Одним пальцем

5

— Да, — сказал Нэш, — Агнес знала, кто писал эти письма.

— Но почему же она никому не сказала?.. — я угрюмо замолчал.

— Как мне кажется, — заговорил снова Нэш, — девушка не поняла, что, собственно, она видела. По крайней мере сначала. Кто-то бросил письмо в ящик.., но этот кто-то был человеком, которого она и во сне не связывала с анонимками. Кто-то, кого она никогда бы не заподозрила. Однако, чем больше она думала, тем больше ее охватывало беспокойство. Посоветоваться с кем-нибудь? Ей пришла в голову мисс Партридж, которая, насколько я могу судить, была для Агнес в своем роде авторитетом и которой бы она без колебаний поверила. Вот она и решила спросить у мисс Партридж, что делать.

— Да, — сказал я задумчиво, — тут все сходится. А автор анонимок каким-то загадочным образом узнал об этом. Но как, как он мог об этом узнать, инспектор?

— Вы плохо знаете деревню, мистер Бертон. Здесь все новости расходятся с быстротой молнии. Прежде всего ее телефонный звонок. Кто у вас в доме мог его слышать?

Я задумался.

— Трубку взял я сам, а потом позвал мисс Партридж.

— Вы упомянули имя Агнес.

— Да, было дело.

— Вас кто-нибудь слышал?

— Могла услышать сестра или мисс Гриффит.

— Гм, мисс Гриффит. Что она у вас делала?

Я объяснил ему.

— От вас она пошла домой?

— Сначала хотела зайти еще к мистеру Паю.

Инспектор вздохнул.

— Вот вам уже два пути, по которым мог разойтись слух.

Я ушам своим не верил.

— Но ведь не думаете же вы, что мисс Гриффит или мистер Пай стали бы кому-то рассказывать о такой ерунде, как то, что Агнес звонила мисс Партридж?

— Это в городке было бы не впервой. Вы бы поглядели! Мозоль появится на ноге у мамаши здешнего портного, и об этом все узнают. А разве на этом конец? Мисс Холланд, Роза — они ведь тоже могли слышать, как Агнес разговаривает по телефону. А потом еще Фред Рендел. От него ведь тоже кто угодно мог узнать, что в этот день Агнес вернулась домой.

Меня охватил легкий озноб. Я как раз смотрел в окно. Прямо напротив лежал аккуратный газон и тянулась тропинка к невысоким красивым воротам.

Кто-то открыл ворота, спокойно, не спеша прошел к дому и бросил в ящик письмо. В душе я видел смутные очертания женской фигуры. Лица у нее не было — но это должно было быть знакомое мне лицо…

Инспектор Нэш сказал:

— Так или иначе, круг подозреваемых сужается. Рано или поздно мы дойдем до преступника. Методом непрерывного исключения. Теперь уж не так много людей, которых надо принимать во внимание.

— Вы считаете…

— Это исключает всех служащих, которые в тот день были на работе. Исключает заведующую школой — у нее были уроки. Медицинскую сестру — я знаю, где она была вчера. Не то чтобы я всех их подозревал, но теперь у нас есть уверенность. Видите, мистер Бертон, есть два интервала времени, на которых мы и сосредоточим усилия. День смерти миссис Симмингтон, от, скажем, четверти четвертого (раньше Агнес после ссоры со своим приятелем вернуться не могла) и до четырех, когда пришла почта (но это я еще уточню, поговорив с почтальоном). И вчера с двух часов пятидесяти минут, когда Миген Хантер вышла из дому, и до половины четвертого.., даже, пожалуй, до четверти четвертого, потому что Агнес еще не начала переодеваться.

— А что, по-вашему, произошло вчера?

Нэш сделал неопределенный жест.

— По-моему? По-моему, некая дама подошла к парадному и позвонила, совершенно спокойно и с улыбкой, обычный визит… Может быть, спросила мисс Холланд или мисс Миген, а может, принесла какой-нибудь сверток. Как бы то ни было, Агнес повернулась, чтобы взять поднос для визитных карточек или отнести сверток, и в этот момент наша гостья ударила сзади по ее ничего не подозревающей головке.

— А чем?

— Здешние дамы, — ответил Нэш, — носят довольно большие сумочки. Трудно сказать, чего в них может не быть.

— А потом нанесла еще один удар и запихнула ее в чулан? Не слишком ли большое усилие для женщины?

Нэш посмотрел на меня с довольно своеобразным выражением лица.

— Женщина, которую мы ищем, ненормальна — абсолютно ненормальна, — а при психических расстройствах больные часто проявляют невероятную физическую силу. К тому же Агнес не была крупной девушкой! — он замолчал, а потом спросил:

— Что толкнуло мисс Миген искать Агнес в этом чулане?

— Только инстинкт, — ответил я, а затем спросил в свою очередь:

— Зачем эта женщина спрятала труп? Какую это имело цель?

— Чем позже был бы найден труп, тем труднее установить точное время убийства. Если бы, например, мисс Холланд наткнулась на труп сразу же, когда вернулась домой, доктор мог бы установить время смерти с точностью минут до десяти — а это могло быть опасно для нашей гостьи.

Я нахмурился:

— Но, если Агнес подозревала эту женщину…

— Не подозревала, — перебил меня Нэш. — Так далеко она не заходила. Скажем, ей то, что она видела, показалось «чудным». Соображала она не очень быстро, и у нее было лишь неясное ощущение, что что-то не в порядке. Наверняка она не подозревала, что стоит перед женщиной, способной на убийство.

— А вам подобная мысль приходила в голову? — спросил я.

Нэш покачал головой и проговорил с нажимом:

— А мне-то следовало об этом подумать. Понимаете, это самоубийство напугало ее, довело до паники. А от страха, мистер Бертон, человек способен на что угодно. Да, страх. Это мы должны были предвидеть. Страх.., в мозгу ненормального человека…

— Видите ли, — сказал инспектор, и слова его бросили на все какой-то особый, жуткий свет, — мы имеем тут дело с человеком, которого люди уважают и высоко ценят, с человеком, принадлежащим к лучшему обществу.

Затем Нэш заявил, что пойдет еще разок поговорить с Розой. Я немного робко спросил: нельзя ли и мне пойти вместе с ним. К моему удивлению он от всего сердца ответил:

— Рад буду, если это можно так назвать, сотрудничать с вами, мистер Бертон.

— Звучит подозрительно! — сказал я. — Когда в книжках детектив приветствует чью-то помощь, это обычно и бывает убийца.

Нэш коротко рассмеялся.

— Вы не из того типа людей, которые пишут анонимки, мистер Бертон, — ответил он и добавил:

— Честно говоря, вы можете быть нам полезны.

— С удовольствием, хоть и не знаю чем.

— Вы здесь чужой, у вас нет предвзятого мнения о здешних людях. И в то же время у вас есть возможность узнать кое-что путем, так сказать, светских бесед.

— Убийца принадлежит к хорошему обществу, — пробормотал я.

— Вот именно.

— Значит, я должен искать в своем кругу?

— Имеете что-нибудь против?

Я задумался.

— Нет, — ответил я наконец, — честно говоря, не имею. Если это сумасшедшая, которая довела до самоубийства беззащитную женщину и размозжила голову несчастной служанке, я ничего не имею против пусть даже неприятной работы, лишь бы отправить ее за решетку.

— Разумно, сэр. Разрешите только сказать вам, что особа, которую мы ищем, опасна. Опасна, как гремучая змея, кобра и гадюка, вместе взятые.

У меня мороз прошел по коже. Я сказал:

— Надо полагать, нам нужно спешить?

— Разумеется. Не думайте, что мы бездельничали. Что нет, то нет. Мы работали и шли по нескольким следам одновременно, — угрюмо проговорил Нэш.

Я представил себе тонкую, широко раскинутую паутину…

Нэш хотел выслушать Розу еще раз, потому что, как он сказал мне, ее рассказ и так уже имел две версии, а чем больше этих версий будет, тем больше вероятность, что там окажется и пара зернышек правды.

Мы застали Розу, когда она мыла посуду после завтрака, но она мгновенно оставила это занятие, закатила глаза, прижала руку к сердцу и заявила, что сейчас она совершенно ни на что не способна.

Нэш был терпелив, но непреклонен. Сначала он успокаивал ее, потом заговорил резким тоном, а потом пользовался обоими методами попеременно.

Роза не без удовольствия рассказала во всех деталях, как на прошлой неделе Агнес ходила, трясясь от страха, и шептала: «Ни о чем меня не спрашивай!» — когда Роза пыталась добиться, в чем дело. — Если бы она сказала, это и моя смерть была бы! — закончила Роза и снова обратила очи к небу.

— Агнес никак не намекала, что ее беспокоит?

— Нет, говорила только, что боится за свою жизнь. Инспектор Нэш вздохнул и взялся за дело с другого конца: начал дотошно расспрашивать, что делала сама Роза вчера во второй половине дня.

Вкратце слова Розы сводились к тому, что она села на автобус, уходящий в 14.30, провела вечер у своих родственников и вернулась автобусом, отъезжающим из Нетер Микфорд в 20.40. Все это было приукрашено исключительно дурным предчувствием, весь вечер преследовавшим Розу, комментариями ее сестры на сей счет и сообщением, что она была не в силах проглотить даже кусочек тминной булочки.

Из кухни мы прошли к Элси Холланд, проверявшей уроки у детей.

Элси была, как всегда, приветлива и готова пойти навстречу. Поднявшись с места, она сказала ребятам:

— Ну, Колин, сложите вместе с Брайеном вот эти три столбца, а когда я вернусь, скажете мне результат. — И провела нас в детскую спальню.

— Здесь вас устраивает? Мне кажется, лучше не говорить ни о чем при детях.

— Спасибо, мисс Холланд. Скажите одно только: вы абсолютно уверены, что Агнес никогда не упоминала вам о том, что ее беспокоит — после смерти миссис Симмингтон, я имею в виду?

— Нет, не упоминала. Знаете, это была очень спокойная девушка, не любившая слишком много болтать языком.

— В отличие от кухарки, а?

— Да, у Розы язык, как на шарнирах. Иногда приходится напоминать ей, чтобы она занималась своими делами.

— Ну, а теперь расскажите нам поподробнее все, что было здесь вчера во второй половине дня, хорошо? Все, что только сможете припомнить.

— Значит так.., пообедали мы, как обычно, в час дня и довольно быстро. Я не разрешаю мальчикам копаться за едой. Так! Мистер Симмингтон пошел снова в контору, а я помогла Агнес приготовить стол к ужину… Мальчики побегали по саду, пока я не была готова и не пошла с ними на прогулку.

— Куда вы направились?

— К речке, по полевой дороге — ребята хотели немного порыбачить. Я забыла дома приманку и пришлось вернуться за нею.

— В котором это было часу?

— Сейчас, сейчас... мы вышли что-нибудь минут без двадцати три — примерно так. Миген хотела пойти с нами, а потом передумала и поехала на велосипеде. Она сейчас его прямо из рук не выпускает.

— Я имел в виду: который час был, когда вы вернулись за приманкой? Вы вошли в дом?

— Нет, приманка стояла в баночке во дворе. А который час был, я точно не знаю — думаю, что без десяти три, а может, на пару минут больше или меньше.

— Вы видели Миген или Агнес?

— Миген, я думаю, уже уехала, и Агнес я тоже не видела. Никого не видела.

— Потом вы пошли на рыбалку?

— Да, вдоль речки. Поймать мы ничего не поймали — там вообще редко что попадается, но ребятам это нравится. Брайен набегался так, что мне пришлось чуть не на руках его тащить домой.

— По средам вы всегда сами готовите чай?

— Да. Для мистера Симмингтона все уже приготовлено в гостиной, и, когда он приходит, мне остается только налить ему чай. Я пью чай вместе с детьми у них в комнате — Миген, разумеется, тоже с нами. У нас наверху есть и чашки и все, что нужно.

— В котором часу вы вернулись?

— Без десяти пять. Я отвела ребят наверх и начала разливать чай. В пять пришел мистер Симмингтон и я спустилась вниз, чтобы приготовить чай и ему, но он сказал, что выпьет вместе с нами. Мальчики были так рады! Потом мы играли в дурачка. Так ужасно, когда думаешь об этом сейчас, — ведь бедная Агнес лежала все это время в чулане под лестницей.

— Этим чуланом часто пользуются?

— О нет, там складывают только разный хлам. Шляпы и пальто висят в стенном шкафу — справа от дверей, когда войдете. В тот чулан месяцами, пожалуй, никто не заглядывает.

— Ясно. Вернувшись, вы не заметили ничего необычного, отклоняющегося от нормы?

Элси широко раскрыла свои голубые глаза.

— О нет, инспектор, ничего. Все было, как всегда. Вот это-то и ужасно.

— А неделю назад?

— Вы имеете в виду тот день, когда миссис Симмингтон…

— Да.

— Ох, это было ужасно… ужасно!

— Да, да, я знаю. Тогда вас тоже не было дома?

— О да. Мы с мальчиками после обеда всегда идем на прогулку, если, конечно, хорошая погода, а уроками занимаемся с утра. Тогда мы ходили на вересковое поле и чуть не опоздали домой. Когда мы подходили к воротам, было уже без десяти пять, и я увидела на другом конце улицы мистера Симмингтона, возвращающегося из, конторы — а у меня и вода на чай еще не была поставлена.

— Наверх к миссис Симмингтон вы не пошли?

— Нет, этого я никогда не делала. Она всегда после обеда отдыхала. У нее случались приступы невралгии — чаще всего после еды. Доктор Гриффит прописал ей какие-то порошки. Обычно она ложилась и старалась уснуть.

— Значит, почту наверх ей никто не приносил? — небрежным тоном спросил Нэш.

— Вечернюю почту? Нет. Возвращаясь домой, я всегда заглядываю в ящик и кладу письма на столик в холле. Но миссис Симмингтон часто сама спускалась вниз и вынимала их из ящика. Она ведь не все время спала — обычно около четырех она уже бывала на ногах.

— Вам не показалось, что что-то неладно, когда в тот день она все еще не встала?

— Нет, мне это и в голову не пришло. Мистер Симмингтон как раз вешал пальто в холле, я извинилась перед ним: «Чай еще не готов, но вода уже закипает», он кивнул и позвал: «Мона! Мона!», а когда миссис Симмингтон не ответила, пошел наверх в ее спальню. Для него это должно было быть страшным шоком! Он позвал меня, я прибежала, и он сказал мне: «Уведите детей!», а потом позвонил доктору Гриффиту. Мы совершенно забыли о чайнике — у него даже дно прогорело. Боже, это действительно было ужасно! А ведь еще за обедом она была такой спокойной и веселой!

Неожиданно Нэш спросил:

— А что вы сами думаете о том письме, которое получила миссис Симмингтон?

Элси ответила с возмущением:

— О, по-моему, это была мерзость.., настоящая мерзость!

— Да, конечно, но я не это имею в виду. Была ли в нем какая-то правда?

Ответ Элси прозвучал уверенно:

— «Нет, я не верю в это. Миссис Симмингтон была очень восприимчива.., болезненно восприимчива, ей даже приходилось принимать всякие лекарства от нервов. И у нее были большие.., ну, большие странности. — Элси покраснела, — Такая мерзость должна была быть для нее страшным ударом.

Чуть помолчав, Нэш спросил:

— Вы и сами получали подобные письма, мисс Холланд?

— Нет, не получала.

— Вы уверены? Пожалуйста, — он поднял руку, — не спешите с ответом. Невелика радость получить такое письмо, это я знаю. Люди часто предпочитают отрицать, что это и с ними случилось. Но в данном случае очень важно, чтобы мы знали об этом. Не смущайтесь, нам ведь известно, что все эти письма — сплошная ложь.

— Но я правда не получала таких писем, инспектор. Честное слово! Ничего подобного не было.

Она чуть не плакала, и ее «нет» звучало впрямь убедительно.

Когда Элси снова вернулась к детям, Нэш подошел к окну и, глядя наружу, проговорил:

— Вот тебе и на! Говорит, что не получала никаких анонимок, и похоже, что говорит правду.

— Она не лжет. Уверен, что не лжет.

— Гм, — буркнул Нэш. — Чертовски хотел бы знать, почему она их не получала.

— Это красивая девушка, не так ли?

— Более чем красивая.

— И то верно. Прямо скажем — красавица. К тому же молодая. Для той, кто пишет анонимки, — цель лучше некуда. Почему же именно ее эта женщина пощадила?

Я только пожал плечами.

— Знаете, это любопытно. Надо будет сказать Грейвсу — он ведь спрашивал, знаем ли мы кого-то, определенно не получавшего анонимок.

— Это уже второй человек, — сказал я. — Вспомните, что Эмили Бартон тоже их не получала.

Нэш негромко засмеялся.

— Не всему верьте, что слышите, мистер Бертон. Мисс Эмили получила анонимку — и не одну!

— Откуда вы знаете?

— От ее верного дракона, у которого она сейчас живет, — ее бывшей горничной и кухарки, Флоренс Элфорд. Вот та-то высказала все, что думает! Требовала, чтобы мы живьем содрали кожу с той, кто это пишет, как только поймаем ее.

— Зачем же мисс Эмили утверждала, что не получала никаких писем?

— Да как вам сказать. Особо нежными выражениями эти письма не изобиловали, а мисс Бартон всю жизнь избегала всего грубого и непристойного.

— Что было в ее письме?

— Обычные вещи, в ее случае просто смешные. Помимо всего прочего, обвинение в том, что мисс Эмили отравила мать и большую часть сестер.

Я спросил недоверчиво:

— Надеюсь, вы не считаете, что эта опасная сумасшедшая ходит между нами, а мы так и не поймаем ее на крючок?

— Поймаем, — угрюмо ответил Нэш. — Напишет на одно письмо больше, чем следовало бы.

— Помилуй бог, не хотите же вы сказать, что она будет продолжать свою ядовитую писанину — особенно теперь!

Нэш посмотрел на меня.

— Будет, конечно же, будет. Понимаете, теперь она уже не может перестать, это стало манией. Письма будут приходить и дальше, в этом можете не сомневаться.

Прежде чем уйти от Симмингтонов, я пошел посмотреть, как там Миген. Она была в саду и выглядела уже нормально. Меня она встретила даже довольно весело.

Я предложил ей снова побыть у нас несколько дней, но она, мгновенье поколебавшись, покачала головой.

— Это очень мило с вашей стороны, но я, пожалуй, останусь здесь. В конце концов, это.., ну, это ж мой дом. И я могу немного помочь мальчикам.

— Хорошо, — сказал я, — как хотите.

— Ну, так я лучше останусь дома. А мне можно будет… можно будет…

— Что? — спросил я.

— Если случится что-нибудь плохое, можно будет позвонить вам, чтобы вы пришли?

Меня это тронуло.

— Разумеется. Только что же может случиться плохого?

— Не знаю, — она неуверенно посмотрела на меня. — Здесь все время творится что-то неладное, вам не ка жегся?

— Ну, и хватит уже! — сказал я. — И больше чтоб не смели находить никаких трупов. Совсем неподходящее для вас занятие.

Она мимолетно улыбнулась мне.

— Что нет, то нет. Совсем вышибло меня из седла. Не очень мне хотелось оставлять ее там, но в конце концов, как она и сказала, это был ее дом. К тому же я, предполагал, что Элси Холланд будет теперь чувствовать ответственность и за нее.

Мы с Нэшем отправились в «Розмарин». Пока я рассказывал Джоан о своих утренних переживаниях, Нэш побеседовал с мисс Партридж. Вскоре он присоединился к нам, но лицо его выглядело не слишком довольным.

— Мало толку. Судя по тому, что она говорит, Агнес сказала только, что ее что-то беспокоит, что она не знает, что делать, и хотела бы посоветоваться с мисс Партридж.

— Мисс Партридж об этом кому-нибудь упоминала? — спросила Джоан.

Нэш с досадой кивнул.

— Да, сказала миссис Эмори, вашей уборщице, что-то в том духе, что некоторые девушки просят совета у своих старших знакомых, а не подумают о том, что могли бы и сами решить свои проблемы! Ну, и о том, что Агнес в общем-то девушка милая и умеет себя вести, хотя пороха, конечно, не выдумает.

— Себя-то мисс Партридж ценит высоко, — пробормотала Джоан. — А миссис Эмори, надо полагать, разнесла это по всему городку?

— Разумеется, мисс Бертон.

— Меня все время удивляет одна вещь, — отозвался я. — Почему автор анонимок включил в число своих адресатов мою сестру и меня? Мы здесь чужие — никто не мог питать против нас зла.

— Вы не учитываете склад ума таких людей: будь то Петр или Павел — им все мешают. Можно сказать, что их ненависть обращена против всего человечества.

— По-моему, — заметила Джоан, — именно это имела в виду и миссис Калтроп.

Нэш вопросительно посмотрел на нее, но Джоан не стала подробнее объяснять свои слова, и он заговорил дальше:

— Не знаю, мисс Бертон, хорошо ли вы присмотрелись к конверту, в котором пришла анонимка к вам. Если да, вы, быть может, заметили, что первоначально он был адресован мисс Бартон, а потом «а» было перебито на «е».

Если бы мы еще тогда сумели правильно объяснить это обстоятельство, у нас был бы ключ ко всей загадке. Но никто из нас не приписал ему особого значения.

Нэш ушел, и мы с Джоан остались одни. Она сразу же спросила:

— Ты не думаешь, что мое письмо было и впрямь предназначено для мисс Эмили?

— Вряд ли оно бы тогда начиналось: «Ты, крашеная стерва», — возразил я, и Джоан не могла со мной не согласиться.

Потом она предложила мне сходить вниз, в городок.

— Послушаешь, что говорят люди. Сегодня вряд ли найдется человек, у которого эта история не была бы на языке.

Я пригласил было ее пойти вместе, но, к моему удивлению, Джоан отказалась. Сказала, что пойдет в сад и поищет там чего-нибудь вкусненького. Я остановился в дверях и сказал, понизив голос:

— Надеюсь, мисс Партридж не имеет ничего общего с этими письмами.

— Мисс Партридж?

В голосе Джоан звучало такое изумление, что мне стало стыдно. Я продолжал извиняющимся тоном:

— Так просто стукнуло в голову. Все-таки она немножко брюзга.., и вообще со странностями.., у таких людей случается религиозная мания.

— Но при чем тут религиозная мания?.. Грейвс, по твоим же словам, утверждает совсем другое.

— Ну ладно, сексуальная мания. Насколько я понимаю, они ходят рука об руку. Мисс Партридж — женщина с подавленными инстинктами, ограниченная условностями, да еще целые годы провела тут с массой старух.

— Что тебя навело на такую мысль?

— Послушай, — проговорил я медленно, — о том, что ей сказала Агнес, мы знаем только от самой же мисс Партридж. А что, если Агнес спросила, почему это мисс Партридж неделю назад приносила им письмо, и та ответила, что зайдет к ней после обеда и все объяснит

— А потом, чтобы затереть следы, пришла к нам и попросила разрешения пригласить девушку?

— Да.

— Но ведь мисс Партридж вчера никуда не уходила.

— Этого ты не знаешь. Вспомни — нас ведь не было дома.

— Да, правда. В общем-то, это возможно, — Джоан, судя по всему, со всех сторон обмозговывала мою идею, — и все же не думаю, что так оно и было на самом деле. Не верится мне, что мисс Партридж сумела так ловко замести следы: не оставить отпечатков пальцев и все такое прочее. Тут уже одной хитрости недостаточно — нужны и знания. Вряд ли они у нее есть. Послушай… — Джоан чуть поколебалась и негромко спросила:

— Они абсолютно уверены, что за всем этим кроется женщина?

— Не думаешь же ты, что мужчина? — воскликнул я недоверчиво.

— Нет.., необычный мужчина.., мужчина особого сорта. Конкретно я имею в виду мистера Пая.

— Значит, ты решила остановиться на Пае?

— А тебе не кажется, что такая возможность существует? Он принадлежит к типу людей, которые могут чувствовать себя одинокими.., и несчастными.., и озлобленными. Над ним ведь чуть не все подсмеиваются. Разве не может быть, что он втайне ненавидит всех нормальных, счастливых людей и получает извращенное, «артистическое» удовольствие от того, что делает?

— Грейвс сказал, что автор — не лишенное странностей существо средних лет.

— Мистер Пай и есть не лишенное странностей существо средних лет.

— Чудовищно, — медленно проговорил я.

— Согласна, ну и что? Он богат, но деньги не дают ему радости, и я чувствую, что он, очень даже может быть, душевно неуравновешен. Честное слово, он пугает меня.

— Но вспомни: он ведь тоже получил анонимку.

— Этого мы не знаем, — заметила Джоан, — мы только думали, что это так. В конце концов, это могло быть сценкой.

— Для нас?

— Да. Он достаточно хитер, чтобы такая идея могла прийти ему в голову.., и чтобы не переиграть.

— Тогда он должен быть первоклассным артистом.

— Конечно, Джерри, но, кто бы там ни был этот человек, он должен быть первоклассным артистом. В этом и частица его радости.

— Ради бога, Джоан, не говори так, словно.., словно ты понимаешь это чудовище.

— Мне кажется, понимаю. Я способна вчувствоваться — даже в такого человека. Если бы я не была Джоан Бертон, не была молода и довольно привлекательна, не имела возможности развлекаться, если бы я — как это выразить? — была выброшена из жизни и только со стороны присматривалась, как ей радуются другие, — кто знает, может, и во мне поднялась бы злая, черная волна и сделала из меня человека, стремящегося ранить, мучить, а то и уничтожать?

— Джоан! — Я схватил ее за плечи и сильно встряхнул. Она чуть вздохнула, провела рукой по волосам и улыбнулась мне.

— Напугала тебя, Джерри? И все же мне кажется — именно так и надо делать. Надо знать, что чувствует такой человек, какие побуждения толкают его, и тогда — только тогда можно будет догадаться, как он поступит.

— Ой-ой-ой! — сказал я. — А я-то приехал сюда приятно провести время и развлекаться невинными провинциальными скандальчиками! Невинные провинциальные скандальчики! Мерзкие оскорбления, клевета и убийство!

Джоан, разумеется, была права. На Хай-стрит было полно группок людей, оживленно обсуждавших последние события. Я решил выяснить, кто как реагирует.

Оуэна Гриффита я встретил сразу же. Выглядел он больным и страшно измученным. Я даже слегка удивился этому. Конечно, убийство и для врача вещь не слишком обычная, но профессия приучает его спокойно смотреть на страдания, темные стороны человеческой натуры и смерть.

— Что-то вы неважно выглядите, — сказал я.

— Да? — Он смутился. — В последние дни была пара трудных случаев.

— Включая деятельность этой сумасшедшей анонимщицы?

— Само собою, — он отвел от меня взгляд и засмотрелся через улицу. Я увидел, как у него нервно подергивается веко.

— Есть подозрения — кто бы это мог быть?

— Нет, никаких. А хотел бы иметь их.

Внезапно он спросил, что поделывает Джоан, и неуверенно добавил, что у него есть пара фотографий, которые она хотела видеть. Я предложил взять их и передать Джоан.

— Не стоит. После обеда я как раз буду проезжать мимо вас.

Во мне укрепилось неприятное подозрение, что Джоан успела вскружить голову Гриффиту. Чертова сестричка! Слишком он хороший парень, чтобы его скальп висел у нее на поясе!

Я не стал его задерживать, потому что увидел приближающуюся Эме, а на сей раз мне хотелось поговорить с нею.

Эме начала, словно продолжая только что прерванный разговор.

— Потрясающе! — загремела она. — Я слыхала, что вы были там.., прямо с самого утра?

Слова ее явно звучали как вопрос, а когда она произносила «с самого утра», глаза ее прямо засверкали. Мне и в голову не пришло объяснить ей, что меня вызвала по телефону Миген. Вместо этого я сказал:

— Понимаете, вчера вечером меня беспокоило то, что Агнес должна была прийти на чай в «Розмарин» и не пришла.

— И вы сразу почуяли беду? Удивляюсь вашей сообразительности!

— Да, я оказался почище полицейской овчарки.

— В Лимстоке это первое убийство на людской памяти. Возмущение невероятное! Надеюсь, полиция быстро сумеет справиться с делом.

— Ни малейших сомнений, — кивнул я, — кадры у их здесь великолепные.

— Совершенно не могу припомнить, как выглядела эта девушка, хотя она, наверняка, раз двадцать открывала мне дверь у Симмингтонов. Какое-то спокойное, незаметное создание. Оуэн сказал мне, что ее ударили сначала в затылок, а потом вертелом в висок. По-моему, это работа ее поклонника. Как вы полагаете?

— Вы серьезно думаете, что это он?

— Мне это кажется крайне правдоподобным. Должно быть, повздорили, а в наших местах у людей горячая кровь к тому же у многих с неважной наследственностью. — Она помолчала и заговорила вновь:

— Говорят, тело нашла Миген Хантер. Для нее это должно было быть страшным потрясением.

Я довольно строго заметил:

— И было.

— Приятного тут мало — это я могу себе представить. А что касается нервов, они у нее, на мой взгляд, и так неважные, а это могло еще добавить.

Я внезапно решился. Мне нужно было получить уверенность.

— Скажите, мисс Гриффит, это вы уговорили вчера Миген вернуться домой?

— Ну, «уговорила» это слишком сильно сказано.

— Но что-то в этом смысле вы ей говорили? — продолжал я наступление.

Эме Гриффит посмотрела мне в глаза и, став в защитную стойку, ответила:

— Ни к чему это — если, конечно, она хочет честно выполнить свой долг. Она молода и не знает, что дает повод к лишним сплетням, и я сочла своим долгом дать ей это понять.

— Сплетням? — взорвался я, потому что это меня здорово задело и спокойно продолжать я уже не мог.

Эме, однако, вела свое с характерной для нее самоуверенностью:

— До ваших ушей все эти здешние сплетни не доходят. До моих — доходят. Я знаю, что говорят люди. Разумеется, я и на мгновенье не поверю, что в этом что-то есть — даже на мгновение! Но вы же знаете людей — уж если они могут плеснуть на кого-то грязью, то обязательно плеснут! А для девушки, которой приходится самой зарабатывать себе на жизнь, это немаловажно!

— Зарабатывать себе на жизнь? — удивленно спросил я.

Эме продолжала:

— Ситуация для нее, разумеется, нелегкая, но я думаю, что она вела себя совершенно правильно. Не могла же она взять расчет и бросить детей без присмотра. Она была великолепна — просто великолепна. Это я каждому готова сказать! Но положение у нее щекотливое, и косточки перемывать ей люди будут!

— О ком вы это говорите? — спросил я.

— Об Элси Холланд, о ком же еще, — нетерпеливо ответила Эме — На мой взгляд, это милая, заботливая девушка, и она только выполняла свой долг.

— А что же о ней говорят?

Эме Гриффит засмеялась Мне ее смех показался довольно неприятным:

— Говорят, что она подумывает уже, как бы стать преемницей миссис Симмингтон

Что она так и трясется, как бы это стать в доме незаменимой и утешить вдовца.

— Но, — сказал я с ужасом, — ведь миссис Симмингтон всего неделю назад как умерла

Эме пожала плечами.

— Конечно же Это абсурд, но вы же знаете людей! Эта Холланд молода и привлекательна — и им этого достаточно! К тому же быть гувернанткой — не такое уж счастье для девушки! Не вижу ничего дурного, если и ей хочется иметь свой дом и мужа, танцующего под ее дудочку

— Разумеется, — продолжала она, — Дик Симмингтон обо всем этом и понятия не имеет. Он все еще ходит, как с креста снятый, и не пришел в себя после смерти Моны. Но вы же знаете мужчин! Если девушка будет все время рядом с ним, будет заботиться о его удобствах, любить его детей — он к ней привыкнет и не сможет без нее обходиться.

Я проговорил спокойно:

— Стало быть, вы думаете, что Элси Холланд хочет поймать его?

Эме покраснела

— Вовсе нет. Мне просто жаль ее — из-за всех этих разговоров. Вот поэтому-то я и сказала Миген, что ей лучше вернуться домой. Так выглядит приличнее, чем когда Дик Симмингтон один во всем доме с молодой женщиной.

Я начал ее понимать.

Эме засмеялась своим обычным, бодрым смехом.

— Для вас, наверное, неприятный сюрприз, мистер Бертон, когда вы слышите, что думает наш милый, любящий посплетничать городок. Могу вам сказать: тут всегда думают самое худшее!

Она снова засмеялась, кивнула мне и крупными шагами ушла.

С мистером Паем я встретился у церкви. Он разговаривал с Эмили Бартон, раскрасневшейся и сильно взволнованной.

Со мной Пай поздоровался с явным удовольствием:

— Доброе утро, доброе утро, Бертон! Как поживает ваша милая сестрица?

Я уверил его, что Джоан чувствует себя великолепно.

— Но к нашему лимстокскому парламенту решила не присоединяться? Мы все тут прямо вне себя от такой новости. Убийство! Настоящее убийство, как в лондонских вечерних газетах! И притом у нас! К сожалению, это не убийство в великосветском стиле. Убогое, грубое убийство маленькой служаночки. Ничего особенного для истории криминалистики, но неоспоримо — новость.

У мисс Бартон голос дрожал:

— Это ужасно.., воистину ужасно!

Мистер Пай обернулся к ней:

— Но для вас, дорогая моя, это переживание, настоящее переживание. Признайтесь: вы не одобряете это, плачете, но все равно, это сенсация. Ничего не поделаешь, это и есть сенсация!

— Такая милая девочка, — вздохнула Эмили Бар — тон. — Пришла ко мне прямо из приюта святой Клотильды. Ничего не умела даже в руки взять, но слушалась во всем советов и стала девушкой что надо, приятно посмотреть. Мисс Партридж на нее во всем могла положиться.

Я поспешно вставил:

— Вчера вечером она должна была прийти к мисс Партридж на чай, — и, обернувшись к Паю, добавил:

— Полагаю, Эме Гриффит говорила вам об этом.

Сказано это было естественным, разговорным тоном, и Пай ответил без подозрения:

— Да, что-то упоминала об этом. Насколько я помню, говорила, что для нее новость, когда служанки позволяют себе пользоваться телефонами своих хозяев.

— Мисс Партридж и во сне не пришло бы в голову сделать что-то подобное, — взволновалась мисс Эмили, — и странно, что это позволила себе Агнес.

— Это вы отстали, дорогая моя, — сказал Лай. — Мои слуги непрерывно пользуются телефоном, так что крик по всему дому стоит, пока я, конечно, не взорвусь. Но часто я этого себе позволить не могу: Прескотт — изумительный повар, хоть характер у него и нелегкий, а его жена — отличная экономка.

— Это верно, все говорят, что вам повезло с ними.

Я вмешался, не желая допустить, чтобы разговор свелся к обсуждению сравнительных достоинств слуг.

— Слух об убийстве разошелся тут, как молния, — заметил я.

— Что да, то да, — кивнул Пай. — Мясник, пекарь, да нет уже места, где не вели бы об этом разговоров! Ах, беда! Конец Лимстоку! Анонимные письма, убийства, рост преступности!

Мисс Бартон нервно проговорила:

— Но ведь никто же не думает.., никто не считает, что.., что эти вещи могут быть связаны.

Пай подхватил эту мысль:

— Любопытная комбинация фактов. Девушка что-то знала и поэтому ее убили. Да, да, звучит весьма обещающе. Интересно, как это пришло вам в голову!

— Я-я этого не вынесу!

Выкрикнув это, мисс Эмили повернулась и поспешила прочь.

Мистер Пай смотрел ей вслед, и на его лице херувима застыла довольно странная гримаса. Потом он снова обернулся ко мне и слегка покачал головой.

— Чувствительная душа. Очаровательная старушка, не правда ли? Настоящий музейный экспонат. Знаете, она даже не принадлежит к своему поколению, она на поколение старше. Мать у нее была женщиной с железным характером и семью свою держала на уровне 1870 года. Я бы сказал, что они жили, словно под стеклянным колпаком. Я всегда с удовольствием гляжу на так хорошо сохранившиеся памятники прошлого.

Мне не хотелось говорить о музейных экспонатах ни в прямом, ни в переносном смысле.

— А что вы на самом деле обо всем этом думаете? — спросил я.

— Что вы имеете в виду?

— Анонимные письма, убийство…

— Нашу местную волну преступности? А вы что думаете?

— Я первый спросил, — возразил я с милой улыбкой. Мистер Пай спокойно ответил:

— Как вы знаете, я изучаю разные отклонения от нормы. Меня это занимает. Люди, на которых это совсем непохоже, делают иногда фантастичнейшие вещи. В данном случае я посоветовал бы полиции: изучайте характеры. Перестаньте сравнивать почерки и изучать под микроскопом отпечатки пальцев. Вместо этого следите, что человек делает со своими руками, какие у него мелкие привычки, как он ведет себя за едой, не случается ли ему рассмеяться без всякой причины.

Я поднял брови.

— Безумец?

— Псих, настоящий псих, — сказал Пай и добавил:

— Но вы бы этого никогда не сказали.

— Кто?

Его глаза встретились с моими. Он улыбался.

— Нет, нет, Бертон, это была бы диффамация. Нельзя ко всей этой, неразберихе добавлять еще и диффамацию.

Мелкими, семенящими шажками он зашагал по улице.

Когда я стоял и глядел вслед мистеру Паю, двери церкви открылись и оттуда вышел преподобный Калеб Дейн Калтроп. Он рассеянно улыбнулся мне:

— Доброе.., доброе утро, мистер.., э…

Я помог ему:

— Бертон.

— Конечно, конечно. Не думайте, что я вас не узнал — просто имя на минутку выскользнуло из памяти. Чудесный сегодня день.

— Да, — ответил я коротко.

Он посмотрел на меня.

— Но что-то.., что-то случилось. Ах да, это бедное, несчастное дитя, служившее у Симмингтонов. Честно говоря, просто не хочется верить, что в нашей среде есть убийца, мистер.., э-э… Бертон.

— Звучит, действительно, просто фантастически, — сказал я.

Он наклонился ко мне.

— Я узнал, что люди здесь получают анонимные письма. Вы слыхали об этом? К тому же я услышал и о других неприятностях.

— Слыхал.

— Трусость и подлость, — он помолчал, а затем разразился потоком латинских стихов. — Эта цитата из Горация довольно точно подходит сюда, не так ли?

— Исключительно, — ответил я.

Кое-что я узнал, а никого, с кем стоило бы еще поболтать, видно не было, так что я пошел домой. По дороге я заскочил купить табаку и бутылочку шерри, а заодно и узнать, что судит об убийстве «глас народа».

— Какой-нибудь бродяга, — таково было общее мнение. — Знаем мы таких — подойдет к дверям, хнычет и просит милостыню, а как увидит, что девчонка одна в доме, сразу разговор другой. Моя сестра Дора один раз чуть не до смерти перепугалась: пришел какой-то пьяный, продавал книжечки с картинками…

История закончилась тем, как храбрая Дора захлопнула дверь прямо перед носом у этого типа, а сама забаррикадировалась в укрытии, которым оказался — как я догадался по деликатным намекам — туалет. «И там она и сидела, пока не вернулась домой хозяйка».

Вернулся я в «Розмарин» за пару минут до обеда. Джоан неподвижно стояла у окна в гостиной и выглядела так, словно ее мысли были бог весть за сколько миль отсюда.

— Что ты тут делаешь? — спросил я.

— Сама не знаю. Ничего особенного.

Я вышел на веранду. К железному столику были придвинуты два кресла, а на нем стояли два стакана с остатками шерри. На стуле чуть в стороне лежало нечто, на что я загляделся с немым ужасом.

— Господи помилуй, что это?

— Ну, — ответила Джоан, — насколько я понимаю, фотография больного, страдающего маниакально-депрессивным психозом или чем-то в этом роде. Доктор Гриффит считал, что это меня может заинтересовать.

Я с еще большим любопытством посмотрел на снимок. У каждого мужчины свой метод ухаживать за женщинами. Меня лично метод демонстрации меланхоликов, маньяков или параноиков как-то не привлекает.

— Выглядит довольно безотрадно, — заметил я, и Джоан от всей души согласилась со мной. — А как Гриффит?

— Усталый и какой-то ужасно несчастный. Что-то его мучит.

— Меланхолия, которую тебе не удается вылечить?

— Оставь свои шуточки! По-моему, это действительно что-то важное.

— По-моему, так он из-за тебя и мучится. Оставь его в покое, Джоан!

— Да замолчи ты! Не могу, вот и все.

— Вы, женщины, всегда так говорите.

Разозленная Джоан убежала.

Больной с маниакально-депрессивным психозом начал коробиться на солнце и, взяв за уголок, я отнес его в гостиную. Не то чтобы он доставлял мне удовольствие, но я предполагал, что это какой-то экземпляр из коллекции Гриффита.

Наклонившись, я вытащил с нижней полки тяжеленный том, чтобы вложить в него фотографию и выпрямить ее. Это был толстенный сборник каких-то проповедей.

Книга неожиданно легко раскрылась на каком-то месте. В следующее мгновение я понял — почему. Из середины было аккуратно вырезано несколько десятков страниц.

Я стоял с вытаращенными глазами. Потом взглянул на титульный лист. Книга вышла в 1840 году.

Сомневаться не приходилось. Передо мной была книга, из отдельных букв и слов которой были составлены анонимные письма. Кто же вырезал эти страницы?

Ладно, будем рассуждать по порядку: это могла быть Эмили Бартон. Такая мысль каждому пришла бы в голову в первую очередь. Или это могла быть Партридж.

Были тут, однако, и другие возможности. Эти страницы мог вырезать каждый, кто несколько минут оставался в комнате один — скажем, кто-нибудь из гостей, сидевших здесь и ожидавших мисс Эмили. Даже, в конце концов, кто-нибудь, пришедший по делу. Хотя нет, это мало правдоподобно. Я заметил, что, когда однажды ко мне пришел с поручением служащий из банка, Партридж провела его в кабинет. Так, видимо, было принято в этом доме.

А гости? Кто-нибудь из «хорошего общества»? Мистер Пай? Эме Гриффит? Миссис Калтроп?

Прозвенел гонг, и я пошел обедать. После обеда я показал свою находку Джоан, мы обсудили ее со всех возможных точек зрения, и я отнес книгу в полицию.

Встретили они находку с неописуемой радостью, восторженно похлопывая меня по спине за то, что в конце концов было не больше, чем чистой случайностью.

Грейвса не было, но Нэш вызвал его по телефону.

С книги решили снять отпечатки пальцев, хотя Нэш отнесся к этому довольно скептически. Ничего интересного, действительно, не обнаружили. Отпечатки были только мо, и и Партридж, а это, пожалуй, доказывало лишь, что пыль Партридж вытирает аккуратно.

Грейвс вскоре ушел, и мы с Нэшем остались одни. Я спросил, насколько им удалось продвинуться.

— Круг подозреваемых сужается, мистер Бертон. Многих мы уже исключили.

— Ясно, — сказал я, — а кто остается?

— Мисс Джинч. Вчера после обеда она была у одного клиента, с которым договорились встретиться у него дома. А дом этот недалеко от той улицы, где живут Симмингтоны. Она вполне могла проходить мимо них по дороге туда или обратно.., а в тот день, когда покончила с собой миссис Симмингтон, мисс Джинч последний раз работала еще в конторе ее мужа. Мистер Симмингтон предполагал сначала, что она не выходила в тот день из конторы. У него тогда долго сидел Генри Лашингтон, и ему несколько раз приходилось вызывать мисс Джинч к себе. Я однако выяснил, что между тремя и четырьмя она уходила из конторы, чтобы купить на почте марки, которые у них как раз кончились. Можно было послать рассыльного, но мисс Джинч сказала, что у нее болит голова и ей хочется пройтись по свежему воздуху. Отсутствовала она недолго.

— Но достаточно, чтобы попасть под подозрение?

— Да, достаточно долго, чтобы сделать крюк, бросить письмо в ящик и побежать дальше. Не могу, впрочем, найти никого, кто видел бы ее вблизи дома Симмингтона.

— А на нее обратили бы внимание?

— Может быть, да, а может, и нет.

— А кто у вас еще под подозрением? Нэш засмотрелся куда-то в пустоту.

— Вы понимаете, что мы не можем исключить никого — абсолютно никого?

— Разумеется, — сказал я, — с этим я вполне согласен.

Он тяжело проговорил:

— Мисс Гриффит ходила вчера в Брентон на встречу со скаутками. И вернулась довольно поздно.

— Не думаете же вы…

— Нет, не думаю. Но я не знаю. Мисс Гриффит кажется женщиной, кипящей физическим и душевным здоровьем, но, повторяю еще раз, я не знаю.

— А на прошлой неделе? Могла она бросить то письмо в ящик?

— Не исключено. В тот день после обеда она ходила по магазинам, — он помолчал. — То же относится к мисс Эмили Бартон. Вчера вскоре после полудня она вышла за покупками, а неделю назад была в гостях у друзей, живущих на соседней с Симмингтонами улице.

Я недоверчиво помотал головой. Находка в «Розмарине» книги с вырезанными страницами привлекала, разумеется, внимание к владелице виллы, но когда вспомнишь, как мисс Эмили вернулась вчера домой вся сияющая, счастливая и взволнованная…

Черт — взволнованная… Да, взволнованная: щеки у нее порозовели, глаза сияли.., но не потому же.., не потому…

— Неважная у вас профессия, — сказал я сдавленным голосом. — Вы так видите и представляете себе.., всех…

Нэш кивнул.

— Да, невелика радость видеть в своих ближних потенциальных безумцев и преступников, — на мгновенье он умолк, а потом продолжал:

— Есть еще мистер Пай…

— Вы тоже обратили на него внимание?

Нэш усмехнулся.

— Еще как. Очень своеобразный характер.., и не сказал бы, что он мне нравится. Алиби нет: в обоих случаях он был дома в саду — один.

— Значит, вы подозреваете не только женщин?

— Мне лично не верится, что эти письма писал мужчина.., собственно, я уверен в этом, как и Грейвс.., исключая, разумеется, Пая, у которого ненормально женственные черты характера. Но, что касается вчерашнего дня, мы проверяем каждого. Вы же понимаете, речь идет об убийстве. С вами все в порядке, — ухмыльнулся он, — так же, как и с вашей сестрой. Мистер Симмингтон тоже не выходил из своей конторы после того, как пришел туда, а доктор Гриффит был у больного на другом конце города — это я проверил, — он помолчал, снова усмехнулся и сказал:

— Как видите, мы и в самом деле стараемся.

Я, помедлив, спросил:

— Значит, круг сузился до трех человек? Мистер Пай, мисс Гриффит и наша мисс Эмили?

— Да нет, есть еще пара человек в запасе — между прочим и миссис Калтроп.

— Неужели вам и она пришла в голову?

— Мы приняли во внимание каждого. Миссис Калтроп чересчур явно чудаковата, если вы понимаете, что я хочу сказать, но исключить мы не можем и ее. Вчера после полудня она была в лесу, слушала птиц — вот только птицы не могут подтвердить это.

Он быстро обернулся, потому что в комнату вошел Оуэн Гриффит.

— Добрый день, инспектор. Я слышал, что вы меня искали. Что-нибудь срочное?

— Предварительное слушание дела будет в пятницу, если это устраивает вас, доктор.

— Ладно. Сегодня вечером проведем вместе с Морсби вскрытие.

— И еще одно, доктор. Миссис Симмингтон принимала какие-то порошки, которые вы ей приписали…

Нэш замолчал.

— Да, ну и что?

— Если бы она приняла слишком большую дозу, это могло быть смертельным?

— Ни в коем случае, — сухо ответил Гриффит, — разве что приняла бы штук двадцать пять сразу.

— Однако вы когда-то предупреждали ее, чтобы она не смела превышать установленную дозу. По крайней мере, так мне сказала мисс Холланд.

— Говорил, это правда. Миссис Симмингтон принадлежала к пациенткам, любящим злоупотреблять лекарствами — думают, что, если примут двойную дозу, так им вдвое больше и поможет. А врач этого не должен допускать — даже лишняя таблетка аспирина вредит сердцу. Впрочем, нет ведь никаких сомнений в том, что вызвало смерть, — это был цианистый калий.

— Я знаю — но вы не поняли меня, доктор. Я думал о том, что, приди мне в голову совершить самоубийство, я выбрал бы большую дозу снотворного, а не, скажем, мышьяк.

— Само собою. Хотя, с другой стороны, мышьяк драматичнее и действует гарантированно. Если взять, например, барбитураты, то, взявшись за дело вовремя, самоубийцу можно спасти.

— Понятно. Спасибо, доктор.

Гриффит ушел, и я тоже распрощался с Нэшем и зашагал домой. Джоан дома не было — никаких ее следов, только в блокноте у телефона было нацарапано загадочное послание, адресованное то ли мне, то ли мисс Партридж:

«Больше не могу ждать. Если позвонит доктор Гриффит, скажите ему, что у меня будет время в среду или четверг».

Я удивленно поднял брови и отправился в гостиную. Выбрав самое удобное из кресел (уж очень удобным не назовешь ни одно из них: все с закругленными спинками и помнят еще времена старой миссис Бартон), я устроился поуютнее и попытался снова продумать все с самого начала.

С внезапной досадой я вспомнил, что приход Оуэна прервал мой разговор с инспектором и что Нэш упомянул как раз перед этим еще о паре людей, как о подозреваемых.

Хотел бы я знать, кого он имел в виду.

Одним из этих людей могла быть мисс Партридж. Книга с вырванными страницами была, как — никак, найдена здесь в доме. А Агнес, которой и в голову бы не пришло ее заподозрить, могла быть убита как раз своей доброй советчицей. Нет, Партридж из круга подозреваемых исключать нельзя.

Но кто второй?

Может быть, кто-то, с кем я незнаком? Миссис Клит, которую все здесь терпеть не могут и подозревают в занятиях черной магией?

Я закрыл глаза и представил в своем воображении поочередно каждого из четырех так непохожих друг на друга людей. Может быть, это застенчивая, хрупкая, крохотная Эмили Бартон? Что говорит против нее? Невеселая жизнь, проведенная с раннего детства в послушании и самоотречении? Избыток жертв, которую от нее требовали? Ее панический страх перед разговорами обо всем, что «некрасиво и неприлично»? Может, это признак того, что в душе она выбирает именно такие темы? Кажется, я становлюсь заправским фрейдистом. Я вспомнил, как один врач рассказывал мне, что можно услышать от сентиментальных старых дев, когда они начинают приходить в себя после наркоза:

— Ты бы только услышал! Никогда бы не подумал, что они вообще могут знать такие слова!

Эме Гриффит?

Она определенно не из людей с комплексами и «внутренними запретами». Веселая, бодрая, немного мужеподобная. Живет интенсивной, полной жизнью. И все-таки миссис Калтроп сказала о ней: «Бедняжка!»

Было тут еще что-то.., какое-то воспоминание. А, вот оно. Оуэн Гриффит сказал когда-то что-то вроде: там, на севере, где у меня была раньше практика, тоже ходили анонимные письма.

Может, и тогда это было делом рук Эме Гриффит? Да нет, это случайность. Случайность, что анонимки дважды появлялись там, где она жила.

Стоп — ведь автора этих писем тогда нашли. Это была какая-то школьница. Гриффит же говорил об этом.

Мне внезапно стало холодно — наверное, сквозняк из окна. Я завертелся в неудобном кресле. Почему это вдруг мне стало так не по себе?

Будем рассуждать дальше… Эме Гриффит? Что, если это была Эме, а не та школьница? Что, если Эме тогда еще начала свои штучки? И Оуэн Гриффит потому и выглядел таким несчастным и измученным. Он что-то подозревал. Да, подозревал…

Мистер Пай? Тоже не слишком милый человек. Я вполне мог себе представить, как он со своей усмешечкой проводит все эти рейды…

А эта записка в блокноте у телефона — почему я все время о ней думаю? Гриффит и Джоан — он влюбился в нее, но записка не выходит у меня из головы не поэтому. Тут что-то другое…

Кресло словно бы начало покачиваться, глаза слипались. Я, как идиот, повторял:

— Нет дыма без огня… Нет дыма без огня… Вот оно.., все связано друг с другом…

А потом я шел по улице с Миген. Мимо нас прошла Элси Холланд. На ней было белое подвенечное платье с фатою, и люди шептались: «Наконец-то она выходит за доктора Гриффита. Они ведь уже много лет были обручены…»

Потом все мы очутились в церкви, где каноник Калтроп служил католическую мессу.

Посреди обряда вдруг откуда-то появилась миссис Калтроп и энергично выкрикнула: «Этому надо положить конец, говорю вам. Этому надо положить конец!»

Несколько мгновений я не мог понять — сплю я или бодрствую. Потом в голове прояснилось и я понял, что сижу в кресле на вилле «Розмарин», а миссис Калтроп, вошедшая через французское окно, стоит передо мной и быстро, нервно повторяет:

— Говорю вам, этому надо положить конец!

Я вскочил.

— Прошу прощения. Боюсь, что я вздремнул. О чем вы говорите?

Миссис Калтроп с силой ударила кулачком по ладони другой руки.

— Этому надо положить конец! Анонимки! Убийство! Нельзя продолжать спокойно жить дальше, когда ни в чем неповинных детей вроде Агнес Уодл убивают!

— Согласен, — сказал я. — Но как мы можем этому помешать? Что вы предлагаете?

— Надо что-то сделать! — крикнула миссис Калтроп. Я улыбнулся, может быть чуть — чуть свысока:

— А что, по-вашему, мы должны сделать?

— Выяснить как-то все это! Недавно я говорила вам, что наш городок неспособен на преступление. Я ошибалась. Способен!

Я почувствовал досаду.

— Разумеется, — сказал я не то чтобы с преувеличенной вежливостью. — Но что вы хотите сделать?

— Само собою, покончить с этим.

— Полиция делает все, что может.

— Наверное, не все, если вчера смогли убить Агнес!

— Вы можете предложить что-то лучше?

— Я-то не могу. Понятия не имею, потому и хочу пригласить знатока.

Я покачал головой.

— Ничего не выйдет. Скотланд Ярд возьмет дело, только если его попросит об этом начальник полиции графства. И они послали нам уже Грейвса.

— Я имела в виду знатока иного сорта. Не эксперта, который разбирается в анонимных письмах и убийствах. Я имею в виду человека, разбирающегося в людях. Что вы на это скажете? Нам нужен кто-то, знающий все о человеческой злобе.

Выглядело все это исключительно странно, но какая-то крупица правды тут была.

Прежде чем я успел что — либо ответить, миссис Калтроп, кивнув мне, конфиденциально прошептала:

— Я как раз иду уладить это, — и вышла.

Следующая неделя, как мне кажется, была самой странной в моей жизни. У меня было ощущение, что все это какой-то кошмарный сон без следов реальности.

На предварительном слушании дела о смерти Агнес Уодл был весь Лимсток. Никаких новых фактов не выяснилось и единственно возможное решение гласило: «Убита неизвестным преступником или преступниками».

Потом маленькая, бедная Агнес Уодл, на мгновенье очутившаяся в центре всеобщего внимания, была похоронена на спокойном старом кладбище, и жизнь в Лимстоке потекла по-прежнему.

Хотя нет, это не правда. Не по-прежнему…

Во всех, пожалуй, глазах появился отчасти испуганный, отчасти жадный до сенсаций блеск. Сосед искоса наблюдал за соседом. В суде ясно доказано было по крайней мере одно: практически невозможно, чтобы Агнес Уодл была убита кем-то чужим. Во всей окрестности не было замечено никаких бродяг или незнакомцев. Следовательно, где-то в Лимстоке жил человек, прогуливавшийся по Хай — стрит, делавший покупки, спокойно проводивший день — и имевший на совести беззащитную девушку, которой он разбил голову, а потом вонзил до самого мозга острие вертела.

И никто не подозревал, кто же это.

Как я уже сказал, дни проходили каким-то кошмарным сном. Каждого, с кем я встречался, я видел теперь в совершенно новом свете: а что, если это убийца? Ощущение, надо сказать, не из приятных!

Вечер за вечером мы с Джоан сидели за опущенными шторами, спорили, строили догадки, перебирали по очереди самые разнообразные возможности, чувствуя в душе, что все это лишь бесцельное фантазирование.

Джоан твердо держалась своей теории с мистером Паем в главной роли, а я после некоторых колебаний вернулся к тому, с чего начал: наиболее подозрительной мне казалась мисс Джинч. Но мы снова перебирали имена:

Мистер Пай?

Мисс Джинч?

Эме Гриффит?

Миссис Калтроп?

Эмили Бартон?

Партридж?

И все это время мы, полные опасений, нервно ожидали, что что-то произойдет.

Ничего, однако, не происходило. Насколько нам было известно, анонимных писем никто больше не получал. Инспектор Нэш регулярно появлялся на улицах городка, но что он там делает и какие шаги предпринимает полиция, я понятия не имел. Грейвс снова уехал.

К нам на чай приходила мисс Бартон, а на обед Миген. Оуэн Гриффит посещал своих пациентов. Мы сами были в гостях у мистера Пая и пили у него шерри. И еще приглашены на чай к священнику.

Я был рад, что боевое настроение, которое проявила миссис Калтроп при нашей последней встрече, у нее уже прошло. Похоже, что она успела совершенно забыть обо всем. Сейчас она как будто сосредоточила все внимание на борьбе с боярышницами, уничтожавшими у нее цветы и капусту.

Вечер в доме у священника принадлежал к самым спокойным часам, которые у меня были за последнее время. Дом — любопытная, старинная постройка, и гостиная в нем большая и уютная, с выцветшими розовыми обоями. У Калтропов была как раз гостья — милая пожилая дама, непрерывно вязавшая что-то из белой ангорской шерсти. К чаю подали теплые, ароматные лепешки, спустился к нам и сам каноник. Он улыбался нам, как солнышко, разговор шел мирный и культурный — было действительно приятно. Не хочу этим сказать, что мы не говорили об убийстве — скорее как раз наоборот.

Мисс Марпл, гостья Калтропов, естественно, была живо заинтересована нашими событиями. Она лишь проговорил извиняющимся тоном:

— Знаете ли в деревне так мало тем для разговоров.

Ей казалось, что убитая Агнес была, как две капли воды, похожа на ее собственную служанку Эдит. — Такая милая девочка и очень старательная, только иногда немного нерасторопная: никак не может понять, что от нее хотят.

Был у мисс Марпл и двоюродный брат, а у его племянницы золовка, тоже получившая когда-то анонимное письмо, так что и эта проблема оказалась для симпатичной старушки исключительно занимательной.

— Но скажите мне, золото мое, — обратилась она к миссис Калтроп, — что обо всем этом говорят люди здесь в Лимстоке? Что они думают?

— В основном подозревают миссис Клит, — сказала Джоан.

— О нет, — возразила миссис Калтроп, — уже нет. Мисс Марпл спросила, кто эта миссис Клит.

— Местная колдунья, — ответила Джоан. Каноник пробормотал какую-то длинную латинскую цитата — что-то о дьявольском происхождении волшебства и чар — которую все мы выслушали молча и с почтением, хотя почти ничего не поняли.

— Это дурочка, — сказала миссис Калтроп, — которой хочется быть на виду. Ходит в полнолуние, собирает всякие травы и старается, чтобы об этом знал весь Лимсток.

— А глупые гусыни бегают к ней за советами, так ведь? — заметила мисс Марпл.

Я понял, что каноник собирается угостить нас новой латинской цитатой, и поскорее спросил:

— А почему это ее не стали подозревать в убийстве? Все ведь думали, что анонимки — ее работа!

Мисс Марпл ответила мгновенно:

— Но ведь, как мне говорили, эта девушка была убита вертелом! Отвратительно! Но это, конечно, ставит миссис Клит вне всяких подозрений. Ведь она, если бы захотела, могла заколдовать Агнес и та, захирев, умерла бы естественной смертью!

— Удивительно, до чего живучи старинные суеверия, — проговорил священник. — Еще во времена раннего христианства различные местные поверья мудро включались в рамки учения церкви, а их наиболее дикие формы постепенно искоренялись.

— Нам приходится иметь дело не с поверьями, а с фактами, — сказала миссис Калтроп.

— И очень неприятными фактами, — добавил я.

— Хорошо сказано, мистер Бертон, — обернулась ко мне мисс Марпл. — Простите, если я, быть может, вмешиваюсь не в свое дело. Вы здесь человек чужой и в то же время хорошо знающий жизнь. Мне кажется, что именно вы должны найти решение этой загадки.

Я засмеялся.

— На самое лучшее решение я напал во сне. Там все сходилось как нельзя лучше. Беда только, что когда я проснулся, от него осталась сплошная чушь.

— Занимательно! Расскажите же, что вам снилось!

— Ну, началось все с дурацкой фразы: «Нет дыма без огня!» Люди здесь повторяют ее до омерзения. Потом она связалась у меня с военным термином. Дымовая завеса, клочок бумаги, записка в блокноте у телефона — нет, это уже был новый сон.

— А что он из себя представлял?

Я подумал, что судя по любопытству в ее голосе, старушка должна быть тайной, но страстной поклонницей Египетского сонника, в который так часто заглядывала моя старая нянюшка.

— Снилось, что Элси Холланд — знаете, гувернантка мальчиков Симмингтона — выходит замуж за доктора Гриффита, каноник служил при этом католическую мессу («Попался, дорогой!» — прошептала миссис Калтроп мужу), а потом появилась миссис Калтроп, запретила дальнейшие обряды и потребовала, чтобы всему этому был положен конец. Часть этого сна, — добавил я с улыбкой, — оказалась правдой. Я проснулся и увидел, что вы стоите возле меня и действительно говорите об этом.

— И это была святая правда, — заявила миссис Калтроп, но на сей раз, что я с удовлетворением констатировала, мирно, как овечка.

— А что это была за записка у телефона? — спросила, хмуря брови, мисс Марпл.

— Простите, тут я напутал. Это не было во сне, а как раз перед ним. Я проходил через холл и заметил записку, которую Джоан оставила на случай, если ей будут звонить.

Мисс Марпл наклонилась вперед, на щеках ее выступили розовые пятна.

— Вы меня будете считать очень назойливой и очень невоспитанной, если я спрошу, что это была за записка? — она взглянула на Джоан. — От всей души прошу у вас прощения, дитя мое.

Джоан все это необычайно забавляло.

— Ну что вы, не стоит, — успокоила она старушку, — Я, правда, сама уже не припомню ни единого слова, но Джерри это, может быть, удастся. По-моему, ничего особенного там не было.

Я с важным лицом постарался, как мог, дословно повторить текст записки и был необычайно удивлен вниманием, с которым меня слушала мисс Марпл.

Я думал, что такая будничная записка разочарует ее, но, подозревая, быть может, в ней завязку сентиментального любовного романа, она кивала головой, улыбалась и явно была довольна.

— Понимаю, — сказала она. — Что-то подобное там и должно было быть.

Пару мгновений она задумчиво смотрела на меня, а потом произнесла нечто совершенно неожиданное:

— Я вижу, что вы очень умный молодой человек — только недостаточно верите в себя. А следовало бы!

Джоан фыркнула.

— Ради бога, никогда больше не говорите ему этого! Он и так слишком высокого мнения о себе!

— Успокойся, Джоан, — сказал я укоризненно. — Одна только мисс Марпл меня и понимает!

Старушка вновь взяла в руки свое вязанье.

— Видите ли, — сказала она задумчиво, — успешное убийство очень похоже на ловко проведенный фокус!

— Ловкость рук обманывает взгляд?

— Не только это. Нужно привлечь внимание зрителей к какой-то другой вещи и другому месту — пустить их по ложному следу.

— Понимаю, — заметил я, — быть может и в нашем случае все мы ищем безумца, а это как раз и есть ложный след.

— Я бы лично, — сказала мисс Марпл, — поискала кого-то совершенно нормального.

— Да, — задумался я, — нечто подобное говорил и Нэш. Припоминаю, что он даже уточнил, что этот человек должен принадлежать к хорошему обществу.

— Разумеется, — согласилась мисс Марпл. — Это очень и очень верно.

— Глядите-ка, наконец-то все мы начали в чем-то соглашаться.

— Нэш считает, — обратился я к миссис Калтроп, — что анонимные письма будут продолжать приходить. А вы как думаете?

— Возможно, — ответила она, подумав. — Думаю, что да.

— Если полиция считает, что письма должны приходить, — значит, придут, — сказала мисс Марпл.

Я чуть резковато спросил у миссис Калтроп:

— Вам по-прежнему жаль человека, который их пишет?

Она покраснела.

— А почему бы и нет?

— Я с тобой не согласна, золотая моя, — сказала мисс Марпл. — В данном случае нет.

Я чуть не взорвался:

— Эти письма довели женщину до самоубийства и причинили массу горя и страдания.

— Вы тоже получили такую анонимку, мисс Бертон? — спросила старушка у Джоан.

Джоан засмеялась:

— О да! И были в ней худшие вещи, какие только можно придумать!

— Похоже, что автор особо взял на прицел молодых и красивых людей, — сказала мисс Марпл.

— Вот почему мне и странно, что Элси Холланд не получила ни одной анонимки, — заметил я.

— Погодите, — спросила мисс Марпл, — эта Элси Холланд, о которой вы говорите, мистер Бертон, — это не гувернантка Симмингтонов?

— Да.

— Может, все-таки получила, только не хочет признаться, — сказала Джоан.

— Нет, — стоял я на своем, — я ей верю. И Нэш тоже.

— Ну-ну, — сказала мисс Марпл, — становится горячо. Это любопытная вещь, которую я пока что услышала.

По дороге домой Джоан заметила мне, что не стоило повторять догадку Нэша о том, что анонимки будут продолжать приходить и дальше.

— Почему бы это?

— А вдруг это как раз и есть миссис Калтроп?

— Ну, ты же и сама в это не веришь!

— Не знаю, не знаю. Странная женщина.

Мы снова начали перебирать одну возможность за другой.

Через два дня вечером я возвращался на машине из Эксхемптона. Я там поужинал и только после этого отправился в путь, так что, прежде чем доехал до Лимстока, совсем стемнело.

У машины было что-то не в порядке с фарами, я сбавил скорость, еще раз попытался включить их, а потом все-таки остановился и вылез из машины посмотреть, в чем дело. Провозившись несколько минут, я все же исправил повреждение.

На дороге было совершенно пусто. Желающих прогуливаться после наступления темноты сейчас в Лимстоке не было. Передо мною виднелись уже первые дома — и среди них уродливое здание Женского союза с высоким щипцом крыши. Оно вырисовывалось передо мною в слабом свете звезд, и что-то потянуло меня заглянуть туда. Не знаю даже, заметил ли я неясные очертания фигуры, проскользнувшей через ворота, — если да, то это было только неопределенное, подсознательное ощущение. Тем не менее я почувствовал непреодолимое любопытство и желание присмотреться к этому дому поближе.

Ворота были приоткрыты, и я вошел во двор. К дверям вела короткая дорожка и четыре ступеньки.

На мгновенье я остановился в растерянности. Что мне, собственно, нужно здесь? Я и сам не знал. Потом внезапно где-то совсем близко я услышал шорох. Словно бы зашелестело женское платье.

Я быстро завернул за угол, откуда донесся шорох.

Никого не было видно. Пройдя дальше, я свернул еще за один угол и оказался уже за домом. В каком-то метре передо мной было открытое окно.

Я подкрался к окну и прислушался. Ни единого звука, но я готов был дать голову на отсечение, что внутри кто-то есть.

Спина моя еще не позволяла проделывать акробатические номера, но взобраться на подоконник и спрыгнуть внутрь мне все же удалось. К несчастью — не совсем бесшумно.

Я стоял внутри дома у окна и прислушивался. Потом, нащупывая дорогу руками, двинулся вперед. Справа от меня послышался какой-то слабенький звук.

В кармане у меня был фонарик, и я включил его. В то же мгновенье негромкий строгий голос приказал мне: «Выключите!» Я послушался без колебаний, потому что в то же мгновение узнал инспектора Нэша.

Я почувствовал как он берет меня за руку и тащит к дверям в коридор. В коридоре не было окон, которые могли выдать наше присутствие кому-нибудь снаружи, так что он сам зажег фонарик и посмотрел на меня скорее огорченно, чем сердито.

— Вам бы все брать штурмом, мистер Бертон.

— Не сердитесь, — извинился я. — У меня почему-то было ощущение, что здесь что-то должно случиться.

— Может и случилось бы. Вы кого-нибудь видели?

Я заколебался.

— Твердо не могу сказать, — ответил я наконец. — У меня было неясное ощущение, что кто-то проскользнул через ворота, но сказать, что я кого-то действительно видел, не могу. А потом мне послышался шорох за домом.

Нэш кивнул.

— Правильно. Кто-то обходил дом за минуту до вас. Он — или она — мгновенье постоял за окном, а потом быстро отошел.., видимо, услышав вас.

Я снова извинился и спросил:

— А что привело сюда вас?

Нэш ответил:

— Делаю ставку на то, что автор анонимок не может уже перестать их писать. Он, конечно, знает, что это опасно, но ничего не может с собою поделать. Его тянет к этому, как другого к алкоголю или наркотикам.

Я согласился с ним.

— И понимаете, мистер Бертон, кто бы там ни писал эти письма, он постарается, чтобы они как можно меньше отличались от прежних. Страницы, вырезанные из старой книги, у него есть, так что текст составить он может. А вот с адресами на конвертах — дело хуже. Писать их на другой машинке или от руки было бы рискованно.

— Вы все-таки думаете, что он и теперь не откажется от своей игры? — спросил я недоверчиво.

— Думаю и готов на что угодно держать пари, что он заранее уверен в успехе. Самонадеянности у таких людей хоть отбавляй! Вот я и решил, что как-нибудь вечерком явится этот кто-то в Женский союз, чтобы напечатать адрес именно на этой машинке.

— Мисс Джинч, — сказал я.

— Возможно.

— Вы все еще не знаете?

— Не знаю.

— Но подозреваете?

— Да. Только этот кто-то — стреляный воробей, мистер Бертон. Знает все финты.

Я вполне мог себе представить, какую паутину растянул Нэш. У меня не было ни малейших сомнений, что каждое письмо, написанное подозреваемыми — будь оно послано по почте или брошено прямо в ящик — немедленно просматривается. Рано или поздно преступник сделает неосторожный шаг или споткнется.

Я в третий раз извинился за то, что помешал ему своим излишним рвением.

— Что ж, — с философским спокойствием ответил Нэш, — теперь уже ничего не поделаешь. На следующий раз повезет больше.

Он вышел наружу в ночь. У моей машины стоял какой-то расплывчатый силуэт. К удивлению, я узнал Миген.

— Хелло, — отозвалась она. — Мне так и казалось, что это ваша машина. Что вы тут делаете?

— Гораздо любопытней, что здесь делаете вы? — отпарировал я.

— Вышла на прогулку. Я люблю гулять ночью — никто не останавливает и не начинает болтать всякие глупости. Я люблю глядеть на звезды, и так хорошо пахнет кругом, и все в темноте такое таинственное!

— Предположим, — сказал я. — Но по ночам на прогулки выходят только коты и колдуньи. Будет вам дома нагоняй.

— Какой там нагоняй! Очень им надо, где я и что я делаю.

— А как вы себя чувствуете? — спросил я.

— Нормально.

— Мисс Холланд заботится о вас? Дом ведь сейчас ведет она?

— Элси прелесть. Старается, из кожи вон лезет — прямо как идиотка.

— Сказано не слишком вежливо, но, пожалуй, метко. Садитесь — я отвезу вас домой.

То, что отсутствие Миген никто не заметил, было не совсем верно. Когда мы подъехали к дому, Симмингтон стоял на ступеньках. Он пристально посмотрел на нас.

— Это ты, Миген?

— Да, — ответил я. — Приехала со мною.

— Нельзя уходить просто так, Миген, — резко проговорил Симмингтон, — никому не сказав ни слова. Мисс Холланд уже начала беспокоиться о тебе.

Миген что-то пробормотала и вошла в дом. Симмингтон вздохнул:

— Взрослая девушка без материнского присмотра — немалая ответственность! А для того, чтобы снова послать ее в какую-нибудь школу, она уже, пожалуй, великовата!

Он подозрительно посмотрел на меня.

— Вы пригласили ее с собой на прогулку?

Я решил, что лучше будет оставить его при этом убеждении.