Одна сорок шестая

Шерлок Холмс

Вопреки первому впечатлению, я довольно часто ощущаю недостаточность своего интеллекта. Но давно это чувство не накатывало на меня с такой всесокрушающей силой, как тем вечером, на полу заброшенной клиники, когда я обкладывала торчащий в спине Уотсона нож складками своего шарфа, пытаясь не вогнать еще глубже.

Иными словами, давно я не чувствовала себя такой дурой.

Он знал о моем тайнике! Откуда?

Я была на восемьдесят процентов уверена, что даже Майкрофт не в курсе — просто потому, что он едва ли интересуется такими мелочами.

Знал об одном, значит, мог знать о других. Знал о других — значит…

Никогда еще мне с такой острой силой не хотелось, чтобы кто-то жил. Когда я набирала три девятки одной рукой (потом Лестрейду, если он еще не едет сюда), меня лихорадило не от холода или страха, что Уотсон умрет у меня на руках (хотя это было бы неприятно) — меня трясло от предчувствия тайны, которую даже Майкрофт не мог бы мне подарить.

И тогда я сказала ему, что ему нельзя умирать.

Лестрейд приехал первым, но без скорой. Скорые принеслись вторыми.

Бесконечные десять минут, когда я безуспешно пыталась герметизировать рану шарфом (сюда бы целлофановую пленку, но ничего лучше пакетиков для улик у меня не нашлось), следить за тем, чтобы не очнулся ни один из Хоупов (сын! как я могла не подумать о сыне, ну конечно, он инженер-электрик по профессии; и проблемы с агрессией — именно поэтому он при такой денежной специальности оказался на мели), а еще терпеть вой и всхлипы Филмора, который никак не мог порвать скотч руками и требовал, чтобы я ему помогла. Я его просто игнорировала.

Уотсон дышал тяжело, и то ли постоянно терял сознание, то ли в целом не соображал — бормотал обрывки матерных фраз на пушту, один или два раза позвал меня по имени (Шерлок)… Штришок к портрету.

Когда приехали врачи и забрали его, я даже не сделала попытки ехать с ним в госпиталь. Не позволила я и отвезти меня отдельно, хотя шоковое одеяло приняла с благодарностью: с волос все еще текло, а от запаха стоячей воды мутило.

Ванну Хоупы набрали, конечно, чтобы обмыть тела и избавить их, таким образом, от следов. Кинодетективы — зло.

— Шерлок, ты с нами в участок? — спросил Лестрейд, с тревогой переводя взгляд со скорой на меня.

Лестрейд оказался в не менее сложном положении, чем я: теперь, когда Уотсон, можно сказать, закрыл меня своим телом, стало окончательно непонятно, как к нему относиться. Однако, в отличие от меня, Лестрейд свою растерянность демонстрировал открыто.

— Завтра с утра, — резко ответила я. — Или приезжай в госпиталь к Уотсону. Через час.

— Он сможет говорить?

— Нет. Я там буду. Через час.

На самом деле, скорее, через полтора: мне ведь нужно еще заехать на станцию метро. Но Лестрейд все равно раньше, чем через два, не освободится. Да и наши с Уотсоном показания второстепенны, раз у него есть убийца и его сообщник.

— А, — сказал Лестрейд. — Ясно.

Добавил:

— Сигарету будешь?

Я не стала констатировать, что вновь оказалась права: Лестрейд и трех дней не продержался.

— Твоя обычная отрава?

— В точку.

— Давай.

В конце концов, я тоже собиралась бросать курить.

Тайник действительно оказался не пуст, что было крайне печально — это означало, что ни одним из десятка своих запасников я пользоваться больше не смогу.

А с другой стороны, загадка становилась еще интереснее.

По весу и форме свертка было ясно, что внутри — кобура с оружием, телефон и какие-то документы. Осмотреть все это на станции метро не представлялось возможным, поэтому я поехала сразу в госпиталь и воспользовалась станцией для пеленания младенцев в женском туалете: там есть откидной столик, на котором можно разложить добычу.

К счастью, по позднему времени дам, желающих воспользоваться этим кабинетом по назначению, не нашлось, и я оказалась предоставлена самой себе.

В свертке оказались: ламинированная карточка военного удостоверения (капитан Уотсон, как и следовало ожидать), две кредитные карточки. Одна (платиновая «Мастер-Кард» на имя Майкрофта Холмса) чуть было не заставила меня грязно выругаться: и после этого братец пытается меня убедить, что не знает Уотсона?! Да за кого он меня держит?!

Вторая… вторая чуть было не заставила меня протереть глаза.

Она была выпущена тем же банком, каким пользуюсь я, и не отличалась дизайном от моей. Но на лицевой стороне значилось имя «Шерлок Холмс».

На моей собственной карточке, конечно же, написано «Вирджиния Холмс». Вирджиния — мое второе имя, его указывать допустимо, а прозвище — нет.

Оставив все попытки придерживаться методичности, я набросилась на оставшиеся улики.

ЗИГ-зауер. Армейского образца, но со спиленным номером. Нелегальный, конечно же. Старенький, пятого года выпуска, но хорошо ухоженный и, очевидно, периодически пускаемый в дело. Интересно, но объяснимо.

Сотовый — куда интереснее пистолета. Раньше, несомненно, принадлежал брату Уотсона… нет, сестре: согласно личному делу, у него осталась единственная родственница — сестра Гарриет. Исцарапанная «Нокия», модель полугодовой давности. Что же эта Гарриет с ней делала, чтобы так износить за недолгий срок? Судя по всему, носила в кармане с ключами, капала кислотой, набирала неадекватное количество СМС (кажется, больше, чем я!), один раз роняла в воду и высушила рисом. Интересная личность, хоть и пьяница.

Телефон оказался разряжен, но в свертке нашлось зарядное устройство, а в туалете — розетка. Грузился, правда, телефон неоправданно долго. Память — довольно много песен (не разбираюсь в современной музыке, но пара популярных названий мелькнула), какие-то игры, заметки, аудиозаписи… Довольно часто Уотсон использовал телефон вместо диктофона, но слушать — потом. Некогда. Фотографии. Любопытная коллекция на первый взгляд совершенно случайных грязных луж и кирпичных стен. Время от времени в кадр попадала какая-нибудь оторванная рука, нога, документ или и вовсе странный фрагмент, вроде лампы.

В памяти моей Блэкберри можно найти почти то же самое. До еженедельной чистки, разумеется.

На снимках иного рода фигурировало несколько разнообразных, умеренно интересных женщин в возрасте от тридцати до сорока, в интерьерах кафе или в парках — видимо, фотографии со свиданий. Странно: Уотсон, вроде, состоял в моногамных отношениях? По крайней мере, не опроверг мой вывод.

Но почти сразу все объяснилось: на двух или трех снимках я без труда опознала того загадочного похожего на меня субъекта, что, по-видимому, и подарил Уотсону его слишком дорогие часы.

И не так уж он был на меня похож. Возможно, глаза — на одном кадре он был снят довольно близко. Но и только. Эта лошадиная физиономия не выдерживала никакого сравнения с моим лицом. Ни малейшего.

А вот пальто почти такое же. Плагиатор.

Нет, не плагиатор. Двойник.

Руки у меня похолодели, по телу пробежал озноб — одна из фотографий была проштампована маем 2012 г. И не похоже, чтобы у этого телефона были проблемы с датировкой: основной дисплей исправно отразил мне текущее время и погоду в Лондоне. Будь проклята связь через спутник и автоматическое обновление данных! Я бы хотела поглядеть, что за дата стояла тут при прошлом включении.

Отставив волнение в сторону, я торопливо пролистала СМС. При виде самого первого (хронологически) я, кажется, все-таки не удержалась от постыдного вздоха изумления: точно такое же, про зеленую лестницу, я отправила Лестрейду не далее как неделю назад с телефона Молли Хупер.

Подделка? Чей-то невероятно сложный розыгрыш?

В раздумье я отложила телефон в сторону, решив тщательнее изучить его позже, когда немного успокоюсь. В женском туалете горел ровный голубоватый свет, и мне было ясно как день, что столиком для пеленания пользовались после последнего мытья три раза, что одна из матерей страдала диабетом, что…

Я оборвала саму себя и потянулась к последнему объекту в упаковке — грошовому сувенирному блокноту с пол-ладони размером и видом Лондонского ока на обложке. Куплен сегодня или вчера, кажется… да, вполне вероятно, что на автобусной остановке Мэрилебоун: буквально пару дней назад я видела там такие на стенде торговца журналами и открытками. Возможно, до того, как явиться в Ярд, Уотсон бродил в окрестностях Бейкер-стрит?

Блокнот был пуст и свеж, если не считать написанной неразборчивым почерком записки на первой странице.