Одна на двоих... Наша жизнь

Глава 3

В её глазах не прочитаешь монолог души,

Пряча за улыбкой что-то снова куда-то спешит,

Ещё так наивна, но хочет казаться взрослой,

Сложные чувства для неё игра, ведь это просто.

Она любит поплакать, но не скажет, что ей сниться,

О её слезах расскажут только песни на страницах.

Она любила сочетание красного с чёрным,

Её любовь к азартным играм не понять учёным,

Меняет маски порой так часто,

Что даже сама не понимает зачем строит глазки.

Пытается казаться самостоятельной льдинкой,

Хотя сама так хочет стать чьей-то половинкой,

Такая милая, даже когда такая смешная,

Такая сильная снежинкою в объятьях тает.

Смотри не раздави, но она сама раздавит,

Поставит точку, а потом ещё две рядом ставит.

Она могла бы стать любимой, отперев засов,

Но предпочла остаться той, единственной из снов,

Она могла бы сделать чей-то мир намного ярче,

Но просто не решается, смирившись поступать иначе…

Лилит.

Музыка, танцы, выпивка, горячие руки Бога на теле… Я забылась, мне больше не хотелось думать. анализировать, чувствовать… Я устала. Нереально всегда быть сильной. Особенно, когда так часто ломают. Я ведь и без этих слов Влада знала, что единственный человек, любящий меня — Дан. Мне так нравилось жить иллюзией в которой был человек, относящийся ко мне хорошо не просто потому что желает меня поиметь. Но мир — жесток. Меня всегда хотят только… хотят. И Богдан не лучше, но как бы странно это не звучало, я тоже хочу его. И сегодняшняя сцена с этой Викторией только доказала, что как бы больно не делал мне брат, но еще больней мне от мысли, что он может быть с кем-то другим. Во всех смыслах.

Я даже не заметила, как основательно напилась. И не заметила, как мы с братом оказались дома. Все это пролетело калейдоскопом событий мимо меня. Зато я ярко запомнила момент, когда потянулась к нему, когда сама обняла и обозначила первый поцелуй у него на губах. И как брат легко оттолкнув меня, ушел в спальню вернувшись с одеялом. Подхватил меня на руки и отнес в кровать. Поцеловал в лоб и выключил слишком яркий свет. Он сделал выбор за нас двоих, как и обычно. Вот только его выбор, даже сквозь алкогольный дурман поразил меня.

А потом я плакала, много и долго, чувствуя, как подушка пропитывается влагой, я понимала, что когда брат наконец добился своего, заставил меня чувствовать то, что я в принципе чувствовать была не должна, он ушел. Но теперь уже я не готова его отпустить. Не могу… Встала, пошатываясь вышла из комнаты и направилась в гостиную.

Брат спал обнаженным на диване. Его грудь мерно вздымалась. Я стаскивая с себя одежду, шла к нему. С каждым сантиметром приближения, ощущая, как в голове нарастает гам. Мое тело и мой разум никогда не смогут прийти к согласию. Но мое сердце шепчет, что я делаю неправильный, но желанный выбор. Я устала быть сильной. Быть умной. Быть стойкой. Это глупо, быть зависимой от мыслей общества, глупо быть зависимой от рамок, что заставляют меня страдать. Глупо, следовать истинам прописанным в Библии. Бог… Для меня есть один Бог и пусть это будет одна ночь, один миг, но миг один на двоих… Миг из нашей жизни. Я приняла решение сегодня, я хочу запомнить его, хочу почувствовать его любовь, перед тем, как покину его.

Стоило мне только дотронуться до Бога, как он открыл глаза, будто и не спал, будто только ждал, когда я решись, коснуться его. И это касание изменит нашу жизнь, наши судьбы. Мы поменялись ролями. Теперь я нарушаю обещания. И я не жалею. Всего одно прикосновение сказало больше слов. Я обвела кончиками пальцев овал его лица, тронула губы и исследуя спустилась к шеи. Прошлась по податливой коже до твердой груди, рука дрогнула, но я продолжила его касаться, подразнила ореолы тут же взбухающих сосков, обвела пупок и скользнула к паху. Тяжелая ладонь брата легла на мою, останавливая.

— Прекрати — хрипло попросил он — не провоцируй меня.

— А я и не провоцируя. Я хочу чувствовать своего Бога — прошептала я в ответ, склоняясь над братом.

Я сама поцеловала его. Если это можно назвать поцелуем. Такое чувство, что не было того времени, когда он жестоко срывал с моих губ поцелуи, не было тех болезненных ласк, словно мы делали это впервые. Сухие губы на влажных, сладкое, щемящее чувство в груди, растекающееся теплотой по телу. Вздохи, ароматы и касания тел, оголенных тел, разгоряченных и желанных тел. Запах страсти, желания и секса, наполняющий комнату, когда наши тела сплелись, когда еще не знаешь, станет ли прелюдия чем-то большим, чем простые ласки. Томящееся желание в животе и грудные стоны, стоит только оторваться от губ друг друга. Все это растянулось в вечность, но на самом деле длилось не больше пары минут.

— Уходи — отталкивая меня еле выговорил Бог — уходи, иначе станет поздно.

— Нет. Я не уйду, я хочу тебя…

— Не то — вдруг засмеялся брат, но его смех был далек от веселья.

— Что 'не то'? — потянулась я к нему.

— Это не то, что я хочу услышать. Если не достает секса, иди к Брэнсу. Но я больше этого не сделаю — жестоко ударил меня словами Дан.

— Я хочу тебя! Я… люблю — совсем шепотом закончила я.

— Что? — не расслышал Бог.

— Люблю…. тебя — признаваясь не столько ему, сколько себе самой произнесла я — да, мы оба чертовы извращенцы! Я признаю это! Ты доволен?! Ну, скажи, хоть что-нибудь!

— Лили — пораженно уставился на меня брат.

— Не ломай комедию! Ты столько ждал, пока я признаюсь и я признаю! Я ненавижу тебя и люблю! Ненавижу, как брата, а люблю, как мужчину!

Я соскочила с дивана и пошла к спальни. Ничего я больше ему не скажу! Ничего! Но больше и не потребовалось, Спустя мгновение, сильные руки подхватили меня, горячее дыхание обожгло затылок. Бог притянул меня к себе, больно и вместе с тем сладко сжав грудь.

— Раз ты любишь меня, будь моей! Всегда моей и только моей! Я не коснусь тебя, но будь моей — целуя волосы, словно в каком-то забытье молил меня Богдан.

— Я итак всегда была твоей — слезы сами по себе хлынули потоком.

— Люби только меня, ненавидь только меня! Слышишь, я молюсь на тебя! Ты — мое божество — он упал на колени, разворачивая меня к себе.

— Бог…

— Нет! Мне казалось, что только секс свяжет нас прочней любой другой цепи. Но сейчас, то, что ты сказала, я хочу, чтобы это связывало нас! Ты — мой мир, мое солнце и моя луна, пусть весь мир катиться в преисподнюю, пока ты со мной мне не страшно быть в Аду — как заведенный уже кричал брат.

— Я буду… Всегда буду с тобой — падая на колени рядом с ним, шептала я.

Бог обнял меня, под своей тяжестью заставляя опуститься на ковер. Объятия сильней стальных оков скрутили мое тело. Он не сделал больше ничего, только прижимая меня, словно желая слиться со мной в единое целое гладил ладонями по спине. Мы так уснули, голые, на полу, цепляясь друг за друга, как за спасательный круг. Эта ночь решила все.

— Я люблю тебя — первое, что я услышала просыпаясь.

— Я тоже — сквозь утреннюю дрему сонно ответила я.

Пока я спала Бог перенес меня на кровать, сейчас мы лежали с ним под одеялом и ничего в этом мире пока не имело для нас значения. Наверное, это странно осознавать, что пришел к точке отсчета, но мы вернулись к началу. И теперь я знала, что постараюсь использовать второй шанс по полной. Мы не сможем забыть, по крайней мере я не смогу, но попытаться простить окончательно и жить будущим, которое каждую секунду превращается в настоящее, разве это невыполнимо? Если так сможет Бог, то и я смогу. Должна.

— О чем задумалась? — спросил брат.

— Не знаю, ни о чем таком конкретном. Просто о нас — улыбнулась я.

— У меня почему-то в голове крутиться одна и та же строчка..

— Что за строчка — не услышав продолжения, забеспокоилась я.

— Ты только не подумай ничего такого. Это всего лишь, фраза из песни. 'Но я знаю, мы умрем, чтобы встретиться опять и по улицам пройти и друг друга не узнать…'

— Страшно… Я не хочу вот так, пройти мимо и не узнать тебя — прошептала я.

— Это всего лишь песня, Лили. Ничего больше. Я так и знал, не стоило тебе говорить — крепко прижимая меня к себе, сокрушался Бог.

— Перестань, я что маленькая? Просто в первую минуту, мне показалась такая идея довольно страшноватой, но не более. А тебе не мешало бы сменить репертуар в своем плэйлисте — попыталась я придать бодрости голосу.

— Обязательно, но сегодня, боюсь, времени не будет. Брэнс уже звонил и сообщил, что через час заберет нас. Из-за вынужденного отпуска, у него видите ли накопилось столько неразрешенных проблем, касающихся нас, что в ближайшие пару месяцев об отдыхе мы можем забыть. — явно передразнивая Яна, скорчил рожицу брат.

— Кто бы жаловался, а? Это я теперь помимо того, что должна песни писать, еще и петь буду. А все ты виноват! — притворно бурчала я.

— Лили, я знаю, что тебе это понравилось также, как и мне, поэтому, давай не будем злить дядю — продюсера и поспешим — отстраняясь от меня, хитро подмигнул брат — кто первый добежит до ванны, тот получает бесплатный завтрак — и этот поганец ринулся в сторону двери.

Естественно, проиграла я. И готовить пришлось мне. Но вот за качество готовки я отвечать не собиралась. Поэтому пока Бог давился сгоревшим завтраком, я неспешно приводила себя в порядок. И поспела как раз к приезду драгоценного продюсера. Ян быстро оценив обстановку, только посмеивался. Но все же не выдержал и когда Богдан первым отчалил на своей "красотке", предварительно вызнав адрес и почему-то оставив меня наедине с Яном, тот не преминул отпустить колкость.

— Что, разыгрываете образцово — показательную семейку? И надолго ли вас хватит? — и чего спрашивается злиться, не с той ноги что ли встал?

— Уж что-что, а это тебя явно не касается — стараясь не срываться на откровенную грубость прошипела я, подходя к ожидающему нас авто.

— Лили, деточка, меня, как я уже не раз говорил, касается все, что связано с тобой и твоим братцем. — хватая меня за руку и разворачивая к себе, ядовито улыбнулся Ян.

— Я так не думаю. Отпусти меня, давай не будем устраивать шоу перед окнами соседей — вырываясь повысила я голос.

— Что ж, как пожелаешь, можем и в машине поговорить — буквально запихивая меня на сиденье и пристраиваясь рядом, согласился он.

Брэнс сразу же нажал на панель с перегородкой, чтобы водитель не увидел и не услышал ничего из происходящего. Я не стала делать вид, что испугалась странного поведения продюсера. Хотя раньше он был гораздо сдержанней. Брэнс единственный человек из всей той шарашки 'звезд', кто никогда не выходил за рамки своего амплуа. И даже в этот момент, я чувствовала себя, как зритель очередного спектакля. Вот только Ян не торопился продолжить игру.

— Ну и? — когда мы уже прилично отъехали от дома не выдержала я.

— Я не знаю с чего начать — вся бравада слетела с Яна, как шелуха. Сейчас он был похож на человека, который потерялся на огромной улице полной народа.

— Начни сначала — предложила я, закидывая ногу на ногу.

— Сначала? — усмехнулся Ян, но больше было похоже, что вовсе не улыбаться ему хотелось — я думаю, что нам и дня не хватит если я начну сначала. Давай начнем с того момента, когда ты перерезала себе вены.

А вот это очень неудачное предложение. Я невольно отвернулась от Брэнса и поджав губы уставилась в окно. Нет, говорить о том, что случилось между мной и Богданом, я пока не готова и вряд ли вообще когда-нибудь буду готова. Все, чего я хочу, так это забыть случившееся, как страшный сон. А Ян с его расспросами пусть катится к черту!

— Ты не желаешь об этом говорить? А ведь все так просто, он избил и изнасиловал тебя. А ты под влиянием момента резанула себя по венам. Или я ошибаюсь? — вкрадчивый голос над самым ухом не произвел на меня должного впечатления.

— Он меня не насиловал — как не странно, но только это первым пришло на ум.

— Да? Странно, а в заключении твоего гинеколога черным по белому написано, что тебя изнасиловали. Он и раньше это делал, не так ли? Например в ваш первым раз? — тоже мне доктор Курпатов!

— Нет! Ошибаешься! я сама хотела — я не знаю почему, но сейчас мне очень хотелось защитить Бога.

— Не думаю. Знаешь, что интересно? Я ведь догадывался, но мое пристрастное отношение к тебе не позволяло признать это. Я ведь почти ненавидел тебя. Такая умная, такая стервозная и такая самоуверенная. Я и подумать не мог, что ты не в состоянии найти управу на собственного брата. Но пообщавшись с твоим лечащим врачом, понял, что ошибался. Да еще и Влад, он рассказал мне, что ты собиралась сбежать от Дана — пока я его слушала, Брнс неведомым мне способом оказался в непозволительной близости ко мне и сейчас уже чуть ли не прижимал к своей широкой груди.

— Слушай, если ты набиваешься в защитники или утешители, то зря тратишь время. Информация несколько устарела, мы с Богом сами уже разобрались!

— Да я понял, судя потому, как ты его любовно называешь 'Богом', так оно и есть. Только вот, я не пойму, как ты можешь простить то, что он чуть не довел тебя до самоубийства?

— Знаешь, Ян, по ты не полюбишь по — настоящему ты и не поймешь. Любовь ведь, она такая, глупая и всепрощающая. а еще любовь слепа, невозможно ненавидеть человека, если ты его любишь настолько, что ощущаешь частью себя. А как можно ненавидеть самого себя? — горько улыбнулась я.

— Дура! Это ты не понимаешь! Я люблю тебя! Люблю! Слышишь?! Я жить без тебя, идиотки, не могу! Ты хоть представляешь, что я испытал, когда нашел тебя в компании с твоим сумасшедшим братцем, на том полу в луже крови?! ДА у меня чуть сердце не остановилось! И в те минуты я понимал, что если ты не выживешь, единственное, что мне остается это отправиться следом за тобой к праотцам! -

И после это ошеломляющей тирады Ян вдруг заплакал. Никогда я не видела ничего более пугающего. Ян выглядел так, будто из него вынули тот самый внутренний стержень, за который он до сих пор держался. И это было по истине страшно. Я не знаю, как оказалась у него на коленях, как потянулась к нему и крепко прижала беззвучно плачущего мужчину к себе, что-то нашептывая и пытаясь успокоить его. Образ, что раньше был составлен мной. Образ этого мужчины, сейчас полетел в тартарары. Ян не играл. И это было ужасным. Чувства, что он испытывал были ужасны, особенно потому что я понимала их. Понимала, но не испытывала к нему. В голове стояла совсем другая картина и совершенно другой человек… Любимый человек, без которого и я бы не смогла жить.

— Я знаю, ты сейчас думаешь о нем. Но Лили, подумай и о том, что вас ждет, останься вы вместе? Какая жизнь будет у вас, если ты решишься быть с ним? Подумай об этом. И еще подумай обо мне. Что я могу дать тебе? Всё… Всё, что есть у меня, всё, что является мной, все это я могу дать тебе, стоит только протянуть руку.

— Ян, ты хороший, правда, но…

— Но это не достаточно? — усмехнулся Брэнс — а что ты хочешь? Чего ты по-настоящему хочешь? Ответь. Скажи мне, что я должен сделать, чтобы ты обратила на меня внимание?

— Если бы я могла ответить на этот вопрос — вздохнула я — раньше все было проще, я жила проще, легче как-то. А теперь, все слишком сложно — потерла я переносицу.

— Нет! Все по-прежнему просто, ты могла бы дать мне шанс, один гребанный шанс! Возможность! Мы могли бы ходить на свидания, я дарил бы тебе подарки, ухаживал за тобой, узнавал тебя…

— Хорошо, давай попробуем — сдалась я.

— Лили — вдруг улыбнулся Брэнс и покачал головой — я не собираюсь выбивать из тебя признание или добиваться снисхождения. Тогда, это изначально не имеет смысла. Я хочу, чтобы ты сама хоть немного желала этого — ссаживая меня с колен произносил невероятные вещи Ян.

— Я не узнаю тебя — удивленно глянула я на Брэнса.

— Не поверишь, но я сам себя не узнаю и уже довольно давно. Никогда не думал, что способен влюбиться, как сентиментальный мальчишка, но сейчас именно это и происходит со мной. И как вести себя в подобной ситуации я понятия не имею.

— Ян, у меня такое чувство, что я говорю с кем-то другим, так и хочется спросить: "Куда ты дел настоящего Яна?" — призналась я.

— Лили, а ты так уверена, что знала меня настоящего? Ведь ты с самого начала не хотела видеть меня, ты видела только то, что тебя устраивало, вписывалось в "рамки" твоих критериев, но никак не то, что было на самом деле — совершенно точно подметил Брэнс.

Ответить я ему так и не успела, машина плавно затормозила и мы оказались у ворот очередного павильона для съемок. Я поспешно покинула салон и побежала к брату, ждущему меня у ворот. Мое сердце бешено билось в груди и я знала, что это не от короткой пробежке. Просто, я впервые занервничала в присутствии Брэнса, что-то похожее я ощущала только при первой нашей встречи. Тогда мое сердце было взволновано им, но и я тогда было другой. А сейчас я будто вернулась в прошлое, за исключением того, что раньше меня мог выслушать и успокоить брат. Теперь же, мне предстояло принимать решение в одиночку потому, что Богу я рассказать о случившемся не могла.

— Ты чего такая взволнованная? — тут же подметил мое состояние брат.

— Ничего, наверное, отвыкла за этот месяц, от постоянного графика — соврала я.

Не скажу, что работа меня отвлекла, наоборот, блуждающий взгляд постоянно возвращался к Яну неотрывно следящему за съемкой нового клипа. Я не могла сосредоточится на песне и на Богдане. А в середине дня мне стало плохо, мы как раз решили перекусить. И кто-то поставил на стол рыбу, от запаха, меня замутило. Я выскочила из-за стола и ринулась в уборную. Еле успела добежать до унитаза, как меня вывернуло наизнанку. Не знаю, что меня дернуло, но я достала мобильник и открыв электронный календарик ужаснулась. "Красные дни календаря" не просто опаздывали, они ушли в отпуск или… в декрет?!

Страх пронзил тело, я судорожно начала вспоминать. Уже осознавая, что ошибки быть не может, я все же еще раз прокрутила в памяти момент возможного "зачатия". Так и есть, обычно, я принимала противозачаточные после бурного времяпрепровождения с Богданом, но в тот день, я решила умереть и мне как-то было не до этого и после… Я даже не вспомнила о таблетках! Черт! Ну а вдруг это стресс и недомогания?! Нет, пока не сделаю тест, паниковать не стоит. с такими мыслями я вышла из туалета, у двери которого меня поджидал брат.

— Лили, тебе плохо? Что случилось? — обеспокоенно приобнял меня брат.

— Все в порядке, просто съела что-то не то. Послушай, ты не мог бы отпросить меня у Брэнса. Хочу немного отдохнуть — слабо улыбнулась я.

— Конечно, я сейчас.

— Нет, постой, ты останься, я хочу побыть одна — тронула я Бога за руку.

— Лили, скажи честно, что-то случилось? — нахмурился брат.

— Ничего не случилось, но мне правда хочется побыть одной — настаивала я на своем.

— Хорошо — сдался брат — только возвращайся поскорей.

Я кивнула и направилась к выходу. Села в машину и попросила водителя отвезти меня к ближайшей аптеке. Поначалу, я хотела купить тест, но отказалась от этой идеи, заметив по дороге клинику. Тест может дать ошибку, а врач никогда не ошибется. В моем случае надо знать наверняка. Поэтому, я испугано направилась по длинному коридору к указателю с табличкой "Женская консультация".

Результата я ждала с замиранием сердца и отнюдь не от радости замирало мое сердце. Страх, паника, растерянность — вот, что сейчас переполняло меня. И когда, врач радостной улыбкой сообщила мне, что срок четыре недели, не знаю, что удержало меня от истерики. Забеременеть от родного брата! Что может быть ужасней?! Вопреки желанию забиться в какой-нибудь темный угол и предаться самобичеванию, я лишь тихо осведомилась о возможности аборта.

Докторша, что с таким жизнелюбием до этого вещала мне о прелестях становления молодой мамочкой, лишь со вздохом и явно показной грустью объяснила, что аборт вполне реален и осуществим. Хотя, и не желателен, первая беременность, да и возраст, но заметив мою решимость только молча поставила дату следующего приема и процедуры. После завтра, я смогу опять стать единственным и единоличным владельцем своего тела. Новость, вроде, хорошая, даже замечательная, но под сердцем болезненно кольнуло. А если бы он или она был не от Дана, оставила бы я ребенка? Как не странно, ответ пришел без раздумий — да, я бы оставила. Потому, что маленькая жизнь священа, никто не вправе отбирать ее. Но этот плод изначально не имел право на существование.

Плакать я все же начала, но уже в машине по дороге назад на съемки. И сама не знаю, почему слезы лились градом. Я не понимала, что это, но сейчас мне было невероятно плохо. Поняв, что так быстро успокоиться не удасться, я попросила высадить меня у какого-то парка. Не обращая внимание на окружающих, я забрела в более безлюдное место и уселась на лавку. Некрасиво всхлипывая и размазывая слезы вместе с косметикой, точней ее остатками, по лицу я жалела себя. В очередной раз, я жалела себя не в силах что-либо изменить. Ну что тут можно изменить?! Как исправить непоправимое? Мы слишком далеко зашли за что и поплатились.

— Он тебя обрюхатил и бросил? — вдруг раздался старческий голос над ухом.

— Что? — переспросила я, отрывая руки от лица и поворачивая голову в сторону говорившей.

— Говорю, мужик тебя бросил, а ты с ребенком в животе? — сухонькая старушка, опрятно, но бедно одетая сидела рядом и сочувственно смотрела на меня.

— Нет — поражаясь проницательности, частичной, но все же проницательности этой бабульки, выдавила я.

— Да ладно, повидала я таких, вот, как ты. Ну ничего, вырастишь своего молодца и одна, не пропадешь, по глазам вижу, девочка ты сильная — улыбнулась она.

— Я аборт сделаю — внезапно ответила я, будто черт дернул.

— Ты это брось, девонька, рожай и расти, негоже дите-то убивать. В чем оно провинилось? — это было последней каплей.

Я вскочила с лавки и бросилась прочь от этой бабки, как от чумы. Еще мне не хватало со всякими старухами беседы разводить! На самом деле, не столько злилась, сколько боялась. Ее слова зеркально отражали все те чувства, что были у меня на душе и это пугало похлеще любого ужаса. Всю дорогу до студии, я со страхом оглядывалась назад, будто бабка могла бежать за машиной. И только у ворот восстановила некое равновесие в душе.

Не знаю, как я смогла продержаться до окончания съемок, но после уже в почти невменяемом состоянии, кое-как доползла до постели и провалилась в темноту. Всю ночь мне снился детский плачь, Богдан пытался поговорить со мной, но я заперлась и до утра из комнаты не выходила. Во время завтрака, меня опять начало мутить и я под подозрительный взгляд брата бросилась в туалет. А когда умывалась, скривилась, из зеркала на стене на меня смотрело какое-то чучело. С синяками под глазами, запавшими щеками и сероватым оттенком лица, я явно была "неотразима".

Радовало лишь то, что сегодня Брэнс желал видеть только Бога, а я могла весь день провести дома. Но уже через час моего бесцельного сидения в одиночестве, я поняла, что мысли одна глупей другой полностью заполнили мой мозг. Меня бросало то в панику, то в отчаяние. Я не знала, что делать и делать ли вообще? В разгар метаний, раздался звонок в дверь. С удивлением, ведь я никого не ждала, я пошла открывать. На пороге стоял паренек с букетом фиалок. Расписавшись о получении цветов, я взяла открытку в них и удивилась еще больше, кроме смайлика на ней ничего не было. Но и смайлик меня уже мало интересовал потому, что от запаха цветов меня снова замутило. Я так и провела остаток дня, в обнимку с унитазом. А когда пришел брат, я лишь кивнув скрылась в своей спальне. Сейчас я физически не могла выносить его присутствия.

Промучившись еще одну бессонную ночь, я встретила рассвет с чувством боли и понимания, что не отступлюсь, я сделаю то, что должна. И Бог никогда не узнает о моем поступке. Хватит и одного страдающего чувством вины человека. Мы оба согрешили, но не обязательно двоим платить за содеянное. Тем более, зная брата, я просто не решусь сказать ему. Он слабей, он не выдержит, если я повешу на него еще один грех. Нет, через это я пройду никого не ввязывая.

Я позвонила Яну сообщила что сегодня не смогу работать. Брэнс со вздохом разрешил мне денек передохнуть. Богдану я сказала, что сегодня у меня запланирован поход по салонам и магазинам. И взяв такси направилась в клинику. Приехав раньше на час, я сидела и наблюдала за женщинами разного возраста и разной "степени" беременности. Наверное, это счастье быть мамой, знать, что можешь дать кому-то жизнь, кому-то кто будет любить тебя не за что-то, а просто потому, что ты есть. Когда-то я думала, что у нас с Даном такая любовь, но ошиблась. Такая любовь может быть только у родителя и ребенка, да и то не у каждого.

В глазах опять стояли слезы, мне было уже не страшно, уже не больно. Я все решила для себя и сейчас последние минуты просто, наслаждалась чувством принадлежности к тем, кто дарил жизнь не опасаясь поступить неправильно. Смешно, конечно, но за эти два дня, я успела проникнуться нежностью к огоньку жизни внутри меня, осознавая, что по сути, пока там никого нет, но ведь у него уже было сердце, первый орган, который формируется у ребенка — это сердце и я чувствовала, как оно бьется внутри меня.

— Лили — в первое мгновение, я подумала, что ослышалась, но когда надо мной встал брат, мысль о слуховых галлюцинациях улетучилась.

— Что ты здесь делаешь?

— Пойдем отсюда, Лили — протянул мне руку Дан.

— Что? — как-то затравленно я посмотрела на ладонь брата.

— Мы справимся, все будет хорошо. Только пойдем отсюда — мягко улыбнулся мне Богдан.

— У меня запись…

— Забудь об этом. Он — наш. Я хочу его, также, как и ты — твердо произнес брат.

Сердце пропустило удар, в голове зашумело. А я потянулась к Дану. Он обнял меня прижав к себе прошептал:

— Я люблю тебя и его я тоже люблю, все будет хорошо.

И я поверила… Поверила, что все будет хорошо, что мы сможем… выдержим. Наверное, это бред, но тогда я верила, всем сердцем я хотела, чтобы его слова были правдой. И заглядывая в такие родные глаза, всю дорогу до дома, я видела в них безграничную нежность, убежденность и спокойствие, те чувства, которых мне не доставала, которые я не испытывала все эти дни. Да, мы виноваты, но жизнь, что сейчас во мне, не должна расплачиваться за наши грехи. Как бы там не было, я хочу этого ребенка, так почему я должна отказываться от него?

Но стоило мне переступить порог дома, как паника снова накатила. Это только в сказках все заканчивается хорошо, а мы не в сказке, мы в реальности, жестокой реальности.

— Что дальше? Что нам теперь делать? Как ты вообще узнал, что я пошла к врачу? — набросилась я на брата.

— Не волнуйся. В твоем состоянии это нежелательно — будто не замечая истеричных ноток в моем голосе, Богдан попытался приобнять меня.

— Нет! — вырвалась я из его рук — для начала, ответь, как ты узнал?

— Хорошо, отвечу. Я заметил, что ты слишком апатично ведешь себя, да еще и твое странное желудочное расстройство. Поэтому, сегодня утром я не поехал на студию, а решил проследить за тобой. И не удивился, когда ты направилась в больницу. Зато каково было мое удивление, когда вместо терапевта или еще кого, ты направилась в "женскую консультацию". Дальше я всего лишь поинтересовался у медсестры, чего ты ждешь. Мне ответили. Не представляешь, как я был ошарашен и… счастлив! Мы станем родителями! Это мне впору кричать и задавать вопросы. Почему ты не сказала мне? Почему пошла на аборт? — заглядывая мне в глаза, спросил Дан.

— Потому, что! Как ты не понимаешь?! Инцест! Вот как называются наши отношения. И какой у нас может быть ребенок? Ты хоть представляешь?! А если он будет болен или патология?! Да даже, если нет, как ты представляешь его жизнь? Мы — родители?! Возможно, по отдельности, но не вдвоем! — закричала я.

— Глупая, он — наш, какая разница, кто и что скажет, о чем подумает? Разве это главное? Нет. Главное, что мы будем любить его, этого ребенка, будем холить и лелеять. Наш ребенок… как звучит! Даже не вериться — рассмеялся Богдан и внезапно подхватив меня закружил по комнате.

— Отпусти! Меня же сейчас опять замутит! — скорей для видимости возмущалась я.

Наверное, отнесись Богдан к ситуации негативно, я бы никогда не пошла на такое. Но когда он так радостно улыбается, так сладко целует меня… А почему бы и нет? В конце концов, сколько можно ненавидеть себя и его? Возможно, пора смириться и просто жить любя и получать любовь в ответ?

…Уже неделя прошла, с того разговора, мы с братом решили пока не афишировать и постараться держать в секрете мою беременность. Я, если честно, побаиваюсь говорить кому-то об этом. Нет, не стыжусь, но суеверно страшусь. Хорошо что тошнота стала помаленьку отпускать, но у меня проявились странные вкусовые пристрастия и это вовсе не соленые огурцы. К примеру, вчера я вдруг очень сильно захотела манго, Богу пришлось посреди ночи срываться в продуктовый потому, что я отказывалась ложиться спать не отведав этого фрукта. Но к моменту, как Дан притащил ящик манго, мне захотелось апельсинов, что меня рассмешило, а Дана повергло в уныние, ведь, это ему пришлось ехать назад в магазин. Откуда он вернулся почти со всеми известными мне фруктами, про запас, как выразился брат.

Каждый раз оказываясь рядом, Богдан непременно кладет теплую ладонь мне на живот, а по ночам подолгу разговаривает и не со мной, а с малышом, что растет внутри меня. Брат стал каким-то непередаваемо трепетным и ласковым со мной. Будто я хрустальная ваза, которую можно разбить одним неловким движением. Но дальше целомудренных поцелуев и объятий Дан не заходит. А я как бы сама того не хотела, не посмею требовать чего-то больше.

Во время концерта, меня слегка толкнул парень из подтанцовки, мало того, что бедолаги теперь придется искать новую работу, дак теперь еще и к дантисту на прием записываться. Богдана кое-как охрана угомонила. Брэнс причину ярости братца не понял, но танцора выставил без выходного пособия. Сам Ян, получив от меня категорический отказ от возможных отношений, как не странно, только кивнул.

Живот стало бессмысленно скрывать к четвертому месяцу, Хотя, и раньше скрыть его было почти невозможно, ведь все мои концертные костюмы скорей выставляют на показ тело, а не скрывают его. Брэнса чуть удар не хватил, когда он понял причину нашего с братом странного поведения. Но кроме плотно сжатых губ и качания головой он больше ничего не сделал. Вначале.

С каждым днем проведенным рядом с ним я чувствовала, как Ян становится равнодушней. Пока однажды он просто не явился на концерт, который мы с Богданом должны были вести. Нет, Ян не забросил нас, наоборот, наша популярность росла, фанаты даже вынудили Богдана увеличить охрану. А я наконец могла с гордостью сказать, что теперь наша пара стала входить в десятку самых высокооплачиваемых певцов страны. Хотя, нам и пришлось отменить тур из-за моей беременности, это никак не отразилось на работе.

— О чем задумалась, солнышко? — незаметно подкрался ко мне Дан и приобняв со спины положил руки на уже сильно выпирающий животик.

Уже вечер, как я не заметила? Так сильно задумалась? Наверное. Дома я часто ухожу в себя, видимо обстановка располагает. Мне очень спокойно, здесь, рядом нет никого, кто бы осуждающе покачал головой. Ведь СМИ почти сразу распустили совершенно правдивый слух, что мы с братом скоро станем родителями. И наша скандальность после этой новости возросла до небес.

— Да так, просто, вспоминаю сколько времени прошло с момента, как мы узнали, что станем родителями — улыбнулась я.

— Ты жалеешь? — он часто задает этот вопрос, но каждый раз ждет другого ответа.

— Да, но вместе с тем, я рада, что во мне растет жизнь.

— Лили, он…

— Это — она, девочка — перебила я брата.

— Откуда ты знаешь? — удивился Дан.

— Ходила на УЗИ вчера, пол определили, у нас будет девочка.

Последнее время мне все меньше хотелось, чтобы Дан посещал со мной врача. Я знала, что эта женщина если и осуждает нас, то делает это только в душе, благо за те деньги, что платились ей, лучше молчать. Но мне было не по себе, когда Богдан начинал выспрашивать подробности и консультироваться у нее. Хватит того, что никаких патологий и заболеваний не было выявлено.

— И мне не сказала?! — радостно, но с легкой обидой произнес Бог, крепче прижимая меня к себе.

— Я хотела сделать сюрприз, но не сдержалась — повернулась я лицом к Дану и заглянула в его счастливые глаза.

— У тебя получилось, я так рад! Девочка… Наша девочка! — все еще не мог отойти от новости Дан.

Его губы нежно коснулись моей щеки, руки успокаивающе погладили по спине. Как же мне стало не хватать его ласк. Богдан хоть и проявлял заботу обо мне, но теперь, когда уже ничего нельзя было изменить, перестал вести себя как мужчина со мной. Но сейчас уже поздно, мы столько натворили, что возвращаться к прежним отношениям бессмысленно. И он, как и я, понимает это, но пока не может решиться. А я устала ждать, когда Богдан прекратит мучить нас обоих.

— Бог, поцелуй меня — набравшись смелости, произнесла я.

— Лили, я и так, целую тебя — понимая о чем я, все же попытался уйти от ответа Дан.

— Тогда, я сама…

Мои губы коснулись его, я легко провела ими по кончику губ Дана. Этого было достаточно. Богдан, словно изголодавшийся зверь, накинулся на меня. Его поцелуй был до безобразия жаден, страстен и… невероятно сладок. Мы словно раньше и не целовались, словно, все то время, когда он делал мне больно и когда я упорно сопротивлялась ему — ушло, пропало, исчезло и утонуло на дне памяти, внутри нас. Мы узнавали друг друга снова, с чистого листа и все, что было тогда осталось в глубоком кратере, который когда разрушил нашу планету, но сейчас в нас снова что-то цвело…

— Достаточно! Лили, прости, но пока, достаточно — резко отстранился от меня Дан.

— Я… Да, извини — потеряно произнесла я, не в силах справится с эмоциями, что сейчас обуревали меня.

Как же это глупо! О чем я вообще думаю?! Как могу поступать подобным образом? И после, винить во всем Дана? Я — дура! Полная и совершенная дура. Невольно пальцы тронули губы, я с силой провела ладонью по ним. Стараясь стереть столь привлекательное чувство, боясь, что снова не сдержусь и потянусь к Дану. Брат наблюдавший за мной усмехнулся:

— Вот видишь, тебе определенно не стоит меня провоцировать.

— Ты о чем? — не поняла я.

— О том, что даже после поцелуя инициатором, которого являешься ты сама Лили, сейчас ты только и можешь, то брезгливо вытирать губы и думать, насколько низко мы пали.

— Это не так… Я вовсе не…

— Перестань! Я не хочу ссориться, просто, прекрати делать все эти вещи, остановись наконец! Не надо разрушать то, что нам с таким трудом удалось построить — не желая слушать меня, покачал головой Дан.

Я промолчала, все мои оправдания бесполезны, все это в целом бесполезно. Мы не сможем понять друг друга, по крайней мере сейчас. Что бы я сказала, что бы не сделала, он поймет не так, не правильно. А я не могу бороться с человеком, которого люблю. Мне стоит отступить и не пытаться совершить невозможное — заставить Богдана верить, что люблю его именно так, как он того хочет, ведь он сам убедил себя, что не столько любит меня, сколько хочет, чтобы я всегда принадлежала только ему. Он сам загнал себя в угол. Сначала боясь потерять меня — заключил в стальные узы, крепче любых цепей, а потом опасаясь, что слишком сильно сдавил их — ослабил. И теперь я, как тот голубь, что сидит на одной чаше весов, когда второй находится в клетке на другой чаше, а под весами — бездонный океан, и если первый улетит, второй умрет. Жить без свободы, только потому, что за свою свободу придется платить чьей-то жизнью.