Фрэнсиса.

Бэньон медленно провел рукой по лбу. Труп в Больнице святого Фрэнсиса. До него доносился запах кофе из стоящего рядом стакана, аромат табака из трубки, которую не выпускал изо рта Нили. На пыльном полу играли яркие лучи солнца. Его окружали звуки и образы продолжавшего наслаждаться жизнью мира.

— Я займусь этим делом, — сказал он. — Вернусь к полудню. Последи за порядком.

— Не беспокойся, сержант, — ответил Нили.

Бэньон вел машину через аккуратные, ласкающие глаз богатые пригороды, улицы которых пестрели разноцветьем роскошных «паккардов» и «бьюиков», а в торговых центрах прохаживались нарядные горничные, приехавшие за покупками. Воздух был прозрачен и свеж, мягкое утреннее солнце приглашало просыпавшихся обитателей города поскорее начинать новый день.

«Какого черта сюда занесло Люси Кэрроуэй?» — подумал Бэньон.

Доехав до местечка Ланкастер-Пайк, близ крохотного городка Раднор, Бэньон свернул в сторону и повел машину по широкой, обсаженной вязами улице в сторону Больницы святого Фрэнсиса.

В травматологическом отделении, пол которого был покрыт керамической плиткой, он назвал свое имя дежурной сестре, объяснив причину своего визита.

— Понятно, идите за мной, — сказала она.

Вслед за ней Бэньон вошел в небольшое помещение, где находились несколько плетеных стульев и стол, на котором стояла ваза с цветами. Стены украшали репродукции картин, изображавших охотничьи сцены. Навстречу ему из-за стола привстал высокий седой мужчина и протянул руку:

— Парнелл, детектив следственного отдела. Вы, если не ошибаюсь, Дэйв Бэньон?

— Он самый.

Парнелл производил впечатление сурового, мужественного человека. Его рукопожатие было крепким, взгляд пристальным, а лицо говорило о том, что большую часть времени он проводит на воздухе.

— Вас интересует девица, которая в данный момент находится здесь?

— Да. Что с ней случилось?

— Её выбросили из машины сегодня ночью или рано утром. У неё сломана шея и трещина в черепе. Труп в соседней комнате. Пойдемте глянем.

— Пойдемте, — сказал Бэньон, снимая шляпу.

Обнаженное тело Люси Кэрроуэй лежало на оцинкованном столе. Над трупом на высоте примерно двух футов был установлен мощный светильник, положение которого регулировалось ножной педалью. «Она выглядит совсем крошечной, — подумал Бэньон, — не больше ребенка».

Врач, мужчина с усталыми грустными глазами и подергивающейся левой щекой, переместил лампу ближе к телу.

— Взгляните, — обратился он к Бэньону и Парнеллу и указал пальцем на небольшие пятна на стройных ногах Люси — их было полдюжины между лодыжками и коленями. — Ожоги, следы сигарет.

Парнелл негромко выругался.

Доктор покачал головой:

— На запястьях и бедрах кровоподтеки от веревок. Маньяк, похоже, взял что хотел, а потом выбросил её из машины. Вам она нужна в Филадельфии?

— Нет, пожалуй, просто она… была замешана в другом деле, — сказал Бэньон. — Её выкинули из машины уже мертвой?

— Трудно сказать, — ответил доктор, постукивая скальпелем по металлическому краю стола. — Узнаем минут через пятнадцать — двадцать.

— Изнасилование? — спросил Бэньон.

— Нет, насколько я понимаю.

Бэньон вместе с Парнеллом прошел в соседнюю комнату. Мысленно он поносил себя последними словами: «Если бы я соображал быстрее, возможно…»

— Почему она вас интересует? — спросил Парнелл, набивая табаком короткую черную трубку. — Если я чем-нибудь могу помочь…

— На прошлой неделе в Филадельфии покончил с собой полицейский. Жена объясняет его поступок плохим здоровьем. Люси Кэрроуэй утверждала обратное. По её словам, он был в отличной форме, — сказал Бэньон, доставая из кармана пачку сигарет. — Потом Люси исчезла. Теперь она в морге.

— Это могло быть простое совпадение, — сказал Парнелл. — Не исключено, что её убил кто-то, кого она видела впервые в жизни. Мужчина, угостивший её выпивкой и пригласившей прокатиться.

— Возможно, — согласился Бэньон.

Доктор возвратился спустя пятнадцать минут.

— Когда её выбросили из машины, она была ещё жива, — сказал он. — Сомнений нет. Причиной смерти послужили обломки ребра, пронзившие сердце. Конечно, к летальному исходу могла привести сломанная шея или трещина в черепе. Однако непосредственной причиной явилось всё же ребро. Кость вошла в сердце в тот момент, когда женщина оказалась на асфальте. Именно поэтому я утверждаю, что выбросили её живой.

Объяснения доктора не удовлетворили Бэньона. Вопрос о непосредственной причине смерти по-прежнему казался ему спорным.

Сопровождаемый Парнеллом, он вернулся к своей машине. Дул резкий холодный ветер, мужчины стояли, придерживая руками шляпы.

— Спасибо, желаю удачи, — сказал Бэньон.

— Она мне безусловно потребуется, — сказал Парнелл, — Рассчитываю на помощь местных жителей. Мы опросим всех. Может, кто-нибудь видел припаркованную на обочине машину или ещё что-то не совсем обычное. Если узнаете что-нибудь интересное в Филадельфии, сообщите. Обстоятельства, при которых покончил с собой фараон, не кажутся вам подозрительными?

— Нет, здесь всё чисто, — ответил Бэньон. Парнелл, похоже, не был простаком.

Они пожали друг другу руки, и Бэньон сел в машину. Парнелл просил передать привет нескольким детективам из Филадельфии, которых знал лично. И повторил:

— Будут новости — сообщите.

— Обязательно, — пообещал Бэньон.

На обратном пути его не покидало острое чувство неудовлетворенности.

В течение нескольких последующих дней Бэньон, перепоручив текущие дела своим сотрудникам, сосредоточил усилия на имевшейся у него информации о Люси Кэрроуэй. Из Детройта прибыло досье на Бигги Бэрроуза с тремя его фотографиями. Бэрроуз был темноволосым, плотного сложения. Его арестовывали в среднем раз в год по различным обвинениям — от убийства до разбойного нападения и нанесения телесных повреждений. Он эмигрировал в Америку из своей родной Сардинии около двадцати лет назад, его настоящее имя было Антонио Буффарино. Бэньон отнес фото в отель «Реал», но клерк не смог уверенно опознать его.

— Видите ли, он был в шляпе и ни разу не повернулся ко мне лицом, — объяснил он, внимательно разглядывая снимки. — На полицейских снимках, сделанных восемь лет назад, тот был без шляпы. — Нет, я не уверен, что это он.

Поиски Бигги Бэрроуза Бэньон начал через полицейских осведомителей — букмекеров, лотерейных жучков, проституток. Ему удалось узнать, что Бэрроуз действительно находился в городе, выполнял какое-то поручение Стоуна и проживал в респектабельном отеле на Честнат-стрит. Служащие отеля сразу узнали его по фотографии. Он жил здесь дней десять, потом уехал, не оставив нового адреса. Уехал он именно в тот день, когда исчезла Люси Кэрроуэй.

Бэньон опросил всех служащих «Треугольника» — платных партнерш, поваров, музыкантов, барменов, говорил даже с постоянными посетителями, но ни один из них ни разу не видел Люси с мужчиной, напоминавшим Бигги Бэрроуза. Это обстоятельство, однако, не повергло Бэньона в уныние, а лишь подстегнуло его нетерпение. Он знал, что рано или поздно полоса невезения кончится.

Однажды вечером он опрашивал жильцов многоквартирных домов, расположенных близ отеля «Реал», задавая всем один и тот же вопрос: не заметил ли кто-нибудь на прошлой неделе автомобиля, припаркованного перед отелем примерно в двенадцать часов ночи?

Почти все ответили, что в это время были уже в постели, но одна женщина, ожидавшая возвращения с вечеринки дочери, вспомнила, что перед входом в «Реал» действительно стояла машина. Модель она не рассмотрела, но машина была длинной, сверкающей, с брезентовым верхом. Да, большой кабриолет.

Это было уже кое-что. Большие кабриолеты встречаются не так уж часто. Возможно, Парнеллу, детективу из пригорода, что-нибудь известно о нем.

Расследуя гибель Люси Кэрроуэй, Бэньон исходил из предположения, что убил её Бигги Бэрроуз. Он легко отказался бы от этой версии, если бы обнаружились новые обстоятельства. Пока же подобная точка зрения представлялась единственно логичной. Если Люси похитили, телефонный звонок, упоминание о двадцати долларах легко поддавались объяснению.

Напуганная Люси могла уговорить Бэрроуза разрешить ей позвонить по телефону. Она пыталась сообщить Бэньону о грозящей ей опасности.

В своем отделе Бэньон появился лишь на третий день, чувствуя себя выдохшимся и усталым. Подписав несколько срочных бумаг, он попрощался с Нили и направился в спортивный зал на Арч-стрит. Там он в течение часа поднимал тяжести. Трое или четверо старшеклассников, остановившись, с интересом наблюдали за ним. Он стоял, широко расставив ноги и выжимая по десять раз подряд стосемидесятифунтовые гантели. После двухминутного отдыха упражнение повторялось. Тело Бэньона напоминало двигатель — он тщательно подготавливал его к работе, чтобы потом в течение целого дня оно не давало сбоев. Он не был культуристом и, тем более, не походил на пляжного атлета. К своей физической мощи, силе своих мышц он относился как к чему-то отделенному от него самого, обособленному, о чем он должен проявлять неустанную заботу, обеспечивая бесперебойное функционирование. За свою не слишком долгую жизнь Бэньон прочно усвоил нехитрую истину, заключавшуюся в том, что чем лучше человек подготовлен к преодолению трудностей, тем меньше он их встретит на своем пути. Сам он по возможности старался избегать осложнений, не пользоваться своим физическим превосходством для решения возникших проблем. Когда обстоятельства всё же вынуждали его применять силу и он терял самообладание, позднее неизбежно приходило недовольство собой.

Он постоянно помнил о присущих ему вспышках ярости и стремился не дать ей вырваться на свободу, укротить ее.

На следующее утро он прибыл на работу часом позднее, заглянув по пути в бар, где, как ему было известно, имели обыкновение собираться люди Стоуна. Возможно, полагал Бэньон, удастся узнать что-нибудь о Бэрроузе. Посещение бара оказалось пустой тратой времени. Когда в отделе он подошел к своему столу, Нили ткнул пальцем в сторону кабинета Уилкса:

— Срочно. Очень, очень срочно.

— Нервничает?

Нили кивнул.

В кабинет Уилкса Бэньон прошел, не сняв пальто. Взглянув на него, лейтенант сказал:

— Возьми стул, Дэйв.

Некоторое время он продолжал читать, потом, отложив бумаги в сторону, посмотрел Бэньону в глаза:

— Какое дело ты сейчас ведешь, Дэйв?

— Выясняю обстоятельства убийства Люси Кэрроуэй.

— Это работа пригородной полиции. Забудь о ней и займись нашими делами, — сказал Уилкс не терпящим возражений тоном. — Тебе платят не за то, чтобы ты делал чужую работу.

Бэньон с трудом сдерживал себя.

— Люси Кэрроуэй похитили и пытали здесь, в Филадельфии. В пригороде её только убили. Я расследую именно эту фазу преступления.

— И опять-таки не за это ты получаешь жалование, — сказал Уилкс, с силой ударив ладонью по столу. — Твоя обязанность — наблюдать за сменой, содержать в порядке отчетность. Делом Кэрроуэй может заняться любой детектив отдела. Думаешь, тебя сделали сержантом, чтобы ты тратил время на беседы с проститутками и служащими отелей?

Губы Бэньона были по-прежнему крепко сжаты. Пока что наибольший интерес для него представлял тот факт, что Уилкс негласно следил за ним. Пожав плечами, он постарался изобразить на лице улыбку.

— Хорошо, я передам дело кому-нибудь из ребят, — сказал он. — Если честно, мне непонятен весь этот шум. Я потратил минимум времени, проверяя некоторые детали, относящиеся к убийству. Скажу прямо, кое-что мне удалось выяснить.

Уилкс тоже улыбнулся:

— И я не удивляюсь, Дэйв, зная твою скрупулезность. Вот почему я хочу, чтобы ты занялся более серьезным делом. Следи за тем, как действуют парни твоей смены. Понятно?

— Понятно, — отозвался Бэньон. — Вы, кстати, помните, кем была эта Кэрроуэй? Она знала Тома Диэри, чья жена утверждает, будто со здоровьем у него было не всё в порядке.

— Да, я помню ее, — сказал Уилкс. Он глянул на Бэньона, потом перевел взгляд на лежавшие на столе бумаги. — Не вижу никакой связи между Томом и её смертью. Её убил сексуальный маньяк. Это ясно.

— Так же думает и детектив из пригорода, — сказал Бэньон.

— Это их работа, помни, — сказал Уилкс, вновь напуская на себя начальственный вид.

— Кому передать дело Кэрроуэй? — спросил Бэньон. — Берку?

Несколько секунд Уилкс колебался. Потом сказал:

— Составь полный отчет и передай его мне, Дэйв. Я поручу это дело кому-нибудь из смены Хейнемана. У твоих парней забот и так достаточно.

V

Бэньон в течение часа составлял отчет по делу Люси Кэрроуэй. Его не впервые отстраняли от расследования, но так грубо и откровенно — никогда. Убийство Люси Кэрроуэй имело в городе большой резонанс. Поиски преступников сопровождались шумной кампанией в газетах, не дремала, по всей видимости, и противоположная сторона. Похоже, Бэньон коснулся чего-то тщательно скрываемого, и теперь… Ему были неизвестны тайные пружины, но он догадывался, кто стоял за прекращением расследования. Скорее всего Макс Стоун, а возможно, и сам Лагана. Оба были крупными фигурами в преступном мире, способными далеко протянуть свои щупальца. Но почему? За каким чертом им это потребовалось?

Закончив отчет, Бэньон вложил его в конверт, написав сверху фамилию лейтенанта. Он прекрасно понимал, что понапрасну потерял время, описывая свои действия в течение последних дней. Отчет будет сразу же утерян, и его вряд ли смогут найти. Сказав Нили, что собирается навестить инспектора Кранстона, кабинет которого находился несколькими этажами выше, Бэньон направился к двери.

Кармоди и Кац играли в карты, Берк читал газету. Полицейские бесстрастно смотрели вслед уходящему сержанту. Им было известно, что их рослый начальник сунулся туда, куда вход заказан, и ему дали по рукам. Новости в полиции распространяются быстро, посторонним могло показаться, что без телепатии здесь не обходилось. Подобные вопросы не обсуждались на заседаниях, вслух о них не говорилось, и тем не менее информация просачивалась и мгновенно распространялась по департаменту. Все знали, что Бэньон искал Бигги Бэрроуза. Точно так же всем было известно, что кто-то, оберегая гангстера, воздвиг на пути Бэньона стену с надписью: «Не приближаться!»

Поднявшись на старом лифте на пятый этаж, Бэньон по широкому, с высокими потолками коридору миновал комнаты для представителей прессы и пустовавшее помещение городского суда и прошел в кабинет Крэнстона.

Номинально Крэнстон отвечал в муниципальной полиции за делопроизводство, картотеку и связь. В принципе это была синекура, не требовавшая никаких усилий, подарок для бездельника. Крэнстон же бездельником не был. Он был полицейским до кончиков ногтей, в лучшем смысле этого слова, бескомпромиссным бойцом-ветераном, всегда высоко держащим голову. У него было суровое обветренное лицо, густые седые волосы, очень чистые голубые глаза и прямой взгляд. На непыльную работу его перевели из-за того, что как оперативник он причинял слишком много беспокойства. Он стал легендой ещё в бытность простым патрульным, когда устроил облаву на видных деятелей Республиканской и Демократической партий, игравших в карты по-крупному в своих партийных клубах. Однажды он приволок в полицейский участок известнейшего политического деятеля и двух мировых судей, которые тщетно уговаривали его убраться по-хорошему и заняться другими делами. Судья не посмел предъявить обвинение в азартных играх партийному боссу и своим коллегам, мировым судьям. Со стороны могло показаться, что в роли обвиняемого выступает сам Крэнстон. Реакцией на его свидетельские показания была двусмысленная улыбка, а непонятливость патрульного вызывала у судьи лишь хитрую гримасу. Запугать его, тем не менее, не удалось. Крэнстон очень понравился газетам, о нем ещё долго писали как о весьма любопытном экземпляре, пусть не герое, но человеке, готовом арестовать любого нарушителя закона независимо от его политического статуса.

Он пробивал себе путь наверх, не идя на сделки с совестью и компромиссы. Став исполняющим обязанности начальника городской полиции, он в течение первых же недель закрыл все игорные притоны, привлек к уголовной ответственности Стоуна и самого Лагану, изгнав картежных шулеров и лотерейных жучков на противоположный берег реки, в штат Нью-Джерси. Здесь он слегка перегнул палку, и ему пришлось вернуться на должность инспектора. Его определили в муниципалитет, где он мог распоряжаться лишь бумажным хозяйством.

Когда в кабинет вошел Бэньон, Крэнстон сидел за столом, изучая последнюю полицейскую инструкцию.

— Привет, Дэйв, — сказал он, дружелюбно улыбаясь. — Не собираешься ли сказать, что отдел по расследованию убийств интересуется мнением такой старой развалины, как я?

— Отдел не интересуется, совет нужен мне. — И Бэньон поделился со стариком собранными им уликами против Бэрроуза, рассказав о внезапном решении Уилкса передать следствие другим. — Признаться, я был в бешенстве, — сказал он. — Подумывал даже, не швырнуть ли ему в физиономию бляху.

Крэнстон, не торопясь, раскурил трубку.

— Такие решения мужчины должны принимать сами, Дэйв. Лично я бляху бы не отдавал. Честные полицейские нужны городу.

Бэньон пожал плечами:

— Трудно работать, когда живешь лишь надеждой на будущее. А кроме того, я не любитель компромиссов. Я не…

— Хорошо, забудем о будущем, поговорим о настоящем. В деле, которым ты занимаешься, не всё чисто. Диэри покончил с собой, вот отсюда давай и начнем. Его вдова утверждает, что у него были нелады со здоровьем. Люси Кэрроуэй заявляет противоположное. При других обстоятельствах я скорее поверил бы вдове. Однако после разговора с тобой Люси поспешили отправить в лучший мир, и сделал это, по всей вероятности, подонок, работающий на Макса Стоуна. Иными словами, в дело вступила хорошо организованная шпана, что радикально меняет ситуацию. — Он улыбнулся, но его улыбка была безрадостной. — Я предпочитаю называть их шпаной. Пусть они сами величают себя рэкетирами, гангстерами, для меня они просто шпана. Дальше. Ты собрал улики против Бигги, и тебя сразу же отстранили от дела. Уверен, на Уилкса нажали, хотя он мог действовать и по собственной инициативе. Почему их так волнуют Бигги Бэрроуз и Люси Кэрроуэй? Почему её убили? Была ли причиной её встреча с тобой и её мнение о здоровье Диэри?

Бэньон неопределенно пожал плечами:

— На эти вопросы у меня пока нет ответа.

— Ладно, вернемся к Диэри. Может, кто-нибудь помог ему умереть?

— Нет, там всё чисто.

— Но именно с его самоубийства и начались странности, — возразил Крэнстон. — Итак, что ты намерен предпринять?

— Увольняться не намерен, — сказал Бэньон. — Хочу понаблюдать, чем закончится эта история.

Проводив сержанта до двери, Крэнстон похлопал его по плечу:

— Знаешь, Дэйв, англичане говорят: «Человек может потерять все, кроме последней битвы». Поверь старику, именно так и случается в жизни.

— Верю, инспектор, — сказал Бэньон. — Спасибо. В коридоре он встретил Джерри Фарнхэма.

— Всё спокойно? — поинтересовался тот.

— Без происшествий.

— Что новенького о девице Кэрроуэй?

— О ней пусть беспокоится пригородная полиция.

— Понятно, хотя она избиратель нашего округа, — сказал Фарнхэм, искоса поглядывая на Бэньона. — Меня она только потому и интересует. «Экспресс» чувствует себя неуютно, когда убивают её читателей. Мы не можем себе позволить так безрассудно разбрасываться ими.

Остановившись около лифта, они некоторое время молчали. Улыбка сошла с лица Фарнхэма.

— Думал, ты продолжаешь заниматься расследованием, — сказал он, — Выходит, ты больше не имеешь к нему отношения?

— Выходит, не имею.

— Кому поручено дело?

— Спроси у Уилкса.

— Это мысль. — Фарнхэм поджал губы. Его лицо стало жестким. — Ссылка на маньяка кажется мне фиговым листком.

— Собираешься стать детективом?

— Чего ты злишься? — сказал Фарнхэм. — С тобой я всегда вел честную игру. От этого дела смердит, сразу видно. Я знаю, как всё началось, знаю о Бигги Бэрроузе. Но мне свойственно любопытство. Кроме того, я не выношу, когда меня считают тупым чурбаном.

— Не выносишь? — Бэньон чувствовал, как накопившаяся в нем злость против Уилкса пытается вырваться наружу. — Тогда зачем ведешь себя как чурбан? Зачем суешься в дела полицейского департамента?

Взгляд Фарнхэма задержался на собеседнике. Его лицо побледнело.

— Понятно, Дэйв. Если иначе ты мыслить не в состоянии… — Не закончив фразы, он повернулся и зашагал прочь, сердито стуча каблуками по бетонному полу.

Из-за невозможности говорить правду, необходимости ловчить и изворачиваться Бэньон чувствовал отвращение к самому себе. Он перевел дыхание:

— Джерри!

Фарнхэм остановился и повернул голову. Бэньон сделал несколько шагов ему навстречу, медленно проводя рукой по лбу.

— Извини, Джерри, — сказал он.

— Пустяки, — сказал Фарнхэм, — сущие пустяки.

— Я не должен был говорить с тобой подобным образом. Забудь об этом? Хорошо?

— Хорошо. Считай, что уже забыл, Дэйв. Это все, что ты хотел мне сказать?

Бэньон колебался.

— Нет. Я собрал кое-какую информацию о Бигги Бэрроузе. Уверен, что именно он увез Люси Кэрроуэй и потом прикончил ее. Но у меня отобрали дело. Сейчас все материалы у Уилкса, он намерен передать их кому-нибудь из смены Хейнемана.

— Ха-ха! Он и не думает поручать расследование Хейнеману, — сказал Фарнхэм. Он улыбался недоброй улыбкой. — Я говорил с лейтенантом двадцать минут назад, Дэйв. Лейтенант Уилкс заявил, что в твоих материалах криминала нет и в помине. — Фарнхэм со значением поднял глаза кверху. — По его словам, дело лопнуло как мыльный пузырь. В твоем отчете концы с концами не сходятся. Кстати, ты говорил со мной не для протокола?

— Нет, Джерри. — Слова сорвались с губ Бэньона прежде, чем он успел осознать, что говорит.

Ему была омерзительна игра в политику среди полицейских, трусливое нарушение ими своего долга, когда чья-то рука дергала за веревочку. — Можешь поступать с моей информацией, как сочтешь нужным.

— Ты говоришь так, будто… — начал Фарнхэм и, не закончив фразы, сказал: — Спасибо, Дэйв.

Уилкс был вне себя от ярости. Вышагивая взад и вперед по своему кабинету, он размахивал руками и умело модулировал громоподобным голосом, силе которого мог бы позавидовать командующий парадом. Тем не менее Бэньона не покидало чувство, что лейтенант переигрывает, что его поведение насквозь фальшивой за угрозами и ударами кулаком по столу скрываются страх и озабоченность.

— Какого дьявола ты рассказал ему обо всем? — в четвертый или пятый раз спрашивал он Бэньона.

— Признаю, моя ошибка, — легко соглашался Бэньон, — но стоит ли поднимать шум?

— Кому нужно, чтобы наши проблемы обсуждались в печати? — отвечал вопросом на вопрос Уилкс. Бросая на Бэньона злобные взгляды, он продолжал вышагивать по кабинету. — Уж ты-то должен соображать!

— Да, но я не вижу здесь трагедии, — невозмутимым тоном сказал Бэньон. — Я написал отчет о том, что мне удалось выяснить по данному делу, и передал его вам. Вы, в свою очередь, перепоручили расследование кому-то из смены Хейнемана. — Бэньон привычно передернул плечами. — Только об этом я и рассказал Фарнхэму. Он, между прочим, сообщил мне, что был у вас и что, по вашему мнению, я взял ложный след. Отсюда и вся путаница.

— Он меня неправильно понял, — сказал Уилкс. По его лицу промелькнула быстрая улыбка, — Дэйв, эти проклятые газетчики могут хотя бы раз не переврать факты?

— Они ошибаются сплошь и рядом, — согласился Бэньон. Он видел, что Уилкс лжет, и это угнетало его. Вообще вся ситуация казалась ему фарсом.

— Но мы отклоняемся от темы, — сказал Уилкс. — Так или иначе, но ты дал ему понять, что мы пытаемся кого-то прикрыть.

— А разве нет? — спросил Бэньон. Он был зол, но не терял надежды выдавить из Уилкса правду.

— Конечно, нет. — Уилкс стукнул ладонью по столу. — Тебе никто не давал права подозревать нас.

— Я не помнил себя от злости, — сказал Бэньон. — Поимка преступников, видимо, кого-то не устраивает.

Уилкс в упор посмотрел на Бэньона. Наступило гнетущее молчание. Наконец он сказал:

— Не будь ребенком, Дэйв. Каждый из нас действует согласно приказам, которые получает. Мы делаем то, что нам велят. В этом вопросе между нами должна быть полная ясность.

— Мне всё предельно ясно, — сказал Бэньон, — но я был взбешен.

— Ты можешь злиться, сколько тебе вздумается, — продолжал Уилкс неприязненным тоном, — дома, в бильярдной, но не здесь. Помни, мир живет по определенным правилам. Им управляют определенные люди. Ты всегда старался стоять в стороне от политики, что ж, это красивая, возвышенная позиция, но чрезвычайно нереалистичная. — Продолжая шагать по кабинету, Уилкс ударял ладонью о ладонь, когда ему хотелось подчеркнуть свои слова. Бэньон с удивлением вглядывался в лицо лейтенанта, являвшее любопытную смесь зависти и ненависти. — Ты знакомился с жизнью по книгам, — продолжал Уилкс, — теперь наступила пора поумнеть и выбросить книги. Все книги. Взгляни, что творится вокруг. Идет нормальная жизнь, в ней переплетается добро и зло. Рано или поздно тебе придется научиться жить, идти на компромиссы.

— Возможно, — согласился Бэньон.

— Черт побери, мы же не в детском саду! — сказал Уилкс более спокойным тоном. Присев на край стола, он изучающе смотрел на Бэньона. — Помни, что я сказал: и ты, и я получаем приказы. Тебе понятно?

— Конечно, понятно.

— Что ж… — Уилкс на секунду умолк, его лицо смягчилось. — Что ж, полагаю, это все.

Нили и Кармоди обсуждали заметку в «Экспресс», но, увидев выходившего от шефа Бэньона, замолчали. Наступила тишина. Потом, прочистив горло, Нили сказал:

— Мы становимся знаменитостями, Дэйв. Интересно, кому из газетчиков удалось раздобыть такие подробности? Не знаешь?

— Фарнхэму, — ответил Бэньон.

— Чтоб ему провалиться!

— Никому из их шайки нельзя доверять, — сказал Кармоди.

В дежурку вошел Берк, распространяя запах виски и гвоздичного масла. Его лицо было красным от холода.

— Какое счастье, что проглядели мои таланты и я остался скромным детективом, — сказал он, подмигивая Бэньону. — Мое имя не полощут в газетах.

— Статья написана со слов Бэньона, — сказал Нили.

— Проклятье, вечно они подглядывают в замочную скважину! — разразился бранью Кармоди. — Зачем их вообще сюда пускают? Пользы от них никакой. Одно беспокойство.

Бэньон слушал разговор подчиненных, слегка нахмурясь. Пожалуй, ему была не совсем ясна лишь позиция Берка — у этого парня мозги не были набиты соломой. Что касается Нили, Кармоди и множества других полицейских, он был уверен: они вместе с Уилксом выступят единым фронтом против Фарнхэма. Дело даже не в конкретных личностях, действовал принцип — держаться вместе, отвергать любую критику, всячески препятствовать проведению независимых расследований. Иными словами, не допускать «незаконного пересечения границы чужих владений». Фараоны уважительно относятся к силе. Им симпатичны сильные личности типа Лаганы или Стоуна, способные надавить на кого следует. В большинстве своем полицейские — честные парни, хотя и вынуждены считаться с главарями преступного мира. Так уж устроена жизнь. На лице Бэньона появилась легкая усмешка.

— Информацию Фарнхэму дал я, — сказал он. — Джерри просто переправил её по нужному адресу.

Снова наступило молчание. Нили и Кармоди глянули на сержанта, переваривая новость, потом оба одновременно отвернулись. Кармоди взял в руки газету, а Нили вернулся к своему рабочему столу. Бэньон почти физически ощутил стену равнодушия, которой отгородились от него подчиненные. Они не желали участвовать в его делах, катился бы он к дьяволу! Он игнорировал общепринятые правила игры. Нет, у них другие взгляды на жизнь.

Подошел Берк и присел на краешек стола Бэньона:

— Знаешь, Дейв, меня заинтересовала эта статейка. Теперь только и думаю, что же будет дальше.

— Действительно, что же будет? — медленно произнес Бэньон.

Вернувшись домой, Бэньон застал свою четырехлетнюю дочь Бриджит играющей в гостиной в кубики. Этой темноволосой крошке не нужен был ни родительский поцелуй, ни подкидывание в воздух, единственное, что ей требовалось, это помощь в строительстве замка.

— Сейчас, сейчас, детка, — сказал Бэньон, кладя пальто и шляпу на кушетку.

В комнату вошла Кэйт.

— Явился, мой повелитель, — сказала она, целуя мужа в щеку. Поверх выходного платья на ней был передник.

— Ожидаем гостей? — поинтересовался он.

— Да, на ужин собираются зайти Эл и Марджи.

Марджи была сестрой Кэйт, а Эл — её мужем. Приятные люди, но сейчас даже они были бы ему в тягость.

— Дэйв, что-нибудь случилось? — спросила Кэйт. — Последние дни ты выглядишь подавленным.

— Ничего серьезного.

— Запутанное дело?

— Я же говорю, ничего серьезного. — Глядя на замок, который строила Бриджит, Бэньон подумал, что сооружение похоже на здание муниципалитета. — Просто какая-то подавленность. Знаешь, у полицейских это профессиональное. А сейчас к тому же всякие осложнения. На прошедшей неделе… — Он в нерешительности замолк.

Раздался телефонный звонок. Кэйт подняла дочку с пола:

— Давай послушаем, кто нам звонит.

— Можно я отвечу?

— Конечно, можно. — Кэйт вместе с дочкой поспешила в переднюю, где стоял аппарат.

Развязав галстук, Бэньон собирался приготовить виски с содовой, когда в гостиную вошла Кэйт.

— Тебя. — Бриджит она по-прежнему держала на руках.

Бэньон поднял телефонную трубку:

— Дэйв Бэньон слушает.

— Бэньон? Легавый из отдела по расследованию убийств? — Голос был низкий, спокойный, довольный.

— Кто говорит?

— Правда, что у тебя отняли дело Кэрроуэй? — продолжал голос, в котором теперь отчетливо слышались издевательские нотки. — Или мне неправильно передали?

Не было смысла спрашивать, кто звонит.

— Продолжай, — сказал Бэньон.

— Сейчас, не торопись. Так вот, раз уж у тебя отняли это дело, не суй в него больше свой нос. И не болтай о нем на каждом углу. Я понятно выражаюсь? Запомни. Ну а если забудешь…

Бэньон бросил трубку. Сжатой в кулак правой рукой он с силой ударил о ладонь левой. Потом с искаженным от ярости лицом начал вышагивать взад и вперед по комнате. Остановился, поднял с кушетки пальто и шляпу.

— Постараюсь вернуться к ужину, детка, — сказал он.

Глянув на него, Кэйт решила не задавать вопросов.

— Постарайся не опаздывать, Дэйв. Гости обидятся.

VI

Выехав за границу города, Бэньон вел машину по фешенебельному району Джермантаун, где меж пологих холмов были проложены аккуратные подъездные дорожки, а уютные дома отделяли от шумных улиц ухоженные зеленые газоны и красиво подстриженные деревья.

Здесь, в доме из шестнадцати комнат, построенном по образу и подобию английских особняков, жил Майк Лагана. Дом стоял посреди участка в шесть акров, поддерживаемых в идеальном состоянии бельгийским садовником. Он красиво смотрелся на фоне поросшей зеленью долины.

На ведущей к дому дорожке дежурил полицейский в форме. Увидев Бэньона, он шагнул ему навстречу. Полицейский был крупным, средних лет мужчиной с румяным лицом.

— Кого желаете видеть? — вежливо осведомился он. Потом, заметив полицейскую бляху Бэньона, улыбнулся: — Всё в порядке, сержант.

— Спасибо. Я могу идти?

— Конечно.

Сделав несколько шагов в направлении дома, Бэньон обернулся:

— Сколько человек задействовано на дежурстве?

— Трое. Двое за домом, один здесь, у главного входа.

— Круглосуточно?

— Да. А ночью дежурят четверо.

Бэньон улыбнулся:

— Выходит, каждый день покой Майка Лаганы оберегают десять фараонов. Нравится работа?

Под пристальным взглядом Бэньона лицо полицейского стало ещё румянее.

— Мы все выполняем приказы, — сказал Бэньон.

— Точно, — ответил патрульный. Было видно, что он почувствовал себя спокойнее.

Поднявшись по ступенькам, Бэньон несколько раз энергично ударил бронзовым молоточком в дубовую дверь. Стояла удивительная тишина. Холодный предвечерний свет отражался от маслянистой листвы растущего возле дома кустарника.

Дверь отворилась, и перед Бэньоном появилась молодая брюнетка. Девушке было не больше восемнадцати. Она показалась ему стройной и миловидной — фланелевая юбочка, шерстяной свитер, на левом запястье золотой браслет. Позади стояла другая девица с подносом в руках. Обе любезно улыбнулись, а девица с подносом хихикнула.

— Прекрати, Дженни, — сказала брюнетка, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. — Здравствуйте, я — Анджела Лагана. Не подумайте, что мы ненормальные, просто Дженни никак не может успокоиться весь вечер. Пожалуйста, входите.

— Спасибо, я хотел бы повидать вашего отца.

— Сейчас я скажу ему.

Майк Лагана появился из двери, расположенной напротив входа. Упершись руками в бока, он с насмешливой ухмылкой посмотрел на дочь и её подругу.

— Ах вы, маленькие обезьянки! — любовно произнес он.

Лагана был невысокий, стройный, с вьющимися седыми волосами и аккуратными черными усиками. Серая кожа его лица на скулах отливала синевой. Майк Лагана был похож на преуспевающего аптекаря. Ничего примечательного в его внешности не было, если не считать очень дорогого, отлично сшитого костюма и ничего не выражающих темно-карих глаз. Эти глаза были как отполированные до блеска стеклянные шарики.

— Какие проблемы? — улыбаясь, спросил он.

— Я — Бэньон, из отдела по расследованию убийств.

— Рад познакомиться, — протянул руку Лагана. — Ну, девочки, исчезните!

Девицы начали подниматься по широким ступеням лестницы, провожаемые взглядом Лаганы. Он смотрел на них с улыбкой, склонив голову набок. Потом захлопнул за ними дверь.

— Говорят, дети помогают родителям сохранить молодость. Не знаю, так ли это. Впрочем, проходите, садитесь. Я слышал о вас, — сказал Лагана, касаясь руки Бэньона и вместе с ним проходя в свой по-деловому обставленный кабинет. Там были кресла, камин, письменный стол. Из двустворчатых доходящих до пола окон открывался приятный вид на сад. На каминной полке стояли исполненные маслом портреты жены Лаганы и его детей, а также фотография самого хозяина дома, сделанная, вероятно, много лет назад. Лагана был запечатлен совсем молодым человеком, стоящим между двумя угрюмыми пожилыми людьми — мужчиной и женщиной в дешевых мешковатых одеждах. На стене висел портрет седой женщины со смуглой кожей.

— Моя мама, — улыбаясь, сказал Лагана. — Замечательная женщина. Таких сейчас нет. Наши матери были последними из старой гвардии. — Лагана снова улыбнулся, глядя в мягкие, тревожные глаза женщины на портрете. — Великая женщина. Умерла год назад, в мае. Жила здесь, со мной. Но вы, конечно, пришли не за этим. — Он коротко рассмеялся. — Что вам требуется на этот раз? Благотворительный футбольный матч? Взнос в фонд помощи полиции?

— Я здесь в связи с убийством.

На лице Лаганы появилось легкое удивление:

— Да? Я слушаю.

— Думаю, вы в состоянии мне помочь, — сказал Бэньон.

Удивление на лице Лаганы сменилось раздраженным, недоумевающим выражением.

— Кто ваш начальник? Уилкс?

— Да, он. Я здесь в связи с гибелью Люси Кэрроуэй, убитой на прошлой неделе. После пыток её выбросили из машины в районе Ланкастер-Пайка. Убили её по старым гангстерским канонам, и я подумал…

Лагана прервал его гневным тоном:

— Плевать я хотел на то, что вы подумали. Вы не имеете права являться ко мне домой. Вам это известно. Я всегда стараюсь помочь вашим парням, но все вопросы решаю у себя в конторе. Здесь мой дом, и я не желаю, чтобы сюда таскали грязь. На первый раз я забуду, но больше подобных ошибок не допускайте. Понятно?

— Я полагал, вы поможете мне разобраться в этом запутанном деле, — сказал Бэньон.

— Черт побери, вы слушаете меня или нет? — раздраженно выкрикнул Лагана. — Где, по-вашему, вы находитесь? В полицейском участке? Это мой дом, здесь живет моя семья, здесь умерла моя мать. Может, вы полагаете, для полноты картины мне не хватает только вонючих фараонов? — Он тяжело дышал. — Вы взяли фальшивую ноту, фальшивую. Я сказал, что забуду об этом эпизоде, но только на этот раз. А сейчас, извините, мне некогда. Вам лучше уйти. — Он коснулся руки Бэньона, его лицо вновь стало приветливым. — Не обиделись? Вот что, если вам нужна помощь, заходите ко мне завтра.

Бэньон улыбнулся:

— Но помощь мне нужна сегодня.

Некоторое время Лагана изучающе смотрел на Бэньона. Казалось, он пытался запомнить каждую складку на лице полицейского.

— Ладно, — сказал он наконец, — выкладывайте.

— Убили женщину — Люси Кэрроуэй. Я полагаю, что её убил человек Макса Стоуна. Бигги Бэрроуз из Детройта. Он мне нужен, и я его найду. Он убил Люси безжалостно и нагло. Думаю, вам, как и мне, крайне нежелательно, чтобы подобные вещи происходили у нас в городе. Они мешают спокойному течению жизни. Вот почему я рассчитываю на вашу помощь.

— Всё?

— Нет. Сегодня вечером мне звонили. Думаю, кто-то из ваших парней. Он посоветовал мне помалкивать об убийстве Люси. Его совет подействовал мне на нервы. Вот почему я здесь, хотя мы оба знаем, что ваш дом не самое подходящее место для таких встреч. Я зашел в тупик в своем расследовании, только поэтому и решил обратиться к вам. Могу я рассчитывать на помощь?