Однокурсник

ЧЕТЫРЕ

ТЕСС

Мой телефон вибрирует в кармане, и я достаю его.

Папа: Сегодня в 7 вечера. Элиас и Дом будут там. НЕ СТАВЬ МЕНЯ В НЕЛОВКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

О, вау. Предупреждение и угроза не так уж и сильно воодушевляют меня в преддверии сегодняшнего вечера. Элиас — счастливчик, за которого я якобы выхожу замуж. Ха. Черт возьми, нет. Зачем мне вообще думать о свадьбе с другим парнем, если рядом со мной Тео?

То, как он защитил меня от обидчика Джареда? Это было так сексуально. Мне потребовалось все силы, чтобы не прижаться губами к губам Тео прямо там и тогда — на глазах у всех, не меньше.

Иметь кого-то рядом с собой, готового защитить меня и убедиться, что я в безопасности, — это так ново для меня. Я за независимость, но не могу отрицать, как приятно просто сидеть, расслабившись, и позволять ему быть сильным для меня. Для нас обоих. Я не могу этого объяснить, но это… освобождает.

Тео возвращается к нашему столику и приносит поднос с двумя чашками кофе — одной большой черной для него и фраппучино с соленой карамелью для меня. Он ставит поднос на стол и садится напротив. Его очки сползают на нос, и он поправляет их пальцем.

Почему это выглядит так чертовски сексуально? Я чувствую, как у меня все сжимается в груди, просто наблюдая за тем, как он делает самые обыденные вещи.

— Ты любишь печенье? — спрашивает он, приподнимая уголок рта.

— Да!

Он кладет на стол большое печенье с крупными кусочками темного и белого шоколада.

У меня перехватывает дыхание, и я откусываю кусочек. Я закрываю глаза и наслаждаюсь вкусом во рту, тихонько застонав.

О, Боже. Это рай.

Когда я открываю глаза, Тео держит свою чашку на полпути ко рту, его глаза пристально смотрят на меня и темнеют. Конечно же, я обращаюсь к своей вчерашней версии лисицы.

Зачерпнув немного взбитых сливок из своего фраппучино пальцами, я подношу их ко рту и медленно облизываю, не отрывая глаз от его лица.

Перемена в Тео происходит мгновенно.

Он опускает чашку, а его руки хватаются за край стола, костяшки пальцев белеют. Он резко выдыхает, даже не моргая.

— Тесс, прекрати.

Я расширяю глаза, изображая невинность.

— Хм? Что ты имеешь в виду?

— Перестань дразнить меня.

— Или что?

Я протягиваю руку и провожу ногтем по его напряженному предплечью.

Мышцы на его челюсти напрягаются, когда он крепко сжимает ее. Он наклоняется вперед, его голос хриплый, а взгляд — свирепый.

— Или я отведу тебя в уборную и оттрахаю за озорное выражение на лице.

Что-то непонятное застревает у меня в горле. Почему я так сильно этого хочу? Мои глаза неосознанно обшаривают территорию возле уборной, и я слышу, как Тео усмехается.

— Так, так, так. Ты и вправду подумываешь об этом, котенок?

Мое лицо пылает от его поддразнивания, потому что да, я подумываю об этом. Даже больше, чем просто задумываюсь. Я хочу этого. Хочу его. Лишь малая часть меня беспокоится о том, что мы на публике.

Уф. Кто этот человек, завладевший моим телом? Почему я так легко бросаю осторожность на ветер?

Я отправлюсь прямиком в тюрьму для озабоченных, и это меня ничуть не беспокоит.

Мой телефон снова жужжит.

Папа: Я воспринимаю твое отсутствие ответа как обещание, что хоть раз ты будешь вести себя как приличная молодая девушка.

Ничто так не омрачает мое настроение, как очередное сообщение от отца.

Я: Да, папа. Я приду.

Я поднимаю голову и вижу, что Тео смотрит на меня поверх ободка своей чашки, приподняв одну густую бровь.

У меня сводит желудок при мысли о том, что я приду на вечеринку и меня представят Элиасу так, будто мы раньше не встречались. А его отец, Дом? Он словно копия моего отца. Такая же целеустремленность, жестокость и безжалостность. Ни на одной планете и ни при каких обстоятельствах я не подумаю о том, что в моей жизни будет не один, а два диктатора.

— Это мой отец.

— Что он говорит?

— Хочет, чтобы я присутствовала на вечеринке сегодня вечером. В сообщении было напоминание о том, чтобы я не опозорила его перед друзьями.

Минуточку. У меня в голове рождается идея. Я могу придумать только одну вещь, которая сделает вечеринку терпимой.

— Пойдем со мной, Тео.

Он проводит рукой по своей пятичасовой щетине.

— Хорошо. Мне придется сходить к Виктору и одолжить смокинг, потому что это официальная вечеринка, верно?

— Черный галстук.

— Хорошо.

Тео постукивает пальцами по столу и смотрит в окно. Никогда раньше я не видела его неуверенным или сомневающимся, но сейчас он выглядит именно так. Мой стул заскрипел, когда я подошла ближе к столу и к нему.

Накрыв его руку своей, я спрашиваю:

— В чем дело?

— Может, мне постричься, котенок?

Я замираю и бросаю на него недоверчивый взгляд.

— Нет. Зачем тебе это делать?

В его глазах мелькает беспокойство. Его плечи сгорбились, а на губах играет вынужденная улыбка.

— Я не совсем похож на парня, которого можно привести домой к родителям.

Мои мысли разбегаются, сердце сжимается в груди. Я еще не знаю всей глубины того, что пришлось пережить Тео, но у меня есть довольно смутное представление о том, что на его стороне было очень мало людей, которые любили его и заботились о нем.

В моих глазах он идеален, и мне обидно, что он считает себя недостойным.

— Ты — парень, с которым я отправляюсь домой. Конец истории.

Мое отражение в зеркале начинает выглядеть странно, возможно, потому, что смотрю на себя уже целый час. Не знаю, почему я нервничаю. У нас с Тео уже была интимная близость. Он видел каждую частичку меня, и все же это заставляет волноваться… возможно, потому что это также похоже на свидание?

Уф. Я вся на нервах. Мои ладони вспотели, и я продолжаю ходить в туалет каждые пять минут, что не так уж и просто, поскольку платье довольно тесное в бедрах. Честно говоря, все платья и другая одежда тесноваты для моих бедер.

Кто-то стучит в дверь, и я знаю, что это он.

Вздохнув, я в последний раз взглянула в зеркало в полный рост, стоящее у двери.

Полуночно-синее платье-футляр облегает мои изгибы, а шелковая ткань свободно струится в районе бедер, но все равно слишком узкая в верхней части. Разрез достигает чуть выше колена и, в общем-то, довольно скромен. Вырез обнажает декольте, но я ловко обматываю кружево вокруг груди, превращая платье-футляр в платье без плеч.

Мои волосы слишком короткие, чтобы я могла их уложить. Не могу ничего с ними сделать и только добавляю несколько блестящих шпилек, чтобы они держались. Платье достаточно яркое, поэтому макияж делаю минимальным. Лишь немного теней, румян и помады.

Чтобы не выглядеть голой, я застегиваю на мочке уха золотые серьги-капли. Вот, готово.

Схватив с дивана свою голубую сумочку, я открываю дверь, и вид Тео в костюме заставляет меня сгорать от желания.

Его чистая белая рубашка на пуговицах с французскими манжетами заправлена в черные брюки. Пиджак перекинут через одну руку, а завершают образ черные кожаные туфли и черный шелковый галстук-бабочка.

Волосы Тео убраны в пучок, а его шрам выставлен напоказ.

Боже, неужели он мой?

— Ты прекрасна, котенок. Часть меня хочет показать тебя всему миру, но другая хочет оставить тебя при себе. Логично?

Внутри меня разливается тепло, заставляя замереть от счастья.

— Ты тоже выглядишь чертовски хорошо, Тео. Не возвращай костюм Виктору. Оставь его себе.

Он ухмыляется и проводит пальцем по моему подбородку. Он легонько целует меня в губы.

— Это будет долгая ночь, и большую ее часть я проведу, стараясь держать свои руки при себе.

Когда мы добираемся до его машины, он пристегивает мой ремень безопасности, а затем свой. Бросив быстрый взгляд на зеркала заднего вида и боковые зеркала, он выезжает с парковки.

— Ты никогда не спрашивала меня о моем шраме, котенок.

Его правая рука тянется к моей, и он переплетает наши пальцы.

— Я предполагала, ты расскажешь мне, когда будешь готов.

— Однажды вечером мой отец пришел домой намного пьянее, чем обычно. Состояние алкогольного опьянения — его стандартное состояние, так что это о чем-то говорит. Я молчал и не лез к нему, как научился. В тот вечер я забыл помыть тарелку, потому что только что одолжил у друга комиксы и не мог дождаться, когда смогу их прочитать. Когда папа увидел грязную посуду в раковине, то вышел из себя. Он ударил меня о стеклянный стол в гостиной.

Нет.

Мое зрение затуманивается, и приходится быстро моргать, чтобы остановить слезы, потому что, начав, я знаю, что не смогу остановиться. С моих губ срывается тихий дрожащий выдох, и я осторожно смахиваю одну слезинку, скатившуюся по щеке.

А я-то думала, что мне тяжело жить с отцом.

Я даже представить себе не могу, как юный Тео жил в ежедневном страхе и ходил словно по яичной скорлупе в собственном доме.

Слова отца ранят меня и оставляют глубокие раны, но как Тео чувствует себя, видя реальное напоминание о своей боли?

Он обращает на меня внимание и сжимает мою руку.

— Все в порядке, котенок. Я пережил это.

— Так вот почему ты молчишь и большую часть времени держишься в стороне?

Он кивает.

— Знаешь, в приемных семьях каждый ребенок сам за себя. Ты не показываешь слабостей и не раскрываешь своих чувств. Твои секреты должны оставаться только твоими. Нельзя лезть на рожон. Нужно быть невидимым. Так выживает большинство детей. Так выжил и я. Мне повезло с Тейтами. Не каждый попадает в приемную семью, которой не наплевать на ребенка.

— Я бы хотела быть такой же сильной, как ты.

Мы останавливаемся на красный свет, и Тео поворачивается ко мне лицом. Он берет мой подбородок между большим и указательным пальцами.

— Я достаточно силен для нас обоих и никогда не позволю никому причинить тебе боль, котенок.

Он впивается в мой рот обжигающим поцелуем, и мое тело тут же просыпается. У нас еще есть несколько секунд до того, как загорится зеленый свет, поэтому поцелуй торопливый и требовательный. Когда он пробует проникнуть в мой рот, я открываюсь ему навстречу, позволяя его языку столкнуться с моим.

Услышав гудок, мы отстраняемся друг от друга, и Тео продолжает вести машину. Он снова берет мою руку и проводит губами по костяшкам пальцев.

Да. Определенно, эта девушка влюблена в этого парня.

Тео останавливает машину и помогает мне выйти, а затем возвращается, чтобы найти место для парковки. Он не хочет, чтобы парковщик трогал его машину, поэтому я захожу в мраморный вестибюль одна. Даже отсюда до меня доносятся слабые звуки живой музыки и оживленные разговоры. Значит, вечеринка будет именно такой.

Я планирую дождаться Тео, чтобы вместе зайти внутрь, но кто-то хватает меня за руку и поворачивает к себе.

Я вырываю руку и массирую локоть, уже будучи уверенной, что он будет в синяках. Когда поднимаю взгляд, то не очень удивляюсь тому, что мой отец выглядит так, будто через секунду убьет меня.

Он смотрит на меня острым взглядом, держа руки на поясе. Мой отец — ходячая бомба замедленного действия. Его может взорвать что угодно. Может, они с отцом Тео вместе возьмут уроки управления гневом и обсудят, кто виноват — их дети или они.

Брови отца соединяются, и он задыхается, его дыхание неглубокое, как будто он пытается обуздать свою ярость.

Что я натворила на этот раз?

— Привет, папа.

— Ты опоздала! Хочешь устроить представление? Я тебе уже не раз говорил, чтобы ты меня не позорила. И какого хрена ты надела? — он тычет в меня обвиняющим пальцем. Его голос тихий, но любому, кто смотрит, ясно, что он меня за что-то отчитывает.

Раньше я мечтала, чтобы земля поглотила меня целиком. К сожалению, он делал это уже столько раз, что мне хочется поскорее покончить с этим.

Я не могу удержаться от того, чтобы не вздрогнуть, когда он делает шаг вперед. Он никогда не бил меня раньше, но все когда-то бывает в первый раз. Поэтому мысленно сдерживаю себя, даже если знаю, что он не устроит сцену в общественном месте, где могут увидеть его друзья и коллеги.

— Она не опоздала. Сейчас шесть сорок пять.

Голос Тео глубокий и холодный. Даже по одному его тону можно понять — мой отец не сможет так просто помыкать им. В отличие от меня.

Облегчение обрушивается на меня волной, и узел в животе начинает развязываться. Он здесь. Тео здесь. Я в безопасности. Он ни за что не позволит отцу сделать со мной что-то.

— Кто ты такой, мать твою? — шипит отец. Он так близко, что его слюна попадает мне на щеку. Я усилием воли заставляю себя не вытирать ее.

— Ее парень.

Смех, вырывающийся из уст моего отца, горький и резкий, его глаза сверкают от язвительности. Одной рукой он потирает челюсть и переводит взгляд с меня на Тео. От его лукавой улыбки меня бросает в дрожь, а в животе поселяется ужас.

Едва заметно покачав головой, он произносит:

— Если в тебе и есть что-то хорошее, Тесс, так это твое постоянство. Ты всегда разочаровывала. Всегда. Будь то в школе или на светских мероприятиях, ты никогда не оправдывала моих ожиданий, как бы низко я ни ставил планку.

Он переводит свой ледяной взгляд на Тео и насмехается надо мной.

— Твоя сестра вышла замуж за одного из самых влиятельных людей в стране. За того, кто может покупать ей бриллианты на завтрак и при этом не разориться. Но ты… — он показывает на Тео. — Ты с этим?

Он ослабляет галстук и бросает на Тео враждебный взгляд.

— Кто ты, парень? Бывший зэк? Откуда у тебя этот шрам? Из тюрьмы? Не удивлюсь, если твоя история судимостей будет такой же длинной, как моя рука.

Вот и все.

Я встаю между ними и вытягиваю руки.

— Прекрати, папа.

Его черты лица искажаются в гримасе, нос морщится.

— Убирайся отсюда, Тесс. Хватит меня сегодня смущать. Ты не будешь ходить и общаться с ним под рукой. Сообщи, когда бросишь его. Тогда и поговорим.

Опустив глаза в пол, я покачала головой.

— Нет.

— Нет?

Я не буду плакать. Не доставлю ему удовольствия видеть, как ломаюсь у него на глазах. Нет. Но мне надоело из кожи вон лезть, чтобы угодить ему и заставить гордиться мной. Я устала жить, постоянно ища его одобрения и признания.

С этим пора кончать.

На глаза навернулись слезы, но я смахнула их, проглотив огромный комок в горле. Моя рука находит руку Тео, и он сжимает ее, пропуская свои пальцы сквозь мои.

— Ты всегда искал причины ненавидеть меня. Мои волосы, мой макияж, мои друзья, моя одежда, мой курс, мои оценки. А теперь еще и мой парень.

Он смотрит на меня, презрительно кривя рот.

— Ну, ты же не можешь винить меня, правда? Если бы у тебя была хоть половина здравого смысла твоей сестры…

— Я не она! — мое самообладание рушится, и я повышаю голос впервые… за все время.

Его глаза изумленно смотрят на меня, быстро сканируя, нет ли за спиной знакомых. Он открывает рот, чтобы заговорить, но я прерываю его.

— Нет, папа. Ты уже достаточно мне сказал. Пришло мое время высказаться.

— Можешь, дочка. Но это не значит, что я должен это слушать, — в последний раз усмехнувшись, он поворачивается ко мне спиной.

— Ты ненавидишь меня, потому что я похожа на свою мать.

Это останавливает его, но он все равно отказывается оглянуться, его плечи напряжены.

— Ты сказал мне, что я ничего не стою и ничего не значу, когда мне было восемь лет. Восемь! Долгие годы я изо всех сил старалась угодить тебе, но ничего не получалось. Что бы я ни делала.

Я делаю еще один вдох и издаю ехидный смешок.

— Знаешь, что я осознала, папа? Проблема не во мне. И никогда не было. Дело в тебе. Это всегда был ты.

Я не жду, пока он что-то скажет. Поворачиваюсь на каблуках и кладу свою руку на руку Тео. Еще несколько шагов, и я слышу, как он прочищает горло.

— Он не сможет дать тебе ту жизнь, к которой ты привыкла. Ты ведь знаешь это, верно?

Я собираюсь ответить ему, но Тео кладет свою руку на мою и сжимает. Он смотрит на моего отца через плечо.

— У меня нет вашего богатства, сэр. Может, и никогда не будет. Но знаете, чем я лучше вас? Потому что я женюсь на ней и буду делать ее настолько чертовски счастливой каждый день ее жизни, что она даже не подумает оставить меня. Я не знаком с ней — вашей бывшей женой, матерью Тесс, — но не могу сказать, что виню ее за то, что она ушла.